Газеты одного крупнаго города черты осѣдлости, описывая тамошнюю попытку публичнаго чествованія памяти Коммиссаржевской, устроенную литературно-артистическимъ клубомъ, отмѣтили, что русской публики на торжествѣ было мало, а зато было очень много публики еврейской. Это, дѣйствительно, любопытное явленіе; мнѣ давно хотѣлось его отмѣтить и побесѣдовать на эту тему, но не рѣшался. Ни для кого не тайна, что литературные клубы въ чертѣ осѣдлости вообще на девять десятыхъ посѣщаются евреями; огромное большинство членовъ -- тоже евреи. Арійскій элементъ представленъ обычно десяткомъ-другимъ отдѣльныхъ любителей слова и музыки; пусть это талантливые и симпатичные люди, но ихъ мало. Остальная, массовая часть членовъ и посѣтителей состоитъ изъ евреевъ.
Читатель, вѣроятно, тутъ заспоритъ и скажетъ: "позвольте, что же въ этомъ дурного -- напротивъ, очень хорошо, что евреи такъ отзывчивы, такъ интересуются -- это дѣлаетъ имъ честь"... Честь или не честь, это другой вопросъ; но займемся пока не евреями, а русскими. Гдѣ они? Отчего не приходятъ? Почему они такъ мало отзывчивы, почему они не интересуются, почему они не хотятъ "дѣлать себѣ честь"?
Странно: вѣдь арійская интеллигенція велика и обильна. Несомнѣнно, есть же въ томъ городѣ достаточно образованной русской публики, чтобы заполнить три такихъ зала, особенно, если присчитать учащуюся молодежь. Отчего же эти не ходятъ? Вотъ, оказывается, и въ Петербургѣ ихъ не было на вечерѣ памяти Коммиссаржевской. Петербургъ въ этомъ отношеніи особенно характеренъ. Городъ русскій, евреи тамъ врядъ ли составятъ и 2 сотыхъ населенія. Тамъ тоже было, а можетъ и теперь есть, литературное общество аналогичнаго типа, "объединяющее всѣ національности". И на рефератахъ этого общества очи видѣли ту же знакомую картину. 10--15 репрезентативныхъ христіанъ изъ радикальной литературы, а въ публикѣ почти исключительно евреи. Что за притча? Гдѣ русская интеллигенція? Смѣшно вѣдь даже спрашивать, есть ли она въ столицѣ, интересуется ли дѣлами культуры. Это вѣдь она создаетъ русскую культуру, она создала все, что было цѣннаго въ русской литературѣ, она создала и Коммиссаржевскую. Въ чемъ же дѣло?
Лучшимъ отвѣтомъ на вопросъ было бы узнать мнѣніе самихъ отсутствующихъ -- мнѣніе тѣхъ самыхъ русскихъ интеллигентовъ, которые культуру то создаютъ, а на рефераты и вечера извѣстнаго рода упорно не ходятъ. Но мнѣ ихъ взглядъ совершенно неизвѣстенъ. Зато приходилось часто говорить объ этомъ "странномъ" явленіи съ ихъ, такъ сказать, замѣстителями,-- съ еврейскими ассимиляторами. Многіе изъ нихъ вообще не желаютъ говорить на эту тему. Они не замѣчаютъ. Но нѣкоторые, все же, разговорились и разоткровенничались. У меня получилось отъ этой откровенности странное впечатлѣніе. Они мнѣ говорили извѣстныя старыя вещи: что евреи -- прекрасный ферментъ, что ихъ миссія -- будить всюду интересъ къ идеѣ и культурѣ, что они -- авангардъ, увлекающій за собою неповоротливыхъ домохозяевъ, и пр. Я, какъ извѣстно, грѣшникъ, считаю національность альфой и омегой своей вѣры, дорожу ею больше, чѣмъ прогрессомъ, и т. д. Но, признаюсь, я совершенно не способенъ проникнуться этимъ взглядомъ на еврея, какъ на соль земли, безъ которой остальные вахлаки совсѣмъ бы закисли. Для меня совершенно ясно, что не только эллины въ древности, но и многіе народы въ настоящее время, напримѣръ, англичане и нѣмцы, куда талантливѣй евреевъ во всемъ, рѣшительно во всемъ, начиная съ литературы и кончая банкирскими конторами. Я въ этомъ не вижу никакой обиды для евреевъ, потому что не смотрю на нихъ, какъ на народъ, который всю жизнь держитъ передъ кѣмъ-то экзаменъ и долженъ непремѣнно получать всѣ пятерки. Право народа на самобытность и равенство не нуждается ни въ какихъ оправданіяхъ. Конечно, разъ мы тутъ по Европѣ околачиваемся столько вѣковъ, мы естественно принесли ей много пользы, обогатили ея жизнь; иначе и быть не могло -- вѣдь и мы же не лыкомъ шиты, и если занимаемъ среди историческихъ націй не первое мѣсто, то и не послѣднее. Но смѣшно пересаливать. Не будь евреевъ, культурный міръ тоже бы теперь не въ лаптяхъ ходилъ. Въ частности, русскій народъ свою литературу создалъ безъ всякой помощи евреевъ, такъ же, какъ и французскій, и англійскій, и итальянскій. Да будетъ позволено спросить: если бы въ Петербургѣ и Одессѣ совсѣмъ не было евреевъ, неужели тамъ и здѣсь такъ-таки никогда не возникли бы литературные клубы? Мое скромное мнѣніе таково: не только возникли бы, но и процвѣтали бы не меньше теперешняго, только публика была бы въ нить -- русская.
Здѣсь я долженъ привести мнѣніе одного извѣстнаго журналиста, родомъ изъ евреевъ. Прошу читателя не принять эту ссылку за литературный пріемъ: это былъ настоящій разговоръ съ настоящимъ извѣстнымъ журналистомъ еврейскаго происхожденія. Онъ живетъ въ русскомъ городѣ, русскими, интересами, вращается почти исключительно въ русскомъ обществѣ, слѣдовательно, знаетъ ту самую публику, которая "не ходитъ"; кромѣ того, самъ пользуется репутаціей умнаго, образованнаго и хладнокровнаго человѣка. Я всегда зналъ его за ассимилятора; впрочемъ, онъ не отрицалъ того, что еврейство націонализируется, но не сочувствовалъ этому процессу. Рѣчь зашла о томъ самомъ "странномъ" явленіи: что "они" "не ходятъ". Совершенно ручаюсь за точную передачу мысли моего собесѣдника:
-- Я вотъ что здѣсь наблюдаю уже не въ первый разъ, -- сказалъ онъ.-- Возникаетъ какое-нибудь общество или, скажемъ, литературный органъ; основатели его -- русскіе люди съ именами. (Это не всегда бываетъ такъ, но я нарочно беру только тѣ именно случаи, когда основатели -- русскіе)* Когда дѣло наладится и машина пущена въ ходъ, первое время все идетъ нереально. Русская публика интересуется, участвуетъ, посѣщаетъ, читаетъ и сама пишетъ. Во со второго или третьяго мѣсяца начинается наплывъ евреевъ. Основатели радушно ихъ принимаютъ, даже очень рады -- знаете, нѣтъ вѣдь ничего добродушнѣе и искреннѣе хорошаго русскаго интеллигента; онъ, право, по большей части и не замѣчаетъ, кто вы такой. Черезъ нѣсколько недѣль -- ваша аудиторія полна евреевъ. И тогда вы начинаете замѣчать странную вещь: по мѣрѣ того, какъ прибываютъ евреи, убываютъ русскіе. Не только въ смыслѣ процента, но абсолютно. Гдѣ ихъ прежде было 100, тамъ ихъ остается 20. Уходятъ. Не ругаются, не сердятся, не жалуются, вообще ничего не говорятъ, а просто отстраняются. Спросишь ихъ: почему?-- Сами не умѣютъ объяснить. Да, да, вы правы, надо будетъ опять записаться, просто, знаете ли, вылетѣло изъ головы... Иногда я въ этомъ чувствую привкусъ сознательной юдофобіи; но, право, гораздо чаще ничего подобнаго не могу нащупать. А вижу только разительное паденіе интереса къ дѣлу именно съ того момента, какъ имъ такъ ревностно заинтересовались евреи. Оно съ этого мгновенія какъ бы стало для русской публики чужимъ, ее туда уже больше не тянетъ, ей тамъ больше не уютно и незанятно, хотя сюжеты преній или статей остались тѣ же. Это повторяется и съ обществами, и съ газетами,-- бытъ можетъ и съ партіями -- и, говорю вамъ, не въ первый разъ. Чѣмъ это объяснить, я не знаю; но нельзя отрицать, что есть какое-то невидимое "отталкиваніе". И вотъ мой выводъ: хорошо это или печально, но Россія должна будетъ пройти черезъ полосу національнаго размежеванія точно такъ же, какъ проходитъ черезъ нее Австрія. Придется взять эту линію и евреямъ, отмежеваться въ обоихъ смыслахъ: политически и культурно. Я, конечно, исключаю тотъ десятокъ-другой евреевъ, которые для еврейства -- отрѣзанные ломти, давно ушли, завязали новыя связи и пустили корни въ чужой средѣ. Но еврейское общество въ цѣломъ должно будетъ отграничить себя отъ русскаго и въ политикѣ и въ культурѣ. Этимъ оно окажетъ большую услугу и себѣ и русскимъ: оно имъ дастъ, наконецъ, возможность организоваться внутри себя, по своему, безъ постороннихъ примѣсей, которыя въ такомъ количествѣ для нихъ очевидно непріемлемы...
За точную передачу мысли, какъ уже сказано, я ручаюсь. Ручаться за правильность наблюденія и вывода, конечно, не мое дѣло. Я не знаю ни той публики, ни ея настроеній. Но позволю себѣ напомнить тѣмъ, для которыхъ эти щекотливые вопросы поневолѣ должны бытъ интересны, что "странное" явленіе, все-таки, должно имѣть свою причину. И до тѣхъ поръ, пока жива на свѣтѣ логика, эта причина можетъ быть только одна изъ двухъ. Она или въ русской интеллигенціи, или въ еврейской. Или первая органически неспособна интересоваться, откликаться, реагировать и т. д., и только евреи, эти единственные ангелы-хранители русской культуры въ Петербургѣ и на окраинахъ, еще спасаютъ положеніе, держатъ знамя и прочая, и тогда остается только изумляться, откуда у этого равнодушнаго русскаго племени взялось столько творческаго подъема, чтобы создать безъ всякой еврейской помощи Толстого или Коммиссаржевскую.-- Или -- ихъ къ евреямъ просто "не тянетъ", и когда они видятъ, что на ихъ собственномъ праздникѣ танцуетъ слишкомъ много евреевъ, то даже лучшіе изъ нихъ предпочитаютъ праздновать у себя дома; и если это такъ, то евреямъ и дальше придется нести на себѣ лестную роль единственныхъ музыкантовъ на чужой свадьбѣ -- съ которой хозяева ушли.