Зарина Екатерина Ивановна
В плену у черкесов

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:

   

ВЪ ПЛѢНУ У ЧЕРКЕСОВЪ.

0x01 graphic

Печатано со 2-го изд., доп. Учен. Ком. Мин. Нар. Просв. въ ученич. библіот. низш. уч

(Быль).

Съ рисунками.

МОСКВА,-- 1913 г.
Изданіе 3-е книжнаго склада М. В. Клюкина.
Ваганьковскій пер., д. No 9.

   

I.

   На восточномъ берегу Чернаго моря расположилась крѣпость Анапа. Эта крѣпость въ 1781 году, по желанію Абдулъ-Гамида, была построена французскими инженерами и считалась образцовой.
   Много разъ пытались русскіе овладѣть ею, но все напрасно,-- храбрые черкесы отбивали всякое нападеніе. Наконецъ, въ 1828 году блокированная съ моря эскадрою черноморскаго флота, подъ начальствомъ Грейга, и съ суши атакованная отрядами, подъ командою Меньшикова, крѣпость Анапа послѣ кроваваго побоища была взята, и 9-го сентября 1829 года присоединена къ Россіи по Адріанопольскому трактату.
   Прошло нѣсколько лѣтъ. Перестройки, планировка улицъ, выстроенныя новыя казенныя зданія: казармы, госпиталь, Мѣновой дворъ -- все это сдѣлало крѣпость неузнаваемой. Кромѣ семействъ военныхъ, наѣхало много жителей изъ другихъ отдаленныхъ мѣстъ; появились лавки съ разными товарами; на одной изъ площадей выстроили красивую деревянную церковь, обнесенную бѣлою оградою; вокругъ посадили кусты сирени.
   Жизнь въ крѣпости шла однообразно и для многихъ казалась скучной. Утромъ офицеры отправлялись на ученье, затѣмъ въ госпиталь навѣстить больного товарища или въ полковую канцелярію, гдѣ толковали о разныхъ житейскихъ дѣлахъ, а вечеромъ сходились къ какому-нибудь офицеру поиграть въ карты.
   Дамы проводили время своимъ порядкомъ. Утромъ -- по хозяйству, затѣмъ шли цѣлой компаніей гулять на крѣпостной валъ или бродить по лавкамъ, разглядывая отъ нечего дѣлать разные товары. Послѣ обѣда непремѣнно собирались у одной изъ полковыхъ дамъ, всего чаще у жены плацъ-маіора, гостепріимной, веселой Прасковьи Ивановны.
   Молодежь играла въ разныя игры, иногда танцовала.
   Пожилыя дамы садились за вистъ или пересуживали ближнихъ. Въ часъ ночи подавался ужинъ, и всѣ затѣмъ расходились по домамъ, условившись заранѣе, гдѣ на слѣдующій день провести вечеръ.
   Такая жизнь шла изо-дня-въ-день, изрѣдка нарушаемая только какимъ-нибудь необыкновеннымъ происшествіемъ. На этотъ разъ обыденный строй былъ нарушенъ пріѣздомъ въ крѣпость вдовы офицера Николая Николаевича Рюмина, Надежды Алексѣевны Рюминой.
   Это была молодая, красивая, богатая вдова, двадцати восьми лѣтъ.
   Покойный мужъ ея былъ однимъ изъ неустрашимыхъ храбрецовъ кавказскихъ, котораго черкесы сильно боялись. Во время самыхъ опасныхъ экспедицій Рюминъ былъ всегда въ первыхъ рядахъ и всегда выходилъ побѣдителемъ. Благодаря его отчаянной храбрости и находчивости, было покорено разъ за разомъ нѣсколько ауловъ, и на черкесовъ была наведена паника, вслѣдствіе чего на нѣсколько лѣтъ водворилась кругомъ полная тишина и спокойствіе. Но вдругъ они снова поднялись и разомъ въ одинъ прекрасный день разграбили и сожгли двѣ станицы -- Чудновскую и Никольскую. Чтобы усмирить горныхъ разбойниковъ, была назначена большая экспедиція подъ начальствомъ полковника Николая Николаевича Рюмина. Черезъ десять дней черкесы были усмирены, аулъ покоренъ, взято и приведено много плѣнныхъ, пригнано скота разнаго, въ томъ числѣ лошадей, захвачено нѣсколько сопетокъ {Сопетка -- улей.} меду.
   Но никакая добыча не могла вознаградить той утраты, какую принесла эта экспедиція: Рюминъ былъ убитъ.
   Отчаянію Надежды Алексѣевны не было границъ. Всѣ боялись, что она не переживетъ такого удара. Изъ Москвы была выписана ея мать, которая тотчасъ же увезла ее къ себѣ.
   Братъ Рюмина, Павелъ Николаевичъ, бывшій въ то время еще поручикомъ, остался въ крѣпости.
   Вотъ теперь, по прошествіи почти пяти лѣтъ вдовства, Надежда Алексѣевна пріѣхала на могилу мужа, въ Анапу, съ десятилѣтнимъ сыномъ Васей и остановилась у брата покойнаго мужа.
   Вася былъ живой портретъ своего покойнаго отца, напоминая его не только лицомъ и фигурою, но даже и храбростью: въ то же время онъ унаслѣдовалъ отъ матери нѣжность и доброту. Онъ по могъ видѣть слезъ и готовъ былъ все отдать, лишь бы успокоить плачущаго. Страстный любитель животныхъ, онъ своими маленькими кулачонками бросался защитить всякое слабое животное, если видѣлъ, что его мучатъ. Ласковѣе, добрѣе Васи ребенка трудно было встрѣтить. Онъ сразу сдѣлался общимъ любимцемъ.
   Изъ своихъ сверстниковъ Вася всего больше подружился съ сыномъ плацъ-маіора. Гришей, кроткимъ болѣзненнымъ мальчикомъ.
   Домъ плацъ-маіора, одноэтажный, деревянный, весь утопалъ въ зелени. Крупныя, сочныя кисти винограда висѣли надъ растворенными окнами дома. Въ саду считалось больше двухъ тысячъ кустовъ различныхъ сортовъ винограда Искусной рукой распланированный садъ былъ замѣчательно красивъ: множество виноградныхъ бесѣдокъ было въ немъ, и каждая носила свое названіе отъ сорта винограда: затѣйливые мостики были перекинуты черезъ вырытые каналы: посреди сада была главная бесѣдка, круглая: въ этой бесѣдкѣ во время лѣтняго зноя любила сидѣть Прасковья Ивановна, принимать гостей и угощать ароматичнымъ кофе.
   Во дворѣ дома возвышалась каланча. Каланча эта, построенная по приказанію коменданта крѣпости, была предназначена для осмотра съ нея окрестностей.
   Прасковья Ивановна, какъ старшая полковая дама, давно жившая въ крѣпости Анапѣ, всѣхъ знала и помнила. Николай Николаевичъ Рюминъ еще холостымъ бывалъ у нея въ домѣ. Она была на его свадьбѣ, любила его жену и вмѣстѣ съ ней оплакивала смерть преждевременно погибшаго ея мужа. Съ восторгомъ встрѣтила она Надежду Алексѣевну, и старыя знакомыя вели безконечныя бесѣды о прошломъ, вспоминая подвиги и жизнь покойнаго Рюмина
   Въ это время Вася съ Гришей бѣгали по саду, взбирались на каланчу и оттуда бѣжали вперегонку.
   -- Ты видѣлъ когда-нибудь черкесовъ?-- спрашивалъ Гриша.
   -- Нѣтъ, а что?
   -- Они страшные.
   -- Чѣмъ же страшные?
   -- Глаза такіе!-- и Гриша приставилъ къ глазамъ своимъ сложенные кулаки,-- а шапка такая!..-- и онъ очертилъ на воздухѣ большой кругъ около своей головы.
   Вася разсмѣялся.
   -- И только?-- спросилъ онъ.
   -- Страшные!..
   -- Ты, видно, трусъ. А я такъ ничего не боюсь. Я могу зарубить всякаго черкеса!-- и Вася храбро подперъ руки въ бока.
   -- Чѣмъ? У него много оружія, а у тебя нѣтъ ничего. Нѣтъ, я не трусъ! Къ намъ въ сѣни разъ забѣжалъ черкесъ...
   -- Какой черкесъ?
   -- Да плѣнный... Къ намъ въ крѣпость разъ привели много плѣнныхъ. Халимъ убѣжалъ отъ конвойныхъ да прямо къ намъ во дворъ и попалъ, да въ углу въ сѣняхъ и спрятался.
   -- А ты-то гдѣ былъ, что видалъ, куда онъ пробѣжалъ?
   -- У крыльца вонъ того игралъ,-- и Гриша указалъ пальцемъ на широкое парадное крыльцо.-- А вбѣжалъ-то онъ вотъ сюда, въ эти двери. Увидалъ я, какъ онъ вскочилъ въ сѣни,-- я въ другія двери. Только что прибѣжалъ къ мамѣ да сталъ ей говорить, какъ у насъ въ сѣняхъ поднялся крикъ. Мама выбѣжала въ сѣни, и я за ней, ухватился за ея платье и стоялъ позади ея и все видѣлъ.
   -- Что же? Ну!-- понукалъ Вася.
   -- Казаки нашли черкеса и вытащили изъ угла. Стоитъ онъ, блѣдный, какъ мука, дрожитъ, бритый, шапка въ крови, сбилась на бокъ, весь бешметъ изорванъ, запачканъ кровью, на щекѣ тоже видна кровь,-- такой жалкій, такой жалкій... что я не выдержалъ и заплакалъ. А черкесъ -- на колѣни, билъ себя кулаками въ грудь, поднималъ руки кверху, говорилъ, что у него старушка-мать и сестра маленькая. Просилъ не убивать его. Это намъ переводчикъ объяснилъ.
   -- Ну, что же, отпустили его домой?
   -- Папа своей волей, безъ коменданта, не могъ и говорилъ, что нельзя его отпустить.
   -- Бѣдный! Вижу я, какая ты мямля!-- сердито сказалъ Вася.
   -- За что?-- обиженно спросилъ Гриша.
   -- Какъ же ты не упросилъ папу отпустить его! Я своего бы упросилъ. Развѣ твой не добрый?
   -- Нѣтъ, добрый, но онъ не можетъ самъ.
   -- Вздоръ! Все можетъ! А ты -- кислятина, мямля! И говоришь-то какъ баба...-- пренебрежительно добавилъ Вася и всталъ съ мѣста.
   Гриша встрепенулся и тоже обиженнымъ голосомъ заговорилъ:
   -- Ты не дослушалъ... Я все хотѣлъ тебѣ сказать.
   -- Ну, говори!
   -- Когда папа отказалъ, мама и пошла къ коменданту, стала его просить, и я просилъ.
   -- И выпросилъ?
   -- Да, комендантъ отпустилъ. Ужъ какъ я былъ радъ! И мама тоже,-- блеснувъ глазами, продолжалъ Гриша.-- Отъ коменданта мы съ мамой пошли прямо въ казармы. Туда привели черкеса. Онъ стоялъ передъ нами и весь дрожалъ: видно, боялся чего-нибудь. Мама и говоритъ ему: "Ну, Халимъ, ты свободенъ. Ступай къ матери и сестренкѣ!" Толмачъ ему перевелъ, что сказала мама. Вотъ, если бы ты видѣлъ, что съ нимъ тогда сдѣлалось! Вдругъ глаза его сдѣлались красны, какъ огненные, а слезы, слезы такъ и полились. Упалъ онъ на землю, сталъ цѣловать ее, на колѣняхъ приползъ къ мамѣ, схватилъ подолъ ея платья, сталъ его цѣловать, потомъ приложилъ руки къ груди, потомъ поднялъ ихъ вверхъ, а самъ, глядя на небо, началъ бить себя въ грудь кулаками и говорить. Толмачъ намъ переводилъ. Онъ просилъ Аллаха о здоровьѣ мамы и моемъ, клялся своею матерью, что никогда насъ не забудетъ. Мама дала ему серебряный рубль. Потомъ казаки отвели его къ полевымъ воротамъ и выпустили изъ крѣпости.
   Разсказъ Гриши очень заинтересовалъ Васю, и онъ съ этого времени постоянно просилъ всѣхъ разсказывать ему о черкесахъ.
   

II.

   Надежда Алексѣевна была довольна своей жизнью въ крѣпости Анапа: она весело проводила время, а ея мальчикъ, подружившійся съ Гришей, былъ здоровъ и радостенъ. Каждый день она гуляла вмѣстѣ съ нимъ по крѣпостному валу, ходила на батареи, любовалась видами, открывавшимися съ крѣпостного вала.
   Она показывала сыну чуть виднѣвшіеся аулы, у подножья горъ, и разсказывала про подвиги его отца.
   Когда Вася слушалъ разсказы матери, у него разгорались щеки, глаза блестѣли.
   -- Я отомщу имъ за папу!-- твердилъ мальчикъ.-- Я вырасту большой, буду офицеромъ и такимъ же храбрымъ, какъ папа. Пойду къ нимъ и отниму у нихъ всѣхъ плѣнныхъ. Я буду ихъ защищать...
   -- Защищать несчастныхъ -- долгъ каждаго христіанина, но мстить кому бы то ни было, даже врагу -- дурно, и ты, разумѣется, этого дѣлать не будешь, мой дорогой мальчикъ!
   Вася обнялъ мать, крѣпко поцѣловалъ ее, прошептавъ ей на ухо:
   -- Ты не хочешь? Это дурно? Ну, такъ я не буду мстить, а только отниму у черкесовъ всѣхъ несчастныхъ, которыхъ они держатъ въ плѣну.
   Однажды, бывши въ гостяхъ у Гриши, Вася узналъ, что на другой день въ крѣпость на Мѣновой дворъ пріѣдутъ черкесы за товарами.
   -- Какъ бы я хотѣлъ видѣть ихъ!-- сказалъ Вася.
   -- Чего ихъ видѣть-то? Они -- страшные, лучше не ходи!-- убѣждалъ его Гриша.
   Но Вася никакъ не хотѣлъ согласиться съ товарищемъ. Онъ скоро простился съ Гришей и ушелъ домой.
   Дядя былъ одинъ дома, и Вася тотчасъ же приступилъ къ нему съ просьбой взять его завтра съ собой на Мѣновой дворъ.
   Сначала Рюмину не хотѣлось этого, но усиленныя просьбы ребенка поколебали его, и онъ согласился.
   На другой день, часовъ въ семь утра, Рюминъ разбудилъ Васю, и они отправились на Мѣновой дворъ, находившійся около крѣпостныхъ воротъ со стороны поля. Этотъ сравнительно небольшой клочекъ земли былъ огороженъ частой и высокой рѣшеткой, черезъ которую невозможно было ни перелѣзть, ни передать что-либо, тѣмъ болѣе, что кругомъ всего забора постоянно стояли часовые, такъ же, какъ и вокругъ каменнаго флигеля, находившагося въ серединѣ дворика. Въ этомъ флигелѣ помѣщались плѣнные черкесы.
   Когда черкесы пріѣзжали въ крѣпость для какого-нибудь дѣла, то ихъ сначала за крѣпостными воротами обезоруживали, потомъ вводили въ этотъ дворикъ. За рѣшеткой дворика стояли обыкновенью комендантъ крѣпости или плацъ-маіоръ, иногда оба вмѣстѣ, и толмачъ (переводчикъ), постоянно находившійся при нихъ; онъ передавалъ коменданту, зачѣмъ пріѣхали черкесы. Тутъ же начинались переговоры.
   Если черкесы были изъ мирныхъ, то обезоруженные, они свободно проходили черезъ дворикъ прямо въ крѣпость.
   Тутъ же во дворикѣ производился обмѣнъ плѣнными (черкесы привозили нашихъ и брали своихъ) и товарами. Изъ товаровъ черкесы привозили медъ, барановъ, курдючье сало, овечью шерсть, грецкіе орѣхи, иногда убитую козу; отъ насъ же брали преимущественно соль, деревянную посуду, разныя сукна для одежды, золотыя и серебряныя нитки, которыми обыкновенно вышиваютъ черкешенки свои чадры, кабардинки и черевики: также пріобрѣтали и жемчугъ. Самое любимое ихъ украшеніе -- жемчужныя серьги; чѣмъ богаче и почтеннѣе черкесъ, тѣмъ серьги его длиннѣе и жемчугъ крупнѣе. Честь же и слава черкеса -- добрый скакунъ и хорошее, въ дорогой оправѣ оружіе. Иногда самъ черкесъ такой, что на него глядѣть непріятно; худой, въ рваной одеждѣ, но зато кинжалъ и шашка въ дорогой оправѣ и какъ жаръ горятъ.
   Во дворикѣ, за рѣшеткой были уже три черкеса, пріѣхавшіе съ товарами: они привезли медъ и шерсть.
   Первый черкесъ былъ молодой, статный. Его быстрые глаза перебѣгали съ предмета на предметъ. Онъ то и дѣло перекидывался отрывочными фразами съ другимъ черкесомъ, ходившимъ взадъ и впередъ по дворику мимо вооруженныхъ казаковъ, слѣдившихъ за нимъ. Это былъ высокій, здоровый старикъ, съ длинной крашеной бородой. Изъ-подъ его нахмуренныхъ густыхъ бровей глядѣли сердитые глаза. Ему было на видъ лѣтъ шестьдесятъ, не больше. Бѣлая шапка была надвинута молодецки на одинъ бокъ. Бѣлый чекмень, обшитый золотымъ позументомъ, былъ подпоясанъ дорогимъ серебрянымъ поясомъ.
   Третій черкесъ былъ лѣтъ двадцати. Лицо его было красиво и носило отпечатокъ какой-то затаенной грусти. Стоялъ онъ, прислонившись спиною къ углу флигеля, находившагося во дворикѣ, молча поглядывая на всѣхъ присутствующихъ. Бешметъ его былъ далеко не новъ; узкій серебряный поясъ перехватывалъ его стройную талію. У ногъ его стояло нѣсколько сопетокъ меду.

0x01 graphic

   Тутъ же во дворѣ находился толмачъ изъ армянъ, высокій, худой, въ темно-зеленомъ поыошеномъ бешметѣ.
   Пришелъ плацъ-маіоръ и еще два офицера, Свицкій и Кулаковъ. Всѣ подошли къ рѣшеткѣ, и начались переговоры.
   -- Ты зачѣмъ тутъ, пузырь?-- лаская Васю, говорилъ плацъ-маіоръ.-- Смотри, какіе страшные черкесы!
   -- Я не боюсь ихъ,-- бойко отвѣчалъ Вася и прильнулъ лицомъ къ рѣшеткѣ, съ любопытствомъ оглядывая черкесовъ.
   Онъ видѣлъ ихъ въ первый разъ въ жизни.
   Лицо молодого черкеса, стоявшаго у флигеля, понравилось Васѣ, и въ то же время онъ съ испугомъ взглядывалъ на стараго черкеса, который, сверкая глазами, то и дѣло осматривалъ его съ ногъ до головы, приближаясь къ тому мѣсту, гдѣ за рѣшеткою стоялъ Вася.
   -- Изъ какого аула и зачѣмъ?-- спросилъ плацъ-маіоръ.
   -- Изъ-за горы, привезли медъ и шерсть,-- отвѣчали черкесы.
   -- Сколько меду и шерсти?
   Черкесъ отвѣтилъ.
   -- Что требуется?
   Имъ надо было пять пудовъ соли, деревянной посуды и молодому нѣсколько аршинъ сукна на чекмень.
   Плацъ-маіоръ отдалъ приказаніе унтеръ-офицеру все тотчасъ принести изъ лавокъ во дворикъ.
   -- А тебѣ чего? Ты откуда?-- обратился плацъ-маіоръ къ старику.
   -- Съ ними,-- лаконически отвѣтилъ старикъ.
   -- Что же тебѣ-то надо?
   -- Жемчугъ и золотыя нитки.
   -- Видно, богатый...-- обратился плацъ-маіоръ къ офицерамъ.
   -- Вѣроятно, старшина,-- отвѣтилъ Свицкій.
   -- А чей это сынъ?-- вдругъ спросилъ старикъ, тыча пальцемъ на Васю.-- Твой?
   -- Нѣтъ, это сынъ одного храбраго воина, который умѣлъ васъ усмирять,-- отвѣчалъ плацъ-маіоръ.
   Старикъ сдвинулъ брови.
   -- Гдѣ отецъ?-- спросилъ снова старикъ.
   -- Убитъ.
   -- Убитъ?-- и старикъ сердито сверкнулъ глазами.
   Какъ бы понявъ взглядъ старика, брошенный на Васю, молодой черкесъ тоже взглянулъ на него, и затѣмъ старикъ перекинулся короткими фразами съ товарищами.
   -- Что сейчасъ сказалъ старикъ?-- спросилъ Свицкій у толмача.
   Армянинъ замялся, притворился, что не разслышалъ ихъ разговора.
   -- Тебя спрашиваютъ! Ты долженъ не вилять, а отвѣчать!-- крикнулъ плацъ-маіоръ.
   Толмачъ спросилъ старика о томъ, что онъ сейчасъ говорилъ. Тотъ ему отвѣтилъ:
   -- Онъ говорилъ, что мальчикъ хорошъ.
   -- И ты не врешь? Слушай, я запомнилъ его слова и я спрошу того, кто мнѣ скажетъ правду. Но тогда ты берегись! Ты знаешь меня: шутить я не люблю!
   Армянинъ завертѣлся на мѣстѣ, но все же не выдалъ старика.
   Скоро во дворикъ принесли разные товары и разложили на землѣ. Черкесы присѣли на корточки и принялись ихъ разсматривать. Старикъ стоялъ, прислонившись спиною къ флигелю, и разглядывалъ жемчужныя серьги, подаваемыя ему купцомъ, и золотыя нитки. Онъ высоко поднялъ передъ собой жемчужныя серьги и весело улыбался, любуясь ихъ красотой. Наконецъ, послѣ обычнаго торга было отобрано много деревянной посуды, отрѣзано бѣлаго и синяго сукна на чекмени, и старикъ выбралъ нѣсколько золотыхъ нитокъ и жемчужныя серьги.
   Когда обмѣнъ былъ совершенъ, товары сложили, и черкесы направились къ выходу.
   -- Ну, прощай, Ивась!-- сказалъ старикъ, подходя къ тому мѣсту, гдѣ стоялъ Вася.
   -- Прощай!-- отвѣтилъ Вася.
   -- Пріѣзжай въ гости,-- улыбаясь, добавилъ старикъ.
   -- Когда вырастетъ, офицеромъ пріѣдетъ,-- отвѣчалъ Рюминъ.
   -- Якши, якши, Ивась! пріѣзжай!-- повторилъ старикъ и вышелъ.
   Вася, радостный, веселый, бѣжалъ впереди всѣхъ къ вышедшей навстрѣчу имъ Надеждѣ Алексѣевнѣ.
   -- Мама, мама!-- еще издали кричалъ Вася,-- какіе они страшные! Я испугался старика. Онъ такъ смотрѣлъ на меня и, когда уходилъ, звалъ въ гости къ себѣ.
   Надежда Алексѣевна обняла сына и поцѣловала.
   -- А другой былъ молодой, грустный такой! Мнѣ страшно жаль его было.
   -- Да почему же жаль-то?
   -- Самъ не знаю, а жаль... Онъ стоялъ все молча, не смѣлъ говорить.
   И Вася подробно разсказалъ, что происходило во дворикѣ.
   Въ это время къ нимъ подошли плацъ-маіоръ, Рюминъ и Кулаковъ.
   -- Скажите, это были мирные черкесы?
   -- Нѣтъ. Кажется, ты чего-то трусишь?-- смѣясь, сказалъ Рюминъ, обращаясь къ сестрѣ.
   -- А онъ узналъ, кто былъ Васинъ отецъ?-- не обращая вниманія на слова брата, спросила Надежда Алексѣевна.
   -- Узналъ, мамочка! И такіе у старика страшные глаза стали! Онъ долго на меня смотрѣлъ.
   Надежда Алексѣевна поблѣднѣла.
   -- Нѣтъ, мнѣ не надо было бы тебя пускать туда. Черкесы очень злопамятны. Они боялись Николая. А въ особенности послѣдняя экспедиція, я думаю, для нихъ памятна.
   -- Да, онъ тогда покорилъ одинъ изъ большихъ ауловъ,-- добавилъ плацъ-маіоръ.
   -- И вы думаете,-- тихо сказала Надежда Алексѣевна,-- они не способны отомстить его сыну?
   -- Да какъ? чѣмъ?-- спросилъ Кулаковъ.
   -- Ахъ ты, трусиха, трусиха! Да развѣ мы дадимъ Васю въ обиду?-- проговорилъ Рюминъ.
   -- Мы ихъ цѣлыми аулами будемъ брать въ плѣнъ, когда Вася вырастетъ и станетъ офицеромъ. Вѣдь такъ, маленькій храбрецъ?-- трепля по плечу Васю, сказалъ Кулаковъ.
   Скоро разговоръ перешелъ на болѣе веселую тему, и Надежда Алексѣевна успокоилась и повеселѣла.
   

III.

   Комендантъ крѣпости, графъ Цуката, давалъ семейный вечеръ съ музыкой и танцами.
   Всѣ полковыя семейства были приглашены и, кромѣ того, нѣкоторые изъ частныхъ жителей крѣпости.
   Вася и Гриша, какъ общіе любимцы тоже были на вечерѣ.
   Вечеръ прошелъ очень весело. За ужиномъ пили шампанское за здоровье всѣхъ гостей, въ особенности Надежды Алексѣевны, согласившейся остаться погостить еще нѣсколько времени въ крѣпости,-- какъ вдругъ раздался выстрѣлъ изъ крѣпостной пушки, другой, третій... Забили тревогу въ барабанъ.
   Всѣ гости проворно встали со своихъ мѣстъ и выбѣжали изъ дому, направляясь къ бастіону.
   -- Пожалуйста, Ѳедоръ Николаевичъ, поспѣшите туда и узнайте, въ чемъ дѣло!-- обратился комендантъ къ адъютанту.
   Свицкій поклонился и поспѣшно вышелъ изъ комнаты. Дамы тоже поспѣшили проститься съ графиней. Нѣкоторыя изъ нихъ, несмотря на страшную темноту ночи, взобрались на каланчу, во дворѣ Ивана Даниловича, надѣясь что-нибудь увидѣть и услышать.
   Вдали на опушкѣ лѣса и въ полѣ, то въ одномъ, то въ другомъ мѣстѣ, вспыхивали огоньки, изрѣдка слышались выстрѣлы съ бастіона.
   Въ крѣпости все поднялось на ноги. Жители съ испугомъ выбѣгали изъ своихъ жилищъ, спрашивая прохожихъ, что это такое, и перекликаясь съ сосѣдями. Со всѣхъ сторонъ неслись разные голоса: коровы мычали, овцы блеяли, лошади фыркали и ржали, собаки лаяли и немилосердно выли на разные голоса.
   Подобная кутерьма подымалась каждый разъ, какъ только ударяли тревогу.
   Всѣ эти крики сливались въ одинъ непрерывный нестройный гамъ, отъ котораго даже привычному человѣку становилось жутко. Огоньки не переставали мигать по полю, замигали и на бастіонѣ. По вѣтру донесся чей-то стонъ: былъ убитъ часовой на валу, и его пронесли мимо дома плацъ-маіора въ лазаретъ.
   Вдругъ на бастіонѣ показался большой огонь: это зажгли факелы и освѣтили все поле, а на немъ и толпу черкесовъ человѣкъ въ сто или двѣсти. Прошла минута, грянула пушка, заряженная картечью, и все разомъ погрузилось во мракъ. Факелы погасли. На бастіонѣ не видно было ни огонька.
   -- Ну, прогнали, слава Богу!-- заговорила одна изъ дамъ.-- Пойдемте, господа, лучше въ садъ виноградъ ѣсть.
   Всѣ согласились и стали спускаться съ лѣстницы.
   -- Опять! опять! глядите, огоньки въ полѣ! Вонъ и у самаго лѣса какой большой огонь!
   -- Какъ ихъ много!-- кричали дамы.
   -- Гдѣ Вася? Вася, гляди!
   -- Вижу, вижу!-- кричалъ Вася, все время стоявшій на площадкѣ.
   Черезъ нѣсколько минутъ по вѣтру отчетливо донесся звонъ оружія,-- значитъ, изъ крѣпости высланъ отрядъ отогнать черкесовъ.
   Скоро стала заниматься заря. Еще сильнѣе подулъ рѣзкій вѣтеръ. Надежда Алексѣевна первая ушла домой; за нею потянулись и другія дамы.
   На другой день, часу въ первомъ, комендантъ съ плацъ-маіоромъ пришли на бастіонъ, гдѣ уже было нѣсколько офицеровъ.
   Комендантъ былъ не въ духѣ. Онъ ходилъ по бастіону, нахмуря свои черныя, густыя брови.
   -- Далеко зашли, далеко зашли!..-- твердилъ онъ, въ десятый разъ приставляя къ глазамъ полевую подзорную трубу.
   -- Я думаю, они будутъ гнать до перваго аула,-- отвѣчалъ плацъ-маіоръ.
   -- Малъ отрядъ; надо было послать больше.
   Кто знаетъ, можетъ быть, у этихъ горныхъ чертей въ ложбинахъ сидитъ подмога.
   -- Но этотъ отрядъ подъ командой поручика Кулакова, ваше сіятельство...-- сказалъ капитанъ Ниронъ.
   -- Да, да, знаю. Храбрый, отважный офицеръ,-- отвѣчалъ комендантъ.
   Наканунѣ былъ высланъ отрядъ казаковъ, чтобы прогнать черкесовъ. Вылъ приказъ далеко не уходить, и, по расчетамъ графа, отрядъ долженъ былъ возвратиться часовъ въ десять утра. Но въ десять отрядъ не возвратился. Комендантъ сталъ безпокоиться. Весь день прошелъ въ тревогѣ. Комендантъ и плацъ-маіоръ почти не сходили съ бастіона.
   Полковыя дамы всѣ перебывали на каланчѣ.
   Наконецъ, часу въ одиннадцатомъ вечера раздался выстрѣлъ изъ крѣпостной пушки, возвѣщавшій о возвращеніи своихъ.
   Кулаковъ и младшій офицеръ Глязеръ были встрѣчены комендантомъ и плацъ-маіоромъ у крѣпостныхъ воротъ. Комендантъ дружески пожалъ имъ руки и выразилъ радость видѣть ихъ здоровыми.
   Весь отрядъ былъ невредимъ; только у одного изъ казаковъ была убита лошадь. Привезли нѣсколько человѣкъ плѣнныхъ черкесовъ.
   На другой день Вася, завидя Кулакова, бросился къ нему навстрѣчу.
   -- Ну, здравствуй, будущій товарищъ!-- смѣясь, сказалъ Кулаковъ, поднялъ Васю въ уровень со своимъ лицомъ и поцѣловалъ его.-- Что, струсилъ вчера? а?
   -- Чего? Я все время стоялъ на каланчѣ. Побѣжалъ бы на бастіонъ, да мама не пустила. Хотѣлъ поближе видѣть.-- Подожди, еще увидишь!-- отвѣчалъ Кулаковъ.
   -- Вася у насъ храбрецъ!-- смѣялась Настя, молодая дѣвушка, дочь священника.-- А таракана чернаго боится, бѣжитъ.
   Всѣ засмѣялись.
   Вася сначала сконфузился, а потомъ и самъ разсмѣялся.
   -- Я не боюсь его. Онъ беззащитный,-- я его могу ногой убить. А я только не люблю ихъ очень.
   Подали обѣдъ. Надежда Алексѣевна пригласила къ столу.
   Всѣ стали просить Кулакова разсказать, какъ онъ гналъ черкесовъ и далеко ли.
   -- До перваго аула. Ихъ было человѣкъ сто. Но плутъ народъ! Доскакали они до крутого оврага и вразсыпную. Берегъ обрывистый, такъ они прямо скакали съ крутизны въ оврагъ.
   Вася со вниманіемъ слушалъ разсказъ Кулакова.
   -- И много вы потеряли?
   -- Ни одного,-- отвѣчалъ Глязеръ.-- А въ плѣнъ взяли пятерыхъ: трехъ раненыхъ и двухъ почти стариковъ.
   -- Зачѣмъ же вы взяли стариковъ?-- спросила Настя.
   -- Это -- добыча наша. Мы ихъ захватили со стадомъ овецъ, которыхъ пригнали.
   -- Значитъ, это пастухи?
   -- Да, пастухи. Но они все же черкесы, враги наши.
   -- Ну, ужъ стариковъ даже грѣшно брать,-- говорила Надежда Алексѣевна.-- Надо было бы отпустить ихъ.
   -- А если тамъ есть наши плѣнные, мы размѣняемся. Это очень просто.
   -- А отпускать даромъ этихъ горныхъ чертей не слѣдуетъ,-- сказалъ докторъ, входя въ комнату и здороваясь со всѣми.
   -- Вотъ спросите этого будущаго воина,-- продолжалъ онъ, схвативъ Васю за плечи.-- Что сдѣлалъ бы ты со стариками черкесами,-- отпустилъ бы домой даромъ или привелъ бы въ крѣпость?
   Вася весь вспыхнулъ и бойко отвѣтилъ, взглянувъ на доктора.
   -- Отпустилъ бы немедленно... Даже отпустилъ бы и того страшнаго старика, который былъ недавно и приглашалъ меня къ себѣ въ гости.
   Такъ какъ докторъ подробностей всего, что было во дворикѣ, не зналъ, то Кулаковъ поспѣшилъ его ознакомить.
   -- А! это былъ старшина одного изъ сосѣднихъ ауловъ, очень богатый: его скакуны славятся во всей Кабардѣ.
   

IV.

   На другой день Вася подошелъ къ дядѣ и сталъ просить взять его во дворикъ посмотрѣть плѣнныхъ.
   -- Зачѣмъ? Что любопытнаго?-- спросилъ сурово Дядя.
   -- Такъ, мнѣ хотѣлось бы...-- отвѣчалъ, потупя глаза, Вася.
   -- Тебѣ простое, любопытство, а для нихъ, можетъ быть, будетъ это очень грустно, что приходятъ глядѣть на нихъ, какъ на звѣрей. Какъ бы имъ у насъ ни жилось хорошо, все же они не дома, а въ плѣну у врага.
   Вася молчалъ. Слезы готовы были брызнуть изъ его глазъ, но онъ удержался.
   -- Почему Гриша никогда не глядитъ?-- спросилъ дядя.-- А потому, что помочь онъ имъ не можетъ, значитъ, и глядѣть нечего. Да, наконецъ, мама твоя такъ боится всего,-- добавилъ онъ и, взявши фуражку, не взглянувъ на Васю, вышелъ изъ дому.
   Вася побѣжалъ въ садъ и, забравшись далеко вглубь аллеи, упалъ на траву и горько заплакалъ. Въ первый разъ онъ видѣлъ дядю такимъ сердитымъ и неласковымъ къ нему. И Вася припоминалъ, не сдѣлалъ ли онъ чего-нибудь непріятнаго дядѣ, за что тотъ не хочетъ взять его съ собой. но какъ мальчикъ ни старался припомнить всѣ свои шалости за послѣднее время, ничего не находилъ, за что могъ бы на него разсердиться дядя. Въ продолженіе нѣсколькихъ дней Вася былъ самъ не свой. Избалованный, настойчивый, онъ никогда не зналъ себѣ ни въ чемъ отказа, а тутъ получилъ. Почти каждый день онъ видѣлся съ Гришей, но ни разу не заводилъ разговора о желаніи видѣть плѣнныхъ. Послѣ высказаннаго дядею сужденія о Гришѣ, какъ объ умномъ мальчикѣ, самолюбіе Васи было задѣто. Онъ не хотѣлъ теперь откровенно говорить съ Гришей, считая его недобрымъ мальчикомъ.
   "Если бы я былъ на его мѣстѣ,-- думалъ Вася,-- я всегда глядѣлъ бы на нихъ и помогалъ бы имъ. А Гриша -- мямля, трусишка".
   Однажды послѣ обѣда Настя зашла къ Надеждѣ Алексѣевнѣ и пригласила ее итти гулять на бастіонъ, такъ какъ день былъ нежаркій, а погода стояла прекрасная.
   Надеждѣ Алексѣевнѣ нездоровилось; она отказалась итти, а Васю отпустила съ Настей.
   На бастіонѣ Настя встрѣтила своего знакомаго поручика Уланова и попросила его подойти съ нею посмотрѣть на плѣнныхъ.
   -- Съ удовольствіемъ!-- отвѣтилъ Улановъ.-- Мы тутъ въ двухъ шагахъ.
   Вася весь вздрогнулъ отъ радости.
   "Вѣдь не я просилъ его! Мама не разсердится",-- промелькнуло въ умѣ Васи; но, несмотря на это, онъ стоялъ неподвижно.
   -- Что ты, Вася, стоишь? Идемъ же!
   -- Дядя осуждаетъ тѣхъ, кто ходитъ глядѣть на этихъ плѣнныхъ. Я боюсь, что дядя разсердится...
   Вася не договорилъ и спряталъ лицо, прижавшись къ Настѣ.
   -- Ну, вздоръ какой! Пойдемъ! Я вину возьму на себя,-- сказалъ Улановъ.
   -- И я заступлюсь,-- добавила Настя.-- Идемъ!
   -- 25 Вася послушался, тѣмъ болѣе, что ему самому очень хотѣлось посмотрѣть на черкесовъ.
   Они подошли къ дворику, вошли въ него и стали за рѣшеткой. Во дворикѣ у флигеля, на землѣ, прижавшись спиною къ стѣнѣ, съ закрытыми глазами, сидѣли два плѣнныхъ старика и дремали. При видѣ этихъ дряхлыхъ, худыхъ, въ оборванныхъ бешметахъ стариковъ у Васи на глаза навернулись слезы. Въ особенности одинъ изъ стариковъ, въ бѣлой шапкѣ, съ краснымъ шарфомъ на шеѣ, производилъ тяжелое впечатлѣніе.
   -- Ахъ, какіе они жалкіе!-- шепнулъ Вася Настѣ.
   Два казака, стоявшіе около стариковъ-черкесовъ, что-то сказали имъ. Старики раскрыли глаза и медленно, съ трудомъ поднялись на ноги. Они взглянули на стоявшихъ у рѣшетки. Старикъ въ бѣлой шапкѣ сдѣлалъ нѣсколько шаговъ къ рѣшеткѣ, протянулъ свои загорѣлыя, костлявыя руки къ Васѣ и заговорилъ старческимъ, дрожащимъ голосомъ.
   По приказанію Уланова, старшій казакъ, знавшій хорошо языкъ горцевъ, переводилъ слова старика-черкеса.
   -- Тамъ, за горой, у меня такой же мальчикъ остался, какъ ты. Онъ одинъ... онъ, бѣдный, плачетъ... у него никого нѣтъ. По волѣ Аллаха убили его отца и мать, дочь мою; а я, старый, бѣдный, остался съ нимъ. Горныя козы вскормили его, когда я ихъ насъ въ долинѣ, нося на плечахъ маленькаго Алека. Горный духъ помогалъ мнѣ усыплять его. Онъ закалилъ его, далъ ему здоровье, храбрость. Но теперь около него нѣтъ его стараго Хариса, некому защитить его отъ злыхъ старыхъ женъ Киримъ-Али-Мурзы. Его, какъ собаку, какъ гяура будутъ гнать изъ сакли въ саклю... Тутъ болитъ...-- ударяя себя въ грудь обоими кулаками, говорилъ старикъ. И вдругъ, упавъ на колѣни, онъ протянулъ къ Васѣ свои дрожащія руки.
   -- Проси, проси пустить Хариса домой, утереть слезы бѣдному Алеку! Самъ Аллахъ спасетъ тебя отъ злого врага. Онъ дастъ тебѣ счастье.
   Настя и Вася были тронуты. Вася, весь раскраснѣвшійся, съ глазами, полными слезъ, глядѣлъ на старика. Сердце его сжималось до боли, онъ употреблялъ всѣ усилія, чтобы не заплакать при всѣхъ. Первый прервалъ эту тяжелую сцену Улановъ.
   -- Пойдемте! Вы совсѣмъ разстроились, Настасья Николаевна!.. Вѣдь они всѣ умѣютъ жалобныя исторіи разсказывать,-- говорилъ Улановъ.
   -- Нѣтъ, я вѣрю ему, вѣрю вполнѣ! Онъ очень несчастливъ. Ахъ, почему я не имѣю власти его отпустить домой! Я сейчасъ бы отпустила.
   Они вышли изъ дворика. Вася шелъ грустный, молчаливый. У него зарождалась какая-то мысль, которую онъ рѣшился осуществить.
   Проходя недалеко отъ дома коменданта, Вася увидѣлъ графиню, сидѣвшую на балконѣ, одну, съ книгой въ рукахъ. Не успѣла Настя оглянуться, какъ Вася уже вбѣжалъ въ домъ и показался на балконѣ, гдѣ сидѣла графиня. Завидя вбѣжавшаго Васю, графиня протянула къ нему руку и ласково улыбнулась, но, замѣтя разстроенное личико ребенка, испугалась.
   -- Что случилось? Твоя мама здорова?-- спросила она.
   Вмѣсто отвѣта Вася бросился къ ней и, уронивъ свою голову на ея колѣни, зарыдалъ.
   -- Вася! мой хорошій мальчикъ! скажи, что случилось? Скажи мнѣ, здорова ли мама? Почему ты не съ ней?-- стараясь поднять голову мальчика, спрашивала графиня.-- Обидѣлъ тебя кто?
   Но Вася продолжалъ истерически рыдать.
   -- Ну, говори, говори, мой хорошій! Можетъ быть, мы и уладимъ все.
   -- Онъ бѣдный, несчастный... отпустите его!.. У него маленькій Алекъ... онъ плачетъ... одинъ остался... его будутъ бить.
   -- Про кого ты говоришь? Я не понимаю тебя. Перестань плакать, сядь около меня и разскажи по порядку, что случилось?
   Наконецъ, Вася поднялъ голову, сѣлъ рядомъ съ графиней и, все еще всхлипывая, разсказалъ, что его такъ опечалило.
   -- Ну, такъ что же ты хочешь?
   Вася опять закрылъ лицо обѣими руками и заплакалъ,
   -- Отпустите его домой!-- проговорилъ Вася.-- Онъ такой жалкій, такой жалкій!
   -- Я не могу, мой дорогой, отпускать плѣнныхъ. Это зависитъ отъ графа. Но не гляди на меня такъ отчаянно.
   Графиня привлекла къ себѣ Васю и поцѣловала.
   -- Я -- твой союзникъ. Мы будемъ просить графа отпустить старика.
   -- Графъ добрый,-- онъ отпуститъ, если вы попросите... Я знаю...-- тихо и сконфуженно сказалъ Вася.
   Графиня улыбнулась и снова поцѣловала Васю.
   На балконъ вышелъ графъ. Онъ изъ кабинета услышалъ плачъ Васи и пришелъ узнать, въ чемъ дѣло.
   Вася въ первую минуту испугался графа и, поклонившись, стоялъ сконфуженный, не рѣшаясь заговорить первый.
   Графъ сѣлъ на стулъ около графини, взялъ за руки Васю и поставилъ передъ собою.
   -- Ну, скажи мнѣ, съ какимъ горемъ ты пришелъ къ графинѣ?-- спросилъ онъ, держа руки Васи и ласково глядя на него.
   -- Онъ очень взволнованъ,-- сказала по-французски графиня и вкратцѣ передала то, что слышала отъ Васи.
   -- Такъ тебѣ жаль старика? Ты пришелъ просить за него? Да?
   Вася снова заплакалъ.
   -- Успокой его, другъ мой, и, если можно, исполни его просьбу!-- сказала графиня снова по-французски.
   -- Подожди, Вася!-- проговорилъ графъ и ушелъ во внутреннія комнаты.
   Черезъ нѣсколько минутъ онъ возвратился на балконъ, неся въ рукахъ бѣлый пакетъ... Вася съ испугомъ глядѣлъ на него.
   -- Ну вотъ, мой милый мальчикъ!..-- началъ графъ.-- Я испЛіняю твою просьбу и хочу доставить тебѣ удовольствіе самому видѣть радость несчастныхъ стариковъ, которыхъ по нечаянности захватили въ плѣнъ... Вотъ видишь этотъ конвертъ?
   Графъ показалъ запечатанный конвертъ Васѣ.
   -- Этотъ конвертъ ты отдашь въ руки плацъ-маіору. Съ тобою сейчасъ поѣдетъ сама графиня. А тамъ ужъ Иванъ Даниловичъ узнаетъ, что надо дѣлать.
   -- А мама? Она безпокоится, не знаетъ, гдѣ я...
   -- Ты сейчасъ заѣдешь и къ мамѣ. Кланяйся ей отъ меня и скажи, что я хвалю тебя за твое доброе сердце.
   Графиня съ Васей сѣли въ коляску. Прежде всего они заѣхали къ Надеждѣ Алексѣевнѣ, которая, завидя графиню съ Васей, выбѣжала навстрѣчу и благодарила графиню за ея доброту. Тутъ же была и Настя, которая уже успѣла сказать Надеждѣ Алексѣевнѣ, гдѣ Вася.
   Когда Настя узнала, что сдѣлалъ Вася, какой важный конвертъ былъ у него въ рукахъ, она, забывъ о присутствіи графини, отъ радости бросилась цѣловать мальчика и стала хлопать въ ладоши.
   -- Умный, умный, добрый мальчикъ!-- повторяла она.-- Ты просилъ графа отпустить ихъ? Ахъ, какъ они будутъ рады! Какой добрый графъ!..-- скороговоркой говорила Настя, забывъ, что тутъ находится графиня.
   И, говоря это, она цѣловала Васю.
   -- Вы извините ея восторженность,-- сказала Надежда Алексѣевна графинѣ про Настю.-- Она сама такой же еще ребенокъ, какъ и Вася.
   -- Нѣтъ, она милая добрая дѣвушка.
   И графиня протянула руку Настѣ, которая, вся раскраснѣвшись, стояла около Васи, обнимая его. Надежда Алексѣевна не знала, какъ благодарить ее за вниманіе къ ея сыну.
   Пробывъ минутъ десять, графиня и Вася простились и поѣхали къ плацъ-маіору. Но его не было дома.
   Вася былъ въ отчаяніи. Какъ же доставить теперь скорѣе письмо плацъ-маіору? Графиня видѣла огорченіе Васи и поспѣшила его успокоить, приказавъ кучеру ѣхать на главный бастіонъ. Подъѣзжая къ бастіону, они увидѣли плацъ-маіора и офицеровъ. Лакей, соскочивъ съ козелъ, помогъ графинѣ выйти изъ коляски. Плацъ-маіоръ и офицеры поспѣшили къ ней навстрѣчу.
   -- А мы были у васъ съ порученіемъ отъ графа,-- сказала графиня плацъ-маіору.-- Вася, подай!..
   Вася торжественно вручилъ конвертъ Ивану Даниловичу и замеръ на мѣстѣ въ ожиданіи отвѣта.
   -- Ахъ ты, маленькій ходатай!-- прочитавъ письмо графа и приказъ, сказалъ весело Иванъ Даниловичъ, потрепавъ по плечу Васю.-- Отлично! Пойдемъ, объявимъ имъ приказъ коменданта. Это два пастуха,-- пояснилъ плацъ-маіоръ, обращаясь къ графинѣ,-- старые, больные...
   Ихъ сейчасъ пустятъ?-- весело спросилъ Вася, покраснѣвъ до ушей.
   -- Нѣтъ, теперь уже три часа, поздно. Имъ далеко итти до аула; а завтра съ зарею они будутъ отпущены.
   Вася потупился и перебиралъ пальцами конецъ своего платка.
   -- Ты что-то хочешь сказать?-- замѣтила графиня.-- Скажи, милый!
   -- Мнѣ можно завтра ихъ видѣть?-- робко спросилъ онъ.
   -- Нѣтъ, это будетъ очень рано и неудобно Лучше сейчасъ пойдемъ къ нимъ! Можетъ быть, и вы, графиня, пожалуете туда вмѣстѣ съ нами?
   -- Съ охотой!-- отвѣчала графиня.-- Мнѣ пріятно увидѣть радость этихъ бѣдняковъ.
   Когда плацъ-маіоръ съ графиней подошли къ рѣшеткѣ дворика, плѣнные старики сидѣли у стѣны флигеля молча, съ закрытыми глазами, какъ и нѣсколько часовъ тому назадъ. Яркое солнце жгло ихъ своими лучами. Казакъ, стоявшій тутъ же у стѣны, сказалъ имъ кто пришелъ. Старики открыли глаза и медленно поднялись на ноги. Иванъ Даниловичъ приказалъ имъ подойти ближе.

0x01 graphic

   Старикъ въ бѣлой шапкѣ, увидѣвъ Васю, кивнулъ ему головой. Вася отъ радости покраснѣлъ и двинулся было впередъ, но его удержали.
   -- Подойдите ближе!-- приказалъ снова Иванъ Даниловичъ.
   Старики переглянулись между собою и нерѣшительными шагами подошли къ плацъ-маіору. Толмачъ переводилъ разговоръ.
   -- Вотъ этотъ мальчикъ -- посмотрите на него хорошенько!-- это сынъ того храбраго офицера, который умѣлъ васъ усмирять. Вы всѣ знали его и боялись.
   Старики, сдвинувъ брови, пристально оглядѣли Васю.
   -- Въ одной изъ экспедицій,-- продолжалъ Иванъ Даниловичъ,-- онъ былъ убитъ вами. Послѣ него осталась вдова и вотъ этотъ мальчикъ, его сынъ, который не помнитъ зла за своего отца и выпросилъ вамъ у коменданта свободу. Завтра съ зарею вы пойдете въ свои аулы. Поняли вы, что для васъ сдѣлалъ этотъ мальчикъ, отца котораго вы убили?
   Старики быстро подошли къ рѣшеткѣ, бросились на колѣни и протянули руки къ Васѣ. Они скороговоркой, громко заговорили, призывая Аллаха въ свидѣтели, что они никогда не забудутъ этого. Чтобы усилить свою благодарность, они поднимай руки кверху и били себя въ грудь.
   Графиня была растрогана. Вася то смѣялся отъ радости, то готовъ былъ плакать. Графиня дала нѣсколько рублей старикамъ на дорогу. Они уже не вставали съ колѣнъ, продолжая благодарить графиню. Наконецъ, эта тяжелая сцена кончилась. Графиня уѣхала домой, поручивъ Васю Ивану Даниловичу.
   Вася былъ въ восторгѣ. Его глаза горѣли, щеки раскраснѣлись, онъ то и дѣло кивалъ старикамъ своей кудрявой головой. Возвращаясь домой, Вася считалъ себя счастливѣе всѣхъ на свѣтѣ.
   

V.

   Жизнь въ крѣпости шла своимъ обычнымъ порядкомъ: ученье, карты, танцы, гуляніе на валу или по берегу Чернаго моря, прогулки въ ближайшія станицы.
   Наступилъ и августъ мѣсяцъ. Воздухъ былъ удушливъ, дождя не было.
   Изъ станицы Джиматовской къ плацъ-маіору пріѣхалъ богатый казакъ Чубара просить Прасковью Ивановну съ ея гостями на свадьбу къ своей дочери.
   Прасковья Ивановна давно знала Чубару и всю его семью; она бывала у нихъ не разъ и обѣщала пріѣхать на свадьбу. Въ тотъ же вечеръ, когда собралось у нихъ все общество, она передала просьбу Чу бары.
   Нѣсколько человѣкъ офицеровъ изъявили желаніе ѣхать съ Прасковьей Ивановной. Пожелала ѣхать и Надежда Алексѣевна съ Васей, Настя и Татьяна Львовна Свицкая, жена одного офицера. Прасковья Ивановна брала съ собой и Гришу, какъ товарища Васи.
   Въ назначенный день изъ дома плацъ-маіора рано утромъ отъѣхали коляска и бричка, направляясь въ Джиматовскую станицу. Верхомъ ѣхали офицеры: Рюминъ, Кулаковъ, Улановъ, Глязеръ и докторъ.
   Въ коляскѣ съ Прасковьей Ивановной сидѣли двѣ дамы, Настя и Вася съ Гришей. Настя безъ умолку болтала съ дѣтьми, обращая ихъ вниманіе на красоту природы.
   Пятнадцать человѣкъ вооруженныхъ казаковъ провожали экипажи.
   Общество было весело настроено. Трунили другъ надъ другомъ, смѣялись.
   -- А вы, Настасья Николаевна, очень боитесь черкесовъ?-- спрашивалъ Кулаковъ молодую дѣвушку.
   -- Очень. Я безъ ужаса не могу вспомнить о моей милой Олѣ. И какъ она могла попаться? Бѣдняжка, какъ жаль ее! Какая красавица была! милая!-- обратилась она къ Надеждѣ Алексѣевнѣ, которая съ любопытствомъ слушала разговоръ.
   -- Это была сестра нашего бывшаго аптекаря. Чудная дѣвушка!
   -- Да откуда же они увезли ее?-- спросила Надежда Алексѣевна.
   -- Она ѣздила кататься верхомъ съ однимъ юнкеромъ. Онъ пріѣзжалъ въ гости къ нимъ изъ Тифлиса. Ну, хотѣла показать свою храбрость и поѣхала вдвоемъ по дорогѣ въ Никольскую станицу. Какъ ее взяли, до сихъ поръ дѣло не выяснилось, только къ вечеру того же дня нашъ отрядъ, посланный зачѣмъ-то въ Никольскую станицу, возвращался домой и наткнулся на трупъ этого бѣднаго юнкера.
   -- Значитъ, его убили, а ее увезли?
   -- Да. И, вѣроятно, онъ защищалъ ее и былъ убитъ, а лошадь угнали. Съ тѣхъ поръ прошло девять лѣтъ.
   -- Почему же ея не выручили?-- спросила Надежда Алексѣевна.
   -- Но какъ же выручить? Неизвѣстно было, кто именно увезъ ее. Созывали старшинъ, спрашивали, предлагали выкупъ. Они всѣ отвѣчали, что ничего не знаютъ. Пробовали посылать казаковъ,-- они не нашли ея.
   Не успѣла Настя договорить послѣднихъ словъ, какъ въ глубинѣ лѣса раздался сильный трескъ и выстрѣлъ. Всѣ дамы въ одинъ голосъ вскрикнули и прижались другъ къ другу. Вася поднялъ голову и насторожился.
   -- Не бойтесь, пожалуйста, это -- мирные!-- кричалъ докторъ.
   Изъ лѣсу выѣхали два черкеса и, снявъ свои бѣлыя папахи, махали ими.
   Хотя дамы успокоились, но все же онѣ просили какъ можно скорѣе ѣхать въ станицу, отказываясь отъ удовольствія любоваться прекрасными видами.
   -- Маршъ въ карьеръ!-- скомандовалъ Улановъ.
   Здоровыя, сильныя лошади дружно рванулись, и экипажи помчались, окруженные офицерами и казаками.
   Сначала дорога шла среди густого лѣса. Проѣхавъ версты три, они выѣхали на прекрасную долину; а тамъ вдали виднѣлись высокіе холмы, какъ бы громоздясь другъ на друга, покрытые бархатистой зеленой травою. На одномъ изъ холмовъ, самомъ высокомъ и залитомъ солнечными лучами, стоялъ человѣкъ и, казалось, смотрѣлъ на мчавшіеся экипажи.
   Вася указалъ на него Настѣ и Гришѣ.
   -- Это -- черкесъ,-- сказалъ Вася.
   -- Да, черкесъ. Тутъ за горою есть мирный аулъ, а влѣво, вонъ едва виднѣется, ихъ минаретъ на пригоркѣ. Глядите, Вася, Гриша! Вотъ стадо коровъ и овецъ. А это вѣрно, молодой пастухъ,-- говорилъ Улановъ.
   Черезъ нѣсколько времени путешественники увидѣли у подошвы горы, точно карточные домики, лѣпившіяся сакли мирныхъ черкесовъ; ближе къ лѣсу виднѣлась деревянная мечеть. Но вотъ экипажи свернули влѣво и поѣхали почти шагомъ. Путь былъ не безопасенъ: съ одной стороны были высокія, необъятной толщины буковыя деревья, съ другой, на разстояніи одной сажени, былъ край пропасти, въ глубинѣ которой, какъ черная змѣя, извивалась узкая рѣчонка. На противоположномъ берегу пропасти подымались высокія скалы, какъ будто небрежно набросанныя природою другъ на друга и готовыя сорваться каждое мгновеніе и разбить все, что попадется имъ на пути.
   Духъ замеръ у Васи при видѣ этой картины. Вытянувъ шею и поднявъ, насколько возможно, голову, онъ хотѣлъ заглянуть какъ можно глубже въ пропасть, но Надежда Алексѣевна закрыла его глаза своею ладонью и прижала его голову къ себѣ.
   -- Не гляди, мой милый! Не гляди! Страшно!-- говорила она.
   Гриша давно уже лежалъ, уткнувши голову въ колѣни матери. Настя сидѣла испуганная, съ закрытыми глазами.
   -- Ну, трусы!-- смѣясь, говорила Прасковья Ивановна.-- Отъ пропасти мы далеко, а эти громадныя скалы не обвалятся на насъ.
   -- Нѣтъ, страшно! Право, страшно!-- повторяла Настя.
   Скоро дорога обогнула пропасть, и издали послышались заунывные звуки черкесской пѣсни,-- пѣлъ сильный мужской голосъ. Наста открыла глаза; Вася и Гриша подняли головы и оглядывались, желая узнать, откуда несутся эти сильные, пріятные звуки, которые то громко, какъ бы властно, раздавались, то вдругъ переходили въ тихій, мелодичный напѣвъ.
   Проѣхали нѣсколько шаговъ, и изъ-за деревьевъ выѣхалъ стройный черкесъ, продолжая пѣть свою заунывную пѣсню. Бѣлая папаха, надѣтая на затылокъ, открывала молодое, красивое лицо. Завидѣвъ цѣлую команду, онъ снялъ шапку и сталъ размахивать ею въ воздухѣ, крича по-черкесски:
   -- Здравствуйте, господа! Добрый путь вамъ!
   -- Здорово, здорово, молодецъ! Проваливай своей дорогой!-- крикнулъ Улановъ по-черкесски.
   Черкесъ, въ знакъ согласія, тряхнулъ головой, ударилъ нагайкой лошадь и скоро скрылся за деревьями. Черезъ нѣсколько минутъ снова послышался его пріятный, сильный голосъ.
   До Джиматовской станицы оставалось ѣхать всего три версты хорошей, гладкой дорогой, среди грецкихъ орѣховъ, а затѣмъ по полю, на которомъ паслось большое стадо коровъ, козъ и овецъ.
   Дамы пріободрились, увѣренныя, что опасность миновала.
   

VI.

   Еще солнце ярко свѣтило, заливая окна и двери хатъ золотымъ свѣтомъ, когда все общество въѣхало въ Джиматовскую станицу и остановилось у крыльца большой хаты, вымазанной глиной и выбѣленной.
   Все семейство казака Чубары высыпало на улицу встрѣчать дорогихъ гостей.
   Самъ Чубара -- высокій, толстый, здоровый старикъ съ краснымъ лицомъ, подошелъ къ коляскѣ Прасковьи Ивановны и, чуть не до земли кланяясь, благодарилъ за оказанную ему честь. Затѣмъ вмѣстѣ съ Кулаковымъ они высадили дамъ изъ экипажей.
   У крыльца хаты стояла жена Чубары, высокая, худая, съ желтымъ, болѣзненнымъ лицомъ, разодѣтая по-праздничному. Сложивъ руки на груди, она низко кланялась гостямъ, приглашая входить въ хату. Къ Настѣ подошла красивая, чернобровая казачка, дочь Чубары -- Анна, невѣста. Тутъ же бѣгали другія дѣти Чубары -- двѣ дѣвочки и мальчикъ.
   Двѣ хаты Чубары и двѣ сосѣднихъ, выпрошенныя на свадебный пиръ, были вычищены, выбѣлены и блестѣли на солнцѣ. Двѣ хаты были предназначены для дорогихъ гостей, одна -- для свадебнаго пира и молодыхъ, а въ четвертой, гдѣ все стряпалось, должна была помѣщаться семья-Чубары.
   Гостей ввели въ чистую хату. Комната была большая, свѣтлая, съ двумя окнами; по стѣнамъ висѣли ковры, а на коврахъ оружіе въ дорогой оправѣ; вдоль стѣнъ стояли скамейки, покрытыя коврами и подушками; столы были покрыты разноцвѣтными скатертями. Едва гости размѣстились по лавкамъ, какъ въ одинъ мигъ столъ былъ установленъ разными закусками и винами.
   Чубара съ женой и дочерью Анной стояли у порога и, низко кланяясь, просили гостей приступить къ закускѣ.
   -- А мы, по русскому обычаю, безъ хозяина и хозяйки не сядемъ за столъ,-- сказалъ докторъ.
   Стала приглашать и Прасковья Ивановна. Долго Чубара съ женой кланялись и отказывались, но, видя, что гости упорствуютъ и не дотрагиваются до закусокъ и питья, Чубара уступилъ просьбамъ, самъ сѣлъ, а жена и дочь должны были прислуживать.
   И чего-чего только не было наготовлено и подано у Катерины! Вино, приготовленное самимъ Чубарой изъ его собственныхъ виноградниковъ, было очень вкусно, ароматно.
   А на улицѣ раздавались веселые голоса, пѣніе, игра на бандурѣ и сопелкѣ {Свирѣль.}.
   День былъ праздничный; казачки и молодые парубки въ праздничныхъ нарядахъ гуляли, звонко распѣвая пѣсни.
   Послѣ сытной закуски все общество отправилось на улицу.
   Не прошло и часу, какъ жена Чубары стала съ поклономъ подходить къ дѣвушкамъ и парубкамъ, приглашая ихъ на вечеринку въ канунъ свадьбы. Затѣмъ все пріѣхавшее общество было приглашено Чубарой въ хату обѣдать.
   -- Да вѣдь мы только что закусывали!..-- говорили дамы.
   -- Въ чужой монастырь со своимъ уставомъ не ходятъ,-- смѣясь сказалъ Кулаковъ.-- Тутъ обычай таковъ: отъ ѣды къ ѣдѣ переходить.
   Чубара смѣялся и, опередивъ гостей, отворилъ передъ ними двери чистой хаты, гдѣ уже былъ снова накрытъ столъ, установленный всевозможными яствами и винами.
   Обѣдъ прошелъ шумно, весело. Послѣ обѣда на другой половинѣ сѣней, въ большой комнатѣ съ тремя окнами собрались дѣвушки и парубки, разодѣтые въ свои лучшія одежды. Музыка заиграла. Первая, какъ хозяйка вечеринки, вышла на середину горницы Анна и проплясала казачка; къ ней присоединились другія дѣвушки, и плясъ начался. Вино разливалось по кружкамъ и разносилось гостямъ. На столахъ стояли разные фрукты и сласти.
   Вася и Гриша сидѣли съ Прасковьей Ивановной на первомъ мѣстѣ и любовались пляской. Вечеръ былъ чудный. Легкій вѣтерокъ доносилъ въ открытыя окна и двери ароматы душистыхъ цвѣтовъ и зелени садовъ.
   Музыка и веселые голоса изъ дома Чубары далеко раздавались по станицѣ. Толпа станичныхъ жителей стояла у хаты чубары и любовалась весельемъ.
   -- Надоѣло смотрѣть,-- пойдемъ!-- шепнулъ Вася Гришѣ.
   -- Куда?
   -- Пойдемъ на улицу, посмотримъ, что тамъ.
   -- Страшно! Гляди, уже темнѣетъ...
   -- Баба, трусъ! -- отвѣтилъ тихо Вася и всталъ съ мѣста.
   -- Куда вы?-- спросила Прасковья Ивановна.
   -- Пойдемъ посмотримъ, гдѣ мама,-- отвѣчалъ Вася.
   -- На улицу не выходите!-- погрозилась Прасковья Ивановна.-- Вонъ мама!-- указала она.
   У дверей хаты въ толпѣ стояла Надежда Алексѣевна. Вася подошелъ къ ней.
   -- Куда ты?
   -- Пойдемъ на улицу!
   -- Ну, пойдемъ! И я съ вами -- отвѣчала Надежда Алексѣевна.
   Докторъ и Кулаковъ пошли съ ними,
   -- Пройдемтесь немного по станицѣ!-- предложила Надежда Алексѣевна.
   Солнышко уже спряталось за высокія горы, медлено тянулись стада съ поля, оглашая воздухъ своими криками.
   Вася и Гриша бѣжали впереди: то забѣгали далеко, то возвращались къ своимъ, весело, звонко смѣясь.
   Дойдя до конца станицы, они остановились, полюбовались красивымъ видомъ, развернувшимся передъ ихъ сами, и усѣлись на бревна, лежавшія тутъ же.
   Среди веселыхъ разговоровъ маленькое общество не замѣчало того, что творится надъ ихъ головами. Черныя тучи выплывали изъ-за лѣса и быстро застилали собою небо, усѣянное звѣздами. Вдругъ стало темно. Вдали глухо послышались раскаты грома.
   -- Ахъ какъ страшно! Скорѣй, скорѣй домой!-- беря подъ руку доктора и держа Васю, говорила Надежда Алексѣевна.-- Гдѣ Гриша? Настя, берите за руку его и Василія Васильевича и бѣжимъ скорѣй домой!
   -- Бѣжимъ скорѣй, скорѣй!-- вторила ей Настя.
   И всѣ чуть не бѣгомъ бросились вдоль улицы.
   Ни одного человѣка не попалось имъ на дорогѣ. Въ хатахъ кое-гдѣ замелькали огоньки. Гдѣ-то недалеко затявкала собака, скрипнула калитка и сиплый мужской голосъ кого-то окликнулъ.
   -- Вотъ не во-время пошли!-- замѣтила Надежда Алексѣевна.
   -- Сейчасъ придемъ,-- утѣшали ее.
   Въ это время яркая молнія освѣтила всю станицу; сильный раскатъ грома разразился надъ самыми головами. Дамы слегка вскрикнули и ускорили шаги. Пошелъ дождь.
   -- Ну, скорѣй,-- маршъ!-- торопилъ докторъ и побѣжалъ вмѣстѣ съ Надеждой Алексѣевной, держа за руку Васю.
   Настя съ Кулаковымъ и Гришей старались не отставать отъ, нихъ.
   Вдругъ они услышали недалеко отъ себя топотъ копытъ.
   -- Ужъ не черкесы ли?-- сказала Настя и замолкла, прижавшись къ рукѣ своего проводника.
   Изъ-за угла хаты отдѣлилась черная тѣнь. Это былъ всадникъ. Онъ на минуту остановился, какъ бы къ чему-то прислушиваясь, затѣмъ соскочилъ съ лошади и подошелъ къ хатѣ. Послышались два удара во что-то металлическое. Въ тотъ же мигъ калитка скрипнула, бѣлая фигура проскользнула изъ нея и подошла къ всаднику, стоявшему у лошади. Послышался шопотъ.
   -- Идемте, идемте!-- тащили дамы своихъ кавалеровъ, которые хотѣли узнать, кто это былъ, и, пользуясь темнотою ночи, остановились у забора сосѣдней хаты.
   -- На что вамъ знать?-- шептала Надежда Алексѣевна,-- Кто бы онъ ни былъ, я боюсь за себя, за Васю.
   Издали послышался протяжный свистъ. Другой свистъ, раздавшійся близко отъ нихъ, былъ отвѣтомъ.
   Въ хатѣ Чубары еще продолжалось веселье, когда, всѣ измокшіе, усталые, вернулись наши путешественники въ домъ.
   -- Господи! На кого вы всѣ похожи!-- вскрикнула Прасковья Ивановна, завидя вошедшихъ.
   Всѣмъ пришлось переодѣться въ свѣжее платье и итти къ ужину, такъ какъ молодые и гости Чубары не садились за столъ, ожидая ихъ прихода.
   Угощеніе было на славу, и гости разошлись далеко за полночь всѣ. Въ сосѣдней хатѣ всю ночь пекли и варили.
   Всю же ночь, подъ дождемъ, Чубара съ двумя работниками ходили вокругѣхатъ, оберегая покой гостей. Къ утру дождь прошелъ, небо прояснилось, и солнышко весело взошло на безоблачномъ небѣ.
   Свадьба была до обѣда. Изъ церкви до дома молодые, сопровождаемые гостями и родными, шли пѣшкомъ по дорогѣ, усыпанной травою съ цвѣтами. Навстрѣчу молодымъ вышелъ Чубара и жена его съ образомъ и хлѣбомъ-солью. Молодые поклонились отцу и матери, приложились къ образу и вошли на крыльцо. Музыка заиграла, дѣвушки запѣли привѣтствіе молодымъ.
   Въ двухъ большихъ комнатахъ, рздѣленныхъ чистыми сѣнями, были приготовлены столы. Вася съ Гришей, какъ дружки невѣсты, принялись всѣхъ угощать сластями.
   Послѣ обѣда передъ домомъ Чубары началась джигитовка.
   Около дома поставили скамейки, и всѣ почетные гости усѣлись по мѣстамъ.
   Подруги Анны, разодѣтыя, съ цвѣтами на головахъ, окружили молодую.
   Она съ любовью и гордостью слѣдила за статною фигурою своего мужа, не уступавшаго въ ловкости и проворствѣ первымъ джигитамъ станицы.
   Самъ Чубара, веселый, довольный, съ раскраснѣвшимся лицомъ, подбоченясь, стоялъ впереди всѣхъ, одобрительно покрикивая:
   -- Молодецъ, сынку!.. Такъ, такъ... Ну!
   Вихремъ летѣли джигиты по улицѣ, обгоняя другъ друга и дѣлая разные фокусы на лошадяхъ.
   Вася млѣлъ отъ восторга. Онъ радостно подпрыгивалъ на мѣстѣ, потирая руки и звонко смѣясь. Гриша тоже радовался.
   -- Гляди, гляди, Гриша!-- кричалъ Вася.-- Онъ опять перевернулся подъ брюхомъ лошади! Ай, какъ хорошо!
   И оба мальчика отъ восторга подпрыгивали на мѣстѣ.
   Кончилась джигитовка; джигиты спѣшились: парубки съ завистью поглядывали на удальцовъ.
   Затѣмъ все общество вошло въ хату. Музыканты размѣстились подъ окнами и пошла оживленная пляска.
   Долго продолжался веселый пиръ. Слышались пѣсни и съ сосѣдняго двора, гдѣ, по случаю свадьбы Анны, подгуляли пріѣзжіе казаки, угощаемые Чубарой.
   Ночь была темная; въ воздухѣ чувствовалось приближеніе грозы.
   Но вотъ во дворѣ, подъ навѣсомъ раздалось фырканье привязанныхъ къ колодѣ лошадей. Съ громкимъ кудахтаньемъ полетѣли куры съ насѣста, какъ бы кѣмъ-то спугнутыя. Черная тѣнь скользнула вдоль забора, отдѣлявшаго дворъ отъ поля, пригнулась къ землѣ и исчезла. Послышался трескъ, какъ бы отъ сломанной доски.
   А въ это время въ хатѣ подгулявшіе гости громко шумѣли: музыка вторила имъ. Но вдругъ среди самаго разгара веселья раздался набатный колоколъ.
   Гости вздрогнули. Разомъ пропалъ хмель. Всѣ, толпой, толкая другъ друга, выбѣжали на улицу. Громадное зарево виднѣлось со стороны, гдѣ были гумна Чубары и его сосѣда.
   -- Пожаръ! Батюшки мои, пожаръ!-- кричали всѣ разомъ.
   -- Гумно Чубары горитъ!-- раздались голоса.
   Гляди -- все занялось! Да смотри -- и у сосѣда загорѣлось! Охъ, грѣхъ какой! Въ такой день-то!
   -- Это черкесы подожгли!..-- вопила Катерина, жена Чубары, ломая себѣ руки.
   -- Я самъ видалъ давеча Амаза. Онъ что-то проѣзжалъ тутъ.
   -- Какой Амазъ?
   -- Мирный черкесъ, только больно плутоватый. За деньги отца родного не пожалѣетъ,-- говорили среди толпы.
   Докторъ и Кулаковъ звали своихъ казаковъ, но не могли дозваться: они, мертвецки пьяные, спали на землѣ, подъ навѣсомъ сосѣдняго двора. Поручивъ работнику Чубары ихъ разбудить, Кулаковъ выбѣжалъ изъ хаты.
   -- Господа, подождите! Нельзя всѣмъ бѣжать на пожаръ: надо же кому-нибудь остаться при домахъ. Вѣдь Богъ знаетъ, что можетъ случиться!-- кричалъ докторъ.
   Прасковья Ивановна и Надежда Алексѣевна метались по комнатамъ и сѣнямъ, выбѣгали на улицу, призывая дѣтей, которыя въ суматохѣ куда-то исчезли.
   -- Вася, Вася!..-- кричала Надежда Алексѣевки, въ отчаяньи ломая руки и заглядывая во всѣ уголки сѣней и комнаты въ надеждѣ увидѣть тамъ спрятавшихся мальчиковъ.
   Анна въ подвѣнечномъ платьѣ сидѣла въ углу на сундукѣ, прижавшись къ матери. На обѣихъ лица не было. Въ день свадьбы -- такое несчастье! Дурное предзнаменованіе! Горько плача, онѣ ничего не видѣли, не слышали, что творилось кругомъ.
   Докторъ, не дозвавшись Кулакова и Глязера, вбѣжалъ опять въ сѣни, захлопнулъ двери, прося барынь запереться въ избѣ и не выходить. Въ это время вбѣжалъ со двора Кулаковъ.
   -- На дворѣ неладно: тамъ стопъ...-- скороговоркою сказалъ онъ доктору.-- Боже мой. какъ кричатъ Надежда Алексѣевна и Прасковья Ивановна! Я все обѣгалъ -- нигдѣ нѣтъ!
   -- Да неужели они пропали?-- сказалъ докторъ.
   -- Я вездѣ искалъ -- нигдѣ не нашелъ. А вотъ и Глязеръ! Ну, что, нашли?
   Тотъ пожалъ плечами.
   -- Нѣтъ нигдѣ. Боюсь, не схватили лй ихъ черкесы. Но идемте, докторъ, во дворъ! Тамъ слышенъ стонъ, да, кажется, не въ одномъ мѣстѣ. Можетъ быть, тамъ раненые есть?
   Докторъ и Глязеръ вышли во дворъ, за ними стремительно выбѣжала Надежда Алексѣевна, призывая Васю. за ней бѣжала и Прасковья Ивановна, крича Гришу.
   -- Куда вы, Прасковья Ивановна?-- остановилъ ее Кулаковъ, взявши ее за руку.-- Да если тутъ черкесы, они васъ схватятъ -- и вы погибли.
   -- Но гдѣ Гриша? Мой мальчикъ, мой милый Гриша!-- отчаянно плача, кричала Прасковья Ивановна.
   -- Вы успокойтесь, идите въ хату, а я пойду его искать. Настасья Николаевна, Татьяна Львовна, возьмите скорѣй Прасковью Ивановну,-- мнѣ нужно бѣжать.
   -- Но слышите, какой крикъ во дворѣ?-- говорила Татьяна Львовна.-- Боже мой, какъ страшно! Слышите, слышите? Стучатъ въ дверь...
   -- Это черкесы! закричали дамы и силой увлекли Прасковью Ивановну въ избу захлопнули двери и заперлись.
   Дѣйствительно, у дверей со двора сильно стучали, прося впустить скорѣй.
   -- Кто тутъ?-- окликнулъ Кулаковъ, подойдя къ двери.
   -- Мы, ваше благородіе,-- отвѣчали голоса за дверью, узнавъ голосъ Кулакова.-- Раненаго несемъ.
   Желѣзный засовъ былъ отодвинутъ. Кулаковъ отворилъ дверь и отшатнулся: два казака, Иванъ и Петренко, несли на рукахъ Уланова. Голова его свѣсилась на сторону: лицо было блѣдно какъ у мертвеца; китель весь въ крови.
   -- Сюда, сюда неси!-- распорядился Кулаковъ.
   Раненаго внесли въ избу, гдѣ только что происходило такое веселье. Подоспѣвшая на помощь Настя наскоро набросала подушекъ и на нихъ уложили раненаго, который лежалъ съ закрытыми глазами, безъ малѣйшихъ признаковъ жизни.
   -- Бѣги скорѣй за докторомъ!-- приказалъ Кулаковъ.-- Онъ во дворѣ.
   Оба казака бросились во дворъ.
   Между тѣмъ, Кулаковъ и Настя разстегнули Уланову китель, намочили водою лобъ; Настя приложила мокрое полотенце къ губамъ раненаго. Холодная вода, казалось, оживила его: онъ на мгновеніе открылъ глаза и едва слышно прошепталъ:
   -- Оставьте меня!.. Мнѣ больно...-- и опять забылся.
   На дворѣ, подъ навѣсомъ докторъ стоялъ на колѣняхъ около раненаго казака и перевязывалъ ему рану.
   Надежда Алексѣевна съ растрепавшимися волосами выбѣжала въ поле, громко призывая сына.
   -- Вася, Вася! гдѣ ты?.. Отдайте, отдайте мнѣ его!.. Боже мой!.. Возьмите все у меня... все, все, только отдайте его... Вася! дитя мое!.. Гдѣ ты?
   -- Бѣги, Петренко,-- распорядился докторъ,-- зови сюда Глязера и Чубару; уведите барыню,-- ее схватятъ черкесы. Я ничего не могу съ ней сдѣлать. Ты видишь, чѣмъ я занятъ.
   -- Я самъ, ваше благородіе, уведу ихъ, а то пока я буду ходить, може, тогда ихъ ужъ и не буде, какъ дитё ихъ.
   -- Развѣ его увезли?
   -- Увезли. Не могъ отбить господинъ поручикъ. Изранили всего,-- отвѣчалъ Петренко.
   -- Кого изранили?
   -- Поручика Уланова. Они въ хатѣ. Пожалуйте туда, а я возьму барыню.
   Съ этими словами Петренко быстро подошелъ къ Надеждѣ Алексѣевнѣ и тихо сказалъ:
   -- Барыня... а, барыня! въ хатѣ барченокъ васъ кличетъ.
   -- Вася? Вася!-- крикнула Надежда Алексѣевна и опрометью бросились въ хату.
   -- Гдѣ... гдѣ онъ, мой Вася?-- вбѣгая въ хату, закричала Надежда Алексѣевна; но, видя всѣхъ въ слезахъ, она поняла, что это былъ обманъ.
   Она безпомощно опустилась на близъ стоявшую скамейку, откинула голову къ стѣнѣ, уставила глаза въ одну точку и какъ бы замерла.
   Въ хату съ улицы опять раздался стукъ. Опять окликнулъ Кулаковъ и, получивъ отвѣтъ, отворилъ дверь.
   Вошелъ Остапъ, неся на рукахъ блѣднаго, дрожащаго отъ испуга Гришу.
   Прасковья Ивановна вскрикнула и схватила въ объятія Гришу, покрывая его лицо и руки поцѣлуями.
   -- Гдѣ ты былъ, мой милый? гдѣ? Я такъ громко звала тебя.
   -- Я нашелъ его въ стогѣ сѣна на улицѣ, гдѣ онъ спрятался,-- отвѣчалъ Остапъ.
   -- А Вася?.. Гдѣ Вася? Ты видалъ, куда онъ дѣлся?-- спрашивали Гришу.
   -- Видалъ... Ахъ, страшно, страшно!..-- закрывая глаза руками и прижимаясь къ матери, говорилъ Гриша.
   Прасковья Ивановна ласками успокоила его и затѣмъ тихо спросила;
   -- Гдѣ же онъ?
   -- Его схватилъ черкесъ.. Ой, страшно!..-- испуганно озираясь, шепталъ Гриша.
   Все время сидѣвшая въ одномъ и томъ же положеніи Надежда Алексѣевна услышала слова Гриши, вскрикнула и упала. Остапъ поднялъ ее на руки и положилъ на лавку: Настя и Татьяна Львовна принялись приводить ее въ чувство. Остапъ пошелъ за докторомъ, который въ сосѣдней комнатѣ дѣлалъ перевязку Уланову. Пуля попала въ бедро и застряла тамъ; другая рана была на плечѣ, глубокая, длинная, отъ удара шашки.
   -- Надо пулю извлечь,-- сказалъ докторъ.-- Кулаковъ, или сюда, держи такъ!
   Улановъ застоналъ.
   -- Молчи, молчи, сейчасъ выну,-- говорилъ докторъ.
   Скоро пуля была извлечена, рана промыта и перевязана. Все это дѣлалъ докторъ быстро, опытной рукой.
   Больной открылъ глаза и уставился на доктора.
   Это смерть?..-- спросилъ онъ, и лицо его исказилось страданіями.
   -- Если будешь молчать, то не умрешь,-- сказалъ докторъ.
   Но больной не унимался.
   -- Его увезли... не могъ отбить... пуля свалила меня... Бѣдняжка!..
   -- Молчи! Бога ради, молчи!..-- уговаривалъ его докторъ, наклонившись надъ нимъ и съ отеческой любовью взглядывая на блѣдное страдальческое лицо Уланова.
   -- Ваше благородіе,-- проговорилъ казакъ, становясь на порогѣ.-- Тамъ, у забора, Муринъ и Патепко умираютъ.
   -- Дуракъ! Что же поздно пришелъ?-- торопливо говорилъ докторъ, выбѣгая изъ комнаты.
   Заборъ, выходившій въ поле, былъ разломанъ настолько, что можно было свободно пройти черезъ него съ лошадью. Около забора лежали два казака, истекая кровью.
   Сбросивъ съ себя китель, засучивъ рукава, докторъ дѣйствовалъ быстро, умѣло.
   Не успѣлъ перевязать онъ рану, какъ Патенко отдалъ Богу душу.
   -- Готовъ, бѣдняжка!..-- сказалъ докторъ, поднимаясь съ земли.-- Жаль!.. хорошій былъ казакъ.
   Перешли къ Мурину. Онъ лежалъ въ лужѣ крови. Перенести его на другое мѣсто и снять съ него мундиръ было дѣломъ нѣсколько минутъ. Казакъ застоналъ. Сильные порубы въ нѣсколькихъ мѣстахъ были очень глубоки, но не опасны; ранъ отъ пуль не было. Быстро перевязавъ раны, докторъ велѣлъ его и двухъ раненыхъ, лежавшихъ подъ навѣсомъ, снести въ хату.
   -- Глядите, какъ выломали заборъ! И когда они могли успѣть?-- говорили казаки, осматривая заборъ.
   -- Кто изъ васъ былъ при дѣлѣ?-- спросилъ у нихъ докторъ.-- Ты, Ивась, гдѣ поднялъ поручика? Говори по порядку!
   -- Я, ваше благородіе,-- началъ Пвась,-- бѣжалъ съ пожара домой. Гляжу -- въ переулочкѣ, что идетъ около хаты съ улицы въ поле, кто-то кричитъ и дерется. Я къ нимъ. Недалеко, такъ шаговъ пять, не добѣжалъ, вдругъ раздался выстрѣлъ; одинъ упалъ, а другой вскочилъ на лошадь да въ поле, а въ рукахъ у него что-то билось. Я, не глядя, кто упалъ, бросился въ поле, закричалъ.. Лошади подъ рукой не было,-- такъ тотъ и ускакалъ. А я побѣжалъ къ упавшему, нагнулся, гляжу -- это ихъ благородіе. Хотѣлъ поднять одинъ, нести, да не смогъ,-- очень они стонали. А на эту пору прибѣжалъ Петръ. Мы вмѣстѣ подняли и понесли въ хату.
   -- Ну, а тутъ кто былъ?
   -- Я... прибѣжалъ на выстрѣлъ...-- отозвался другой казакъ.-- А тутъ черкесъ человѣкъ пять набралось, стали хватать лошадей. Муринъ и Патепко прибѣжали, да вотъ и угодили...-- добавилъ казакъ, показавъ на раненыхъ.
   -- Ну, теперь все понятно,-- сказалъ подошедшій во время перевязки Глязерщ.-- Они сдѣлали поджогъ, чтобы украсть Васю. Мстятъ за отца. Это мое глубокое убѣжденіе.
   А на женской половинѣ около Надежды Алексѣевны, лежавшей въ жару безъ памяти, сидѣлъ блѣдный Павелъ Николаевичъ Рюминъ. На лицѣ его было видно нѣсколько кровавыхъ царапинъ, китель весь изорванъ.
   Онъ видѣлъ, какъ схватили Васю, бросился на помощь, по двѣ сильныя, какъ желѣзныя, руки быстро и внезапно обхватили его сзади и повалили наземь. Пока между нимъ и его противникомъ происходила борьба, крикъ ребенка, голоса Уланова и черкесовъ смолкли.
   Тогда черкесъ, захватившій его, проворно вскочилъ на ноги и исчезъ изъ глазъ въ темнотѣ ночи.
   Рюминъ медленно поднялся и пошелъ къ хатѣ. Отчаянные крики сестры удостовѣрили его, что онъ не ошибся, что Васю, дѣйствительно, похитили. Съ тѣхъ поръ онъ не отходилъ отъ больной...
   

VII.

   Пока происходили описанныя сцены, по дорогѣ, ярко освѣщенной заревомъ пожара, мчались три всадника отъ станицы къ лѣсу.
   У одного изъ нихъ на колѣняхъ лежалъ ребенокъ. Двое другихъ ѣхали рядомъ.
   -- Дружно горитъ!-- заговорилъ одинъ изъ всадниковъ по-черкесски.
   -- Пусть себѣ!-- отвѣтилъ тотъ, у котораго на колѣняхъ лежалъ въ забытьѣ Вася.
   -- Абдулъ, скачи скорѣй впередъ, приготовь мѣсто. Предупреди тамъ!-- добавилъ онъ.
   Пригнулся Абдулъ къ шеѣ лошади, гикнулъ, какъ стрѣла пустился впередъ и скоро скрылся изъ глазъ всадниковъ.
   Амазъ, черкесъ, везшій Васю, погонялъ своего скакуна, горя нетерпѣніемъ скорѣе получить за мальчика обѣщанную богачомъ Киримомъ награду,
   Проскакавъ добрыхъ десять верстъ, всадники быстро въѣхали на гору и осторожно стали съ нея спускаться. У подошвы горы раскинулся аулъ мирныхъ черкесовъ, гдѣ жилъ Амазъ.
   Лулъ былъ бѣдный: сакли въ немъ маленькія, грязныя. Среди аула виднѣлась старенькая деревянная мечеть.
   Кое-гдѣ въ сакляхъ горѣлъ огонь. На улицахъ было пусто, тихо.
   Проскакавъ весь аулъ, Амазъ съ товарищемъ остановился у одной сакли. Не успѣлъ онъ свиснуть, какъ у воротъ показался Абдулъ.
   -- Отворяй -- крикнулъ Амазъ.
   Ворота мигомъ отворились; Амазъ въѣхалъ во дворъ. Абдулъ взялъ Васю на руки, внесъ въ саклю и положилъ его на разостланную бурку.
   Вошелъ Амазъ и его товарищъ. Изъ противоположнаго угла, съ полу, гдѣ валялась рваная бурка, поднялась старуха и, приблизясь къ Амазу, прошамкала:
   -- Что привезъ?
   -- Не твое дѣло!-- грубо отвѣчалъ Амазъ.-- Ступай принеси бузы!
   И Амазъ сбросивъ съ головы шапку, сѣлъ на лавку. Старуха, ворча, поплелась въ уголъ.
   Изъ сѣней, растворенныхъ настежь, робкой походкой вошла молодая черкешенка и поставила на столъ кувшинъ съ бузой {Родъ хлѣбнаго кваса.} и кружки.
   Выпивъ двѣ кружки бузы одну за другой, Амазъ предложилъ выпить своимъ товарищамъ. Черезъ нѣсколько минутъ онъ поднялся.
   -- Пора! Ѣдемъ!-- сказалъ онъ и, обратившись къ молодой черкешенкѣ, робко стоявшей у притолки, добавилъ:
   -- Береги! Не убережешь -- голова отвѣтитъ!-- и вышелъ изъ сакли въ сопровожденіи своихъ товарищей.
   Едва затворилась дверь за Амазомъ и его товарищами, какъ молодая женщина быстро подошла къ ребенку и, наклонившись надъ нимъ, стала пристально смотрѣть на него.
   Красивое личико Васи было блѣдно. Изъ полуоткрытыхъ губъ изрѣдка вырывался глубокій вздохъ, похожій на стонъ.
   Нума -- такъ звали молодую черкешенку -- тихо поправила свѣсившуюся руки Васи и попрежнему продолжала смотрѣть на его лицо. Слезы подступали къ ея глазамъ.
   "И зачѣмъ ему его?-- подумала она.-- Маленькій... Мать осталась"...
   Нума отошла отъ спящаго Васи и сѣла на полъ, подперевъ рукою подбородокъ.
   Горька, тяжела была жизнь бѣдной Нумы, увезенной Амазомъ насильно изъ далекаго аула! Не любъ онъ ей. Плакала, просила Нума отпустить ее домой, въ свой аулъ, но сильные побои Амаза были отвѣтомъ ей. Уѣзжалъ Амазъ въ набѣгъ или куда-нибудь изъ дому,-- злая, полусумасшедшая старуха, мать Амаза, ни минуты не давала покою Нумѣ.
   Видя привезеннаго маленькаго Васю, она сразу поняла, что Амазъ укралъ этого ребенка, чтобы получить хорошій выкупъ, и тоже хорошо знала, какая жизнь предстоитъ этому несчастному ребенку, пока выкупъ будетъ полученъ. И Нумѣ стало жаль Васю. Она снова поднялась съ полу и подошла къ нему.
   Въ это время Вася вздрогнулъ, широко раскрылъ глаза, потомъ быстро поднялся на лавкѣ и сѣлъ. Незнакомая обстановка, наклоненное красивое лицо черкешенки испугали его.
   Онъ хотѣлъ было вскочить на ноги и бѣжать, но Нума взяла его крѣпко за руку и сказала:
   -- Нельзя... убьютъ... Сиди!..
   Вася не понялъ ея словъ, но догадался о смыслѣ ихъ.
   -- Пустите, пустите меня къ мамѣ! Я ничего вамъ не сдѣлалъ. Пустите меня!-- закричалъ онъ, рыдая.
   Нума начала гладить его по головѣ и по-своему говорить:
   -- Не плачь, не плачь, Ивась! Тебя не обидятъ.
   -- Чего ревешь? Вотъ я тебя плетью!-- закричала хриплымъ голосомъ старуха, поднимаясь изъ угла.
   Вася услышалъ голосъ старухи, увидѣлъ плеть въ ея рукѣ, испуганно крикнулъ и прижался къ Нумѣ, которая обхватила его обѣими руками.
   Когда старуха успокоилась и замолчала, Вася дрожащій отъ страха, сталъ оглядываться кругомъ, желая припомнить, что съ нимъ было и какъ онъ могъ сюда попасть. И, наконецъ, послѣ нѣсколькихъ минутъ напряженія, онъ припомнилъ все и, закрывъ лицо руками, заплакалъ,
   Да, онъ теперь припоминаетъ: они оба съ Гришей выбѣжали на крыльцо поглядѣть пожаръ. Народъ бѣжалъ, кричалъ, а они стояли и съ ужасомъ смотрѣли на громадное зарево. Вдругъ его кто-то схватилъ поперекъ тѣла и потащилъ. Вася кричалъ, но никто не слышалъ,-- всѣ бѣжали на пожаръ. Что затѣмъ было, Вася ничего не зналъ.
   Онъ теперь хорошо понялъ, что его украли и привезли къ черкесамъ. Ужасъ и отчаяніе охватили его.
   -- Мама'.. Мама!..-- закричалъ онъ, плача. Но никто не откликнулся на его крикъ.
   Старуха крѣпко спала, Нума стояла перецъ нимъ и не понимала его словъ.
   Когда Вася замолкъ, продолжая всхлипывать, Нума подошла къ двери, заперла ее на крюкъ, потомъ полѣзла на полку, достала оттуда лепешку изъ кукурузы и сунула Васѣ въ руку.
   -- На, ѣшь!..-- сказала она
   Вася оттолкнулъ лепешку и покачалъ головой.
   На улицѣ передъ саклей раздался сердитый голосъ Амаза. Вася вздрогнулъ, а Нума проворно подошла къ двери, отперла ее и отворила.
   Въ саклю вошелъ Амазъ и Абдулъ.
   Нума скользнула въ дверь.
   -- Здорово!-- грубо окликнулъ Амазъ Васю.
   Вася сидѣлъ неподвижно и испуганно раскрывъ глаза, не сводя ихъ съ пришедшихъ страшныхъ черкесовъ.
   -- Что, Ивась, глядишь такъ?.. али призналъ?
   У черкесовъ обычай -- всѣхъ русскихъ звать "Ивась", бранное же слово "гяуръ" -- поганый.
   Вася попрежнему продолжалъ молчать.
   Амазъ и Абдулъ, улыбаясь, начали между собою говорить по-черкесски.
   Нума принесла кувшинъ бузы и двѣ кружки. Черкесы налили по кружкѣ и залпомъ выпили. Разговоръ ихъ принималъ сердитый тонъ. Раскраснѣвшіяся лица казались свирѣпыми.
   -- Моя большая половина!-- крикнулъ Амазъ, сердито ударяя кулакомъ по столу.
   -- Моя!-- громче его закричалъ Абдулъ.
   Поднялся споръ и крикъ.
   -- Ничья будетъ!-- подбѣгая къ Васѣ, крикнулъ Абдулъ и схватился за рукоять кинжала.
   Нума бросилась между нимъ и Васей.
   -- О, сжальтесь!.. не убивайте меня'.. Я напишу мамѣ,-- она вамъ пришлетъ денегъ за меня!-- закричалъ Вася, падая на колѣни.-- Не убивайте меня!..
   Амазъ сильной рукой сначала схватилъ Абдула и отбросилъ до самаго порога, затѣмъ оттолкнулъ и Нуму.
   Абдулка остановился у порога, снялъ шапку, вытеръ рукавомъ лобъ, съ котораго катился потъ крупными каплями, и быстро заговорилъ.
   Черкесы снова начали бесѣду, и на этотъ разъ, повидимому, поладили.
   -- Ну, пойдемъ, Ивась, въ гости! Тебя ждутъ,-- сказалъ Амазъ, подымаясь и надѣвая свою папаху.
   -- Куда вы ведете меня? Я не хочу итти!..
   И Вася подбѣжалъ къ Нумѣ, стоявшей у притолки, обхватилъ ее своими дрожащими руками и прижался къ ней.
   Амазъ засмѣялся.
   -- Ну, идемъ,-- сказалъ онъ и нахмурилъ брови.
   Съ этими словами онъ рванулъ Васю за руку; другую руку Васи Абдулъ завязалъ тонкимъ ремнемъ и всѣ вышли изъ сакли.
   У воротъ ихъ ждали лошади. Амазъ прыгнулъ на сѣдло, потянувъ за собою и Васю, которому Абдулъ помогъ влѣзть; затѣмъ Абдулъ и самъ, быстро прыгнувъ на лошадь, помчался за Амазомъ.
   Измученный, напуганный Вася едва сидѣлъ на сѣдлѣ, придерживаемый Амазомъ.
   "Что хотятъ они сдѣлать со мной?-- думалъ онъ.-- Куда везутъ?"
   И его маленькое тѣльце дрожало отъ страха.
   Солнце уже всходило. Выѣхавъ изъ аула, они поѣхали густымъ лѣсомъ. Длинныя вѣтки орѣшника то и дѣло задѣвали шапки Амаза и Абдула. Проѣхавъ лѣсъ, они поднялись на высокую гору, покрытую мелкимъ кустарникомъ. Подъ горою, на лугу, паслись табуны лошадей Киримъ-Али-Мурзы, мимо которыхъ черкесы тихо проѣхали, указывая пальцемъ то на одного, то на другого скакуна.
   -- Якши кони, якши!-- говорили черкесы, любуясь пасущимися лошадьми.
   Вася поднялъ голову и оглядѣлся кругомъ. Чудные виды разстилались передъ глазами. Вдали виднѣлся аулъ. Съ лѣвой стороны аула протекала рѣка, извиваясь среди мелкаго и рѣдкаго кустарника, гдѣ паслось смѣшанное стадо коровъ, овецъ, козъ и барановъ.
   Въѣзжая въ аулъ, Вася видѣлъ, какъ маленькія дѣти, грязныя, полураздѣтыя, возились въ пескѣ около своихъ саклей. Сакли всѣ были чисты, вымазаны глиной. Посрединѣ аула новый деревянный минаретъ. На верхушкѣ его стоялъ мулла и что-то громко кричалъ своимъ гнусливымъ голосомъ. Черкесы по-двое, потрое попадались имъ навстрѣчу, останавливались, глядѣли на Васю, перекликаясь съ Амазомъ. Двѣ черкешенки выглянули изъ своихъ саклей и тотчасъ же спрятались.
   Амазъ помчался вдоль аула, своротилъ направо и остановился около большой, чистой сакли.
   На заваленкѣ, у сакли, на самомъ припекѣ сидѣлъ сѣдой, дряхлый старикъ, изрѣдка покрикивая на двухъ дѣтей, игравшихъ пескомъ и камушками.
   Когда у воротъ остановились Амазъ и Абдулка и сняли Васю съ сѣдла, старикъ медленно подпилъ голову, уставился своими оловянными глазами на Васю и спросилъ:
   -- Его сынъ?
   -- Да,-- отвѣчалъ Амазъ.
   -- Якши! Помнимъ мы всѣ твоего отца,-- заговорилъ старикъ, обращаясь къ Васѣ и тряся головою.-- Много нашей крови пролилъ и самъ въ ней захлебну лея.
   Дѣти перестали играть, встали съ земли и съ любопытствомъ глядѣли на Васю.
   Изъ калитки пришла съ ведрами на плечахъ старая черкешенка, тоже остановилась и посмотрѣла на Васю. Отъ этого взгляда Вася весь вздрогнулъ и прижался къ Абдулу.
   Абдулъ привязалъ лошадей къ желѣзному кольцу у воротъ и поручилъ стеречь ихъ мальчишкамъ, набѣжавшимъ въ одно мгновеніе поглазѣть на привезеннаго плѣннаго.
   Всѣ трое вошли во дворъ.

0x01 graphic

   Дворъ былъ большой, чистый. У порога сакли на разостланныхъ коврахъ и подушкахъ, поджавъ подъ себя ноги, сидѣло нѣсколько черкесовъ. Среди нихъ, полуразвалясь на подушкахъ, сидѣлъ самъ Киримъ-Али-Мурза. Всѣ черкесы курили трубки съ длинными чубуками. Вася тотчасъ же узналъ того самаго старика, который пріѣзжалъ въ крѣпость покупать жемчугъ и звалъ Васю въ гости. Сердечко замерло у Васи; на глазахъ навернулись слезы.
   "Они убьютъ меня",-- подумалъ онъ.
   При появленіи мальчика глаза всѣхъ черкесовъ уставились на него; нѣкоторые изъ нихъ улыбались, любуясь его красотой. Киримъ широко улыбнулся, открывая рядъ желтыхъ зубовъ и пристально глядя на испуганное личико Васи.
   -- Ну, здорово, Ивась!-- сказалъ онъ, кивнувъ головой.-- А что! моя правда? Пріѣхалъ раньше, чѣмъ сдѣлался офицеромъ...
   Толмачъ, сидѣвшій на концѣ ковра, сталъ переводить разговоръ.
   -- Пустите меня къ мамѣ! Умоляю васъ!.. Она умретъ безъ меня... Сжальтесь надо мной!
   И Вася, рыдая, протягивалъ руки къ Кириму.
   Киримъ сидѣлъ неподвижно.
   -- Развѣ наши дѣти не плакали такъ же, какъ ты. вотъ теперь, когда твой отецъ убивалъ у нихъ отцовъ, матерей увозилъ въ плѣнъ и тамъ морилъ голодомъ, жегъ аулы, грабилъ имущество? заговорилъ дрожащимъ голосомъ сѣдой черкесъ.
   -- Ца!-- крикнулъ Киримъ гнѣвно.
   И старикъ, согнувшись, попятился назадъ.
   -- Не за тѣмъ я велѣлъ тебя сюда привезти, чтобы слушать твои жалобныя слова,-- сказалъ сурово Киримъ.
   Вася сразу понялъ, по чьему приказанію онъ увезенъ, и отчаяніе охватило его.
   Въ это время во дворъ, запыхавшись, вбѣжалъ черкесенокъ лѣтъ одиннадцати, здоровый, краснощекій, съ бойкими глазами, меньшій сынъ Кирима. Онъ прямо подбѣжалъ къ Васѣ и съ ногъ до головы окинулъ его своимъ быстрымъ взглядомъ. Лицо Кирима прояснилось, онъ улыбнулся и сказалъ:
   -- Вотъ тебѣ товарищъ, Ахметъ! Ну, побратайся съ нимъ!
   Ахметъ засучилъ рукава своего краснаго суконнаго бешмета, улыбнулся и, кивнувъ одобрительно головой отцу, двинулся на Васю.
   Васѣ казалось, что Ахмету отдали приказъ убить его. Эта мысль, какъ молнія, блеснула въ головѣ ребенка, и, не помня себя, онъ бросился съ кулаками на Ахмета и быстро сталъ наносить ему удары, не давая опомниться.
   Всѣ молча смотрѣли на борьбу. Наконецъ, Ахметъ изловчился, ударилъ въ грудь Васю со всего размаху и повалилъ наземь.
   Вася, ошеломленный паденіемъ и ударомъ въ грудь, съ минуту лежалъ неподвижно.
   -- Онъ убилъ его!-- сказалъ Алекъ, старшій сынъ Кирима, и при этомъ быстро поднялся съ мѣста.
   Но едва онъ сдѣлалъ шагъ впередъ, какъ Вася очнулся, проворно вскочилъ на ноги и въ одно мгновеніе повалилъ Ахмета и придавилъ его всѣмъ своимъ худенькимъ тѣломъ.
   Ахметъ закричалъ.
   -- Стой!-- крикнулъ Киримъ.-- Довольно!
   Аманъ и Абдулъ оттащили Васю.
   Ахметъ поднялся на ноги весь красный, потъ катился съ лица его. Онъ хотѣлъ было снова броситься на Васю, но Киримъ поднялъ кверху чубукъ и погрозилъ. Ахметъ отошелъ прочь, злобно сверкая глазами.
   -- Молодецъ!-- сказалъ Киримъ:-- умѣешь драться.
   И, помолчавъ съ минуту, онъ спросилъ:
   -- А что, хорошо у насъ?
   -- Нѣтъ,-- отвѣчалъ Вася.-- Отпустите меня! Мама вамъ пришлетъ много денегъ.
   -- У меня у самого ихъ много,-- отвѣчалъ Киримъ.-- Мнѣ тебя надо. Ты мнѣ понравился.
   Черкесы засмѣялись.
   Киримъ хлопнулъ въ ладоши. На его призывъ изъ сакли вышла старая черкешенка, неся въ рукахъ нѣсколько кружекъ. За нею слѣдомъ молодой черкесъ несъ большой кувшинъ бузы, предлагая его гостямъ.
   -- Дай и ему!-- указалъ Киримъ на Васю.
   -- Я не могу,-- отвѣчалъ Вася, услыша запахъ бузы.
   -- Пей сказалъ Ахметъ,-- и мы съ тобой кунаками будемъ.
   -- Не хочу я быть твоимъ товарищемъ и пить не хочу,-- отвѣчалъ Вася и отвернулся, отстранивъ отъ себя кружку.
   Ахметъ ударилъ кружкой оземь и отбѣжалъ прочь.
   Киримъ поднялся съ мѣста и всѣ поднялись за нимъ и пошли въ саклю. Вася остался съ Абдуломъ.
   -- Зачѣмъ ты не выпилъ съ Ахметкой? Плохо тебѣ будетъ за это,-- сказалъ онъ.
   Но Вася не понялъ его словъ, а толмача около по было.
   Въ саклѣ, между тѣмъ, поднялся страшный крикъ и гамъ: каждый кричалъ по-своему. Всѣ толковали о привезенномъ мальчикѣ, который теперь сидѣлъ въ изнеможеніи на коврѣ. Безсонная ночь, испугъ, поѣздка, это побоище съ Ахметомъ совершенно ослабили его. Онъ едва сидѣлъ на мѣстѣ, сонъ клонилъ его. Наконецъ, онъ не выдержалъ, упалъ на коверъ и тотчасъ же заснулъ.
   Черезъ полчаса выбѣжалъ Ахметъ изъ сакли, за нимъ шелъ молодой черкесъ,-- тотъ самый, который угощалъ бузой.
   -- Бери, неси! Я самъ буду его стеречь!-- кричалъ Ахметъ, указывая на спящаго Васю.
   

VIII.

   Всю ночь Васѣ спились страшные сны; онъ съ крикомъ просыпался и, не открывая глазъ, какъ послѣ снотворнаго напитка, слова засыпалъ.
   Но вотъ въ четырехугольное небольшое отверстіе въ родѣ окна скользнули лучи утренняго солнца, упали прямо на лицо мальчика и разбудили его. онъ открылъ глаза и не могъ понять, гдѣ онъ находится.
   Онъ лежалъ на соломѣ въ хлѣву. Воздухъ былъ гнилой, удушливый. Кругомъ виднѣлись слѣды птичьяго помета. Тутъ же у стѣны длинное корыто, съ кормомъ для куръ и водой; надъ головой его были три длинные шеста, протянутые отъ одной стѣны до другой.
   Вася хотѣлъ подняться, по силъ не было. Во всемъ тѣлѣ чувствовалась боль, ломота; голова болѣла, руки ослабли.
   -- Мама, мама!..-- тихо позвалъ Вася и горько заплакалъ.
   На дворѣ послышались голоса, фырканье лошадей; чей-то громкій голосъ кричалъ больше всѣхъ. Вася сталъ прислушиваться; голоса все приближались.
   Черезъ нѣсколько минутъ задвижка заскрипѣла, дверь съ шумомъ отворилась и въ хлѣвъ вошелъ Ахметъ, съ нимъ вмѣстѣ шла старуха, неся деревянную чашку и кувшинъ.
   Приблизившись къ Васѣ, лежавшему съ закрытыми глазами, она. поставила все это на полъ около него и сама тутъ же присѣла на корточкахъ, пристально уставясь на ребенка и въ то же время разговаривая съ Ахметомъ.
   -- Онъ дышитъ,-- сказала старуха.-- Разбуди его,-- пусть поѣстъ.
   Ахметъ толкнулъ въ бокъ Васю; Вася застоналъ отъ боли и открылъ глаза.
   -- Ѣшь!-- сказалъ ему Ахметъ, указывая на ѣду.
   Горячій паръ-отъ похлебки пробудилъ аппетитъ Васи. Онъ съ трудомъ повернулся на бокъ и сталъ изъ деревянной чашки нить черезъ край. Послѣ того, какъ онъ утолилъ голодъ, силы его возстановились, голова, почти перестала, болѣть. Онъ поднялся, сѣлъ на солому и съ жадностью принялся нить изъ кувшина молоко.
   -- Принеси еще!-- сказалъ Ахметъ старухѣ, когда Вася поставилъ наземь пустой кувшинъ,-- и позови сюда Харифа!
   Старуха поднялась, взяла кувшинъ и, ни слова не. говоря, вышла изъ хлѣва.
   Вася поднялся на ноги. Онъ подошелъ было къ открытой двери, чтобы освѣжиться и вдохнуть въ себя чистый воздухъ, но Ахметъ быстро схватилъ его за руку и крикнулъ:
   -- Не смѣй ходить!
   Вася покорно отошелъ. Какъ ни былъ онъ малъ, но понялъ, что своею силою ему не освободиться изъ этихъ рукъ, и поэтому надо быть послушнымъ.
   -- Ты звалъ меня?-- спросилъ Харифъ, худенькій, черненькій, небольшого роста армянинъ-переводчикъ, постоянно жившій въ аулѣ.
   Онъ перебѣгалъ изъ одной сакли въ другую, гдѣ требовался переводчикъ.
   -- Вотъ скажи ему, Харифъ, что отецъ, Киримъ-Али-Мурза, отдалъ его въ мое распоряженіе. Что хочу, то съ нимъ тъ сдѣлаю.
   Толмачъ перевелъ Васѣ слова Ахмета.
   -- Отпусти меня! Мама за меня тебѣ дастъ золота,-- сказалъ ему Вася.
   -- У отца моего много золота,-- мнѣ не нужно оно; много табуновъ,-- любого скакуна возьму себѣ. Онъ меня больше любитъ, чѣмъ Алека: Алекъ больной, слабый, а я здоровый, какъ самъ Киримъ-Али-Мурза. Онъ -- старшина.
   -- Что же ты хочешь со мной сдѣлать?-- спросилъ испуганно Вася.
   -- Ничего. Пойдемъ, покажу аулъ, плѣнныхъ.
   Вася нехотя всталъ.
   Ахмета, завязалъ однимъ концомъ веревки руку Васи, а другой взялъ себѣ и повелъ его рядомъ; съ ними шелъ толмачъ. Они вышли на улицу.
   На заваленкѣ сидѣлъ тотъ же самый старикъ-черкесъ, котораго уже Вася видѣлъ.
   -- Въ яму его! въ яму веди!-- сердитъ прокричалъ онъ Ахмету.-- Куда ты ведешь его?
   -- Аулъ глядѣть веду.
   -- Гм!..-- промычалъ старикъ и сплюнулъ.
   Они пошли по аулу.
   Аулъ былъ большой, съ узкими улицами; сакли съ плоскими крышами и огороженными дворами были обмазаны бѣлой глиной. Передъ саклями, на разстояніи саженъ трехъ-четырехъ отъ нихъ, были вырыты глубокія ямы, не прикрытыя ничѣмъ; эти ямы во время дождя наливались водою, и тогда жидкую грязь вычерпывали изъ нихъ деревянными ковшами. Въ самый знойный день въ этихъ ямахъ бываетъ прохладно и сыро. Когда же палящее солнце начинало высушивать яму, изъ нея поднималось зловонное испареніе и далеко заражало воздухъ.

0x01 graphic

   Въ эти ямы черкесы сажали своихъ плѣнныхъ, за которыхъ не надѣялись получить большой выкупъ. Кормили ихъ почти одними грецкими орѣхами, которые плѣнники сами набирали въ лѣсу. Свѣжіе грецкіе орѣхи сладки и приторны. Они такъ надоѣли плѣннымъ, что тѣ отказывались отъ нихъ и добровольно голодали.
   Чтобы набрать этихъ орѣховъ, плѣнныхъ вытаскивали изъ ямы, связывали ихъ рука съ рукою, надѣвали на ноги кандалы и два черкеса пѣшихъ, а иногда верховыхъ, сопровождали ихъ.
   Плѣнные, которые изъявляли желаніе навсегда остаться въ аулѣ, получали саклю, жену и скакуна и начинали хозяйство. Плѣнныхъ не простого званія держали въ хлѣвахъ. Кормили такихъ плѣнныхъ разной пищей: бараниной, кукурузными лепешками, молокомъ.
   Вася еще въ крѣпости слыхалъ объ этихъ ямахъ, и теперь, проходя мимо одной изъ нихъ, тихо спросилъ:
   -- Можно заглянуть?
   -- Куда? въ яму?-- спросилъ Ахметъ.-- Ну, гляди! Не будешь слушать, я брошу тебя туда же.
   Вася вздрогнулъ и заглянулъ въ яму. Тамъ, на голой, грязной землѣ лежалъ человѣкъ, весь въ лохмотьяхъ, съ бритой головою. Около него сидѣлъ другой, такой же бритый, и громко плакалъ.
   Увидя лицо Васи, онъ еще. громче заплакалъ.
   -- Дайте хлѣба!.. Ѣсть хотимъ:, умираемъ...-- взывалъ со слезами несчастный.
   На глазахъ у Васи навернулись слезы. Онъ жалобно взглянулъ на Ахмета и тихо сказалъ:
   -- Ахметъ, дай имъ ѣстъ,-- они просятъ... голодные..Гляди, одинъ умираетъ...
   -- Это -- не наши плѣнные. Что мнѣ за дѣло!-- отвѣчалъ онъ.-- 'Пойдемъ!
   -- Но не все ли равно? Онъ проситъ ѣсть, ты и дай!-- опять сказалъ Вася.
   -- А ты вчера уступилъ мнѣ, когда я хотѣлъ быть твоимъ кунакомъ?
   -- Я буду, непремѣнно буду, только пожалѣй этихъ несчастныхъ! Позволь мнѣ самому снести имъ хлѣба!
   -- Увидимъ...-- небрежно отвѣчалъ Ахметъ.
   Они пошли дальше. Вася хотѣлъ крикнуть въ яму, что сейчасъ принесетъ хлѣба, по Ахметь дернулъ его за веревку, сказавъ:
   -- Идемъ!
   Имъ попалось еще нѣсколько ямъ, изъ которыхъ неслись стоны и мольбы.
   -- Пойдемъ домой, пойдемъ скорѣе!-- сказалъ Вася, будучи не въ силахъ далѣе слушать эти стоны и крики.
   -- Гляди, вонъ наша мечеть.
   Куполъ мечети блестѣлъ на солнцѣ, рядомъ стоялъ минаретъ съ плоской крышей, на которую выходитъ обыкновенно муэдзинъ, сзывающій народъ къ молитвѣ. Около мечети толпились черкесы; были тутъ и старые и молодые. Когда съ ними поравнялся Вася, всѣ съ любопытствомъ стали оглядывать его и спрашивать Ахмета, кто это. Ахметъ неохотно отвѣчалъ на вопросы и торопился скорѣй пройти мимо любопытныхъ.
   Они дошли до конца аула. За нимъ раскинулась большая поляна, съ двухъ сторонъ окруженная, какъ стѣнами, высокими горами и обрамленная густымъ лѣсомъ. Небольшая рѣка пересѣкала поляну.
   -- Хочешь, посидимъ тутъ?-- предложилъ Ахметъ Васѣ, указывая на крутой берегъ, покрытый зеленой травою.
   Вася кивнулъ головою и они сѣли на траву. Толмачъ, не отходившій отъ нихъ ни на шагъ и все время переводившій ихъ разговоръ, сѣлъ рядомъ.
   Вася слѣдилъ за облаками, медленно плывшими по голубому небу за высокія горы; а тамъ, за этими горами, живетъ его родная:. И мысли уносили Васю въ тотъ край, туда, гдѣ осталось все дорогое для него: его мать, Гриша, Настя, которыхъ онъ никогда больше не увидитъ...
   Вася такъ задумался, что не слышалъ, какъ спрашивалъ его нѣсколько разъ Ахметъ.
   Не слыша отвѣта на свои вопросы, Ахметъ разсердился и дернулъ за веревку. Вася сразу очнулся.
   -- Я звалъ тебя сколько разъ, а ты не откликался,-- сказалъ Ахметъ.
   -- Я не слышалъ,-- тихо отвѣтилъ Вася.
   -- Ты глядѣлъ на горы. Думаешь бѣжать?.. Нѣтъ, этому не бывать,-- я тебя стерегу.
   Вася испугался.
   -- Нѣтъ, нѣтъ, я не думалъ объ этомъ. Я никуда не убѣгу. Скорѣй тутъ умру, а не убѣгу,-- сказалъ онъ.
   -- Гляди, вонъ ведутъ плѣнныхъ изъ лѣсу.
   По дорогѣ изъ лѣса вели плѣнныхъ, худыхъ, съ загорѣлыми, изнуренными лицами, бритыхъ, въ жалкихъ лохмотьяхъ, едва прикрывавшихъ тѣло. У каждаго на спинѣ было по мѣшку съ грецкими орѣхами. Связанные попарно другъ съ другомъ и гремя цѣпями, они едва двигались, сопровождаемые двумя пѣшими черкесами и толпой ребятишекъ -- Это они изъ лѣсу идутъ съ орѣхами для себя,-- сказалъ Ахметъ.
   Партія плѣнныхъ поравнялась съ Васей. Замѣтя его, привязаннаго на веревку, плѣнные заговорили между собою, указывая на него головами.
   -- Откуда, барченокъ?-- спросилъ одинъ изъ нихъ.
   -- Изъ крѣпости Анапы,-- скороговоркою отвѣтилъ Вася.
   -- Зачѣмъ говоришь? Этого нельзя,-- сказалъ Ахметъ сердито и дернулъ сильно веревку.
   Когда Ахметъ вернулся домой со своимъ плѣнникомъ, во дворѣ было много черкесовъ; они о чемъ-то громко спорили. Киримъ-Али-Мурэа стоялъ на крыльцѣ весь красный, сердитый, махалъ руками, объясняя что-то черкесамъ, которые время отъ времени поднимали споръ, перекрикивая другъ друга.
   Ахметъ, незамѣченный отцомъ, проскользнулъ позади толпы черкесовъ, таща за собою Васю. Дотащивъ его до хлѣва, онъ быстро втолкнулъ его туда, наскоро задвинулъ задвижкой и подбѣжалъ къ толпѣ, желая узнать, о чемъ идетъ разговоръ.
   Стало вечерѣть. Опятъ старуха поставила около Васи кувшинъ молока и лепешки изъ кукурузы и затѣмъ ушла.
   Жажда и голодъ томили Васю. Но едва онъ взялъ въ руки лепешку, какъ вспомнилъ про тѣхъ несчастныхъ, которые отъ голоду умираютъ въ ямѣ. Въ его ушахъ какъ будто и теперь раздаются душу надрывающій плачъ и просьба о хлѣбѣ. Вася проворно запряталъ, принесенныя ему двѣ лепешки подъ солому и сталь пить одно молоко. Онъ далъ себѣ слово, что съ этой минуты будетъ все, что можно, собирать для плѣнныхъ.
   Каждый день приходилъ къ нему Ахметъ съ толмачомъ, садился на порогѣ хлѣва и заводилъ бесѣду. Онъ спрашивалъ Васю о жизни въ крѣпости, о томъ, какіе у него тамъ товарищи, и Вася отвѣчалъ откровенно. Обладая хорошей памятью и умомъ, Вася въ короткое время успѣлъ запомнить нѣсколько черкесскихъ словъ и фразъ и, хотя съ трудомъ, но сталъ понимать разговоръ Ахмета съ переводчикомъ, не обнаруживая, однако, своего знанія. Не разъ во время этихъ бесѣдъ подходилъ къ Васѣ Алекъ и ласково спрашивалъ его:
   -- Ну, что? здоровъ?
   -- Здоровъ,-- отвѣчалъ Вася, а. у самого на глазахъ навертывались слезы.
   Ахметъ сердито кричалъ на Алека, прогоняя его отъ Васи. Алекъ молча отходилъ прочь, не желая ссоры. Онъ зналъ, что итти наперекоръ балованному любимцу отца, Ахмету, значитъ вызывать противъ себя злобу отца, который и такъ его не любитъ. А не любилъ Киримъ-Али-Мурза Алека за то, что онъ былъ добрый, не хотѣлъ ѣздить на грабежи и жестоко обращаться съ плѣнными, что не хотѣлъ взять себѣ въ жены нелюбимую дѣвушку послѣ того, какъ ту, которую онъ выбралъ, отдали насильно старому князю Хами-Мурзѣ въ далекій аулѣлицо его, хотя мужественное, было всегда блѣдно, съ отпечаткомъ затаенной грусти. Въ особенности онъ сталъ такимъ послѣ смерти горячо любимой имъ матери.
   Хотя болѣзненный на видъ, Алекъ былъ самымъ красивымъ черкесомъ во всей Кабардѣ. Никто не могъ такъ ловко ѣздить на необъѣзжанномъ скакунѣ, приведенномъ прямо изъ табуна, какъ Алекъ. Статный, красивый, ловкій, онъ какъ вихрь леталъ на своемъ аргамакѣ, съ которымъ ни одинъ скакунъ изъ всего табуна КиримаАли-Мурзы не могъ сравняться. Это была гордость, жизнь Алека.
   За все это возненавидѣлъ его Ахметъ, младшій сынъ Кирима-Али-Мурзы, оставшійся отъ его любимой умершей жены. Какъ Алекъ унаслѣдовалъ отъ матери доброту и кротость, такъ Ахметъ унаслѣдовалъ жестокость своего отца.
   Балуя Ахмета, Киримъ слушалъ его наговоры на прислужниковъ изъ плѣнныхъ, на Алека и быстро и жестоко расправлялся съ провинившимися.
   У Кирима-Али-Мурзы было четыре жены, одна другой красивѣе, а дѣтей трое: Алекъ двадцати двухъ лѣтъ, Ахметъ одиннадцати и маленькій Гамидъ одного года.
   Черкесъ въ домѣ властелинъ. По его волѣ все дѣлается безпрекословно. Онъ не занимается никакою работой, даже не убираетъ своего скакуна; все лежитъ на обязанностяхъ женщинъ, отставныхъ старыхъ женъ или оставшихся плѣнныхъ, которыхъ обращаютъ въ рабство. Дѣвушки избавлены отъ всякой грязной работы. Оігѣ только вышиваютъ золотомъ, серебромъ, шелками кабардинки, чевяки, чадры-и шьютъ свои наряды. Замужъ онѣ выходятъ, не зная своего жениха, но выбору отца, а отецъ выбираетъ того, кто даетъ большій калымъ {Выкупъ.}.
   Молодыя черкешенки гораздо добрѣе своихъ отцовъ и братьевъ; онѣ жалѣютъ плѣнныхъ. Часто потихоньку, проходя мимо ямъ, гдѣ томятся эти несчастные, черкешенки проворно бросаютъ туда, чтобы никто не замѣтилъ, лепешки, баранину или хлѣбъ.
   Прошло много дней съ тѣхъ поръ, какъ Ахметъ водилъ Васю по аулу. Во все это время Васю никуда не водили; онъ сидѣлъ съ Ахметомъ на порогѣ своего хлѣва и слушалъ разсказы Ахмета о набѣгахъ его отца, Кирима-Али-Мурзы, и о расправахъ съ плѣнными, пытающимися бѣжать.
   -- Зачѣмъ ты говорить ему это?-- спрашивалъ толмачъ Ахмета.-- Гляди -- онъ чуть живой. Куда ему бѣжать!
   -- Всѣ гяуры хитры, какъ лисицы. Онъ притворяется.
   Вася понялъ ихъ разговоръ. Тоска, ни на минуту не оставлявшая его, сдавила ему грудь. Онъ закрылъ лицо своими худыми руками и горько заплакалъ.
   -- Ну, перестань, Ивась!-- началъ Ахметъ, отдергивая его руку отъ лица.-- Пойдемъ гулять по аулу!
   Сначала. Вася хотѣлъ проситься не ходить съ нимъ, но, вспомнивъ про плѣнныхъ, онъ всталъ съ мѣста.
   -- Пойдемъ!-- отвѣчалъ онъ и пошелъ въ хлѣвъ.
   Проворно запихавъ за рубашку всѣ собранныя за эти дни лепешки, вышелъ онъ во дворъ. Ахметъ опять завязалъ его руку веревкой и они пошли.
   Пройдя нѣсколько саклей, они поравнялись съ ямой, изъ которой слышался стонъ и говоръ. Вася проворно вынулъ изъ-за пазухи лепешки и кинулъ въ яму.
   Въ то же время Ахметъ поднялъ руку и на плечи Васи посыпались удары нагайки.
   -- Какъ ты смѣешь, поганый гяуръ!-- кричалъ сиплый голосъ старухи, выбѣжавшей изъ сакля.
   -- Хорошенько, хорошенько его!-- поощряла она разозленнаго Ахмета.-- Бѣсенокъ проклятый! Не твои это плѣнные,-- не смѣй!
   Сначала Вася старался увернуться изъ ударовъ нагайки, крича отъ боли; по Ахметъ крѣпко притянулъ его къ себѣ веревкой и продолжалъ наносить побои. Вася отъ боли зарыдалъ и упалъ наземь.

0x01 graphic

   Въ это время вдругъ раздался голосъ Алека, проѣзжавшаго мимо:
   -- Коршунъ! Змѣя!
   Соскочивъ съ лошади, Алекъ схватилъ руку, въ которой была у Ахмета нагайка.
   -- Гляди: ты до крови избилъ его! Развѣ для этого поручилъ его тебѣ отецъ?
   И Алекъ, оттолкнувъ далеко Ахмета, поднялъ упавшаго Васю на руки,
   -- Не пущу!-- набрасываясь на Алека и дергая за веревку, кричалъ Ахметъ.
   Но Алекъ быстро вынулъ кинжалъ, перерѣзалъ веревку, схватилъ Васю на руки, вскочилъ на сѣдло и помчался къ дому.
   Вася лежалъ недвижимъ, съ закрытыми глазами.
   Въ то время, какъ подъѣхалъ Алекъ къ воротамъ, изъ нихъ вышла молодая жена Кирима-Али-Мурзы, закрытая бѣлой чадрой, съ кувшиномъ въ рукахъ. Она шла къ больной сосѣдкѣ, чтобы отнести ей молока.
   -- Отвори ворота! Гляди!-- крикнулъ ей Алекъ, показывая головою на мертвенно блѣднаго Васю.
   Молодая женщина, поставивъ наземь кувшинъ, впустила Алека и, тотчасъ же затворивъ ворота, подбѣжала къ нему.
   -- Бѣдный!.. Онъ умеръ?-- спросила она.
   -- Позови Абдула!-- сказалъ Алекъ.
   Женщина бросилась въ саклю и черезъ минуту выбѣжала съ черкесомъ-работникомъ. За ними выбѣжали изъ сакли и остальныя женщины.
   Васю положили на крыльцѣ, на коверъ. Молодая черкешенка стала около него на колѣни.
   Поднялась суматоха, принесли воды, послали за лѣкаркой.
   Всѣмъ стало жалко бѣднаго мальчика.
   Алиса -- такъ звали послѣднюто жену Кирима -- наклонились надъ блѣднымъ лицомъ Васи, и тихо, какъ шелестъ вѣтерка, шевелились ея губы, произнося ласкательныя слова надъ чуть живымъ мальчикомъ. Появленіе на крыльцѣ раскраснѣвшагося, запыхавшагося Ахмета заставило всѣхъ на мгновеніе оторваться отъ Васи.
   -- Это онъ, онъ такъ избилъ его! Вотъ и Харифъ -- свидѣтель,-- говорилъ Ахметъ, указывая на подходившаго въ это время къ крыльцу Алека.
   -- Молчи! Я сама скажу про тебя отцу,-- поднимаясь съ колѣнъ, сказала Алиса.-- Уйди съ глазъ моихъ! Я сама буду за нимъ ходить.
   -- Ты нападаешь на сына своего хозяина, своего повелителя, изъ-за поганаго гяура! Аллахъ не проститъ тебѣ этого?-- сказала безобразная старуха, сердито сдвинувъ брови.-- И ты не знаешь, чей онъ сынъ!-- продолжала она, треся своею растрепанною головою.-- Его отецъ, этотъ косматый звѣрь въ человѣчьей шкурѣ, разграбилъ наши аулы, убилъ нашихъ мужей, сыновей. Моя сестра была убита имъ самимъ съ ея малыми дѣтками. Мы также видали нашихъ дѣтей мертвыми отъ рукъ поганыхъ гяуровъ. Они не слушали нашихъ криковъ и слезъ, они по жалѣли насъ, не щадили, не стояли съ заботой надъ нашими дѣтьми, какъ ты стоишь надъ его сыномъ. Пусть будетъ онъ проклятъ! Пусть злые, кровожадные звѣри растерзаютъ его тѣло, какъ его отецъ терзалъ тѣла нашихъ дѣтей! Аллахъ! гляди на нее, гляди на эту вѣроломную, которая ухаживаетъ за, сыномъ того, кто проливалъ нашу кровь... Услышь меня, Аллахъ, и накажи ее! Накажи всѣхъ, кто помогаетъ ей!..-- кричала старуха, поднимая руки кверху и возводя глаза къ небу.
   Алиса закрыла глаза руками и молча стояла, тяжело переводя дыханіе. Проклятія старухи, родной сестры ея мужа, испугали ее.
   Ахметъ стоялъ съ опущенной внизъ головою.
   Всѣ отошли отъ Васи, какъ отъ чумного, и слушали старуху.
   -- У тебя у самой маленькій сынъ,-- заговорилъ Алекъ, обращаясь къ Алисѣ.-- Неужели у тебя сердце не разорвалось бы на части, если бы у тебя отняли его и увезли далеко, и если бы твой маленькій Гамидъ-Киримъ, вскормленный твоей грудью, плакалъ, стоналъ, призывая тебя къ себѣ на помощь? А ты была бы далеко отъ него, ты не могла бы видѣть, слышать его призыва, его стоновъ, утереть его горькія слезы...
   -- Охъ, страшно!-- простонала Алиса, ломая свои руки.
   -- Слушай, Алиса! И вотъ въ такія тяжкія минуты для твоего ребенка нашлась бы добрая женщина, которая утѣшила бы его, успокоила и приласкала его, можетъ быть, умирающаго возвратила бы къ жизни. Скажи, Алиса, неужели Аллахъ на казалъ бы такую женщину?
   Алекъ замолчалъ и ждалъ отвѣта. Вася повернулся и згіетопалъ. Алиса упала около него на колѣни и осторожно нѣжной рукой поправила ему упавшія на лобъ волосы.
   Послышался топотъ подъѣзжающаго коня, раздался ударъ въ ворота и прозвучалъ голосъ Кирима-Алимурзы:
   -- Отворяй!
   Старуха и Ахметъ мигомъ отворили ворота. Киримъ-Али-Мурза, въѣзжая во дворъ, сразу увидѣлъ, какъ съ крыльца разбѣжались женщины. Только одна молодая его жена Алиса, поднявшись съ колѣнъ, стояла и ждала его приближенія.
   Молодецки соскочивъ съ лошади и бросивъ поводья старухѣ, онъ взошелъ на крыльцо и увидѣлъ Васю, лежащаго на полу съ закрытыми глазами.
   -- Что это?-- спросилъ онъ Алису.
   -- Мой повелитель,-- начала Алиса ласковымъ, пѣвучимъ голосомъ,-- гляди! Онъ боленъ,-- указала она рукою на Васю.-- Его избилъ нагайкой Ахметъ.
   Еще болѣе сердитымъ сдѣлался взоръ Кирима-Алимурзы и уперся на Алека, скромно стоявшаго неподалеку.
   -- Ты видѣлъ?-- обратился къ нему Киримъ.
   -- Я отнялъ и привезъ его сюда чуть живого,-- отвѣчалъ Алекъ.
   -- Вретъ, вретъ!.. Это онъ самъ избилъ его!-- крикнулъ Ахметъ.
   Киримъ обернулся. Старуха, держа за поводъ лошадь, что-то было заговорила, по Киримъ-Али-Мурза крикнулъ на нее, и старуха тихо поплелась подъ навѣсъ, ведя за поводъ лошадь своего властелина. Вслѣдъ за нею, стараясь быть незамѣченными, шмыгнули Ахметъ съ Харифомъ.
   Киримъ-Али-Мурза повернулся и, ни слова не говоря, пошелъ въ саклю. Это было признакомъ большого гнѣва. Робкой походкой пошла за нимъ и Алиса.
   Черезъ нѣсколько минуть на крыльцо вышли изъ сакли двѣ женщины, подошли къ Васѣ, осторожно подняли съ ковромъ и понесли.
   -- Куда вы его несете?-- спросилъ Алекъ.
   -- Въ чуланъ. Такъ приказала Алиса,-- былъ отвѣтъ.
   

IX.

   Здоровье Васи медленно поправлялось.
   Когда его выпускали изъ чулана, онъ, согнувшись отъ слабости, исхудалый, съ заплаканнымъ лицомъ, садился у сакли на заваленкѣ и, весь съежившись, сидѣлъ неподвижно на своемъ мѣстѣ. Иногда подходилъ къ нему Ахметъ, здоровый, краснощекій. Онъ садился около Васи и начиналъ съ нимъ говорить, повторяя сказанное слово нѣсколько разъ, пока не приходилъ къ нему на помощь толмачъ.
   Частыя бесѣды съ Ахметомъ и Алекомъ, слышанные разговоры кругомъ, выучили Васю понимать языкъ черкесовъ.
   Его стали посылать вмѣстѣ съ пастухомъ пасти на лугу стада.
   -- Смотри, не пытайся уйти!-- сказалъ ему Киримъ-Али-Мурза и погрозилъ пальцемъ.
   -- Я не уйду,-- тихо отвѣчалъ Вася.
   Киримъ-Али-Мурза не разслышалъ словъ Васи: онъ въ это время отдавалъ строгій приказъ старику-пастуху стеречь плѣнника, за котораго онъ отвѣтитъ головой.
   -- Я буду стеречь его, какъ свое око,-- низко кланяясь и прикладывая руку къ сердцу, отвѣчалъ пастухъ.
   Киримъ махнулъ рукою и вошелъ въ саклю.
   Въ изорванномъ сѣромъ чекменѣ, въ бѣлой папахѣ, которая отъ старости и грязи приняла сѣро-бурый цвѣтъ, съ большимъ посохомъ въ одной рукѣ и съ длиннымъ кнутомъ въ другой, старый пастухъ, медленно вышелъ со двора. Вася слѣдовалъ за нимъ.
   Молча прошли они весь аулъ и вышли въ поле, на которомъ паслось большое стадо со всего аула. Завидя издали старика, черная собака со всѣхъ ногъ бросилась навстрѣчу хозяину и, добѣжавъ до него, съ лаемъ принялась прыгать и вертѣться около него.
   -- Ну, молодецъ, молодецъ! Все цѣло? Ты стерегъ? да? Мой любимый Воронъ!..-- говорилъ старикъ, лаская собаку.-- Гляди-ка, вотъ и товарищъ намъ еще. Ну, ну, понюхай его! Что? понравился? Хвостомъ завилялъ!..-- говорилъ старикъ Харисъ, трепля собаку по шеѣ.
   "Воронъ" вертѣлся около Васи, вилялъ хвостомъ и подставлялъ свою лохматую голову подъ его руку, прося ласки.
   Лаская и разговаривая съ собакой, они дошли до рѣки,
   -- Садись, Ивась! Охъ, усталъ!..-- сказалъ Харисъ, кряхтя и медленно опускаясь на траву около самой рѣки.
   Вася сѣлъ около него. Тутъ же расположился и,.Воронъ".
   День былъ пасмурный, изрѣдка раздвигались сѣрыя тучи, выглядывало солнышко, обливало своими палящими лучами поля и лѣса и тотчасъ же скрывалось подъ набѣгавшими сѣрыми тучами.
   Вася, лежа въ спинѣ, слѣдилъ за движеніемъ облаковъ. Онъ думалъ о своей родинѣ, о своей мамѣ, которой, можетъ-быть, уже нѣтъ въ живыхъ. Слезы быстро бѣжали по его щекамъ.
   Весь день Вася провелъ въ полѣ: то лежалъ на травѣ, то садился около "Ворона", гладилъ и ласкалъ его.
   Весь день старикъ, нахмурясь, вглядывался въ лицо Васи, нѣсколько разъ принимался что-то про себя говорить, потирать лицо и лобъ, какъ бы припоминая что.
   Вася не пытался заговорить съ нимъ, боясь разсердить его.
   На лугу около рѣки бродило смѣшанное стадо.-- тутъ были коровы, овцы, козы; маленькіе козлята бѣжали за матерями, оглушая воздухъ своимъ крикомъ.
   Вася залюбовался ими.
   -- Скажи мнѣ, дѣдушка,-- началъ Вася ломаннымъ черкесскимъ языкомъ, перемѣшаннымъ съ русскими словами,-- за этой горой крѣпость?
   Старикъ понялъ его и молча кивнулъ головой.
   -- До нея добираться далеко и опасно,-- началъ старикъ.-- Вотъ эта рѣчонка Мзга прозывается. У самой горы пройти черезъ нее нельзя,-- вся въ ямахъ, утонешь, и надо итти по этому лѣсу. Видишь, какой густой, страшный лѣсъ? И звѣри есть.
   Вася взглянулъ на лѣсъ: дѣйствительно, онъ былъ страшенъ. Какъ высокой стѣной окаймлялъ онъ съ двухъ сторонъ поляну.
   -- А далеко до крѣпости?-- снова спросилъ Вася.
   -- А тебѣ что? Далеко.
   Въ это время изъ лѣсу вышелъ другой старикъ-пастухъ и медленно подходилъ къ нимъ.
   Не доходя нѣсколькихъ шаговъ до нихъ, старикъ крикнулъ:
   -- Кто съ тобой?
   -- Плѣнный гяуръ,-- отвѣтилъ Харисъ.
   Старикъ медленно подошелъ къ нимъ и, остановившись, вперилъ глаза въ блѣдное лицо Васи, лежавшаго на травѣ.

0x01 graphic

   Вася поднялъ глаза, взглянулъ на пришедшаго и сердце его дрогнуло. Что-то давно знакомое показалось ему въ этомъ старикѣ; ему даже почудилось знакомый его голосъ. Вася старался припомнить, гдѣ именно онъ видѣлъ этого старика, въ той же самой шапкѣ, такъ же она была надвинута на его брови, какъ и теперь, тотъ же самый чекмень, опоясанный узкимъ поясомъ.
   Пока Вася глядѣлъ на старика и припоминалъ, пастухи переговорили между собой.
   -- Это онъ! Я узнаю его по глазамъ. Спроси!..
   -- Спроси самъ!
   Старикъ-пастухъ сѣлъ около Васи.
   -- Ты откуда?-- спросилъ онъ.
   -- Изъ крѣпости Анапы. А увезли меня изъ станицы, гдѣ мы были въ гостяхъ.
   И Вася, перепутывая русскія слова съ черкесскими, разсказалъ все, что было съ нимъ. Старики слушали со вниманіемъ, изрѣдка покачивая головами.
   --Киримъ, злой Киримъ приказалъ тебя взять.
   Вася заплакалъ.
   -- Не плачь, Ивась, не плачь! Мы выручимъ тебя. Аллахъ поможетъ намъ. Ты за насъ просилъ своего генерала. Мы помнимъ -- ты добрый... у тебя сердце хорошее, золотое... Мы все помнимъ. Мой внукъ Алекъ, который много плакалъ обо мнѣ, просилъ, пророка и Аллаха, чтобы ты былъ здоровъ и жилъ долгія лѣта за то, что ты выпросилъ меня. Я завтра приведу его къ тебѣ. Онъ тамъ теперь, въ берегу,-- и старикъ указалъ пальцемъ на лѣсъ.-- Тамъ онъ пасетъ стадо другого аула.
   Вася утеръ глаза и радостно, съ замираніемъ сердца, слушалъ его. Чѣмъ больше говорилъ старикъ, тѣмъ больше радостная надежда на спасеніе росла въ душѣ Васи. Онъ вѣрилъ старику. Онъ глубоко убѣждался въ возможности спасенія.
   -- Но смотри, не проговорись, Ивась! Сынъ Кирима-Али-Мурзы -- злой мальчикъ; онъ скажетъ отцу и намъ бѣда будетъ.
   -- Нѣтъ, не скажу,-- поспѣшилъ увѣрить Вася.
   Старикъ кивнулъ головою и медленно пошелъ къ лѣсу.
   Черныя, мрачныя тучи медленно ползли по небу, окутывая собою весь горизонтъ. Гдѣ-то далеко загремѣлъ громъ и гулко прокатился по горамъ.
   -- Страшно.... Пойдемъ!..-- сказалъ Вася.
   -- Да, пора. Да вонъ и стадо бѣжитъ,-- оно боится грому.
   Старикъ приложилъ рожокъ къ губамъ и издалъ какой-то дикій, громкій свистъ. Стадо съ ревомъ и блеяніемъ бѣжало къ нему со всѣхъ сторонъ поля.
   Удары грома стали раздаваться чаще и сильнѣй. Молнія какъ бы на-двое разверзала черныя тучи и яркимъ свѣтомъ освѣщала на мгновеніе все кругомъ. Пошелъ крупный дождь.
   Промокшій до костей, но полный радостныхъ надеждъ, вернулся Вася подъ кровъ Кирима-Али-Мурзы. Сбросивъ съ себя промокшій старый бешметъ, надѣтый на него вмѣсто его бархатной курточки, Вася легъ на свою постель и закрылся полою бурки. Онъ не чувствовалъ ни озноба, который отъ мокрой рубашки начиналъ пробирать его до костей, ни голода. Онъ мечталъ о скоромъ освобожденіи.
   Въ чуланъ тихой и легкой походкой вошла Алиса.
   Свѣтъ изъ щели въ стѣнѣ чулана упала на слегка согнутую фигуру Алисы и далъ ей возможность различить Васю.
   -- Ты усталъ, Ивась! голодный?-- сказала она, ощупывая голову Васи.-- На лепешку! А вотъ и кувшинъ съ молокомъ.
   -- Спасибо!-- тихо проговорилъ Вася.-- Я не усталъ. Я всегда буду съ Харисомъ ходить и помогать ему загонять овецъ: онъ старый, а овцы разбѣгаются.
   Алиса покачала головой. У Васи сердечко вздрогнуло.
   -- Охъ, боюсь, къ другому дѣлу тебя приставятъ! Ахметка очень просилъ отца отдать тебя ему.
   Вася вздрогнулъ, быстро поднялся на своей постели и сѣлъ.
   -- Проси его, чтобы онъ не бралъ меня отъ Хариса. Я для него все буду дѣлать, только пускали бы меня пасти стадо.
   И Вася прижался головою къ Аллеѣ и заплакалъ.
   -- Я буду Кирима просить, а ты не плачь, Ивась! Поѣшь и лягь, усни, а завтра попрошу. Не бойся! А теперь мнѣ пора итти, а то маленькій проснется.
   Она погладила голову Васи и тихо, едва скользя по полу, вышла изъ чулана.
   Усталый Вася скоро уснулъ и во снѣ увидѣлъ свою мать. Отъ радости онъ вскрикнулъ и проснулся.
   У воротъ раздался призывный рожокъ пастуха, послышался въ то же время скрипъ отворяемыхъ воротъ и блеяніе овецъ.
   -- Чего копаешься, поганый гяуръ? Иди, гони козъ и овецъ!-- сказала старуха хриплымъ голосомъ, показываясь въ порогѣ чулана.
   -- Иду,-- отвѣтилъ кротко Вася, торопливо накидывая на плечи рваный бешметъ Ахмета.
   -- На, возьми!-- сказала старуха, пихая въ руки Васи лепешку и кусокъ баранины.
   Васа взялъ поданную ему провизію, засунулъ за пазуху и выбѣжалъ изъ чулана.
   -- Что? усталъ?-- спросилъ его Харисъ, какъ только Вася догналъ его и поздоровался съ нимъ.
   -- Нѣтъ, ничего. Я отдохнулъ, а тебѣ труднѣй...
   -- Я привыкъ.
   -- И я привыкну,-- отвѣчалъ Вася бодро.
   Свѣжій горный воздухъ живительной струей разлился по всѣмъ его членамъ. Онъ шелъ бодро около Хариса, то отбѣгая за отставшей овцой или козой, то снова чинно выступая около стараго пастуха.
   Когда они пришли на поле и стадо разбрелось по немъ, поѣдая сочную траву, Харисъ и Вася сѣли на лужокъ и повели бесѣду. Вася разсказалъ Харису о томъ, что слышалъ отъ Алисы и объ ея обѣщаніи.
   -- Не бойся, Ивась! Аллахъ не допустить этого. Онъ любитъ добрыхъ, а ты добрый.
   Вася вынулъ изъ-за пазухи лепешки и баранину и раздѣлилъ съ Харисомъ.
   -- Скоро и Алекъ мой придетъ. Посмотришь, какой онъ здоровякъ: настоящій джигитъ! Только коня нѣтъ, у него,-- добавилъ Харисъ и опустилъ голову.
   -- Пойдемъ вонъ туда въ лѣсъ, подъ тѣнь буковъ, а то солнце очень жжетъ. Гляди, я стадо перестало ѣсть.
   Старикъ затрубилъ въ рожокъ. Стадо отвѣтило ему своимъ разнообразнымъ крикомъ и медленно поплелось къ лѣсу. Овцы и козы, почуявъ близость воды, побѣжали къ рѣкѣ.
   Вася, боясь, чтобы онѣ не упали въ воду, бросился за ними, поскользнулся и упалъ въ рѣку.
   Испуганный крикъ Васи и пастуха громко раздался въ воздухѣ и эхомъ прокатился по горамъ.
   Не умѣя плавать, Вася барахтался въ водѣ, увлекаемый быстрымъ теченіемъ волнъ. Не успѣлъ старикъ опомниться и броситься на помощь, какъ Вася уже былъ въ нѣсколькихъ шагахъ отъ омута, гдѣ столько погибло людей и скота. Еще мгновеніе, послѣднее усиліе мальчика, и онъ погрузился въ воду.
   Отчаянный крикъ старика снова пронесся въ воздухѣ и заглушилъ послѣдній крикъ Васи. Старикъ поднялъ руки къ небу и упалъ на песокъ. Но голосъ его былъ услышанъ.
   Алекъ, внукъ Хариса, поручивъ свое стадо товарищу, бѣжалъ къ дѣду увидѣть плѣннаго мальчика, который выпросилъ у генерала его дѣда, Хариса. Когда раздался второй крикъ, Алекъ узналъ голосъ дѣда, шибче побѣжалъ по берегу и вдругъ увидѣлъ Васю, барахтавшагося въ водѣ. Алекъ сразу понялъ, что это тонетъ тотъ маленькій плѣнникъ, про котораго ему говорилъ дѣдъ.
   Въ мигъ, на ходу, онъ сбросилъ съ плечъ бешметъ, штаны и, ничего не думая, бросился съ крутого берега въ рѣку въ тотъ самый моментъ, когда Вася скрылся подъ водой.
   Сильный, здоровый, двѣнадцатилѣтній мальчикъ, привычный ко всякимъ опасностямъ, пырнулъ и вынесъ оттуда на плечахъ потерявшаго сознаніе Васю.
   -- Алекъ! Дитя мое! Солнце мое!-- вскрикнулъ старикъ, увидя приближающагося къ берегу съ Васей на плечахъ своего внука Алека.-- Аллахъ послалъ тебя на помощь ко мнѣ! Слава, слава Аллаху и его пророку Магомету!
   И старикъ поднялъ руки къ небу, творя молитву.
   Между тѣмъ, Алекъ вышелъ на берегъ и положилъ Васю на траву.
   Въ одно мгновеніе Алекъ снялъ съ Васи мокрое платье, разбросалъ его на землѣ, чтобы оно просохло, покрылъ мальчика бешметомъ Хариса и сѣлъ возлѣ него.
   Харисъ наклонился къ Васѣ, прислушиваясь къ его дыханію; но вотъ Вася вздохнулъ глубоко и открылъ глаза.
   -- Живъ, живъ!... Гляди, Алекъ, онъ живъ!-- радостно воскликнулъ старикъ.
   Вася протянулъ свои худенькія ручки къ Харису и Алеку.
   -- Вы меня спасли... Вы добрые...
   -- Ты пришелъ ко мнѣ на помощь въ крѣпости, а теперь Алекъ спасъ тебя. Онъ храбрый, добрый джигитъ!-- говорилъ Харисъ.
   Вася черезъ силу приподнялся и обнялъ сидѣвшаго около него Алека.
   -- Я буду твой братъ, кунакъ,-- говорилъ онъ слабымъ голосомъ.
   Но вдругъ онъ закрылъ лицо руками и заплакалъ.
   -- Молчи, не плачь. Ивась!-- уговаривалъ его Алекъ.-- Я буду всегда защищать тебя и не дамъ въ обиду Ахметкѣ.
   Алекъ былъ мальчикъ крѣпкій, здоровый, съ красивымъ смуглымъ лицомъ. Его черные выразительные глаза съ любовью глядѣли на блѣдное, худенькое личико Васи. Алекъ былъ не хвастунъ. Онъ считался среди своихъ сверстниковъ смѣлымъ, отважнымъ, ловкимъ драчуномъ.
   Съ самыхъ первыхъ дней оставшись сиротой, на рукахъ родного дѣда, старика-пастуха, вскормленный молокомъ козъ и овецъ, росшій подъ открытымъ небомъ, всегда предоставленный самому себѣ, не разъ чудомъ и ловкостью избѣжавшій смерти,-- онъ закалилъ себя.
   Вернулся дѣдъ въ аулъ, взялся пасти стадо сосѣдняго аула, гдѣ былъ старшиной Киримъ, а Алека опредѣлилъ въ другой аулъ, верстъ за пять. Каждую ночь послѣ загона стада они сходились въ своей крошечной землянкѣ, стоявшей у опушки лѣса, дѣлили набранныя крохи и ложились спать, чтобы на другой день съ зарею итти къ своимъ занятіямъ.
   Въ тотъ же день, какъ Киримъ отдалъ ему Васю въ помощники и Харисъ узналъ мальчика, онъ разсказалъ про это Алеку. Дома они вдвоемъ обсуждали, какъ бы освободить Васю отъ плѣна и вернуть въ крѣпость -- отплатить ему за его доброе дѣло; по Алекъ былъ еще слишкомъ юпъ, чтобы сразу составить планъ дѣйствія. Онъ рѣшилъ на другой же день прійти къ дѣду на пастбище и познакомиться съ бѣднымъ мальчикомъ, посмотрѣть, на что онъ способенъ: трусъ онъ или нѣтъ.
   Алекъ какъ разъ явился въ тотъ самый моментъ, когда смерть уже открыла свои холодныя объятія, чтобы принять въ нихъ несчастнаго Васю.
   -- Жди, завтра приду,-- сказалъ Алекъ Васѣ, поднимаясь съ земли, и быстро зашагалъ по берегу, углубляясь въ лѣсъ.
   -- Какой онъ добрый, хорошій!..-- сказалъ Вася.
   Харисъ погладилъ свою рыжую крашеную бороду и самодовольно улыбнулся.
   -- Онъ такой же храбрый, какъ и хорошій,-- отвѣчалъ онъ.
   -- Гдѣ же его мать и отецъ?
   -- Мать умерла, а отецъ убитъ,-- отвѣтилъ нехотя Харисъ.
   Вася замолкъ.
   -- На, поѣшь!-- сказалъ Харисъ, подавая ему кусокъ лепешки.
   Вася принялся ѣсть данную лепешку. Какой вкусной, сладкой показалась ему она!
   Харисъ, сидя на землѣ, также ѣлъ свой обѣдъ, состоящій изъ лепешки и ковша воды.
   

X.

   Съ того дня, какъ Вася сталъ пасти стадо, жизнь его сдѣлалась не такой тяжелой, какъ въ первое время.
   Въ аулѣ былъ большой праздникъ. Богатый черкесъ, князь Селимъ, праздновалъ свою третью свадьбу. Ему было пятьдесятъ лѣтъ. Здоровый, красивый черкесъ бралъ себѣ въ жены изъ далекаго аула семнадцатилѣтнюк) красавицу.
   Извѣстно, что черкесы -- народъ хлѣбосольный, гостепріимный.
   Весь аулъ былъ приглашенъ на пиръ. Цѣлыхъ два дни варили, пекли и приготовляли кушанья, мазали и чистили сакли.
   Чистая сакля, заново отдѣланная, была приготовлена для молодыхъ; въ кунацкой собрались уздени {Высшее сословіе въ Кабардѣ.}, а въ другой половинѣ -- дѣвушки въ своихъ дорогихъ нарядахъ, золотыхъ, серебряныхъ, шитыхъ кабардинкахъ. Красные, зеленые чевяки, вышитые серебромъ и золотомъ, какъ жаръ горѣли на маленькихъ ножкахъ молоденькихъ черкешенокъ. Одна другой красивѣе сидѣли онѣ въ рядъ на лавкахъ; позади нихъ сидѣли замужнія подъ бѣлыми чадрами, концы которыхъ были вышиты затѣйливыми узорами, у однѣхъ золотыми нитками, у другихъ серебряными.
   Всѣ были уже наготовѣ для встрѣчи невѣсты.
   Самъ князь Селимъ, въ новомъ бѣломъ чекменѣ, отдѣланномъ золотымъ голуномъ, перетянутыя золотымъ поясомъ съ бляхами, расхаживалъ около сакли съ приглашенными стариками, ожидая своей невѣсты.
   -- Пойдемъ, пойдемъ скорѣй!-- говорилъ Ахметка, вбѣгая въ чуланъ къ Васѣ.-- Нынче для всѣхъ праздникъ, всякому хочется попировать на свадьбѣ и бузы попить. Сейчасъ везутъ невѣсту къ князю,-- торопилъ Ахметка Васю.
   Вася всталъ, и они проворно выбѣжали на улицу.
   На весь аулъ раздавался гнусливый голосъ муллы, объявлявшаго о свадьбѣ князя Селима и сзывавшаго гостей. По улицамъ аула и у саклей вездѣ толпился народъ, ребятишки бѣгали и кричали на всю улицу.
   Ахметъ, забывъ, что Вася его плѣнникъ, бѣжалъ съ нимъ, какъ съ товарищемъ, увлекаемый общимъ веселымъ на строеніемъ.
   Не добѣжавъ до сакли князя Селима, они должны были остановиться по дорогѣ ѣхала кибитка, закрытая полотномъ. Въ кибиткѣ сидѣла невѣста, съ матерью и сестрой. Кибитка была окружена джигитами, впереди которыхъ на бѣломъ скакунѣ ѣхалъ братъ невѣсты, замѣнявшій ей умершаго отца.
   Онъ первый подъѣхалъ къ стоящему впереди всѣхъ у своей сакли князю Селиму, спѣшился, подошелъ къ князю и вручилъ ему феску, шитую золотомъ,-- подарокъ невѣсты, который обыкновенно подноситъ жениху невѣста въ день свадьбы. Князь приложилъ руку къ груди, потомъ къ головѣ, поцѣловалъ феску и въ свою очередь вручилъ брату небольшой свертокъ, въ которомъ была завернута дорогая фата, шитая тоже золотомъ,-- необходимая принадлежность каждой замужней женщины. Молодой черкесъ также съ поклономъ принялъ подарокъ, вспрыгнулъ на лошадь и помчался къ приближавшейся кибиткѣ.
   Голосъ муллы замолкъ. Кибитка проѣхала мимо сакли князя Селима, прямо къ мечети и остановилась. Князь со своими старшими гостями поспѣшилъ въ мечеть.
   -- А какъ ихъ вѣнчаютъ?-- спросилъ Вася.
   -- Мулла прочтетъ имъ молитву и только. Они сейчасъ вернутся домой. Да гляди, гляди: вотъ ужъ ѣдутъ передовые!
   Ахметъ схватилъ за рукавъ Васю и потащилъ за собою къ одному изъ открытыхъ окопъ сакли, гдѣ толпились гости, ожидая молодыхъ. Вася съ любопытствомъ разглядывалъ красивыя лица молоденькихъ черкешенокъ, которыя смѣялись, весело разговаривая. Заиграла музыка у дверей сакли.
   -- Отецъ!-- испуганно шепнулъ Ахметъ Васѣ.-- Бѣжимъ, а то онъ увидитъ и разсердится. Послѣ придемъ, когда плясать станутъ, а теперь они будутъ ѣсть и пить
   Вася не смѣлъ возражать. Они выбрались изъ толпы и побѣжали домой.
   Тутъ они сѣли на заваленку и слушали музыку и пѣсни, доносившіяся изъ сакли молодыхъ.
   Вотъ на улицу высыпали всѣ молодые черкесы. Говоръ, смѣхъ.
   -- Ну, скоро и плясъ начнется,-- вишь, высыпали на улицу,-- значитъ, поѣли. Пойдемъ!
   Они сорвались съ мѣста. Пробравшись сквозь толпу, они опять стали на прежнія мѣста у окна.
   Въ саклѣ танцевали. Молодыя черкешенки съ черкесами, взявшись за руки, кружились, притоптывая своими маленькими каблучками.
   Вася съ восторгомъ глядѣлъ на танцующихъ.
   Но вотъ всѣ сѣли по мѣстамъ. Сильнѣе, чѣмъ прежде, ударили въ мѣдные кружки, раздались веселые, живые звуки лезгинки и ни середину сакли плавно и граціозно выплыла молодая черкешенка, окутанная чадрою. Она кружилась и какъ бабочка летала по саклѣ, нося надъ головою бубенъ и ударяя въ него. Вотъ она подлетѣла, къ князю Селиму, своему мужу, ударила въ бубенъ, прихлопнула каблучками и понеслась. За нею съ ловкостью молодого человѣка, пристукивая въ тактъ каблуками, мчался князь Селимъ.
   Гамъ, крикъ, одобренія раздались со всѣхъ сторонъ, и молодые, проплясавъ еще два круга по саклѣ, сѣли на прежнія мѣста.
   За. ними слѣдомъ вышла другая пара, потомъ третья.
   Всю ночь до восхода солнца въ аулѣ шло веселье, раздавались музыка, пѣніе, крикъ и смѣхъ.
   

XI.

   Пока Вася жилъ такимъ образомъ въ аулѣ, въ крѣпости не переставали горевать о немъ и хлопотать о его возвращеніи. Надежда Алексѣевна вынесла страшную нервную болѣзнь, исхудала, поблѣднѣла, ослабѣла до того, что едва могла ходить. Настя не отходила отъ нея и окончательно переселилась къ ней: Прасковья Ивановна каждый день навѣщала больную, да и всѣ дамы, не исключая графини, старались какъ-нибудь хоть на мгновеніе развлечь ее и дать ей возможность забыть свое горе.
   Павелъ Николаевичъ Рюминъ никакъ не могъ простить себѣ той опрометчивости, съ какой, побѣжалъ на пожаръ, не позаботившись о безопасности женщинъ и дѣтей. Онъ съ перваго же дня убѣждалъ коменданта отправить военную экспедицію, чтобы наказать черкесовъ за ихъ дерзкое нападеніе на казачье селеніе и отыскать Васю..
   Комендантъ по прочь былъ снарядить такую экспедицію, и очень многіе офицеры съ удовольствіемъ приняли бы въ ней участіе, но надобно было знать, противъ кого вести ее, кто похитители Васи,-- и Рюминъ усердно волъ розыски. По его постояніямъ комендантъ приглашалъ для переговоровъ старшинъ изъ близкихъ и дальнихъ ауловъ; всѣмъ имъ разсказывали исторію исчезновенія Васи, у всѣхъ разспрашивало, по слыхало ли ooh чего-нибудь о мальчикѣ, всѣмъ обѣщали щедрыя награды за всякое свѣдѣніе о немъ. Все напрасно. Оказывалось, никто nd зналъ ни о какомъ маленькомъ плѣнникѣ, никто не видалъ никакого русскаго мальчика. въ своихъ аулахъ. Среди приглашенныхъ старшинъ былъ и Киримъ-Али-Мурза. Видя, что обѣщанія награды не производятъ никакого впечатлѣнія на богатаго старика, Рюминъ попробовалъ тронуть его сердце,-- заговорилъ съ нимъ о горѣ несчастной матери, лишившейся своего единственнаго, любимаго сына. Брови Кирима-Али-Мурзы сурово сдвинулись.
   -- Понимаю,-- мрачно сказалъ онъ,-- у насъ тоже не мало было слезъ, когда отецъ его жегъ и грабилъ паши аулы, убивалъ нашихъ дѣтей.
   -- Но вѣдь ребенокъ же въ этомъ не виноватъ! Неужели вы хотите мстить ребенку за отца?-- съ волненіемъ спросилъ Рюминъ.
   Киримъ-Али-Мурза сверкнулъ глазами изъ-подъ нависшихъ бровей и, не отвѣтивъ ни слова, направился къ выходу. Его поведеніе разсердило графа, присутствовавшаго при переговорахъ.
   -- Стой!-- закричалъ онъ.
   Киримъ-Али-Мурза остановился и въ полуоборотъ взглянулъ на графа.
   -- Что ты такое сказалъ? Ты на ребенкѣ хочешь выместить за отца, который былъ храбрый войнъ и умѣлъ наказывать васъ за ваши разбои?
   Киримъ-Али-Мурза задрожалъ, его лицо побагровѣло, онъ сдѣлалъ шагъ къ рѣшеткѣ. Графъ горячился все больше и больше:
   -- Я отниму его у васъ! Я пошлю на васъ моихъ молодцовъ, я заставлю разорить ваши жилища, сжечь ваши аулы, избить вашихъ женъ и дѣтей...
   Графъ говорилъ, а толмачъ переводилъ его рѣчь слово въ слово. Едва онъ кончилъ, какъ Киримъ-Али-Мурза съ крикомъ проклятія бросился къ рѣшеткѣ и схватился за желѣзные прутья. Толстые прутья рѣшетки погнулись подъ натискомъ его сильныхъ рукъ. Казаки бросились къ нему, съ трудомъ оторвали отъ рѣшетки и вывели изъ дворика.
   По совѣту плацъ-маіора въ первые же дни послѣ несчастія призванъ былъ къ допросу Амазъ. Свидѣтели показали, что онъ въ злополучный вечеръ былъ въ станицѣ, а его сношенія съ немирными черкесами были всѣмъ извѣстны.
   -- Скажи правду, я не постою за наградой,-- убѣждалъ его графъ.-- Ты, навѣрно, знаешь, гдѣ нашъ мальчикъ.
   Амазъ отрицательно покачалъ головою.
   -- Ну, а узнать, развѣдать можешь?
   -- Если будетъ хорошая награда, могу. Схожу къ Хериму-колдуну и узнаю,-- обѣщалъ Амазъ.
   -- Хорошо, постарайся! Даю тебѣ сроку пять дней,-- сказалъ графъ.-- Если черезъ пять дней не найдешь слѣда мальчика, мы тебя будемъ судить, какъ участника въ преступленіи.
   Прошло и пять, и десять, и пятнадцать дней, а Амазъ не являлся и не давалъ никакого отвѣта. Его арестовали, досадили въ тюрьму и нѣсколько разъ допрашивали, то грозя наказаніемъ, то прельщая обѣщаніями щедрой награды. Все напрасно: онъ твердо стоялъ на своемъ:
   -- Я -- мирный черкесъ, я теперь служу вамъ; если бы зналъ что-нибудь, я бы сказалъ. Но я не Аллахъ, я не могу знать все. Къ немирнымъ я давно не хожу,-- они презираютъ меня.
   Пришлось выпуститъ его изъ-подъ ареста, ничего не добившись отъ него.
   Въ этихъ переговорахъ и допросахъ безплодно проходила недѣля за недѣлею. Предпринимать зимою экспедицію въ горы было невозможно, пришлось ждать весны и ограничиться приготовленіями къ походу.
   Какъ только склоны горъ очистились отъ снѣга и бурныя горныя рѣчки вошли въ свои берега, графъ назначилъ день выступленія.
   Экспедиціонный отрядъ, подъ командой Рюмина, состоялъ изъ 500 казаковъ при одномъ полевомъ орудіи, нѣсколько офицеровъ и доктора. Въ числѣ офицеровъ былъ и поручикъ Улановъ, недавно поправившійся отъ ранъ и увѣрявшій, что непремѣнно узнаетъ того черкеса, который ранилъ его и увезъ Васю.
   Отряду было приказано до зари пройти къ первому немирному аулу и напасть на него. На зарѣ обыкновенно черкесы спятъ крѣпко. День же выступленія отряда былъ послѣднимъ днемъ праздника байрама, въ который черкесы много пьютъ своей бузы.
   Отряду вмѣнялось въ обязанность обыскать аулъ и, если Вася не найдется, итти дальше, покоривши аулъ, въ случаѣ же сопротивленія -- предавши его огню. И, такимъ образомъ, переходить изъ аула въ аулъ, пока по найдутъ Васю живого или мертваго.
   За крѣпостью тянулось большое поле, на которомъ обыкновенно паслось крѣпостное стадо подъ охраною казаковъ. За нолемъ мелкимъ кустарникомъ начинался густой, высокій лѣсъ; среди лѣса тянулась разными изгибами широкая дорога къ ауламъ.
   Версты за двѣ отъ крѣпости возвышалась первая гора, у подошвы которой былъ родникъ, снабжавшій жителей Анапы водою для питья. Каждый, день, на зарѣ, отправлялся цѣлый транспортъ бочекъ къ горному источнику подъ охраною пятидесяти вооруженныхъ казаковъ набрать воды. Такимъ же образомъ ѣздили въ лѣсъ за дровами и травой.
   

XII.

   Въ тотъ день, когда Киримъ-Али-Мурза уѣхалъ въ крѣпость для переговоровъ, Вася сидѣлъ на опушкѣ лѣса съ Алекомъ и разговаривалъ о предстоящемъ побѣгѣ.
   Вася уже свободнѣе говорилъ по-черкесски.
   -- Завтра.-- говорилъ Алекъ,-- придетъ Алекъ за тобою. Ты или съ нимъ, а я буду ждать вонъ тамъ.-- онъ указалъ на противоположную сторону.
   -- А какъ туда пройти? Дѣдъ говорилъ -- опасно, можно утонуть.
   Алекъ засмѣялся.
   -- Онъ обманулъ тебя, напугалъ, чтобы ты не убѣжалъ. А гляди!..-- Алекъ указалъ на большой камень, виднѣвшійся изъ-подъ воды,-- видишь?
   Вася кивнулъ головой.
   -- Около этого камня молодая лань пробѣжитъ, и ей копыта не закроетъ.

0x01 graphic

   -- А дѣдъ? Ему за меня голову отрубятъ?-- сказалъ Вася.-- Нѣтъ, я лучше не убѣгу...-- грустно добавилъ онъ.
   -- Дѣдъ нынче поведетъ тебя домой, а завтра пасти стадо будетъ другой,-- дѣдъ заболѣетъ.
   -- Кто же будетъ пасти?
   -- Старикъ Мурза и Ахметъ.
   -- Но почемъ ты знаешь, кто придетъ?
   -- Больше никто не пойдетъ,-- всѣ заняты,-- отозвался Харисъ.
   -- Ну, вотъ видишь: Мурзѣ поручатъ стада, а тебя Ахмету. Въ полдень, я приду сюда съ Амидомъ. Амидъ спрячется вонъ у того каштана,-- и Алекъ показалъ на высокій, развѣсистый каштанъ на самомъ берегу, противъ камня, выходившаго изъ воды.-- Самъ я приду какъ бы искать дѣда и заведу ссору съ Ахметкой и драку. Ты въ это время скорѣй сбрось съ себя за кустомъ бешметъ на берегъ и бѣги къ Амиду. Онъ тебя возьметъ, закроетъ своимъ башметомъ, вбродъ перейдетъ эту рѣчку и скроется въ горахъ. Тамъ у него живетъ другъ, который спрячетъ тебя до тѣхъ поръ, пока придетъ время отвести тебя домой. А я буду драться и увижу, какъ ты съ Амидомъ скроешься въ горахъ. Тогда я брошу Ахмстку и побѣгу; онъ будетъ догонять меня и наткнется на твой бешметъ, который ты бросишь вонъ тамъ,-- Алекъ показалъ пальцемъ противъ того мѣста, гдѣ вода, какъ въ воронкѣ, кружилась большими кругами.
   -- Тамъ омутъ,-- продолжалъ Алекъ,-- всѣ тонутъ. Онъ подумаетъ, что ты хотѣть убѣжать въ горы и попалъ въ омутъ. Искать туда никто не полѣзетъ,-- побоятся.
   -- Теперь пока прощай, Ивась,-- я ухожу. Послѣзавтра на зарѣ жди меня въ горахъ,-- добавилъ Алекъ и пустился бѣгомъ по лѣсу, возвращаясь къ своему стаду.
   Весь остатокъ дня Вася, не отходя отъ Хариса, говорилъ ему о матери, о радости свиданія съ ней, со всѣми, кого онъ такъ долго не видалъ.
   -- Ну, теперь смотри, не выдай меня! А спросятъ -- скажи, что я весь день лежалъ на лугу и черезъ силу ходилъ.
   -- Скажу...-- отвѣтилъ Вася, понимая, для чего все это надо говорить и кому.
   Харисъ съ трудомъ поднялся съ земли и, едва передвигая ноги, погналъ стадо.
   Недалеко отъ аула имъ встрѣтилось нѣсколько черкесовъ.
   -- Что съ тобою. Харисъ?-- окликнули они, водя, какъ, едва двигая ногами и громко охая, шелъ Харисъ.
   -- Лихо мнѣ: все болитъ... Горный духъ прогнѣвался, наслалъ болѣзнь,-- кряхтя и охая, отвѣчалъ Харисъ.
   -- Иди къ знахарю, полѣчись,-- пусть онъ прогонитъ шайтана {Шайтанъ -- чортъ.} изъ своего тѣла, и ты будешь опять здоровъ.
   -- Пойду,-- слабо отвѣчалъ Харисъ, плетясь за стадомъ.
   У воротъ Кирима-Али-Мурзы онъ упалъ на заваленку у сакли и застоналъ.
   -- Что стонешь? Али шайтанъ въ костяхъ?-- окликнула его старуха, отворивъ ворота и впуская въ нихъ стадо.
   -- Охъ, тяжко!..-- отвѣчалъ Харисъ.-- скажи КиримуАли-Мурзѣ, что не могу гнать я стада на утро; пусть позоветъ Мурзу.
   -- Якши, якши!.. А вонъ и Мурза идетъ.
   Старуха крикнула. Къ ней подошелъ худой, низенькій старикъ, весь оборванный, въ коричневой папахѣ. Старуха, указывая на Хариса, сказала, чтобы онъ приходилъ на утро за стадомъ.
   Старикъ кивнулъ головой.
   -- Приду,-- отвѣчалъ онъ -- А этотъ пойдетъ?-- добавилъ онъ, указывая на Васю, стоявшаго около Хариса.
   -- Пойдетъ поганый гяуръ, только Ахметъ съ нимъ будетъ. Береги его, какъ око свое, чтобы не убѣжалъ; а то будетъ тебѣ и Ахметкѣ бѣда.
   -- Я на веревку привяжу,-- отвѣчалъ Мурза и покосился на Васю.
   Вася, радостный, успокоенный словами Хариса, пришелъ въ чуланъ и легъ на свою бурку. Онъ не дотронулся до оставленной ему Алисою пищи. Сердце его было переполнено радостною надеждою на скорое свиданіе съ матерью.
   -- Завтра... завтра... Одна только ночь въ этомъ чуланѣ!-- твердилъ себѣ Вася, и передъ нимъ, какъ свѣтлый призракъ, являлась мать.
   Но вдругъ онъ услыхалъ страшный крикъ и шумъ. Онъ поднялся на своей постели и затрепеталъ: онъ узналъ сердитый голосъ Кирима-Али-Мурзы, возвратившагося изъ крѣпости Анапы, гдѣ былъ на переговорахъ. Онъ кого-то ругалъ, проклиналъ, обѣщалъ изрубить въ куски, живого закопать въ землю.
   Голосъ Кирима затихъ, по другіе незнакомые голоса продолжали говорить въ сѣняхъ. Разобрать словъ Вася не могъ.
   Вдругъ дверь скрипнула, послышались шаги.
   -- Сжалься, пожалѣй!.. вѣдь онъ маленькій!..-- пронесся въ воздухѣ нѣжный голосъ Алисы и долетѣлъ до слуха Васи.
   -- Это онъ!.. онъ!..-- прошепталъ Вася и однимъ прыжкомъ соскочилъ со. своей постели и, весь помертвѣлый, прижался въ уголъ.
   Съ шумомъ распахнулась дверь чулана и на порогѣ показалась грозная фигура Кирима-Али-Мурзы. Рука его лежала на рукояткѣ кинжала, висѣвшаго у его пояса.
   Пробившіеся въ щели чулана блѣдные лучи мѣсяца освѣщали его лицо: онъ былъ страшенъ въ своемъ гнѣвѣ.
   -- Эй!-- крикнулъ онъ,-- собачій сынъ!.. шакалъ поганый! гдѣ ты? Иди сюда!
   Отвѣта не было. Вася, обомлѣвшій отъ страха, стоялъ и не шевелился.
   Киримъ-Али-Мурза сдѣлалъ шагъ впередъ и увидѣлъ Васю. Сильной рукою схватилъ онъ дрожавшаго мальчика и отбросилъ къ двери.
   -- Поганый шакалъ!..-- прокричалъ онъ.
   Но въ этотъ моментъ въ дверяхъ остановилась Алиса, и Вася, брошенный Киримомъ-Али-Мурзой, попалъ ей на грудь и тѣмъ спасся отъ ушиба. Она обхватила его обѣими руками и прижала къ себѣ.
   -- Не бойся, Ивась,-- шепнула она Васѣ; -- я съ тобой.
   Вася крѣпко обнялъ ее и прижался къ ней.
   -- Брось его! Я растопчу его ногами, какъ гадину. Я брошу его въ яму,-- пусть онъ погибнетъ тамъ, умретъ, какъ умирали наши дѣти, когда отецъ его разорялъ наши аулы, убивалъ отцовъ и матерей. Пусти, брось его!..
   Въ сѣняхъ заговорили черкесы, поддерживая Кирима.
   -- Ты храбръ и справедливъ, Киримъ-Али-Мурза. Ты долженъ отомстить за нашихъ отцовъ и матерей!
   -- За нашихъ женъ и дѣтей...-- повторяли другіе.-- Пусть и они поплачутъ!
   -- Киримъ-Али-Мурза,-- заговорила Алиса, нѣжно и кротко обращаясь къ мужу,-- повелитель мой, хозяинъ мой, солнце взойдетъ -- проснется твой птенецъ, глянетъ въ глаза своего повелителя-отца и заплачетъ: они будутъ недобрые... Онъ побоится протянуть къ отцу свои маленькія ручки и будетъ плакать. Ты, Киримъ, мое солнце, мой повелитель, всегда добрый, всегда, справедливый, любимецъ Аллаха, рѣшился на несправедливое кровавое дѣло. Развѣ онъ виноватъ въ томъ, что дѣлалъ его отецъ? Развѣ нашъ птенчикъ, нашъ маленькій Гамидъ, будетъ виноватъ въ твоихъ дѣлахъ?
   Черкесы снова заговорили.
   -- Ша!-- крикнулъ Киримъ-Али-Мурза на Алису и рванулъ изъ ея рукъ Васю.
   -- Не дамъ! Остановись!...-- въ свою очередь возвысила. голосъ Алиса и еще крѣпче прижала къ себѣ Васю.
   -- О, Киримъ, солнце мое, мой повелитель!-- смягчая голосъ, продолжала она, опускаясь вмѣстѣ съ Васей на колѣни,-- сжалься надъ невиннымъ!.. Не трогай его, не мучь его! Отправь его къ твоему брату Гирею. Онъ строгъ и суровъ и будетъ его стеречь до твоего приказанія. Сжалься, Киримъ! не бросай его въ яму, не убивай! Аллахъ видитъ все. Онъ накажетъ нашего сына за это...
   -- Улій!-- крикнулъ Киримъ-Али-Мурза, обращаясь къ одному изъ черкесовъ.-- Возьми его и отвези къ брату моему, Гирею. Скажи, что за нимъ генералъ пришлетъ казаковъ, но я не дамъ его! Онъ -- мой плѣнникъ! Слышишь? Все скажи!-- сердито добавилъ онъ.-- Пусть теперь идетъ онъ къ намъ въ гости разбивать аулы, убивать нашихъ женъ и дѣтей!
   Киримъ-Али-Мурза махнулъ рукою на Васю и, подперевъ руками бока, стоялъ и глядѣлъ, какъ приблизился къ Васѣ высокій, худой черкесъ и сталъ отнимать его у Алисы.
   -- Иди, иди, Ивась!.. Не плачь!.. Тебя не тронутъ,-- ласково говорила Алиса, гладя по головѣ Васю.
   -- Пойдемъ!-- сказалъ Улій.
   -- Я не хочу, не хочу!.. Лучше убейте меня, бросьте въ яму, но я туда не хочу!..
   Улій схватилъ Васю на руки и понесъ съ крыльца.
   Алиса бросилась въ свою саклю, заливаясь слезами.
   Киримъ-Али-Мурза громко отдавалъ приказанія, чтобы на утро собрать всѣхъ въ аулѣ и объявить, что комендантъ грозить сжечь ихъ аулъ и разорить ихъ дома, какъ птичьи гнѣзда, а женщинъ перебить.
   -- Пусть придетъ! пусть! Встрѣтимъ съ честью дорогихъ гостей! Винтовки готовы, кинжалы востры, сабли не согнутся въ бою,-- говорилъ Киримъ-Али-Мурза.
   Черкесы, выслушавъ приказъ старшины, заговорили и вышли со двора.
   Долго еще стоялъ Киримъ-Али-Мурза на крыльцѣ, вспоминая и обдумывая угрозы графа.
   -- Ищи теперь его!-- проговорилъ онъ, улыбаясь и поглаживая свою бороду.
   

XIII.

   Ярко горѣли звѣзды на небѣ и бросали свой блѣдный свѣтъ въ черную мглу, едва освѣщая дорогу, по которой Улій мчался среди лѣса, то взбираясь на крутую гору, то пробираясь вдоль быстрой рѣки Кубани. Тихо напѣвая заунывную пѣсню, онъ какъ бы убаюкивалъ несчастнаго мальчика, лежавшаго на его колѣняхъ въ забытьѣ. Проскакавъ верстъ пятнадцать, Улій подъѣхалъ къ аулу, лѣпившемуся у подошвы высокой горы.
   Солнце медленно огненнымъ шаромъ поднялось изъ-за горы на безоблачномъ лазоревомъ небѣ. Улій подогналъ лошадь и черезъ нѣсколько минутъ въѣхалъ въ аулъ.
   Аулъ словно вымеръ: кругомъ царила полная тишина,-- ни дѣтей, играющихъ на пескѣ, ни стариковъ на заваленкахъ у саклей, никого не видно, только около одной изъ саклей стоятъ двѣ черкешенки, одна молодая, красивая, другая закрыта чадрой.
   Увидя скачущаго черкеса съ ребенкомъ на колѣняхъ, онѣ оглянулись на него и крикнули:
   -- Къ кому?
   Улій махнулъ только головой и проскакалъ дальше, на самый конецъ аула. Тутъ онъ остановился около большой бѣлой сакли. Обширный, чистый дворъ былъ огороженъ новымъ плетнемъ и вымазанъ бѣлой глиной; за саклей виднѣлись большія каштановыя деревья; у воротъ на землѣ играли дѣти. Завидя подъѣхавшаго черкеса, они съ крикомъ бросились во двора, и отворили ворота. Улій тихо въѣхалъ и остановился у крыльца, встрѣченный старикомъ-черкесомъ.
   -- Кого привезъ?" -- сиплымъ голосомъ спросилъ черкесъ Улія.
   -- Киримъ-Али-Мурза прислалъ тебѣ своего плѣннаго. Возьми и береги его!
   Улій съ помощью старика снялъ Васю съ лошади.
   Поставивъ на ноги очнувшагося Васю, старикъ Гирей уставился на него, сердито сдвинувъ брови. Вася испуганно придвинулся къ Улію.
   -- Испугался, гяуръ! Чего? Я не шакалъ,-- бояться меня нечего!-- и старикъ беззвучно засмѣялся.
   Вася, какъ окаменѣлый, стоялъ на мѣстѣ. Слезы какъ будто всѣ высохли въ глазахъ, и только вѣки покраснѣли.
   Улій сталъ передавать приказанія Кирима-Али-Мурзы.
   -- У меня не уйдетъ! Есть вѣрный и строгій глазъ,-- все увидитъ!-- отвѣчалъ старикъ.
   Онъ издалъ хриплый, протяжный свистъ и сѣлъ на разостланный на крыльцѣ коверъ, поджавъ подъ себя ноги и пригласивъ сѣсть Улія.
   На крыльцо вышла молодая черкешенка; блѣдное лицо ея было грустно; большіе синіе глаза робко взглядывали. на старика, который при ея выходѣ сердито нахмурился и, обращаясь къ ней, сказалъ, указывая на Васю:
   -- Возьми его, Кира! За его голову падетъ твоя голова. Тамъ его мѣсто,-- указывая въ уголъ двора, на низкій сарай, сказалъ старикъ Гирей.
   Взявъ за руку Васю, Кира сошла съ крыльца и пошла къ указанному мѣсту, не проронивъ ни слова.
   Вася молча повиновался.
   Когда они подошли къ клѣти и Кира отворила дверь, большая желтая собака, съ лаемъ выбѣжала и бросилась было на Васю.
   -- На мѣсто! Цыцъ, "Орелъ",-- сказала Кира и потрепала по шеѣ подбѣжавшую къ ней собаку, которая тотчасъ же присмирѣла и, ласкаясь, виляла хвостомъ.
   -- Ты не бойся ея!-- сказала Кира по-черкесски:-- это добрая собака, она въ хлѣву живетъ этомъ и защищаетъ свою конуру.
   Они вошли въ хлѣвъ. Груды разнаго мусора валялись по сторонамъ и застилали весь земляной полъ. Въ одномъ углу была навалена куча соломы, гдѣ спалъ "Орелъ". Воздухъ былъ сырой, гнилой; отворивъ дверь настежь, Кира немного освѣжила воздухъ.
   -- Сядь тутъ, Ивась, сядь! Ты вѣдь усталъ,-- ласково заговорила она, усаживая Васю на солому.-- Я пойду, принесу тебѣ молока и лепешку.
   И Кира, не давъ Васѣ опомниться, поспѣшно вышла и скоро вернулась съ кувшиномъ молока и лепешкой изъ кукурузы.
   -- Гирей отдыхаетъ,-- сказала она, садясь рядомъ съ Васей на соломѣ.-- Онъ спитъ долго, накурившись кальяну.
   -- Какой онъ страшный!-- осмѣлился сказать Вася и вдругъ заплакалъ.-- Они убить меня хотятъ, за этимъ сюда и прислали...
   Кира не могла равнодушно слушать этотъ горькій плачъ. Она обняла Васю, прижала къ груди своей и вдругъ тихо заговорила по-русски:
   -- Я такая же несчастная, какъ и ты, бѣдняжка!
    ася пересталъ плакать и поднялъ на нее глаза.
   -- Ты плѣнная?-- спросилъ онъ,
   -- Да, меня украли.
   -- И меня украли...
   -- Откуда? Чей ты?-- спросила Кира.-- Разскажи мнѣ все!
   Вася началъ было разсказывать, но въ это время раздался пронзительный свистъ.
   -- Прощай! Онъ проснулся, зоветъ. Лягъ на солому! Я скоро приду,-- сказала Кира скороговоркой и поспѣшно вышла вонъ, притворивъ за собою двери хлѣва.
   "Орелъ", дружески помахивая хвостомъ, улегся на своемъ мѣстѣ. Вася лежалъ съ нимъ рядомъ. Онъ закрылъ глаза, но заснуть не могъ: какія-то страшныя лица въ черкесскихъ одеждахъ окружали его и угрожали ему острыми кинжалами. Вася задрожалъ и зарылся въ солому.
   -- Орелка, Орелка!..-- шепталъ онъ, призывая собаку.
   Умный песъ какъ будто понялъ призывъ ребенка и сталъ лизать его руки.
   Часа черезъ два, когда Кира вошла къ нему, Вася былъ въ жару, метался по соломѣ, бредилъ, призывая къ себѣ свою матъ, и пугался чего-то.
   Кира поспѣшила обратно въ саклю, но скоро вернулась, неся съ собою холодную воду въ кувшинѣ и пучокъ листьевъ. За нею слѣдомъ вошла старуха, старшая въ саклѣ.
   Кира стала обкладывать мокрыми листьями голову Васи. Она слышала бредъ ребенка и плакала надъ нимъ, вспоминая, какъ она первое время такъ же металась въ жару, призывая къ себѣ на помощь; но ея никто но слышалъ и помощи не отъ кого было ждать.
   И воскресли въ ея памяти тѣ тяжелые дни, которые она переживала здѣсь, схваченная въ лѣсу черкесомъ въ то время, когда она каталась въ компаніи. Ее привезли въ аулъ и также заперли въ хлѣвъ, гдѣ были птицы; она также плакала, просила отпустить ее, обѣщая большія деньги за себя; они ѣздили на переговоры въ крѣпость и ни до чего по договорились; а время все шло; помнятся ей ея отчаяніе, ея слезы.
   Она припоминаетъ, какъ вернулись переговорщики изъ крѣпости Анапы, куда были вызваны комендантомъ. Какъ они были злы тогда! Грозили убить ее и на другой же день отвезли въ этотъ аулъ и продали Гирею.
   Ольга, которую стали звать Кирой, поселилась въ саклѣ стараго Гирся и сдѣлалась его любимой женой. Цѣлыми днями плакала она. Мужъ былъ ей противенъ. Никакіе подарки не прельщали ее; она объ одномъ всегда просила, чтобы отпустили ее домой.
   Но вотъ родился у нея маленькій Мурза, и Кира при воспоминаніи о сынѣ заплакала.
   -- Онъ такой былъ бы теперь...-- шептала она. прикладывая мокрые листья къ горячей головѣ Васи.
   Недолго любовалась она своимъ сокровищемъ, наслаждалась своимъ утѣшеніемъ и радостью въ горькой жизни.
   -- Ахъ, пѣть, нѣтъ, лучше не вспоминать!..-- твердила Кира, какъ бы отгоняя отъ себя преслѣдующія мысли; а крошечный образъ маленькаго Мурзы стоялъ передъ ея глазами съ протянутыми къ ней маленькими ручками.
   Въ тотъ день, когда его не стало, въ аулѣ былъ праздникъ: всѣ кричали, шумно бесѣдовали и тянули бузу; а она сидѣла у люльки и качала внезапно заболѣвшаго ребенка. Онъ не переставалъ кричать, и въ ночь его но стало. Какъ будто съ жизнью этого крошечнаго ребенка отлетѣла и жизнь Киры, сошелъ румянецъ со щекъ ея...
   Жизнь Киры стала невыносима. Гирей возненавидѣлъ ее и взялъ себѣ новую жену, а Киру сослалъ въ другую саклю и приказалъ служить молодой женѣ, которая была старше Киры годами, но лицомъ была красива.
   -- Милая Нума,-- говорила Кира сидѣвшей на полу хлѣва старухѣ,-- пойди, принеси сюда мою подушку и бурку. Нельзя ему валяться на соломѣ такъ, какъ "Орелъ".
   Нума молча повиновалась и черезъ нѣсколько минутъ принесла подушку и бурку.
   Кира разостлала бурку на солому, положила подушку, тихо и осторожно сняла съ Васи бешметъ, и уложила на приготовленную мягкую постель. Нума ушла, а Кира просидѣла цѣлую ночь около Васи, прикладывая мокрые листья.
   Утромъ жаръ и бредъ прошли. Вася грустно взглянулъ на сидѣвшую около него Киру.
   -- Что? легче тебѣ?-- спросила Кира.
   -- Да,-- тихо отвѣчалъ Вася.-- Только тѣло все болтъ, какъ будто меня избили.
   -- Бѣдняжка мой, дорогое дитя! Чей ты сынъ, скажи мнѣ? Я такъ давно изъ крѣпости, безъ меня многое измѣнилось!
   -- Рюмина.
   -- Николая Николаевича?
   -- Да,-- отвѣчалъ Вася.-- А вы знали его?
   -- Да, мой мальчикъ. Какъ онъ допустилъ, что тебя украли?
   -- Его нѣтъ, онъ убитъ,-- отвѣчалъ Вася.
   Потомъ онъ разсказалъ все подробно, какъ онъ пріѣхалъ въ крѣпость съ матерью, какъ его украли и какъ онъ жилъ у Кирима-Али-Мурзы.
   -- Онъ хотѣлъ убить меня, по Алиса заступилась,-- добавилъ Вася.
   Кира обняла его голову и поцѣловала.
   -- Спасибо ей, что она вспомнила меня. Она знаетъ меня и потому направила тебя сюда. Не плачь,-- я буду беречь тебя и защищать, какъ Алиса тебя защищала. А тамъ время покажетъ, что сдѣлать, и, если возможно будетъ, я тебя уведу отсюда.
   -- Развѣ ты ушла бы домой въ крѣпость?
   -- Ты еще ребенокъ, ты не можешь понять того, что я чувствую. Ушла бы! Да я на крыльяхъ полетѣла, бы туда сейчасъ! Когда у меня былъ живъ мой маленькій Мурзикъ, я не ушла бы, нѣтъ... я не оставила бы его тутъ.
   И, помолчавъ съ минуту, она спросила:
   -- Ты не сказалъ мнѣ, слыхалъ ли ты когда-нибудь, чтобы говорили обо мнѣ, вспоминали меня?
   -- Когда мы ѣхали въ станицу...
   И Вася разсказалъ весь разговоръ, происходившій въ коляскѣ.
   Кира низко наклонила голову и замолкла. Двѣ крупныя слезы скатились по ея все еще нѣжнымъ, загорѣлымъ щекамъ.
   Долго бесѣдовали они между собою. Вася передавалъ Кирѣ все, что онъ зналъ, про жителей крѣпости, и воскресилъ въ ея памяти все, что такъ дорого было ея сердцу, о чемъ она страдала, живя въ заточеніи.
   Сердце Киры встрепенулось. Какъ будто изъ самой глубины его поднялись давно уснувшія чувства и съ большой силой охватили все ея существо.
   Она прижала Васю къ груди и шептала:
   -- Не забыли!.. Вспоминали меня!
   Кира днемъ и ночью урывками навѣщала Васю, утѣшая его.
   Гирею было не до него. Онъ былъ занятъ приготовленіемъ къ набѣгу на одинъ аулъ, отстоявшій отъ нихъ на двадцать верстъ.
   Аулъ былъ богатый, и съ его старшинами у Гирея вышла ссора во время одного пира.
   На другой день, когда Алекъ прибѣжалъ, какъ обѣщалъ, въ полдень на пастбище, онъ увидѣлъ только одного старика Мурзу, сидѣвшаго на берегу рѣки.
   -- Здорово!-- крикнулъ Алекъ.-- Ты одинъ?
   -- Одинъ.
   Алекъ сѣлъ около старика.
   -- Дѣдъ боленъ, лежитъ въ саклѣ... А гдѣ гяуръ поганый, что былъ вчера съ дѣдомъ? Намялъ бы я ему бока, вогналъ бы я въ его кости шайтана! Пусть его такъ же бы поломало, какъ ломаетъ теперь дѣда!-- притворно злобнымъ голосомъ проговорилъ Алекъ.
   -- Ночью на весь аулъ гремѣлъ голосъ КиримаАли-Мурзы. Онъ пріѣхалъ изъ крѣпости.
   Алекъ навострилъ уши.
   -- И что же ты еще слышалъ?
   Видѣлъ, какъ мимо меня поскакалъ Улій.
   -- Улій? Ну? Съ поганымъ гяуромъ?.. увезъ?.. да?..
   Старикъ кивнулъ головой.
   -- Жаль, не узнаю, гдѣ онъ... Я и туда побѣжалъ бы набить ему бока.
   И, помолчавъ немного, онъ шопотомъ сказалъ:
   -- Я принесу тебѣ, Мурза, хорошей бузы: узнай нынче отъ Улія, куда онъ увезъ его.
   -- Не обманешь?
   -- Магометомъ клянусь, не обману! Пусть горный духъ и лѣсной поймаютъ меня въ лѣсу на дорогѣ и замотаютъ, если я завтра не принесу тебѣ бузы. А ты узнаешь и скажешь. Да?
   Старикъ кивнулъ головой въ знакъ согласія.
   Къ нимъ приближался Ахметъ.
   -- Чего тебѣ?-- крикнулъ онъ на Алека и, поднявъ надъ головой свою шашку, бросился на Алека.
   Въ одинъ прыжокъ очутился Алекъ передъ нимъ и однимъ взмахомъ бывшей у него въ рукахъ палки вышибъ изъ рукъ Ахмета шашку и потомъ опрокинулъ его наземь. Началась драка.
   Ахметъ ненавидѣлъ Алека за его ловкость и превосходство надъ собою и при всякомъ удобномъ случаѣ нападалъ на него и заводилъ ссору и драку. Въ свою очередь Алекъ ненавидѣлъ его за дерзкое обращеніе со всѣми.
   -- Жаль еще, нѣтъ этого поганаго гяура тутъ! Я бы за одно исколотилъ васъ обоихъ,-- говорилъ Алекъ, оставляя Ахмета, валявшагося на землѣ.
   -- Поди, ищи его! Тамъ, гдѣ онъ теперь, не достать тебѣ его!
   -- Еще поговори у меня! Вы съ нимъ вмѣстѣ нагнали разныя болѣзни на моего дѣда. Онъ лежитъ и стонетъ. Я забилъ бы его теперь!.. скажи, гдѣ онъ?
   -- Не скажу... Шакалъ! Змѣй злой!-- подымаясь съ земли, кричалъ Ахметъ.
   -- Не скажешь?.. А еще хочешь?-- подбѣгая къ Ахметкѣ, кричалъ Алекъ.
   -- А ну!.. А ну!.. Я тебя зарублю!-- и, поднявъ опять свою шашку, Ахметка ринулся на него.
   -- Вотъ тебѣ!
   Онъ съ размаху рубнулъ и попалъ по плечу Алеку. Кровь тонкой струйкой побѣжала по бешмету.
   Въ одинъ мигъ Ахметка былъ сбитъ съ ногъ и тяжелые удары кулака посыпались на его голову, плечи, спину. Ахметка началъ кричать.
   Мурза съ трудомъ могъ разнять ихъ.
   -- Я еще приду съ тобой побороться и того поганаго гяура разыщу!-- грозя кулакомъ, говорила, Алекъ и убѣжалъ въ лѣсъ, къ Амиду.
   -- Его увезъ Улій. нынче ночью. Куда -- не сказалъ Ахметка. А я его вздулъ,-- будетъ помнить!...-- объявилъ онъ, подбѣгая къ Амиду.
   -- Ты раненъ?-- увидя кровь, спросилъ Амидъ.
   -- Ничего, пустяки!
   Онъ сдернулъ съ плеча бешметъ, рубашку и, наклонившись съ берега, промылъ неглубокую царапину. Амидъ приложилъ къ ней листья какой-то травы, Алекъ, одѣлся, и они углубились въ чащу лѣса.
   -- Иди къ себѣ!-- сказалъ Амидъ Алеку.-- Я пойду въ аулъ,-- тамъ, можетъ, узнаю, куда увезли. Мы отыщемъ. Улій мнѣ все скажетъ. Нынче къ ночи я приду къ вамъ, и мы договоримъ.
   -- Хорошо. Аллахъ поможетъ тебѣ!-- добавилъ Алекъ и пустился бѣгомъ по лѣсу.
   

XIV.

   Выступившій изъ крѣпости отрядъ тихо подвигался впередъ. Пройдя поле, онъ вступилъ въ густой, высокій лѣсъ. Справа высились горы, у подошвы которыхъ лѣпились аулы мирныхъ черкесовъ. Широкая, гладкая дорога вела среди лѣса отъ одного аула, до другого.
   Отряду надо было пройти 10 верстъ до перваго немирнаго аула.
   Аулъ, который графъ велѣлъ покорить, былъ совсѣмъ бѣдный и безъ того разоренный недавнимъ набѣгомъ Кирима-Али-Мурзы.
   Рюминъ рѣшилъ осторожно обойти его и прямо напасть на аулъ Кирима. Еще далеко до зари они прошли стороной мимо перваго аула и подошли ко второму. Недоѣзжая саженей трехсотъ, отрядъ остановился. Капитанъ послалъ лазутчиковъ-армянъ развѣдать, съ какой стороны лучше сдѣлать нападеніе.
   Офицеры и солдаты спѣшились.
   Прошло много времени. Стала заниматься заря, а лазутчики не возвращались.
   Капитанъ Рюминъ и всѣ офицеры столпились.
   -- Ужъ не выдали ли?-- говорилъ Рюминъ.
   -- Глядите: что это?-- указалъ Улановъ на аулъ.-- Вѣдь это огонь въ саклѣ!
   -- Огонь? Ахъ, мерзавцы! выдали!-- крикнулъ Кулаковъ.
   -- Глядите: это у горы... потухъ...
   И дѣйствительно, въ концѣ аула, у самой подошвы горы блеснулъ огонекъ и погасъ. Черезъ нѣсколько минутъ огонекъ показался въ другомъ мѣстѣ и тотчасъ же погасъ. Раза два по вѣтру донесся лай собаки и затѣмъ все замерло. Кругомъ была невозмутимая тишина, только сильный порывъ вѣтра пробѣжитъ иногда по вѣткамъ и зашелеститъ ими.
   Черкесы въ то время обыкновенно днемъ работали, а ночью рыскали по лѣсу, отыскивая добычу, или уѣзжали на грабежъ, нападали на обозы или станицы, къ зарѣ возвращались домой усталые и крѣпко засыпали. Въ этотъ день они всѣ должны были особенно крѣпко спать: у лихъ былъ праздникъ байрамъ, въ который имъ кораномъ запрещается работать, и они проводятъ время въ играхъ и пиршествахъ, предварительно помолившись въ мечети.
   Обь этомъ зналъ комендантъ и распорядился именно въ этотъ день отправить экспедицію, чтобы застать черкесовъ врасплохъ.
   Прошло еще съ полчаса времени, а лазутчики не возвращались. Всѣ теряли терпѣніе.
   Flo вотъ, наконецъ, прибѣжалъ одинъ изъ лазутчиковъ и донесъ, что въ аулѣ всѣ пьяны и крѣпко спятъ. Это былъ послѣдній день праздника.
   Капитанъ скомандовалъ, и по указанію лазутчика рѣшили прямо, не огибая аула, въѣхать въ него со стороны поля.
   -- Но глядите, глядите! Кто это бѣжитъ сюда?-- сказалъ Улановъ.-- Онъ машетъ руками... Глядите!...
   -- Это не нашъ,-- отвѣчалъ Кулаковъ.-- Можетъ, черкесы подсылаютъ своего лазутчика узнать, сколько васъ.
   -- Эй, Петровъ, Николаевъ, скачите къ нему навстрѣчу, узнайте, кто онъ, что ему нужно, и тащите сюда!
   Петровъ и Николаевъ поскакали навстрѣчу черкесу.
   -- Стой!-- сказалъ казакъ, загораживая дорогу бѣжавшему.-- Кто ты? Куда бѣжишь?
   -- Пустите, пустите меня! Я знаю, кто вы,-- заговорилъ Абдулъ, бывшій сообщникъ Амаза.
   -- Ты -- не лазутчикъ изъ аула?
   -- Нѣтъ, нѣтъ! Я мирный черкесъ, приходилъ сюда въ аулъ. Я знаю все, знаю, гдѣ Ивась спрятанъ... Я все знаю, все разскажу.
   -- Какъ тебя зовутъ?
   -- Абдулъ.
   -- А!.. И правда, ты мирный,-- отозвался Николаевъ.-- Ну, полѣзай на лошадь.
   Абдулъ прыгнулъ на лошадь.
   -- Слушай!-- началъ Петровъ,-- если ты все навралъ, то я зарублю тебя вотъ этой шашкой! Видишь?
   И Петровъ вынулъ изъ ноженъ свою шашку и показалъ Абдулу.
   -- Аллахъ видятъ и знаетъ, что Абдулъ говоритъ правду и все знаетъ. Теперь Гиреи со своими узденями уѣхалъ далеко на дорогу къ Пятигорску,-- тамъ идетъ богатый обозъ съ товарами; а старшина, князь Азаматъ, въ гостяхъ, пируетъ у своей невѣсты.
   -- Но какъ же онъ уѣхалъ на грабежъ, когда у васъ такой большой праздникъ, въ который кораномъ запрещено работать?-- спросилъ Петровъ.
   Праздникъ кончился съ закатомъ солнца.
   -- Гдѣ мальчикъ?-- спросилъ Рюминъ, подъѣзжая къ казакамъ.
   -- Тамъ вонъ, за этой бѣлой горой. Ѣдемъ,-- я укажу дорогу.
   -- Но почемъ ты зналъ, что мы тутъ?
   -- О!.. Абдулка -- молодецъ! Онъ все, все знаетъ. Я и Амазъ были вчера, въ крѣпости и все узнали.
   -- И прискакали сюда?
   -- Да. Амазъ побѣжалъ къ Кириму-Али-Мурзѣ и все скажетъ ему. О! Киримъ дастъ Амазу много золота за то, что онъ скажетъ ему. А я побѣжалъ сюда. Я -- бѣдный черкесъ, я не то, что Амазъ: я держу слово. Мнѣ жаль Ивася.
   Въ это время подъѣхалъ къ нимъ Улановъ, взглянулъ на Абдула и только что хотѣлъ что-то сказать, какъ докторъ, замѣтивъ движеніе, остановилъ его и, отведя въ сторону, спросилъ:
   -- Что? ты узналъ?
   -- Это одинъ изъ мерзавцевъ, который участвовалъ въ похищеніи Васи и рубился со мной. Будьте осторожны! Ужъ не ловушка ли тутъ?
   -- Ваша правда,-- надо приказать его связать и, чуть что, попросту расправиться съ нимъ,
   -- Что такое?-- подъѣзжая къ нимъ, спросилъ Рюминъ.
   Ему сказали.
   -- Все равно, ѣдемъ за нимъ и постоимъ за себя!-- сказалъ онъ.-- Но связать его надо. Эй, Оленинъ!-- окликнулъ онъ одного изъ казаковъ.
   Тотъ подъѣхалъ къ нему.
   -- У тебя, я знаю, есть веревка. Ну-ка, подъѣзжай сзади къ Петрову да прикрути хорошенько его сосѣда, чтобы не сбѣжалъ.
   Черезъ двѣ минуты Оленинъ, къ немалому удивленію Петрова, подскакалъ къ нему, въ одинъ мигъ скрутилъ ноги и руки Абдулу и отъѣхалъ прочь.
   Абдулъ зналъ, что всякое сопротивленіе безполезно, и поэтому самъ протянулъ руки подъ веревку.
   Взошло солнце и озарило отрядъ, мчавшійся въ карьеръ по дорогѣ къ аулу.
   Не прошло и двухъ часовъ, какъ отрядъ уже въѣзжалъ въ аулъ. Поднялся страшный лай собакъ, а ихъ всегда много въ каждомъ аулѣ..женщины и дѣти выбѣжали изъ саклей и, увидѣвъ казаковъ, ст. громкимъ крикомъ бросились бѣжать по направленію къ горамъ; нѣкоторыя запрятались въ хлѣва. Небольшая горсть оставшихся дома черкесовъ, не поѣхавшихъ съ Гиреемъ на грабежъ, были по большей части слабые, больные или старики. Но, несмотря на это, они вооружились и храбро сражались съ казаками.
   Князь Азаматъ, старшина аула, въ это время былъ на пиру у своей невѣсты, за пять верстъ. Онъ не предполагалъ нападенія со стороны русскихъ и не зналъ, что есть поводъ къ этому. Хитрый старый Гирей скрывалъ отъ него своего маленькаго плѣнника.
   Абдулъ съ Петровымъ, а за ними Улановъ съ сотней казаковъ прямо подъѣхали къ саклѣ Гирея ? окружили ее со всѣхъ сторонъ. Абдула развязали. Онъ соскочилъ съ лошади и отворилъ настежь ворота.
   Рюминъ, въ сопровожденіи нѣсколькихъ казаковъ и офицеровъ, въѣхалъ во дворъ. Имъ навстрѣчу съ громкимъ лаемъ выбѣжалъ "Орелка". Нѣсколько женщинъ выбѣжали изъ сакли и кричали, что было силы, сзывая черкесовъ; но никого не было.
   -- Вотъ тутъ, тутъ...-- сказалъ Абдулъ, вбѣгая въ хлѣвъ и увлекая всѣхъ за собою.
   Быстро окинувъ хлѣвъ глазами и не видя Васи, онъ закричалъ:
   -- Его увезли опять! Нѣтъ тутъ его!..
   -- Вася!.. Вася!.. гдѣ ты?-- закричали Улановъ и Рюминъ въ одинъ голосъ.-- Вася, милый, мы къ тебѣ на выручку пришли!.. Гдѣ ты?
   Но отвѣта не было.
   -- Разрывай солому! Можетъ, эти черти его убили и зарыли тутъ!-- крикнулъ Рюминъ, принимаясь самъ въ то же время разбрасывать ее руками.
   Ворвавшіеся во дворъ черкесы завязали страшную борьбу. Казаки ворвались въ сакли Гирея, все перерыли, разсматривали, по Васи нигдѣ не было.
   -- Они убили, убили его!-- кричалъ Рюминъ.
   Увидѣвъ Абдула, онъ бросился на него.
   -- Ты нарочно насъ повелъ сюда, негодяй! Пока мы тутъ обшариваемъ аулъ, Киримъ куда-нибудь отвезетъ его. И ты это зналъ, ты нарочно насъ отвлекъ!
   И Рюминъ, обнаживъ саблю, только что хотѣлъ опустить ее на голову Абдула, какъ докторъ остановилъ его:
   -- Онъ еще пригодится намъ,-- подожди!
   -- Хорошо, возьмите, его, привяжите къ фурѣ и назначьте охрану! Мы съ нимъ раздѣлаемся послѣ за все.
   Два казака схватили Абдула и потащили къ фурѣ, остановившейся недалеко отъ сакли Гирея, подъ высокимъ каштаномъ.
   На Рюминѣ лица не было. Съ обнаженной шашкой въ рукѣ онъ выбѣжалъ изъ хлѣва, гдѣ не нашелъ Васи.
   -- Обыскать всѣ сакли, всѣ чуланы, хлѣвы!-- кричалъ онъ казакамъ.
   Казаки не ждали повторенія. Они разбѣжались по саклямъ, разыскивая Васю. Оставшіяся въ сакляхъ слабыя старухи подняли плачъ и крикъ, но казаки помнили строгій приказъ коменданта: не трогать стариковъ, женщинъ и дѣтей.
   -- Чего орешь?-- спрашивалъ казакъ кричавшую старуху.-- Лиха бѣда тебя трогать: смотри, вся разсыпешься какъ песокъ!..
   И казакъ для большей убѣдительности сплевывалъ въ сторону и продолжалъ обыскъ.
   Скоро всѣ сакли были обысканы; Васи нигдѣнебыло.
   Офицеры скучились около Рюмина, сидѣвшаго на обрубкѣ бревна, и совѣщались о дальнѣйшихъ дѣйствіяхъ.
   -- Я умру среди этихъ разбойниковъ,-- говорилъ Рюминъ въ отчаяніи,-- или найду Васю и вернусь съ нимъ. Я пойду къ нимъ въ плѣнъ, я все перенесу, лишь бы мнѣ отыскать его!
   

XV.

   Прождавъ нѣсколько часовъ появленія отряда, о которомъ предупредили Амазъ и лазутчики, Киримъ-Али-Мурза, наконецъ, потерялъ терпѣніе и послалъ своихъ двухъ лазутчиковъ развѣдать, съ какой стороны отрядъ готовится совершить нападеніе. Но вскорѣ прибѣжавшіе лазутчики донесли Кириму, что отрядъ уѣхалъ давно за бѣлую гору, въ аулъ князя Азамата. Киримъ съ крикомъ бѣшенства вскочилъ на ноги.
   -- Ты... ты обманулъ меня!-- кричалъ онъ, бросаясь съ кинжаломъ на Амаза.-- Я убью тебя какъ бѣшеную собаку.
   -- Постой, Киримъ-Али-Мурза! Я знаю -- ты можешь убить меня. Но слушай! Я какъ орелъ полечу туда и вырву изъ ихъ рукъ гяура. Амазъ все можетъ сдѣлать...-- говорилъ хитрый черкесъ.-- Обѣщаешь меня наградить? Живого или мертваго, а привезу его тебѣ.
   -- Любого скакуна изъ моихъ табуновъ...-- сказалъ Киримъ-Али-Мурза въ отвѣтъ, хмуря сердито брови.
   -- Якши, якши! Амазъ сумѣетъ исполнить, что захочетъ. Нѣтъ орленка въ гнѣздѣ на самой вершинѣ Казбекъгоры, чтобы Амазъ не вынулъ его изъ гнѣзда, если онъ хочетъ этого,-- проговорилъ Амазъ.-- Жди,-- скоро вернусь.
   Онъ быстро вскочилъ въ сѣдло, надвинулъ папаху на голову, пришпорилъ лошадь, какъ стрѣла полетѣлъ изъ аула и скоро скрылся изъ глазъ.
   Постоялъ, подумалъ Киримъ-Али-Мурза. и не выдержалъ. Кровь бросилась ему въ голову при одной мысли, что нежданно-негаданно вырвутъ изъ его рукъ его добычу. Гирей старъ,-- онъ не сможетъ отбить мальчика, а Амазъ хитрый. Онъ -- мирный черкесъ, онъ измѣнилъ родинѣ и сталъ такой же поганый гяуръ. Киримъ-Али-Мурза хлопнулъ въ ладоши.
   -- Коня!..-- крикнулъ онъ.
   Ахметка бросился подъ навѣсъ и подвелъ отцу скакуна.
   -- Гайда! за мной!-- вскочивъ въ сѣдло, крикнулъ Киримъ-Али-Мурза своей дружинѣ, стоявшей у его сакли съ самой зари.
   Съ гикомъ, какъ ураганъ ворвался Киримъ-Алимурза въ аулъ со своею дружиною, и съ шашками наголо они бросались на казаковъ, не успѣвшихъ приготовиться къ ихъ встрѣчѣ. Завязался страшный, кровавый бой. Выстрѣлы, крики, стоны, звонъ оружія -- все слилось въ одинъ гулъ и понеслось далеко но горамъ.
   Офицеры узнали Кирима-Али-Мурзу. Изъ словъ Абдула они знали, что это онъ приказалъ украсть Васю.
   Рюминъ и Улановъ бросились на него. Дикіе звуки, похожіе на рычаніе звѣря, издавалъ Киримъ-Али-Мурза. отбивая сыпавшіеся на него удары.
   Казаки также не дремали. Витъ Петровъ прицѣлился, раздался выстрѣлъ. Пуля подала прямо въ грудъ Улія. Онъ, какъ подстрѣленная птица, упалъ навзничь съ лошади, обливаясь кровью.
   Киримъ выхватилъ изъ-за пояса пистолетъ и выстрѣлилъ въ Рюмина, но пуля прожужжала мимо, не задѣвъ его.
   Раздался выстрѣлъ, изъ полевого орудія; послышались стопы, крики...
   Пользуясь общей суматохой, Амазъ ползкомъ добрался до фуры, думая найти тамъ Васю и убить ого, чтобы исполнить обѣщаніе, данное Кириму.
   Уже широкій кинжалъ былъ вынутъ изъ ноженъ. Амазъ ждалъ только удобной минуты, чтобы осуществить свой планъ. Въ это время послышался стонъ и голосъ доктора:
   -- Фельдшеръ, фельдшеръ! скорѣй сюда!..
   Фельдшеръ бросился на крикъ доктора.
   Казаки, сторожившіе фуру, на мгновеніе отвлеклись, прислушиваясь къ стону.
   Кулаковъ, раненый въ руку выше локтя, сидѣлъ на землѣ безъ чувствъ, поддерживаемый казаками.
   Докторъ вынулъ пулю и съ помощью фельдшера перевязалъ рану.
   Пользуясь этой суматохой, Амазъ выскочилъ изъ-подъ фуры и только что хотѣлъ въ нее прыгнуть, какъ шальная пуля пролетѣла въ воздухѣ и попала ему въ грудь.
   -- Собакѣ и смерть собачья!-- взглянувъ въ мертвое лицо Амаза, сказалъ казакъ.
   -- Оставь! Хоть и басурманъ некрещенный, а все же Божье твореніе,-- отозвался старый казакъ.-- Надо оттащить его отъ фуры,-- вишь кого-то несутъ.
   Въ это время два казака несли на рукахъ раненаго Кулакова. Хотя онъ пришелъ въ себя, но былъ очень слабъ, и докторъ уложилъ его въ фуру.
   Казаки разгорячались все болѣе и болѣе и какъ львы дрались съ черкесами, которые, слыша голосъ своего старшины, храбраго Кирима-Али-Мурзы, также превосходили самихъ себя.
   Но вдругъ Киримъ-Али-Мурза выронилъ изъ руки шашку, покачнулся всѣмъ корпусомъ впередъ и грузно опрокинулся на спину; кровь хлынула изъ его горла и мигомъ залила весь зеленый чекмень. Какъ эхо пронесся по воздуху предсмертный стонъ Кирима-Али-Мурзы и заставилъ вздрогнуть его дружину.
   -- Убитъ!-- крикнулъ одинъ изъ черкесовъ, видѣвшій, какъ упалъ Киримъ.-- Гайда!-- добавилъ онъ и первый пришпорилъ своего скакуна.
   Побросавъ своихъ убитыхъ и раненыхъ, перегоняя одинъ другого и отбрасывая ударами всѣхъ, кто попадался имъ на дорогѣ, помчались за нимъ его товарищи.
   -- Гайда! Гайда!-- кричали они, прорывая цѣпь и убѣгая въ горы, въ то же время оборачиваясь и прицѣливаясь въ гнавшихся за ними казаковъ.
   -- Къ огню!-- громко скомандовалъ капитанъ.
   Въ одинъ мигъ одна изъ саклей вспыхнула какъ порохъ, и густой, черный дымъ клубами взвился къ небу. Недалеко загорѣлась и другая сакля. Небольшой вѣтерокъ подхватывалъ пучки соломы съ огнемъ и переносилъ ихъ на другую саклю. Такимъ образомъ, огонь, какъ бы играя, перебѣгалъ съ одной сакли на другую.
   Плѣнные, сидѣвшіе въ ямахъ, кричали, прося ихъ спасти. Казаки поспѣшили имъ на выручку и выпустили ихъ всѣхъ.
   Вдругъ на улицѣ показался черкесъ на ворономъ скакунѣ. Онъ былъ среднихъ лѣтъ, красивъ, статенъ, въ красномъ чекменѣ, обшитомъ серебрянымъ галуномъ; оружіе въ дорогой оправѣ блестѣло на солнцѣ; бѣлая, какъ снѣгъ папаха, надѣтая на самый затылокъ, открывала отважное, красивое лицо съ небольшой бородой и усами.
   Пріостановивъ лошадь, онъ подозвалъ къ себѣ ѣхавшаго позади его черкеса и сказалъ ему нѣсколько словъ. Черкесъ пригнулся къ лукѣ и какъ стрѣла полетѣлъ къ мѣсту, гдѣ происходила борьба.
   Пронзительный свистъ черкеса остановилъ на минуту борьбу. Черкесы опустили свои шашки и ждали приказа.
   Казаки съ удивленіемъ глядѣли на стоявшаго передъ ними черкеса.
   Черкесъ приложилъ руку къ головѣ, потомъ къ груди, поклонился казакамъ и, увидавъ капитана, подъѣхалъ къ нему, прикладывая руку къ сердцу и объявляя, что старшина аула, князь Азаматъ, желаетъ говорить съ нимъ.
   -- Смирно!-- скомандовалъ капитанъ.
   Казаки остановились и съ удивленіемъ глядѣли на капитана., не понимая, въ чемъ дѣло. Сраженіе прекратилось. Казаки, измученные, усталые, ждали дальнѣйшаго распоряженія.
   Капитанъ черезъ толмача передалъ присланному черкесу готовность говорить со старшиною. Черкесъ поскакалъ назадъ съ отвѣтомъ. Рюминъ въ сопровожденіи казаковъ поѣхалъ навстрѣчу приближающемуся князю Азамату, старшинѣ аула.
   -- Воля Аллаха и его пророка Магомета!-- заговорилъ князь Азаматъ, осаживая своего скакуна передъ Рюминымъ.-- Я сдаюсь... Вели скорѣй потушить огонь! Гляди: уже сгорѣли шесть саклей. Огонь бѣжитъ быстро.
   Рюминъ далъ знакъ рукою. Казаки съ крикомъ бросились тушить пожаръ.
   -- По приказанію нашего начальника, коменданта, мы должны были васъ проучить. У насъ украли мальчика и не хотѣли возвратить даже за хорошій выкупъ,-- сказалъ Рюминъ.
   Князь Азаматъ удивленно взглянулъ на капитана и обвелъ всѣхъ вопросительнымъ взглядомъ, какъ бы прося разъясненія.
   Рюминъ въ короткихъ словахъ разсказалъ ему, въ чемъ дѣло.
   -- Я ничего не зналъ про это,-- отвѣчалъ князь Азаматъ.-- Гдѣ онъ? Покажи!
   -- Мы не нашли его тутъ...-- съ отчаяніемъ проговорилъ Рюминъ и передалъ все, что было.
   Князь Азаматъ былъ удивленъ и не зналъ, что дѣлать.
   -- Что же вы теперь намѣрены предпринять?
   -- Итти дальше, искать, жечь и расправляться,-- говорилъ Рюминъ.
   -- Даю вамъ слово разыскать его,-- сказалъ Азаматъ,-- по прошу, прекратить рѣзню! Вы не знаете виновныхъ, не губите же невинныхъ!
   Затѣмъ онъ приложилъ руку къ груди и съ поклономъ пригласилъ всѣхъ офицеровъ итти къ нему на обѣдъ. Рюминъ отказался.
   Когда пожаръ былъ затушенъ, онъ велѣлъ дать лошадямъ овса, а казакамъ закусить.
   Казаки спѣшились и расположились наскоро среди улицы.
   Нѣсколько черкесовъ изъ аула Кирима-Али-Мурзы попались въ плѣнъ, а другіе убѣжали въ горы, оставивъ своего старшину и нѣсколькихъ черкесовъ распростертыми на землѣ.
   -- И богатырь же былъ!-- сказалъ докторъ, проходя мимо трупа Кирима-Али-Мурзы.-- Какая силища была! Какая отвага видна въ его лицѣ и во всей фигурѣ! Неужели его не уберутъ?
   -- Вернется его братъ Гирей съ набѣга и уберетъ. У насъ не оставляютъ убитыхъ на полѣ сраженія. Богатыхъ и старшинъ аула хоронятъ съ почестями, а бѣдныхъ просто зарываютъ въ общую яму,-- отвѣтила, князь Азаматъ.
   -- Какъ далеко до слѣдующаго аула?
   -- Всего восемь верстъ, но къ нему надо ѣхать не иначе, какъ вернувшись назадъ отъ насъ до первой долины, и оттуда взять влѣво.
   -- Почему же такой объѣздъ?
   -- Тутъ непроѣздные лѣса и горы. Отъ долины же къ другимъ сосѣднимъ ауламъ идетъ гладкая, хорошая дорога. По прошу васъ еще разъ, не ѣздите туда; Аллахъ поможетъ мнѣ отыскать и ппего ребенка, если онъ живъ, и я самъ привезу его вамъ,-- говорилъ князь Азаматъ.
   Рюминъ объяснилъ ему, что не можетъ исполнить его просьбы, такъ какъ по приказанію начальства обязанъ обыскать всѣ сосѣдніе аулы.
   

XVI.

   Въ тотъ самый вечеръ, когда отрядъ выступилъ изъ крѣпости для розыска Васи, въ аулѣ шелъ общій пиръ по случаю праздника байрама. Отовсюду неслись пѣсни, музыка. Молодежь плясала, а старики съ трубками въ рукахъ сидѣли группами и пили бузу.
   Въ это время вдоль забора сада Гирея, крадучись, пробирались три человѣка: одинъ изъ нихъ былъ старикъ-пастухъ, въ рваномъ чекменѣ, съ нахлобученной почти на глаза шапкой, съ сумой за плечами и длиннымъ посохомъ въ рукѣ; другой -- черкесъ-подростокъ, весь оборванный, и третій -- ребенокъ, худенькій, въ лохмотьяхъ, который при малѣйшемъ шорохѣ испуганно озирался кругомъ и, дрожа всѣмъ тѣломъ, прижимался къ старику.
   Молча, ни слова не говоря, старикъ и ребенокъ торопливо шли за подросткомъ-черкесомъ, который, несмотря на ночную темноту, твердо шагалъ по знакомой ему тропинкѣ, ведущей къ лѣсу. Чѣмъ дальше они уходили отъ аула, тѣмъ скорѣе шли они по дорожкѣ, углубляясь въ лѣсъ.
   -- Усталъ? Лѣзь ко мнѣ на плечи!-- обратился Алекъ къ Васѣ.
   -- Нѣтъ, я не усталъ,-- торопливо отвѣчалъ Вася.-- А еще далеко итти?
   -- Скоро, скоро! молчи, милый!-- отвѣчалъ нѣжный голосъ Киры, одѣтой въ одежду стараго пастуха Хариса, которую принесъ Алекъ.
   Давно задуманный Алекомъ и Амидомъ планъ спасти Васю не удался, зато на этотъ разъ они рѣшились довести дѣло до конца. Наканунѣ побѣга, въ то время, когда черкесы, налившись бузы, крѣпко спали, Алекъ пробрался въ хлѣвъ къ Васѣ, принесъ одежду, оставшуюся послѣ дѣда его Хариса, который на-днахъ умеръ, разсказалъ весь свой планъ Кирѣ и ушелъ.
   Весь слѣдующій день Кира была какъ не своя. Она не боялась за себя; ей все равно, она готова была умереть; но страхъ овладѣвалъ ею при мысли о слабенькомъ мальчикѣ, которому предстоитъ такой трудный. опасный путь. Перенесетъ ли онъ его?

0x01 graphic

   Стало вечерѣть. Въ аулѣ поднялся страшный шумъ: пѣли, играли, кричали. Всѣ забыли о своихъ плѣнникахъ.
   Гирей, окруженный своими молодыми женами и гостями, сидѣлъ въ саклѣ и пировалъ. Съ утра онъ не переставалъ пить бузу и уже два раза засыпалъ на своемъ мѣстѣ, хотя ночью онъ собирался со своими абреками ѣхать отбивать обозъ съ богатымъ товаромъ.
   -- Не лучше ли намъ, подождать, Алекъ, когда уѣдетъ Гирей?-- тихо проговорила Кира.-- Боюсь, не хватился бы онъ меня или Васи...
   -- Нѣтъ, бѣжимъ скорѣе, пока Гирей не проспался! Идемъ,-- Амидъ насъ ждетъ у лѣса.
   Они тронулись въ путь.
   -- Слава Аллаху!-- проговорилъ Амидъ, увидя подходившихъ къ нему бѣглецовъ.-- Охъ, какъ боялся я за васъ! Ну, Ивась, молись своему Богу, а я буду молить Аллаха, чтобы онъ спасъ тебя отъ врага. Амидъ помнитъ твое добро, и самъ желалъ бы отплатить тебѣ тѣмъ же. Идите, идите!-- онъ поднялъ руку кверху, какъ бы призывая благословеніе на головы несчастныхъ.
   -- Иди такъ, какъ я сказалъ тебѣ,-- добавилъ онъ Алеку.
   Тихо пробирались они среди частыхъ деревьевъ, стараясь какъ можно меньше производить шуму и прислушиваясь къ малѣйшему шелесту вѣтерка.
   Вотъ съ крикомъ перелетѣла птица съ одной вѣтки на другую, какъ бы кѣмъ спугнутая съ мѣста. Вася останавливался, прислушивался и замиралъ на мѣстѣ. Алекъ приложилъ ухо къ землѣ.
   -- Скачутъ!-- шепнулъ онъ.-- Скорѣй! Это Гирей выѣзжаетъ.
   И въ мигъ Алекъ подвелъ Киру и Васю къ глубокой ямѣ, наполненной сухими листьями.
   -- Скорѣй лѣзьте туда, зарывайтесь, а я влѣзу на дерево.
   Кира прыгнула въ яму, потянувъ за собою Васю, и въ одинъ мигъ Алекъ закидалъ ихъ листьями.
   -- Лѣзь глубже, глубже!..-- говорилъ онъ.
   Какъ бѣлка вскарабкался онъ на дерево около ямы и прижался къ стволу, закрытый вѣтками такъ, что его нельзя было разглядѣть.
   Едва прошло нѣсколько минутъ, какъ Гирей въ сопровожденіи толпы черкесовъ промчался мимо нихъ. Алекъ продолжалъ сидѣть на своемъ мѣстѣ.
   Когда затихъ топогь лошадей, онъ осторожно слѣзъ съ дерева, а Кира и Вася вылѣзли изъ ямы. Всѣ втроемъ стали съ трудомъ пробираться среди высокаго бурьяна и кустовъ терновника, колючія иглы котораго рвали ихъ одежды, царапали лица и руки. Темнота ночи не давала имъ возможности различать предметы. Боясь разойтись, они ухватились за длинную палку и такимъ образомъ подвигалось впередъ.
   Алекъ шелъ спереди, указывая дорогу и безпрестанно прикладывая ухо къ землѣ.
   Гулко раздавались голоса обитателей лѣса.
   Издали несся голосъ, похожій на плачъ ребенка.
   -- Слышишь? Это плачетъ ребенокъ. Его тащутъ, какъ меня... Охъ. какъ страшно!..-- шепталъ Вася.
   -- Это не ребенокъ, это шакалъ кричитъ,-- отвѣчала ему Кира.
   Въ это время Алекъ дернулъ палку, этимъ движеніемъ приказывая молчать, и быстро припалъ къ землѣ.
   -- Не шевелись!..-- шепнулъ онъ.
   Кира и Вася притаились.
   Скоро они услышали топотъ,-- это ѣхалъ черкесъ, разыскивая по лѣсу добычу. Сердце замерло у Киры и Васи. Черкесъ ѣхалъ небольшой рысцой по хорошо знакомой ему троппикѣ, недалеко отъ мѣста, гдѣ лежали въ высокомъ бурьянѣ наши плѣнники.
   Стала заниматься заря. Въ лѣсу пробудились новые обитатели его и со всѣхъ сторонъ послышалось пѣнье. Топотъ затихъ.
   Алекъ приподнялъ голову и кинулъ кругомъ быстрый взглядъ. Они находились на краю оврага; въ глубинѣ его бѣжалъ ручей. Алекъ сѣлъ на землю, и остальные послѣдовали его примѣру.
   -- Вотъ возьми, ѣшъ!-- сказалъ онъ, подавая Васѣ кусокъ лепешки.
   -- Пить я хочу. Можно туда?-- указалъ Вася на ручей.-- Я проползу на животѣ, напьюсь и вернусь.
   -- Нѣтъ, нельзя, подожди!..-- отвѣтилъ Алекъ, широко раскрывъ глаза и пристально вглядываясь въ кустъ орѣшника неподалеку отъ нихъ. Кустъ, казалось, шевелился.
   Алекъ вынулъ изъ ноженъ кинжалъ и насторожился.
   Въ это время изъ-за вѣтокъ орѣшника блеснула пара черныхъ испуганныхъ глазъ, показалась бритая голова и снова спряталась въ кустъ.
   -- Это такой же плѣнный, какъ и мы -- шепнула Кира Алеку.-- Онъ самъ боится насъ.
   Вася поднялъ голову и взглянулъ на кусты, изъ которыхъ теперь была хорошо видна голова плѣнника.
   -- Лучше уйдемъ отсюда!-- опять шепнула Кира.
   И они снова тихо, какъ змѣи, поползли обратно, не утоливъ жажды. Но не успѣли они подняться на берегъ оврага, какъ должны были искать убѣжища, гдѣ бы укрыться: издали слышался топотъ и трескъ сучьевъ.
   -- Это насъ ищутъ!..-- сказала Кира; схвативъ Васю, она бросилась въ густой орѣшникъ и притаилась.
   Алекъ вскарабкался на вершину каштановаго дерева и закрылся вѣтками.
   Топотъ замолкъ, и все, казалось, затихло кругомъ. Алекъ прислушался,-- ничего не слышно, не видно. Онъ осторожно слѣзъ съ дерева и подошелъ къ кусту.
   -- Уѣхали, идемъ!-- сказалъ онъ.
   Усталые, измученные, боясь быть замѣченными какимъ-нибудь случайно проѣзжающимъ черкесомъ, они снова пошли впередъ. Кровь показалась на босыхъ ногахъ Васи, но онъ храбро переносилъ боль. Ни одного слова жалобы на усталость или голодъ!
   Наконецъ, они дотащились до рѣки: высокій тростникъ покрывалъ всѣ ея берега. Но имъ надо было перейти эту узкую рѣчонку и пробраться на противоположный берегъ.
   Посадивъ Васю себѣ на спину, Алекъ перебрался вбродъ на другую сторону. Кира послѣдовала за ними.
   Солнце взошло, и, пробиваясь черезъ густыя деревья, освѣтило весь путь.
   Боясь малѣйшаго шороха листьевъ, треска сучьевъ, шелеста вѣтерка, постоянно прислушиваясь, Оглядываясь, наши плѣнники отошли отъ тростниковъ и, зарывшись сухими листьями, спрятались на самое дно глубокой ямы и, чувствуя себя въ безопасности, заснули.
   Сколько времени прошло -- неизвѣстно. Сильный крикъ и топотъ, лошадей разбудилъ ихъ. Они прислушались: казалось, топоту отъ лошадиныхъ копытъ и крику не. будетъ конца.
   -- Это онъ, Гирей, меня ищетъ!...-- испуганно шепнулъ Вася Алеку.-- Нѣтъ, я лучше тутъ умру, подъ этими листьями, а не у него.
   Кира и Алекъ едва успокоили его, рѣшившись пролежать въ ямѣ до глубокой ночи, а тамъ опять пуститься въ путь.
   

XVII.

   Рюминъ, окруженный офицерами, ѣхалъ задумавшись. Неудачная попытка отыскать Васю страшно огорчала его. Онъ терялъ голову, соображая, куда могли черкесы увезти и спрятать мальчика.
   Отрядъ тихо подвигался по дорогѣ. Алекъ давно слышалъ топотъ коней, но отряда не было видно. Осторожно вылѣзъ онъ изъ ямы, влѣзъ на большое дерево и, спрятавшись въ листвѣ, смотрѣлъ, кто ѣдетъ. Вдругъ среди деревьевъ показались казаки. Алекъ сразу узналъ ихъ форму, и сердце его радостно забилось. Онъ готовъ былъ сейчасъ соскочить съ самой верхушки дерева, на которомъ сидѣлъ, и бѣжать къ этимъ москалямъ разсказать имъ о Васѣ... но какой-то страхъ удерживалъ его.
   Онъ сидѣлъ и, сгорая нетерпѣніемъ, ждалъ, когда они подъѣдутъ къ нему близко. Онъ разсматривалъ усталыя лица офицеровъ, ихъ лошадей, глядѣлъ на казаковъ, которые медленно подвигались къ нему. Но вотъ офицеры, ѣхавшіе впереди, норовнялись съ нимъ.
   Алекъ свистнулъ и кубаремъ свалился съ дерева. Офицеры осадили своихъ лошадей и съ удивленіемъ глянули на улыбающееся молодое лицо Алека.
   -- Кто ты? Что тебѣ?-- спросилъ Улановъ.
   -- Вы изъ крѣпости?..-- началъ Алекъ по-черкесски. Толмачъ перевелъ.
   -- Ивась тутъ!.. Вонъ, въ кустахъ!
   -- Кто? Что ты говоришь? про кого? Неужели правда? Вася. Вася! ты тутъ? Гдѣ онъ?-- соскакивая съ лошади, спрашивалъ Рюминъ.
   Всѣ офицеры спѣшились и поспѣшили за Алекомъ.
   Раздвинувъ кусты орѣшника, Рюминъ вскрикнулъ отъ радости и, схвативъ Васю на руки, сталъ покрывать его поцѣлуями.
   -- Милый, милый нашъ! Дорогое дитя наше! Наконецъ-то, мы нашли тебя.
   Всѣ окружили Васю, и каждый хотѣлъ обнять и поцѣловать его.
   -- Гляди, гляди, сколько насъ пріѣхало за тобою!
   -- Поди сюда, поди!-- говорилъ Рюминъ, подзывая къ себѣ Алека.-- Ты спасъ его, ты помогъ ему!..
   Онъ обнялъ и поцѣловалъ Алека.
   -- А это кто?-- указавъ на Киру, спросилъ онъ.
   -- Кира!.. Кира!..-- вдругъ закричалъ Вася, очнувшись какъ будто отъ сна, и протянулъ къ ней руки.-- Не давай имъ!.. Не давай меня!.. Я умру!..-- кричалъ онъ, испуганно озираясь и никого не узнавая.
   -- Боже мой! Онъ...
   Рюминъ не договорилъ ужаснаго слова "помѣшался".
   Всѣ столпились и съ удивленіемъ глядѣли на бѣднаго Васю, который, дрожа всѣмъ тѣломъ, обхватилъ шею Киры своими худенькими ручками и кричалъ:
   -- Спаси! спаси!.. Спрячь меня!.. Я не хочу къ нимъ!..
   -- Я не отдамъ тебя, дорогой мой!-- ласково говорила Кира.-- Успокойся! Насъ никто не тронетъ. Мы со своими.
   Но Вася не слушалъ ея и продолжалъ плакать.
   -- Отойдите всѣ на минутку! Ясно, что онъ напуганъ. Ему представилось, что его схватили черкесы. Скорѣй принесите изъ фуры мою шкатулку!-- распорядился докторъ.
   -- Скажи, давно онъ такой?-- спрашивалъ Улановъ Алека.
   -- Онъ былъ все время какъ слѣдуетъ,-- отвѣчалъ Алекъ, не понимая, что сталось съ Васей.
   Между тѣмъ, докторъ досталъ изъ шкатулки лѣкарство и влилъ въ ротъ Васи нѣсколько капель. Мало-помалу Вася успокоился и пересталъ плакать, глубоко вздохнулъ, на мгновеніе открылъ глаза, прижалъ свою голову къ груди Киры и заснулъ тревожнымъ сномъ.
   -- Тише, господа, тише! Надо сдѣлать тутъ привалъ. Распорядитесь! А ты,-- обратился докторъ къ Кирѣ, сидѣвшей на травѣ и державшей все время Васю на колѣняхъ,-- положи его вотъ сюда! Онъ теперь отъ капель успокоится. А когда проснется, мы всѣ будемъ около него,-- онъ тогда всѣхъ узнаетъ.
   Кира положила Васю на разложенный на травѣ чекмень Хариса, который она сбросила съ плечъ.
   -- Выпей и ты капелекъ!-- все еще не узнавая Киры, сказалъ докторъ; онъ думалъ, что это сестра Алека, и только удивлялся, что она умѣетъ говорить по-русски.
   Кира, взяла рюмку изъ рукъ доктора, улыбнулась и проговорила:
   -- За нашу встрѣчу съ вами!-- и выпила.
   Докторъ открылъ глаза во всю ихъ величину и смотрѣлъ на смѣющееся, все еще красивое лицо черкешенки.
   -- Ольга Ѳедоровна!-- крикнулъ онъ и, схвативъ ея руку, покрылъ поцѣлуями.-- Боже мой, какое счастье! Я вижу васъ... и вы поѣдете съ нами!.. или, можетъ быть, вернетесь назадъ?
   Кира покачала головой.
   -- Нѣтъ, я бѣжала изъ аула, чтобы никогда больше не возвращаться въ него. За десять лѣтъ моей тамошней жизни я слишкомъ много перестрадала.
   -- Гляди, Рюминъ! Глядите, друзья, кого мы еще нашли!-- вскричалъ докторъ, указывая на Киру.-- Знаете ли, кто это?
   Никто, кромѣ Рюмина, не зналъ Киры; молодые офицеры не были съ ней знакомы въ крѣпости потому, что начали свою службу въ то время, когда ее уже украли.
   -- Это, господа,-- сестра нашего аптекаря, Ольга Ѳедоровна. Розанова,
   И докторъ въ нѣсколькихъ словахъ разсказалъ, какъ ее увезли и при какихъ обстоятельствахъ. Всѣ наперерывъ спѣшили пожать ей руку и привѣтствовать ея возвращеніе.
   Рюминъ просилъ разсказать все, что она знала про жизнь Васи.
   -- Я разскажу вамъ только про тотъ короткій срокъ, который онъ пробылъ въ аулѣ.
   Она стала подробно передавать про все, что было на ея глазахъ до настоящей минуты.
   -- О жизни у Кирима-Али-Мурзы вамъ разскажетъ его другъ Алекъ,-- прибавила она.-- Алекъ!-- подозвала она его.-- Разскажи все, что ты знаешь про жизнь твоего кунака Ивася.
   Рюминъ привлекъ къ себѣ мальчика, усадилъ рядомъ съ собою и заставилъ разсказывать. Правдивый разсказъ Алека, передаваемый слово въ слово толмачомъ, вызвалъ слезы состраданія на глазахъ офицеровъ.
   -- Ты любишь Пвася?-- спросилъ Рюминъ.
   -- Да, онъ мой кунакъ. У меня никого на свѣтѣ нѣтъ, одинъ только Ивась. Дѣдъ на-дняхъ умеръ, Амидъ ушелъ далеко въ горы...-- говорилъ Алекъ.
   -- Такъ что же? Поѣхалъ бы жить къ намъ вмѣстѣ съ Ива семъ?
   Алекъ кивнулъ головой.
   -- За твой поступокъ и любовь къ Васѣ ты намъ всѣмъ будешь кунакъ.
   Алекъ опять кивнулъ головой.
   -- Я радъ,-- отвѣтила, онъ.
   Вася проспалъ больше часа и проснулся совершенно здоровымъ. Онъ узналъ всѣхъ, съ радостью переходилъ съ рукъ на руки, всѣхъ цѣловалъ, спрашивалъ о мамѣ, просилъ скорѣе ѣхать домой.
   -- Мы поѣдемъ рысью и скоро будемъ дома, мой мальчикъ!-- говорилъ Рюминъ.-- Пойдемъ къ фурѣ! Тамъ лежитъ Кулаковъ,-- онъ храбро сражался за тебя и былъ раненъ.
   Рюминъ поднесъ Васю къ фурѣ. Кулаковъ приподнялся слегка и поцѣловалъ мальчика.
   -- Я буду ухаживать за вами, какъ Кира ухаживала за мной,-- сказалъ Вася Кулакову.
   -- Спасибо, талый! Самъ оправлялся!-- отвѣтилъ Кулаковъ.
   Киру и Васю посадили съ Кулаковымъ въ фуру, а Алека на козлы. Всѣ казаки и офицеры сѣли на лошадей, и отрядъ легкой рысью тронулся въ путь. Плѣнныхъ черкесовъ, взятыхъ изъ аула, посадили по два на лошадь, прикрутивъ ихъ веревками къ сѣдлу.
   

XVIII.

   Цѣлый день Надежда Алексѣевна была какъ въ бреду. Она ничего не ѣла, не пила, то ходила по комнатѣ, ломая себѣ руки, то бросалась на колѣни передъ образомъ Спасителя и молилась съ горькими слезами. Настя и Прасковья Ивановна ни на минуту не оставляли ея, боясь за ея разсудокъ. Всѣ дамы, въ томъ числѣ и графиня, поочередно приходили навѣщать больную.
   Стало вечерѣть. Надежда Алексѣевна, не слушая ничьихъ уговоровъ, отправилась на каланчу, съ которой она могла далеко видѣть дорогу.
   -- Я боюсь,-- говорилъ графъ, прохаживаясь по бастіону съ плацъ-маіоромъ,-- что будетъ съ этой несчастной женщиной, если окажется, что ея мальчика нѣтъ въ живыхъ, или если наши не привезутъ его.
   -- Божья воля! Я не теряю надежды,-- отвѣчалъ Иванъ Даниловичъ.
   -- Да, я забылъ предупредить Прасковью Ивановну,-- помолчавъ немного, заговорилъ снова графъ,-- каково бы ни было извѣстіе -- радостное или грустное,-- надо было бы не сразу объявлять объ этомъ Надеждѣ Алексѣевнѣ.
   -- Объ этомъ уже предупредилъ жену докторъ.
   -- Отлично, отлично!..
   Графъ взглянулъ на часы.
   -- Поздно, уже одиннадцать. Я думаю, что они нынче не вернутся.
   -- Я тоже думаю. До перваго аула они доѣхали еще до зари. Ну, если они тамъ ничего не нашли, они поѣхали дальше; а изъ второго аула они могутъ вернуться не раньше завтрашняго утра.
   Графъ нервно дернулъ плечами. Это была его обыкновенная манера, когда онъ былъ возбужденъ.
   -- Я почему-то чувствую, что они вернутся сегодня. Подождемъ еще часъ-другой!
   Въ это время у батареи остановилась коляска, и графиня, окутанная бѣлой кашемировою шалью, взошла на бастіонъ.
   -- Что это такое?-- вскричала вдругъ графиня, указывая рукою по направленію къ лѣсу:-- тамъ мелькнулъ огонекъ.
   Черная ночь какъ густымъ покрываломъ окутала все кругомъ., Невозможно было разглядѣть никакого предмета на разстояніи десяти шаговъ.
   -- Это, навѣрное, наши!..-- сказалъ графъ взволнованнымъ голосомъ.-- Слава Богу! Глядите! Иванъ Даниловичъ, гдѣ бы это они могли быть?
   -- У второй горы,-- отвѣтилъ Иванъ Даниловичъ.-- Значитъ, часа черезъ полтора будутъ тутъ.
   -- Они довольно быстро подвигаются,-- замѣтила графиня.
   -- Знаешь что,-- сказалъ ей графъ;-- ступай-ка сейчасъ же къ Прасковьѣ Ивановнѣ и подготовь Надежду Алексѣевну. Они не вернулись бы такъ скоро, если бы ничего неузнали о Васѣ.
   -- Да, но что? Живъ ли онъ?
   -- Кто знаетъ! Конечно, черкесы могли украсть его и убить изъ мести... Но все-таки поѣзжай скорѣе къ несчастной женщинѣ!
   Онъ довелъ ее до коляски, помогъ войти и приказалъ кучеру скорѣй ѣхать.
   Лошади дружно рванулись, и черезъ десять минутъ графиня всходила на каланчу.
   -- Однако, какъ тутъ свѣжо,-- говорила она.-- Вы не озябли, душечка?-- обратилась она къ Надеждѣ Алексѣевнѣ.
   -- Нѣтъ, нѣтъ, графиня, мнѣ хорошо, мнѣ не холодно. Надежда на встрѣчу съ моимъ сыномъ согрѣваетъ меня.
   -- Но вы рискуете простудиться.
   -- Нѣтъ, нѣтъ!..-- упорствовала она, жадно вперивъ глаза въ темноту.
   -- Но глядите, глядите! Опять огонь среди лѣса,-- сказала графиня.
   -- Наши! наши ѣдутъ!..-- закричала Настя, хлопая въ ладоши.
   -- Ѣдутъ! Ѣдуть!-- крикнули всѣ дамы.
   Между тѣмъ, огонь становился все ярче и ярче, и, наконецъ, при свѣтѣ горѣвшихъ факеловъ отчетливо можно было разглядѣть, какъ развѣвался бѣлый флагъ.
   -- Живъ! Везутъ! Бѣлый флагъ!--крикнули опять всѣ разомъ.
   -- Боже! спаси его!--прошептала Надежда Алексѣевна.
   Дальше ея нервы не выдержали: она упала въ обморокъ на руки Прасковьи Ивановны.
   Настя въ одинъ мигъ сбѣжала съ каланчи и черезъ нѣсколько минуть вернулась съ двумя казаками, которыя бережно подняли на руки Надежду Алексѣевну и унесли ее въ домъ. Всѣ пошли за нею.
   Тамъ, положивъ ее на диванъ въ гостиной, всѣ принялись ухаживать за ней и приводить въ чувство.
   Черезъ четверть часа раздался выстрѣлъ изъ крѣпостной пушки. Это былъ сигналъ, что отрядъ подъѣзжаетъ къ воротамъ.
   -- Слышите, дорогая Надежда Алексѣевна? Очнитесь! Скоро вы увидите Васю,--говорила Настя.
   Надежда Алексѣевна пришла въ себя и сидѣла, блѣдная, какъ мраморъ, съ сухими, воспаленными глазами.
   Снова раздался пушечный выстрѣлъ, ворота отворились настежь, и при громкихъ крикахъ "ура" отрядъ въѣхалъ въ крѣпость.
   Впереди всѣхъ ѣхалъ Рюминъ, за нимъ Улановъ, докторъ, а затѣмъ фура, изъ которой выглядывалъ Вася, уже вполнѣ пришедшій въ себя и дрожащій отъ все возраставшаго нетерпѣнія и волненія въ виду приближенія минуты встрѣчи съ матерью. Около него сидѣла Кира, а на козлахъ Алекъ, съ удивленіемъ оглядывавшійся кругомъ.
   Всѣ офицеры спѣшились.
   Графъ обнялъ подошедшаго къ нему Рюмина, который началъ было рапортовать ему, но графъ перебилъ его-
   -- Завтра, другъ мой, завтра докончите! Скажите только одно: много потеряли?
   -- Ни одного. Только раненъ въ руку Кулаковъ да казакъ Мироновъ. Мы же привели четырнадцать человѣкъ плѣнныхъ.
   -- А ребенокъ? живъ, невредимъ?
   -- Живъ, но страшно похудѣлъ,-- отвѣтилъ Рюминъ и затѣмъ прибавилъ:-- Господь обрадовалъ насъ и вмѣсто одного нашего мальчугана помогъ намъ вернуть и давно пропавшую Ольгу Ѳедоровну.
   -- Вотъ неожиданность, вотъ радость! Да и какъ же вы измѣнились! только глаза остались все тѣ же, прекрасные, черные...-- говорилъ графъ ласковымъ голосомъ. подходя къ Ольгѣ и цѣлуя ея руку.
   -- Некрасна была жизнь моя, графъ!-- отвѣчала Ольга.
   -- Вѣрю, вѣрю!
   Графъ поцѣловалъ Васю, благодарилъ офицеровъ и пожималъ имъ руки.
   Между тѣмъ, отрядъ медленно въѣзжалъ въ ворота. Пригнали много скота, привели плѣнныхъ. Комендантъ тутъ же отдалъ распоряженіе по случаю такого счастливаго дня отпустить всѣхъ ихъ завтра же домой.
   Графу представили Алека и сказали, какую онъ игралъ роль въ судьбѣ Васи. Графъ потрепалъ его по плечу.
   -- Ты будешь у насъ дорогимъ гостемъ. Если же захочешь остаться совсѣмъ, то мы устроимъ тебя и современемъ ты сдѣлаешься храбрымъ офицеромъ.
   Всю рѣчь графа перевели Алеку, который, прижавъ къ груди руки, кланялся.
   -- Я -- кунакъ Ивася и хочу быть съ нимъ всегда. Въ аулъ не пойду...-- сказалъ Алекъ.
   -- Прекрасно! Радъ видѣть такихъ удальцовъ у себя. Теперь ѣдемте всѣ къ Надеждѣ Алексѣевнѣ...
   Спустя нѣсколько минутъ графъ и всѣ офицеры собрались въ домѣ Ивана Даниловича, гдѣ ожидалъ ихъ сытный ужинъ и въ изобиліи вино.
   Надежда Алексѣевна со слезами радости прижимала къ груди своей маленькаго Васю, осыпая его поцѣлуями и называя самыми нѣжными именами. Узнавъ, что сдѣлалъ для Васи Алекъ, она ласкала и его.
   -- Онъ -- брать мой, другъ мой,-- говорить Вася, указывая на Алека.
   Прасковья Ивановна поперемѣнно бросалась обнимать то Васю, то Киру.
   -- За здоровье возвратившихся плѣнниковъ!-- крикнулъ докторъ, поднимая бокалъ.-- Ура!..
   Всѣ дружно подхватили. За первымъ тостомъ провозгласили другой, третій. Всѣ чокались и кричали "ура".
   Стоявшая подъ окномъ толпа любопытныхъ подхватывала, и долго и громко разносилось "ура".
   Спустя часа два, всѣ, усталые, но радостные, разошлись по домамъ.
   -- Это счастливѣйшій день моей жизни въ крѣпости Анапѣ,-- сказалъ графъ своей женѣ, когда они возвращались домой отъ Ивана Даниловича.
   Прошло два мѣсяца послѣ возвращенія домой двухъ плѣнниковъ -- Васи и Ольги. Въ маленькой полковой церкви по случаю предстоящаго необыкновеннаго торжества былъ произведенъ большой ремонтъ. Когда церковь была готова, были совершены одна за другой двѣ свадьбы: Павла Николаевича Рюмина съ Настей и доктора съ Ольгой.
   Надежда Алексѣевна изъ боязни за сына рѣшила уѣхать изъ крѣпости и навсегда поселиться въ Петербургѣ. Вася съ грустью уѣзжалъ изъ Анапы, гдѣ онъ со всѣми такъ сдружился и гдѣ видѣлъ такую любовь къ себѣ.
   Алекъ былъ неразлученъ съ Васей: слалъ съ нимъ въ одной комнатѣ и учился съ нимъ вмѣстѣ, обнаруживая большія способности.
   Спустя нѣсколько лѣтъ, во время Высочайшаго парада на Царицыномъ лугу, два молодыхъ, красивыхъ офицера особенно выдѣлились на джигитовкѣ и получили высшія призы: это были Вася и Алекъ.
   Гриша по слабости здоровья не пошелъ въ военную службу. Онъ сохранилъ свою доброту, свои искренній и прямой характеръ.
   Окончивъ курсъ ученья, онъ получилъ хорошее мѣсто въ Тифлисѣ и каждый годъ проводилъ нѣсколько недѣль съ родителями въ Анапѣ.

КОНЕЦЪ.

   
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru