Подъ солнечнымъ зноемъ, въ пустынѣ горючей шелъ путникъ. Весь пылью покрытый, усталый и жаждой томимый, онъ шелъ по сыпучимъ пескамъ, по каменьямъ, рѣзавшимъ до крови ноги ему. Порой ему чудились пальмы, и зелень и прозрачныя струйки воды. Но пріятный обманъ исчезалъ,-- и странникъ снова видѣлъ себя въ горючей, песчаной пустынѣ.
Наконецъ, и во-истину онъ увидалъ предъ собой высокую, стройную пальму и подъ пальмой, въ зеленой тѣни, серебристую струйку воды.
Утоливъ свою жажду смертельную, онъ прилегъ на траву отдохнуть. Пальма тихо вершиной качала, тихо журчалъ ручеекъ... И шопотъ той пальмы и лепетъ ручья въ дремоту его погружали. И было отрадно усталому тѣлу, отрадно его наболѣвшей душѣ подъ тѣнью той пальмы прекрасной... А впереди ему путь предстоялъ -- тоскливый и дальній -- по той-же песчаной, горючей пустынѣ.
Странникъ обнялъ рукой стволъ той пальмы прекрасной; припалъ онъ къ нему головой и въ забвеньи, въ истомѣ и нѣгѣ шепталъ;
"Это мгновенье -- мое... его не отниметъ никто!"
Услыхалъ тѣ слова Ангелъ Сна и сказалъ;
"Навѣю ему я чудесныя грезы! Пусть хоть во снѣ будетъ счастливъ, бѣднякъ!... Сномъ подкрѣпится и тронется въ путь онъ бодрѣе".
И повѣялъ надъ путникомъ свѣтлымъ крыломъ, сладостный сонъ нагоняя.
Тѣ-жъ слова услыхалъ Ангелъ Смерти...
"Все та-же пустыня ему -- впереди, обманы, миражи, томленье и горе! Одиночество въ мірѣ ему суждено. А теперь онъ такъ счастливъ!... Пускай онъ теперь-же...."
Сказалъ и взмахнулъ онъ надъ путникомъ темнымъ крыломъ.