Lib.ru/Классика: Вовчок Марко. Сельская идиллия

Складчина. Литературный сборникъ составленный изъ трудовъ русскихъ литераторовъ въ пользу пострадавшихъ отъ голода въ Самарской губерніи

С.-Петербургъ, 1874

СЕЛЬСКАЯ ИДИЛЛІЯ
(Изъ дневника неопытной помѣщицы).

Былъ знойный, душный польскій полдень. Солнце ослѣпительно сіяло на безоблачномъ небѣ. Обширное поле спѣлыхъ колосьевъ стояло такъ неподвижно, словно вылитое изъ золота. Поле перехватывали мягкія, темнозеленыя, усыпанныя розовой кашкой, спрыснутыя утреннимъ ливнемъ межи; надъ межами тихонько, чуть-чутъ волновался легкій паръ. По полю куда-то вилась узкая проселочная дорожка. Вдали синѣлъ большой лѣсъ.

Жатва уже началась. На нѣкоторыхъ участкахъ поля виднѣлись сложенныя копны, подъ которыми отдыхали жницы.

Вѣроятно такой именно благодатный день описалъ намъ поэтъ Кольцовъ въ своей "Жницѣ":

Высоко стоитъ

Солнце на небѣ,

Горячо печетъ

Землю матушку.

Какъ хороша его жница

Душно дѣвицѣ,

Грустно на полѣ,

Нѣтъ охоты жать

Колосистой ржи;

Всю сожгло ее

Поле жаркое,

Горитъ гормо все

Лицо бѣлое...

И здѣсь, передъ моими глазами была жница... Она одна не спала, тихо сидѣла поодаль подъ тѣнью копны и какъ будто о чемъ-то задумалась.

И у этой, подумала я, можетъ статься:

Охъ болитъ у ней

Сердце бѣдное,

Заронилось въ немъ

Небывалое!

Я видѣла изъ за колосьевъ только часть ея лица, полосу краснаго головнаго платка, да бѣлый рукавъ рубашки. На сколько можно судить издали, она была молода, красива, нищета не наложила на нее своего отвратительнаго отпечатка.

У меня забилось сердце...

Поэтъ Кольцовъ, подумала я, писалъ въ тяжелыя времена, но если даже тогда находились свѣтлыя черты въ народной жизни, то что же теперь, когда народу живется вольнѣе, когда онъ развивается и совершенствуется?

Мнѣ вспомнились слова Алексиса Витіеватова на обѣдѣ у предводителя, и сердце мое забилось еще сильнѣе...

"Сладко слѣдить за народнымъ развитіемъ, хорошо, любо чувствовать, что посильно содѣйствуемъ народному благу! Будемъ же идти бокъ о бокъ съ народомъ, будемъ его заботливо поддерживать на тернистой стезѣ самосовершенствованія! Тутъ требуются жертвы, но развѣ кто изъ насъ убоится жертвъ?"

Какъ дружно всѣ крикнули: "никто! никто!" и какъ залпомъ выпили шампанское за народъ! Даже я, сама не помню какъ, проглотила полный бокалъ. Я бы тогда огонь проглотила.

Я глядѣла на жницу и спрашивала себя:

О чемъ она задумалась? Какія ея желанія и стремленія? Чѣмъ подарила ее жизнь? Чего она еще ждетъ отъ этой жизни? Какія бури она вынесла? Какія видала радости и печали?

У меня явилось непреодолимое желаніе заглянуть въ ея внутренній міръ. Кто знаетъ, думала я, можетъ статься тутъ встрѣтятся такія психологическія тонкости, какихъ и не ожидаешь... Можетъ статься, нечаянно обнаружатся замѣчательныя черты нравовъ и обычаевъ...

-- Подойду, заведу разговоръ, рѣшила я, и авось что нибудь вывѣдаю, авось удастся заглянуть въ этотъ простой, но полный свѣжести и поэзіи внутренній міръ.

Слѣдуя по цвѣтущей межѣ, я направилась въ сторону задумавшейся жницы, и чтобы привлечь ея вниманіе, стала тихо покашливать.

Жница тотчасъ же оглянулась и на мой поклонъ отвѣтила поклономъ.

Я подошла ближе и начала съ жалобы на усталость, мучительный зной и жажду.

Она, прикрывая личико младенца, уснувшаго у ея груди, предложила мнѣ испить водицы изъ глинянаго кувшинчика, который стоялъ тутъ же во ржи, спросила, кто я такая, издалека-ли меня Богъ несетъ, и подвинулась, давая мнѣ мѣстечко сѣсть въ тѣни.

Она тотчасъ угадала, что я не "тутошняя".

-- Погулять въ наши края пріѣхали? спросила она.

-- Не погулять, а поработать, отвѣтила я ей. Она оглянула меня еще разъ съ ногъ до головы.

Я была въ совершенно простенькомъ сѣромъ платьѣ, въ совершенно простенькой шляпкѣ.

-- Учить что-ль маленькихъ господъ по-нѣмецки? спросила она.

-- Нѣтъ.

-- Что-жъ. вы вышиваете что-ль узоры? Тутъ жила разъ такая барышня, что вышивала, -- и не сказать никъ ужъ она, баютъ, красно вышивала!

Я постаралась ей объяснить, что не всѣ барышни занимаются нѣмецкимъ преподаваніемъ да узорами. Сердце у меня рыло переполнено, я говорила не стѣсняясь. Я силилась дать ей понять, что у насъ есть задачи болѣе высокія, что мы теперь всею душой преданы дѣлу народнаго образованія, а слѣдовательно народному благу, что мы хотимъ передатъ народу свои знанія, что знанія для него необходимы въ видахъ его будущаго... Я, разумѣется, излагала все это простымъ, доступнымъ для нея языкомъ, но она все-таки мало меня понимала. Я видѣла по ея лицу, что всѣ мои слова для нея китайская грамота.

-- Вы меня понимаете? спрашивала я. Понимаете, что я говорю?

-- Понимаю, отвѣчала она съ улыбкою.

-- Но не совсѣмъ? Развѣ я непонятно говорю? Она улыбнулась!

Наконецъ, мнѣ удалось отъ нея добиться того, что "всѣ господа мудрено говорятъ", -- "понятно, да мудрено".

Сердце у меня сжалось... Я думала, что меня нельзя смѣшать со "всѣми господами" и что я говорю не "мудрено"!

Я, однако, побѣдила тяжелое чувство. Мнѣ, во что бы то ни стало, хотѣлось достигнуть своей цѣли -- заглянуть въ ея внутренній міръ.

Я свела разговоръ на урожай, начала толковать о разныхъ лѣтнихъ хозяйственныхъ заботахъ и тревогахъ, потомъ спросила изъ какой она деревни.

-- Изъ Кириловки, отвѣчала она. Можетъ бывали, знаете?

-- Проѣзжала. Село, кажется, большое?

-- Большое.

-- А какъ люди у васъ живутъ? Богатыхъ больше, или бѣдныхъ?

-- Больше бѣдныхъ.

-- А вы?

-- Мы ничего, слава Богу.

-- Не изъ послѣднихъ, значитъ, въ селѣ?

-- Не изъ послѣднихъ, отвѣчала она съ такою улыбкою, которая ясно показывала, что они -- изъ первыхъ.

-- Хорошо съ мужемъ живете?

-- Хорошо.

-- Еще дѣтки есть?

-- Есть еще двое.

-- А свекровь не злая?

-- Злѣе бываютъ.

-- У васъ большая семья?

-- Большая. Деверья, заловки... и дѣдъ еще живъ.

-- И всѣ въ согласьи между собой?

-- У насъ свекоръ брани не любитъ. Чуть что, такъ сейчасъ и поучитъ.

-- Вы молоды шли за мужъ?

-- По семнадцатому году.

-- Охотою шли?

-- Охотою.

-- Большою охотою?

-- Ничего...

-- И потомъ не жалѣли?

-- Что-жъ жалѣть-то: ужъ не воротишь,

-- Да вѣдь случается, что знаешь воротить нельзя, а все-таки сердце ноетъ, все-таки не отвязывается мысль: ахъ, зачѣмъ это такъ вышло, а не иначе!

-- Случается.

-- А вамъ не случалось?

-- Нѣтъ. Можетъ за другимъ-то еще бы хуже было.

-- Вы долго его знали до замужства?

-- Гдѣ тамъ долго! Всего два раза и видѣла.

-- Разскажите мнѣ, какъ вы выходили замужъ.

-- Да какъ и всѣ. Сговорили насъ да и обвѣнчали.

-- А до замужства какъ ни жили?

-- Да какъ и всѣ.

-- Ни вѣдь помните, какъ ни маленькой дѣвочкой были? Помните, какъ до невѣстъ доросли?

-- Извѣстно, помню.

-- Ну, разскажите мнѣ, пожалуйста; мнѣ очень хочется звать, какъ у васъ въ деревняхъ растутъ, живутъ... Пожалуйста, разскажите!.

-- Да что разсказывать-то?

-- Ну, что вы дѣлали, когда были маленькой дѣвочкой?

-- Скотъ пасла. У насъ деревня большая (я изъ Тросты взята, за тридцать верстъ отсюда), скота много.

-- И цѣлый день пасли скотъ?

-- А то какъ же? Бывало, выгонишь на зорькѣ...

Передъ ней какъ будто возстала картина прошлаго. Она на нѣсколько секундъ умолила и затѣмъ прибавила:

-- У насъ тамъ веселыя мѣста.

-- Веселыя?

-- Да. Рѣчка быстрая,; лѣса большіе. Что цвѣтовъ, что ягодъ! Мы пасли скотъ подъ самымъ лѣсомъ. Въ жару, бывало, лежишь въ кустахъ...

-- Ну и что жъ? глядите кругомъ?..

-- Глядишь въ траву... или на небо... слушаешь, какъ кругомъ шелеститъ листъ... И такія чудныя, мысли приходятъ на умъ!

-- Какія же чудныя мысли?

-- Да разныя... Теперь ужъ забыла... Мало ли что взбредетъ на умъ ребятишкамъ? думаешь, бывало, какъ вотъ это все на свѣтѣ чудно сотворено... Небо голубое, солнце красное... Извѣстно дѣти!

Она улыбнулась, и тихонько вздохнула.

-- Чему вы усмѣхнулись? спросила я.

-- Да вотъ, вспомнила... То-то дѣти глупы! Хотѣлось мнѣ все на облава попасть... Да такъ хотѣлось, что хоть плачъ! Или то же, что бы крылья у меня выросли.., что бы это мнѣ полетѣть куда нибудь... Ужъ и сама не знаю куда... Гдѣ бы не скотъ мнѣ пасти, а... ужъ и не знаю что! И этакъ, бывало, жутко станетъ, ажно не вздохнешь... Словно душитъ что... Придешь домой -- ни ѣды, ни сну... Лежишь на лавкѣ, горько этакъ, что всѣ спятъ, обидно чего-то... Глядишь на звѣздочки, покуда ажно слезы потекутъ... И заснешь-то, такъ видишь все такое... Крылья у тебя будто и ты летишь, и радуешься, а крылья разомъ подсѣкаются и въ яму въ какую-то тонешь... А то разъ увидала я нашу барышню, бѣленькая она этакая, нарядная, властительная -- и потомъ съ ума у меня не идетъ, что кабы я была барышня... И не такъ мнѣ ея наряды и сласти, какъ что она всюду можетъ, куда хочетъ... Какъ только, бывало, подумаю, такъ ажно задрожу вся... Ужъ чего не приберу бывало! Можетъ, обнадеживаюсь, какой царевичъ замужъ меня возьметъ, какъ вотъ въ сказкахъ сказывается... Или, можетъ, я колдовать выучусь... Мало ли какая дурь!...

Она снова улыбнулась, снова тихонько вздохнула и смолкла.

-- Сколько тутъ богатыхъ силъ подъ спудомъ! подумала я. Неужто онѣ такъ и останутся подъ спудомъ? Боже мой! и скоро ли наступитъ, наконецъ, желанное время, когда всѣ будутъ правильно развиваться, совершенствоваться, вносить свою долю нравственнаго богатства въ общую сокровищницу человѣчества!

Я сказала ей:

-- Какъ жаль, что вы не учились!

Она только взглянула на меня, но ничего не отвѣтила. Я долго объясняла ей необходимость ученія; доказывала, какъ оно много даетъ, какъ уравниваетъ. Она все слушала молча. Я увлеклась, привела примѣры энергіи и предпріимчивости и не знаю ужъ какъ у меня вырвалось:

-- Я бы на вашемъ мѣстѣ ушла, убѣжала учиться! Понимаете?

-- Чтобы это мнѣ-то было уйти? спросила она.

-- Да, вамъ! вскрикнула я:

-- Куда?

-- Какъ куда?

-- Идтить-то мнѣ?

На меня точно плеснули холодной водой. Въ самомъ дѣлѣ, куда ей било уйти? Она переспросила:

-- Куда?

-- Въ большой городъ, отвѣтила я, но запнулась, потому что мнѣ вдругъ въ первый разъ представились всѣ трудности и напасти, ожидающія деревенскаго человѣка въ незнакомомъ городѣ.

Она поглядѣла на меня и какъ-то такъ странно улыбнулась, что я покраснѣла и поскорѣе замѣтила:

-- Правда, вы и дороги никуда не знали, и...

-- И на знамой бы пропала, добавила она.

-- Почему пропали?

-- А кто жъ кормить бы сталъ? Къ кому бъ я пошла?

-- Когда хочешь чего нибудь добиться, такъ всѣмъ ужъ рискуешь, возразила я, -- не раздумываешь, что впереди тебя ждетъ!

-- Это только барышнямъ можно, отвѣтила она.

-- Какъ барышнямъ? почему-же барышнямъ? вскрикнула я.

-- Потому барышни нѣжныя и ихъ всякій пожалѣетъ, а мы... Мы темныя...

-- Да послушайте, развѣ у васъ не было и поближе людей?

-- Какихъ людей?

-- Хорошихъ! которые бы васъ хорошо приняли... Вѣдь бываютъ по деревнямъ этакіе люди, я слыхала, знавала...

Я глядѣла на нее, я ожидала, что она назоветъ Витіеватовыхъ...

Но она не назвала ихъ, а только проговорила:

-- Можетъ и бываютъ.

Мнѣ припомнились слова Алексиса Витіеватова о старикѣ, который выучился читать и съ утра до вечера читаетъ, и я сказала себѣ: слава Богу! не всѣхъ одолѣла такая апатія, какъ мою собесѣдницу!

Я сказала ей:

-- У васъ есть гдѣ-то тутъ старикъ, который вотъ на старости лѣтъ выучился читать, и теперь съ утра до вечера читаетъ.

-- А кто-жъ его кормитъ-то? спросила она.

-- Кого?

-- А этого старика-то. Коли онъ съ зари до зари читалъ, такъ работа-то какъ-же?

И она опять такъ улыбнулась, и такъ поглядѣла, что я снова смутилась. Какъ же, въ самомъ дѣлѣ, этотъ старикъ могъ читать?

Я ей отвѣтила, что вѣрно ему помогъ кто нибудь,

-- Кто-жъ помогать будетъ? возразила она. Всякому тоже кормиться надо. Мало что наплетутъ люди! У насъ, вонъ, разсказывали, что одинъ старикъ леталъ въ Кіевъ, а онъ совсѣмъ не леталъ.

-- Но вѣдь есть же у васъ гдѣ нибудь какіе нибудь хорошіе умные люди, съ которыми можно обо всемъ посовѣтоваться, потолковать, поговорить...

-- Некогда разговаривать-то у насъ.

-- Я знаю, работы много, но вѣдь все-таки выберется часокъ-другой... Ну въ праздникъ... Въ праздники вѣдь гуляютъ?

-- Въ праздники гуляютъ.

-- Ну?

-- Ну, пьяны бываютъ.

Каждое ея слово рѣзало меня, словно ножомъ!

-- А какой у васъ священникъ? спросила я.

-- Отецъ Левонтій.

-- Нѣтъ, не имя, а какой онъ человѣкъ-то, -- хорошій, добрый? Въ уваженьи онъ у васъ?

-- Извѣстно въ уваженьи.

-- Въ случаѣ какой бѣды можно къ нему пойти?

-- А что-жъ онъ въ бѣдѣ? Коли вотъ родины либо крестины, похороны либо свадьба, или пособировать, такъ заплатишь и пойдетъ.

-- А кому нечего заплатить?

-- Ужъ какъ нибудь спроможется.

-- Ну, а если не спроможется?

-- Ужъ не знаю. Онъ, какъ если мало даютъ, урекаетъ такъ, что Господи Боже мой! Отработку такую положитъ, -- немилостивую!

-- Какую это отработку?

-- А вотъ чтобы это отработать у него на полѣ, либо на огородѣ, кому за поминанье, кому за свадьбу.

-- Да зачѣмъ-же соглашаются на такія отработки? вскрикнула я.

Она опять только посмотрѣла на меня, но ничего не отвѣтила, не пояснила.

-- Зачѣмъ-же соглашаются? повторила я.

-- Какъ-же тягаться-то съ нимъ? Онъ заѣстъ.

Я просто начинала приходить въ отчаяніе! Всѣ мои свѣтлыя мечты разрушались.

-- Неужли вы не знаете Витіеватовыхъ? спросила я: Неужли не слыхали хоть про нихъ?

-- Это про помѣщиковъ-то нашихъ?

-- Да.

-- Какъ не знать, не слыхать! Мы ихніе крѣпостные были.

-- Ну что-жъ?

-- А что?

-- Вѣдь добрые?

-- Добрые.

У меня отлегло отъ сердца.

-- Вѣдь съ нимъ всѣ могли ходить, ихъ всѣ могли о чемъ угодно спрашивать?

-- Какъ можно! Ужъ воли кто ходилъ, такъ по горькой по нуждѣ.

-- Отчего-жъ это?

Она опять улыбнулась также какъ и прежде -- не оo съ сожалѣніемъ въ моему простодушію, не то съ насмѣшкой надъ нимъ, и отвѣтила:

-- Какъ же намъ, мужикамъ, туда можно ходить?

-- Да вѣдь добрые!

-- Добрые, а все-таки у нихъ тамъ и собаки, и цвѣты такіе, что подороже насъ. Дуракомъ-то тоже стоять не хочется.

-- Такъ вы никогда и не бывали?

-- Какъ не бывать! Крѣпостными когда были, такъ насъ сгоняли на барскій дворъ, хороводы водить.

-- Сгоняли? Какъ сгоняли? Силою? этого. быть не можетъ! вскрикнула я.

-- Да не плетью, а такъ, приказано и иди.

-- Да вѣдь васъ тамъ не обижали?

-- Нѣтъ. Заставятъ, бывало, хороводъ водить, а сами сидятъ, смотрятъ. Которую подзовутъ: "Поди-ка сюда! Какъ тебѣ имя? Пряники любишь?" А потомъ промежъ собой по нѣмецки. Разглядываютъ какой лобъ, какіе глаза. Дадутъ пятакъ. А одинъ баринъ, Алексѣй Иванычъ, такъ все за щеку щипалъ. Или заставитъ, бывало, глаза закатывать: "Смотри на небо!" И смотришь на небо.

Я точно съ облаковъ упала. Алексисъ! Нѣтъ, тутъ что нибудь не такъ, искажено, перепутано...

-- Ну, а теперь? спросила я, стараясь быть спокойною.

-- Теперь хороводы не сбираютъ. Теперь господа скучные стали, все серчаютъ, что зачѣмъ мужики стали портиться.

-- Какъ портиться?

-- Въ городъ, говорятъ, зачѣмъ ѣздятъ, цѣны городскія узнаютъ. Нѣтъ, говорятъ, ужъ простоты по деревнямъ; всѣ измошенничались, ни у кого не купишь сходно ни цыпленка, ничего...

-- Алексѣй Иванычъ школу завелъ? спросила я.

-- Завелъ.

-- Ну что-жъ, хорошо учатъ тамъ? Кто учитъ? Самъ Алексѣй Иванычъ?

-- Дьяконъ учить.

-- Хорошо?

-- Должно хорошо, только вотъ драчливъ ужъ больно.

-- Какъ? Алексѣй Ивановичъ позволяетъ?

-- Да онъ при немъ не станетъ.

-- Но вѣдь Алексѣй Ивановичъ часто бываетъ, онъ бы замѣтилъ...

-- Какъ-же ему замѣтить-то? Онъ придетъ-то по прохладѣ, ужъ когда и вихры выдраны и грядки выполоны...

-- Какія грядки?

-- А дьяконскія. Онъ это поучитъ ихъ, а потомъ: идите на отдыхъ грядки полоть, либо закуты чистить, либо перья драть.

Нѣсколько минутъ мы молчали. Наконецъ я оправилась и спросила:

-- А какъ вамъ жилось, когда вы подросли?

-- Какъ подросла, посадили прясть, жать стали посылать.

-- А мысли-то чудныя все таки приходили въ голову?

-- Умнѣе стала.

-- Да вѣдь это не глупость! Умнымъ-то людямъ и приходятъ такія мысли! Умные люди все хотятъ знать, до всего хотятъ добраться.

-- Какъ за день то измаешься, такъ ровно мертвецъ свалишься, -- ни рукъ ни ногъ не чуешь, въ головѣ ровно туманъ какой.

А говорятъ, что дѣвичье время самое хорошее. Дѣвушкамъ меньше работы и заботы.

-- Меньше то, меньше.

-- Зимой на посидѣлки ходятъ, лѣтомъ на улицу гулять?

-- Ходятъ.

-- О чемъ же вы тогда больше всего думали?

-- Въ дѣвкахъ-то? Ни о чемъ не думала, какія тамъ думы!

-- Въ чемъ же веселье было?,

-- Какъ въ чемъ! Извѣстно, дѣвичье дѣло беззаботное. Знаешь одного отца-мать. Хоть они и строгіе, да одни.

-- Теперь заботъ прибавилось?

-- Какъ не прибавиться! Теперь свекру угоди, свекрови угоди, золовкамъ, деверьямъ...

-- Да вѣдь если мужъ васъ любитъ, такъ въ обиду не дастъ.

-- Кабы ему за всѣми моими обидами-то глядѣть, такъ онъ бы и борозды одной не провелъ! отвѣтила она, снова улыбаясь.

-- А мыслей вамъ ужъ теперь не приходитъ?

-- Какихъ мыслей?

-- Чудныхъ-то? Вотъ, чтобы полетѣть куда, или въ облака попасть...

-- Что-жъ я теперь за дура, за такая!

-- О чемъ же вы теперь больше всего думаете?

-- Мало-ли думъ-то! Ночью дитя кричитъ, на зарѣ корова мычитъ, то не справлено, другое не сготовлено. Когда такой денекъ выдастся, что какъ сядешь обѣдать, такъ и проглотить ничего не можешь: дрожитъ все внутри-то, а руки и ноги ровно чужія... Ввечеру домой идешь, такъ чуть дыхаешь. Позабудешь, какъ кого звать... А! вонъ наши просыпаются!

Нѣсколько жницъ поднимались изъ подъ копенъ.

-- Однако, вы вѣдь не жалуетесь на бѣдность? сказала я.

-- Чего-жъ намъ жаловаться? Намъ нечего жаловаться! отвѣтила она и какъ будто даже нѣсколько обидѣлась. Мы, слава Богу, живемъ хорошо! Ну, лежи смирно! обратилась она къ ребенку, укладывая его въ плетушку.

-- Теперь жать приметесь?

-- Пора.

Она взяла серпъ и принялась за работу.

Я поглядѣла на спящую въ клетушкѣ дѣвочку и мнѣ стало невыразимо жаль ея.

Что ожидаетъ тебя, бѣдная дѣвочка? подумала я. Будешь сначала пасти скотъ, будутъ тебѣ, можетъ, являться мысли объ "облакахъ", о "крыльяхъ"... Куда тебѣ обратиться? У попа тебя встрѣтятъ "отработки", у барина будутъ "цвѣты и собаки подороже тебя", дьяконъ "на отдыхъ" загонитъ закуту чистить... Потомъ ты примешься за работу и будешь работать какъ ломовая лошадь, потомъ выйдешь замужъ и ужъ до того поглотятъ тебя заботы о кускѣ хлѣба, до того одолѣетъ безустанное труженичество, что ты, возвращаясь домой послѣ трудоваго дня, будешь "забывать, какъ кого звать".

Боже мой! да вѣдь это чисто животная жизнь!

Но и эта животная жизнь выпадетъ тебѣ на долю только при благополучномъ, удачномъ исходѣ твоихъ тяжкихъ трудовъ, -- если тебѣ удастся занять мѣсто между "богатыми".

А если ты займешь мѣсто въ ряду "бѣдныхъ"? Господи! какъ же существуютъ "бѣдные"?

Ахъ! лучше объ этомъ не думать, позабыть!

Нервы страшно расходились...

А я такъ мечтала! О, мечты мои, мечты!...

Марко-Вовчокъ.

Оставить комментарий Вовчок Марко (yes@lib.ru) Год: 1874 Обновлено: 09/06/2017. 24k. Статистика. Рассказ: Проза Проза	Скачать FB2 Ваша оценка:
Аннотация: (Из дневника неопытной помещицы).

Вовчок Марко Сельская идиллия

СЕЛЬСКАЯ ИДИЛЛІЯ(Изъ дневника неопытной помѣщицы).

Вовчок Марко
Сельская идиллия

СЕЛЬСКАЯ ИДИЛЛІЯ
(Изъ дневника неопытной помѣщицы).