Замятин Евгений Иванович
Г. Д. Уэллс

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Вступительная статья к роману Г. Уэллса "Машина времени", 1920

  

Е. И. Замятин

  

Г. Д. Уэллс
<Вступительная статья к роману Г. Уэллса "Машина времени", 1920>

  
   Замятин Е. И. Собрание сочинений: В 5 т. Т. 4. Беседы еретика
   М., "Дмитрий Сечин", "Республика", 2010.
  
   Все наше удивительное время можно целиком заключить в одно слово: аэроплан. Все способы передвижения на земле -- использованы человеком до конца: и вот человечество -- отделилось от земли. Отделилось от всего старого, застоявшегося, привычного, окаменелого в течение веков -- отделилось -- и с замиранием сердца поднялось в воздух. Все человечество -- на аэроплане над землей. С головокружительной высоты человечеству видны сразу необъятные дали, одним взглядом охватываются целые города, целые страны... С головокружительной высоты отдельные люди кажутся букашками; здания, которые с земли, снизу, представлялись огромными, -- отсюда, сверху, виднеются, как маленькие коробочки. С несущегося аэроплана -- все в новом, необычном виде: как будто самые глаза стали новыми. Все быстрее и все дальше от земли несется аэроплан человечества -- кто знает куда? Может быть, аэроплан пристанет в новых, неведомых странах; может быть, аэроплан опустится на ту же самую нашу старую, прокопченную землю; может быть, аэроплан, управляемый сумасшедшим авиатором, рухнет вниз, оземь -- и вдребезги. Но пока -- мы мчимся: скрываются из глаз страны, королевства, короли, законы, веры...
   Отличительная черта английского писателя Герберта Уэллса -- тот же самый фантастический полет над землей, та же самая аэропланность, которая характеризует наши дни, -- или, может быть, это не дни, а века? Недаром же Уэллс так любит описывать полеты на аэропланах, сражения в воздухе, путешествие на несущейся "машине времени".
   Человек слишком быстро привыкает ко всему: мы уже привыкли к аэропланам. Но те, кто помнят первые неуклюжие подъемы аэропланов в воздухе, -- помнят и то впечатление настоящего чуда, которое являлось у зрителей, помнят восторженный рев и бег толпы. Аэроплан -- конечно, чудо, но чудо, питающееся бензином, -- чудо -- с научно, математически точно рассчитанными частями.
   Эту же самую особенность, свойственную чуду аэроплана, -- мы находим во всех чудесах, во всех сказочных фантазиях Уэллса. Он пишет иной раз о самых как будто невероятных, нелепых вещах: о путешествии на Луну (роман "Первые люди на Луне"), о войне с обитателями планеты Марс (роман "Борьба миров"), о человеческой жизни через 800 000 лет (роман "Машина времени"), о человеке-невидимке (роман "Невидимка"), о великанах (роман "Пища богов"). Но в этих как будто "сказках" -- всякие чудеса творятся не так, как в русских сказках -- "по щучьему велению": все чудеса здесь питаются бензином, все чудеса -- научно обоснованы, все чудеса -- построены на строго логических основаниях. Оттого фантастические романы Уэллса так увлекательны. Уэллс вводит читателя в атмосферу чуда, сказки -- очень постепенно, осторожно, с одной логической ступеньки на другую. Переходы со ступеньки на ступеньку -- совсем незаметны; читатель, ничего не подозревая, доверчиво переступает, поднимается все выше... И вдруг -- оглянется вниз, ахнет -- а уж поздно: уж поверил в то, что по заглавию казалось совершенно невозможной, нелепой вещью: в путешествие на Луну, в великанов, в невидимку...
   Ну вот, например, в "Невидимке": такая с виду нелепая и сказочная вещь, как человек-невидимка. Но Уэллс строит эту сказку на основе действительно существующего, научного закона о способности световых лучей проходить через различные вещества, о способности предметов поглощать или отражать световые лучи. Кусок стекла -- прозрачен, кусок стекла в воде -- совершенно невидим. Но если истолочь стекло в порошок -- порошок будет белого цвета, порошок будет видим очень хорошо. Стало быть -- одно и то же вещество может быть, в зависимости от состояния его поверхности, и видимым, и невидимым. Правда, человек -- живое вещество. Но что ж из этого? В морях живут морские звезды и некоторые морские личинки -- совершенно прозрачные. Стало быть, и человек... И читателю думается: "А что ж, ведь, пожалуй, и в самом деле..."
   И так у Уэллса -- везде: в романе "Остров доктора Моро" -- ученый хирург искусными операциями превращает обезьян в людей; в основу романа "Первые люди на Луне" -- положено изобретение "кэйворита", вещества, уничтожающего силу земного притяжения; сказка о гигантских людях, животных, растениях (роман "Пища богов") -- построена на научном открытии особенно действующей на организм пищи. Все сказки Уэллса -- это сказки ученого с необузданной фантазией; все фантазии Уэллса -- фантазии химические, математические, механические; все фантазии Уэллса -- может быть, вовсе не фантазии.
   Как, правда, в наше время -- время самых невероятных научных чудес -- сказать: то или это невозможно? Ведь можем же мы теперь с помощью рентгеновских лучей видеть сквозь непрозрачные тела: далеко ли это от человека-невидимки? Можем же мы летать по воздуху: далеко ли это от ковра-самолета и от уэллсовского "кэйворита"? Можем же мы по радиотелеграфу переговариваться через тысячи верст? Разве двадцать пять лет назад все это не казалось бы нелепостью и сказкой еще большей, чем фантазии Уэллса? И может быть, еще через двадцать пять лет, через пятьдесят лет -- мы так же спокойно будем смотреть на людей-невидимок и на машину, отправляющуюся на Луну, как спокойно смотрим теперь на витающий чуть заметной точкой в небе аэроплан...
   С огромной, аэропланной высоты, на которую взлетает мысль Уэллса, -- видно далеко не только назад, но и вперед. Не оттого ли в фантазиях Уэллса так много предвидения, так много положительно пророческого? Еще в 1906 году, когда был написан роман "В дни кометы", Уэллс предвидел возникновение всемирной войны и вслед за ней -- грандиозный социальный переворот, положивший конец войнам на земле. В 1908 году, когда об аэропланах еще только мечтали, Уэллс уже написал роман "Война в воздухе": нам теперь знакомые картины воздушных боев, немецких налетов на вражеские города, картины потрясающе быстрого падения старой цивилизации. Вот послушайте несколько отрывков из этого романа:
   "Европейский мир не испытал медленного упадка, как древние цивилизации, которые постепенно угасали и распадались; европейская цивилизация была снесена в один миг. Она совершенно распалась в промежуток пяти лет...
   От великих наций и империй остались только названия: повсюду были развалины, валялись мертвые, непогребенные тела, а те, кто пережил все эти ужасы, -- были охвачены смертельной апатией. В одном месте -- организовывались комитеты безопасности, в другом -- бродили грабители и партизанские шайки, господствовавшие на голодных территориях...
   ...Деньги -- исчезли чрезвычайно быстро: их запрятали в погребах, ямах, стенах домов, во всевозможных тайниках. Остались одни только обесцененные бумажки. Кредитная система, эта живая крепость научной цивилизации, зашаталась и рухнула на головы тех миллионов людей, которых она связывала раньше посредством экономических отношений".
   Но вот, наконец, в умах людей -- совершился переворот (роман "В дни кометы"), который уже отчасти происходит теперь на наших глазах, -- и, может быть, произойдет еще в большем масштабе. В одно прекрасное время, вместо того чтобы начать бой -- солдаты говорят: "Император... Да что за нелепость? Ведь мы -- люди, культурные люди. Пусть-ка поищут кого-нибудь другого для таких убийств". И ружья перестали стрелять...
   Так может писать или человек, переживший наши ужасные, удивительные дни, или пророк...
   Уже приведенных отрывков достаточно, чтобы понять, как Уэллс относится к старой, построенной на броненосцах и пушках, европейской цивилизации. Авиатору самый страшный враг -- земля: и для Уэллса нет врага, ненавистней старой, обросшей густым мхом предрассудков земли; нет врага ненавистней старой такой с виду приличной и благополучной, европейской цивилизации. Тут глаза Уэллса смотрят рентгеновскими лучами -- и сквозь приличную и благополучную внешность старого общественного строя -- видят его уродливый, искривленный, источенный неизлечимой болезнью скелет. Старый мир, с его военщиной, неравенством, ожесточенной борьбой классов, национальной и расовой враждой -- болен неизлечимо и обречен на гибель, если не произойдет какого-то глубочайшего переворота. Таково глубокое убеждение Уэллса -- и красным цветом этого убеждения окрашено почти все написанное Уэллсом.
   Вот -- путешествие на Луну: как будто уж чего дальше от земли и ото всего, что творится на земле. Но и там фантазия Уэллса находит все те же наши, земные, общественные болезни. То же самое разделение на классы, господствующие и подчиненные: но рабочие уже превратились здесь в каких-то горбатых пауков; на безработное время их просто усыпляют и складывают в лунных пещерах, как дрова, пока опять не понадобятся. В романе "Спящий пробуждается" -- человек проспал двести лет, проснулся -- и что же? Непомерно разросшиеся могущество и власть капитала; непомерно усилившаяся эксплуатация рабочих; с оружием в руках -- рабочие восстают против капитала... В романе "Машина времени" -- рабочие загнаны в подземные пещеры, и классовая ненависть к обитателям верхнего, праздного мира вылилась в звериные, людоедские формы. Почти во всех своих фантастических романах Уэллс берет за исходную точку старый европейский общественный строй и только подчеркивает, только сгущает краски: в уродливых, часто отталкивающих образах жестокого зеркала уэллсовской фантазии -- мы узнаем себя, наше время, нашу старую европейскую цивилизацию.
   Иногда Уэллсу случается причалить свой аэроплан на землю -- и от фантастики обратиться к быту. Тогда Уэллс чаще всего бродит в бедных кварталах города, среди мелких приказчиков, работниц, рабочих. Собирает голод, нужду, обиды -- и переносит их на страницы своих романов ("Киппс", "Тоно-Бэнгэ", "Колесо фортуны"). Заглянет Уэллс в богатый дом -- непременно вытащит кого-нибудь из его беспечных обитателей на улицу, поведет в подвалы, на фабрики и покажет такое, что от беспечности не останется и следа ("Жена сэра Айсэка Хармана"). И везде, всюду, всякой своей строкой Уэллс кричит: "Оглянитесь! Опомнитесь! Как мы живем? Так ли нужно?"
   Читатель, вероятно, уже услышал то слово, которого мы еще не сказали: Уэллс -- социалист. Не нужно этого понимать в смысле какой-нибудь партийной принадлежности Уэллса: наклеить художнику партийный ярлык так же невозможно, как выучить птицу петь по нотам, а если бы это и удалось -- то выйдет не соловей, а скворец -- не больше. Сам о себе Уэллс говорит: "Я всегда был социалистом, еще со времен студенчества, но социалистом не по Марксу..." "Для меня социализм --не есть политическая стратегия или борьба классов: я вижу в нем план переустройства человеческой жизни, с целью замены беспорядка -- порядком..."
   Во всяком случае, Уэллс -- социалист, социалист убежденный. И если хоть бегло ознакомиться с его биографией -- станет ясно, что иначе и быть не может: Уэллс сам прошел тяжелую трудовую жизнь -- а это не забывается.
   С тринадцати лет Уэллс служил мальчиком в магазине, потом -- приказчиком. Все свободное от работы время -- сидел над книгами, учился, учился. Бросил магазин, стал кое-как перебиваться уроками и одновременно изучал естественные науки в Лондонском университете. Кончил университет -- был учителем: но умеющему летать -- разве ужиться в клетке четырех школьных стен? Уэллс начал писать. Первая же его большая вещь -- "Машина времени" -- сделала ему имя. Теперь Уэллсу 53 года. Известность его все растет. Уэллса знают и любят уже не только в Англии. Вот и мы здесь, в далекой России, читаем Уэллса и находим в нем свое, близкое.
   Это близкое, огненное дыхание революции, опаляющее теперь Россию, -- может быть, чтобы возродить ее, может быть, чтобы сжечь. Это близкое -- стремительный лет гигантского аэроплана, на котором мы несемся от старой земли в неведомое. Будем надеяться, что аэроплан наш пристанет в стране, где ненависть человека к человеку, войны и казни -- будут так же непонятны и отвратительны, как нам непонятно и отвратительно людоедство, где люди будут равны и свободны по-настоящему, где люди поймут, что они -- братья, что они -- люди...
  
   1919
  

КОММЕНТАРИИ

  
   Вступительная статья к роману Г. Уэллса "Машина времени". Впервые: Уэллс, Г. Дж. Машина времени. Пб., 1920. Печатается по: Сочинения. Т. 4. С. 467--472.
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru