Нет, господа, что ни говорите, а умеют еще веселиться на Руси.
Ведь русский человек, без различия сословий, добрый, хороший, веселый, жизнерадостный человек.
И все эти революции, конституции, анархии и пр.-- чужое ему дело, наносный ил гнилого Запада. Нужно только уметь раскрыть в россиянине человека.
Наполеон I, которого русский народ справедливо считал антихристом, имел дерзость сказать: поскреби русского и найдешь татарина. А я вам скажу, напои русского и найдешь человека!
Истинно русский человек становится истинным человеком только тогда, когда выпьет.
Вот уже полтора года с лишним существует у нас так называемый парламент.
Полтора года не могут спеться и мирно помогать друг другу обе части этого парламента: дума и совет.
Партийные раздоры, классовая нетерпимость, человеконенавистничество -- чуждые, противные русскому духу явления -- все время мешали дружной работе.
И вот кому-то -- умный, видно, человек и сердцевед! -- пришло в голову:
-- Господа, да чего нам ссориться, давайте сначала выпьем! Ведь еще святой князь Владимир говорил: "веселие Руси есть пити".
Устроили раут; пригласили два центра.
Собрались старички из Государственного совета и зрелые мужи из Государственной думы.
Захлопали пробки, и все лица стали мягче, добрее, национальнее. Сначала, правда, выступил Челышев1 и сказал речь против пьянства. Это уж так во всех хороших домах заведено.
Народные представители замахали руками:
-- Ну, дядя, постой! Это ты "народу" рассказывай, а к нам приходи с этим завтра утром, когда мы сельтерской да соленым огурцом душу отхаживать будем. Тогда мы и сами о вреде пьянства хорошо расскажем.
Выпили: раз, и другой, и третий. И еще выпили. И еще. Стало хорошо, хотелось говорить о всесословной волости и отмене телесного наказания.
Вдруг подымается Хомяков2 ("Тише! тише!").
-- Господа,-- сказал он, и слеза капнула в бокал,-- господа! Пойдем на работу, как идет на тяжелый труд рабочий, без уныния, с веселой песнью, с радостью.
-- Ура! Ура! Русский рабочий, мы сами -- русские рабочие! -- завопили кругом.
Выпили... Рабочий вопрос был разрешен. Подымается Ермолов3:
-- Господа! За наше русское многострадальное крестьянство и за его артельные начинания!..
Вопль восторга и гром аплодисментов.
Выпили... Крестьянский вопрос был разрешен.
С трудом взбирается на стул Плевако4; язык уже заплетается:
-- Да не будет, господа судьи и присяжные заседатели, да не будет среди нас ни эллина, ни иудея...
Где-то послышался всхрап: "бей жж...", но был заглушён новыми криками восторга.
Выпили... Еврейский вопрос был разрешен...
Что дальше было, никто хорошо не помнит.
Стоял на столе кто-то в поддевке -- не то Разуваев, не то Колупаев,-- говорил что-то о слиянии всех сословий, жаловался, что мироедом ругают.
Потом кто-то предложил спеть "Дубинушку".
Пели. Получился хаос. Правые октябристы и просто правые пели "но настанет пора и проснется народ", причем запевали в два голоса на разные мотивы гр. Доррер и Крупенский5, а левые октябристы дружно тянули хором:
"Мы хозяина уважим..."
Потом музыка играла вальс и молодежь танцевала -- мужчина с мужчиной, за неимением дам; да это и современнее -- по нынешним временам дамское сословие вообще упраздняется.
Барон Черкассов несся соло в "камаринской".
Потом лакеи начали выводить и выносить в экипажи, а все редеющий хор тянул "Вниз по матушке".
И никто ничего больше не понимал: чувствовалось только, что где-то растаял лед взаимного недоверия, развеялся туман ненавистничества, рухнула стена раздоров.
Так состоялось сближение центров и создался работоспособный парламент.
Фавн
"Одесское обозрение",
15 декабря 1907 г.
Перепечатывается впервые.
Написан в связи с тем, что правооктябристский блок Государственной думы договорился с некоторыми членами Государственного совета о согласовании своих решений и действий.
1Челышев -- член Государственной думы, октябрист.
2Хомяков -- председатель Государственной думы, октябрист.
3Ермолов -- член Государственного совета.
4Плевако -- известный московский адвокат.
5Доррер -- член Государственной думы, черносотенец. Крупенский -- бессарабский помещик, член Государственной думы, ярый черносотенец.