Рисунки художников А.Брея, Е.Лансере, Н.Петровой, Павла Павлинова, Петра Павлинова, Н.Тырсы
OCR & SpellCheck: Zmiy (zmiy@inbox.ru), 9 июня 2002 года
Было это давно, лет, пожалуй, тридцать тому назад. Порт был пароходами набит -- стать негде.
Придет пароход -- вся команда высыпет на берег, и остается на пароходе один капитан с помощником, механики.
Это моряки забастовали: требовали устройства союза и чтоб жалованья прибавили.
А пароходчики не сдавались -- посидите голодом, так небось назад запроситесь!
Вот уже тридцать дней бастовали моряки. Комитет выбрали. Комитет бегал, доставал поддержку: деньги собирал. Вполголода сидели моряки, а не сдавались.
Мы были молодые ребята, лет по двадцать каждому, и нам черт был не брат.
Вот сидели мы как-то, чай пили без сахара и спорили: чья возьмет?
Алешка Тищенко говорит:
-- Нет. Не сдадутся пароходчики, ничто их не возьмет. У них денег мешки наворочены. Мы вот чай пустой пьем, а они...
Подумал и говорит:
-- А они -- лимонад.
А Сережка-Горилла рычит:
-- Кабы у них с этого лимонаду пузо не вспучило. Тридцать дней хлопцы держатся, пять тысяч народу на бульваре всю траву задами вытерли.
А Тищенко свое:
-- А им что? Коров на твоем бульваре пасти? Напугал чем!
И ковыряет со злости стол ножиком.
Тут влетает парнишка.
Вспотелый, всклокоченный.
Плюнул в пол, хлопнул туда фуражкой, кричит:
-- Они здесь чай пьют!..
-- Лимонад нам пить, что ли? -- говорит Тищенко и волком на него глянул.
А тот кричит бабьим голосом:
-- Они чай пьют, а с "Юпитера" дым идет!
Тищенко:
-- Нехай он сгорит, "Юпитер", тебе жалко?
-- С трубы, -- кричит, -- с трубы дым пошел!
Тут мы все встали, и Сережка-Горилла говорит:
-- Это не дым идет, а провокация.
Парнишка плачет:
-- Черный! Там дворники под котлами шевелят. Пошли!
Выскочили мы, пошли к "Юпитеру".
Верно, из пароходной трубы шел черный дым, а кругом -- и на сходне, и на пристани, и на палубе -- кавалеры в черных тужурках. Рукава русским флагом обшиты, и на поясе револьверы. Не подойти.
-- Союзники русского народа, -- объясняет парнишка.
Будто мы не знаем, что такое "союз русского народа" -- полицейская порода.
Когда мы на бульвар пришли, только и разговору, что про "Юпитер". Стоит народ, и все на дым смотрят.
Взялся капитан с дворниками в рейс пойти, сорвать матросскую забастовку. Капитан -- из "русского народу", и охрану ему дали: двадцать пять человек. Дворники не дворники, а уголь шевелят здорово. На руль помощников капитан поставит, в машину -- механиков...
-- Очень просто, что снимутся, -- говорит Тищенко, -- а в Варне заграничную команду возьмут -- и пошел.
Сережка вдруг оскалился, говорит:
-- Не пустим!
-- Ты ему соли на корму насыпь, -- смеется Тищенко.
-- Знаем, как насолить, -- говорит Сережка. -- Пойдем... -- И толкает меня под бок.
Вышли мы из толпы.
Сережка мне говорит:
-- Ты не трус?
-- Трус, -- говорю.
Он помолчал и говорит:
-- Так вот, приходи ты сегодня в одиннадцать часов на Угольную, я около трапа тебя ждать буду. И никому -- ничего.
Пальцем помахал и пошел прочь.
Чудак!
Прихожу в одиннадцать на Угольную пристань. Фонари электрические горят, и от пристани на воду густая тень ложится -- ничего не видать под стенкой. Дошел до трапа, на ступеньках сидит Сережка-Горилла. Сел я рядом.
-- Что, -- спрашиваю, -- ты, дурак, надумал?
-- Полезай, -- говорит, -- в тузик вон у плота, дорогой обмозгуем.
Рассмотрелся, вижу плот и тузик.
Пошел я по плоту, -- не видать, где плот кончается. Ступил на воду, как на доску, и полетел в воду. Самому смешно: шинель вокруг меня венчиком плавает, и я -- как в розетке.
А вода весенняя, холодная.
Я в туз. Пока вылез, хорошо намок.
Разделся я до белья -- и холодно и смешно. Стал грести, согрелся.
-- Ну, -- говорит Серега, -- начало хорошее. А сделаем мы вот что: я на "Юпитере" путевой компас из нактоуза выверну и тебе в мешке спущу.
-- А как подойдем? Трап ты спросишь у охранников?
-- Нет, -- говорит, -- там угольная баржа о борт с ним стоит, какого-нибудь дурака сваляем.
-- Сваляем, -- говорю.
И весело мне стало. Гребу я и все думаю, какого там дурака будем валять. Как-то забыл, что "союзники" там с револьверами.
А Сережка мешок скручивает и веревку приготавливает.
Обогнули мол. Вот он, "Юпитер", вот и баржонка деревянная прикорнула с ним рядом. Угольщица.
Гребу смело к пароходу.
Вдруг оттуда голос:
-- Кто едет?
Ну, думаю, это береговой, -- флотский крикнул бы: "Кто гребет?"
И отвечаю грубым голосом:
-- Та не до вас, до деда.
-- Какого деда там? -- уж другой голос спрашивает.
А на такой барже никакого жилья не бывает, никаких дедов, и всякий гаванский человек это знает.
А я гребу и кричу ворчливо:
-- Какого деда? До Опанаса, на баржу, -- и протискиваю туз между баржой и пароходом.
Сережка окликает:
-- Опанас! Опанас!
С парохода помогают:
-- Дедушка, к вам приехали!
Залез я на баржу, с борта прыгнул на уголь и пошел в нос. А нос палубой прикрыт.
И говорю громко:
-- Дедушка, дедушка, это мы. Какой вы, к черту, сторож! Вас палкой не поднять, -- и шевелю уголь ногой.
Смотрю -- и Сережка лезет ко мне.
Чиркнул спичку. А я стариковским голосом шамкаю:
-- Та не жгите огня, пожару наделаете, шут с вами.
Сережка, дурак, смеется. А с парохода говорят:
-- Да, да, не зажигайте спичек, мы вам фонарь сейчас дадим.
И затопали по палубе.
Сережка говорит мне:
-- А дурак ты, дедушка, ей-богу, дурак!
Я выглянул из-под палубы. Смотрю, уже фонарь волокут.
Я скорей к ним.
К мокрому белью уголь пристал -- самый подходящий вид у меня сделался, это я уже при фонаре заметил.
Сидим мы с фонарем под палубой и вполголоса беседуем.
Я все шамкаю.
-- Лезь, -- шепчет Серега, -- в туз, а как уйдут с борта -- стукни чуть веслом в борт.
Я полез в туз.
Вдруг Серега громко говорит:
-- Так вода, говоришь, у тебя в носу оставлена, дедушка?
А я знаю, что он один там, и отвечаю из туза:
-- В носу, в носу вода!
-- Так заткни, чтоб не вытекла! Не тебя спрашивают, -- говорит Серега.
На борту засмеялись. А Серега зашагал по углю в корму. Потом вернулся. Опять прошел на корму, и все смолкло.
Смотрю -- один только человек остался у борта.
-- Эй, -- говорит, -- фонарь-то потом верните.
И отошел. Стало тихо.
Я подождал минут пять и стукнул веслом в баржу.
Бережно, но четко: стук!
И тут заколотилось у меня сердце.
Я прислушивался во все уши, но, кроме сердца своего, ничего не слыхал.
Глянул вверх -- через щели в барже светит фонарь.
Прошел человек по палубе.
Перегнулся через борт и спрашивает, как начальник:
-- Это что за лодка?
А я чувствую, что скажу слово -- голос сорвется. Молчу.
Он опять. Крикнул уже:
-- Что это за лодка? Эй, ты!
Тут ему кто-то из ихних ответил:
-- Это сюда, на баржу, к старику, свои приехали.
-- Ага, -- говорит и отошел.
Опять стало тихо. Я уж вверх не гляжу, смотрю по борту парохода.
Вдруг что-то вниз ползет серое по черному борту.
Я замер. Дошло до воды -- стало.
Мешок.
Вся сила ко мне вернулась.
Не брякнул я, не стукнул. Протянулся тузом по борту вперед, ухватил мешок -- здорово тяжелый -- и осторожно опустил в туз.
В это время туз качнуло; глянул -- Сережка уже стоит на корме.
Он по той же веревке слез, на которой и мешок опустил.
Я взялся за весла и стал потихоньку прогребаться вперед.
В это время с парохода кто-то крикнул:
-- Эй, дед, фонарь давай! Заснул?
И мы слыхали, как кто-то спрыгнул на баржу.
Я чуть приналег посильнее.
Фонарь стал метаться по барже.
На пароходе закричали, заголосили.
Бах, бах! -- щелкнули два выстрела.
-- Эх, навались!
Мы уже огибали мол.
Сережка оглянулся и сказал:
-- Шлюпка за нами -- навались!
Я рванул раз, два -- и правое весло треснуло, я повалился с банки.
Вскочил, смотрю -- Сережка гребет по-индейски обломком весла; как он успел на таком ходу ухватить обезьяньей хваткой обломок весла -- до сих пор не пойму.
Мы завернули за мол в темную полосу под стенкой и забились между большим пароходом и пристанью, как таракан в щель.
Мы видели, как из-за мола вылетела белая шлюпка.
Гребли четверо. Гребли вразброд, бестолково.
Орали и стреляли.
Через полчаса мы прокрались под стенкой к своей пристани.
Наутро пришли мы с Серегой на бульвар.
Еще пуще раздымился "Юпитер".
-- Снимается, снимается анафема, -- говорит Тищенко. -- Капитан там аккуратист -- все уж в порядке.
А тут сбоку подбавляют:
-- Лиха беда начать -- все пароходы вылезут. Наберут арапов, охрану поставят -- и айда. Завязывай!
Тут какой-то вскочил на скамейку и начал:
-- Товарищи! Не надо паники. Сотня арапов весны не делает, -- и пошел и пошел.
А мы с Сережкой переглядываемся.
Снялся "Юпитер". Вышел из порта.
Ну, думаю, через полчаса пойдет капитан курс давать, глянет в путевой компас...
Погудел народ и приуныл. Сели на землю и трут затылки шапками. Всем досада.
Мы с Сережкой ушли, так никому и слова не сказали.
Зашли в трактир, чаем пополоскались.
Дружина прошла строем, что на охране парохода была.
Серьезно идут, волками по сторонам смотрят.
Часа три прошло.
Вдруг вой с бульвара, да какой! Ну, думаем, полиция орудует на бульваре.
Бросились бегом.
Смотрим -- все стоят, в море смотрят и орут.
А это "Юпитер" идет назад в порт. Увидал его народ, вой поднял.