Зайцев Борис Константинович
Заметки о художестве

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Новый рассказ Леонида Андреева.

   Зайцев Б. К. Собрание сочинений: Т. 9 (доп.). Дни. Мемуарные очерки. Статьи. Заметки. Рецензии.
   М: Русская книга, 2000.
   

ЗАМЕТКИ О ХУДОЖЕСТВЕ

I
Новый рассказ Леонида Андреева

   В февральской книжке журнала "Правда" напечатан рассказ Леонида Андреева "Губернатор". Он занимает 58 страниц, читается без передышки и весит столько, что если на другую чашку положить остальной художественный багаж журнала, -- хоть за несколько месяцев -- перетянут 58 страниц. Это оттого, что их удельный вес непомерно высок, как у золота.
   Рассказ говорит о "суде Божием". Обыкновенный губернатор, старый военный генерал, "махнул белым платком", когда к его дому подошли толпы бледных забастовщиков. Было убито тридцать пять мужчин, восемь женщин и трое детей. И этого стало довольно. До сих пор длинная жизнь губернатора ничем особенным не выделялась; теперь какой-то темный и непонятный ход вещей заносит над ним свою секиру; что-то скорбное, глубокое и божественно-праведное подвигает к его глазам великие скрижали. В них он видит себя и свои злодеяния. "Как будто сам древний, седой закон, смерть карающий смертью, давно уснувший, чуть ли не мертвый в глазах невидящих открыл свои холодные очи, увидел убитых мужчин, женщин и детей и властно простер свою беспощадную руку над головой убившего". Возмездие идет; вначале оно сквозит только кое-где, в отдельных мыслях, в скользнувшем подозрительном человеке у губернаторского подъезда; но чем дальше, тем оно несомненнее. Подсудимому пощады нет. Он понимает это и сам, с каждым днем ему как-то беззвучнее и безвоздушней жить: точно между ним и всем миром, даже до домашних и служащих, возникла стеклянная стена. "Это" даже влечет его: последние дни своей жизни он как будто нарочно бродит один, гуляя по городу. Город же вокруг него мертв, ибо все в сердцах своих подписали ему смертный приговор: он "проклятый", "убийца детей". Он принимает смерть, как собака, на пустынной площади, от трех револьверных выстрелов. Во всем городе нашлась всего одна гимназисточка, "которая плакала" да и то оттого, что генерал стал собакой, и "никто даже не будет плакать над его могилой". А над всей жизнью, "за нужными мелочами ее, за самоварами, постелями и калачами выступил в тумане грозный образ Закона-Мстителя".
   Так проиграл губернатор свою жизнь и честь; проиграл, живя многие годы в уверенности, что строит, поддерживает и делает то, что нужно. Поэт же из этой истории сложил величественное здание, из мощных камней, с огромной серьезностью и мудростью; свободно, нигде не напрягаясь, поднял он на свои плечи один из загадочнейших вопросов человеческой жизни, и с высоты, как божество, произносит свой суд. Суд этот страшен -- потому, что глубочайше беспристрастен. Как крупнейший художник, он не подписывает приговора, а ведет суд, и темное крыло этого суда овевает не генерала, не солдат, а -- дальше и глубже -- целое гигантское Начало жизни. Я бы сказал, что автор, ничего не навязывая, невольно поставил блистающее "проклинаю" на все тело мирового зла, на тот черный, живой организм, только частицей которого, и бессознательной, были жалкие -- губернатор, Судак, подполковник, сыщики. Отсюда во всем произведении, при полном отсутствии морализированья -- свежий, морской запах Нравственного.
   Исполнена вещь в тоне ее содержания: строго, почти молитвенно. Слова и фразы вяжутся четко, прозрачно, с большой простотой и с громадной значительностью. По этим фразам плывешь как по холодному, ясному до дна озеру, и чувствуешь, что и сама вода -- ключевая, кристальная. В каждой строчке сквозит огромная сила; читающий сразу теряет способность сопротивления, но автор не забавляется собой; весь свой "холодный жар" он концентрирует на одном -- на намерении послужить до последнего издыхания своему художническому замыслу; для него самого это -- священное дело, и он с неумолимой упорностью, не глядя по сторонам, протягивает читателя сквозь эти 58 страниц; как будто самого его, как художника, этот конец влечет не менее, чем генерала магнит смерти. И остается впечатление тяжелой пули, идущей ко дну по прямой линии.
   "Честность" и правда этого рассказа вызывает в представлении образы людей, как Толстой, Карлейль.
   Кажется, что эти прямосердые гении должны бы были положить свое "одобряю" на страницы в журнале "Правда". Карлейль уже написал раз (про сожжение Иоанна Гуса): "они сделали это нехорошо". Я думаю, если бы он встал из гроба и сумел прочитать по-русски это произведение, то написал бы: "он сделал это хорошо".
   

ПРИМЕЧАНИЯ

   Журнал литературы и искусства "Зори". M., 1906. 27 марта. No 7.
   С. 21. "Правда" -- ежемесячный журнал искусства, литературы, общественной жизни, издававшийся В. А. Кожевниковым с 1904 по февраль 1906 г. Зайцев опубликовал в нем рассказы "Мгла" и "Сон".
   С. 23. Карлейль уже написал раз (про сожжение Иоанна Гуса)... -- Имеются в виду знаменитые лекции Томаса Карлейля "Герои, почитание героев и героическое в истории" (1840), трижды изланные в переводе на русский (в 1891, 1898 и 1908 гг.). Карлейль пишет: "Огонь -- короткий разговор. Бедный Гус: он пришел на Констанцский собор, заручившись всевозможными обещаниями относительно своей личной безопасности и приняв всевозможные меры предосторожности; он был человек серьезный, непричастный мятежному духу; они же немедленно бросили его в подземную каменную тюрьму, которая имела "три фута в ширину, шесть в вышину и семь в длину", они сожгли его, чтобы никто в мире не мог слышать его правдивого голоса; они удушили его в дыму и огне. Это было не хорошо сделано!" (Карлейль Т. Теперь и прежде. М., 1994. С. 109).
   
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru