После того, как Иван Никифорович Гучков окончательно поссорился с Иваном Ивановичем Милюковым1,они перестали кланяться и подавать друг другу руки.
Читатель помнит, что это случилось на именинах у Гамзея Гамзеевича Пуришкевича, когда Иван Никифорович Гучков публично обозвал Ивана Ивановича Милюкова революционным гусаком.
Все сидели тогда как раз за ужином и приступили к жирному гусю, причем приветливый хозяин заметил, что это тот самый гусь, который некогда спас Рим.
Иван Иванович Милюков, почуяв в этом какой-то политический намек, возразил, что и у нас есть гуси, желающие одним гоготанием спасти Россию.
И при этом многозначительно посмотрел на хозяина.
Иван Никифорович Гучков возмутился подобной неучтивостью по отношению к хлебосольному Гамзею Гамзеевичу и крикнул:
-- Не вам бы, революционному гусаку, говорить такое!
-- Т. е. кто это -- я гусак? -- вскипел Иван Иванович.
-- Именно вы-с.
-- После такого афронта,-- заявил Иван Иванович,-- я не могу пребывать дольше в доме уважаемого Гамзея Гамзеевича.
И ушел, хлопнув дверью.
С тех пор Иван Иванович и Иван Никифорович при встрече не здоровались, а когда им приходилось говорить друг о друге в думе, они ограничивались наименованием: московский депутат или петербургский депутат.
Но когда сначала Иван Иванович, а потом Иван Никифорович побывали в Константинополе2 и одобрили умеренность и аккуратность младотурецкого конституционализма, какая-то примиряющая и объединяющая взаимная тяга охватила обоих.
Друзья их не замедлили использовать это новое настроение, чтобы окончательно примирить двух лидеров.
И вот, когда после возвращения Ивана Никифоровича Гучкова и он и Иван Иванович Милюков очутились в буфете, их незаметно начали подталкивать друг к другу, пока они не встретились у стойки с водками.
Отступления не было. Пришлось подать друг другу руки.
-- Позволю себе поздравить вас с благополучным возвращением.
-- Премного тронут. К сожалению, меня несколько задержали с пароходами. Надо будет внести запрос.
-- Непременно внесите. Мы все обязательно поддержим.
Запахло миром и благорастворением. Все радостно переглянулись.
-- А как изволили найти обновленную Турцию, Иван Никифорович?
-- Весьма порадован. Нет и следа бюрократического режима.
-- Не правда ли? Конституция торжествует.
При этих словах Иван Никифорович как-то заерзал, но сдержался и изобразил приятную улыбку.
-- А как вам понравились младотурки?
-- Поверите ли, Иван Иванович, очарован! Просто очарован! Знаете, это чистокровные октябристы!
Иван Иванович строго посмотрел на говорившего и спокойно возразил:
-- Вы заблуждаетесь, уважаемый Иван Никифорович, младотурки -- доподлинные кадеты.
Иван Никифорович посмотрел на него удивленно и ответил:
-- Нет-с, милейший Иван Иванович, могу вас заверить, что младотурки -- чистейшие октябристы. Я убедился в этом лично.
-- Мне странно слушать вас, почтеннейший Иван Никифорович. Весь свет знает, что младотурки -- кадеты. Их программа ничем не отличается от нашей.
-- Не знаю, где вы читали такую младотурецкую программу, но действительная программа младотурок списана с октябристской программы.
-- В самом деле? Слышите, господа? Турецкую революцию произвели гг. октябристы! Нет, это, право, забавно!
Иван Никифорович побагровел.
-- Не революцию, а реформу-с,-- сказал он, отчеканивая слова,-- реформу с разрешения султана. О революции кричат только разные революционные гусаки!
Иван Иванович побледнел, как стена, и спросил прерывающимся голосом:
-- Как вы изволили сказать: гу...?
-- Революционные гусаки-с,-- опять отчеканил Иван Никифорович, наклонясь к самому лицу Ивана Ивановича.
Иван Иванович не сказал ни слова и медленно направился к выходу.
В тот же день был снят запрос об опоздании парохода, на котором ехал Иван Никифорович Гучков из Константинополя.
Фавн
"Одесское обозрение",
4 февраля 1909 г.
Перепечатывается впервые.
1 Воровский имеет в виду ссору между Гучковым и Милюковым, которая имела место в Государственной думе после возвращения Милюкова из Америки (см. прим. к фельетону "Молчаливая дума", No 20).
2 И Милюков и Гучков побывали в Турции в период младотурецкого движения в стране.