Жиркевич Иван Степанович
Записки

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Русская Старина", No 8, 1875.


   

ЗАПИСКИ ИВАНА СТЕПАНОВНА ЖИРКЕВИЧА.

1789--1848.

IX.
Возвращеніе въ Петербургъ.-- Происшествіе въ бригадѣ.-- Столкновеніе полковника Демидова съ бригаднымъ командиромъ Таубе.-- Дуэль.-- Доносъ на офицеровъ бригады.-- Аресты.-- Гнѣвъ императора Александра I на артиллеристовъ.-- Переводъ мой въ полевую артиллерію.
1815--1818.

   ....Въ 1815 году, вскорѣ послѣ свадьбы моей, я получилъ изъ Петербурга предписаніе, какъ можно скорѣе возвратиться къ бригадѣ, которая выступила уже въ походъ въ Вильну по случаю побѣга Наполеона съ острова Эльбы. Не желая продолжать службу мою вмѣстѣ съ Таубе, я не спѣшилъ исполнить его предписаніе, а подалъ рапортъ къ бывшему тогда инспектору артиллеріи, барону Меллеру-Закомельскому, прося перечислить меня въ резервныя роты гвардейской артиллерійской бригады, оставшейся въ Петербургѣ. Отвѣтъ отъ Меллера я получилъ въ концѣ іюля самый удовлетворительный, и въ первыхъ числахъ сентября, съ женой, выѣхалъ изъ Смоленска въ столицу. На пути подъ самымъ Петербургомъ, я обогналъ бригаду, возвращающуюся уже назадъ, ибо расчетъ съ Наполеономъ вторично былъ конченъ. Тутъ мнѣ привелось выслушать разсказъ о довольно необыкновенномъ происшествіи по бригадѣ, давно уже начатомъ, но еще не вполнѣ оконченномъ.
   Я говорилъ уже, что полковникъ Таубе, за сраженіе подъ Парижемъ, Ярошевицкому изъ младшихъ штабсъ-капитановъ доставилъ чинъ капитана. Несправедливость эта сильно огорчила цѣлый корпусъ офицеровъ, а болѣе всего тронула штабсъ-капитана Столыпина, заслуженнаго и раненаго офицера. За нѣсколько дней до вступленія гвардіи въ Вильну, всѣ офицеры отправились къ Ярошевицкому и объявили ему, чтобъ онъ оставилъ бригаду. Не бывши трусомъ, что онъ въ особенности доказалъ подъ Лейпцигомъ, онъ сначала уперся въ отказѣ, но, наконецъ, видя сильное настояніе, понялъ, что онаго не одолѣетъ, сталъ просить дать ему пріискать удобный случай проситься вонъ, на что офицеры, по убѣжденію капитана Коробьина, согласились. Прошло болѣе трехъ мѣсяцевъ, Ярошевицкій забылъ и не спѣшилъ выполнить даннаго обѣщанія. Всѣ офицеры, кромѣ Ярошевицкаго, рѣшительно ненавидѣли Таубе, но полковникъ Демидовъ, съ эгоистическимъ духомъ, одинъ соблюдалъ всѣ утонченныя приличія къ нему, какъ къ своему начальнику. Таубе же это принималъ какъ за искательство съ его стороны, ибо зналъ, что Демидовъ хотя уважаемъ, но не особенно любимъ офицерами.
   Во время обратнаго похода бригады, около Острова, Псковской губерніи, Демидовъ подалъ рапортъ Таубе, что въ его ротѣ вся коломазь, отпущенная для смазки колесъ подъ тяжестями, почти вышла и проситъ распоряженія его объ отпускѣ таковой, или денегъ для покупки. Таубе, вмѣсто личнаго объясненія съ Демидовымъ, отдалъ приказъ по бригадѣ, въ которомъ онъ указываетъ ему, что онъ не обращаетъ вниманія на выгоды казны, ибо для его роты коломази отпущено въ равной пропорціи, какъ и для другихъ ротъ; а какъ казна даетъ коломази съ избыткомъ, то при экономіи, подобно другимъ ротамъ, не могъ онъ ее всю употребить. Демидовъ выговоромъ этимъ чувствительно огорчился.
   На другой день послѣ отданія упомянутаго приказа, во время похода, когда роты всѣ шли вмѣстѣ, Таубе, обгоняя ихъ, поровнявшись съ Демидовымъ, привѣтствовалъ его словами:
   -- Bon jour, colonel!
   Вдругъ, къ удивленію всѣхъ, Демидовъ, поднявъ нагайку на Таубе, отвѣчалъ ему:
   -- Слушай, шмерцъ! я не colonel, а русскій полковникъ и научу тебя, какъ нужно обращаться съ нимъ.
   Таубе едва успѣлъ ускакать отъ Демидова. Расконфуженный и взбѣтпенный, переѣхавъ къ головѣ бригады, онъ тотчасъ приказалъ полковнику Базилевичу ѣхать арестовать Демидова и отправить его подъ караулъ въ аріергардъ, а вслѣдъ затѣмъ сталъ разсказывать о дерзкомъ поступкѣ ѣхавшимъ двумъ братьямъ кн. Горчаковымъ, Столыпину и др. офицерамъ. Столыпинъ спросилъ у Таубе, что же онъ думаетъ сдѣлать съ Демидовымъ?
   -- Непремѣнно отдамъ подъ судъ, отвѣчалъ тотъ; только что придемъ на мѣсто, сейчасъ пошлю донесеніе.
   Тогда князь Петръ Горчаковъ, усмѣхнувшись, замѣтилъ ему:
   -- Все это хорошо, Карлъ Карловичъ, отдавайте Демидова подъ судъ сколько вамъ угодно, а вы вотъ что намъ скажите: вѣдь онъ на васъ поднялъ нагайку. Послѣ этого врядъ-ли кто пожелаетъ служить подъ вашимъ начальствомъ.
   -- Что же я долженъ, господа, по вашему сдѣлать? спросилъ Таубе.
   На это ему возразили, что въ подобныхъ случаяхъ никто, кромѣ самого себя, не можетъ давать совѣтовъ, и всѣ, какъ-бы сговорившись, отъѣхали прочь, оставивъ Таубе одного размышлять о будущемъ своемъ поведеніи.
   Между тѣмъ Базилевичъ возвратился съ донесеніемъ о выполненіи даннаго ему приказанія;Таубе обратился и къ нему за совѣтомъ, отъ котораго получилъ почти въ такомъ же смыслѣ отвѣтъ, какъ и отъ прочихъ офицеровъ; такъ что Таубе рѣшился вызвать Демидова на дуэль, отказавшись отъ перваго своего предположенія -- отдать Демидова подъ судъ.
   Когда дошли до мѣста стоянки и стали устанавливать паркъ, Таубе отправилъ съ Базилевичемъ шпагу къ Демидову и ему же поручилъ сдѣлать вызовъ. Демидовъ согласился, но отвѣчалъ, что онъ иначе не станетъ драться, какъ на пистолетахъ, на что Таубе долго колебался, но потомъ изъявилъ свое согласіе. Демидовъ пригласилъ къ себѣ секундантами -- Столыпина и князя Михаила Горчакова, а Таубе взялъ Базилевича и князя Петра Горчакова. Столыпину поручили выборъ мѣста и другія пріуготовленія.
   Не въѣзжая еще въ городъ, бойцы и секунданты отправились на мѣсто. По пути Таубе сталъ распрашивать о порядкѣ и условіяхъ дуэли, объявивъ, что ему ни разу не приходилось въ такой передрягѣ участвовать, а потому вовсе не знаетъ, какія существуютъ для сего правила. Столыпинъ ему объяснилъ, что въ настоящемъ дѣлѣ послѣдовала тяжкая обида, то и дуэль непремѣнно должна кончиться смертью котораго-либо изъ противниковъ и для этого короче всего стрѣляться по платку, взявшись за концы онаго. Но другіе секунданты рѣшительно воспротивились этому предложенію и постановили: стрѣляться на дистанціи десяти шаговъ, чрезъ барьеръ, отступя отъ онаго еще на 10 шаговъ далѣе, предоставляя первый выстрѣлъ на произволъ самихъ противниковъ.
   Когда отмѣрили разстояніе, Демидовъ снялъ мундиръ, съ шеи платокъ и у него остался на груди только одинъ орденскій знакъ св. Анны 2-й ст. съ брилліантами, то и секунданты Таубе предложили ему снять сюртукъ, а если онъ не желаетъ снять платокъ съ шеи, то чтобы снялъ свои ордена, которыхъ у него было навѣшено во множествѣ. У него висѣли: Георгій 3-й ст., св. Владиміра 3-й ст., Анна 2-й ст., Краснаго Орла и "Peur le mérité". Таубе мундиръ снялъ, а платка и орденовъ снимать не захотѣлъ, тогда его секунданты висѣвшіе на шеѣ кресты перенесли на спину. Зарядивъ пистолеты и отойдя на условленную дистанцію отъ барьера, противники стали сходиться и, подойдя къ барьеру, никто не сдѣлалъ выстрѣла. Тогда Столыпинъ, ближе всѣхъ стоявшій къ нимъ, сказалъ:
   -- Я думалъ, что увидимъ что-нибудь трагическое, а выходитъ нѣчто комическое.
   Начались новые толки и опять взяли прежнюю дистанцію. Сдѣлавъ два шага, Таубе выстрѣлилъ и далъ промахъ. Демидовъ остановился и, обратясь къ секундантамъ, произнесъ:
   -- Придвиньте г. Таубе.
   -- Что такое? спросилъ онъ.
   Ему объяснили, что онъ долженъ дойти до барьера, и Таубе долго не хотѣлъ понять этого предложенія, но, наконецъ, по усиленнымъ убѣжденіямъ секундантовъ, исполнилъ это требованіе. Замѣтно было, что онъ совершенно упалъ духомъ. Демидовъ нѣсколько разъ подымалъ пистолетъ, прицѣливаясь, но потомъ опять его вновь опускалъ и, повторивъ это нѣсколько разъ, обратился къ своимъ свидѣтелямъ, сказавъ:
   -- Я не могу, я не хочу стрѣлять по Таубе.
   Тутъ секунданты Таубе стали настаивать, чтобы Демидовъ непремѣнно стрѣлялъ, но какъ тотъ все упорствовалъ въ своемъ отказѣ то они стали требовать отъ Таубе, чтобъ онъ настаивалъ самъ, чтобъ тотъ стрѣлялъ; но Таубе, совсѣмъ потерявшійся, объявилъ, что онъ совершенно предоставляетъ на волю самого Демидова. Тогда Столыпинъ, взявъ изъ рукъ Демидова пистолетъ и подойдя къ Таубе, выстрѣлилъ на воздухъ, прибавя:
   -- Полковникъ Таубе, Николай Петровичъ Демидовъ вамъ даритъ жизнь!
   Битва кончилась. Таубе пригласилъ Демидова и секундантовъ къ себѣ на обѣдъ и, разумѣется, что при мировой хозяинъ предложилъ тостъ за своего противника; отвѣчая на оный, Столыпинъ просилъ позволенія выпить за здоровье хозяина, и когда бокалы наполнились, то онъ, провозглашая тостъ:
   -- Карлъ Карловичъ, ваше здоровье!-- обратился въ Демидову: а васъ, Николай Петровичъ, поздравляю съ новорожденнымъ.
   Когда гвардія возвратилась въ Петербургъ, куда я пріѣхалъ нѣсколько дней прежде, исторія съ Ярошевицкимъ возобновилась и офицеры вторично отправились къ нему требовать его удаленія. Полковникъ Базилевичъ отъ имени всѣхъ держалъ рѣчь. На это Ярошевицкій, гордо поднявъ голову, отвѣчалъ:
   -- Не знаю, господа, чего вы хотите отъ меня? Я не хочу оставлять ни службы, ни бригады. Готовъ каждому изъ васъ дать личное удовлетвореніе, начиная съ васъ, полковникъ, потомъ съ каждымъ, кто пожелаетъ.
   На это ему возразилъ Базилевичъ, что отъ этого никто не откажется, но только тогда, когда онъ сниметъ нашъ мундиръ; а до того времени, отдѣльно, никто изъ насъ не почитаетъ себя въ правѣ отвѣчать на вызовъ, такъ какъ здѣсь не частное дѣло, но общее заключается настояніе.
   Ярошевицкій все-таки наотрѣзъ отказался подчиниться ихъ желанію и офицеры ушли отъ него, не рѣшивъ окончательно, какъ поступить съ нимъ.
   Ярошевицкій тотчасъ отправился къ Таубе и, по совѣщаніи съ нимъ, подалъ ему рапортъ, въ которомъ, объясняя въ подробности оба сдѣланныя противъ него настоянія, присовокупилъ, что это дѣлается видимо не собственно противъ него, а противъ самого Таубе, и тутъ же включилъ и происшествіе на походѣ съ Демидовымъ и коснулся немного о дуэли, утверждая, что при этомъ обстоятельствѣ будто бы Столыпинъ ему положительно говорилъ, "что если сживемъ Таубе, то мы васъ оставимъ въ покоѣ..."
   Таубе этотъ рапортъ лично отвезъ начальнику всей гвардейской артиллеріи, ген.-маіору Козену, и при этомъ подалъ ему отъ себя еще другой, представляя все происшествіе, какъ явный бунтъ противъ него, и что это ничто иное какъ возобновленіе исторіи, начатой еще за границей, во Франціи, подъ Труа, когда онъ только что былъ назначенъ командиромъ бригады. Козенъ взялъ на себя поддержать Таубе.
   Государь тогда находился во Франціи; гвардіею командовалъ графъ Милорадовичъ, а начальникомъ штаба при немъ былъ ген.-маіоръ Сипягинъ. Когда Козенъ донесъ о семъ Милорадовичу, тотъ немедленно приказалъ, арестовавъ Базилевича, Столыпина и Ярошевицкаго, посадить ихъ на гауптвахты порознь. Базилевича на сенатскую, втораго на смольную Новодѣвичьяго монастыря, а послѣдняго на арсенальную, и назначилъ особую коммисію изъ полковниковъ отъ каждаго пѣхотнаго гвардейскаго полка по одному, подъ предсѣдательствомъ начальника 1-й гвардейской пѣхотной дивизіи барона Гозена, коей поручилъ произвести строжайшее слѣдствіе.
   Въ то время я жилъ на Пескахъ, недалеко отъ Преображенскихъ казармъ, и какъ я былъ единственный независимый офицеръ въ бригадѣ, состоя въ резервѣ, то всѣ наши офицеры, поперемѣнно навѣщая меня, при настоящихъ обстоятельствахъ, избрали квартиру мою центральнымъ пунктомъ сообщеній между Базилевичемъ и Столыпинымъ, и у меня собирали свѣдѣнія о дѣлаемыхъ тому и другому вопросахъ и объ ихъ отвѣтахъ.
   Между тѣмъ, не находя способовъ жить съ женою въ Петербургѣ, я рѣшился подать прошеніе о переводѣ меня въ армію и хотя уже не состоялъ подъ начальствомъ Таубе, но онъ, вѣроятно, провѣдавъ о бывающихъ у меня совѣщаніяхъ, пожелалъ и меня привлечь къ дѣлу, донеся, что я женился, не получивъ отъ начальства на это дозволенія. Въ одинъ день я былъ чрезвычайно удивленъ пріѣздомъ ко мнѣ совершенно незнакомаго мнѣ адъютанта Козена, Гардера, который объяснилъ мнѣ, что онъ пріѣхалъ удостовѣриться справедливо-ли донесеніе Таубе. Я отперся... и вмѣстѣ съ этимъ рекомендовалъ жену мою. Гардеръ, благородной дучти человѣкъ, понялъ шутку и взялся быть за меня защитникомъ у Козена, такъ что въ отношеніи меня все преслѣдованіе Таубе этимъ ограничилось.
   Дня за три до пріѣзда государя въ Петербургъ, Базилевичъ и Столыпинъ были освобождены изъ-подъ ареста, и каждый изъ нихъ получилъ открытое свидѣтельство отъ гр. Милорадовича. что доносъ Ярошевицкаго на нихъ совершенно неоснователенъ. Всѣ мы уже радовались, что побѣдили,-- вышло совершенно напротивъ.
   По прибытіи государя, объявлено было повелѣніе на другой день быть у развода въ экзерщиргаузѣ всѣмъ офицерамъ гвардіи. Газумѣется, не было исключенія и для артиллеріи. Но государь къ разводу не прибылъ, а приказано офицерамъ для представленія ѣхать во дворецъ. Но каковъ же былъ сюрпризъ для нашихъ (я у развода не былъ), когда, при входѣ въ покои дворца, у каждаго входа артиллеристовъ встрѣчало запрещеніе идти далѣе, съ объявленіемъ, что государь не желаетъ ихъ видѣть. Это крѣпко всѣхъ насъ смутило и заставило призадуматься.
   ....Много прошло съ тѣхъ поръ лѣтъ, страсти поуспокоились, старые враги встрѣчались, какъ старинные хорошіе пріятели, а кто былъ въ то время закадычнымъ другомъ, да пошелъ въ гору, тотъ на мелкоту, на нашего брата, совсѣмъ не глядѣлъ; такъ точно было и со мной; когда я находился на службѣ въ артиллерійскомъ департаментѣ, въ Петербургѣ, нечаянно встрѣтился съ Таубе и пошли у насъ воспоминанія о давно прошедшихъ дѣлахъ, въ томъ числѣ зашла рѣчь и о происшествіи, которое я выше описалъ, и вотъ дополненіе всему, что мнѣ разсказалъ самъ Таубе, такъ какъ, кромѣ него, никто не могъ быть свидѣтелемъ тому, что происходило съ нимъ во время представленія государю.
   Когда кончился пріемъ, въ которомъ было отказано артиллеристамъ, государь потребовалъ къ себѣ въ кабинетъ Таубе.
   -- Я,-- говоритъ онъ,-- вошелъ ни живъ, ни мертвъ, чувствуя, что въ этой исторіи я былъ тоже не совсѣмъ правъ и, зная заранѣе почти за чѣмъ онъ меня требуетъ, я входилъ, признаюсь, съ трепетомъ, но тутъ совершенно потерялъ голову и не помню болѣе себя, когда увидѣлъ передъ собой такое грозное лицо государя, какое мы никогда и представить себѣ не могли. Вошелъ въ кабинетъ, а далѣе не могу двинуться. Хочу броситься на колѣни -- боюсь. Государь съ тѣмъ же гнѣвнымъ лицомъ подошелъ ко мнѣ и грозно сказалъ:
   -- "У тебя въ бригадѣ опять бунтъ. Ты не умѣешь быть начальникомъ и не похожъ, какъ посмотрю на тебя, на начальника. Я очень жалѣю, что тебя поставилъ на это мѣсто: а еще болѣе жалѣю, что для пользы службы долженъ поддержать тебя!"
   Я, говоритъ Таубе, тутъ было низко поклонился.
   -- "Не смѣй мнѣ кланяться!-- также гнѣвно сказалъ государь, -- не смѣй это принимать за милость или за вниманіе къ себѣ! Знай, еще разъ случится подобное несчастіе -- ты у меня полетишь туда, куда воронъ и костей не доноситъ. Теперь я не стану разбирать -- кто правъ, кто виноватъ, по всему заключаю, что ты. До тебя моя артиллерія служила примѣромъ, а теперь вынужденъ принять крутыя мѣры. Подай сейчасъ кн. Волконскому записку, кого ты желаешь, чтобы перевели отъ тебя изъ бригады. Ступай и не забудь моихъ словъ!"
   Таубе написалъ на запискѣ: полковниковъ: Базилевича, Демидова, кн. Горчакова 1-го (второй нѣсколько времени передъ этимъ поступилъ адъютантомъ къ Дибичу), штабсъ-капитана Глухова, и прапорщиковъ: Бибикова и кн. Горчакова 3-го -- и всѣ они на другой день были переведены въ армію, съ потерею правъ, присвоенныхъ гвардіи. Графъ Аракчеевъ убѣдительно упросилъ государя включить въ это число и Ярошевицкаго, какъ виновника всей этой исторіи. Я, вѣроятно, уцѣлѣлъ потому лишь, что прежде самъ подался въ армію, да и не былъ уже подъ командой Таубе.
   

X.
Пріѣздъ въ Оретъ.-- Назначенъ командиромъ роты.-- Пріемъ роты.-- Графъ Сергѣй Каменскій -- жизнь его въ Ортѣ,-- Его странности и причуды.-- Мое съ нимъ знакомство.-- Страсть его къ театру.-- Заботы его о немъ.-- Его обыденная жизнь.-- Проѣздъ чрезъ Орелъ государя и великаго князя Николая Павловича.-- Графъ Аракчеевъ.
1816--1819.

   Мой переводъ послѣдовалъ 4-го марта (1816 г.) въ батарейную No 58 роту, квартировавшую въ Орлѣ, гдѣ командиромъ роты былъ капитанъ Поль. Въ тоже время назначенъ былъ начальникомъ запасныхъ ротъ (безъ орудій и лошадей), около Орла расположенныхъ, ген.-маіоръ Эйлеръ и моя рота была въ числѣ прочихъ.
   По прибытіи на мѣсто назначенія, я сдѣланъ командиромъ роты No 58, которая была въ такомъ жалкомъ видѣ, что трудно себѣ представить. Ее въ насмѣшку называли "голубою", потому что на солдатахъ были мундиры самаго свѣтлаго, выцвѣтшаго изъ темно-зеленаго цвѣта, и ни одного мундира въ запасѣ. Вмѣсто шинелей, этой ежедневной одежды солдата, висѣли какія-то лохмотья, носившія названіе "кружева Поля"; правда, итона новыя шинели только лишь было принято сукно, но опять въ разнородномъ видѣ: на половину англійское тонкое, а остальная часть -- толстое русское. Вмѣсто киверовъ, какія-то лукошки, безъ чешуекъ, а, по прежнему образцу, съ ремешками. Обоза совсѣмъ не было и ни одной подъемной лошади. У Поля (моего предмѣстника) ни гроша въ карманѣ, -- такъ что я рѣшительно не зналъ, какъ и приступить къ пріему роты, тѣмъ болѣе еще, что между мной и Полемъ, съ самой первой встрѣчи, проявилась большая холодность и натянутость отношеній. Къ счастію моему, что оставлены были еще на одинъ годъ подъемныя лошади, которыя хотя и не находились въ ротѣ, но я все-таки сталъ на нихъ получать продовольствіе по справочнымъ цѣнамъ, до 600 р. асс. въ мѣсяцъ. Добрый мой помощникъ офицеръ Даниловъ приложилъ всѣ труды, чтобы меня успокоить, но никакъ не могъ убѣдить меня продолжать устройство роты на счетъ солдатскаго провіанта, уступленнаго хозяевами, который я обращалъ въ капиталъ и записывалъ въ счетъ солдатскихъ денегъ. Я говорю "въ счетъ", ибо, дѣйствительно, я былъ вынужденъ прибѣгнуть къ займу солдатскихъ денегъ на улучшеніе наружнаго вида роты, а въ послѣдствіи деньги эти я пополнилъ изъ фуражнаго барыша моего.
   Касательно же расчета съ Полемъ, я поручилъ Данилову составить опись однѣмъ только недостающимъ вещамъ, отнюдь не внося туда неисправныхъ, и чтобы онъ самъ условился съ Полемъ, сколько будетъ слѣдовать мнѣ получить съ него денегъ. Поль, самъ своей рукою, проставлялъ, сколько слѣдуетъ за каждую вещь и сумма дошла до 7,800 р. Когда же пришлось ему выдавать мнѣ деньги, онъ объявилъ, что таковыхъ не имѣетъ, а не желаю-ли я принять отъ него экипажи, столовый и чайный серебряный сервизъ, а въ остальной суммѣ вексель. Я на это предложеніе отвѣчалъ отказомъ и объявилъ, что въ квитанціи ему пропишу недостатки и оговорю потребную, имъ же назначенную, сумму. Поль сталъ распускать про меня слухи, что я хочу его ограбить; кончилось тѣмъ, что я представилъ донесеніе о найденныхъ недостаткахъ, а квитанціи ему не выдалъ,-- и онъ уѣхалъ съ большимъ на меня неудовольствіемъ. Фуражное довольствіе, продолжавшееся семь мѣсяцевъ, дало мнѣ, по крайней мѣрѣ, возможность извернуться, такъ что въ слѣдующемъ году я далъ отъ своей роты караулъ къ дому государя, когда онъ изволилъ проѣзжать чрезъ Орелъ. Но и тутъ едва не попался въ бѣду. Какъ я уже говорилъ, что много мундировъ моихъ были очень свѣтлы, то для однообразія я ихъ выкрасилъ темною краскою, не распарывая ихъ, иначе бы они ссѣлись, и едва государь отпустилъ роту, отправившись на маневры, какъ пошелъ не дождь, а ливень, и всю краску съ мундировъ погнало на лѣтніе панталоны и на обшивку. Случись это 7" часа ранѣе, Богъ знаетъ, чтобы досталось мнѣ за подобный форсъ украшенія.
   По окончаніи маневровъ, при которыхъ всѣ наши запасныя роты, безъ орудій и лошадей, представляли, какъ на театрѣ, статистовъ, т. е. лица безъ дѣйствій, государь подъѣхалъ къ моей ротѣ и, похваливъ наружный видъ и выправку людей, всю 1-ю шеренгу предназначилъ къ переводу въ гвардію, а фланговаго рядоваго въ Конногвардейскій полкъ. Полковникъ Поль, десятка полтора лѣтъ будучи бригаднымъ командиромъ, комплектовалъ свою роту съ пристрастіемъ противъ другихъ ротъ, а потому меня нисколько не удивило, какъ другихъ, что государь выбралъ 52 человѣка въ гвардію. Князь Яшвиль еще столько же просилъ государя дозволить ему. выбрать у меня въ конно-артиллерію, но государь отказалъ, сказавъ, "что Жиркевичъ и такъ ограбленъ". Зато полковникъ Поль въ другомъ отношеніи былъ весьма разборчивъ. Въ батарейной ротѣ полагается содержать 50 бомбардировъ, т. е. рядовыхъ, имѣющихъ на рукавномъ обшлагѣ золотой галунъ, то изъ экономіи у Поля было только 22 бомбардира, а 28 показывались въ недостаткѣ за неимѣніемъ въ виду достойныхъ. Эйлеръ чрезвычайно изумился, когда чрезъ недѣлю по моемъ вступленіи въ командованіе ротой, я ему представилъ къ повышенію въ бомбардиры 28 человѣкъ, и даже вначалѣ не хотѣлъ согласиться на это. Но я настоялъ, объясняя ему, что къ означенному повышенію я представилъ не по выбору, а по старшинству службы, исключая только тѣхъ, о коихъ получилъ невыгодные отзывы ротныхъ офицеровъ, и что этою справедливостью я замѣню необходимость (?) тѣлеснаго наказанія, снимая званіе бомбардира съ тѣхъ, которые не заслужатъ въ послѣдствіи этого отличія; таковая мѣра оказалась, какъ я и ожидалъ, дѣйствительною. Солдатъ, получившій прибавку къ своему ничтожному жалованью, дорожилъ званіемъ бомбардира и при томъ, видя мое справедливое вниманіе къ его поступкамъ, навсегда уже сталъ бояться моего гнѣва. Мнѣ ни разу, за все мое командованіе, изъ назначенныхъ вновь бомбардировъ не пришлось наказать тѣлесно, а между тѣмъ я видѣлъ, что при одномъ взглядѣ моемъ и серьезномъ вопросѣ рѣдкій изъ нихъ не смущался и не робѣлъ при мнѣ....
   Въ Орлѣ я простоялъ болѣе трехъ лѣтъ.
   При началѣ моего командованія ротою въ Орлѣ, туда пріѣхалъ Вельяминовъ, а за нимъ вскорѣ Ермоловъ, остановившіеся оба у меня. Ермоловъ ѣхалъ главнокомандующимъ въ Грузію. Будучи предупрежденъ противъ меня, когда былъ нашимъ начальникомъ, онъ не благоволилъ ко мнѣ, но тутъ сталъ убѣждать меня съ нимъ ѣхать въ Грузію, отъ чего я отказался, опасаясь подвергнуть жену свою столь долгому путешествію и къ тому же въ это время больную. Ермоловъ прожилъ у меня болѣе недѣли, ѣздилъ въ деревню на свиданіе съ своимъ отцомъ, и уже съ Вельяминовымъ вмѣстѣ, въ одномъ экипажѣ, отправились въ дальнѣйшій путь.
   Изъ жизни моей въ "Орлѣ у меня остались въ памяти слѣдующія болѣе или менѣе достойныя интереса воспоминанія:
   Графъ Сергѣй Михайловичъ Каменскій, генералъ отъ инфантеріи, кавалеръ орденовъ св. Александра Невскаго, Георгія 2-й ст., Владиміра 4-й ст., герой Вазарджика, послѣ отца своего фельдмаршала, убитаго своими крестьянами недалеко отъ Орла, и послѣ брата гр. Николая Михайловича, главнокомандующаго молдавской арміею, наслѣдовалъ состояніе до 7 тыс. душъ крестьянъ, но до такой степени разоренныхъ, что ему уже въ это время приходилось до зарѣзу, и онъ нуждался часто въ сотнѣ рублей. Въ Орлѣ у него былъ деревянный домъ, или, лучше сказать, большая связь деревянныхъ строеній, занимавшихъ почти цѣлый кварталъ. Повсюду, какъ внутри, такъ и снаружи, царствовала неописанная грязь и нечистота: болѣе чѣмъ въ половинѣ окнахъ торчали какія-то тряпки и подушки, замѣняя стекла;лѣстницы и крыльца были безъ одной, а то. безъ двухъ и болѣе ступенекъ, безъ балясокъ; перила валялись на землѣ: однимъ словомъ, безпорядокъ страшный. Въ этихъ, не знаю какъ и назвать, сараяхъ -- помѣщался самъ графъ, при немъ 400 человѣкъ прислуги, церковь и театръ, устроенный изъ крѣпостныхъ его дворовыхъ людей. До моего пріѣзда въ Орелъ, онъ жилъ на открытую ногу, стараясь подражать стариннымъ вельможамъ до такой степени, что по воскресеньямъ накрывался обѣденный столъ на 60 персонъ и къ столу могъ приходить каждый порядочно одѣтый человѣкъ, даже совершенно незнакомый. Кушанье и вино были всегда отличныя; но я засталъ только два подобныхъ обѣда.
   Мое знакомство съ графомъ началось тѣмъ, что я пріѣхалъ къ обѣднѣ вмѣстѣ съ женою и въ церкви увидѣлъ за клиросомъ, съ правой стороны, старуху мать его {Графиня Анна Павловна, рожденная княжна Щербатова, похоронена въ Москвѣ, въ Новодѣвичьемъ монастырѣ. Ж.}, вдову фельдмаршала съ двумя внуками и возлѣ нихъ самаго графа въ полной формѣ, въ лентѣ и орденахъ, а съ лѣвой стороны увидалъ молодую женщину, лѣтъ 30-ти, съ огромнымъ на груди, больше чѣмъ панагія, портретомъ Каменскаго, вдѣланнымъ въ медальонъ. Я поинтересовался узнать, кто это женщина? мнѣ сказали: "г-жа Курилова, любовница графа". Это меня чрезвычайно озадачило, но тутъ же мнѣ сказали, что ни мать, ни Курилова въ общемъ домѣ не живутъ, а каждая имѣетъ свое отдѣльное помѣщеніе. Тутъ мнѣ пришлось услыхать о нѣкоторыхъ чудачествахъ графа, такъ, напримѣръ, что видѣнный мною сегодня портретъ на груди г-жи Куриловой, она его., должно быть, на этой недѣли вполнѣ заслужила, потому что иначе, если навлечетъ чѣмъ-нибудь на себя неудовольствіе графа, то портретъ этотъ отъ нея отбирался, впредь пока она вновь заслужитъ расположеніе своего барина, а на мѣсто онаго давался другой, точно также отдѣланный, но на которомъ лица не было видно, а нарисована была чья-то спина и на спинѣ же г-жи Куриловой его вѣшали, и въ такомъ нарядѣ ей приходилось являться въ церковь на соблазнъ всѣхъ молящихся. Кромѣ этого наказанія, назначалось другое, которое, по моему мнѣнію, было несравненно жесточѣе, состоявшее въ томъ, что назначалась на квартиру г-жи Куриловой смѣна дворовыхъ людей, подъ командой урядника, которыхъ обязанность была каждые 1/4 часа входить къ Куриловой, что бы она ни дѣлала, и говорить ей: "грѣшно, Акулина Васильевна! Разсердили батюшку графа. Молитесь!" и бѣдная женщина должна была сейчасъ сдѣлать поклонъ; такъ что ей приходилось иногда по ночамъ не спать и почти что не вставать съ поклоновъ. Графъ, чрезъ довѣренныхъ лицъ, повѣрялъ, исправно-ли исполняется эта "эпитимья" и горе бывало тому, кто бы сдѣлалъ какую-нибудь поблажку. Къ счастію, Каменскій не былъ золъ. Объ особенныхъ какихъ-либо его варварскихъ поступкахъ не было слышно, и наказаніе, дѣлаемое имъ г-жѣ Куриловой, рѣдко когда продолжалось свыше нѣсколькихъ часовъ, но за то прогулка съ портретомъ на спинѣ длилась иногда по цѣлымъ мѣсяцамъ.
   Передъ окончаніемъ обѣдни Каменскій вышелъ изъ церкви, но къ многолѣтію опять вернулся и, подойдя ко мнѣ, сказалъ:
   -- "Г. Жиркевичъ, позвольте хозяину дома познакомиться съ вами и представиться супругѣ вашей" (я былъ только капитанъ). Потомъ, обратясь къ моей женѣ послѣ представленія, продолжалъ: "вамъ, вѣроятно, не будетъ непріятно, сударыня, познакомиться съ моей матушкой", и, не дождавшись отвѣта, подбѣжалъ къ старухѣ, схватилъ ее за руку, не говоря ей ни слова, потащилъ къ намъ. Я и жена, всѣмъ происходившимъ сильно сконфуженные, поспѣшили на встрѣчу почтенной старушки, начали ей рекомендоваться и просить извиненія, что не имѣли еще счастія быть у нея. Но она была такъ добра, или, лучше сказать, такъ привыкла къ причудамъ сынка своего, что не обратила вниманія на неприличный поступокъ графа; чрезвычайно ласково и привѣтливо обошлась съ женой и пригласила идти въ покои къ сыну. На этотъ случай, какъ-будто нарочно, въ церкви изъ постороннихъ, хотя кое-кто и были, но завтракать къ нему никто не пошелъ, и мы у графа нашли накрытый завтракъ, по крайней мѣрѣ, человѣкъ на 70. На другой день жена и я отправились къ фельдмаршальшѣ и она намъ возвратила визитъ на слѣдующій день, а гр. Каменскій съ своимъ визитомъ пріѣхалъ ко мнѣ въ пятомъ часу утра, полагая, что его не примутъ; но какъ на бѣду единственный мой слуга куда-то отлучился и я въ халатѣ, за бумагами, имѣлъ честь принимать полнаго генерала {Послѣ я узналъ, что онъ всѣмъ дѣлалъ свои визиты въ этомъ часу, чтобы не быть принятымъ нигдѣ. Ж.}.
   Онъ былъ во всей формѣ, въ мундирѣ и при шляпѣ. Извиняясь, что такъ рано меня обезпокоилъ, онъ все-таки просидѣлъ болѣе 1/2 часа и въ разговорѣ предложилъ мнѣ билеты въ свой театръ. Не зная его привычекъ и чудачествъ, я принялъ оные, сказавъ, что, будучи любителемъ театральныхъ зрѣлищъ, я почту долгомъ абонироваться; но онъ мнѣ возразилъ на это, что абонемента у него въ театрѣ нѣтъ, но что онъ почтетъ обязанностью каждый разъ присылать ко мнѣ два билета и, если желаю, подлѣ его матери. Съ этого дня болѣе 3-хъ лѣтъ, которыя прожилъ въ Орлѣ, на каждый спектакль присылался ко мнѣ пакетъ съ надписью моей фамиліи и запечатанный большою графскою печатью; въ пакетъ, влагалась особеннымъ манеромъ сложенная афиша, такъ что, не развертывая ее, можно было удобно читать дѣйствующихъ лицъ -- и два билета въ кресла. Скоро я узналъ, что все это продѣлывалъ собственноручно графъ. Лакей его являлся ко мнѣ въ 5 часовъ утра и ждалъ моего пробужденія иногда до 9-ти часовъ, отзываясь, что ему приказано пакетъ отдать "въ собственныя мои руки".
   Я сказалъ уже выше, что актеры были крѣпостные люди, но нѣкоторые изъ нихъ куплены графомъ за дорогую цѣну; такъ напримѣръ, за актеровъ мужа и жену Кравченковыхъ съ 6-и лѣтнею дочерью, которая танцовала въ особенности хорошо танцы "качучу и тампетъ" уступлена была г. Офросимову деревня въ 250 душъ. Музыкантовъ у него было два хора: инструментальный и роговой, каждый человѣкъ по 40, и всѣ они были одѣты въ форменную военную одежду. Въ частные дома своихъ музыкантовъ никогда не отпускалъ, говоря, "что они тамъ балуются и собьются съ такту". Вся его громадная дворня жила на военномъ положеніи, т. е. на пайкахъ и на общественномъ столѣ. Собирались на обѣдъ и расходились по барабану съ волторной и за столомъ никто не смѣлъ сидя ѣсть, а непремѣнно стоя, по замѣчанію графа, "что такъ будетъ ѣсть до-сыта, а не до безчувствія". Въ началѣ моего знакомства, вся прислуга и музыканты были одѣты довольно прилично, чисто, но за послѣдніе года это были какіе-то нищіе, въ лохмотьяхъ и босикомъ. Пьесы въ театрѣ безпрестанно мѣнялись и съ каждой новой пьесой являлись новые костюмы и великолѣпнѣйшія декораціи; такъ напримѣръ, въ "Калифѣ Багдадскомъ" шелку, бархату, вышитаго золотомъ, ковровъ, страусовыхъ перьевъ и турецкихъ шалей было болѣе чѣмъ на 30 т. руб., но со всѣмъ тѣмъ вся продѣлка эта походила на какую-то полоумную затѣю, а не настоящій театръ.
   Въ театрѣ для графа была устроена особая ложа и къ ней примыкала галлерея, гдѣ обыкновенно сидѣли такъ-называемыя пансіонерки, т. е. дворовыя дѣвочки, готовившіяся въ актрисы и въ танцовщицы. Для нихъ обязательно было посѣщеніе театра, ибо графъ требовалъ, чтобы на другой день каждая изъ нихъ продекламировала какой-нибудь монологъ изъ представленной пьесы или протанцовала бы вчерашній "на". Въ ложѣ, передъ графомъ, на столѣ лежала книга, куда онъ собственноручно вписывалъ замѣчанныя имъ на сценѣ ошибки или упущенія, а сзади его, на стѣнѣ, висѣло нѣсколько плетокъ и послѣ всякаго акта онъ ходилъ за кулисы и тамъ дѣлалъ свои расчеты съ виновнымъ, вопли котораго иногда доходили до слуха зрителя. Онъ требовалъ отъ актеровъ, чтобы роль была заучена слово въ слово, говорили бы безъ суфлера и бѣда бывало тому, кто запнется; но собственно объ игрѣ актера мало хлопоталъ. Иногда сходилъ въ кресла, которыя для него были въ первомъ ряду. Во второмъ ряду, тотчасъ же за нимъ, сидѣла его мать и съ нею двѣ его дочери, а позади матери, въ третьемъ ряду, Курилова съ огромнымъ портретомъ на груди, такъ что когда графиня въ антрактахъ поворачивалась къ публикѣ, первое, что ей должно было бросаться въ глаза -- это портретъ съ г-жей Куриловой, но старушка-графиня никогда не показывала виду, что замѣчаетъ это. Въ антрактахъ публикѣ, въ креслахъ, разносили моченыя яблоки и груши, изрѣдка пастилу, но чаще всего вареный превкусный медъ. Публики собиралось всегда довольно, но не изъ высшаго круга, которая только пріѣзжала компаніей, для издѣвокъ надъ актерами Каменскаго и надъ нимъ самимъ, что онъ, впрочемъ, замѣчалъ, и разъ, когда пріѣхалъ въ театръ корпусной командиръ баронъ Корфъ, начальникъ дивизіи Уваровъ и др. генералы съ нѣкоторыми дамами, какъ графиня Зотова, г-жа Теплова, Хрущева и др., Каменскій замѣтилъ ихъ насмѣшки, велѣлъ потушить всѣ лампы, кромѣ одной, началилъ масломъ всю залу, пріостановилъ представленіе и болѣе, какъ я слышалъ, ни разу этимъ лицамъ не посылалъ билетовъ.
   Занятія Каменскаго заключались въ слѣдующемъ: утромъ въ 5 часовъ онъ дѣлалъ визиты до 7-ми часовъ, потомъ прямо отправлялся въ свою театральную контору и начиналъ изъ рукъ своихъ раздавать и разсыпать билеты, записывая каждую выдачу собственными руками въ книгу, а равно вписывая полученныя за билеты деньги. При этомъ всегда спрашивалъ отъ кого посланъ, и если личность, которая прислала за билетомъ, ему ненравилась, то онъ ни за какія деньги не давалъ его. Кто же былъ у него въ фаворѣ и къ кому онъ благоволилъ, какъ напримѣръ, ко мнѣ, билеты высылались даромъ и заготовлялись наканунѣ съ вечера. Въ 9 часовъ онъ закрывалъ контору до 4-хъ часовъ и отправлялся за кулисы и тамъ до 2-хъ часовъ ежедневно присутствовалъ при репетиціяхъ. Въ 2 часа шелъ гулять пѣшкомъ по городу, постоянно по одному и тому же направленію до извѣстнаго мѣста, не дѣлая ни шагу болѣе, ни шагу менѣе, и возвращался домой обѣдать. За обѣдомъ у него бывало мало приглашенныхъ, но всегда казался доволенъ, если кто къ нему пріѣзжалъ безъ зова; перемѣнъ блюдъ за столомъ было нескончаемо и приготовлено очень удовлетворительно, винъ стояло во множествѣ и, кромѣ того, за каждой перемѣной блюда Дворецкой ко всякому гостю подходилъ съ бутылкой вина и предлагалъ онаго. Прислуги при столѣ толпилась цѣлая орда, больше ссорившаяся и ругавшаяся громко между собой, чѣмъ служившая. Сервировано было чрезвычайно грязно: скатерти потертыя, порваныя и всѣ залитыя, въ пятнахъ; салфетки -- тоже самое, а другимъ даже и не клали; стаканы и рюмки разныхъ фасоновъ: одни граненые, другіе гладкіе, а нѣкоторые даже съ отбитыми краями; ножи и вилки тупые и нечищенные;-- по всему было видно, что въ домѣ не имѣлось настоящаго хозяйскаго глаза. За обѣдомъ онъ занималъ гостей болѣе всего разсказами о своемъ театрѣ и о талантахъ своихъ артистовъ, не любя, чтобы касались до чего-либо другаго, въ особенности не любилъ, когда напоминали ему его боевую жизнь и его достославнаго брата гр. Николая Михайловича Каменскаго, къ которому, какъ мнѣ казалось по нѣкоторымъ его отзывамъ, онъ питалъ зависть. Мать его никогда не присутствовала на его обѣдахъ.
   Во внутреннихъ покояхъ царствовала такая же грязь и такой же безпорядокъ. Въ передней, уставленной вся кониками, на которыхъ валялся весь лакейскій хламъ, сидѣло постоянно 17 лакеевъ, которые обязаны были въ извѣстное для сего положенное время подавать графу кто трубку, кто стаканъ воды, кто платокъ, кто докладывалъ о пріѣздѣ гостей, кто о приходѣ режисера и т. д., но ни одинъ изъ нихъ не смѣлъ исполнить другаго порученія, кромѣ того, которое было на него возложено, и въ свободное время они, сидя на коникахъ въ передней, вязали чулки и невода. Зала была огромная комната, саженей 12 въ длину и саженей 7 въ ширину, уставленная кругомъ стѣнъ простыми стульями, выкрашенными сажей и покрытыми черной юфтью; на потолкѣ висѣли три великолѣпныя хрустальныя люстры, а по стѣнамъ хрустальные кенкеты; въ одномъ углу залы стояли 2 турецкихъ знамени и 8 бунчуковъ и при нихъ часовой (изъ дворни), одѣтый испанцемъ, съ тромбономъ, мѣнявшійся чрезъ каждые 2 часа. За залой шли 3 большихъ гостиныхъ, всѣ устланныя великолѣпными персидскими коврами, съ большими, въ простѣнкахъ оконъ, венеціанскими зеркалами и съ портретами, писанными масляными красками, покрывавшими стѣны отъ потолка почти до самаго пола. Въ первой гостиной висѣли портреты актеровъ и актрисъ всѣхъ возможныхъ націй; во второй -- предковъ графа и его сродниковъ;, а въ третьей -- доморощенныхъ его артистовъ. Мебель была вся изъ карельской березы, покрытой шелковою матеріею, весьма полинялою и потертою. Во второй гостиной, подъ портретами отца, брата и его, графа, лежали подъ стеклянными колпаками, на небольшомъ возвышеніи, всѣ ихъ регаліи и мундиры вмѣстѣ съ фельдмаршальскимъжезломъ, а напротивъ этихъ 3-хъ портретовъ, къ стѣнѣ, стояли большіе часы, купленные, какъ говорили мнѣ, уМедокса, въ Москвѣ, за 8 т. руб.. игравшіе, когда часовая стрѣлка показывала 11 минутъ 3-го часа пополудни: "Со святыми упокой" и въ 4 часа, тоже пополудни, извѣстный польской: "Славься, славься храбрый россъ". Первый бой обозначалъ, что въ этотъ часъ найдено было тѣло убитаго фельдмаршала, отца графа, а другой бои -- моментъ рожденія на свѣтъ самаго графа.
   Отъ покойнаго фельдмаршала (отца гр. Сергія Каменскаго) былъ отданъ приказъ подъ страхомъ жесточайшаго наказанія, чтобы ни кучеръ, ни лакей, рядомъ съ нимъ сидящій, во время ѣзды ни подъ какимъ бы видомъ не смѣлъ бы оборачивать головы назадъ, такъ что когда подъѣхалъ экипажъ къ дому, въ немъ нашли уже бездыханное и обезображенное тѣло гр. Каменскаго, но кѣмъ совершено было преступленіе, осталось въ мое время еще необъясненнымъ. Одни говорили -- крестьянами, другіе ѣхавшими съ нимъ кучеромъ и лакеемъ, но дѣло въ томъ, что въ острогѣ по этому дѣлу содержалось болѣе 300 человѣкъ, изъ коихъ большая ч^сть-отправлена въ Сибирь и сдана въ солдаты. _ Въ другихъ комнатахъ мнѣ не пришлось бывать, а слышалъ, что въ кабинетъ его никто не впускался, кромѣ камердинера, и что у дверей были привязаны на цѣпь преогромныя двѣ меделянскія собаки, знавшія только графа и камердинера.
   По окончаніи обѣда, графъ вводилъ своихъ гостей въ 1-ю гостиную, гдѣ столъ передъ диваномъ ломился уже подъ тяжестью наставленныхъ всевозможныхъ, домашняго производства, сладостей и бесѣдовалъ съ гостями до 5-ти часовъ. Едва пробивали они, графъ съ послѣднимъ боемъ вставалъ съ своего мѣста и, не взирая на тѣхъ, кто у него въ это время былъ, просилъ извиненія и бѣгомъ отправлялся опять за кулисы, подготовляя самъ все къ спектаклю, который начинался въ 6 1/2 часовъ, оставляя гостей своихъ дѣлать, что имъ угодно.
   Въ обхожденіи своемъ онъ былъ чрезвычайно любезенъ и привѣтливъ, съ крѣпостными людьми добръ и помогалъ нищимъ, которыхъ 2 раза въ недѣлю собирали къ нему на дворъ и одѣляли мѣдными деньгами.
   При театрѣ, во время спектаклей, караулъ былъ всегда отъ моей роты и караулъ этотъ обходился мнѣ весьма дорого. Въ послѣднемъ дѣйствіи пьесы графъ требовала въ свою ложу караульнаго офицера, вручалъ ему 5 пятирублевыхъ (синенькихъ) ассигнацій, а иногда одну 25-ти рублевую (бѣленькую) ассигнацію, всегда истертыя и разорванныя и весьма часто между ними фальшивыя, такъ что, получивъ ихъ для солдатъ и кладя въ артельную сумму, всѣ фальшивыя, негодныя къ размѣну ассигнаціи падали на мой счетъ, ибо обращаться къ графу совѣстился, въ особенности испытавъ, какъ одинъ разъ онъ отрекся офицеру, возвратившему ему тотчасъ по полученіи отъ него одну изъ негодныхъ ассигнацій, говоря, что онъ таковой никогда не давалъ ему и въ 3 года продѣлки эти мнѣ стоили не менѣе 1 т. руб. ассигн.
   Отъ громаднаго состоянія гр. Сергія Михайловича Каменскаго вскорѣ ничего у него не осталось, и когда онъ умеръ, 4 года спустя, буквально нечѣмъ было его похоронить, а сыновей его, прижитыхъ отъ Куриловой, помѣстили въ корпусъ, на казенный счетъ.
   Въ 1817 г. государь былъ въ Орлѣ, и Каменскій на это время выѣхалъ въ деревню, гдѣ, какъ сказывали, женился на Куриловой тайно отъ матери, не хотѣвшей слушать и признавать эту свадьбу до самой своей смерти. Первымъ визитомъ въ городѣ государь почтилъ фельдмаршальшу, не дозволяя ей говорить съ собой о сынѣ, говоря, "что полоумнаго могила исправитъ". Нынѣшній же (1847 г.) государь Николай Павловичъ, будучи великимъ княземъ, въ слѣдующемъ году (1818) посѣтившій Орелъ, показалъ ему еще болѣе свое неудовольствіе. Графъ вздумалъ послать на встрѣчу къ великому князю нарочнаго, прося осчастливить его домъ занятіемъ для пребыванія въ Орлѣ. Приказано было отвѣчать, "что ему, вѣроятно, уже приготовлена квартира". Послѣ подобнаго отвѣта, губернскій предводитель дворянства былъ столь безтактенъ, что приготовилъ на счетъ дворянства обѣдъ великому князю въ домѣ Каменскаго и тотъ, во время стола, по старшинству своего званія, умѣстился возлѣ великаго князя, который цѣлый обѣдъ, совершенно отвернувшись отъ него, проговорилъ съ лицомъ, сидѣвшимъ по другую его сторону.
   Въ началѣ 1819 г. чрезъ Орелъ проѣзжалъ гр. Аракчеевъ. Какъ водится, караулъ къ его квартирѣ былъ данъ отъ моей роты. Ординарцевъ я представлялъ лично и графъ не узналъ меня. Когда я вышелъ, одинъ изъ приближенныхъ напомнилъ ему обо мнѣ, и онъ тотчасъ же велѣлъ вернуть меня, обошелся со мной самымъ дружескимъ образомъ, благодарилъ за прежнюю мою службу при немъ и усадилъ меня вмѣстѣ съ генералами: барономъ Корфомъ, Уваровымъ, Плахово и Эйлеромъ. При этомъ случаѣ Аракчеевъ сказалъ барону Корфу, что ѣдетъ въ военныя поселенія.
   -- "Ну, что баронъ, я думаю вы всѣ браните меня за нихъ? У меня есть не отвергаемое оправданіе -- воля моего государя! Всѣ охужденія я охотно беру на свой собственный счетъ. Пройдетъ не болѣе 10-ти или 15-ти лѣтъ, пусть тогда судятъ и осуждаютъ меня".
   Меня же Аракчеевъ болѣе всего распрашивалъ о Каменскомъ и о его чудесахъ и нѣсколько разъ во время моихъ разсказовъ вздыхалъ и пожималъ плечами.
   

XI.
Капитанъ Шишкинъ и семейство графа Чернышева.-- Я отправляюсь съ ротой въ ихъ имѣніе.-- Доброта и радушіе Чернышевыхъ.-- Жизнь богатаго русскаго помѣщика въ деревнѣ -- Затѣи графа.-- Получаю новое назначеніе.-- Отъѣздъ.-- Встрѣча съ графиней Каменской.
1818--1819 г.

   Въ числѣ другихъ командировъ. 59-й легкой ротой командовалъ капитанъ Гаврила III.... квартировавшій верстахъ въ 7-ми отъ Орла, въ имѣніи гр. Чернышева. Тачинѣ. Этотъ человѣкъ былъ самой черной души и не было подлости, на которую бы онъ не былъ способенъ. На себя надѣвалъ по нѣсколько орденовъ произвольно, не имѣя на то никакихъ правъ. Солдатъ своей роты отправлялъ въ Малороссію верстъ за 200, въ свое имѣніе, для работъ. До смерти загонялъ сквозь строй нѣсколько человѣкъ, показавъ ихъ умершими. Отъ крестьянъ разными изворотами домогался провіанта, слѣдуемаго на солдатъ, обращая оный въ свою пользу. Сдѣлавъ лично связь, въ домѣ гр. Чернышева, съ крѣпостною его дѣвкою, подучилъ своего человѣка броситься въ ноги графини и просить дозволенія перевѣнчаться съ ней и затѣмъ открыто продолжалъ съ ней связь. Будучи сердитъ на графиню за то, что она видимо старалась его избѣгать, никогда не выходя изъ своихъ комнатъ въ рѣдкія его посѣщенія къ нимъ, онъ дозволилъ себѣ сыграть съ ней варварскую и подлую шутку. Квартира его была расположена въ деревнѣ, по другую сторону озера, въ саженяхъ 300-хъ отъ дома Чернышевыхъ, но такъ, что изъ оконъ помѣщичьяго дома все можно было видѣть, что дѣлается подъ окнами его квартиры. Зная, что графиня вставала обыкновенно довольно рано, часу въ шестомъ, онъ въ самое это время послалъ съ непремѣннымъ приказаніемъ доложить графинѣ, чтобы она не тревожилась, если услышитъ барабанный бой, такъ какъ предъ его квартирой будутъ гонять сквозь строй нѣсколько человѣкъ. Дѣйствительно, въ скорости барабаны затрещали. Графиня, нервная женщина, какъ была въ одномъ платьѣ, бросилась пѣшкомъ по грязи, а это было въ началѣ октября, въ другую деревню -- за 6 верстъ и до того перепугалась и вмѣстѣ съ этимъ простудилась, что въ тотъ же день слегла въ постель, опасно заболѣвъ...
   (Графиня послѣ этого просила Эйлера прислать другую роту смѣнить роту III". Отправили Жиркевича).
   ...Меня приняли съ распростертыми объятіями, все семейство обошлось со мной, женой и всѣми моими офицерами, какъ родные, и я не знаю, чтобы когда-нибудь можно было имѣть болѣе покойнаго и пріятнаго постоя, которымъ мы всѣ пользовались. Стоянка эта еще болѣе пришлась мнѣ по сердцу, что самый близкій сосѣдъ изъ командировъ роты былъ мой добрый и благородный Даниловъ, получившій около этого времени въ командованіе роту. У Чернышевыхъ я простоялъ до окончательнаго раздѣленія запасныхъ ротъ по бригадамъ, т. е. до половины іюля 1819 г. Въ это время я былъ произведенъ въ подполковники, 1-го іюля 1819 года.
   Семейство Чернышевыхъ, кромѣ мужа и жены, заключалось изъ одного сына и 6-ти дочерей и съ ними вмѣстѣ жила 90лѣтняя старуха, мать графини, генеральша Квашнина-Самарина. Въ буквальномъ смыслѣ могу сказать, что съ прибытіемъ моимъ оно умножилось мной и женой моей, ибо мы никогда не разставались, цѣлые дни проводя вмѣстѣ. Обыкновенно утромъ, часу въ 9-мъ, двѣ или три молодыя графини являлись къ намъ, уводили или увозили мою жену. Къ обѣду въ домъ я приходилъ со всѣми моими офицерами и расходились оттуда никогда не ранѣе 10-ти часовъ вечера, а иногда за полночь. Каждый день музыка, танцы, прогулки верхами, въ экипажахъ, устройство разныхъ сельскихъ забавъ, партія въ вистъ или въ бостонъ,-- наполняли цѣлый день и не давали возможность замѣтить, какъ онъ быстро пролеталъ, смѣняясь другимъ, еще болѣе пріятнымъ, а старики Чернышевы, наидобрѣйшіе люди, баловавшіе всѣхъ насъ, какъ дѣтей своихъ, изъ всѣхъ силъ старались доставлять наибольшее развлеченіе, тѣмъ болѣе, что и сами любили таковое. Для солдатъ моихъ по постою была сдѣлана уступка всей крупы и по 12-ти фунт. муки въ мѣсяцъ съ человѣка, что шло на ихъ артель, а лѣтомъ имъ давалась легкая земляная работа, или кошенье, съ платой и съ угощеніемъ. Для моего дома и для офицеровъ ежедневно высылалось изъ конторы все довольствіе: хлѣбъ, крупа, мясо, вино, масло, яйца, словомъ, все, что нужно въ хозяйствѣ, и это отдавалось людямъ и фельдфебелю, ибо за всѣ семь мѣсяцевъ, я не помню и не знаю, чтобы кто-либо изъ офицеровъ не обѣдалъ 2-хъ разъ у графа. Въ день имянинъ жены моей, 21-го апрѣля, изъ сосѣднихъ деревень, утромъ, пріѣхало ко мнѣ нѣсколько ротныхъ командировъ и офицеровъ другихъ ротъ; я приготовилъ для нихъ завтракъ, не предполагая ихъ задерживать къ обѣду, расчитывая самъ отправиться обѣдать къ графу, гдѣ тоже одна изъ дочерей была имянинница. но какъ изумился я, когда, часу въ 10-мъ, увидѣлъ цѣлый поѣздъ изъ графскаго дома съ цвѣтами ко мнѣ. Графиня съ матерью въ кабріолетѣ, графъ съ дочерьми пѣшкомъ и у каждаго на рукахъ по горшку розъ или букету цвѣтовъ. Позади нѣсколько ливрейныхъ слугъ съ носилками, установленными всѣми возможными пирогами, соусами и др. кушаньями и все это явилось у нашего порога, съ упрекомъ: "что я зову къ себѣ друзей изъ далека, а о ближайшихъ или забылъ, или не хочу видѣть!" Пиръ пошелъ горой и далеко за полночь мы разстались.
   Графъ жилъ вельможей, на большую ногу, если не съ роскошью, то во всемъ видѣнъ былъ большой достатокъ. Домъ и всѣ надворныя строенія были прочныя, каменныя и съ красивой наружностью, садъ большой, съ подстриженными тѣнистами аллеями, клумбами, полными цвѣтовъ, содержимый въ большомъ порядкѣ; цвѣточныхъ, фруктовыхъ, съ персиковыми, абрикосовыми и сливными деревьями, посаженныхъ въ грунтъ и въ кадкахъ, виноградныхъ оранжерей и ананасныхъ теплицъ имѣлось нѣсколько; кромѣ того, находился громадныхъ размѣровъ грунтовой сарай, въ которомъ посажены были шпанскія вишни, и надо правду сказать, что послѣ Тачина нигдѣ мнѣ не приводилось видѣть такое изобиліе и ѣсть такихъ вкусныхъ и сочныхъ фруктовъ, въ особенности персиковъ, извѣстныхъ подъ названіемъ "Венусовъ" (Venus). Ихъ ѣли и утромъ до обѣда и послѣ обѣда, они, можно сказать, не сходили со стола; кромѣ того, всякій, кто бы ни пожелалъ, шелъ въ оранжерею или въ грунтовой сарай и срывалъ самъ съ деревъ плоды, и все-таки ихъ было въ такомъ множествѣ, что гости, бывавшіе у Чернышевыхъ, массами отвозили къ себѣ домой. А пріѣздъ гостей къ нимъ былъ не малый; графъ славился своей привѣтливостью и своимъ хлѣбосольствомъ далеко. Въ извѣстные дни въ году, въ имянины жены и свои, у нихъ собиралось на конюшняхъ до 500 коней пріѣзжихъ гостей, которые пробывали не день, а два, три, а иногда и болѣе. Тутъ развлеченія смѣнялись одни другими, устраивались танцы, катанья на озерѣ днемъ и ночью съ пѣсенниками, музыкой, бенгальскими огнями, сжигались блестящіе фейерверки, а угощеніямъ не было конца. Не проходило дня, чтобы кто-либо изъ сосѣдей не пріѣзжалъ къ нимъ, такъ что положительно можно сказать, Чернышевы, за все время моей стоянки у нихъ, ни одного дня не были одни дома. Себя, жену и офицеровъ я тутъ не включаю, такъ какъ мы смотрѣли на себя, какъ на членовъ этого милаго семейства. Многочисленная прислуга и такая же дворня содержалась хорошо, отпускалось имъ все въ изобиліи и она не представляла тотъ грустный видъ нищеты, какой мнѣ довелось въ послѣдствіи видать у другихъ помѣщиковъ. Крестьяне, не обремененные очень работой, тоже были довольно зажиточны, судя по тому количеству сложенныхъ одонковъ хлѣба, которое я нашелъ уже зимой, въ январѣ мѣсяцѣ, а равно по тѣмъ постройкамъ, которыя принадлежали крестьянамъ. Графъ входилъ весьма мало въ хозяйство, а всѣмъ распоряжалась графиня. Она назначала работы, провѣряла конторскіе отчеты, управляющаго, занималась постройками, садомъ, фабриками, которыхъ было нѣсколько, но самая замѣчательная изъ нихъ полотняная, ткавшая превосходное столовое бѣлье и англійскаго пике одѣяла. Лѣчила сама больныхъ, въ устроенномъ ею лазаретѣ, всюду вникала бдительнымъ окомъ и находила время раздѣлять наше общество и оживлять его своимъ присутствіемъ. Трогательно было смотрѣть на отношенія, которыя существовали между мужемъ и женой, какъ они обоюдно старались сдѣлать другъ другу пріятное и съ какой неподдѣльной радостью глядѣли на доставленное удовольствіе. Остальные члены семейства жили между собой тоже въ большой дружбѣ и боготворили своихъ родителей, въ особенности отца.
   Графъ, занимаясь изъ всего огромнаго своего хозяйства однимъ коннымъ заводомъ, состоявшимъ болѣе чѣмъ изъ 400 головъ замѣчательныхъ лошадей, въ особенности по статямъ ихъ, и содержавшимся въ отличномъ порядкѣ, былъ человѣкъ весьма мягкій, любившій общество и его развлеченія, былъ не безъ причудъ, и одною изъ его странностей была страсть къ разнымъ родамъ сюрпризовъ, и, если не каждый день, то по воскресеньямъ или по праздникамъ, всегда находили въ домѣ что-нибудь необыкновенное. Однажды утромъ я съ двумя офицерами отправился гулять въ графекій садъ, куда мы имѣли обыкновеніе ходить ежедневно, передъ обѣдомъ, и здѣсь увидали на довольно дальнемъ разстояніи Отъ дома деревенскую хижину, покрытую берестой; насъ удивила вывѣска, на которой были изображены три красавицы, въ самыхъ ооблазнительно-красивыхъ позахъ и надъ ними надпись: Aux bons gourmands! Натурально, что это возбудило наше любопытство и мы вошли въ "ресторанъ". Но каково же было наше удивленіе, когда представился намъ прислужникъ въ бланжевой курткѣ и панталонахъ, въ фартукѣ, съ колпакомъ на головѣ, держащій въ рукахъ карту кушанѣевъ -- самъ графъ, едва узнаваемый въ этомъ нарядѣ. Онъ тотчасъ предложилъ намъ выбрать, какіе мы пожелаемъ блюда, винъ, сигаръ, табаку и всякихъ прохладительныхъ напитковъ. Самъ вынесъ намъ маленькіе столики на воздухъ и прислуживалъ, какъ самый исправный служитель. Явясь къ обѣду, мы, разумѣется, все разсказали, чему много смѣялись, и графъ объ одномъ только насъ просилъ -- ежедневно посѣщать его трактиръ, но не болѣе трехъ лицъ разомъ, чувствуя себя не настолько расторопнымъ и ловкимъ, чтобы исправно услужить болѣе многочисленнымъ посѣтителямъ.
   Въ другой разъ, послѣ обѣда, мы отправились въ лѣсъ для прогулки и графиня приказала, чтобы къ возвращенію нашему, часа черезъ два, былъ бы приготовленъ чай на балконѣ, расчитывая вернуться немного ранѣе домой для нѣкоторыхъ хозяйственныхъ занятій. Въѣхавъ въ лѣсъ на длинной долгушѣ, въ которой могло легко помѣститься до 18-ти человѣкъ, мы шагомъ подавались впередъ, наслаждаясь вечерней прохладой и весело разговаривая между собой; графъ былъ съ нами. Едва мы въѣхали на довольно большую поляну, какъ насъ поразило неожиданное зрѣлище. Посреди поляны возвышалась большая, изящно убранная палатка, вся въ зелени и цвѣтахъ, взятыхъ изъ графскихъ оранжерей, обвѣшанная вся разноцвѣтными фонариками. Въ палаткѣ и кругомъ ея виднѣлось много народу, который съ криками привѣтствовалъ наше появленіе. Подъѣхавъ ближе, мы встрѣчены были музыкой и знакомыми сосѣдями, пріѣхавшими по настоятельной просьбѣ графа, въ самыхъ простыхъ домашнихъ костюмахъ, не въ домъ, а прямо къ шатру, куда графъ объявилъ, что къ такому-то часу привезетъ свое семейство, которому онъ хотѣлъ сдѣлать сюрпризъ, устроивъ неожиданный пикникъ. Въ лѣсу были разбиты другія небольшія палатки для играющихъ въ карты, для куренья, а въ прочихъ разливали чай и стояли фрукты и разные прохладительные напитки, а изъ самой большой палатки раздавался непрерывный стукъ ножей, возвѣщавшихъ, что возбужденный желудокъ гостей, чистымъ воздухомъ и моціономъ танцевъ, въ скорости получитъ вожделѣнное удовлетвореніе. Лошади и люди пріѣзжихъ размѣщались у устроенныхъ для сего коновязей, тоже въ лѣсу, около которыхъ горѣли громадные костры. Вся эта продѣлка графа такъ была имъ устроена скоро и тайно, что, кромѣ его и управляющаго, имъ посвященнаго для приведенія въ исполненіе нѣкоторыхъ его распоряженій, никто въ домѣ до послѣдней минуты и не подозрѣвалъ. Нечего и говорить, какъ всѣ веселились на этомъ импровизированномъ вечерѣ и только, когда солнце поднялось уже высоко, рѣшились покончить танцы и разъѣхаться по домамъ, благодаря отъ души милаго графа за доставленное всѣмъ удовольствіе.
   Много было дѣлано графомъ и другихъ сюрпризовъ и неожиданностей, но всѣ доказывали доброту и привѣтливость его, такъ какъ всѣ они клонились къ тому, чтобы доставить удовольствіе лично одному или вообще всему обществу и теперь, повторяю вновь, память объ этомъ почтенномъ семействѣ и стоянка у нихъ навсегда составляютъ мои самыя свѣтлыя воспоминанія.
   Наконецъ, пришло время разлуки нашей съ столь привѣтливыми хозяевами, рота моя поступила въ составъ 10-й артиллерійской бригады и походъ назначенъ въ Калужскую губернію, въ село Недѣльное.
   Распоряженія мои къ выступленію начались тѣмъ, что я пожелалъ купить верховую лошадь на заводѣ графа; графиня предложила мнѣ за 300 руб. такую, которая, по дешевой цѣнѣ, стоила не менѣе 2,000 руб. и, вмѣсто денегъ, взяла съ меня стоги сѣна, заготовленные на лугахъ графа для моихъ собственныхъ лошадей и для подъемныхъ. Наканунѣ моего выступленія графъ самъ привезъ ко мнѣ большое количество провизіи, состоявшее изъ холодныхъ пастетовъ, жаркихъ и всѣхъ возможныхъ винъ, съ росписаніемъ, что употреблять на каждомъ ночлегѣ и растахѣ вплоть до Недѣльнаго. Женѣ моей привезъ въ подарокъ большой коверъ, стоившій рублей 500, два куска тонкаго полотна, нѣсколько скатертей и одѣялъ его фабрикъ. Три дня къ ряду предъ этимъ семейство Чернышевыхъ со мной и съ офицерами не разлучалось ни на часъ, и когда мы уже совершенно простились съ ними, со слезами на глазахъ за всѣ ихъ ласки и доброе къ намъ расположеніе, графъ сказалъ, "что онъ еще не прощается!" Но я, зная, что рота выступаетъ завтра въ 3 часа, а графъ никогда не встаетъ ранѣе 9-ти часовъ, принялъ это за простую любезность и, возвратясь домой, приказалъ ротѣ, чтобы она выступила въ назначенный часъ, а самъ преспокойно проспалъ до 5-ти часовъ утра. Но каково же было мое удивленіе, когда мой камердинеръ мнѣ объявилъ, что графъ съ третьяго часа утра здѣсь и сидитъ въ полисадникѣ, подъ окнами.
   -- Зачѣмъ же ты меня тотчасъ не разбудилъ? спросилъ я.
   -- Нельзя было, сударь. Графъ мнѣ пожаловалъ 25 руб., чтобы я не смѣлъ васъ безпокоить, а если разбужу, то обѣщалъ 10 палокъ.
   Тутъ мы еще разъ простились съ милѣйшимъ графомъ, котораго, къ сожалѣнію моему, мнѣ пришлось вновь встрѣтить въ горькую для всѣхъ ихъ минуту.
   На новыя квартиры, въ Недѣльное, я прибылъ съ ротою въ первыхъ числахъ августа, гдѣ мнѣ пришлось знакомиться съ новыми начальниками. Въ самыхъ первыхъ дняхъ моего новаго размѣщенія, однажды, часу въ 12-мъ ночи, приходятъ мнѣ сказать, что въ село пріѣхала графиня Каменская и убѣдительно просить меня съ нею повидаться. Полагая, что это фельдмаршальша, я въ туже минуту надѣлъ мундиръ и отправился къ ней. Но каковъ же былъ сюрпризъ, когда я нашелъ бывшую г-жу Курилову.
   -- Простите меня, Иванъ Степановичъ, что я взяла смѣлость васъ потревожить и такъ поздно, сказала она;-- по приглашенію, сдѣланному вамъ, вы, вѣроятно, предполагали встрѣтить здѣсь графиню Анну Павловну Каменскую, но здѣсь находите другую. Можетъ статься, васъ нужно увѣрять, что вы дѣйствительно видите предъ собой графиню Каменскую, да и немудрено, я и сама должна сомнѣваться въ этомъ, по тому неповиновенію, которое оказываютъ люди покойнаго моего мужа. Но могу совѣстью моей васъ завѣрить, что я дѣйствительно жена графа Сергѣя Михайловича, въ домѣ или, скорѣе, въ театрѣ котораго я имѣла честь встрѣчаться съ вами.
   Я самымъ вѣжливымъ образомъ отвѣчалъ ей, что не имѣю никакого права не вѣрить ея словамъ и что нисколько не стоитъ меня убѣждать въ справедливости оныхъ, просилъ мнѣ объяснить, въ чемъ я могу быть ей полезенъ. Она просила меня дать ей надежнаго человѣка проводить ее до Калуги, иначе она боится, что люди дорогой ее ограбятъ. Я тотчасъ исполнилъ ея просьбу, далъ лучшаго и расторопнаго унтеръ-офицера, приказавъ ему, чтобы въ Калугѣ онъ остановился у генерала Красовскаго, скупившаго почти всѣ имѣнія покойнаго графа.

(Продолженіе слѣдуетъ).

"Русская Старина", No 8, 1875

   

 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru