Волынский Аким Львович
Оскар Уайльд

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:

  

Оскаръ Уайльдъ.

   Новыя вѣянія, овладѣвающія европейскою литературою, даютъ себя чувствовать не въ одной какой-нибудь ея области, не въ искусствѣ только, но и въ критикѣ. Тамъ, гдѣ еще недавно господствовали иные идеалы и методы, теперь легко услышать разсужденія другого типа, съ болѣе, или менѣе яркою окраскою эстетическаго идеализма, который на нашихъ глазахъ прокладываетъ себѣ дорогу во всѣ сферы мышленія и творчества. Произведенія искусства отражаютъ тотъ переворотъ, который совершается въ мірѣ нашихъ сознательныхъ убѣжденій и, какъ-бы ни были несовершенны дарованія людей, выступающихъ піонерами, какъ-бы ни были незаконченны, туманны и сбивчивы ихъ общія философскія понятія, творчество этихъ людей заключаетъ въ себѣ элементы развитія по сравненію съ творчествомъ отживающей натуралистической эпохи. Новыя идеи о самой задачѣ искусства, новыя и болѣе широкія стремленія въ практической области, которыя рано или поздно должны расшатать старые, буржуазные устои жизни, обновленіе нравственныхъ понятій свѣжими протестантскими теченіями мысли -- все это обѣщаетъ въ будущемъ яркій расцвѣтъ литературы въ духѣ чистѣйшаго философскаго идеализма. Еще связаны тѣ безсознательныя творческія силы, которыя должны осуществить задачу, выдвигаемую настоящею историческою эпохою, еще не созрѣли тѣ таланты, которые на живыхъ, художественныхъ примѣрахъ, въ образахъ прозрачныхъ и тонкихъ, какъ свѣчъ возвышенной идеи, окончательно приведутъ въ ясность глухія, безформенныя броженія современныхъ умовъ. Но не подлежитъ сомнѣнію, что начавшееся эстетическое движеніе, захватывающее самыя разнородныя настроенія и жизненныя потребности, не замыкающееся ни въ какомъ спеціальномъ кругу извѣстной, партійной программы, должно вызвать подъемъ поэтическихъ дарованій и направить ихъ по такому пути, гдѣ откроется настоящій просторъ художественной фантазіи и вдохновенію. Всякая прогрессивная перемѣна сознательныхъ критеріевъ не можетъ остаться безъ вліянія на творящія силы общества. По мѣрѣ того, какъ философскія понятія очищаются отъ грубой догматики матеріалистическаго или офиціально-спиритуалистическаго характера, свободнѣе проходитъ въ искусство правда, скрытая въ безсознательныхъ глубинахъ человѣческаго духа. Искусство медленно, но вѣрнымъ шагомъ пробирается къ своему назначенію: передать всѣ человѣческія впечатлѣнія, т. е. жизнь во всемъ богатствѣ ея содержанія, въ свѣтѣ той истины, которую мы -- невѣдомо и незамѣтно для самихъ себя -- способны постичь внутреннимъ инстинктомъ нашей идеальной природы, но которая подавляется въ насъ разными ошибочными убѣжденіями и понятіями разсудка. Вмѣстѣ съ сознаніемъ свѣтлѣетъ искусство. Вмѣстѣ съ развитіемъ и распространеніемъ въ обществѣ философскихъ идей идеалистическаго типа, развиваются новыя требованія по отношенію къ искусству, создаются новыя эстетическія мѣрила, новые пріемы анализа, новая критика.
   На одномъ явленіи изъ области новѣйшей философской критики, извѣстномъ въ Россіи только по наслышкѣ, мы хотимъ на этотъ разъ остановиться, чтобы, давъ его краткую характеристику, разсмотрѣть на немъ нѣкоторые вопросы, возбуждающіе умственное броженіе современной интеллигенціи. Нѣсколько лѣтъ тому назадъ въ Лондонѣ появилась небольшая книжка подъ названіемъ "intentions", заключающая въ себѣ четыре статьи: "Паденіе лжи", "Перо, карандашъ и ядъ", "Критикъ какъ артистъ" и "Правдивость масокъ". Большинство этихъ статей написано въ діалогической формѣ съ холоднымъ блескомъ изысканно диллетантскаго, парадоксальнаго дарованія. Въ короткое время имя Оскара Уайльда стало произноситься въ разнообразныхъ кругахъ лондонскаго общества, а его рискованные, пикантные афоризмы распространялись среди разочарованныхъ героевъ аристократической богемы, какъ выраженіе самаго тонкаго и оригинальнаго художественнаго вкуса. Его манеры, смѣлыя и претенціозныя, его изящный костюмъ стараго стиля изъ роскошныхъ тканей, ласкавшихъ его болѣзненно раздраженные нервы и совершенно не гармонировавшихъ съ прозаической обстановкой лондонской жизни,-- все придавало его образу какое-то новаторски-декадентское обаяніе въ глазахъ толпы, жадной ко всякимъ зрѣлищамъ въ литературѣ и жизни. Съ самаго начала его имя стало окружаться скандальной легендой. Въ суматохѣ политическихъ треволненій, среди общей умственной озабоченности, дѣловыхъ операцій и научныхъ изысканій, фигура неумѣреннаго, изнѣженнаго эстетика не могла не производить самаго страннаго загадочно-притягательнаго впечатлѣнія. Баловень судьбы, аристократъ по умственнымъ привычкамъ, Оскаръ Уайльдъ быстро шелъ къ яркому литературному успѣху. Какъ вдругъ жизнь его, блестящая снаружи, но таившая въ себѣ внутреннія язвы, разыгралась въ гнетущую драму съ отвратительнымъ уголовнымъ финаломъ. Тѣ самыя руки, которыя до сихъ поръ съ сладострастнымъ наслажденіемъ скользили по атласу его эксцентричнаго одѣянія, теперь принуждены производить грубую работу съ мучительнымъ однообразіемъ суроваго тюремнаго режима. И странно сказать -- эти двѣ полосы его жизни, такъ рѣзко противорѣчащія другъ другу, имѣютъ въ себѣ нѣчто общее: его аристократическія радости были такъ-же безплодны, такъ-же оторваны отъ творческаго процесса исторіи, какъ и его монотонный, изнуряющій душу трудъ, предписанный ему въ возмездіе за нарушеніе общественной морали.
   Мы остановимся преимущественно только на одной изъ статей Оскара Уайльда, въ которой авторъ передалъ намъ свои эстетическія воззрѣнія. Въ статьѣ этой, представляющей протестъ противъ всякаго реализма въ литературѣ во имя безцѣльной поэтической "лжи", обрисовались важнѣйшія его понятія, выраженныя, однако, безъ необходимыхъ логическихъ доказательствъ и поясненій. Между отдѣльными сентенціями нѣтъ связующихъ разсужденій. Вѣрныя мысли, не соединенныя съ какою-либо опредѣленною философскою системою, но облеченныя въ форму ѣдкихъ, дразнящихъ афоризмовъ, производятъ впечатлѣніе безпорядочнаго собранія артистически сдѣланныхъ драгоцѣнныхъ бездѣлушекъ. Діалоги, въ которыхъ авторъ развертываетъ свои мнѣнія, носятъ характеръ полухудожественныхъ изліяній съ оттѣнкомъ то мѣстнаго британскаго сплина, то общеевропейской современной тоски на утонченной психологической подкладкѣ. Обмѣнъ взглядовъ происходитъ между двумя лицами, изъ которыхъ одно только задаетъ вопросы, иногда проникнутые недоумѣніемъ но отношенію къ смѣлымъ парадоксамъ, отражающимъ воззрѣнія самого автора, иногда какъ-бы служащіе къ возбужденію новыхъ признаній своего остроумнаго собесѣдника.
   Всѣ главныя мысли вращаются около одной темы: въ какихъ отношеніяхъ находятся между собою природа и искусство, жизнь и творчество? Оскаръ Уайльдъ съ первыхъ-же страницъ заявляетъ себя убѣжденнымъ сторонникомъ самого свободнаго искусства. Все реальное въ обычномъ смыслѣ слова вызываетъ въ немъ злую усмѣшку, а иногда и открытое презрѣніе. Онъ сторонникъ того, что невидимо чувственному глазу, того, что не су шествуетъ въ области нашего житейскаго опыта, но что само заключаетъ въ себѣ силу, творящую разныя формы исторической дѣйствительности. Лучшіе художники никогда не были реалистами. никогда не слѣдовали за жизнью, но въ своихъ произведеніяхъ всегда бросали идеи, мысли, которыя, перелившись въ общество, создавали въ немъ новыя настроенія, возбуждали и направляли извѣстныя умственныя теченія. Отрицая всякую дѣйствительность, какъ силу мертвую, пассивную, Оскаръ Уайльдъ противопоставлялъ ей силу вымысла, силу фантазіи, которую, онъ, при своей склонности къ рискованнымъ эксцентрическимъ терминамъ, называетъ ложью. Эта ложь, говоритъ онъ, очаровываетъ, восхищаетъ, даетъ удовольствіе. Это единственный видъ лжи, стоящій выше порицанія, потому что ложь въ искусствѣ -- практически безцѣльна, имѣя при этомъ высокую эстетическую задачу. Сотканная изъ высшихъ поэтическихъ идей, она является тою цвѣтною средою, черезъ которую должно пройти всякое воспріятіе природы, всякое жизненное впечатлѣніе. Не только люди подражаютъ тому новому, что находитъ свое законченное выраженіе въ искусствѣ, но и сама природа подражаетъ тѣмъ новымъ краскамъ, которыми талантливые живописцы передаютъ ее на своихъ холстахъ. Откуда, если не отъ импрессіонистовъ, спрашиваетъ Уайльдъ, взялись эти удивительные коричневые туманы, которые разстилаются по лондонскимъ улицамъ, заволакивая газовые фонари и превращая дома въ какія-то чудовищныя тѣни? Кому, какъ не имъ, мы обязаны этой серебристой мглою, которая стелется надъ нашей рѣкой и придаетъ томительную грацію изгибу моста и покачивающимся судамъ? Необыкновенная перемѣна, происшедшая за послѣднія десять лѣтъ въ климатѣ Лондона, находится всецѣло въ зависимости отъ извѣстной школы искусства. "Вы улыбаетесь, говоритъ выразитель авторскихъ идей въ діалогѣ. Но разсмотрите предметъ съ научной или метафизической точки зрѣнія и вы убѣдитесь, что я правъ. Что такое, въ самомъ дѣлѣ, природа? Природа не есть та великая мать, которая родила насъ. Нѣтъ, она сама есть наше созданіе. Она оживаетъ только въ нашемъ мозгу. Предметы существуютъ потому, что мы ихъ видимъ. Они существуютъ такими, какими мы ихъ видимъ, а то, какими они намъ кажутся, зависитъ отъ искусствъ, вліяющихъ на насъ своими идеями. Смотрѣть на предметъ не значитъ еще видѣть его. Мы начинаемъ видѣть вещи только съ того момента, когда мы начинаемъ различать ихъ красоту". Къ этимъ общимъ разсужденіямъ о взаимныхъ отношеніяхъ между природой и искусствомъ, опирающимся на новѣйшую науку и метафизику, Оскаръ Уайльдъ присоединяетъ еще одинъ тезисъ, занимающій въ его міровоззрѣніи чрезвычайно важное мѣсто. Искусство, не слѣдующее за природою, такъ сказать, законодательствующее надъ всѣми формами жизни, искусство, чуждое всякихъ утилитарныхъ соображеній, это искусство не выражаетъ ничего, кромѣ самого себя. "Вотъ принципъ моей новой эстетики", заявляетъ Оскаръ Уайльдъ. Конечно, народы и отдѣльные люди, съ ихъ здоровой естественной суетностью, которая есть секретъ всякаго существованія, полагаютъ, будто музы говорятъ именно о нихъ, и потому стараются въ спокойномъ благородствѣ художественной фантазіи найти отраженіе ихъ взбаломученныхъ страстей, упуская при этомъ изъ виду, что пѣвецъ жизни не Аполлонъ, а Марсъ. Чуждаясь всякой дѣйствительности, отвращаясь и отъ замогильныхъ тѣней, искусство обнаруживаетъ ему одному свойственное совершенство, и изумленная толпа воображаетъ, что чудесныя откровенія многолиственной поэтической фантазіи есть исторія ея собственнаго духа въ новыхъ формахъ. Но это не такъ. Истинное искусство отбрасываетъ тяготу людской психологіи и выигрываетъ болѣе отъ созданія собственныхъ сюжетовъ, чѣмъ отъ энтузіазма черни, чѣмъ отъ всѣхъ этихъ возвышенныхъ страстей или отъ переворотовъ въ сферѣ человѣческаго сознанія. "Искусство развивается исключительно по своимъ собственнымъ законамъ. Оно не есть символъ никакого вѣка. Вѣка суть его собственные символы". Двѣ вещи, которыхъ постоянно долженъ избѣгать истинный артистъ -- это современность формы и современность замысла. Для насъ, живущихъ въ девятнадцатомъ столѣтіи, всякое столѣтіе представляетъ подходящій матеріалъ для творчества, кромѣ нашего собственнаго. Единственно красивые предметы -- тѣ, которые не задѣваютъ нашихъ интересовъ. Именно потому, что Гекуба -- ничто для насъ, ея печали являются превосходнымъ мотивомъ для трагедіи. Все современное очень скоро становится старомоднымъ.
   Вотъ два новыхъ положенія въ эстетикѣ Оскара Уайльда: во-первыхъ, искусство не слѣдуетъ за природою, ничего не заимствуетъ изъ жизни людей, во-вторыхъ, искусство, вѣрное своимъ самостоятельнымъ законамъ, не должно быть и не можетъ быть символичнымъ. При изложеніи перваго изъ этихъ тезисовъ Оскаръ Уайльдъ сдѣлалъ, какъ мы видѣли, ссылку на новѣйшую науку и метафизику. Въ самомъ дѣлѣ, въ этихъ мысляхъ -- несмотря, съ одной стороны, на излишество въ реакціи противъ всякаго реализма, и съ другой стороны -- на ограниченность и узкость въ пониманіи жизненныхъ процессовъ, есть нѣкоторая философская правда, просвѣчивающая сквозь парадоксальную форму. Природа, какъ мы ее знаемъ, во всемъ разнообразіи ея проявленій, существуетъ не внѣ насъ, а въ нашихъ собственныхъ ощущеніяхъ, переработывающихся въ представленія, образы и цѣльныя умственныя картины. Каждая перемѣна въ области нашихъ идей, самая незначительная реформа въ сферѣ нашего сознанія, извѣстнымъ образомъ должны отразиться на содержаніи и характерѣ этихъ ощущеній,-- на томъ, что мы именуемъ, на языкѣ повседневнаго опыта, нашимъ воспріятіемъ природы. По мѣрѣ развитія нашихъ понятій, утончается созерцаніе природы. Поле чувственнаго зрѣнія обогащается новыми отттѣнками. Краски природы согрѣваются нашими чувствами и страстями и какъ-бы сливаются съ отдѣльными актами нашей душевной жизни. Природа раскрывается и развивается вмѣстѣ съ усложненіемъ и усовершенствованіемъ нашихъ познавательныхъ и умственныхъ силъ. Можно сказать, что каждый оригинальный художникъ видитъ природу въ новомъ свѣтѣ, видитъ въ ней то, чего не видятъ другіе и, рисуя ее красками собственнаго воображенія, пріучаетъ нервныхъ и тонкихъ людей переносить эти краски въ живое воспріятіе внѣшнихъ картинъ. Усматривая въ лондонскомъ туманѣ новый цвѣтовой оттѣнокъ, недоступный прежнимъ наблюдателямъ, талантливый художникъ вызываетъ прогрессивное измѣненіе въ чувственномъ горизонтѣ лондонскаго жителя, казавшемся окончательно недоступнымъ какимъ-либо переворотамъ. Чуткія, легко вибрирующія художественныя натуры раньше другихъ даютъ откликъ на духовныя вѣянія, еще не начавшіяся въ жизни, но уже прорвавшіяся изъ какихъ-то невѣдомыхъ глубинъ въ той области, гдѣ идетъ напряженная, вдохновенная работа научно-философской мысли. Омывая живою водою, почерпнутою изъ источника чистаго мышленія, матеріалы житейскаго опыта, художники и поэты преображаютъ ихъ, сообщаютъ имъ новый смыслъ и такимъ образомъ, въ свою очередь, дѣлаютъ изъ нихъ источникъ новыхъ умственныхъ воспріятій. Искусство, съ постояннымъ расширеніемъ своихъ эстетическихъ горизонтовъ и средствъ художественной переработки впечатлѣній, является однимъ изъ самыхъ могущественныхъ посредниковъ между отвлеченными истинами науки и философіи и толпою, которая отрѣзана отъ этихъ истинъ неразвитостью своего духовнаго сознанія. Какъ это ни странно сказать,-- холодная, безстрастная наука, живущая безплотными идеями, вливаясь въ прекрасныя формы искусства, становится достояніемъ массъ -- темныхъ, но всегда жаждущихъ свѣта.
   Исходя, какъ мы показали -выше, изъ вѣрныхъ научныхъ основаній въ своихъ разсужденіяхъ о преобладаніи искусства надъ природою, Оскаръ Уайльдъ не сумѣлъ сдѣлать изъ нихъ всѣхъ тѣхъ выводовъ, которые слипаютъ всякій творческій процессъ съ безсознательнымъ источникомъ духовной жизни. Въ его диллетантскомъ изображеніи искусство, оторвавшееся отъ грубо-догматическаго реализма, въ то-же время теряетъ свою внутреннюю связь съ міромъ возвышенныхъ идей, съ міромъ метафизической истины. Искусство не должно быть символично, говоритъ этотъ болѣзненно-эксцентричный рыцарь безпредметной эстетики. Искусство не должно быть символичнымъ -- это значитъ, что, отрѣшившись отъ обманчивыхъ иллюзій житейскаго опыта, оно не должно заимствовать своего содержанія, своихъ настроеній, своихъ замысловъ изъ тѣхъ духовныхъ глубинъ, въ которыхъ личность неразрывно связана съ безконечнымъ и изъ которыхъ рождается ея поэтическій, творческій экстазъ. Искусство не должно быть символичнымъ -- это значить, что выйдя на свѣтлый путь критическаго идеализма, оно должно превратиться въ безплодную, безцѣльную, ничего не значащую игру пустого воображенія. Отрицая, какъ предметъ художественной обработки, и энтузіазмъ массовыхъ движеній и даже вообще всякую человѣческую психологію, Оскаръ Уайльдъ отнимаетъ у искусства тотъ предметъ, тѣ матеріалы, которые составляютъ неизбѣжный элементъ въ артистическомъ созерцаніи художника и къ которымъ прилагается его творческая дѣятельность. Символичность искусства есть ясность, прозрачность его образовъ, открывающая доступъ нашему умственному взору въ міръ свободныхъ идей науки и метафизики, и на извѣстной стадіи человѣческаго просвѣтленія искусство не можетъ не быть символичнымъ. Темнота и непроницаемость изображенія-- неспособность его передавать идеи высшаго порядка -- есть только показатель низкой умственной культуры поэта. Въ свѣтѣ разума, чистаго отъ обмановъ и ошибокъ эмпирическихъ представленій, каждый образъ пріобрѣтаетъ свой настоящій смыслъ, свое настоящее мѣсто въ общей міровой системѣ и потому неизбѣжно становится тонкимъ, прозрачнымъ, символичнымъ.
   Мы отмѣтили существенные пункты въ незаконченномъ, сбивчивомъ міровоззрѣніи Оскара Уайльда, выразившіеся въ его статьѣ "The decay of lying". Другія статьи его, о которыхъ мы упоминали выше, его разсужденія о задачахъ критики, объ "антиморальномъ" характерѣ всякаго искусства, являются приложеніемъ и разработкой -- въ той-же афористической и парадоксальной формѣ -- разсмотрѣнныхъ нами эстетическихъ тезисовъ. Романистъ и даже драматургъ съ яркими красками и сладострастными настроеніями, Оскаръ Уайльдъ дѣлаетъ иногда интересныя и мѣткія замѣчанія по разнымъ теоретическимъ вопросамъ литературы Статьи его о задачахъ артистической критики отличаются мастерствомъ изложенія и моментами открываютъ какіе-то просвѣты къ самому центру творческаго процесса. Отдѣльныя изреченія его кажутся какъ-бы выхваченными изъ болѣе широкой и глубокой философской системы, но въ общемъ даже эти діалоги о критикѣ носятъ на себѣ печать какой-то роковой безплодности эстетическихъ мыслей, оторванныхъ отъ питающихъ корней послѣдовательнаго идеализма. Легко и самоувѣренно переходя отъ предмета къ предмету, Оскаръ Уайльдъ задѣваетъ по пути и вопросы этическаго характера, но, отвернувшись отъ возвышенныхъ загадокъ міра, онъ не могъ и здѣсь сказать ничего особенно существеннаго и серьезнаго. Его игра "антиморальными" парадоксами не отличается даже самостоятельностью мысли. Его оппозиція общественнымъ нравамъ по смыслу своему имѣетъ нѣчто общее съ своеобразнымъ протестантствомъ Фридриха Ницше, но соціальная критика Оскара Уайльда, раздражительная и нѣсколько безсильная, скользитъ по поверхности предмета, тогда какъ борьба Ницше, съ самаго начала его литературной карьеры, идетъ путемъ научныхъ обобщеній и философскихъ выводовъ.

А. Волынскій.

"Сѣверный Вѣстникъ", No 12, 1895

  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru