Воровский Вацлав Вацлавович
В подземном царстве

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:

  

В. В. Воровский

  

В подземном царстве

  
   В. В. Воровский. Фельетоны
   Издательство Академии наук СССР, Москва, 1960
  
   Мрак подземного царства озаряется кровавыми огнями светильников, в которых горит человеческий жир.
   За длинным столом, обтянутым кожей левых депутатов, сидят страшные судьи Аида: Минос, Радаман и Эак1.
   Справа от них прокурор -- кровожадный Цербер.
   У него три головы: одна голова -- Пуришкевича, другая -- Буренина2, третья -- Меньшикова.
   Тело у него короткое и жирное, как у черноземного помещика, а хвост похож на нагайку.
   Пуришкевичевская голова все время беспокойно вертится, по временам извергает ругательства или показывает язык.
   Буренинская голова старчески трясется, беспрерывно ворчит и брызжет слюной.
   Меньшиковская голова слегка приподнята и молитвенно наклонена на бок, глаза закачены, губы шевелятся, что-то шепчут, а из угла рта беспрерывно течет какая-то зеленая жидкость.
   Налево от стола судей место защитника.
   И -- о, диавольское наваждение! -- здесь сидит тоже Меньшиков. Тот же самый Меньшиков, с тою же молитвенно-лицемерно-предательской рожицей. Сидит, перебирает четки, и губы его так же тихо шевелятся, нашептывая не то молитву, не то донос.
   Два молодца с резинами за поясом, отмеченные клеймом, вводят подсудимого.
   Это известный им понаслышке еретик, продавшийся антихристу, какой-то граф Лев Толстой из Ясной Поляны.
   -- Господа судьи и адский народ,-- сказал торжественным голосом Минос,-- ввиду восьмидесятилетия подсудимого, мы должны взвесить на весах правосудия...
   -- Военного! -- крикнула голова Пуришкевича.
   -- Конечно... конечно,-- поправился Минос.
   В глубине раздалось рукоплескание трех миллионов пар рук3.
   -- Итак,-- продолжал Минос,-- мы должны взвесить на весах военного правосудия добродетели и пороки подсудимого, дабы решить, введем ли мы его в национальный пантеон...
   В глубине крики негодования, свист, угрозы, щелкания взводимых курков.
   -- ...Или же отдадим на растерзание Смердякову.
   Гром аплодисментов. Цербер кланяется всеми тремя головами. Встает на задние лапы Цербер и начинает обвинительную речь головою Буренина.
   -- Неисчислимы, как число членов нашей партии, грехи и преступления сего человека. Но один великий грех покрывает все: это измена отечеству в горестную минуту победоносной войны с Японией...4
   -- Распни его, распни (три миллиона голосов).
   -- В тот момент, когда расстроенные ряды японской армии в беспорядке бежали от Порт-Артура к Гирину5, он -- этот человек, предавший отечество космополитической идее мира...
   -- Вы говорите, надеюсь, не об идее мира проф. Мартенса?6
   -- О, конечно, нет. Я говорю об идее мира, стремящейся уничтожить войну. Итак, этот человек находился в дружеской переписке с японским писателем Изоабе. Благодаря этому, мы лишены были возможности присоединить всю Японию и должны были удовлетвориться только северной половиной острова Сахалина. Я ограничиваюсь лишь этим пунктом обвинения и требую для виновного отдачи его пожизненно в собственность Пуришкевичу. В качестве вещественных доказательств представляю номер газеты "Свет"7 от 15 марта и подлинную личность японца Изоабе, плененного нами при взятии Порт-Артура и подаренного генералом Стесселем, вместе с двумя коровами и пробитым пулями генеральским мундиром, порт-артурскому музею.
   Гром аплодисментов. Эксперты осматривают японца и подтверждают его подлинность.
   Но вот встает защитник -- Меньшиков.
   И тотчас же голова Меньшикова-Цербера обращается к нему и начинает повторять всю его мимику.
   -- Справедливые и неподкупные, как я, судьи,-- говорит он. Велик грех этого старца. Что может быть ужаснее, как сговариваться с японцем о мире, когда наша победоносная армия завтракает у ворот Токио? И язык патриота не повернется на защиту этой измены. Но, братие! Иногда одна ложка дегтя может испортить бочку меда, одна гнусность может загадить многолетнее безгрешное житие. И я хочу привести одну ложку дегтя в защиту бочки меда преступлений этого человека. Братие! Когда я однажды плакал в умилении крокодиловыми слезами над березками Нестерова, из которых сотни поколений вязали веники розог,-- этот старец пришел и братски облобызал меня... слезы душат меня... я не могу говорить...
   Он плачет. Плачет и другой Меньшиков.
   Три миллиона пар глаз не знают, плакать ли им или бить.
   Судьи шепчутся -- совещаются.
   Потом встает Минос и говорит:
   -- О милые исчадия адовы! Да будем милостивы. За этот евангельский поцелуй отпущаем мы старца с миром. Но творения его предаем сожжению. Все, что написал он со дня зачатия своего, да погибнет в огне адовом. Только одно письмо к Меньшикову да уцелеет. И это письмо отпечатать с портретом Иудушки в 125 миллионах экземпляров, чтобы получили его всяк муж, и всяка жена, и всяко детище!
   Крик, вопль, рев восторга. Старца бросают в вулкан, извергающий его на землю. Меньшикова целует три миллиона губ (после каждых ста поцелуев его ведут в баню). Со всех концов сносят груды сочинений Л. Толстого, которые бросают в костер. Вокруг костра начинается свистопляска. Церберу скармливают трех евреев, уличенных в неимении права жительства в аду. Братья Пате8 торопятся воспринять это на ленту кинематографа.

Фавн

   "Одесское обозрение",
   18 марта 1908 г.
  
   Фельетон написан в дни подготовки к 80-летнему юбилею Л. Н. Толстого, исполнявшемуся 28 августа 1908 г. Подготовка к юбилею приходила в напряженной обстановке острой общественно-политической и литературной борьбы. Весной 1908 г. черносотенная печать, дипломатично поддержанная официальными газетами, организовала гнусную травлю Толстого.
   Особенно мерзкую роль в этой кампании играл нововременский журналист М. О. Меньшиков, -- один из тех продажных писак, которым, по словам В. И. Ленина, "вчера было велено травить Л. Толстого, а сегодня -- отыскивать в нем патриотизм..." (Сочинения, т. 15, стр. 179).
   1 Минос -- в греческой мифологии царь острова Крита. Радаман -- брат Миноса. Эак -- сын Зевса и Эгины. Богами и людьми был избран третейским судьей. После смерти был в преисподней судьей и привратником.
   2 Буренин сотрудничал в 60-х--начале 70-х годов в революционно-демократических журналах "Современник" и "Отечественные записки", к концу 70-х гидов переходит в лагерь реакции, становится одним из ведущих фельетонистов суворинской газеты "Новое время", где зарекомендовал себя как ярый враг революции и прогрессивного искусства, махровый реакционер и антисемит.
   3 Намек на черносотенцев -- членов "Союза русского народа".
   4 Черносотенцы вменяли Л. Толстому в вину его переписку с японским писателем Изоабе во время русско-японской войны.
   5 Здесь ирония: у Порт-Артура и Гирина, как известно, потерпели поражение не японские, а русские войска.
   6 Мартенс, Федор Федорович (1845--1909) -- русский буржуазный дипломат, юрист, специалист по международному праву.
   7 15 марта 1908 г. реакционная петербургская газета "Свет" опубликовала статью в связи со слухами об отказе Л. Н. Толстого праздновать свой юбилей.
   Л. Н. Толстой, говорилось в ней, искал широкой известности больше всего не в России. В последнем случае он иногда делал шаги, довольно рискованные для отечественных симпатий, если бы к ним стали относиться критически. Так, теперь стало известно, что в разгар русско-японской войны граф Л. Н. Толстой обменивался весьма любезными письмами с японскими журналистами и снискал себе популярность в неприятельской стране...
   8 Братья Пате -- известные кинематографисты, снимавшие для демонстрации в кино хронику повседневной жизни ("Пате-журнал").
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru