Зиновьев Федор Алексеевич
Евсей Кулаков

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:

СЦЕНЫ И РАЗСКАЗЫ

Ф. ЗИНОВЬЕВА.

С.-ПЕТЕРБУРГЪ.
ВЪ ТИПОГРАФІИ ГОГЕНФЕЛЬДЕНА и Ко.
Вас. Остр. 3 л. No 44.
1865.

   

ЕВСѢЙ КУЛАКОВЪ.

(Изъ моихъ воспоминаній).

I.

   Какъ посмотришь назадъ, на пройденный путь жизни, невольно станетъ тяжело и грустно! Боже, Боже! сколько прожито, какъ далеко умчалось то, что, кажется, было еще такъ недавно! Гдѣ вы, радости? гдѣ вы, надежды юности, золотые сны? Гдѣ лица милыя, съ которыми рука объ руку шелъ нѣкоторую часть жизненнаго пути, которыхъ такъ любилъ? Здоровые, сильные, полные надеждъ и энергіи -- гдѣ вы? Живы-ли вы? идете-ли вы все къ своей цѣли? слышите-ли голосъ мой? или васъ взяла могила и заснули, исчезли ваши богатырскія силы безъ слѣда и безъ пользы, сраженныя раннею смертью? А нѣтъ -- можетъ быть еще хуже: пропадаютъ, надрываются эти силы въ борьбѣ съ нуждою, съ мелочами жизни, съ горькою судьбою! Развѣется жизнь прахомъ, разольется въ мелкія капли и пропали сильные дѣятели на пользу человѣчества. Многіе изъ васъ своротили съ прямой дороги, позабыли цѣль, къ которой стремились, перемѣнили взгляды и убѣжденія. Веселы-ль вы! каково вамъ живется на свѣтѣ? А время летитъ и летитъ? а жизнь льется и льется и уноситъ все -- и людей, и радости, и страданія, и враговъ, и милыхъ, и надежды, и упованія! Живешь день за днемъ и точно отстаешь отъ общаго движенія жизни, остаешься одинъ, мало-по-малу вся знакомая обстановка уносится, является новая. Другія и совершенно чужія лица, другія чувства! Откуда все это и гдѣ старое! Грустнымъ взглядомъ посмотришь вокругъ, съ грустью и тоскою заглянешь въ самаго себя! Откуда эти чувства, откуда это отчаяніе, вѣдь еще недавно сердце билось золотою надеждой! Откуда сомнѣнія, вмѣсто твердой увѣренности? Давно-ли вѣрилъ въ себя, въ свои силы, въ человѣка, въ общество, въ стремленіе къ лучшему, въ побѣду истины?-- а теперь -- теперь я ни во что не вѣрю! Темно будущее, пошло настоящее, такъ улыбнемся прошедшему....
   Разъ, послѣ обѣда, я лежалъ на диванѣ съ трубкою въ зубахъ и въ полудремотѣ пускалъ легкія облака дыму, гулявшаго надо мною какъ тучи въ осенній день. Я былъ въ томъ положеніи, когда грезы сливаются съ дѣйствительностью и дѣятельность готова перейти въ сонъ. Всѣ органы какъ-то пріятно разслабляются, спокойствіе проливается по всему тѣлу, кажется, ни за что-бы не пошевельнулся! Еще мгновеніе -- и глаза закроются, заснешь крѣпко, сладко.
   Въ это время дверь съ шумомъ растворилась и вошолъ высокій, красивый офицеръ въ форменномъ сюртукѣ съ бѣлыми гладкими пуговицами. Я медленно поднялся съ дивана и съ недоумѣніемъ разсматривалъ вошедшаго; тотъ бросилъ на стулъ свою фуражку и кинулся обнимать и цѣловать меня.
   Всматриваюсь, что за пропасть!-- Кулаковъ, мой старинный, школьный пріятель, другъ, котораго я такъ давно не видалъ.
   Долго мы обнимались и цѣловались, наконецъ усѣлись. Я пристально посмотрѣлъ въ лице Кулакову. Какъ онъ перемѣнился! видно, что пожилъ на свѣтѣ! Кулаковъ въ школѣ считался красавцемъ и въ него многіе изъ товарищей, отличавшихся поэтическою природою, были влюблены. Дѣйствительно, Евсѣй отличался хорошенькимъ личикомъ, женскою нѣжностью и какимъ-то кокетствомъ. Онъ былъ граціозенъ, милъ, беззаботенъ и веселъ. Лице его носило отпечатокъ плутовской шутливой улыбки. Теперь его было трудно узнать, такъ онъ перемѣнился. Женственность и нѣжность изчезли, бѣлизна и румянецъ лица изчезли, глаза впали, большіе усы давали его физіономіи суровое выраженіе, еще болѣе усиливавшееся нѣсколькими легкими морщинами на лбу. Онъ носилъ длинные волосы, но это плохо скрывало начинавшуюся лысину.
   -- Какъ живешь? спросилъ меня Кулаковъ.
   -- Такъ себѣ.
   -- Какъ всегда, мечтателемъ! Ну, а я такъ распорядился иначе, я женатъ, у меня ужъ и сынъ есть.
   -- Поздравляю тебя отъ всей души. Скажи, пожалуйста, гдѣ ты? что ты? что это на тебѣ за форма? Какъ ты попалъ сюда?
   -- Я, во-первыхъ, Евсѣй Кулаковъ, во-вторыхъ -- поручикъ, въ третьихъ, форма на мнѣ гарнизонная, въ четвертыхъ.... объ чемъ, бишь, ты меня спрашивалъ?
   -- Какъ и за что ты попалъ въ гарнизонъ?
   -- По собственной своей волѣ, произволу и хотѣнію.
   -- А сюда какъ ты попалъ?
   -- Пѣшкомъ, съ партіею рекрутъ.
   -- Гдѣ-жъ твоя жена? Да разскажи мнѣ свои мудреныя похожденія.
   -- Изволь! Но прежде всего на радости свиданія надобы было выпить, вѣдь мы не нѣмцы, слава Богу, чтобы сидѣть за грошевой сигаркой! Ахъ, кстати, какими я тебя сигарами попотчую, прелесть! Я досталъ случайно контрабанду. Ну, посылай-же скорѣе за шампанскимъ.
   Онъ подалъ мнѣ бумажку въ десять рублей серебромъ.
   -- За чѣмъ-же? сказалъ я, я и безъ тебя пошлю.
   -- Ну, ладно, прибавь своихъ пожалуй, да и вели взять на всѣ. Ты со мною не церемонься: это я ставлю триста рублей неожиданныхъ.
   -- Какъ неожиданныхъ?
   -- Пришли ко мнѣ въ карманъ триста цѣлковыхъ неждапо, негадано, вотъ и все!
   -- Чтожъ, ты ихъ на улицѣ нашелъ, или они тебѣ съ неба свалились?
   -- Ни то, ни другое! Я собралъ ихъ съ пробѣловъ моихъ, или лучше сказать съ пробѣловъ въ моей книгѣ.
   Онъ звонко и весело засмѣялся, какъ смѣялся давно въ школѣ. Смѣхъ этотъ перенесъ меня разомъ на нѣсколько лѣтъ назадъ, и точно-будто на время что-то отогрѣлось въ душѣ, шевельнулось въ сердцѣ -- тамъ, гдѣ давно уже смерть и сомнѣнье.
   -- Для тебя это все загадки! продолжалъ онъ, ну, постой, начну свою исповѣдь, такъ поймешь все.
   Принесли шампанскаго. Кулаковъ безъ дальнихъ церемо: ній отбилъ горлышко и налилъ стаканы. Мы выпили другъ за друга, за его жену и сына, за прошедшую дружбу, за настоящее свиданіе и за будущее счастіе.
   Кулаковъ закурилъ сигару и началъ разсказъ:
   

II.

   Меня произвели въ офицеры въ армію, въ какой-то чуть не кислосладкій пѣхотный полкъ, который въ то время былъ на маршѣ. Я весело догонялъ его, на сердцѣ было легко, въ головѣ постоянно шумѣло, въ карманѣ деньги, мать прислала на обмундировку, копила кажется старуха года три, собирая всѣ средства и отказывая себѣ во всемъ. Добрая была старушка, царство ей небесное! Прибавь къ этому обаяніе перваго офицерскаго чина и множество надеждъ впереди, и ты поймешь что это путешествіе было едва-ли не лучшими минутами въ моей жизни. Въ городахъ, которые мнѣ попадались на дорогѣ, я иногда засиживался довольно долго и преимущественно по слабости своего сердца къ хорошенькимъ женщинамъ. Если я случайно встрѣчалъ на улицѣ личико, нравившееся мнѣ, я, не долго думая, располагался въ городѣ и принимался волочиться. Иногда отъѣзжалъ съ носомъ, а иногда мои исканія увѣнчивались полнымъ успѣхомъ. Эхъ, славное было время!
   Понятно, что такія продѣлки стоили денегъ и дѣло кончилось тѣмъ, что, не догнавши полка верстъ полтораста, я сѣлъ безъ гроша денегъ какъ ракъ на мели. Однако-же я не унывалъ. Остановился въ гостинницѣ, заказалъ себѣ лучшій обѣдъ и отправился посмотрѣть городъ. Какъ на зло, встрѣчались мнѣ все хорошенькія, чортъ знаетъ, что за досада! Продалъ я кое-какія вещи, которыя были не такъ нужны, кутнулъ напослѣдокъ и поѣхалъ догонять полкъ.
   Полковаго командира я увидѣлъ въ первый разъ и имѣлъ честь ему представляться на почтовой станціи, гдѣ полковникъ изволилъ останавливаться на ночлегъ. Полковникъ меня принялъ, какъ слѣдуетъ начальнику подчиненнаго, гордо, важно. Наговорилъ мнѣ кучу наставленій и сентенцій о службѣ, распространился о нравственности, потомъ разспросилъ гдѣ я воспитывался, откуда родомъ, кто мои родители и прочее. Когда уже спрашивать больше было нечего, онъ отпустилъ меня и велѣлъ зайти къ полковому адъютанту. Полковой адъютантъ принялъ меня также гордо, съ покровительственнымъ тономъ и далъ нѣсколько наставленій въ формѣ совѣтовъ. Полковой адъютантъ былъ очень забавный господинъ. Представь себѣ: маленькій, красненькій, вѣчно раздушеный, напомаженый и завитой. Волосъ собственныхъ у него было очень мало, зато парикъ -- великолѣпный. Онъ, то есть полковой адъютантъ, считался первымъ дамскимъ кавалеромъ не только въ полку, но даже въ цѣлой дивизіи. Онъ былъ всегда перетянутъ въ рюмочку, говорилъ сладко и большею частію по-французски. Разумѣется, рѣчь его была до приторности усѣяна комплиментами и любезностями. Но торжество его составляли эполеты. Такихъ эполетъ не было ни у кого, въ нихъ были вдѣланы табакерки съ музыкою. Табакерки заводилися снизу, а звѣздочки служили для перемѣны ихъ. Бывало стоило только прикоснуться къ его эполетамъ и музыка играла или вальсъ Хлопицкаго, или мазурку Масницкаго, или французскій кадриль. Злые языки въ полку прозвали адъютанта ходячею музыкою, но ходячая музыка дѣлала страшный фуроръ въ обществѣ и нерѣдко сами насмѣшники отплясывали до десятаго поту подъ звуки адъютантскихъ эполетъ.
   Адъютантъ въ послѣдствіи очень полюбилъ меня за то, что я тоже былъ дамскій кавалеръ, но такъ-называемыхъ бурбоновъ онъ ненавидѣлъ и обыкновенно говорилъ объ нихъ съ величайшимъ презрѣніемъ. Знаешь, бывало скажетъ:
   -- Дрянь такая, что силъ нѣтъ! и найтись не умѣютъ! Тутъ иногда нарочно возьмешь, да и отдавишь дамѣ ногу, чтобы потомъ извиниться. Ну ужъ тутъ и разсыпешься! Любезникъ былъ этотъ адъютантъ!
   Меня назначили въ пятую роту и я отправился догонять ее. Это было утромъ, дорога гладкая, широкая, славная. Вижу -- идетъ рота, спрашиваю: которая?-- Пятая.
   -- Гдѣ ротный командиръ?
   -- Впереди, ваше высокоблагородіе!
   Я пустился обгонять роту и просто остолбенѣлъ отъ удивленія. Впереди ѣхала телѣга, запряженная парою, на два бока ея была положена доска, накрытая скатертью; на доскѣ кипѣлъ небольшой походный самоваръ и стояли другія принадлежности чая. Разливала чай молоденькая, недурненькая дамочка -- жена ротнаго командира. На телѣгѣ полулежали два офицера со стаканами въ рукахъ, а позади этой колесницы шли пѣсельники, били въ бубны, въ тарелки, въ барабаны, и подъ рѣзкіе звуки кларнета горланили во всю мочь:
   
   Ой, Дунюшка! ой, Дунюшка!
   Ой, Дунюшка Ѳомина, Ѳомина!
   По бережку, по бережку,
   По бережку ходила, ходила,
   Правой рукой, правой рукой,
   Правой рукой махала, махала!
   
   Офицеръ, у котораго усы были длиннѣе, подергивалъ плечами и подщелкивалъ языкомъ. Это былъ мой ротный командиръ. Я подъѣхалъ къ нему и явился.
   -- Ахъ, очень радъ, очень радъ! заговорилъ онъ,-- прошу любить да жаловать. Пожалуйте сюда, безъ церемоніи, на телѣжку! Самсоновъ, подсади прапорщика! Вотъ такъ, честь имѣю рекомендовать: это моя жена Варенька! Варя -- прапорщикъ Кулаковъ. Это поручикъ Долбимъ. Неугодно-ли вамъ чаю? Да присядьте, вотъ такъ, на бокъ-то!
   Мнѣ дали стаканъ чаю, съ одной стороны сунули булку, съ другой сигарку и осыпали вопросами о Петербургѣ, о новостяхъ, о политикѣ, черезъ двѣ минуты мы были какъ старые знакомые. Предобрые они были люди.
   Ротный командиръ мой весь погрязъ въ поэзію устава и фронта, въ свободное же время въ поэзію солдатскихъ пѣсенъ. Бывало, пѣсельники соберутся, поютъ, а онъ сидитъ около нихъ, покуриваетъ изъ фарфоровой трубки съ такимъ коротенькимъ чубучкомъ, что дымъ изъ трубки прямо шелъ въ носъ, за это такія трубочки зовутъ носогрѣйками. Ну, такъ сидитъ онъ, куритъ трубочку, да слушаетъ, и смотря по пѣсни, заунывная -- такъ всплакнетъ, слезы такъ и закапаютъ, а веселая -- ну такъ всѣ его суставчики такъ и заговорятъ, онъ притопываетъ, прищелкиваетъ, присвистываетъ и подергиваемъ плечами, чуть въ плясъ не ну кает я.
   Долбимъ со взводомъ стоялъ въ другой деревнѣ, и такъ, съ Варенькой, мы оставались по цѣлымъ днямъ наединѣ, вмѣстѣ гуляли, читали, разговаривали и наконецъ сблизились какъ нельзя болѣе.
   Я плавалъ въ восторгѣ, въ неизъяснимомъ блаженствѣ, которое человѣкъ испытываетъ только разъ въ жизни при первой интрижкѣ съ порядочной женщиной, съ женщиной достойной не только любви, но и уваженія. Съ ротнымъ командиромъ мы были тоже друзьями. Такъ прошелъ первый годъ, черезъ годъ мой ротный командиръ нашелъ себѣ какое-то мѣсто и вышелъ въ отставку. Я скучалъ ужасно, вокругъ меня осталась пустота.
   

III.

   Съ этого времени я началъ кочующую жизнь. Лѣтомъ лагери, а зимою, какъ придемъ на квартиры, отправляемся бывало объѣзжать помѣщиковъ. Познакомиться нашему брату офицеру очень легко. Пріѣхалъ, отрекомендовался и уже какъ дома, живешь дня три или цѣлую недѣлю, играешь съ стариками въ карты, любезничаешь съ барышнями, иногда въ альбомъ напишешь, возьмешь на память какой-нибудь бантикъ, ленточку и уѣдешь къ другимъ, къ третьимъ. Вездѣ рады, принимаютъ, не знаютъ какъ угостить. Въ деревнѣ скучно, вдругъ является новое лице, да еще могущее быть женихомъ, такъ можешь судить какъ принимаютъ -- чуть на рукахъ не носятъ. Бывало, хочешь уѣхать, такъ не пускаютъ, а нѣкоторые лошадей запирали въ конюшнѣ.
   Весело было, чортъ возьми! Эхъ, времячко золотое. Я постоянно былъ влюбленъ и засахаренъ какъ сосулька. Нерѣдко доходило до того, что разомъ влюблялся въ четырехъ или въ пятерыхъ барышень и, хоть убей, не зналъ которой отдать преимущество, которую больше люблю.
   Такъ прошло года два, человѣкъ рѣдко бываетъ доволенъ своимъ положеніемъ! Я сначала съ какимъ-то опьяненіемъ. съ восторгомъ погрязъ въ этотъ міръ вздоховъ, сентиментальныхъ любезностей, платонической страсти, танцевъ и альбомныхъ стишковъ. Потомъ мнѣ этого показалось мало. Я желалъ другихъ правъ и преимуществъ. Я началъ свататься. Бывало, гдѣ только постоишь, вездѣ есть невѣсты двѣ или три,-- и жизнь моя пошла восхитительно. Можешь себѣ представить: пріѣдешь, принимаютъ какъ жениха, маменька и папенька въ полномъ упованіи сбыть съ рукъ дочку, не знаютъ какъ угодить, смотрятъ въ глаза, угощаютъ обѣдами, узнаютъ, что я особенно люблю, просто на рукахъ носятъ. А дочки дарятъ поцѣлуями, пожатіями руки, сердечными признаніями Поживешь съ недѣлю, поворкуешь, нацалуешься, напьешься, наѣшься, маршъ къ другой невѣстѣ, потомъ къ третьей, потомъ опять къ первой и такъ далѣе. Смотришь -- зима и пролетѣла! Эхъ, чудное было время! Весело пожилось! Цѣлые чувствительные романы разыгрывались! На слѣдующій годъ новая стоянка и новыя невѣсты, а старыя, я думаю, до-сихъ-поръ еще ждутъ!
   -- Развѣ хорошо такъ играть сердцемъ дѣвушки? замѣтилъ я.
   -- Э, братъ, да ты Сенекой сдѣлался! Какое тутъ сердце! Что, ея развѣ убудетъ оттого, что она нѣсколько разъ меня поцѣлуетъ! Губы не сахарныя -- не растаютъ. А вѣдь, напротивъ, ей-же лучше, будетъ она же потомъ высчитывать: "у меня вотъ сколько было жениховъ, да я всѣмъ отказала"! По-крайней-мѣрѣ скажетъ на половину правду. Послушай ихъ, у нихъ у всѣхъ была куча жениховъ, а на самомъ дѣлѣ на иную ни одинъ голодный писарь не взглянулъ съ вожделеніемъ! Ну и выходитъ, что дѣвочка въ выигрышѣ -- задала тонъ, да и я не въ проигрышѣ. Ей также пріятно поиграть въ любовь, значитъ дѣло-то ко взаимной пользѣ и ко взаимному удовольствію! Къ чорту-ли тутъ твоя мораль! Выпьемъ-ка за здоровье моихъ невѣстъ! Я вѣдь, братъ, ихъ любилъ всегда платонически. Для житейскихъ требъ отвѣчали маменьки, вдовушки и вѣрныя, нѣжныя жены. А къ барышнямъ я только сватался.
   -- И ты ни разу не былъ наказанъ за это?
   -- Все сходило съ рукъ какъ нельзя лучше. Уйдешь бывало въ лагери, обѣщаешь писать, пріѣхать и разумѣется выпустишь въ трубу, съ клятвами и увѣреніями. А нѣтъ, такъ уѣдешь просто, не говоря ни слова. Ищи потомъ съ собаками по всей Россіи. Къ нѣкоторымъ впрочемъ я писалъ письма отъ имени товарища, что, дескать, Кулаковъ умеръ, твердя ваше имя и прижимая къ сердцу отрывокъ ленточки отъ завязокъ вашего башмака.
   Разъ только пришлось мнѣ плохо. Задали баню, до-сихъ-поръ жарко. Какъ-то разъ пришли мы на прежнюю стоянку. Въ такомъ случаѣ полковой адъютантъ распредѣлялъ роты такъ, чтобы той, въ которой былъ я, пришлось стоять подальше отъ деревень, обитаемыхъ моими невѣстами. Онъ зналъ всѣ мои продѣлки. Наша рота занимала караулъ въ полковомъ штабѣ. Разъ я сижу у себя дома, у меня было человѣкъ пять гостей: офицеры нашего полка и двое или трое изъ жителей города. Мы преспокойно сидимъ, попиваемъ и мечемъ ланцушку.
   Вдругъ слышимъ, что кто-то подъѣхалъ. Растворяются двери, смотрю -- одна изъ моихъ прошлогоднихъ невѣстъ изволила пожаловать съ своими родителями.
   -- Развѣ такъ дѣлаютъ благородные люди? завопили они, обѣщали жениться, по всему уѣзду женихомъ объявлены, а вы и глазъ не кажете! за другихъ сватаетесь! Надъ нами всѣ смѣются!-- и пошли, и пошли писать.
   Слезы, возгласы, вопли, обмороки, истерики,-- просто хоть караулъ кричи. Я было ихъ уговаривать такъ сякъ, куда тебѣ!-- Въ церковь! вѣнчаться -- да и только. Я отказываюсь.-- Нѣтъ, говорятъ, батюшка, посватался такъ женись!
   -- Да мало-ль, говорю я, на своемъ вѣку за кого я сватался, не могу-же я жениться на всѣхъ,
   -- Нѣтъ, братъ, вздоръ! то другіе, а то мы! Знай, съ кѣмъ имѣешь дѣло! Не задѣвай дворянской амбиціи!
   Ну, спорили мы, спорили, ничего не рѣшили. Побѣжали они къ полковнику. У самыхъ дверей полковаго командира маменька и дочка растянулись въ обморокѣ, а старикъ отецъ реветъ какъ быкъ. Вижу -- дѣло плохо, чортъ возьми! Что тутъ дѣлать!-- Придется, пожалуй, чего добраго, жениться. Невѣста-то не дурна, да грошей мало!
   Кулаковъ налилъ еще шампанскаго, выпилъ полстакана и продолжалъ:
   -- Да, плохо было дѣло, да вывезла кривая!-- Требуютъ меня къ полковому командиру, я одѣлся, отправляюсь. Только что подхожу къ дверямъ, смотрю -- со мною вмѣстѣ входитъ другая моя невѣста съ родителями и съ дѣдушкой, у котораго на шеѣ былъ какой-то орденъ. Вотъ тебѣ, я думаю, бабушка и юрьевъ день! Отправляемся мы вмѣстѣ къ полковнику, а тамъ пошла писать та же исторія: обмороки, слезы, вопли. Гвалтъ такой подняли, что хоть не только изъ дому, изъ города бѣги вонъ.
   -- Онъ намъ сдѣлалъ предложеніе!
   -- Нѣтъ намъ!
   -- Врете вы, намъ!
   -- Сами вы врете. Не вѣрьте имъ, полковникъ! Намъ.
   Родители обѣихъ невѣстъ чуть въ волосы другъ другу не вцѣпились. Маменьки визжатъ, плюются, бранятся, заливаются, дочки хнычутъ, отцы и дѣдъ бормочутъ и причитаютъ; концертъ такой, что просто со смѣху животы надорвешь. Полковникъ совсѣмъ ошеломѣлъ, стоитъ розиня ротъ и выпуча глаза, покрякиваетъ, да вертитъ усы. Прошло такъ съ четверть часа и дошло дѣло чуть не до драки. Вдругъ дверь растворяется и влетаетъ дама растрепанная, чепчикъ сдвинутъ на бокъ, одежда въ безпорядкѣ. Еще за дверями она подняла визгъ, такъ-что можно было подумать, что ее или рѣжутъ или давятъ.
   -- Гдѣ они, гдѣ? разбойники! Узнали, что яМаринушку свою за него выдаю, такъ полетѣли жаловаться! Отобьемъ дескать! Наплетемъ съ три короба, такъ заставятъ жениться! Какъ-бы не такъ! Вотъ вамъ фига! Такъ я это и позволила! Онъ за вашу дочь и не думалъ свататься! Онъ въ Маринушку влюбленъ. А вы не знаете какъ свою спихнуть: засидѣлась въ дѣвкахъ дочь, такъ насильно на шею навязываете! Нѣтъ-съ, не хотите-ли хрѣну!
   Надобно видѣть, что тутъ было! Господи твоя воля, что за потѣха поднялась! Полковникъ наконецъ вышелъ изъ терпѣнія:
   -- Что это такое, поручикъ? а?
   -- Я не знаю, полковникъ, отвѣчаю я чего имъ угодно! Я бывалъ у нихъ, правда, часто, былъ любезенъ, какъ слѣдуетъ молодому человѣку со всѣми, но съ чего они взяли, что я сватался -- не знаю. Не могъ же я, согласитесь сами, сватать трехъ разомъ. Я былъ любезенъ....
   -- Вотъ я васъ полюбезничаю: на мѣсяцъ на обвахту! Сидите тамъ себѣ, разводите куры, муры, да амуры! Да на дежурство васъ, въ караулы со всѣми ротами!
   -- Помилуйте, говорю, зачто-же?
   -- Что-съ? зачто! я вамъ покажу зачто!.., чтобъ вы больше занимались службой и поменьше любезничали! Вотъ зачто! Вы у меня сгніете на обвахтѣ!
   Потомъ обратился къ родителямъ:
   -- Извините, говоритъ, господа! Я ничего для васъ не могу сдѣлать!
   Они на него всѣ и налетѣли разомъ со всѣхъ сторонъ:
   -- Какъ не можете? Кому-же послѣ того жаловаться? Гдѣ искать правды и защиты, войдите въ наше положеніе, ваше превосходительство! Сватался! ославилъ по всему уѣзду! Цѣловался при всѣхъ! Вскружилъ голову! Теперь всѣ смѣются! Чтожъ ей, бѣдной, по милости его въ дѣвкахъ весь вѣкъ сидѣть!
   -- Да, господа, помилуйте!-- Не могу-же я заставить его жениться на трехъ!
   -- Какъ-же, помилуйте!-- Онъ нашей дочери сдѣлалъ предложеніе, а они лгутъ, жениха отбиваютъ у насъ! заговорили, или, лучше сказать, завопили родители хоромъ.
   -- Помилуйте, ваше превосходительство! они врутъ все! визжала матушка Маринушки, ухватившись за руку полковника. Это самые зловредные, злонамѣренные люди, обижаютъ меня сироту, вдову беззащитную. У меня вотъ съ ними рядомъ есть маленькое имѣньеце, такъ они свиньями своими мою гречиху вытравили, разбойники! Телку мою съѣли, будто она къ нимъ въ овесъ зашла. Всегда такъ обижаютъ!
   -- Полноте вамъ, убирайтесь, вы вѣчно выдумываете и хнычете! замѣчаетъ дѣдъ.
   -- Нѣтъ, пусть ихъ превосходительство насъ разсудятъ. Я вамъ сказала, что это вамъ не пройдетъ такъ, пожалуюсь! Посудите сами, ваше превосходительство: вдова я бѣдная, семейство огромное, въ той деревнѣ запашка крошечная, только гречиха хорошо родится и вдругъ они своими свиньями все повытравили! Развѣ они смѣютъ это? гдѣ же права?
   -- Это до меня не касается! говоритъ полковникъ.
   -- Вы извольте выслушать, ваше превосходительство! Вѣдь свиньи....
   -- Оставьте меня въ покоѣ съ вашими свиньями.
   -- Нѣтъ, ваше превосходительство, я пришла просить вашей защиты. Вѣдь я могла-бы съѣсть этихъ свиней, но я этого не сдѣлала, я подала прошеніе! Какъ-же они смѣли съѣсть мою телку. Прикажите имъ заплатить.
   -- Охъ, Боже мой! Просите объ этомъ судъ, становаго, самаго чорта! А я не судья, я полковой командиръ, сдѣлать ничего не могу, приказывать не могу, и мнѣ дѣла нѣтъ ни до телокъ, ни до свиней!
   -- Вотъ они всегда такъ, ваше превосходительство! Теперь сюда поѣхали, чтобы отбить у моей Маринушки жениха. Я какъ узнала, что они поѣхали, сейчасъ-же велѣла Матюшкѣ запрягать и, не ѣвши, поскакала слѣдомъ! Вотъ они какіе!
   -- Отведите его на обвахту, закричалъ полковникъ адъютанту, указывая на меня; а для васъ, господа, я ровно ничего не могу сдѣлать!
   Тутъ уже всѣ уцѣпились за него, подняли хаосъ и дикіе вопли и завыванія, такъ что полковникъ рванулся отъ нихъ и безъ шапки выбѣжалъ на улицу.
   Я просидѣлъ за это цѣлый мѣсяцъ на гауптвахтѣ. Я былъ очень радъ своему аресту, потому что родители жили въ городѣ недѣли двѣ, а мать Маринушки чуть-ли не цѣлый мѣсяцъ, всѣ ожидали устроить дѣло. Полковникъ, чтобы отдѣлаться отъ нихъ, принужденъ былъ поставить двухъ часовыхъ съ ружьями у воротъ своей квартиры, съ строжайшимъ запрещеніемъ пропускать родителей. Маринушкина мать ухитрилась и здѣсь, она цѣлые часы стояла подъ окномъ и продолжала упрашивать и защитить сироту и вдову беззащитную. Наконецъ и та уѣхала, кажется, жаловаться губернатору.
   Губернаторъ писалъ полковнику, тотъ отвѣчалъ, что я чести ни чьей не задѣлъ, никого ея не лишилъ, но-крайней-мѣрѣ изъ всѣхъ претендентокъ на мою руку никто того не предъявилъ. Жениться-же заставить на всѣхъ нельзя, потому что у насъ многоженства не допускается. Это написалъ все полковой адъютантъ, получившій вслѣдствіе этого происшествія обо мнѣ самое высокое мнѣніе. Такъ эта исторія и кончилась! Хорошъ-бы я былъ, если-бы маменьки не собрались вкупѣ-воедино!
   Полковой командиръ смотрѣлъ на меня косо, придирался и нѣсколько разъ высказывалъ, что съ моимъ поведеніемъ нельзя служить въ его полку, подъ его цѣломудреннымъ и высоко нравственнымъ начальствомъ. Я думалъ, думалъ, да ужъ махнулъ рукой: чорта тебѣ лысаго на поминки! и хотѣлъ перейти куда-нибудь. Вмѣсто того у него у самаго у голубчика отняли полкъ.
   

IV.

   -- За что-же у него отняли полкъ? спросилъ я.
   -- Да слишкомъ уже разгулялся по карманной части. Больно много въ ломбардъ посылалъ. Казначей и квартермистръ были, разумѣется, съ нимъ за одно, да чего-то не подѣлили, поссорились и донесли на него, вотъ его, раба Божія, и спихнули. Къ намъ пріѣхалъ новый полковникъ изъ гвардіи, худенькій, бѣлинькій; такой шаркунъ, любезный, вѣжливый; говорилъ такъ нѣжно, сладко, тоненькимъ голоскомъ, солдаты про него говорили: поетъ райская птичка! Ну, думаемъ, слава Богу, нажили хорошаго человѣка; золото, а не начальникъ!-- Только, смотримъ, съ однимъ исторія, потомъ съ другимъ, съ третьимъ, и все изъ-за пустяковъ, изъ-за мелкаго самолюбія.
   Ну да Богъ съ нимъ. Мнѣ было лучше, потому что меня перестали тѣснить, дали отдохнуть и я могъ оставаться въ полку. Но скука невыносимая, просто хоть ложись, да умирай! Пріѣдешь къ одному помѣщику -- принимаютъ сухо, косятся, держатъ себя какъ-то далеко, а барышни совсѣмъ не выходятъ. У другихъ вовсе не принимали, или скажутъ, что дома нѣтъ, или-же прямо такъ и отрѣжутъ: васъ не приказано принимать! У нѣкоторыхъ только продолжали принимать по-прежнему, зато только что розинешь ротъ, чтобы сказать барышнѣ какую-нибудь любезность, всѣ дѣвицы сейчасъ и закричатъ хоромъ:
   -- Покорно благодаримъ за комплиментъ! Вы, кажется, намѣрены посвататься -- не безпокойтесь, пожалуйста, напрасно!
   Одолѣла тоска! Знаешь, какъ привыкнешь свататься, такъ лучше не пить и не ѣсть, а только сдѣлать предложеніе, такъ вотъ и тянетъ. Удивительно заманчивая штука сватовство. Долго я не могъ придти въ себя, наконецъ думаю: чортъ съ вами! и безъ васъ обойдусь! Пересталъ ѣздить къ помѣщикамъ, завелъ ружье, собаку и по цѣлымъ днямъ сталъ пропадать на охотѣ. Брожу, бывало, цѣлые дни по полямъ да по лѣсамъ, набью дичи, а все тоска смертельная, все хочется держать кого-нибудь за руку, называть невѣстой и цѣловать безъ счету, безъ стѣсненья. Сходили мы въ лагери, пришли назадъ на квартиры, мѣсто выпало прескверное, помѣщиковъ въ окружности мало, ну просто дрянь дѣло. Къ довершенію всего и дичи было мало.
   Разъ какъ-то собралось нашихъ офицеровъ довольно много и не помню съ чего зашла рѣчь о женитьбѣ. Мирградовъ, одинъ изъ нашихъ офицеровъ, и говоритъ (онъ былъ изъ семинарскихъ и говорилъ какъ-то препротивно, въ носъ):
   -- А вотъ Кулакову никогда не исполнить таинства брака!
   Я его терпѣть не могъ, онъ всегда подличалъ передъ старшими и былъ чѣмъ-то въ родѣ полковаго фискала, а потому, избѣгая съ нимъ всякихъ разговоровъ, я пропустилъ мимо ушей его замѣчаніе.
   -- Да! подхватили другіе, Кулакову не жениться теперь, по-крайней-мѣрѣ, пока онъ въ полку.
   -- Отчего? спрашиваю я.
   -- Всѣ знаютъ какой ты гусь: посватался, нацѣловался -- да и улетѣлъ!
   -- Аа! Всѣ знаютъ! такъ женюсь-же!
   -- Въ этомъ городѣ?
   -- Въ этомъ городѣ!
   -- Не женишься!
   -- Женюсь!
   -- Пари!
   -- Идетъ!
   Постой же, думаю я себѣ, я вамъ покажу какъ я не женюсь. А надо тебѣ сказать, что въ городѣ было три первыхъ невѣсты, въ которыхъ были влюблены всѣ наши офицеры и уѣздные львы и недоросли. Я не зналъ, которой изъ нихъ отдать предпочтеніе и рѣшился положиться на случай. Написалъ ихъ имена и завязалъ въ узелки на концахъ платка, потомъ вытянулъ одинъ -- вышла дочь смотрителя градской больницы. Она была лучше всѣхъ и по ней больше страдало. Вотъ я и думаю: постой-же, голубчики, я вамъ натяну такой носъ, что вы не ожидаете! Надо еще было познакомиться. Я видалъ смотрителя въ другихъ домахъ, а у него не бывалъ, что тутъ дѣлать? какъ лучше и вѣрнѣе втереться къ нему? Сдѣлать прямо визитъ странно, мы съ нимъ иногда разговаривали и онъ меня никогда не приглашалъ къ себѣ. Дай, думаю, поймаю его на улицѣ. Разъ встрѣчаемся мы, поздоровались, я начинаю съ нимъ разговаривать, подпускаю ему турусы на колесахъ, такъ знаешь и разливаюсь, такимъ любезникомъ, шевальегаланомъ, что просто прелесть. Анекдоты, исторіи, каламбуры такъ у меня и сыпятся, откуда что берется! Старикъ мой, вижу, таетъ; дошли мы до его дома, онъ пригласить меня къ себѣ не рѣшается, а я не кончаю своихъ исторій и анекдотовъ. Бѣдный смотритель вертится туда и сюда, жмется, смотритъ на меня и не знаетъ что дѣлать.
   -- Вотъ, Петръ Кирсановичъ, говорю я, сколько разъ я къ вамъ собирался, да все не рѣшаюсь!
   -- Да про меня разнесли такую славу, что просто стыдно глаза куда-нибудь показать. Выдумали, что я все сватаюсь, да надуваю. Кто говоритъ! въ молодости было такихъ случаевъ пятокъ, а теперь, согласитесь сами, ужъ я въ такихъ лѣтахъ....
   Смотритель потолковалъ что-то объ исправленіи и пригласилъ къ себѣ. Его красавица дочка Лиза приготовила намъ своими хорошенькими ручками кофе и совершенно обворожила меня, то-есть, ты понимаешь, не кофеемъ обворожила, а сама собою. Въ самомъ дѣлѣ она была восхитительна, милашка, душка такая!
   Познакомился я и началъ бывать чуть не каждый Божій день, а потомъ уже и по два раза въ день. Начались у насъ шуры-муры, знаешь -- азбука-то знакомая, по этой дорожкѣ сто разъ хаживали. Мы сейчасъ смекнули съ какой стороны надобно подъѣзжать, чѣмъ понравиться. Ну, понравился я Лизѣ какъ нельзя больше, вскружилъ ей голову такъ, что была отъ меня просто безъ ума. Ужъ мы на томъ стоимъ, изучили этотъ предметъ въ тонкости. Ну-съ, думаю, какже теперь?-- стоитъ только посвататься, чтобы изгадить все дѣло, а посвататься надо! Какъ-нибудь объясниться этакъ потоньше, чортъ возьми совсѣмъ! Ну, была не была пойду къ старику!
   Усѣлись мы, толкуемъ, о томъ о семъ, наконецъ добрались до свадебъ. Я начинаю говорить, что остепенился, что пора мнѣ въ самомъ дѣлѣ жениться. Смотритель одобрилъ мое намѣреніе и замолчалъ, что тутъ дѣлать? какъ сказа і ь? Э! да смѣлымъ Богъ владѣетъ! Зажмурился я, да и брякнулъ, что хочу жениться на его дочери. Ну, думаю, что-то теперь будетъ? Старикъ смѣшался.
   -- Если, говорю я, вы сомнѣваетесь, такъ будемте держать въ тайнѣ и завтра-же отпразднуемъ свадьбу!
   Старикъ опять задумался, потомъ махнулъ рукой и говоритъ:
   -- Хорошо, положимъ такъ! А если вы не поѣдете въ церковь, скажете, что только такъ дурачились! Что тогда будетъ?
   Я клялся, божился, предлагалъ ѣхать сейчасъ-же въ церковь.
   -- Хорошо, говоритъ старикъ, вы вѣрно не хотите опозорить моей дочери, пощадите мои сѣдые волосы, я вѣрю вамъ! Сватьба будетъ черезъ недѣлю, если только дочь моя будетъ согласна!
   Позвали Лизу. Та, услыхавъ въ чемъ дѣло, расплакалась, бросилась къ отцу на шею и сказала, рыдая:
   -- Онъ обманетъ меня, папа!
   Мы ее начинали уговаривать, она сквозь слезы улыбнулась и съ радостью и со слезами подала мнѣ ручку, черезъ недѣлю мы обвѣнчались. И какая изъ нея вышла женочка, просто, братъ, прелесть, рѣдкость, диво! Авось, Богъ дастъ когда-нибудь увидишь ее! Хорошенькая, добренькая, умненькая, скромная, тихая, ну настоящій ангелъ! Теперь ужъ у меня сынъ есть;-- разбойникъ такой! Тоже, вѣрно, будетъ ѣздить по всей Россіи свататься.
   

V.

   -- Какъ-же ты попалъ въ гарнизонъ? спросилъ я.
   -- А! это дѣло другаго рода. Послѣ сватьбы я поселился у тестя. Толпа товарищей нагрянула съ завистливыми поздравленіями Мы задали балъ, на который съѣхался весь уѣздъ. Ты вѣдь знаешь, что я люблю развернуться, показать себя, задать шику. Балъ былъ великолѣпный и, признаться, насъ нашли парою. На нее заглядывались всѣ кавалеры, я очень былъ по сердцу дамамъ. Представь себѣ, что я сдѣлался страшнѣйшимъ ревнивцемъ. Меня мучитъ, если кто-нибудь любезенъ съ моею женою и если она поговоритъ съ кѣмъ-нибудь, это меня бѣситъ, выводитъ изъ себя. Я такъ много обманулъ мужей, что, не смотря на характеръ и постоянство моей жены, на ея твердыя правила, мнѣ кажется невозможнымъ, чтобы не обманули меня, тѣмъ болѣе, что самъ я не могу похвалиться особенною вѣрностью своей женѣ. Я разомъ влюбился въ трехъ, ну да и нельзя было не влюбиться, всякій-бы на моемъ мѣстѣ растаялъ, ни кто-бы не устоялъ, такія были красотки. Въ особенности хороша была жена гарнизоннаго полковника. Представь себѣ южную красавицу, онъ взялъ ее изъ цыганскаго табора смуглую, съ такими чорными волосами, что, казалось, изъ нихъ сыплются искры. Но глаза ея были просто двѣ молніи. Красавица была вполнѣ Все въ ней было огонь и страсть, она вся горѣла и заставляла горѣть своею любовью. Такой страстной женщины, такого воплощенія огня, знойной, нечеловѣческой любви я не встрѣчалъ во всю жизнь. Въ ея любви было столько блаженства, что ты не можешь себѣ представить; вмѣстѣ съ тѣмъ невольно чувствовалъ я, что эта любовь сожигаетъ, разрушаетъ меня. Всѣ женщины передъ нею мнѣ казались куклами, холодными, ледяными, бездушными. Мнѣ было противно и тошно смотрѣть на жену,-- невыносимо не видаться съ полковницею нѣсколько часовъ.
   Бывало, цыганка упадетъ на грудь мою и зальется горькими слезами. Я осыпаю ее поцѣлуями.
   -- Что съ тобой, другъ мой? божество мое!
   -- Я бы желала умереть! отвѣчаетъ она мнѣ съ нечеловѣческими рыданіями, что я была и что я теперь! Я всѣмъ обязана моему мужу, онъ мнѣ больше благодѣтеля, больше отца, больше матери. Я его должна боготворить и что же? Я не могу его любить, я не могу быть ему вѣрной, онъ слишкомъ старъ. Мнѣ хочется любить страстно, а онъ охаетъ и толкуетъ о болѣзняхъ.
   Въ этомъ было дурно то, что полковница какъ-будто гордилась нашею любовью и не только не старалась скрыть нашихъ отношеній, но какъ-будто-бы хвалилась ими и выставляла на показъ всему городу. Объ насъ всѣ говорили, мужъ какъ водится узналъ послѣднимъ. Старикъ ужасно огорчился, оскорбился. Онъ прогналъ отъ себя жену и полковница осталась на моихъ рукахъ.
   Я живо помню эту сцену. Онъ внезапно возвратился домой и засталъ насъ среди сердечныхъ изліяній.
   -- Вамъ она нравится, сказалъ онъ, вы любите другъ друга, я не буду мѣшать вашему счастію, возьмите ее и будьте благополучны. А васъ, сударыня, чтобы я не видалъ больше въ своемъ домѣ.
   Произошла чувствительная, трагическая сцена. Полковникъ подтвердилъ свое неизмѣнное рѣшеніе, чтобъ жены его черезъ часъ не было въ домѣ, и вышелъ. Мы остались опять наединѣ. Я задумался. Мнѣ было и совѣстно, и грустно, и неловко, и тяжело. Я до-сихъ-поръ не могу дать себѣ отчета, что меня тогда такъ давило? какое чувство терзало сердце, сжимало грудь? Полковница лежала на полу и рыдала, волосы ея были растрепаны и густыми волнами спадали на обнаженныя плечи. Она въ припадкѣ отчаянія и горя разорвала на себѣ платье такъ, что до пояса оставалась обнаженною. Вдругъ она вскочила какъ безумная, отерла слезы, глаза ея заблистали, засвѣтились, лице оживилось и запылало страстью. Она бросилась ко мнѣ и впилась въ меня въ неистовомъ поцѣлуѣ, жгла меня своими ласками, душила объятіями. Это проявленіе восторга и страсти было похоже на изверженіе волкана. День такой страсти -- и человѣкъ сгоритъ весь, жизнь быстро вспыхнетъ въ одномъ порывѣ и загаснетъ навсегда. Такая страсть даетъ неземное блаженство, за которымъ слѣдуетъ смерть! Прерывая поцѣлуи, давя меня въ своихъ объятіяхъ, она говорила:
   -- Ну, теперь я твоя! Ты единственный мой владыка, моя подпора, защита, жизнь! Ты моя любовь. Ты далъ мнѣ счастіе! Ты чортъ!-- ты погубилъ меня.
   Она цѣловала меня, или, лучше сказать, впивалась въ меня губами такъ, что у меня на тѣлѣ оставались красныя пятна.
   -- Я всѣмъ пожертвовала для тебя! продолжала она, ты мой! Мы свободны теперь любить другъ друга!
   -- Я женатъ! прошепталъ я.
   Она захохотала и при новомъ поцѣлуѣ зубы ея до крови прохватили мнѣ щеку.
   -- Ха, ха, ха! Ты женатъ! говорила она. Женатъ! Ну такъ что-же! Пойдемъ къ твоей женѣ, я скажу ей, что ты мой! Ты отнялъ меня у мужа, я тебя отниму у твоей жены. Пойдемъ!
   Съ трудомъ уговорилъ я ее не дѣлать этой глупости. Я нанялъ для нея квартиру и съ этого дня жизнь моя обратилась въ адъ. Полковница мучила меня своею любовью и ревностью, жена моя узнала все отъ услужливыхъ барынь и цѣлые дни плакала, отецъ ея сердился. Я просто не зналъ что дѣлать. Жена моя была мнѣ въ тягость, отецъ ея надоѣлъ, полковница измучила меня. Дома мнѣ не было покоя, у полковницы не было житья, такъ я прострадалъ мѣсяца два. Смотритель госпиталя умеръ. Послѣ смерти, по обыкновенію, на него явились начеты, взысканія и моей женѣ не осталось ничего. Я долженъ былъ жить однимъ жалованьемъ и при томъ расходовать на два дома. Дѣлать нечего, приходилось перемѣнить службу,-- я подалъ въ гарнизонъ. Все-таки мое положеніе было такое невыносимое, что я готовъ былъ надѣть на шею петлю. Къ счастію, въ городѣ появился какой-то кирасиръ и полковница перенесла свою любовь на него. Мнѣ было сначала горько, досадно. Я пришелъ въ отчаяніе, рвалъ на себѣ волосы, хотѣлъ убить кирасира и полковницу, готовъ былъ убить самого себя, но потомъ одумался и утѣшился. Кирасиръ и полковница вскорѣ уѣхали куда-то, а мы отправились въ лагери.
   Послѣ лагерей меня перевели въ гарнизонъ.
   Кулаковъ отбилъ горлышко у бутылки и выпилъ стаканъ шампанскаго, не переводя духу, потомъ налилъ другой. Лице его, омрачившееся въ концѣ разсказа, опять прояснилось и приняло выраженіе беззаботности и веселія.
   

VI.

   -- Какая же выгода быть въ гарнизонѣ? спросилъ я.
   -- Какая выгода?-- Эхъ ты, фофанъ! А партіи-то водить! Вѣдь контроль-то нашъ въ казенной палатѣ, поклонишься контролеру и дѣло въ шляпѣ, а тамъ пиши что знаешь въ книгу. Разумѣется, при поклонѣ передашь пачку кредитныхъ билетовъ, да обѣдомъ накормишь. Напримѣръ, разъ я вывелъ подводы подъ партію прехитро. Знаешь, полагается при слѣдованіи партіи рекрутъ на двѣнадцать человѣкъ одна подвода, для возки вещей и отстающихъ, я ихъ вывелъ. Потомъ вывелъ подъ казенныя запасныя вещи, аммуницію и тому подобное, да еще сверхъ того показалъ, что вся партія устала и ѣхала, а потому на каждые четыре человѣка вывелъ по подводѣ. Въ этомъ случаѣ на двѣнадцать человѣкъ подъ вещи и отстающихъ не слѣдовало выводить, а контролеръ взялъ восемь сотеньи нашелъ все законнымъ.
   Но лучше всего было здѣсь. Привожу я сюда партію, съ нея я имѣлъ тысячу шестьсотъ целковыхъ,-- дай, думаю, ухитрюсь оставить себѣ все. Иду въ казенную палату, представляю книгу и говорю контролеру:
   -- Заверните-ка ко мнѣ вечеркомъ.
   А самъ велѣлъ набрать деньщику побольше пустыхъ бутылокъ и завалилъ ими цѣлый уголъ. Деньги спряталъ и оставилъ въ шкатулкѣ всего рублей семьдесятъ. Сижу за двумя бутылками,-- является контролеръ. Я прошу его садиться и предлагаю выпить, кричу:
   -- Эй! халдей! шипучки!
   Самъ притворяюсь, будто лыка не вяжу. Деньщикъ приноситъ двѣ бутылки шампанскаго.
   -- Ну, говоритъ мнѣ контролеръ, написали въ книгѣ! Впрочемъ это ничего, восемь радужныхъ и все будетъ хорошо.
   Я захохоталъ.
   -- Восемьсотъ! говорю я, едва ворочая языкомъ. Да откуда мнѣ ихъ взять. Вотъ возмите все, что есть.
   При этомъ отпираю шкатулку и показываю семдесятъ рублей.
   -- Да, говорю, еще на дорогу нужно.
   Онъ взглянулъ въ шкатулку, въ уголъ на бутылки, видитъ, что кутила, весь прокутился, пропился; покачалъ головою и говоритъ:
   -- Не сносить вамъ головы, вѣдь книги нельзя утвердить!
   -- А чортъ-ли въ томъ? отвѣчаю я, въ солдаты, такъ въ солдаты! Эка штука! плевать я хочу! Важное кушанье, что въ солдаты разжалуютъ! Эй, халдей! давай еще шипучки!
   -- Ахъ, жаль мнѣ васъ! отзывается опять старый грѣшникъ. Убей Богъ! только для васъ дѣлаю! Можетъ быть, вспомните меня, я васъ выручу.
   -- Дѣльно! говорю я. Вѣдь въ моей погибели вамъ проку не будетъ никакого, а можетъ быть я вамъ и пригожусь. Какъ-же сдѣлать?
   -- А вотъ какъ. У васъ есть, кажется, пробѣлы въ книгѣ?
   -- Пропасть!
   -- Ну, такъ приходите завтра въ присутствіе, наполнимте ихъ, только по рукамъ: шестьсотъ мнѣ, остальное вамъ.
   -- Ладно.
   Прихожу вчера въ казенную палату, меня сажаютъ за казенный столъ, контролеръ самъ хлопочетъ, третъ лысину, диктуетъ. И вывели же мы рацею! однихъ піявокъ на сто сорокъ рублей! ха, ха, ха! Мнѣ же еще триста рублей осталось. Вотъ надулъ то стараго плута! ха, ха, ха!
   Онъ расхохотался и выпилъ еще шампанскаго. Обсосавши усы, онъ продолжалъ.
   -- Такъ вотъ какова служба въ гарнизонѣ! Разумѣется, безъ партій жить нельзя, жалованье какихъ-нибудь рублей девять въ мѣсяцъ, зато если съумѣешь поддѣлаться къ командиру гарнизоннаго баталіона и онъ будетъ давать больше партій, и на большія разстоянія, такъ что и гвардія! Меня очень любитъ батальонный командиръ.
   -- Не за женой-ли его ухаживаешь?
   -- Нѣтъ, братецъ, не то! Полюбилъ онъ меня за сапоги рекрутскіе. Эхъ, право, гарнизонная служба!-- что твоя Илліада! Видишь-ли ты, были у насъ рекрутскіе сапоги изъ такой дряни, гнилушки, что просто срамъ; а дѣлали ихъ, надо тебѣ сказать, вольные мастеровые. Сшиты они были красиво, не солдатской топорной работы, на какую-то остроугольную колодку, такъ-что гадко взглянуть,-- нѣтъ знаешь, были такіе акуратные, кругленькіе, заглядѣнье просто! А все-таки ихъ никто не бралъ изъ офицеровъ. Говорятъ: не сдадимъ этой гнили!-- Батальонный хотѣлъ размѣстить по нѣскольку паръ въ каждую партію, дескать, сдѣлай офицеръ отъ себя и сдавай какъ себѣ знаешь!-- Размѣстили по партіямъ, и все-таки много еще оставалось. Я подхожу къ полковнику и говорю:
   -- Дайте, мнѣ ихъ всѣ въ мою партію.
   -- Что же вы съ ними будете дѣлать? спрашиваетъ полковникъ, вытаращивъ на меня глаза и кладя, отъ изумленія, табакъ, вмѣсто носа, въ ротъ.
   -- Сдамъ!
   -- Не примутъ!
   -- Примутъ, это моя ужъ забота!
   -- Ну, какъ знаете! Только помните, я ни за что не отвѣчаю!
   -- 390 -- Очень хорошо знаю! Дайте мнѣ только одни сапоги солдатской работы для образца.
   -- Извольте!
   Онъ велѣлъ исполнить мои требованія. Сапогъ полагается на каждаго рекрута по двѣ пары. Одна надѣвается на дорогу, другая укладывается въ тюки и сдается вмѣстѣ съ партіею.
   -- Вы хотите вести людей въ этихъ сапогахъ? спросилъ меня батальонный командиръ.
   -- Это невозможно! отвѣчалъ я, они не выдержатъ и одного перехода, я ихъ положу въ тюки!
   -- Тото-же.
   Всѣ качаютъ головами и думаютъ: залѣзъ человѣкъ въ петлю по доброй волѣ.
   Я пришолъ сдавать партію въ N. Являюсь N -- скому батальонному командиру.
   Надо тебѣ сказать, что онъ былъ изъ гвардіи, молодой человѣкъ, партій не водилъ и нашихъ распорядковъ не знаетъ. Я ему и говорю:
   -- Со мною случилось несчастіе.
   -- Какое? спрашиваетъ онъ, съ такимъ участіемъ, какъ-будто я былъ ему знакомъ или родственникъ.
   -- У меня пропали рекрутскіе сапоги.
   -- Какъ-такъ?
   -- Да такъ, говорю я, горе просто!
   -- Чтожъ тутъ дѣлать?
   -- Я представлю другіе, вольныхъ мастеровъ, заглядѣнье, а не сапоги.
   При этомъ я ему показалъ пару сапоговъ вольной работы, только изъ хорошей кожи и пару солдатскаго мастерства. Вижу, что понравились ему сапоги.
   -- Всѣ, говоритъ, такіе?
   -- Всѣ, отвѣчаю я, только ужъ вы будьте милостивы, дайте по гривенничку съ пары! Я человѣкъ бѣдный, имѣю семейство, терплю крайній убытокъ, совершенное разореніе!
   -- По гривенничку много.
   -- Ну, какъ угодно! Такъ я вамъ представлю солдатской работы, а эти пригодятся моему батальонному командиру.
   -- Хорошо, посмотрю!
   Вывелъ я людей на смотръ, сапоги просто прелесть, тотъ съ дуру и дай мнѣ по гривеннику ради бѣдности и семейнаго положенія!-- Я по пяти копѣекъ положилъ въ карманъ, а по пяти представилъ батальонному командиру. Тотъ и ротъ разинулъ.
   -- Ну, говоритъ, Кулаковъ! Собаку съѣлъ! Вотъ молодецъ, такъ молодецъ!
   И съ-тѣхъ-поръ даетъ мнѣ лучшія партіи. Вотъ какъ дѣла-то дѣлались прежде, благодаря Бога, живу отлично! Съ женой мы опять сошлись, живемъ согласно, ладимъ.
   Долго еще мы говорили съ Кулаковымъ. Наконецъ онъ ушелъ поздно вечеромъ и на другой день рано утромъ выѣхалъ изъ города.
   

VII.

   Недавно я опять встрѣтилъ совершенно неожиданно Кулакова. Я ѣхалъ на почтовыхъ. На одной станціи я увидѣлъ довольно полнаго помѣщика съ порядочной лысиной. Онъ толковалъ съ станціоннымъ смотрителемъ объ новостяхъ. Когда онъ оборотился -- я узналъ Кулакова.
   -- Евсѣй! ты-ли это?
   -- Я!
   -- Какъ ты сюда попалъ?
   -- Очень просто. Я живу отсюда въ двухъ верстахъ и потому ты немедленно отправляешься со мною.
   Мы сѣли на бѣговыя дрожки, запряженныя красивою и сильною лошадью. Кулаковъ правилъ.
   -- Ты все-таки мнѣ не сказалъ, какимъ ты чудомъ очутился здѣсь! сказалъ я.
   -- Я теперь въ отставкѣ! отвѣчалъ онъ.
   -- Чтожъ это ты! а партіи?
   -- Нѣтъ, братъ, дудки! Нынче партіи, чортъ ихъ возьми совсѣмъ, ничего не стоятъ! Хлопотъ пропасть, а пользы -- шишъ!
   -- А пробѣлы? а сапоги? а піявки?
   -- Все, братъ, улетѣло! Начальство стало другое, порядки стали другіе, такъ-что отъ партіи почти-что ничего не остается, не стоитъ и хлопотать. Вздоръ, гадость. Слу*жить не изъ чего, не стоитъ. Пятидесяти рублей домой не привезешь! Я побился, побился, да и вышелъ въ отставку.
   -- Что-же, имѣніе купилъ?
   -- Гдѣ, братецъ, купить имѣніе! Откуда? Жилъ-то я слишкомъ ужъ широко въ былое время, оттого ничего почти не осталось. Я тутъ арендую одно имѣніе.
   -- И выгодно?
   -- Очень. Имѣніе было запущено, я его устроилъ и особенно налегъ на скотоводство. Ты посмотри сколько у меня скота, свиней и тому подобнаго.
   Мы пріѣхали. Кулаковъ живетъ въ хорошенькомъ домикѣ, жена его хорошенькая женщина, очень милая и любезная, и сынъ славный мальчикъ, очень похожій на отца.
   Сидя за столомъ съ трубкою въ рукахъ, Кулаковъ любитъ разсказывать о своихъ прошлыхъ похожденіяхъ, о невѣстахъ и рекрутскихъ сапогахъ; сынишка его слушаетъ очень внимательно. А на столѣ прекрасное масло и чудныя, густыя сливки.
   
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru