Жаботинский Владимир Евгеньевич
Еврейская крамола

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:

   

ВЛ. ЖАБОТИНСКІЙ

ФЕЛЬЕТОНЫ

С-ПЕТЕРБУРГЪ
1913

   

ЕВРЕЙСКАЯ КРАМОЛА

   Наше движеніе пробиваетъ себѣ дорогу въ атмосферѣ непониманія и клеветы. Кто близко видѣлъ жизнь разныхъ партій и слѣдилъ за ихъ враждою, знаетъ, что ни противъ одной изъ нихъ не пущено въ ходъ столько ненависти, сколько противъ насъ. Сдѣлано все, чтобы насъ изолировать. Свѣжій человѣкъ изъ средняго круга, примкнувшій къ нашему лагерю, замѣчаетъ, какъ понемногу отъ него ускользаютъ старыя связи, падаетъ общественное признаніе, вмѣсто уваженія въ глазахъ окружающихъ мелькаютъ искорки пренебрежительнаго недоумѣнія. Съ поражающей быстротой создается вокругъ него -- за предѣлами партійной жизни -- холодъ одиночества.
   Въ этомъ нѣтъ ничего страннаго. Такъ было и всегда будетъ. Когда на улицѣ праздникъ, люди требуютъ, чтобы всѣ были въ брачныхъ одеждахъ; среди еврейской интеллигенціи до сихъ поръ еще держится вѣра, что праздникъ относится и къ нашей улицѣ; и когда между ними проводитъ человѣкъ съ траурной повязкой на рукѣ и съ кличемъ: "не вѣрьте!" -- они раздраженно отворачиваются. Это вполнѣ естественно, роптать противъ этого безполезно. Навстрѣчу недружелюбію, навстрѣчу злобѣ и клеветѣ надо нести нашу горькую правду безъ прикрасъ и безъ смягченій.
   Я хочу начать сегодня съ самаго горькаго зерна этой горькой правды, и не только потому, что оно горше всѣхъ остальныхъ, но еще больше потому, что въ этомъ вопросѣ главный корень упрямой ненависти, которой окружено наше движеніе. Флагъ надо подымать сразу надъ тѣмъ мѣстомъ, куда направленъ самый жестокій натискъ противника. Это -- вопросъ о еврейской роли въ русскихъ событіяхъ.
   Почти уже десять лѣтъ, какъ люди нашего лагеря ведутъ настойчивую проповѣдь осторожнаго и сдержаннаго отношенія къ этой роли. Можетъ быть, эта проповѣдь была, ошибкой съ ихъ стороны, потому что она тактически много намъ повредила, а практически не принесла результата: всѣ, въ комъ только было достаточно задору, всѣ побѣжали на шумную площадь творить еврейскими руками русскую исторію. Разъ оно такъ случилось, значитъ и не могло быть иначе, и наша проповѣдь осуждена была на безплодіе, и было бы расчетливѣе совсѣмъ не тратить нашей силы на этотъ споръ. Въ этомъ смыслѣ мы, быть можетъ, сдѣлали дѣйствительно ошибку, но только въ этомъ. Есть и другой смыслъ -- смыслъ исторической правды, которая не всегда во время проникаетъ въ сознаніе людей, но всегда остается правдой. Эта правда была за нами. И теперь, когда накопленъ еврействомъ Россіи неслыханный, чудовищно-богатый опытъ, когда пережито все, что можно было пережить на быстромъ. пути между верхомъ восторга и пропастью отчаянія, теперь мы подводимъ итогъ и спрашиваемъ: кто былъ правъ?
   Намъ до сихъ поръ стараются втолковать, что дѣло Россіи есть общее дѣло, какъ будто противъ этого кто-нибудь спорилъ. Суть спора въ томъ, что на общее дѣло надо и расходовать сообща, а сообща значитъ пропорціонально. Затраты каждой общественной группы должны быть точно соразмѣрены и съ ея интересами, и съ ея силами. Больше долженъ тратить на общее дѣло тотъ, кто получить большую выгоду отъ его осуществленія; больше долженъ тратить тотъ, у кого силы и средствъ больше. Пропорціональное представительство въ революціи!-- Наша еврейская затрата на дѣло обновленія Россіи не была соразмѣрна ни съ нашими интересами, ни съ нашимъ значеніемъ, ни съ нашими силами. Даже въ моменты наибольшаго опьяненія надеждами не было въ рядахъ еврейской арміи ни одного глупца настолько безсовѣстнаго, чтобы ждать отъ успѣха борьбы полнаго отвѣта на еврейскій вопросъ,-- ни одного, кто въ глубинѣ души не понималъ бы, что въ обновленной Россіи намъ придется жить съ тѣми же сосѣдями, а психологія сосѣдей въ этомъ отношенія еще нигдѣ и никогда не перерождалась отъ политической реформы, и суть неравенства не мѣняется отъ замѣны казеннаго гнета общественнымъ непризнаніемъ. Это всѣ понимали. Всѣ понимали, что намъ обновленіе Россіи дастъ меньше, непомѣрно меньше, -- и все же мы заплатили больше, непомѣрно, безумно больше того, что могли заплатить, и того, что стоило заплатить. Въ теченіе пятнадцати лѣтъ мы собственною волей систематически вносили на алтарь общаго дѣла удесятеренную живую подать,-- а когда взошелъ посѣвъ, судьба взыскала съ насъ уже помимо нашей воли неслыханную доплату... Кто же былъ правъ? Или все это теперь окупится? Или не разумнѣе было бы для раздавленнаго и опустошеннаго племени уступитъ переднее мѣсто въ бою сильнѣйшимъ? И если даже повѣрить, что отъ этого, по чужой косности, ходъ событій растянулся бы на болѣе долгіе годы, -- кто рѣшится сказать, что не лучше было бы для нашего народа встрѣтить обновленіе позже, но не за такую цѣну?
   Наши политическіе плясуны въ отвѣтъ на все это кричатъ о психологіи лавочника, о мелочныхъ расчетахъ, достойныхъ мѣщанской души. Да. Надъ народнымъ достояніемъ и благомъ честный человѣкъ долженъ стоять на стражѣ скупо и расчетливо, какъ лавочникъ надъ своею кровною кассой. Семь разъ отмѣрь и одинъ разъ отрѣжь -- это правило мѣщанина, но политическая партія совершаетъ низкое и нечестное дѣло, если она хоть на мгновеніе забываетъ объ этомъ правилѣ. Звать массу на трудный подвигъ, не взвѣсивъ раньше до золотника, во что это ей обойдется, не разоритъ ли ее непомѣрное бремя и стоитъ ли вся игра свѣчъ,-- это значитъ быть въ худшемъ случаѣ предателемъ, въ лучшемъ случаѣ болтуномъ.-- Но тутъ есть и другая сторона расчета. Наши затраты не окупятся для насъ, но окупятся ли онѣ хоть для общаго дѣла? Правда ли то, что еврейская энергія облегчила и ускорила восходъ русской свободы?
   За каждымъ изъ насъ должно бытъ признано право, на исходѣ опредѣленнаго періода исторіи, въ такіе дни затишья, какъ нынѣшніе, сѣсть за столъ и подсчитать итоги, подсчитать все то хорошее и все то дурное, что произошло отъ участія нашего народа въ революціи. Я хочу это сдѣлать. Попытаюсь это сдѣлать исключительно помощью трезваго разсудка, намѣренно сухо, безъ всякихъ апелляцій къ чувству. Рѣчь идетъ о подсчетѣ, объ итогѣ, и я хочу дѣйствовать, какъ безличный и добросовѣстный бухгалтеръ, у котораго, быть можетъ, не всѣ данныя въ рукахъ, но одна только прямая цѣль -- получить, насколько это въ его силахъ, правильный балансъ.
   Ходячее представленіе такъ формулируетъ роль, сыгранную въ освободительномъ движеній евреями:
   Революціи не было. Надо было вызвать ее. И это взяли на себя евреи. Они -- легко воспламеняющійся матеріалъ, они -- грибокъ фермента, который призванъ былъ возбудить броженіе въ огромной, тяжелой на подъемъ Россіи. И такъ далѣе. Все это много разъ уже сказано, много разъ писано чернымъ на бѣломъ, и считается большою истиной. Но я, счетоводъ, надъ этой затратой еврейскаго народа останавливаюсь въ нелегкомъ раздумьи, и не знаю, окупилась и окупится ли она.
   О, безспорно, это заманчивая задача: быть Застрѣльщиками великаго дѣла, разбудить политическое сознаніе въ 150-тимилліонномъ народѣ, поднять красное знамя на Литвѣ такъ высоко, чтобъ увидалъ и Тамбовъ, и Саратовъ, и Кострома,-- чтобъ увидали и сказали другъ другу: "Пойдемъ за нимъ". И, конечно, все это было сдѣлано, поскольку оно зависѣло отъ еврейскихъ революціонеровъ: знамя было поднято, и такъ высоко, и съ такимъ шумомъ, что Кострома, несомнѣнно, увидѣла. Но какое дѣйствіе произвело это на политическое сознаніе Костромы?
   Я вспоминаю, отмѣчаю, подсчитываю, и вижу ясно, что дѣйствіе было двоякаго рода. Съ одной стороны Кострома, безспорно, вводилась во искушеніе. Эта борьба на другомъ концѣ Россіи не могла не вызывать у нея, Костромы, соблазнительной мысли: значитъ, можно и у насъ попробовать тѣмъ же манеромъ?-- Въ то же время отдѣльные евреи добирались и до самой Костромы, и лично старались тамъ претворить эту соблазнительную мысль въ дѣйствіе. Все это вело, конечно, къ пробужденію политическаго сознанія. Но... А съ другой стороны?
   Я вспоминаю потемкинскіе дни въ одесскомъ порту. Огромная толпа гаванскихъ и заводскихъ рабочихъ, самодѣльная трибуна и ораторы на этой трибунѣ. Днемъ толпа еще не была пьяна, даже не подозрѣвала, что черезъ нѣсколько часовъ она же будетъ лизать ликеръ съ булыжника мостовой и жечь пакгаузы. Днемъ толпа эта была настроена нѣсколько торжественно и необычайно, благодаря присутствію мертвеца въ палаткѣ и вообще всей обстановкѣ того страннаго дня. Толпа была въ томъ состояніи неопредѣленнаго подъема, когда изъ нея можно сдѣлать все, что угодно: и мятежъ, и погромъ. Рѣчистый молодецъ, съ открытымъ славянскимъ лицомъ и широкими плечами, могъ бы ее повести за собою штурмомъ на городъ. И ораторовъ, дѣйствительно, слушали съ захватывающимъ вниманіемъ. Но рѣчистый добрый молодецъ не появлялся, а выходили больше "знакомыя все лица" -- съ большими круглыми глазами, съ большими ушами и нечистымъ р. И въ толпѣ всякій разъ, со второго слова каждаго оратора, слышалось замѣчаніе: А онъ жидъ?-- Именно замѣчаніе, а не возгласъ, не окрикъ; въ этомъ, сохрани Боже, не чуялось никакой злобы -- это просто, такъ сказать, принималось къ свѣдѣнію. Но ясно въ то же время ощущалось, что подъемъ толпы гаснетъ. Ибо въ такія минуты, какъ та, нужно, чтобы "толпа" и ея "герой" звучали въ унисонъ, чтобы ораторъ былъ свой отъ головы до ногъ, чтобы отъ голоса, отъ говора, отъ лица, отъ всей повадки его вѣяло роднымъ -- деревней, степью, Русью.
   Тутъ были вѣдь не спропагандированные люди, которыхъ можно взять резонами, -- тутъ была масса, неподготовленная, но ко всему готовая, если ее схватить за душу. Но чтобы схватить за душу, надо имѣть доступъ къ душѣ, а чтобы умѣть проникать въ душу народа, нужно принадлежать къ этому народу. Нужно тогда, чтобы ничто, ни одна нотка, ни одинъ жестъ не покоробили, не оттолкнули стихійнаго чутья толпы. Здѣсь этого сродства не было. Выходили евреи и говорили о чемъ-то, и толпа слушала ихъ безъ злобы, но безъ увлеченія; чувствовалось, что съ появленія перваго оратора-еврея у этихъ русаковъ и хохловъ мгновенно создалась мысль: жиды пошли -- ну, значитъ, все это, видимо, ихъ только, жидовъ, и касается. Создалось впечатлѣніе чужого, не своего дѣла, разъ о немъ главнымъ образомъ радѣютъ чужіе. Й больше ничего. Да и этого было довольно: расплылось и упало настроеніе, толпа стала разбредаться, появились награбленныя бутылки, и безпомощные агитаторы ушли въ городъ, оставивъ портъ и босячество на волю судьбы.
   Я далекъ отъ того, чтобы медленный ростъ политическаго сознанія въ русскихъ массахъ объяснятъ всецѣло обиліемъ евреевъ-агитаторовъ. Но я не сомнѣваюсь въ одномъ: подымать народную новь можетъ только свой. У чужого -- если онъ не Лассаль, но вѣдь Лассаль былъ геній агитаціи, а геніи не повторяются,-- у чужого нѣтъ того обаянія, которое въ такихъ случаяхъ необходимо. Народъ чуетъ чужака и особенно чужаковъ, если ихъ много, и инстинктивно сторонится.
   А враги этимъ пользуются. Изъ двадцати процентовъ евреевъ они дѣлаютъ девяносто, и кричать народу: берегись, это еврейское дѣло! И народъ имъ вѣритъ, или, по крайней мѣрѣ, долго и упорно вѣрилъ, и мы это чувствовали на своей спинѣ. Когда не въ моготу становились страданія русскаго народа, и вотъ-вотъ готовъ былъ прорваться его гнѣвъ, -- кто сосчитаетъ, сколько разъ въ такіе моменты реакція спасала себя искусной игрою на этой слабой стрункѣ стихійнаго существа -- на недовѣріи къ революціи, предводимой инородцами?
   Я прекрасно знаю, что еврейскіе революціонеры нисколько не отвѣтственны за то, какъ освѣщала реакція ихъ роль въ освободительномъ движеніи. Да я никого и не виню, я только подсчитываю результаты. И говорю, что если съ одной стороны еврейская революція будила политическое сознаніе русскихъ кассъ, то съ другой стороны преизобиліе евреевъ въ рядахъ крамолы давало реакціи цѣнный и богатый матеріалъ для затемненія политическаго сознанія этихъ массъ. Отрицать это значило бы лгать самимъ себѣ. И пусть не думаютъ, что это былъ слабый или недѣйствительный факторъ затемненія! Въ 1863 году реакція сыграла такую же спекуляцію на польскомъ повстаніи, и успѣхъ этой спекуляціи всѣмъ извѣстенъ. Недовѣріе къ чужаку всегда было и долго еще будетъ могучимъ тормазомъ для правды, приходящей извнѣ.
   И я, бухгалтеръ, не знаю, что мнѣ дѣлать съ этой статьею баланса, на какую страницу вписать ее. Революціонный пылъ еврейскихъ соціалистовъ будилъ политическое сознаніе остальной Россіи, но онъ же способствовалъ и затемненію этого сознанія. Онъ давалъ топливо для революціи и пищу для реакціи. Что же было сильнѣе: первое или второе? Иными словами: ускорила или замедлила еврейская крамола наступленіе всероссійской революціи? И если даже ускорила, то на великій ли срокъ? И стоитъ ли этотъ срокъ той крови стариковъ, и женщинъ, и дѣтей, которой насъ заставили заплатить, подъ ножами предателей, за крушеніе стараго строя? Не выгоднѣй ли было для народа подождать еще нѣсколько лѣтъ -- вѣдь и безъ евреевъ, наконецъ, не погибла бы. Россія, -- но дешевле заплатить за свободу?
   Пусть, положа руку на сердце, отвѣчаетъ, кто можетъ,-- я не могу, потому что не знаю отвѣта.
   Я написалъ; недавно въ одной русской газетѣ, что еврейская кровь на баррикадахъ лилась "по собственной нолѣ еврейскаго народа", и меня упрекали за эту фразу. Но я именно такъ думаю. Я считаю невѣжественной болтовнею всѣ модныя фразы о томъ, что у евреевъ нѣтъ народной политики, а есть классовая. У евреевъ нѣтъ классовой политики, а была и есть (хотя только въ зародышѣ) политика національнаго блока, и тѣмъ глупѣе роль тѣхъ, которые всегда дѣлали именно эту политику, сами того не подозрѣвая. Они дѣлали ее на свой ладъ, съ эксцессами и излишествами, но по существу они были всѣ только выразителями разныхъ сторонъ единой воли еврейскаго народа. И если онъ выдѣлилъ много революціонеровъ -- значитъ, такова была атмосфера національнаго настроенія. Еврейскія баррикады были воздвигнуты по волѣ еврейскаго народа. Я въ это вѣрю, и разъ оно такъ, я преклоняюсь и привѣтствую еврейскую революцію.
   Но на пользу ли народу пошла эта революція? Не знаю. Воля народа не во всякій отдѣльный моментъ ведетъ къ его благу, потому что не всегда народъ способенъ вѣрно учесть объективные шансы за и противъ себя. И въ особенности легко ошибиться тогда, когда весь расчетъ основанъ на вѣрѣ въ сильнаго союзника, на вѣрѣ въ то, что онъ пойметъ, онъ откликнется, онъ поможетъ,-- а на дѣлѣ никто изъ насъ этого союзника не знаетъ, и Богъ вѣсть еще, какъ онъ насъ отблагодаритъ...
   Только тамъ, гдѣ на себя самого и ни на кого больше не долженъ расчитывать народъ, -- только тамъ воля народа всегда ко благу его. Таково наше движете. Мы не звали народъ ни къ кому въ объятія, не сулили ему ничьей благодарности за услуги и заслуги: мы строили и скрѣпляли народное единство, и воспитывали сознаніе національныхъ задачъ. И потомки благословятъ насъ за наши суровые призывы къ эгоизму, за наше открытое и явное невѣріе въ чужую помощь, и скажутъ: благо тѣмъ, которые въ то смутное время, полное миражей и обольщеній, умѣли выбрать прямую дорогу и повели свой народъ навѣки прочь отъ чужой помощи и чужого предательства.
   Мы -- партія національнаго зодчества -- никогда не хотѣли играть въ слѣпую, и въ этомъ вся разница между нами и другими. Мы всегда знали, что работа на полѣ, гдѣ не мы Хозяева, есть игра съ завязанными глазами и ничѣмъ инымъ не можетъ быть, и мы протестовали противъ вовлеченія народной массы въ эту безумную авантюру. И теперь, послѣ новыхъ и рѣшающихъ опытовъ, мы съ полнымъ сознаніемъ остаемся на старой позиціи. Мы честно и дружно пойдемъ съ освободительнымъ движеніемъ, ибо внѣ свободы немыслимо національное сплоченіе, но самая сила вещей отвела евреямъ мѣсто во вторыхъ рядахъ, и мы оставляемъ первыя шеренги представителямъ націи большинства. Мы отклоняемъ отъ себя несбыточную претензію вести: мы присоединяемся -- это все, что объективно подъ силу нашему народу. Въ этой землѣ не намъ принадлежитъ созидательная роль, и мы отказываемся отъ всякихъ притязаній на творчество чужой исторіи.
   Поле нашего творчества внутри еврейства. Мы служимъ еврейскому народу и не желаемъ другого служенія. Здѣсь мы не слѣпы, здѣсь не ведемъ народъ въ безвѣстную темноту, на добрую волю союзниковъ, которыхъ не знаемъ, за которыхъ не вправѣ ручаться. Здѣсь мы даемъ народу цѣль и говоримъ: у тебя нѣтъ союзниковъ -- или самъ за себя, или нѣтъ спасенія. Никто на свѣтѣ не поддержитъ твоей борьбы за твою свободу. Вѣрь только въ себя, сосчитай свои силы, измѣрь свою волю, и тогда -- или или за нами, или да свершится надъ тобою судьба побѣжденныхъ.
   
   1906.
   
   
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru