Зайцев Борис Константинович
Из переписки с архиепископом Иоанном

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:

Из переписки с архиепископом Иоанном

   25/XII 1946

Дорогая Вера Алексеевна,

   Спасибо Вам и Б. К. за приветы Ваши. Хоть и живу за тридевять земель, как-то совсем не ощущаю расстояний; а так, как будто все мы на пятачке одном. И, хотя давно не видались мы, но и этого как-то не существует также ("давности"). Видно клеточку земную мы преодолеваем -- по всем направлениям из нее просовываемся, в ожидании и полного освобождения, которое придет (не замедлит). Я рад, что смог Вам послужить -- мыслию, -- "во вне клеточки" направленной; -- хорошо все туда глядеть, в этом и вся соль жизни.
   Удивительно, до чего здешние души похожи на... европейские, и на все вообще; а то так подумаешь, что "тридевять земель", это что-то особое. Но нет. Все один круг. Много, много дела для сеющих и жнущих... Пишу Вам из раеобразного местечка: Сайта Барбара (2 с половиной часа к северу от Лос-Анжелеса), -- эти дни тут окормляю малую группку православных. Маленькую часовню сделали из гаража... Хорошие души. А совсем недавно пришлось пересечь континент, -- был на Церк. Соборе в Кливеленде, потом в Нью-Йорке, а обратно вернулся через Вашингтон и Новый Орлеан (где на старом французском наречии говорят)... Как скромен "Белый Дом" Вашингтонский, -- очень мне понравилась эта скромность.
   Борису Константиновичу понравилась бы долины реки Миссисипи и Мексиканская пустыня, чрез которую я и вернулся в Калифорнию. Как-то едешь и не веришь глазам своим, что никто тут не живет, средь этих волнистых гор и чистых просторов, мягким светом озаренных... Глаз, хоть не верит, но отдыхает и удивляется очень, -- привык, бедный, все к жилищам человеческим, к мельканию внешней, не сущностно воспринимаемой человеческой жизни. Но тут ему покой... И удивлялся я еще, как вдруг вырастает в пустыне город, -- и оттого что люди, только, потрудились, стали тут качать из глубины воду, -- и все расцвело. Слишком явственное указание, куда направлять "кипящую энергию", канализирующуюся к войнам и революциям... Пустыня, -- вот выход для всех народов, -- и сколько ее еще в мире! А Европа страдает от недостатка пространства... Вся плодороднейшая Калифорния, на юге целый год цветущая, -- все это -- пустыня, возделанная трудами человека.
   Будьте здравы, крепки, -- помогите Жуковскому сказать свое бодрое и мягкое слово людям нашего времени.
   Призывающий на Вас, на Б. К. и на тех, чьи имена Вы мне послали,
   Милостивое Божье Благословение

С любовью о Христе
архим<андрит> Иоанн

* * *

   10.1.52
   С Праздником Рождества Христова, с Новым годом, дорогой Владыко!
   Очень тронут был Вашим письмом-приветствием, столь своеобразным и глубоким. Сердечно благодарю.
   На ближайших днях высылаю Вам из ИМКи "Жуковского" -- "Богу содействующу", и дойдет.
   Оба мы, я и Вера Алексеевна, пока еще живы и здоровы, оба шлем Вам лучшие пожелания на Новый год и просим Ваших св. молитв. Редко приходится с Вами встречаться, но у меня -- еще со времен Афона, на который Вы меня натолкнули -- сохранился особый оттенок отношения к Вам. Будто невидимая ниточка, а протянута, соединяет.
   А с Буниными, к сожалению, все оборвалось. Владыко, помолитесь и о них. Они оба старые, больные... на все и всех раздражены. Мы не встречаемся. Но от уцелевших общих знакомых знаю, что И. А. предельно худ, измучен [болезнию и самим собой], Вера тоже. Жизнь их ужасная.
   Господь Вас храни.

Ваш Бор. Зайцев

   P. S. Очень благодарю за "За Церковь".

* * *

   14-го октября, 1954 г. Сан-Франциско
   Дорогой Борис Константинович, Недавно прочел я Вашу книгу о Чехове. Как бережно, заботливо "распутали" Вы его, "реставрировали", воссоздали творение Художника Первого. Добрались до настоящего Чехова. Ничего, кажется, не пропустили, добираясь до его сути, которую он, может, и сам не до конца видел. Ваша книга есть извлечение "драгоценного и ничтожного", по слову Господню, сказанному пророку: "если извлечешь драгоценное из ничтожного, то будешь, как Мои уста"...
   Биография эта, конечно, не только "литературная", а стоит, в сущности, на грани литературы и того, что "сердце сердцу говорит в немом привете". Не все читатели расслышат этот "привет" Ваш, как Чехову, так и читателю его и своему. Но, "привет" Ваш все же коснется многих и заронит в сердца нечто, открывающееся за Чеховым, ради чего мы и живем тут. Это любовь к человеку. А отшелушить в нем все, ради чего не стоит жить и не живем мы тут... Что можно сделать большего в биографии? Тем более -- литературной... Писатель-христианин не может быть празден от именно такой любви. Ее надо возвещать.
   Вам, вероятно, покажется странным один пункт: но мне, как-то кажется, именно в "Архиерее" открылась узость горизонта Чехова. "Архиерей" сделай как-то очень для меня чуждо. Ни одной черточки нет в нем близкой, в строе его переживаний... Это, конечно, не "старец" Толстого, не "Отец Сергий"; но, в чем-то подобен ему. Прямого опыта религиозного не раскрывается в нем. Он весь в плане "психологическом", "душевном". И неудача рассказа в том именно, что хороший человек выведен. Будь он не "положителен", как тип, была бы более оправдана его религиозная безхребетность духовная, безжизненность.
   Как-то сердце мое не спокойно за Бунина... Пред самым моим отлетом в Англию [год назад, когда летел через весь мир], совсем поздно, от Струве, мы с сыном П. Б., доктором, заехали; и -- посидел я последний раз с Иваном Алексеевичем, не то 1/2 часа, не то час. Он смог пройти в столовую, расположился за столом, и поговорили, не исключая темы и о том мире... Как-то захотелось ему с Мережковским заполемизировать, что, мол, чудак, думал что "с Лермонтовым" встретится там!.. Я все же сказал ему, что та жизнь несравненно реальнее этой. Уходя, крепко обнял его и благословил. Он с полным благоговением это принял и остался сидеть сгорбленный, такой несчастный с виду, словно загнанная мышка в самом последнем уголку подполья своего... И Чеховым, как раз, был занят, когда пришла минута переходить...
   Ведь тайна в том, что количества талантов мы не знаем, -- ни в себе, ни в других; и оттого никто, ни про себя, ни про другого, не знает, сколько "дано", сколько "отдано" Богу, Кто дал... Талант же главный, разумеется не физический и не душевный [не искусство], но духовный, -- талант духовных возможностей и сил... Это проблема неразрешаемая на земле. И оттого нельзя [не то, что не позволяется, но нельзя, по самоочевидности] судить другого: нет ни у кого меры, с которой можно сравнивать данный уровень человека. Но, есть и бывает какой-то "вздох несвершенного", который вьется за человеком. Вздох с непросветленности и непримиренности. О, если бы душа воспрянула, хотя бы в последний миг...

* * *

   Великий Понедельник 11 апр. 1960
   Дорогой Борис Константинович Спасибо за строчки Ваши, столь ценные мне. Рад сведению, что В. А. крепче. Это ведь любовь Ваша и крепость духа, веры. Этим она выживала и живет, в этом мире... И Вы сами от этого имеете новую силу... Это, как Евангелие Светлой Ночи: "благодать во благодати". Господь любит светло любящих.
   В. Смоленскому, прекрасному поэту, имел возможность выслать (чрез одно лицо -- с Дарю) 20 долларов. А здесь прилагаемой бумажкой прошу Вас порадовать чем-либо "пасхальным" Веру А. Буду Вам признателен за исполнение этого моего желания.
   Как хорошо Вы написали об о. Киприане. Я помню его еще в Лицейском Саду, -- он на 4 года был старше меня. Потом, по дороге на Афон (на постриг), встретился с ним в Сербии в 1926 и свершил паломничество во фрушкогорские монастыри. Монашество он вскоре принял, после меня. И был у нас с ним один и тот же духовник, несколько лет спустя в Югославии, -- батюшка о. Алексей Нелюбов (туляк), духовник женского хоповского -- б. Леснинского -- монастыря. -- Но позже, уже в Зап. Европе, как-то не наладился с ним братский контакт (как хотелось мне). -- И здесь что-то было иррациональное, во что я не хотел вникать, а только жалко... А теперь, опять, все уже перешло в иное. Мы еще -- на ниточке -- тут; он -- там уже. Вы хорошим словом его проводили.
   Обнимаю Вас, дорогой Борис Константинович, и призываю на Вас и близких Ваших Милость Божью.
   Если приведется быть в Париже больше чем на день-два, надеюсь повидать вас обоих.
   А разбить надвое стихи в "Р. М." было, может быть, лучше (до меня еще не дошли эти NoNo).
   P. S. Очень интересное явление: стали доходить до меня письма с разных концов России от... слушателей... (Перестали, оказывается, глушить там "Г. А."). Задают всяческие вопросы... Кое-кто м. б. и по заказу. Но -- сколь расширилась "аудитория". Через 40 лет странствий, вхожу в "Землю Обетованную", в образ Царствия Божия, -- словом о Христовой Православной вере -- родному народу. Вот милость Божья, -- за которую ничем нельзя воздать...

* * *

   2 июля, 1962 г.
   Дорогой Владыко, вот произведение левой руки моей бедной Веры! -- Ее лечат сейчас по-грубому ["reeducation"], результаты есть, если Богу угодно будет, последние ее и мои годы будут озарены. -- Спасибо Вам великое за все -- главное, за доброту и участие -- мы чувствуем это на огромном расстоянии.
   Лозинский у меня есть. Он -- лишнее подтверждение того, что терцинами переводить почти невозможно. При всем его мастерстве, ему приходится прибегать к ужасным насилиям над русским языком -- и это иначе быть не может. [Знаменитый перевод Мина, над которым он работал 25 лет, по-русски читать труднее, чем по-итальянски]. Вообще же, конечно, всякий перс-вод, мой в том числе -- бледный снимок с оригинала. И чем оригинал выше, поэтически, тем перевести труднее. [Стихов Пушкина иностранцы не знают, и если читали, находят посредственными]. А вот Бердяев выходит отлично на всех языках.
   Просим Ваших св. молитв, любим и ждем в Париже.

Ваш Бор. Зайцев

* * *

   9.2.1963
   Дорогой Борис Константинович, -- приветствую Вас и Веру Алексеевну! Получил Ваше письмо. Какая хорошая мысль -- издать "свято-русскую" серию Вашу. Если хотите, чтобы я над этим вопросом подумал, я постараюсь обдумать его, и м. б. найдутся какие-либо "координаты" здесь... Вполне понимаю Ваше отношение к "Humanities Fund". Если что можно будет по другим линиям сделать, я Вам сообщу (не знаю только, связаны ли Вы "правами" с ИМКА-Пресс, на какую-либо из этих книг, -- думаю, что тут не будет осложнений...).
   Очень интересно, какова была Ваша встреча с Паустовским и о чем говорили Вы и был ли тут какой-либо человеческий контакт (не говорю -- с Вашей стороны, тут сомнений нет, а -- с его).
   Е. по-видимому с какой-то стороны (либо с поэтической, либо с религиозно-философской, м. б. комбинацией сего) был затронут книжечкой "Странника", т. к. читал наизусть оттуда стихи (напр. стр. 62)... Я не думаю, что он "коммунист". Он ловко себя там "камуфлирует" в защитный цвет -- "полосами", как парашютист -- и действительно духовно там является некиим парашютистом, "прыгает" -- с абстрактного коммунистического неба на простую русскую землю... Некий освобожденный гуманизм в нем есть. Эта черта выступает и у других. Любопытно, что тему восьмистишия "Тайнодействия" (стр. 23 "Странствий") он взял темой всей своей книги: "Взмах руки" (1962) и ее первого стихотворения (написанного в том же году, в начале которого вышли "Странствия")... Я получил с приветствием авторским очень лирическую книгу стихов Л. О. Тоже тут преломляется гуманизм (коим преодолевается, думаю, тема "коммунизма" у многих)...
   Трогательна все же эта "мистика" -- "с чернилами пузырьков" -- (как и романтика "поездов" у других там поэтов)... Я думаю все же, что накапливается под ледяной коркой какое-то подснежное царство, коим живут люди... И во все это, право, можно вкладывать то, что в форме церковной и богооткровенной еще недосягаемо...
   С любовью призываю на Вас, Веру Алексеевну и милую дочь Вашу, утешающую Вас Божие благословение и укрепление С любовью, Ваш Арх<епископ> Иоанн
   То, что хотелось бы Вере Алексеевне, прошу приобрести на прилагаемую бумажку цветную. Надеюсь, у Вас препятствий не будет ее реализовать.
   Что надо еще издать и сейчас помышляю о сем: еще не изданную поэму Максим<илиана> Волошина: "Святой Серафим" (напис<ана> им в 1919 г.) Я думал, что она сгорела у меня в Берлине, но нашлась там ее копия и мне прислали... Ценная поэма, -- фактически житие преп. Серафима в волошинских (полу-белых) стихах... Хочу и в Россию об этом передать...

* * *

   б марта, 1963 г.
   Глубокоуважаемый и дорогой Владыко, задумал я одно литературное предприятие, хочу обратиться к Вам за помощью или советом. Есть у меня книжечки "Преп<одобный> Сергий Радонежский", "Афон" [Вами вдохновленный] и "Валаам". Все это давно разошлось. Достать нигде ничего нельзя. Идейка такая: соединить все вместе, получится книга страниц в 300. Ее можно было бы назвать "Святая Русь", или что-нибудь в этом роде.
   Тут Вы начинаете уже понимать, куда все это клонится. Конечно, к тому, чтобы поднять издание материально.
   Мысль об этом давно во мне сидит, да все как-то не решался переходить к "действию". Но времени уж остается мало [мне 82 года], а ведь это направлено к прославлению духовной Руси, ныне на Родине заушенной. Кто знает, может быть, со временем книга попала бы и туда, и там кто-нибудь соприкоснулся бы. с удивительным и высоким [а то и высочайшим], что было на земле нашей. "Толцыте и отверзится". Вот и пробую постучать. -- Нельзя ли подтолкнуть какое-нибудь американское сообщество -- православное или протестантское -- на некий меценатский жест? -- С Dante я тоже долго колебался, наконец, меня поддержал Humanities Fund, но второй раз обращаться туда неудобно ([тем более, что они несколько поддерживают меня и вообще -- ведь Вы понимаете, дорогой Владыко, что заработком в "Русской Мысли" не проживешь и неделю].
   Буду очень, очень признателен, если в той или другой форме окажете содействие.
   Вера, приблизительно, в том же виде. Держит нас обоюдная любовь и милость Божия. Ваше посещение для нас незабываемо. Был у меня Паустовский. Хороший человек, но совсем из другого теста, чем Вы. А Евтушенко меня удивил: он сказал английскому Оболенскому, что очень ценит Ваши стихи. Я тоже ценю, но я не коммунист и не атеист. А ему как будто и не полагалось бы. Если это не кокетство с его стороны, то тем лучше. Он талантливый человек, но на опасном пути. -- Зинаида Алекс, поместила обо мне изящную статью в "Revue des deux mondes" -- дай Бог ей здоровья.
   Оба мы шлем Вам лучшие пожелания. Помяните нас в Ваших св. молитвах.

С любовию Борис Зайцев

* * *

   19 июля, 1965 г.
   Дорогой, глубокоуважаемый Владыко, очень рад был получить от Вас светлую, как всегда, весть -- Вы и раньше являлись в дом наш светлым лучем [незабываемым], теперь явились в дом осиротелый, но любовь к Вам в нем осталась прежняя. [Ваших молитв и благословений ни Вера покойная, ни я, никогда не забываем].
   Несколько слов о ее земном конце: в четверг на Страстной, когда ей было уже плохо, но сознание еще не покинуло, я читал ей и Наташе Двенадцать Евангелий. К концу она устала, дослушала уже в полузабытьи. Но, когда я подошел к ней, на лице ее было блаженное выражение. Потом наступило беспамятство. Оно продолжалось всю пятницу и субботу.
   Но представьте, на Первый День, 25 апреля, она проснулась, совсем почти как раньше, с улыбкой и нежностию ко мне и Наташеньке. В этот день к нам зашел давний друг наш итальянский, римский проф. Легатто, который всегда очень к ней хорошо относился -- она к нему тоже. Он ее обнял, поцеловал, сказал по-русски: "Христос Воскресе!", она ответила совершенно явственно: "Воистину Воскресе". Весь день был веселый и радостный. Я пел ей "Христос Воскресе из мертвых..." и т. п. Это был последний день. С понедельника опять беспамятство. В четверг некий просвет, улыбнулась, прошептала мне "папа", Наташеньке "мама" [она так нас называла в болезни],-- и опять прежнее. Ничего не ела, ничего не пила. Вливали питательную жидкость goutte а goutte, часами, но ничего нельзя было сделать. Почки совсем перестали действовать. 11-го мая в 4 ч. утра, не приходя в сознание, скончалась. Отпевание было на Dam, очень торжественное, море цветов, хор, полный храм. Погребение на St. Genevieve des Bois.
   О Вашей болезни узнал, но довольно поздно, душой и сердцем с Вами, рад весьма, что Вы крепнете и вскоре, наверно, начнете свою благовестническую деятельность.
   Низко кланяюсь Вам, люблю и посылаю всяческие благопожелания.

Ваш Борис Зайцев

   P. S. Простой бандеролью посылаю Вам новую книгу свою "Далекое".

* * *

   1 сентября, 1965 г.
   Глубокоуважаемый, дорогой Владыко, надеюсь, Вы уже поправились, отошли от Вас докучные дела болезни. Дай Вам Бог сил.
   Сердечно благодарю за письмо о Вере. Ваши посещения во время ее болезни и Ваше действие на нее и на меня незабываемы. Кланяюсь Вам земно за любовь и поддержку.
   Сейчас чувство, что иду к ней. Как это произойдет, не знаю и не понимаю так же, как некогда в Калуге, шестнадцатилетним гимназистом, не мог ответить старушке-вдове Крич, у которой жил, на вопрос о покойном муже. ["Вот, Боря, ты умный человек, объясни мне, как я узнаю на том свете моего Жоржа?"]. Жизнь прошла с тех пор, а тайна такая же, но чувствую теперь больше, может быть, потому, что тогда я не был еще прикреплен нитью нерасторжимой ни к кому. [Просто был "Зайчик", первый ученик в классе, сидел на последней парте, откуда удобно было подсказывать].
   "Книгу свидетельств" читаю медленно, по частям. Некоторые главы потрясают ["Плимутские братья"]. Вообще же, книга замечательная, и работа, "трудничество" Ваше замечательно, Владыко -- это не "слова", не зря сказано.
   Дай Вам Бог сил и для дальнейшего благовестия. Всегда благодарный и всегда с любовию Ваш

Борис Зайцев

* * *

   16-е сентября, 1965 г. Сан-Франциско
   Дорогой Борис Константинович, Получил Вашу весточку от начала месяца. Радостную и грустную. И то, и другое -- образы одного благословения, чувства неотмирности в мире этом... Для Вас настал, конечно, самый важный и драгоценный период жизни, не столько -- "без Веры", сколько -- "с Верой -- там"... Вот и Федора Августовича Степуна более всего волновал духовно вопрос личной встречи там (когда беседовали мы с ним, совсем перед его смертью, в феврале этого года, в Штуттгарте). Нам, конечно, трудно земным умом себе представить зерно личности своей и близкого человека; мы видим себя и других лишь в душевно-телесных платьицах, в мякине, в шелухе смертной одетых. А там без этого всё. Представить трудно. Ведь Чистота всесожигающая и есть смерть. Да будет она благословенна для всех уже славно прошедших ее воротами, и для нас... Спасибо Вам, дорогой, за ободрение в моем "трудничестве" словесном, благовествовательном. Большое счастье дано мне: "поить" истиной русских людей [миллионы, ведь, слушают [Речь идет о моих "Воскресных беседах" по Голосу Америки, начатых в 1948 г. (продолжающихся доныне), обращенных к России. (Примеч. автора.)])]. И мой опыт литературный "светский" [от юности идущий] помогает мне сейчас в этих простых словах, не условных, а прямых. Господь творит все Свое "из ничего". Помолитесь и Вы за меня. Господь Вам тоже дал молитву. И об общем молитесь. В мире "закручиваются вихри" -- Вы видите: это особенно время тихих молитв, славословия Бога из всех углов земных -- за все, за всех... Если будем в этом мире, надеюсь, повидаемся с Вами в начале следующего года. Предположена конференция церковная в Женеве.
   Может быть, и от милого молодого своего читателя имели Вы какую-либо весть. Та, первая, очень ценна. Обнимаю Вас, дорогой Борис Константинович.

Ваш Архиепископ Иоанн

* * *

   10 мая, 1966 г. Сан-Фр<анциско> Кал<ифорния>
   Дорогого Бориса Константиновича пасхально обнимаю в день его 85-летия! Невероятно торопится время. И верю, что добрых людей торопят ангелы, и быстрота часов и минут переходит у них в интенсивность [во внутреннюю быстроту] добра... И вспоминается, как молодой, вдумчивый пред духовным миром, ветром афонским освеженный, приезжал Зайцев сорокасемилетний в гости к молодому пастырю-иноку в город, с названием столь символическим -- Белая Церковь.
   И вот, чрез всё это быстрое множество лет, которые были для Вас не только служением слову, но и словом Слову, чрез весь Американский Континент и чрез весь Атлантический океан и -- чрез память о незабвенной, доброй рабе Божьей Вере, -- протягиваю я свои руки к Вам, дорогой Борис Константинович, чтобы осенить Вас Честным Животворящим, благословляющим Крестом и -- обнять Вас.

Иоанн,
Архиепископ Сан-Франциский

* * *

   5, Av. des Chalets, Paris (16)
   19 мая, 1966 г.
   Глубокоуважаемый и дорогой Владыко, великое спасибо Вам за письмо-приветствие. На вечере оно было оглашено первым.
   Я тоже очень хорошо помню Югославию, Белую Церковь, худенького иеромонаха одного... Но помню его еще и раньше, молодым поэтом Шаховским, у себя на rue Belloni в Париже -- это уже более 40 лет назад. Тогда будущий архиепископ издавал и редактировал журнал "Благонамеренный" -- и представьте, как раз комплект этого журнала сохранился у меня и доселе [правда, и вышло всего два номера, все же...].
   Но особенно запомнилось раннее утро в Сергиевом Подворье, когда в полутьме осенней только что постриженный юный монах рассказывал мне об Афоне, переломившем его жизнь. Если бы утра этого не было, я никогда бы, наверное, на Афон не попал и в жизни моей не сохранилась бы одна из самых светлых и возвышенных ее страниц. Из дали времен кланяюсь Вам земно за то, что как-то заразили меня тогда этим Афоном, и я, не имея ни копейки денег и не отличаясь, вообще, расторопностью, вдруг проявил энергию и выпросил у "Последних Новостей" аванс в 5000 фр. на поездку. [Мне их не хватило, назад возвращался в трюме какого-то cargo греческого. Вера с Наташей сидели тоже без гроша, но все обошлось благополучно. Значит, была на все это не одна наша воля].
   Последнее время нередко встречаю Зинаиду Алексеевну, от нее знал [да и из "Н. Р. Сл."] о Вашей болезни. Разумеется, был душой с Вами, как и теперь [теперь считаю Вас уже здоровым].
   Господь Вас храни на долгие еще годы -- трудника высокого назначения, так нужного и здесь и на Родине, так подымающего всех нас своим неумолчным словом и делом.
   С давнею и всегдашнею любовию

Борис Зайцев

* * *

   5, Av. des Chalets, Paris (16)
   20 июня, 1967 г.
   Дорогой и глубокоуважаемый Владыко, сердечно благодарю за письмо, за передачу в Россию. Как ни странно, у меня самого некая связь с Россией растет: не только приходят книги писателей молодых оттуда с дружественно-почтительными надписями, но вот только что получил весть, что выходит мой перевод [и покойной Веры] книги "Ватек", английского писателя Бекфорда, превосходно писавшего по-французски. Небольшая книжка, фантастич. арабская [скорее персидская] сказка -- вещь редкостная по красоте мрачной и никак уж к Марксу неподходящая. Вступительная статья П. Муратова -- не знаю, оставят они ее или постараются как-нибудь приспособить "Ватека" этого к своим надобностям. Но трудно! Никаких мостков.
   Вышел этот "Ватек" в Москве у К. Ф. Некрасова в 1913 г. Корректуру я держал в Риме в 1912, 55 лет тому назад. Да, судьбы не угадаешь.
   Вашу передачу и письмо Татьяне Марковне передал ей. Она была очень тронута Вашим вниманием и сказала, что сама Вам напишет и поблагодарит:
   Будьте здоровы, дорогой Владыко, дай Вам Бог долгие годы звонить в свой колокол духовный.
   С любовию и признательностью

Борис Зайцев

* * *

   16 декабря, 1968 г. Дорогой Борис Константинович,
   Сердечно благодарю Вас за подарок -- присылку книги Вашей, -- некоей светлой радугой Вы ее протянули по небу, один конец поставив в Москве прошлого, а другой в Париже настоящего [тоже утекающего в прошлое уже]. В этих проблемах духовных и жизненных Христофорова русского есть уже, Вы показали какой-то "отлет" -- какой-то это полусон-полуявь [все те персонажи предреволюционные московские]. И Вы их, конечно, подняли, немножко, над землей... А далее материя уплотняется и одухотворяется по-новому [по-лучшему]... Надо бы теперь переиздать всю Вашу серию литературных образов, больших образов России. Насколько это лучше многих монографий -- как-то в них Вы, держась за реальную ткань жизни, делаете ее живой и теплой, -- совсем без всякой желчи, без всяких сморщиваний лица, от того, или от другого, а как бы провожая писателя и его творчество и жизнь -- на Суд Божий [в виде ангела-хранителя]. И это "отольется" Вам самому. Какой меркой меришь, и тебя такой будут мерить.
   Многие дурачки-люди этого не понимают! Надо созидать Царство Божие, творить его и в другом человеке, даже -- ушедшем с земли, из того, что он оставил. Творец творит из ничего и дает людям эту власть, как образу Своему, -- из ничего, из пустяков, из мелочей [а что не "мелочь", из нашей внешней жизни?], творить новую ткань жизни, расшифровывать вещи во благо. Это высший этаж творчества. И Вам он доступен. Это следствие веры.
   Обнимаю Вас и ко дню Рождества Христова желаю Вам, рабе Божией Наталии, ее милому мужу и чадам -- мира и радости благословенной.
   С любовью

Архиеп<ископ> Иоанн

Комментарии

   Русский альманах. Париж: изд. 3. Шаховской, Р. Гсрра, Е. Тсриов-ского, 1981. Печ. по этому изд.
   
   Б. К. -- Борис Константинович Зайцев.
   ...помогите Жуковскому сказать свое бодрое и мягкое слово людям нашего времени. -- Слова ободрения Зайцеву, работавшему в это время над романом-биографией о В. А. Жуковском (публикация в "Новом журнале" началась в 1947 г., а книга вышла в 1951 г.).
   ...А с Буниными, к сожалению, все оборвалось. -- См. об этом в предисловии к т. 2 нашего собрания.
   ...от Струве, мы с сыном П. Б., доктором, заехали; и -- посидел я последний раз с Иваном Алексеевичем... -- Из пятерых сыновей П. Б. (Петра Бернгардовича) Струве(1879--1944) -- Глеба(1898--1985), Алексея (1899--1976), Льва (1902--1929), Константина (иеромонаха) и Аркадия о. Иоанн мог навестить И. А. Бунина, предположительно. с Алексеем Петровичем, который многие годы "оставался единственным из всей семьи Струве парижским посредником в ее отношениях с Буниным" (Колеров М. А. Русские писатели и "Русская мысль" // Минувшее. Исторический альманах. Вып. 19. М.; СПб., 1996. С. 242).
   ...что В. А. крепче. -- Речь идет о жене Зайцева Вере Алексеевне.
   B. Смоленскому, прекрасному поэту... -- Владимир Алексеевич Смоленский (1901--1962) -- один из крупных поэтов русского зарубежья. Участник Белого движения в годы гражданской войны в России; эмигрировал в 1920 г.
   Как хорошо Вы написали об о. Киприане. -- Очерк Зайцева "Архимандрит Киприан", вошедший в его мемуарную книгу "Далекое" (см. т. 6 нашего собрания), архиепископ Иоанн прочитал в газете "Русская мысль" 5 марта 1960 г.
   "Р. М." -- еженедельная (с 1968 г.) газета "Русская мысль"; основана в 1947 г. как орган русских секций французской конфедерации дружинников-христиан, В этой газете Зайцев опубликовал около двухсот произведений.
   Перестали, оказывается, глушить там "Г. А." -- "Г. А." -- радиостанция "Голос Америки".
   Лозинский у меня есть. -- Имеется в виду "Божественная Комедия" Данте в переводе Михаила Леонидовича Лозинского (1886--1955).
   ...какова была Ваша встреча с Паустовским... -- О встрече с Константином Георгиевичем Паустовским Зайцев рассказал в некроложной заметке "Паустовский" (с фотографией "К. Г. Паустовский в гостях у Б. К. Зайцева"), опубликованной 25 июля 1968 г. в "Русской мысли". "В 1962 г. он был в Париже, -- вспоминает Зайцев. -- Общие знакомые привезли его ко мне, мы сидели вечером в небольшой моей квартирке, под иконами моей жены мирно беседовали -- и то же впечатление, что от писаний; сдержанный и умный, и глубокий человек. Никаких острых тем не трогали. Да если бы и тронули, вряд ли особая разница оказалась бы во взглядах. Расстались дружественно, обменялись книгами с автографами соответственными. Два года назад дочь моя с мужем, в странствии по России, была у него в Москве, нашла сильно ослабевшим и полубольным. Не знаю, писал ли он уже что-нибудь. Но что заступался за преследуемых молодых писателей, знаю. И это снова располагает к нему. А вот третьего дня вычитал, что он скончался; Если б мог, послал бы в Москву венок на могилу. Мир праху. Мир праху достойного, настоящего писателя".
   Е. по-видимому... был затронут книжечкой "Странника"... -- Е. -- поэт Евгений Александрович Евтушенко. В 1960-1970-е годы Странник (Шаховской) издал семь поэтических сборников, среди них -- "Странствия. Лирический дневник", о котором в письме идет речь.
   ...еще не изданную поэму Максим. Волошина: "Святой Серафим" (написан им в 1919 г.). -- Поэму "Святой Серафим" Максимилиан Александрович Волошин (1877--1932) завершил 1 апреля 1929 г. "во время травли и процессов" (Купченко В. Странствие Максимилиана Волошина. СПб., 1997. С. 452--453).
   ...сказал английскому Оболенскому... -- Дмитрий Дмитриевич Оболенский -- профессор Оксфордского университета.
   Зинаида Алекс. -- Зинаида Алексеевна Шаховская (род 1906) -- поэт, прозаик, критик, журналист. В эмиграции с 1920 г. Сестра архиепископа Иоанна. В 1968--1978 гг. -- главный редактор газеты "Русская мысль". Автор мемуарных книг "Таков мой век" ("Tel est mon siecle". В 4 т. иа фр. яз.) и "Отражения" (с очерком о Зайцеве; Париж, 1975; М., 1991).
   ...зашел давний друг наш итальянский, римский проф. Легатто... -- Этторе Ле Гатто (1890--1983) -- итальянский литературовед-славист, искусствовед, переводчик; автор семитомной "Истории русской литературы" (1927--1945) и двухтомной- "Истории русской современной литературы" (1958), трехтомного труда "Итальянские мастера в России" (1827--1943), мемуаров "Мои встречи с Россией" (с главой о Зайцеве; 1978; русский перевод 1992) м др.
   "Книгу свидетельств" читаю медленно... -- Епископ Иоанн Сан-Францисский (Шаховской). Книга свидетельств. Нью-Йорк, 1965. Главы из "Книги свидетельств" вошли также в его "Избранное" (Петрозаводск: Святой остров, 1992).
   Федор Августович Степун (1884--1965) -- философ, социолог, литературовед, историк, прозаик, критик, общественный деятель; автор двухтомных мемуаров "Бывшее и несбывшееся" (Лондон, 1990).
   "Н. Р. Сл." -- нью-йоркская ежедневная газета "Новое русское слово", издающаяся с 1920 г. (с 1910 до 1920 г. "Русское слово").
   ...мой перевод (и покойной Веры) книги "Батек"... -- "Запретный" с 1922 г. Зайцев неожиданно и для него самого, и для советской литературной общественности был представлен переводом "арабской сказки" Уильяма Бекфорда "Ватек" в томе "Фантастические повести", изданном в академической серии "Литературные памятники" (Л.: Наука, 1967). Тогда же распространилась версия, что причастные к изданию перевода крамольного эмигранта были наказаны. "Виновник" же опубликовал 20 апреля 1968 г. в "Русской мысли" дневниковую заметку "Рго domo sua.Из давнего", в которой вспоминал:
   "Однажды, больше полувека назад, в Москве, зашел ко мне "Патя" -- так звали мы Павла Муратова, друга нашего -- и говорит:
   -- Вот, Боря, замечательная книга "Ватек" Бекфорда. Такой был англичанин, XVIII века, чудак отчасти, фантазер... но какой писатель!.. Посмотри.
   Я взял, прочел. Сказка! Так в подзаголовке указано, а это мрачная фантастическая история, восточная. Глубокого смысла. Погоня необузданного калифа Ватска за всемогуществом при помощи сил дьявольских. Гибель в царстве Эблиса, врага рода человеческого и самого Бога.
   Как написано! Вещь замечательная, что говорить.
   -- Ну, видишь... Хм-м... -- да, вот что: переведи ее на русский, я напишу предисловие, Константин Федорович (Некрасов. -- Т. П.) издаст. Он уже согласился.
   Некрасов дал аванс, подоспели другие авансы, мы закатили с женою в Рим, где зиму 1911-12 гг. и провели.
   В незабываемом этом Риме, незабвенной зимой, получал я уже из Москвы корректуры "Ватека". Жили мы как птицы небесные, ни о чем не думая, ничего впереди не предчувствуя...
   Пути жизни загадочны. Кто мог подумать, что через пятьдесят шесть лет после московского издания... вновь явится этот "Ватек"... не у букиниста набережного, а в Москве пятидесятитысячным тиражом. И как некогда в Рим корректурами, так теперь приплыл самотеком, уже в готовом виде (корректуру в Москве делали, к изданию этому я никак не причастен)".
   ...письмо Татьяне Марковне... -- жене прозаика Марка Александровича Алданова (1889-19S7).
   В этих проблемах духовных и жизненных Христофорова русского... -- Христофоров -- главный герой повести Зайцева "Голубая звезда".

---------------------------------------------------------------------

   Источник текста: Борис Зайцев. Собрание сочинений. Том 7. Святая Русь. -- М: Русская книга, 2000. 525 с.
   
   
   
   
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru