Зайцев Борис Константинович
Знак Креста

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:

Борис Зайцев

Знак Креста

1. Татиана

Московско-русская

   На углу Большой Никитской и Моховой, в старинном невысоком здании, прямо на улицу глядел, под стеклом, с неугасимою лампадой, образ св. Татианы. Все очень скромное и старомодное. Отчасти и странно: почему облик молодой диакониссы, замученной в первохристианские времена в Риме, так вот явился в Россию XVIII века, освятил просвещение ее? Да, будто бы случайно: мать графа Шувалова звали Татьяной. 12 января 1755 года Императрица Елизавета подписала указ Сената об основании Московского Университета -- покровительницей его и оказалась св. Татиана, день ее в темной Скифии праздновали как раз 12-го.
   Разные бывают случаи, и не нам разгадать, просто ли случай, или не просто. Можно только сказать, что Скифия приняла римскую деву, как свою. Университет университетом (разное он давал), но сама дева таинственно отмеченная, вселилась в Россию как в родное свое -- подумать: Рим и Россия! И ничего в Татиане от Рима Истории: все от смирения, тишины.
   Безответных крепостных девушек часто звали в России Татьянами. Простонародно и скромно, Пушкин колебался, считал смелым назвать низким именем, чуть ли не рабским, Татьяну "Онегина". Но вот угадал. Прославил одинокую мечтательницу и жертву, с искаженною жизнью.
   Татиана не для счастья, не для удач жизненных. Могли студенты в Москве веселиться в день св. Татианы, и Москва как-то улыбалась, прощала им в этот день их шумливость и глупости. А день-то ведь мученицы -- но само имя Татьяны приходило не зря к тем младенцам российским, которые были крещены им: как бы обязывало. Точно на всех Татьянах лежал некий отсвет, особенный, но к России и тайной се глубине так шедший: нечто сеть от страдания, жертвы и высокого благородства в самом имени этом. Нигде, как в России не проявилось оно с такой силою. Никаких Татьян нет ни в Риме, ни в Византии. А по нашим просторам разлилось оно -- впитало в себя смиренный цвет девичества нашего, мужество, твердость и неколебимость матерей -- Татьян: могло, конечно, быть иногда по-иному, но как редко! Татьяна прошла по России незамутненная.

Наши дни

   Вот Татиана, просто Татьяна в жизни, явившаяся в мир в конце прошлого века. Девочкой возрастала в глуши Жиздринского уезда, у родителей просвещенных. С детства была набожна. Десяти лет, молясь, видела Деву Марию. Позже училась в Петербурге, вступила в брак, родила сына. Брак оказался неудачен, но не расторгнут, хотя много жили врозь. Сын возрастал. Характером был в отца -- труден, горяч, но благороден. Много душевных сил положила Татьяна на его воспитание -- всю любовь и всю нежность. С мужем не была счастлива. Муж отходил, сын стал всем. С тем и жила, к началу войны основалась невдали от Москвы, в городе средней России. Завела школу, учила детей, отдавалась им вся. Сыну и детям. Сын попал, наконец, в Петербург, юношей вышел, во время войны, из училища в гвардию. В первый день революции назначен был на дежурство в полку. К воротам явилась толпа, он заградил ей дорогу. И тотчас же был заколот.
   Татьяна узнала об этом через несколько дней. Тотчас выехала в Петербург. Нашла тело сына, вовсе нагое, истыканное штыками, замерзшее, в убогом сарайчике при помещении полка. С великим трудом, подвергаясь насмешкам и глумлению, похоронила его. Спокойствие, сила -- в маленькой, худенькой женщине -- не покидали ее. Вернувшись в свой город, сказала: "Значит, так Богу угодно. Могло быть и хуже". И с этого времени еще сильнее отдалась своему делу.
   Позже трудилась в Москве -- беззаветно, воспитывая обделенных Богом, убогих и слабоумных. Еще позже оказалась за рубежом и жила близ Парижа, при монастыре православном, такая же спокойная, худенькая, с огромными темными глазами. Дни и ночи вставали и проходили над Францией. Под благословением французского святого, в старинном аббатстве, населенном ныне русскими, трудилась вновь с детьми, ведя жизнь монашескую (хотя явного пострига не приняла). Муж находился в Польше, служил там.
   Здоровье ее было уже надломлено. Болезнь истощала, она слабела, и в некий час ей пришлось все же бросить любимое дело и переехать в Польшу к мужу, в глушь: как некогда отец ее, муж управлял заводом. Там провела она несколько лет, понемногу тая.
   Вот как описывает ее брат конец Татьяны:
   "Вчера мне подали письмо ее, последнее. Как бы завещание. Была нездорова около месяца -- "очень ослабело сердце, задыхаюсь. Временами становится лучше, а потом опять".
   Пригласила священника. "Очень хорошо молился, причастил меня, и я прямо воскресла. И откуда силы взялись! Почти час стояла на коленях и ни сердца своего не чувствовала, ни голова не болела -- понимаю мучеников". (Эти слова: "понимаю мучеников" в записи брата подчеркнуты.) "И вот сейчас, все еще в светлых и радостных чувствах и пишу тебе. Да, какая это радость причастие! Как все становится ясно, понятно, как все принимается!" И дальше: "Своим слугам Бог дает огромные, нечеловеческие силы, нечеловеческую радость, мир и любовь".
   Брат вернулся с прогулки около 7 часов вечера, прочел и ему показалось, что это прощание. Так и вышло. Письмо пришло в те часы, когда в глуши Польши Татиана отходила.
   Вот как описывает брат дальнейшее: "В Ментоне служили панихиду. Вечер был необычайной красоты и раздирательной печали. В пятницу Преображение -- Таня очень любила этот праздник. Едем в Ментону к обедне, вынут частицу за Танюшу".
   "На заре, когда я спал, жена проснулась и увидела Танечку -- она прильнула с любовию к моему изголовью, была в беленьком платочке. Жена даже не испугалась. А потом, на другой день, мы проснулись утром, плакали и заговорили о Танюше -- вдруг дверь тихо и бесшумно отворилась. Можно сказать -- ветерок подул и отворил, но вот мы живем здесь два месяца и никогда не отворялась, а теперь отворилась, как только упомянули Танюшу".
   "Таня ушла светло, так была готова, так созрела, полна была любви -- и к Богу, и к нам, и ко всем вообще -- особенно же страждущим, обиженным, униженным, несущим Крест. Помню, она говорила, что в молодости была слишком замкнута -- в себе, своей вере, мистицизме. Мало замечала людей. Позже, с развитием углубленным, считала это своим грехом. И насколько знаю, в страданиях, неудачах и горестях жизни получила дар расширения души: открытие ее чужому горю. Ее уход теперь есть уход в высший мир из низшего".
   Так заканчивает брат письмо об ушедшей Татиане, которая не была, собственно, мученицей. За Христа крови не проливала, в Церкви не отмечена -- была просто скромным, светлым обликом русской Татианы, несшей, однако, в себе семена глубокого благочестия и мученичества.

Житийная

   Главная, родоначальница всех Татиан -- третий век Рима. Императором был тогда Александр Север, юноша. Его мать и сама христианка. Будто бы научила его "почитать Христа". Но язычником он остался. Рядом с иконою Христа у него статуя Аполлона. Христиан сам не преследует, но наместники его не покладают рук. Все в том, чтобы заставить поклониться богам государственным, символам власти Рима. Если же почитаешь Христа, значит, не признаешь Рима.
   Житие дает Татиану скромной и благочестивой девушкой, выделившейся в римской христианской общине -- ее сделали диакониссой, т. е. ввели как бы во внутренний круг Церкви (ближайшая помощница духовенства). Это ее и погубило, и прославило. Была взята как выдающаяся христианка, не рядовая. По житию, "привели в храм Аполлона и требовали, чтобы она поклонилась идолам".
   Отказ. Нет, у меня есть истинный Бог, Господь Иисус Христос, никаких других не знаю и знать не желаю -- так можно определить поведение ее пред судьями и мучителями.
   Мучения были разнообразны. Били по глазам, "строгали железными ногтями", "сосцы ее были оторваны" -- все это перечисляется подробно. Татиана так и осталась Татианой -- не поддалась. Решили, что ее сила в волосах. Остригли, измученную заключили на два дня "в храм Дия" (чтобы одумалась). Но как раньше не поклонилась ни Аполлону, ни Диане, так и теперь осталась все той же смиренной диакониссой с обезображенным телом и несокрушимым духом ("понимаю мучеников"). Ей отрубили, наконец, голову. На всякий случай убили отца. А ее имя вышло в мир. По-новому засияло на неведомом ей диком востоке, где в то время и христианства-то не было, двигались стихийные орды кочевников.
   Все, однако, сложилось так, как и надо.
   В России нашла она окончательное свое пристанище.

Благословляющая

   Летом того года, когда погиб сын нынешней, русской Татианы, проходил однажды в Москве по Сухаревскому рынку брат ее. Среди всяких вещей, выставленных на продажу, увидал небольшую икону, без оклада, написанную на дереве, не весьма древнего, все же старинного письма -- века 17-го. Подошел ближе, рассмотрел: св. Татиана, Ангел хранитель и св. Николай Мирликийский. Вероятно, семейная, заказная.
   Его мать звали Татьяной, сестра Татьяна, имя с детства родное и любимое, не задумываясь, купил. Именно не задумывался, судеб своих не знал. И св. Татиана поселилась в его жилище. Когда через несколько лет пришлось ему с семьей покидать родину, среди малого вывезенного ушла на чужбину и св. Татиана: посреди Ангел Хранитель, с одной стороны св. Николай Мирликийский, с другой бывшая диаконисса Татиана -- ныне в нимбе святой.
   Так что поселилась она и в новом его, не русском жилище. По его скромному мнению -- не напрасно.

2. Вера, Надежда, Любовь и София

Вчерашнее

   17 сентября было в России днем радости, света, веселья: четыре именинницы! Но говорили: "Вера, Надежда и Любовь". Все Софии, разумеется, праздновали, но по-настоящему заполняли день три первые -- дети Софии.
   В Москве день этот даже внешне отличался. Праздником государственным не был, но и на другие дни не походил. Кондитерские завалены заказами -- торты, пироги, коробки конфет. Цветы в магазинах нарасхват. Извозчики -- лихачи особенно -- тоже. По виду московских улиц, разных Моховых, Никитских, Пречистенок, сразу можно было сказать, что происходит нечто праздничное: катили лихачи, нарядные молодые люди везли букеты или сладкие изделия разных Флеев, Бартельсов, Филипповых.
   Барышни именинницы принаряжались и душились. Ходили в церковь -- не так уж, впрочем, усердно. Конечно, дамы, матери семейств с этими именами тоже праздновали, но оттенок юности и цветения некоего лежал на этом дне. Сами дамы моложе себя чувствовали.
   С четырех часов до позднего вечера всё посетители и поздравители, цветы, конфеты, дома та веселая суматоха, что и есть день именин. Только в России было это -- день мучениц обратился как бы в пасхальное нечто. И в пасхальности этой юные Вера, Надежда и Любовь затмевали Софию -- основу удивительного дня.
   Барышни наряжались, благодарили за подарки, или сласти, иногда вечером танцевали, молодые люди (да и не очень молодые) озабочены тем, чтобы успеть поздравить всех знакомых именинниц. В этот день было много улыбок, может быть, начинающихся сердечных склонностей, света, радостей краткой нашей земной жизни. Вера, Надежда, Любовь.

История

   Как непохоже на страшный рассказ жития! А вот он именно и произвел все это. Трудно отделить действительность от легенды. Из туманов Рима -- второй век, император Адриан (чьей виллой любовались мы в молодости под Римом) -- восстает прежде всего облик Софии, "италианки родом", матери трех девочек -- Веры, Надежды и Любви. Она вдова. Воспитала детей строго-религиозно и в полном себе подчинении. Девочки -- уже молитвенницы, читают только божественное, "исполняют домашние работы, во всем повинуясь матери".
   Как и Татиану, их погубила добрая слава. Слишком они выдавались из обыденности. Необыкновенная мать, необычные девочки. "Наместник Антиох пожелал видеть их, наслышавшись, что они христианки". За ними послали. Конечно, они были подготовлены, и как бы зажжены матерью. Жили восторгом и любовию к Христу -- разнствуют, однако, их характеры с матерью. Как бы в соответствии с именами окружает их дух света и радости. Вера, Надежда, Любовь! Все этим сказано.
   Знают, что прислали не напрасно: христианская община в Риме видела уж достаточно мучеников. Много, конечно, об этом слышали. Но идут, взявшись за руки, неразрывные три сестры, великие качества души: Вера, Надежда, Любовь -- вот идут с матерью и "весело" смотрят на "царя". По Житию, "царь", расспросив их, отправил к "благородной Палладии, для надзора". Мать все три дня провела с ними, укрепляя и поддерживая.
   Наконец, суд. Как всегда, требуют поклониться "идолам". Если да -- будут названы дочерьми императора. Обращаются с ними пока даже ласково.
   Но девочки тверды.
   -- Мы имеем Отцом Бога Небесного и желаем страдать и терпеть за Иисуса Христа.
   Софию спрашивают об именах и возрасте.
   -- Вере двенадцать, Надежде десять, Любви девять лет. Вера первая идет на испытание. "Принеси жертвы великой Артемиде". Отказ. Тогда начинают ее мучить (обычный арсенал пыток): на глазах матери. Но мать, как и девочки, особенная. ("Своим слугам Бог дает огромные, нечеловеческие силы".) Эти силы несли двенадцатилетнюю Веру и последовавших за нею Надежду и Любовь. В другом роде -- и Софию.
   По Житию, все девочки выдержали мучения, не подались, как и трагическая София: точно из металла она вылита. Девочкам отрубили, в конце концов, головы, София остается Софией: нечто величественное есть в ней, даже и грозное. В житийном рассказе она напоминает скорее не просто "вдову италианку", а властную, неколебимую царицу, посылающую детей своих на гибель: для нее тот мир ближе и действительнее этого. В нем веселые Вера, Надежда и Любовь будут еще светлее и веселее -- уже веселостью и светом неземным.
   "Мать собрала их останки в ковчег, украсила их и на колеснице отвезла за город". Будто сама она и правит колесницей и конями, и эти кони, колесница -- все туман мифа, как и сама она в эти минуты -- небожительница, сошедшая в наш жалкий мир?
   "Похоронила на высоком месте". Появляется, наконец, мать: похоронила "со слезами". И дальше все уже земное: не из одних нечеловеческих видений состоит земной человек: если Спаситель тосковал в Гсфсиманском саду, то что сказать о "вдове италианке"?
   И вот сидит она на могиле и молится, плачет. Ничего в жизни не осталось.
   Не все может вынести даже железное сердце. Три дня провела близ останков дочерей-мучениц. Наконец "сама уснула сном смерти". Там же и была погребена верующими, рядом с детьми.
   Церковь причислила ее к мученицам не за телесное страдание, а за душевное.

Имена и судьбы

   "Вера" -- имя белое, сияющее, даже слепительное (светом несколько нематериальным). "Надежда" более окрашена, скорее тепло-оранжевым. Цвет "Любви" трудно определить, но из трех самое мягкое и особенно женственное.
   Все три имени очень приросли к России. С историей ее никак не связаны, с жизнию -- весьма. В просвещенном кругу особенно были распространены. Все, конечно, забыли, что это девочки-мученицы. Даже на иконе Вера (с крестом в одной руке, в другой с пальмовой ветвию) изображена взрослой девушкой.
   На иконе взгляд ее скорее грустный, обреченный: агнец, ведомый на заклание. Но в сознании русском преобразились все три страдалицы в символ света и радости -- Вера, Надежда и Любовь несут радость: как земную, так и выше земной находящуюся.
   Особое дело -- София. София "Премудрость Божия" пришла в Россию давно, в знаменитых Соборах -- Киевском, Новгородском -- св. Софии. Это не София мать мучениц и сама мученица, но имя то же. Судьба имени этого иная. Как в самих Соборах есть некая строгость, даже суровость куполов-шлемов, так вела путь свой София российская прямо из Византии: Иоанн Ш взял Софию Палеолог, греческую царевну, стала она русской царицей. Позже "царевна София" петровских времен -- тоже история и уже в драматическом роде. Эти имена связаны с мученицей св. Софией, матерью девочек.
   Имя прекрасное и глубокое, строгое и величественное. Несколько холодноватое. Ни в жизни русской, ни в литературе не привившееся.

3. Наталия

   Горе и мученичество не совпадают. Но вот горе за страдание близкого, любимого, церковью приравнивается мученичеству. Облик Наталии родствен Софии. Сама же она другая: молодая, прекрасная. Жила в Никомодии -- Малая Азия. Ее муж Адриан, "претороначальник", как раз занимался преследованием христиан. И вдруг, в один прекрасный день, заявил писцам:
   -- Запишите мое имя рядом с этими святыми. Я тоже христианин и рад умереть за Христа.
   Это происходило в конце III или начале IV века. У "претороначальника" был уже знаменитый предшественник -- Ап. Павел. Видение на пути в Дамаск известно, трехдневное ослепление Апостола блеском Христа, вдруг появившегося пред ним ("Савл, Савл, что ты гонишь меня"), тоже известно. О св. Адриане ничего не знаем (было ли и ему видение? Что за перелом душевный? Поведение мучимых христиан?)
   Действие больше переносится на Наталию, тайную христианку. Когда раб сообщает ей, что Адриан сам теперь в темнице, она сперва начинает рыдать. Но узнав, за что, впадает в восторг. Бежит к мужу. Тут-то и начинается. Оба молоды, красивы, любят друг друга. И все-таки:
   Адриан. Иди домой, вечеряй, и когда я узнаю время наших мучений, приходи увидеть кончину нашу.
   Наталия. Не пощади молодости своей и красоты тела.
   Она могла бы тут же объявить себя христианкой, остаться с ними. Но вот отмечена иным Крестом.
   Перед днем мучений Адриан отпросился из темницы -- за него поручились оставшиеся -- хотел известить Наталию. Тут произошло нечто странное, как бы недоразумение. Увидев его, Наталия подумала, что он отрекся от Христа и потому его выпустили. Она бросила работу и затворила пред ним дверь.
   Наталия. Уходи от меня, отступник Божий!
   Адриан. Отвори мне, госпожа, я не бежал, но пришел взять тебя, чтобы ты видела нашу кончину. За меня поручились мученики. Если я не вернусь, они примут муки и за меня.
   "Наталия обрадовалась". Не мукам его предстоящим, а знаку Креста над ним, величию. Вместе пошли назад в тюрьму. И как прежде, Наталию не берут: се дело помощь, сострадание -- страдание за других.
   Житие полно описанием всяческих мук, изощреннейших, Адриана и других. Мучают, потом лечат, чтобы снова мучить -- затянуть пытку. И всегда соблазняют: "если поклонишься богам", то все будет по-другому.
   Женщинам со стороны не позволяют помогать мученикам. Тогда Наталия остригает себе волосы, надевает мужское платье и проникает опять в тюрьму.
   В некоем исступлении она будто и помогает мучителям: подымает ноги Адриана, кладет на наковальню. Ноги ему отбили молотом.
   Наталия. Молю тебя, пока ты еще дышишь, протяни руку, чтобы ее отбили тебе, чтобы ты был равен с другими мучениками, они больше пострадали, чем ты.
   Адриан протянул руку, ее тоже отбили. От боли он и скончался.
   Наталию так и не тронули. Она даже унесла с собой руку мужа. ("Своим слугам Господь даст огромные, нечеловеческие силы"). Эти-то силы и помогали ей класть на наковальню ноги мужа, которого она обожала.
   Далее начинаются чудеса, вещие сны, житие выходит из пределов мира трехмерного, но приводит судьбу Наталии к тому же концу, что и Софию -- только действие переносится в Византию. После сна, где явился ей покойный муж со словами утешения, Наталия засыпает уже сном вечным.

След

   У нас любили имя "Наталия", неизвестно почему. Нельзя сказать, чтобы оно определяло некий облик, тип, но слуху нравится это имя.
   Толстой выбрал для одного из любимейших своих образов имя Наталии. Наташа Ростова ничего общего не имеет с мученичеством и наверно даже не знала жития св. Наталии (знал ли и сам Толстой?), все же очарование имени он чувствовал, даже не сознавая этого, и некоторые страницы, где появляется Наташа, даже волшебны -- правда, все это земное, связано с земной любовью, никак не героической.
   Но вот в истории России есть грозный день, именно жертвенно-героический -- 26 августа 1812 г. В день Бородинского боя Церковь празднует память св. Наталии.
   26 августа 1812 года русская армия являлась жертвой, загораживала грудью своей путь насильнику. Силы были неравные, как всегда в мученичестве. Но духовная сила несокрушима. В русской армии относились к этой борьбе религиозно. Накануне носили по войскам икону Божией Матери Смоленской, сам Кутузов ей земно поклонился и поцеловал Образ. Чувствовали, что идут на муку. Ополченцы надели белые чистые рубахи, готовясь к смерти. И полегли на другой день. Но не подались.
   . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
   Так идет мученичество из дальних веков, в разных обликах первохристианских -- Татианы ли, Веры, Надежды, Любви и Софии, или прекрасной Наталии, Адриана -- смысл один: противоборство злу, утверждение высшего ценой страдания. Горе ко всем приходит, рано ли, поздно ли. Мученичество к избранным. К тем, кто отмечен Крестом. Им и даются "нечеловеческие силы".
   
   1958

Комментарии

   Русская мысль. 1958. 25 янв., 1 февр. No 1165, 1168. Печ. по этому изд.
   
   ...образ св. Татианы. -- Дочь знатного римлянина, диаконисса Татиана стала жертвой преследования христиан при малолетнем императоре Александре Севере (208--235): после жестоких пыток она была заколота мечом около 222 г. Ее память церковь отмечает 12 (25) января.
   ...просто Татьяна в жизни, явившаяся в мир в конце прошлого века. -- Зайцев рассказывает здесь о своей сестре Татьяне Константиновне Зайцевой, в замужестве Буйневич (1875--1936).
   ...Преображение -- Таня очень любила этот праздник. -- День Преображения Господня (яблочный Спас) празднуется 6 (19) августа, когда в садах начинается уборка яблок. Установлен в честь Преображения Иисуса Христа во время моления Его с учениками. "И когда молился, -- рассказывается в Евангелии от Луки, -- вид лица Его изменился, и одежда сделалась белою, блистающею" (гл. 9, ст. 29); "И был из облака глас, глаголющий: Сей есть Сын Мой Возлюбленный; Его слушайте" (там же, ст. 35).
   Его мать звали Татьяной... -- Мать писателя -- Татьяна Васильевна Зайцева, урожденная Рыбалкина (1844--1927).
   "Принеси жертвы великой Артемиде". -- Артемида -- в греческой мифологии языческая богиня охоты, требовавшая жертвоприношений не только животных, но и человеческих.
   ...Спаситель тосковал в Гефсиманском саду... -- В Гефсиманском саду у подножия горы Елсон Иисус Христос уединился после Тайной Вечери, накануне дня своей смерти, испытывая томительную душевную муку.
   ...Иоанн III взял Софию Палеолог, греческую царевну, стала она русской царицей. -- Софья (Зоя) Палеолог (?--1503) -- племянница последнего императора Византии Константина XI, ставшая в 1472 г. женой великого князя московского Ивана III (1440--1505).
   Позже "царевна София" петровских времен... -- Софья Алексеевна (1657--1704) -- русская царевна, правившая Русским государством в 1682--1689 гг. при своих малолетних братьях -- царях Иване V и Петре I; была свергнута Петром и заключена в Новодевичий монастырь.
   Жила в Никомедии... Ее муж Адриан, "претороначальник"... -- Тайно исповедовавшая христианство Наталия (ум. 304) -- жена претора высшей римской магистратуры Адриана, который также принял христианство и был казнен в Никомидии императором Максимианом. Наталия перевезла мощи мученика Адриана в Византию.
   Видение на пути в Дамаск известно, трехдневное ослепление Апостола блеском Христа... -- Явление Христа Савлу (будущему Апостолу Павлу) на пути в Дамаск описано в Новом Завете Библии (Деяния святых Апостолов, гл. 9).

---------------------------------------------------------------------

   Источник текста: Борис Зайцев. Собрание сочинений. Том 7. Святая Русь. -- М: Русская книга, 2000. 525 с.
   
   
   
   
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru