...Студеный ключ играет по оврагу И, погружая мысль в какой то смутный сон, Лепечет мне таинственную сагу!.. М.Ю. Лермонтов
В стране, где скалы возвышаются над скалами; где дремучие боры причудливо расположились по горам, пересекаемые ущелиями и пропастями, где реки богаты водопадами, а берег моря украшен фиордами, -- в такой стране должна была развиться поэзия сказки, поэзия чудес природы, великих одиноких личностей, поэзия любви к красотам Mиpa, доходящей до религиозного экстаза, противоречий героев с толпой, кончающихся трагедией, гибелью сверхчеловека.
Долгие зимние ночи, озаренные ярко блещущими звездами севера и таинственным полярным сиянием, бурная весна, короткое лето с белыми ночами -- все это вместе взятое, при упрямстве и прямолинейности северных характеров -- дало любопытную литературу, все более и более привлекающую внимание остальной Европы.
В стране чудес и загадок речи действующих лиц кратки, чувства могучи, поступки стихийны и разумом не мотивированы. В маленьких городах Норвегии развита высокая общественная жизнь со всеми выгодами культуры, a вместе с теми со всеми недостатками коллективизма, с партийной борьбой, не разбирающей средств, с недоверием к отдельной личности, не могущей или не хотящей слиться с обществом. Оригинальные люди, осмеливающиеся думать по-своему, противопоставившие себя общественной среде, становятся там бесконечно одинокими и погибают скорее, чем в больших городах Европы. Им нет места в родной стране, нет работы и жизни в родном городе: непризнанные в своем отечестве, герои бегут из него и ищут "берегов отчизны дальней" или спасаются в таинственных норвежских лесах. Там, в этих полных невысказанных грез лесах, в их чарующей тиши обитают боги и богини древней Эллады, под бичом истории и материальной культуры скрывшиеся в леса, ставшие более суровыми и еще более величавыми...
Поэзию севера и психологию его героев рисует пред нами оригинальнейший северный писатель Кнут Гамсун (род. в Норвегии в 1860 г.), величайший импрессионист по манере изображения, пессимист-индивидуалист по основным мотивам своего творчества, поэт по волнующим его чувствам и бесконечной любви к природе, писатель нашего времени по глубокой, бездонной тоске души.
Вот "Пан" перед нами, сразу завоевавший горячие и восторженные симпатии нашего общества. "Нимфы" окружают "Пана". "В последнее время я все думал и думал о вечном дне северного лета. Я сижу здесь и думаю о нем и о хижине, где я жил и о лесе за хижиной, и собираюсь написать кое-что, чтобы скоротать время и для своего собственного удовольствия"... Лейтенант Глан поселился в северной Норвегии, в лесной хижине недалеко от моря. Его душа -- душа древнего, светлого Пана, и на пороховнице его образ этого забытого людьми бога, Глан близок природе: он безгранично любил и понимал ее, и природа его понимала. "Моим единственным другом", -- говорит лейтенант Глан -- "был лес и великое уединение... Я нашел звездчатку и тысячелистник в поле, прилетели зяблики и синицы, я знал всех птиц". Он был счастлив в своем лесу, в нежном общении с природой, не зная людей с их повседневными тревогами, с их жестокими предрассудками. "Часто вечером, когда я возвращался с охоты в свою хижину, уютное ощущение быть у себя дома разливалось по всему моему телу, вызывало приятную внутреннюю дрожь, и я начинал болтать с Эзопом (собакой) о том, как нам хорошо"... Не только облака, солнце, небо, леса и море говорили и жили душа в душу с Паном, но и камни были в дружбе с ним. "Около моей хижины, -- говорит он, -- стоял камень, высокий, серый камень. У него было выражение дружеского расположения ко мне; казалось, он смотрел на меня, когда я проходил мимо него, и узнавал меня. Я охотно направлял свой путь мимо этого камня. Когда я утром выходил из дому, точно я оставлял там доброго друга, который будет дожидаться моего возвращения".
Все велико в природе, и камень выражает законы ее столь же, как и всякий атом. Нет в природе ни малого, ни ничтожного, ибо во всем -- вечные законы, управляющие Вселенной. Глубокое понимание природы и нужная любовь к ней, доходящая до обожествления и вместе с тем очеловечения ее, делают Кнута Гамсуна несомненным и последовательным пантеистом.
Все прекрасно среди природы, но вот Пан идет к людям и люди идут к нему, и жизнь его изменяется. Душа его будет отравлена любовью и ревностью, оригинальные черты его будут предметом смеха и болтовни; прямота его характера сочтется за грубость; его внутренняя сила -- зверством ("У вас звериные глаза", -- скажут ему); своеобразная жизнь его подвергнется преследованию... В поэме "Пан" мы вновь встречаемся с вечной проблемой борьбы индивидуума с обществом, вновь видим неизбежную гибель личности и проникаемся пессимизмом, который роковым образом сопровождает всякое столкновение оригинального с общим...
Пан пошел к людям. Зачем? -- на это нет ответа. "Зачем от мирных нег и дружбы простодушной вступил он в этот свет, завистливый и душный для сердца вольного и пламенных страстей?" Философ скажет: "Так начался закат Заратустры".
А в жизни совершается это так просто.
"Я вышел из лесу и увидал пред собою двух людей; они гуляли; я к ним приблизился, одной из них оказалась Эдварда; я узнал ее и поклонился; ее сопровождал доктор... Я пригласил их к себе в хижину, они обещали как-нибудь зайти. И вот наступил вечер. Я пришел домой и развел огонь, зажарил птицу и поужинал. Завтра опять будет день", -- так просто и мирно рассказывает Пан начало своей гибели: но его следующий день не был так счастлив и безмятежен, как дни до людей и без людей. Пришла Эдварда, и они, разговаривая, "открывали друг пред другом сердце". "Эдварда смотрела на меня, и я на нее, и я почувствовал в это мгновение, как что-то шевельнулось в моем сердце", -- признается лесной человек, и мир его жизни отлетел от него. Берлогу Пана посетила любовь. Обычно и просто зажглась она в его сердце. На него обратила внимание "высокая, стройная, с блестящими глазами" девушка, глядела ему в глаза на прогулках, являлась к нему в хижину с волшебным словом "я вас люблю", слушала его речи о деревьях, о камнях, о птицах, о звездах, о червяках -- о всем том, что понимал и любил Пан, среди чего он счастлив был. "У нас, -- говорит Пан, -- много было мест для свиданий: у мельницы, на дороге, да даже у меня в хижине; она приходила, куда я хотел. "Здравствуй!" -- кричала она всегда первая, и я отвечал: "здравствуй"!
Отшельник Глан заинтересовал прихотливую дочь торговца Макка. Женщина любопытна и ищет таинственного, но беда, если тайна исчезнет, если очарование неизвестности сменится ясным знанием души героя: тогда он более не существует, и ничто не привяжет к нему капризную женскую душу. Кнут Гамсун сходясь со своим старшим соотечественником Ибсеном в признании загадочности женской натуры, полной мимолетных настроений, противоречивых душевных переживаний и неожиданных порывов, является по отношению к женщине большим скептиком и иначе, чем Ибсен, оценивает сущность женской души и ее место в жизни. Его женские образы проникнуты недоверчивостью к женским силам. Женщины Кнута Гамсуна или не самостоятельны (как Виктория), или не моральны (Элиза Карено), или эксцентричны и эгоистичны, какова Эдварда в поэме "Пан".
Какого характера была любовь Эдварды к лейтенанту Глану? "Знаете, что моя подруга говорит о ней? -- начала она, -- у тебя звериный взгляд, когда ты глядишь на нее, она совсем теряет рассудок и испытывает такое ощущение, как будто ты прикасаешься к ней". Его сила и оригинальность инстинктивно ее притягивают, практически отвращают и все отношения ее к Пану носят причудливый, зигзагообразный характер. То в ней торжествуете стихийная, влекущая сила, и она бесконечно нежна к своему возлюбленному, безумно емка в выражении своих чувств, то рассудок и воспитанные общественной средой понятия доказывают Эдварде, до какой степени этот человек не подходит к обществу, как он не создан для обычной, буржуазно счастливой семейной жизни. Ясное утро любви быстро затуманивается, и Глан начинает чувствовать себя одиноким среди людей. "Сижу я здесь один-одиношенек, -- говорит он, -- на камне, и единственный человек, который мог бы меня извлечь отсюда, оставляет меня преспокойно сидеть". Глубокое различие вкусов, привычек, взглядов омрачает любовь Эдварды и Глана. Глан начинаете сердиться, он раздражается, и его раздражение выливается в совершенно непринятые формы. Он разбивает стакан, бросает в воду башмак Эдварды и дает любимой девушке новые доказательства своей непригодности к общественной жизни. Трагедия при таком положении вещей становится неизбежной. "Никогда ничего подобного не видала я!" -- укоризненно восклицает Эдварда на его странные выходки.
Оригинальная личность никогда не бывает понятна людям. Они не простят странностей, они жестоки к не знающему приличия света. Лесной человек был наивен и не знал людей, хотя ему и казалось, что он знает; его чувства были глубоки, а это не нужно для жизни; выражения чувств у него однообразны; а любовь прихотлива и требовательна. Он необычен в своих привычках и вкусах, а для семейной жизни нужно понятное и общепринятое. Выходит, что Пан не может быть счастлив с любимой девушкой, ибо он слишком глубок и однообразен для любви и слишком необычен, слишком своеобразен для семейной жизни. Доктор и барон были для него серьезными соперниками: один был разнообразнее и образованнее, другой -- богач и украшен титулом. О, любовь на севере! Впрочем, она такая же и на юге. Сын звезд или сын леса должен быть один; или монахом, или непризнанным ученым, или неизвестным философом, или жить среди зверей и птиц, трав и цветов. Пан захотел человеческого счастья, семьи, любви, он почувствовал нужду в людях и люди отравили его душу. Удивительные противоречия жизни! Глан не понимал той простой истины, что любить его искренно и просто могла только самая ограниченная, первобытная женщина, близкая к природе, как например Ева, жена кузнеца; он, кому понятны были речи скал, ручьев лесов и гор, хотел любви культурной Эдварды, но это невозможно: культурная, красивая и интересная Эдварда сделает более блестящую партию, тем более желательную, что родители ее посредством брака дочери с высокопоставленным лицом желают поднять свое значение и положение в обществе! Глан же, глубоко понимавший природу, не мог предусмотреть этих житейских соображений, не мог уяснить себе характер Эдварды и смешивал женщину нашего времени с женщиной грядущего, которая, очистившись в горниле страданий, кроткая и твердая, чуткая к истине, должна придти на смену капризным, нервным, мечущимся в разные стороны дочерям современности; она должна явиться в грядущем если только моральное одичание человечества на почве безверия в мудрость бытия, в ценности жизни, в бессмертие психического не остановит этого шествия.
Итак, Пан одинок и несчастен в любви. Его разлюбили или сделали вид, что разлюбили, и чем дальше, тем хуже шли его дела. Душа Пана не вынесла этого. Потрясенный, он покидает родину, свой лес, и хочет все горести, обиды и воспоминания оставить по сю сторону океана. Он уезжает в Индию. Из записок неизвестного автора мы узнаем, что Пан был застрелен на охоте, потому что этого он хотел. Смерть его была неизбежна. Он в Индии получил письмо от одной высокопоставленной дамы из Европы (вероятно, от Эдварды, вышедшей за барона). Она просит его быть другом ее дома; но ее письмо вызвало в Глане взрыв отчаяния, ее предложение его возмутило; он непрерывно после того пил и устроил так, что его застрелили. Прямой, глубоко чувствующий лесной человек не мог ни забыть Эдварду, ни согласиться стать другом дома, и смерть явилась естественным заключением чувств человека, который "принадлежал лесам и одиночеству".
Человек одиноким может быть не только в лесу, но и в больших каменных городах не только среди людей, но и среди господствующих модных мыслей. В своей драматической трилогии ("У врат царства", "Драма жизни" и "Закаты") автор раскрывает перед нами новые виды трагедии. Герой, осмелившийся думать по-своему, создавшей свою философскую систему, не угодил ни профессору Гиллингу, который считал себя последним словом науки, ни прессе, которая имела в виду (как и всегда это бывает) не истину вообще, а цветную истину, окрашенную партийными стремлениями. Да, Ивар Карено, кандидат философии, одинок; его бездарный товарищ уже доктор философии, а он не только не признаваем обществом ученых, но глубоко не понят, обманут и опозорен в собственной семье! Жена его уехала с журналистом Бондесеном. Все имущество Ивара Карено распродано с аукциона. Самостоятельный мыслитель остался одинок и беден, без надежд и упований на кого бы то ни было. Он был "У врат царства", но не вошел в него, ибо не хотел быть значительным холопом, а предпочел быть нищим господином.
В чем трагическая вина Карено, героя "У врат царства"?
-- В том, что он думает по-своему. Разве этого не достаточно? Он в долгах, но он молод и силен, он пишет книгу, в которую влагает всю душу и ждет от нее новой жизни. "В тот день, когда я кончу свою книгу, у нас будут деньги; это ясно, вопрос только времени. Ах, эта опись имущества!" -- с наивной досадливостью восклицает Карено. Но иначе думает профессор Гиллинг. Он задерживает печатание книги, требуя исправления ее, т.е. изменения основной мысли, изменения самой точки зрения молодого мыслителя. Кто же этот профессор, которому дана "власть вязать и разрешать" мысль человеческую? "Критикует Гегеля, поет гимны женскому вопросу, защищает всеобщее, равное и тайное избирательное право, Стюарта Милля. Он весь тут! Либерален, в серой шляпе, без грубых ошибок... Он считает себя на основании своих книг выше всего... Копается во всевозможных книгах и говорит: смотрите, все это замечательно; отсюда можно почерпнуть здравый смысл? А когда окончите с одной книгой, то говорит: где же следующая книга, из которой я мог бы почерпнуть немного здравого смысла? и читает следующую". Так аттестует его Ервен, ученик Гиллинга, исковерканный своим учителем, презирающий мысль и ученость, за то получивший степень доктора. И дальше Ервен прибавляет: "В общем, все профессора -- самые допотопные люди на свете. Узнают, если кто из молодых стремится к другому, чем он, и обладает достаточным количеством
благородного упорства, чтобы этого добиться, они сейчас же являются к нему, сначала с парочкой добрых советов, потом начинают уговаривать отказаться от своего намерения, затем оказывают противодействие и наконец применяют силу. Будь осторожен, Карено, ты рассердил одного из достойных уважения холопов".
Итак, Карено не мог напечатать своей книги и не мог рассчитывать на сколько-нибудь справедливое отношение к нему авторитетных "ученых", этих книжников, стерегущих врата царства, которые сами не входят туда и хотящим войти препятствуют. В этом трагическая вина Ивара Карено. Его жизнь и история -- общее явление в Мире. Вражду и преследование авторитетами каждого несогласного с ними история часто записывала на своих страницах. Это безнравственное отношение "ученых" к мысли, эта близорукость судей науки, за выслугою лет оказавшихся в курульных креслах, их педантизм, нетерпимость, боязнь признать за новою мыслью научность и силу, их недоверие и брюзгливая подозрительность к не испытанным путям и широким горизонтам, эти средневековые традиции, дошедшие до нашего времени, являются одной из великих причин пессимизма, нравственного одиночества, гибели молодых дарований, бессилия умственного и морального. Авгуры от науки издревле думали, что только пройденные ими пути обеспечивают шествие науки вперед и только солидарные до мелочей с ними их верные ученики и последователи достойны "лона отчего" в науке.
Малое количество великих людей среди представителей казенной науки доказывает обратное. Гоббс, Огюст Конт, Герберт Спенсер, Стюарт Милль, Дюринг и т.д. и т.д. -- сколько великих деятелей ума были непричастны к "академической учености", между тем как мало не гонимых, которые бросили бы векам "мысль плодовитую", оставили бы "гением начатый труд". Эта самая идея лежит в основании трилогии Кнута Гамсуна, и великая общечеловеческая идея эта представлена здесь в образах, которые глубоко оригинальны. В энергичных художественных масках, в недоговоренном слове, в чуть-чуть нарисованной картине, в таинственном намеке, северный художник дает нам черты жизни и быта в Норвегии, изображает и чарующую северную природу, и подобных ей героев, сильных, прямолинейных, которые с решительною волей соединяют наивность и нежность. Кнут Гамсун преимущественно поэт, все картины которого озарены таинственным и нежным, северным светом. Пред нами Карено, упрямый, углубленный в свои мысли, верящий в свои силы, не считающий жертв на пути к идейной цели, ибо он происходил из немногочисленного, но "гордого и упрямого племени", стремящегося к своей независимости...
Отвергнутый всеми и покинутый женой, он в "Драме жизни" является репетитором у богатого Отермана и здесь в башне сидит над своим сочинением. "Наши глаза видят все предметы выпуклыми; я попробую видеть плоскости. Это возможно. Я научусь большему, я исследую все и все запомню. Стекла и свет, говорю я; стекла и свет! я возлагаю на это некоторую надежду. Быть может, мне дастся при помощи оптического обмана несколько расширить мое земное познание. Это, может быть, удастся. Я проясню свой мозг светом, приведу себя в состояние некоторого рода ясновидения... (взволнованно) О, о, как бы я желал доискаться до сути... Я попробую всевозможные способы... Я ходил долго по своей комнате и выплакивал, выдумывал это... Фрекен Терсита, Гете отдавал предпочтение тем, кто неправильно шел своим собственным путем пред теми, кто правильно шел по чужому пути... Я знаю, что знают люди, но я хочу знать больше". При могучей жажде знания, готовый во что бы то ни стало расширить круг человеческого видения, признавая, что знание есть самоцель и высшее благо жизни, Карено в своем ненасытном стремлении исследовать, размышлять, творить не останавливается даже из-за того, что знание относительно, что истина в своем абсолютном значении непознаваема. Он говорит: "А так как нет ничего совершенно абсолютного, то я сажаю с превеликим удовольствием "химеру" на трон, приказываю ей существовать, как факту, снабжаю ее значением, возлагаю на нее корону".
Чем же кончается эта затея Карено -- создать новую философскую систему? -- Башня, где он работал, сгорает и рукопись в ней. Снова философ терпит неудачу.
Эта драма обставлена символическими образами. В горах нашли белый мрамор, который с ума сводил Отермана. Его странная дочь Терезита умирает от выстрела пистолета, который был в руках справедливости Тю, какого-то загадочного существа. Пьеса полна ужаса и бед, полна каких-то таинственных странных влияний, но тем не менее вызывает живое, реальное настроение печали, столь характерное для нашего времени. В самом конце пьесы мы видим Карено в отчаянии от обрушившихся несчастий: железный человек сломлен, протестующий своевольный дух начинает смиряться; он принимает все совершившееся, как "кару небесную за грех" и глубоко склоняет свою упрямую голову пред "Мудрою Немезидой". А дальше начинается грустный "Закат" Ивара Карено. Постепенно, шаг за шагом мучаясь сомнениями и колебаниями, твердый и непреклонный Карено уступаете обстоятельствам и изменяет убеждениям юности. Чего не достигли бедность и неудача, то было достигнуто славою, богатством и старостью. Слава Мира сего уловляет умы и смягчает строптивых!
Элина Карено, разбившая навсегда личную жизнь Ивара, снова захотела жить под одной кровлей с ним, ибо Карено к пятидесяти годам стал знаменитым мыслителем. Она теперь богата, получив наследство от своих родителей. Бондесен, влиятельный журналист, друг Элины Карено, стал благожелателен к Ивару и увеличивает его славу своей газетой, делает его, незаметно для него самого, орудием политической партии.
Долгие колебания Ивара -- остаться ли с этими людьми в богатой обстановке и славе, или примкнуть к партии тех, которые исповедуют его юношеские идеалы, кончились закатом личности, ставшей орудием честолюбивых людей. "Так начался закат Заратустры!". Таре, восторженный ученик Карено, представитель партии молодых припоминает ему, что он писал в юности, господин Карено, мы хотели бы просить вас быть твердым. Вам теперь за пятьдесят лет, у вас седые волосы; но все-таки держитесь твердо -- вы дали бы великий пример нашему народу!". Таре увеличиваете страдания и сомнения Карено, когда напоминает ему его смелые юношеские мысли. "Чему должна быть отдана молодость? тому, чтобы почитать старость?" почему? это учение -- измышление самой старости, ставшей бессильной. Когда старость не может больше выдержать жизненной борьбы, разве она уходит и прячется? нет, она забирается на самые высокие престолы и заставляет молодежь оказывать ей почести и уважение. И если молодые слушаются, старые сидят там наверху, на своих высотах как большие костлявые птицы, и от удовольствия трясут головами над послушной молодежью. Слушайте меня вы, молодые, подложите пороху под эту старость, очистите престолы и займите их сами, ибо ваша честь и власть навеки".
"К пятидесяти годам человек психически и физически стареет. Он уже тяжело дышит, если ему пришлось завязать шнурки своих башмаков; он уже нуждается в отдыхе, если накропает книжку". Карено изумляется своим юношеским мыслям, он не хочет слушать Таре. "Нет, говорите он, это было поспешно написано... я с тех пор стал зрелым человеком. Неужели я, действительно, все это написал? -- Да, но двадцать лет тому назад".
Философия смелой и сильной личности, что видим мы у Шопенгауэра и у Ницше, уже не под силу старику Ивару Карено. Сама природа клонит его к закату и к измене юности; он будет работать для молодежи не как живой пример и учитель, а "в качестве министра культуры" и, вступив в мирную "гавань", он обращается к приветствующей его толпе с новым своим исповеданием: "Я никогда вас не покину; ибо мне хорошо среди вас, ваша точка зрения становится моей... вы указываете мне путь к тихому закату. Отныне ваша вера -- моя вера. И я хочу ее высоко держать и защищать и вести к победе". Он "сжег все, чему поклонялся, поклонился тому, что сжигал". Карено примирился с безнравственной женой, примирился с Бондесеном, признал его дочь своей, примирился даже с толпой; он назвал "гаванью" лживую, лицемерную, но комфортабельную и внешне уютную жизнь, на которую променял поднебесье орла, и уверяет всех, что спокоен и счастлив. Но сколько грусти, когда будущий министр, надев халат после шумных оваций толпы, за чайным столом в своей красивой гостиной рассказывает маленькой Сари сказку: "Был человек, который ни перед чем не хотел склоняться!..". Хочется плакать, глядя на "счастливого" Ивара Карено.
Оба произведения: и "Пан" и "У врат царства" -- проникнуты индивидуализмом и вместе с тем пессимизмом. Кнут Гамсун любит Ницше и Шопенгауэра и, нужно предполагать, ими зачитывался. Он любит сильную автономную личность, молодость и бодрость. Но он знает, что сильная личность преследуется обществом (как лейтенант Глан), или подкупается славой, или сама, наконец, утомленная, клонит голову пред соблазнами Мира. Нет сильной и моральной личности! Нет сильной и счастливой личности! Если сильный человек не подчинится судьбе, то, сохранив свою моральную ценность, не увидит счастья. Ему нет места в жизни, нет радостей ее, у него нет семьи. Как Ницше, сильный человек должен сказать: "Моя невеста -- бесконечность, на ней женюсь я".
Эта же идея проникает его вдохновенное произведение, "крепкое и сильное, как вино", в котором "целое королевство, маленький шумный мир настроений, голосов и образов", над которыми высится таинственная, из бездонных глубин жизни идущая, властительница -- любовь, "твердая, как несокрушимая скала, которая горит неугасаемым пламенем до самой смерти, ибо она вечна".
В "Виктории" снова видим мы, что человек счастлив, когда он на лоне природы, среди птичьих гнезд и лесных друзей -- сосен и елей, среди раковин близ прозрачной реки, на уединенной мельнице своего отца или в пещере беседует с великанами. Тогда сказка жизни мила и светла, таинственно прекрасна и полна великих, не израненных жизнью героев. Как любит наш автор природу и сказку ее, сказку Вселенной, еще не омраченной ни позитивизмом, ни модами, ни предрассудками, ни заботами, ни славолюбием, когда сердце человека еще не обмануто, душа не искалечена ревностью, изменой, бессильной борьбой!
"Сын мельника шел и думал. Он был крепкий малый четырнадцати лет, загорелый на солнце и ветру, полный разных идей. Когда он вырастет, он будет рабочим на спичечной фабрике. Это было бы так восхитительно опасно, пальцы у него могли бы оказаться в сере, и никто не решился бы здороваться с ним. Его страшное ремесло внушало бы его товарищам большое уважение к нему".
Так начинается эта поэма языком бодрым, живительным, полным силы лесов, гор и великих рек. Как вы начали читать, вам уже не расстаться с книгой. Сначала вас увлекает бодрая сказка жизни, сына мельника, его отроческая, причудливая фантазия, потом понемногу вы будете испытывать печаль, и все больше и больше... Ваше сердце стонет, и вы быстро читаете роман... Когда вы его прочтете, вы рассердитесь на автора... Слишком уж много грусти, неутешная печаль в его книге. Через два-три дня, поуспокоившись, вы будете думать, отчего наша жизнь не первая только глава поэмы "Виктория"? Где старые мечты человечества, которые хотел воспроизвести Жан-Жак Руссо и за ним сантименталисты и романтики? Сантиментализм и романтизм разрушаются под ударами современного волюнтаризма, учения о сверхчеловеке, философии одиночества и незнания (Соллипсизм). Обесцветилась жизнь, погибли пышные цветы веселья и радости, и печаль овладела миром. Умерла Виктория, краса и цветок жизни, под напором жизненных законов истории и жизни... И нет целесообразности в Мире, утрачена старая вера новыми писателями. Бесконечно жаль жизнерадостного, искреннего талантливого Иоганнеса! потому ли он так страдал, имея славу, талант, что слишком оригинален и не подходит к обыденной жизни, и один ли он несчастен или все проникнуто мировой грустью? Грустно... Да, в конце концов, в романе "Виктория" все несчастны. Причина этого коллективного страдания здесь очевидна более, чем в поэме "Пан" или в драме "У врат царства". В тех произведениях причина мировая, психическая. Люди не принимают все оригинальное и самобытное, гонят все, не согласное с ними. Партийность -- нечто трудно устранимое в истории общества... В последнем же произведении, в "Виктории", причина страданий героя и героини явно в устранимых социальных условиях, в предубеждении, что дети должны быть принесены в жертву материальному состоянию родителей, во взгляде, что общество состоит из высших и низших.
"Пока были детьми (сын мельника Иоганнес и Виктория, дочь владетеля усадьбы), они понимали друг друга, и ничто их не отделяло. Что говорите, чем интересуется сын мельника, то понятно "дочери замка".
"Они входят в пещеру. Он показывает ей на один камень и говорит:
-- На этом камне сидел великан.
-- Ой, не говори больше, не рассказывай мне ничего. И тебе не было страшно?
-- Нет.
-- Ведь ты говорил, что у него только один глаз; но ведь это только у троллей один глаз?
Иоганнес задумывается.
-- У него два глаза, но на один он слеп".
Так разговаривают дети о великане, пока оба не испугались образов своей фантазии и не вышли из пещеры. Ни родители, ни тщеславие, ни различие положений, ни мировоззрение, никакие социальные условия не стояли между ними. И были счастливы Виктория и Иоганнес...
Но вот они выросли, и взгляды на мир должны были разойтись; оба они сказали, что он -- сын простого мельника, что она -- дочь человека, имеющего связи с аристократами города... И счастье улетело... Но судьба благоприятствовала. Великий талант Иоганнеса сделал его известным писателем. Известность тоже аристократизм. Случайность социального положения была уравновешена личными дарованиями. Казалось, счастье и взаимное понимание снова делаются возможными. Но известность еще не есть богатство, знаменитость еще не власть, и удар судьбы обрушился на доверившихся ей Иоганнеса и Виктории.
-- Господи, да разве вы не понимаете сами, что папа никогда не согласился бы? Зачем заставляете вы меня говорить это? Вы хорошо понимаете сами, вы видите, что из этого никогда ничего не вышло бы. Разве я не права? Так говорит любящая Виктория влюбленному в нее Иоганнесу, и великое несчастье было результатом этого, потому что "любовь -- ветерок, проносящийся над розами, нет, электрическая искра в крови. Любовь -- адская музыка, заставляющая плясать даже сердце старика. И любовь стала первоисточником Мира и владычицею его. Но все ее пути усыпаны цветами и залиты кровью. Цветами и кровью".
Почему Иоганнес, ставший знаменитым, перешагнувшим общественную преграду, любящий Викторию, в него влюбленную, почему он так счастлив? Потому что все имение отца Виктории "запущено, заборы повалились, леса повырублены, поля не возделаны; если правда все то, что рассказывают, то надо только удивляться той несоразмерно громадной сумме, за которую застрахован дом... Вообще здесь в замке привыкли к крупным суммам... "Ну, да денежки зятя опять восстановят бывшее великолепие".
Старик, отец Виктории, хотел поправить свои финансовые дела при помощи брака красивой Виктории с лейтенантом Отто, отец которого имел большое политическое значение. Вот тот злой рок, который умертвил Викторию и опустошил душу Иоганнеса, сделавши его одиноким; но наш поэт верит в правду, ("мне отмщение и Аз воздам")... Лейтенант Отто, жених, был застрелен на охоте, а отец Виктории сгорел во время пожара замка, зажженного им самим.
Был момент в конце романа, когда еще доля счастья была возможна, но у героя не хватило величия духа, чтобы до конца терпеть, не рассердившись ни на кого... ибо в конце концов люди не властны над своими мыслями, желаниями. Был один момент, но он прошел, и Виктория умерла со словами любви к Иоганнесу.
"Когда я буду отлетать от земли, то я до последней минуты буду благодарить Вас и мысленно называть Ваше имя во время всего пути... Благодарю вас за каждый день и каждый час. Больше я не могу -- Ваша Виктория".
"Внесли лампу и мне стало светлее. Я лежала в забытьи и опять была далеко от земли. Слава Богу, это было не так ужасно, как в тот раз, -- я слышала музыку, а главное, не было темно. Я так благодарна. Но больше у меня нет сил писать. Прощай, любовь моя"...
Так звучали в последний раз нежные струны богатой чувствами души Виктории. Больше этих звуков... нет... арфа сломана, и цветок жизни увял, и невообразимая грусть овладевает душой читателя. Может быть, наша жизнь -- самая печальная мелодия мировой души, хочется сказать по окончании "Истории одной любви", которая показывает все шипы и уколы этого нежного цветка, таинственного чувства -- любви.
Великие люди для нашего Льва Николаевича Толстого ничто, история идет по неизвестным нам путям. Но Кнута Гамсуна занимают именно сильные люди (как и Ибсена). Только второго интересуют люди моральной идеи: пасторы, проповедники, борцы правды, а первого -- литераторы (Иоганнес), философы (Ивар Карено), изобретатели, каков герой интересной повести из жизни Северной Норвегии. Эти герои Гамсуна большею частью неудачны в жизни, также и в любви, как будто женщина идет только за победителем.
Наш автор постоянно ищет выхода из коллизии личности и общества, ищет людей сильных и оригинальных, которые, однако, умеют сойтись с обществом и быть полезным его деятелем.
Таков Роландес (герой "Сумасброда"). Этот телеграфист в Северной Норвегии, любителе природы, и изобретатель рыбьего клея. Чтобы получить четыреста талеров, необходимых ему для опубликования своего изобретения, объявляет себя вором, укравшим у торговца Макка двести талеров, потому что последний для поддержания своего реноме, как богатый человек, обещал четыреста талеров тому, кто придет и скажет, что он украл. Когда же нашелся настоящий вор, телеграфист уезжает на прибрежный остров, где и живет на лоне природы, прикидываясь сумасшедшим, когда приплывали люди к острову. Между тем телеграммы его уже были посланы всем фирмам об изобретении. Через месяц он получил телеграммы, что его изобретение покупается за огромную сумму. Макк, постигший все это, видя в сумасбродном телеграфисте замечательного человека и боясь его конкуренции в рыбном деле, решается перестроить свою фабрику по предложению Роландеса и берет его заведующим этой фабрикой. Итак, герой выплыл на поверхность жизни после тяжких испытаний, благодаря своему изобретательному уму.
Женские типы, как и в других произведениях, отличаются некоторой "таинственностью": то они любят упорно и безрассудно, когда уже видят к ним равнодушие, то не знаешь, что они чувствуют, на что решатся. Так Элиза, дочь Макка, отказавшая в руке Роландесу, когда он был простым телеграфистом и, странно державшаяся все время до самого момента обручения с капитаном прибрежного парохода Хенриксеном, вдруг объявляет, что она не может быть женою последнего и ласково гладит по руке Роландеса, у которого закружилась голова от радости. Что же подействовало на Элизу Макк? -- слава ли изобретателя, ревность ли к юмфру Фон Лоос, которая безнадежно любила телеграфиста и жаждала быть его женой, а, может быть, старая любовь к "Сумасброду" проснулась в непонятной Элизе. Женскую душу понять невозможно, и Кнут Гамсун рисует ее всегда неуловимой, капризной, нелогичной. Взволнованная отношением к ней Роландеса на балу, Элиза Макк с крупными слезами на сияющем лице подходит к своему жениху капитану Хенриксену и коротко заявляет: "Я не могу", и столь же кратко отвергнутый жених отвечает "хорошо". Герои Кнута Гамсуна вообще не многословны и с полуслова понимают, в чем дело.
По прочтении произведений нашего автора думается, что герои его далеко не все плод фантазии писателя; между ними встречаются лица, по-видимому, действительного мира, наблюдаемая автором в Северной Норвегии или Христиании. Одни и те же лица повторяются даже с сохранением имен, а не только характеров и особенностей в различных произведениях. Так, торговец Макк встречается и в поэме "Пан", и в повести "Сумасброд". Даже мелкие внешние признаки повторяются. "И старый Макк был также доволен и на нем был надет даже тот орден, который ему пожаловал король во время своего путешествия по побережью Финмаркена", это в "Сумасброде"; тоже и в "Пане". "Мой дедушка консул Макк получил эту застежку из собственных рук Карла Иоганна, говорил г-н Макк и показывал пальцем на свою бриллиантовую застежку".
Люди нравственного долга, проповедники морали не занимают Кнута Гамсуна и эти образы у него не ярки, не значительны; автор отводит им в жизни второстепенное значение. Так например, священник в "Сумасброде", идеально настроенный, деятельно хлопочущий о добродетели, ничего не достигает своей работой и часто оказывается даже в смешных положениях. В эту силу ницшеанец-поэт мало верит и представляет живую противоположность Ибсену, который наделил своего Бранта сверхчеловеческими чертами.
В литературе XIX века наблюдается за все время два противоположные течения. Одно совершенствует и развивает уже установившуюся литературную традицию, и свято охраняет богатое литературное наследие начала века; другое -- имеет в прошлом только случайных или мало значительных предшественников; он ищет новых путей в искусстве, стремится к созданию иных форм, иных образов. На протяжении XIX века однако можно насчитать уже немало имени очень крупных, которые идут влево от традиции и провозглашают абсолютную свободу творчества. Это так называемые модернисты: Моррис, Тениссон, Уитман, Оскар Уайльд, Бодлэр, Сюлли-Прюдом, Метерлинк, Верхарн, Гауптман, Ведекинд, Пшибышевский и т.д. и т. д. Их всех соединяет абсолютная свобода творчества, жажда новых откровений, импрессионизм изображения, новизна языка, любовь к таинственному и неизведанному, страстное поклонение природе, и "рядом с восторженными вспышками" у них у всех по выражению Бальмонта, "так много самой больной тоски".
Индивидуализм со времени философии Ницше становится главным мотивом произведений современных писателей.
Кнут Гамсун -- один из ярких и наиболее своеобразных представителей модернизма. Его индивидуализм прежде всего бросается в глаза. Сильные личности, оригинальные люди страдают, но они горды, не клонят своей головы пред обстоятельствами и людьми. "Пан" предпочел быть застреленным, чем идти на компромисс, на сделку со своим сильным и глубоким чувством. Ивар Карено только на закате дней изменяет себе и то после больших колебаний. Иоганнес предпочел остаться одиноким, чем молить о взаимной любви Викторию. Герой "Голода" беден, но высоко о себе думает и полагает, что он на многое способен, выбирает самые значительные темы для своих сочинений, -- о "будущем преступлении", или о "философском сознании" в трех томах.
Но все сильные духом несчастны и одиноки. Социальный пессимизм -- вторая черта творчества нашего автора. Эти
сильные люди не приспособлены к жизни. Они одиноки в своих чувствах и мыслях. Эти характеры, гордые, непреклонные, выше всего ставящие свое я -- одинокие и могучие -- родные братья Заратустры, Раскольникова, Ивана Карамазова. И в этом отношении Кнут Гамсун именно приближается к Ницше и Достоевскому и, несомненно, находится под влиянием этих авторов. Общество рисуется холодным, равнодушным к братьям узко партийными. Пролетарий герой "Голода", ничего не найдя в великолепной Христиании, уезжает оттуда простым юнгой, смотря на светлые окна роскошных домов столицы Норвегии. Но эти пролетарии горды и упрямы. Они напишут о "будущем преступлении". Они некогда повлияют на ход культуры; они не побоятся опровергнуть "Софизмы" Канта. Пока их мало, они одиноки.
Все эти герои действуют в северном климате, там, где короткое лето и долгая зима, где таинственна природа, причудливы горы, сумрачны леса и светлы фиорды; где характеры железные, где сказки представляют самые темные стороны жизни (напр. описание чумы в Северной Норвегии в "Драме жизни").
Женщины Кнута Гамсуна несамостоятельны, неопределенны, непонятны, и вместе с тем несчастны. Эдварда выходите замуж без любви за барона, Виктория умирает, Фрекен Терезита убита пулей из рук "справедливости". Элиза Карено была игрушкой в руках страсти и легко меняется в лучшие годы своей жизни.
Кисть художника все это рисуете символично, при помощи анализа, мгновенных сумрачных скоро переходящих настроений, ибо, по выражению Оскара Уайльда "теперь живопись и поэзия преимущественно желают служить посредниками по воспроизведению моментальных положений жизни и видов природы". ("Эстетический манифест").
Как все вообще модернисты, Кнута Гамсун является не только певцом природы, но и певцом любви. Природа и любовь -- две стихии, которые всегда прекрасны, если прозаический, утилитарный ум человека не трогает первой, не рубит пышных лесов для фабричных труб не наполняет чадом живительный воздух не мутит нефтью и грязью прозрачной, обильной чистой водой реки. Любовь прекрасна, когда она подобна природе, когда она крепка, могуча и сладостна и не омрачена людскими предрассудками, ложными взглядами, лицемерными правилами.
Любовь у героев и героинь норвежского писателя вспыхивает мгновенно, как искра, часто пламенем охватывает всю душу и доводит до гибели, как например, было с лейтенантом Гланом в "Пане", с Иоганнесом в "Истории одной любви" и др. Могучая любовь при столкновении с житейскими условиями, переходит в страдание, часто кончается смертью героев. Любовь занимает доминирующее положение в их жизни, и ради нее приносятся в жертву все соображения о будущем, все выгоды, все дела. Так, герой "Сиесты", раз только увидав девушку, не может расстаться с ее образом и, спустя четыре года после этой случайной встречи, увидев лицо своей "царицы Савской" в окне вагона, близ которого он неожиданно оказался, забывает дело, за которым он приехал, забывает о господине, который его ожидал для важного делового разговора, и без пальто с одной только дорожной сумкой вскакивает в поезд, несущий незнакомку, и едет неизвестно куда, в смутной надежде познакомиться с прекрасной "царицей Савской". Бедная девушка, служанка в другом рассказе, внезапно полюбив одного из посетителей ресторана, где она служила, лишается из-за него места, отдает ему последние деньги и при этом едва знает его имя, решительно не имеет никаких надежд не только на взаимность, но даже на простое внимание.
Любовь прекрасна и таинственна; она вся освещена мистическим светом, она, как судьба, и бороться с любовью бессмысленно.
В признании господствующего начала любви, в культе любви и пола Кнут Гамсун также всецело принадлежал к модернистам; но любовь в его произведениях есть духовное начало, глубокое, таинственное и роковое, и он совершенно далек от певцов плоти, как Оскар Уайльд, Уитман, Пшибышевский и др.
Кнут Гамсун -- лирик по преимуществу и лирик своеобразный.
Жизнь и природа рисуются сквозь призму рефлексии и воспоминаний в отрывках то с радостью, то с болью.
Все же возникает перед нами мирная картина жизни на севере. Перед нашими взорами проходит жизнь сильного народа, склонного к индивидуализму и экзальтации, согласного идти на подвиг не боящегося быть одиноким. Эта сила духа гармонирует с суровой природою, но этот сильный народ способен на тонкие, нежные чувства, и это вторит светлой весне севера, грустной осени, белым ночами звонким песням водопадов и ручьев в сумрачных борах зеленым цветочкам, встречающимся на ясных полянах возле дороги, ведущей на скалы.
Таков оригинальный сильный талант глубоко и напряженно творящего Кнута Гамсуна.
Но он еще не сказал своего последнего слова.
Есть признаки, дающие думать, что он -- одна из первых ласточек грядущей великой поэзии (еще не иссякшего в своей энергии) севера, ибо, по-видимому, приходит пора, когда на арену истории выступают новые народы и новые расы; они засияют своим оригинальным светом к тому времени, когда одряхлевшая Европа с наклоненной головой встретит свой закат, примирившись с судьбою.