Воронова Елизавета Петровна
Отжитые печали

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:

   

РАЗСКАЗЫ

Е. Вороновой.

СОБСТВЕННОЕ ИЗДАНІЕ.

САНКТПЕТЕРБУРГЪ.
Въ типографіи П. Захваева, и Ко.
1860.

   

ОТЖИТЫЯ ПЕЧАЛИ.

РАЗСКАЗЪ.

   Живи я въ тѣ времена, когда люди относили несчастье и счастье вліянію невидимыхъ силъ, враждебныхъ геніевъ и благодѣтельныхъ фей, я сказалъ бы непремѣнно, что злая волшебница посмѣялась надо мною при моемъ рожденіи и силою мощныхъ чаръ навѣяла несчастье на дѣтство и на юность мою; но золотое время наивныхъ вѣрованій въ чудесное раздѣлено вѣками отъ настоящаго, фантазія уступила поле дѣйствительности, феи, геніи и волшебники исчезли съ лица земли и человѣкъ долженъ уже былъ искать и спрашивать у себя самаго и подобныхъ себѣ причины своего счастья или несчастья. По этому, говоря положительнымъ языкомъ нашего времени, я просто скажу, что судьба невзлюбила меня со дня рожденія и рано познакомила меня съ страданіемъ и бѣдностью. Грустно протекло мое дѣтство и эти первые годы, обыкновенно свѣтлые въ воспоминаніи другихъ, запечатлѣлись въ моей памяти цѣлымъ рядомъ лишеній и незаслуженныхъ обидъ. Любовь матери не оберегала моихъ первыхъ шаговъ: день моего рожденья былъ днемъ ея кончины. Отецъ мой тутъ же вскорѣ женился на другой. Дѣти одарены необыкновенною, инстинктивною способностью угадывать любовь и непріязнь окружающихъ ихъ. Я рано понялъ нерасположеніе ко мнѣ моей мачихи и вопросъ о причинахъ его тогда ужъ занималъ мое любопытство; вопросъ этотъ я задавалъ себѣ нерѣдко и впослѣдствіи, но настоящее не могло разрѣшить мое недоумѣніе; ключъ къ этой непріязни былъ въ прошломъ моей мачихи, куда я и вернусь на нѣсколько минутъ.
   Въ жизни каждой женщины заключается романъ болѣе или менѣе интересный, романъ моей мачихи былъ обыкновенный романъ всѣхъ женщинъ съ холоднымъ сердцемъ и съ пылкимъ воображеніемъ, а потому во избѣжаніе укора въ повтореніи того о чемъ было и писано и говорено уже столько разъ, я не вхожу въ систематическій анализъ этого страннаго противорѣчія женской природы и довольствуясь бѣглымъ очеркомъ чувствъ и жизни той, чье прошедшее должно было отозваться въ настоящемъ, какъ и въ прошедшемъ моемъ.
   Дочь богатаго помѣщика, мачиха моя вступила отъ рожденія въ разрядъ тѣхъ баловней судьбы, для которыхъ жизнь, какъ кажется, измѣняетъ своему назначенію, заботливо устраняя нужды, слезы, безсонныя ночи страданія, которыми она такъ щедро надѣляетъ другихъ, счастливцевъ, которымъ все удается, людей за счастье которыхъ становится страшно порою, когда мысль о переходчивости всего земнаго проскользнетъ мрачною тѣнью по свѣтлой картинѣ ихъ настоящей жизни.
   Судьба и добрый отецъ спорили наперерывъ объ удовольствіи дарить и лелѣять любимицу свою, и судьба и отецъ привели ее къ одному результату: какъ всѣ люди вообще, избалованные счастіемъ и любовью, мачиха сосредоточила всѣ чувства и привязанности на одной себѣ и требовала для своего я такого же высокаго уваженія, какое воздавало ему ея собственное самолюбіе. Винить или оправдывать ее въ этомъ случаѣ я совершенно предоставляю произволу другихъ: въ былые годы, когда жизнь чувства не была еще подавлена тою жизнью положительныхъ думъ и разсчетовъ, которою живетъ большая часть людей нашего вѣка, эгоизмъ вмѣнялся въ непростительный порокъ, но другіе времена, другіе нравы, и тотъ, объ эгоизмѣ котораго отозвались бы съ презрѣніемъ наши предшественники, о томъ говорятъ нынче, мысленно снявши передъ нимъ шляпу, какъ о человѣкѣ умномъ, достойномъ, умѣющемъ жить въ свѣтѣ и пролагать себѣ путь.
   Я же, не раздѣляя ни преувеличеннаго осужденія вѣковъ прошедшихъ, ни такого же преувеличеннаго одобренія настоящаго времени, не назову эгоизма ни порокомъ, ни добродѣтелью, а горькимъ неизбѣжнымъ слѣдствіемъ слѣпаго счастія или долгаго страданія на душу человѣка: и то и другое равно образовываетъ эгоистовъ, говоря, разумѣется, не о томъ несчастьи или счастьи, которое быстро смѣняется одно другимъ и то заблеститъ краснымъ солнышкомъ, то найдетъ темною тучею, но о томъ, которое дается немногимъ избраннымъ любовью или враждою судьбы и оставляетъ на жизни глубокій, опустошительный слѣдъ!
   Молодая, богатая и прекрасная мачиха блестѣла яркою звѣздою въ томъ кругѣ, куда заключили ее сначала обстоятельства и удержало впослѣдствіи самолюбивое сознаніе первенства подъ обществомъ, въ которомъ жила. Само собой разумѣется, что въ поклонникахъ и вздыхателяхъ недостатка не было и быть не могло: красота въ золотой оправѣ могущественная приманка любви. Между искателями были люди и умные и достойные и предлагавшіе вмѣстѣ съ рукою всѣ условія счастливой, супружеской жизни; но судьба или мусульманскій фатумъ не осудила молодости мачихи на такой вялой и прозаической конецъ; такъ по крайней мѣрѣ думала она, такъ думаютъ и многія женщины; кокетство чувства безспорно существуетъ во многихъ изъ нихъ и желаніе блеснуть оригинальностью и рѣзко отличить свою жизнь отъ жизни тѣхъ, о которыхъ молчитъ молва, счастливицъ промѣнявшихъ извѣстность на покой, бываетъ причиною тѣхъ выходокъ, о которыхъ шумитъ свѣтъ, пишутъ романисты и плачетъ погибшее счастье женщины и доброе имя ея.
   Мачиха увлекалась однимъ изъ многихъ софизмовъ женской философіи и выступила добровольно на стезю тѣхъ безполезныхъ волненій, которыхъ ищетъ женская слабость и въ которыхъ гибнетъ она: прикрывая очевидное безразсудство великолѣпными словами самоотверженія и непобѣдимой страсти, она положила свѣжій цвѣтокъ своей первой любви къ ногамъ отца моего, человѣка холоднаго, безвозвратно отжившаго для всѣхъ молодыхъ, живыхъ и свѣжихъ чувствъ. Напрасно были увѣщанія и слезы и укоры, избалованная воля дѣвушки вышла побѣдительницею изъ всей этой борьбы, устранила всѣ препятствія, превозмогла всѣ возраженія отцовской любви.
   Этотъ бракъ, упрямство со стороны одного, черствый разсчетъ со стороны другаго, не избѣжалъ неизбѣжныхъ слѣдствій всѣхъ браковъ подобнаго рода, мечта моей мачихи подверглась общему удѣлу всѣхъ несбыточныхъ сновъ и дѣйствительность полная слезъ, раздоровъ и разочарованій убила вскорѣ въ ея сердцѣ мечтательную любовь.
   Женщина несознательна и несправедлива отъ природы: она смѣло возлагаетъ на другаго отвѣтственность за произвольную свою ошибку и, вымѣщая на прежнемъ кумирѣ горечь перваго разочарованія, низводитъ его съ блестящаго подножія куда такъ недавно возвела его ея же рука; безразсудная въ любви и въ ненависти, она смѣло срываетъ съ головы его вѣнокъ и съ ребяческою злостію топчетъ въ пыли и въ грязи обломки его вмѣстѣ съ обломками своей разрушенной мечты. Къ несчастію для общества, подобные супружества нерѣдки и явленіе любовниковъ враговъ потеряло теперь всю первобытную свою оригинальность. Эта грустная исторія, которую случалось видѣть и вамъ и мнѣ, вамъ издали, а мнѣ вблизи, вамъ зрителемъ, а мнѣ дѣйствующимъ или вѣрнѣе страдательнымъ лицомъ. Потому пощажу васъ описаніемъ этой тяжелой жизни, гдѣ право любви переходило въ право горькихъ укоровъ, гдѣ слезы разбивались о холодность и горькая раздражительность придавала страшный вѣсъ и силу самымъ незначительнымъ словамъ.
   Въ числѣ всѣхъ грустныхъ слѣдствій семейнаго раздора, занимаетъ безспорно не послѣднее мѣсто, его гибельное вліяніе на матеріальныя выгоды жизни, не говоря о нравственныхъ: въ борьбѣ высшихъ интересовъ гибнутъ естественно интересы, мелкіе по видимому, но важные въ сущности, въ примѣненіи ихъ къ жизни и къ настоящему положительному направленію умовъ. Скажу болѣе: когда тихія радости семейной жизни гибнутъ подъ тяжестью домашнихъ смутъ, когда намъ пусто, холодно, невыносимо дома, тогда свѣтъ открываетъ намъ широко объятія, онъ проводитъ передъ нашими взорами пеструю вереницу соблазновъ, забавъ и обольщеній и продаетъ намъ на вѣсъ золота самозабвеніе за неимѣніемъ счастья! Отецъ мой и мачиха бѣжали семейнаго ада, путемъ по которому шли и идутъ многіе, пойдутъ еще многіе впереди. Оба старались заглушить свое горе, она въ шумномъ вихрѣ блестящей свѣтской жизни, онъ -- заливая горечь жизни виномъ.
   При такомъ ходѣ дѣлъ раззореніе становилось неизбѣжнымъ, оно настало и бѣдность подала руку раздору на несчастье близкихъ моихъ.
   Слабая душа моего отца первая пала подъ тяжестію несчастья, уничтожившаго всякую возможность лучшей будущности; лѣнивый и изнѣженный, онъ не вынесъ жизни исполненной лишеній и умеръ очень скоро холодный, равнодушный, какъ человѣкъ отжившій всѣ надежды на счастье.
   Отецъ мой умеръ, но непріязнь мачихи пережила отжившаго и соединила въ одномъ чувствѣ и его и меня. Много лѣтъ пронеслось ужъ съ тѣхъ поръ, и молодость прошла и сѣдина блеснула въ волосахъ, но память сохранила свѣжо воспоминаніе дней, пережитыхъ мною съ мачихою, какъ будто-бъ между прошлымъ и моимъ настоящимъ прошелъ одинъ лишь день.
   До сихъ поръ еще помню нашу бѣдную квартиру въ глухомъ закоулкѣ шумнаго города и ту большую комнату, сырую и холодную, гдѣ мы сидѣли съ мачихою по цѣлымъ долгимъ днямъ. Гдѣ носились тогда ея грустныя думы? Быть можетъ память проводила передъ нею тѣ свѣтлыя картины невозвратно минувшаго, ибо грудь ея высоко вздымалась и яркій румянецъ загорался внезапно на блѣдныхъ щекахъ. Но въ ту-жъ минуту блѣдность замѣняла опять эту яркую вспышку жизни и счастья, быть можетъ сравненіе прежде бывшаго счастья съ печальною дѣйствительностью, ложилось въ тѣ минуты глубоко въ душу и томительная забота бѣдности о насущномъ хлѣбѣ на завтрашній день мгновенно разсѣевала блаженный и только что вызванный сонъ. Помню я тоже и прогулки мои на могилу отца: этотъ зеленый холмикъ, съ бѣлымъ камнемъ надъ нимъ, возбуждалъ много чувствъ въ неопытномъ сердцѣ; помню порою мои слезы надъ бѣдною, покинутою могилою и порою мои рѣзвыя игры надъ нею. Я пользовался грустною судьбою дѣтей предоставленныхъ своему произволу равнодушіемъ постороннпихъ или безпечностью и бѣдностью близкихъ имъ лицъ: я уходилъ изъ дома какъ и куда хотѣлъ, долго-ли, коротко-ли было мое отсутствіе, никто не страшивалъ меня о немъ.
   Время шло и ушло довольно ужъ далеко не внося перемѣнъ въ мою жизнь съ моею мачихою: я сталъ только несчастнѣе по мѣрѣ развитія моихъ чувствъ и понятій, да долгое страданье провело рѣзкій слѣдъ на блѣдномъ и прекрасномъ лицѣ моей мачихи! Не знаю, кто изъ насъ былъ достойнѣе участья! Я-ли бѣдный ребенокъ никогда незнавшій объ участи лучшей, она-ли извѣдавшая всѣ радости жизни и потерявшая ихъ въ полномъ разцвѣтѣ здоровья и силъ? И тогда уже сожалѣнье къ ней было въ сердцѣ моемъ глубоко и искренно, по не смотря на это, оно не проявилось ни раза наружу и запуганное холоднымъ обхожденіемъ мачихи осталось на вѣки въ тайникѣ души.
   Я не могу придумать, что бы сталось со мною, къ какому исходу привела бы меня подобная жизнь, еслибъ судьба не позаботилась положить ей конецъ, однимъ важнымъ событіемъ, давшимъ ей другой видъ и другой оборотъ; это событіе была смерть моей мачихи.
   Подробности этой кончины, словъ и обстоятельствъ сопровождавшихъ её запали глубоко, глубоко въ мою память!
   Настала осень съ ея ранними сумерками, съ ея тихими, ясными, холодными вечерами. Я возвратился домой изъ привычной моей, безцѣльной прогулки по окрестностямъ города. Мѣсяцъ медленно плылъ по чистому небу, усѣянному множествомъ блестящихъ звѣздъ. Огонёкъ въ окошкахъ нашей бѣдной квартиры, непривычная роскошь въ такое время года, когда бѣдность и скупость не жгутъ свѣчь вечерами, заставилъ меня ускорить шаги. Я взбѣжалъ на крыльцо, прошелъ ощупью сѣни и съ страннымъ небывалымъ замираніемъ сердца открылъ тихонько дверь. (Я забылъ сказать, что мачиха ужъ болѣе недѣли совсѣмъ слегла въ постель, съ которой ей бѣдной, не суждено уже было вставать.) Никогда не забуду картины, которую увидалъ въ то время.
   Лампадка освѣщала нашу бѣдную комнату и блѣдное, прекрасное лицо моей мачихи доживающей послѣдніе часы своего скорбнаго земнаго бытія; на столикѣ покрытомъ чистою скатертью лежали: распятіе, ладонъ и свѣчи; склонившись надъ самымъ изголовьемъ страдалицы стояла сидѣлка, старуха дьячиха, добывавшая пропитанье уходомъ за больными и чтеніемъ молитвъ надъ усопшими. Видъ-ли этой женщины, напоминавшей мнѣ покойниковъ, въ ихъ длинныхъ, бѣлыхъ саванахъ и ставники пылающіе вокругъ страшнаго гроба, этой женщины сухой и угрюмой, пропитанной заживо запахомъ тлѣнія произвелъ, это дѣйствіе или торжественное зрѣлище смерти покорило своему вліянію сердце мое, но я робко забился въ мой темный уголокъ и видѣлъ оттуда, будто въ туманѣ, какъ вошелъ священникъ, чтобъ разрѣшить ея бѣдную душу отъ тяготѣющихъ надъ нею узъ грѣха, и ушелъ благословивъ ее на трудною, послѣднюю борьбу. Глубокое молчаніе воцарилось по прежнему въ большой, холодной комнатѣ, прерываемое изрѣдка только стонами мачихи, да человѣколюбивыми возгласами сидѣлки: Охъ сиротка моя безталанная! Горемычная моя!
   Тяжело умирать! Какъ жизнь ни бѣдна счастьемъ и радостью, всё-жъ она лучше душной могилы. Тяжело разстоваться съ свѣтомъ, съ воздухомъ, съ солнцемъ и со всѣми которыхъ любило сердце и съ тѣми, къ кому было равнодушно оно. Но умирать всѣми забытой и всѣми оставленной, какъ умирала моя бѣдная мачиха, еще вдвое грустнѣе, еще тяжелѣе! Не знаю, сколько времени я просидѣлъ въ моемъ тѣсномъ убѣжищѣ, когда сидѣлка взяла меня за руку и подвела къ постели больной.
   -- Дитя мое! прошептала она, наклонись ко мнѣ ближе, прости меня, пожалѣй меня! Дитя мое, Господь страшно наказываетъ того, кто никого не любитъ, исключая себя: Онъ одинъ, милосердный, знаетъ и видитъ, какъ бы я могла.... какъ бы я хотѣла... Голосъ страдалицы быстро слабѣлъ, невыразимая кротость дышала въ угасающемъ взорѣ прекрасныхъ, черныхъ глазъ. Горькія слёзы мои ручьемъ текли изъ глазъ на одръ умирающей, чрезъ нѣсколько мгновеній, на немъ ужъ лежалъ безжизненный трупъ! Душа бѣдной женщины улетѣла въ небо и торжественная минута, когда ея сердце разбило ледную кору себялюбія и безчувствія было также минутою, въ которую это бѣдное сердце замолкло на вѣкъ!
   Блѣдная заря занималась на небѣ: нѣсколько добрыхъ старушекъ-сидѣлокъ пришли чтобъ отдать тѣлу покойницы послѣдній долгъ, обмыли ее, прибрали, одѣли, положили на столъ и на другой день бренные остатки моей мачихи, заключенные въ простой, крашенный гробъ, опустили въ могилу и я остался одинъ въ широкомъ мірѣ.
   
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru