Восленский Иосиф
Письмо

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:

   

ПИСЬМО.

Августа 1807 года.

   Сѣверные вѣтры мчатъ по пасмурному горизонту дымносинія облака, и свистятъ въ ущелинахъ храма, сокрушеннаго рукою времени; дикія дебри и храмы облекшись въ желтую одежду, повторяютъ унылые вздохи стенящей Природы; хоры воздушныхъ очарователей удалились въ жаркія страны Юга; зефиръ повѣялъ за ними въ слѣдѣ искать свою Царицу; вздохнулъ смертный и слеза показалась на скорбномъ лицѣ его!--
   Гдѣ ты другъ сердца моего?... Нѣтъ тебя со мною!-- Все вокругъ меня мрачно, все мертво!-- Грудь моя стѣсняется -- сердце томится -- пульсъ чуть-чуть ударяетъ въ перстъ Генія хранителя дней моихъ. Куда ни обращу робкій мой взорѣ, вездѣ вижу пустоту -- скуку -- отчаяніе; вездѣ шумятъ порывистые вѣтры, повсюду рвутъ съ деревъ желтые листья -- мчатъ ихъ по полямъ и лугамъ -- по холмамъ и равнинамъ; ревутъ -- и устрашенное мое воображеніе не смѣетъ простирать своего полета!-- Каковое превращеніе!
   Мой другъ! гдѣ поля съ колосистою рожью? гдѣ луга съ разноперистыми травами и цвѣтами? гдѣ кристаллы быстротекущаго источника? гдѣ бархаты плѣнительной рощи -- и изумруды гордаго холма и мирныя долины? Все изчезло какъ мечта, какъ привидѣніе!--
   Я внимаю быстрому полету вѣтровъ и временъ -- возвожу взоры мои на небо; но небо сокрыто отъ очей моихъ -- небо мрачно. Гдѣ ты прекрасная лазурь? спрашиваю я съ стѣсненнымъ сердцемъ, съ полумертвою душою, -- гдѣ ты благотворное солнце?-- Нѣтъ отвѣта, и молчаніе кладетъ свой перстъ на уста мой.--
   Такъ!-- подъ луною нѣтъ вѣчнаго -- все подвержено переменѣ и тлѣнію, и я -- рано или поздно долженъ увянуть и тлѣть во прахѣ. Милыя картины воображенія и пріятныя чувства, тихія и слабкія изліянія сердца изчезнутъ -- все изчезнетъ, даже и ты, благословенная любовь принуждена будетъ погасить свой пламенный свѣтильникъ! ибо что можетъ устоять противу сильныхъ порывовъ времени? что можетъ противиться строгому изрѣченію все разполагающей Природы?.. Что можетъ?-- когда и травка и цвѣтокъ, и рощи и долины, и солнце и луна повинуются уставамъ ея?-- Такъ! все умретъ -- и я умру въ чреду свою -- и паденіе сырой земли на гробъ мой произведетъ глухой гулъ, который извлечетъ слезу изъ глазъ друзей моихъ. --
   При сихъ мысляхъ, любезный другъ! Горестная меланхолія осѣнила меня крыломъ своимъ, и я съ поникшею главою, съ стѣсненнымъ сердцемъ, облокотясь на тлѣющіе остатки поверженнаго временемъ дуба, забылъ себя -- забылъ всю вселенную!-- Чрезъ нѣсколько минутъ томнаго молчанія я почувствовалъ бытіе мое, сердце мое смягчилося, и я, давши свободный полетѣ мыслямъ моимъ -- давши волю сличать съ прошедшимъ настоящее -- нравственное съ физическимъ, и представляя безпорядки міра сего, говорю самъ себѣ: мало того, что сфера волнуется отъ бурнаго аквилона -- что дерева лишаются красоты своей -- что вся Природа облеклась въ печальный трауръ; -- тамъ воды потопляютъ города и селы?-- тамъ Этна и Везувій, Гекла и Сальфатара преобращаютъ въ прахъ слабые остатки робкаго человѣчества; мало зла физическаго, я вижу ужаснѣйшее -- нравственное.
   Разумныя твари, сіи едва примѣтные червяки, вращающіеся на поверхности земнаго шара отвергая законы истинной Религіи, раждаютъ новыя темы, новую Религію -- кружатся въ вихрѣ заблужденіи, и сражаются за мнѣнія.-- Гнусная самоправость бросаетъ свой ядовитый взоръ -- одинъ только взоръ на смертнаго, и онъ -- въ яростномъ неистовствѣ призываетъ къ себѣ на помощь неутомимое мщеніе, даетъ знакъ -- и легіоны смертей; носясь въ хаосо-мрачныхъ облакахъ, наполненныхъ громами злобы и звѣрства, ниспускаются на землю и поражаютъ милліоны невинныхъ! Сердце мое обливается кровію!
   Мертвая тишина царствуетъ вокругъ меня. Я обращаю взоры мои къ потрясшемуся источнику -- жестокій птицеловъ разставляетъ сѣти для уловленія тоскующей горлицы сердца мое затрепетало, и слеза выкатилась изъ глазъ моихъ. Жестокій! подошедъ, сказалъ я ему, жестокій! не уже ли сердце не бьется болѣе въ груди твоей? не уже ли болѣе не течетъ кровь въ жилахъ твоихъ?-- Жестокій! въ тебѣ нѣтъ состраданія, ты не имѣешь души человѣческой!-- ты хочешь отнять свободу у невинной для того t чтобы лишить ее любезнаго -- заключишь въ оковы, истощить силы ея, и наконецъ умертвить ее и невинныхъ птенцовъ -- слабыхъ -- еще неоперившихся, и требующихъ своимъ жалкимъ чиликаньемъ пищи для подкрѣпленія. Не уже ли для тебя не довольно того, чтобы смотрѣть на хоры пѣвцовъ сихъ, парящихъ въ лазури небесной? -- Не уже ли для тебя не довольно того, чтобы внимать нѣжнымъ консертамъ ихъ?-- Не уже ли ты не чувствуешь сладостной гармоній сихъ невинныхъ пѣснопѣвцевъ, изъ которыхъ каждый наперерывъ старается влить въ твою душу, невинное удовольствіе?-- Ты молчишь? ты хочешь укорить меня взоромъ своимъ?-- Злодѣй! кто далъ тебѣ право нарушать гармонію прекрасно устроенной Природы?-- Конечно рожденъ ты не человѣкомъ -- но Лернейскою гидрою и воспитанъ Ирканіей!...
   Увы! сколько я ни старался убѣдить его, чтобы онъ оставилъ свое намѣреніе, -- но -- ни краснорѣчіе мое, ни философскія побужденія: не могли смягчить его жестокаго сердца.-- Невинная горлица вдѣлалась добычею раздраженнаго, и онъ въ глазахъ моихъ свернулъ ей голову.-- Такъ нечаянно -- и такъ невинно -- часто -- весьма часто погибаютъ и самые люди! сказалъ я; потомъ вздохнулъ -- взглянулъ на синее небо, и пошелъ по желтому осеннему ковру въ чащу дремучей рощи, чтобы предаться горестнымъ размышленіямъ.-- Произшедшее кружилось въ голодѣ моей, и тронуло прошедшія идеи моего слабаго разума.-- Я вспомнилъ, какъ во время прекрасной весны, испещренной Творчею рукою мотылекъ садился ко мнѣ на руку, какъ я любовался его пестрою одеждою, разсматривалъ посредствомъ микроскопа нѣжный составѣ его, замѣчалъ каждое его дыханіе, и удивлялся премудрости Божіей; но не убивалъ -- не ловилъ его. Я вспомнилъ, какъ ласточка віяся подъ голубымъ небомъ, ловила лѣтящія перушки, и въ домѣ родителя моего сказала себѣ гнѣздышко, чтобы произвести на свѣтъ плодъ любви своей -- я вспомнилъ какъ она; услаждала своими тонами сердца мнѣ любезныя; но мы не убивали не ловили ее, Такъ я размышлялъ, другъ мой! и пестрокрылая пташечка порхнула мимо головы моей и разогнала мою меланхолію. Я взглянулъ на нее и сказалъ ей (какъ будто она меня понимала): порхай, любезная! пой неумолкая пѣсни свои; я никогда не приду на голосъ твой, я не поставлю для тебя сѣтей моихъ.-- Тутъ припомнилъ я, какъ дѣти свирѣпаго Б * * * гоняясь за разнородными насѣкомыми, ловили ихъ -- прокалывали булавками, и веселились ихъ конвульсіями.-- Рабы Б* * * приносили имъ птичекъ для того единственно, чтобы они, забавляясь ими, могли замучить ихъ. Дѣти сіи пришедъ въ совершенный возрастъ, лишились чувствъ -- состраданія и милосердія, и сдѣлались совершенными злодѣями! Кто не согласится въ томѣ, что привычка, снисканная въ младенчествѣ къ жестокости, подобна малой искрѣ огня, постепенно раздуваемой бурею, и производящей такой пожаръ, который уже угасить ничѣмъ не возможно!-- Младенчество наше есть та нѣжная и прекрасная земля, которая можетъ приносить плоды пріятные и плодовитые, судя по тому, какія сѣмена въ ней будутъ посѣяны.-- Отцы и матери! старайтесь разсѣявать одни только полезныя сѣмена на сердцахъ дѣтей вашихъ! не питайте за бездѣлку того, когда они убиваютъ комара или муху -- послѣдствія сей мнимой бездѣлки могутъ быть весьма, пагубны!!--
   Вотъ какъ далеко, любезный другѣ" завели меня мои мысли! далеко; -- но однако я еще въ томъ мѣстѣ, гдѣ гордые холмы возносятъ къ небесамъ пожелтѣвшіе главы свои, гдѣ мирныя долины дышутъ Олимпійскою амброзіею, гдѣ величественная О* * * катитъ ярые воды свои, и несетъ. на свинцовыхъ хребтахъ своихъ сокровища изъ С* * * и А* * * -- и довольствуетъ жителей того города, въ которомъ ты находишься.-- Я здѣсь, въ сихъ прекрасныхъ мѣстахъ -- мѣстахъ, прежде для меня пріятнѣйшихъ, а нынѣ -- отвратительныхъ, ужасныхъ!-- Здѣсь, посреди зеленѣющагося березника, гдѣ прежде родитель мой раздѣлялъ со мною всѣ пріятныя ощущенія сердца своего, гдѣ показывалъ зеленѣющіяся поля, его собственною рукою воздѣланныя, и гдѣ разсказывалъ мнѣ исторіи поселянъ, ввѣренныхъ ему отъ Всемогущаго -- въ этомъ самомъ мѣстѣ я вижу нынѣ не поля покрытыя зеленью, не родителя, со мною бесѣдующаго; -- но черный крестъ, обагренный его кровію!-- Здѣсь рука кровожадныхъ злодѣевъ свершила тотъ бѣдственный и послѣдній ударѣ, которымъ прекратилось его послѣднее, дыханіе, которымъ пролилась невинная кровь его, и вмѣстѣ слёзы осиротѣвшихъ несчастливцевъ!
   Прости!

Село Хтиво.

"Другъ юношества", No 4, 1809

   
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru