Вольнов Иван Егорович
Ив. Вольнов (Ив. Вольный). Повесть о днях моей жизни. Крестьянская хроника. К-во "Прометей" H. Н. Михайлова. Спб

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:

   Ив. Вольновъ (Ив. Вольный). Повѣсть о дняхъ моей жизни. Крестьянская хроника. К-во "Прометей" H. Н. Михайлова. Спб. (года нѣтъ). Ц. І.р. 25 к. Стр. 270. По формѣ это -- автобіографія, охватывающая дѣтство и отрочество крестьянскаго мальчика. По существу.--. именно повѣсть, т. е. извѣстнаго вида литературное произведеніе со всѣми атрибутами творческаго вымысла. Картины и герои, несомнѣнно, списаны съ натуры, взяты изъ подлинной мужицкой дѣйствительности, не вымышлены, но собранные изъ разныхъ мѣстъ и разныхъ хронологическихъ!полосъ и втиснутые въ узкую рамку біографіи крестьянскаго подростка, они производятъ порой впечатлѣніе присочиненности и чрезмѣрности. Но -- въ цѣломъ -- повѣсть яркая, глубоко волнующая, захватывающая силой я правдивостью художественнаго изображенія деревенскаго міра. Художественное вниманіе къ народной жизни и изображеніе ея прошло, какъ извѣстно, черезъ: нѣсколько этаповъ. Послѣ Успенскаго и Чехова едва ли уже мыслима идеализація деревни -- хотя бы даже не въ старомъ стилѣ 70-хъ годовъ, а въ соотвѣтствіи съ тѣми новыми явленіями, которыя возникли и -- несомнѣнно -- удержались въ жизни въ связи съ недавнимъ общественнымъ подъемомъ. М. Горькій попробовалъ въ "Лѣтѣ" вывести "сознательныхъ" мужичковъ, новыхъ людей деревни, но сорвался. Нынѣ во всѣхъ изображеніяхъ крестьянской жизни преобладаетъ наклонъ въ сторону "безпощадной" правды, обнажающей, вскрывающей темныя нѣдра деревни, хотя бы она, эта правда, ничего не выясняла, а лишь повергала бы въ ужасъ и недоумѣніе. Даже лучше; если она оглушитъ читателя и повергнетъ въ отчаяніе, -- чѣмъ гуще темные тона, тѣмъ больше шуму около произведенія. Достаточно вспомнить тенденціозную повѣсть Родіонова или послѣдніе разсказы И. Бунина. Въ нихъ одно: озвѣрѣніе жизни, безпросвѣтное, пьяное отчаяніе, оскудѣніе, темь и, ужасы, ужасы безъ конца. Читаешь, поражаешься, не вѣришь и вѣришь, потому что произведенія талантливы и, слѣдовательно, убѣдительны. Но если освободиться отъ перваго, подавляющаго впечатлѣнія, отойти на нѣкоторое разстояніе, взглянуть трезвымъ, провѣряющимъ окомъ, то эта безпощадная, мрачная правда окажется въ такомъ же отношеніи къ настоящей, полной правдѣ, въ какомъ безсмысленная или грубо неприличная деревенская частушка къ остальной живой поэзіи деревенскаго міра. Есть частушка,-- несомнѣнно;-- но есть и живетъ также настоящая пѣсня, глубоко-трогательный и дорогой перлъ народной лирики, и не даромъ же Н. Клюевъ черпаетъ нынѣ изъ этого источника щедрой рукой и, чуть-чуть подмалевавъ, выдаетъ за собственное созданіе то, что десятки лѣтъ уже поетъ деревня... "Крестьянская хроника" Ив. Вольнаго -- тоже "безпощадная", но нѣсколько однобокая правда. Озвѣрѣнія, пьяной жестокости, безсмыслія и темноты безпросвѣтной, беззащитности и нѣмого-рабскаго страха тутъ хоть отбавляй. Иныя страницы производятъ прямо потрясающее впечатлѣніе, давятъ какъ кошмаръ,-- и тутъ же рядомъ что-нибудь шаблонное, анекдотически-чрезмѣрное. Положимъ, и анекдотъ созданъ подлинной дѣйствительностью -- вотъ именно такой, какую изображаетъ авторъ, но все-таки къ чему давно извѣстный анекдотъ въ этой превосходной хроникѣ? Вотъ, напримѣръ, такой эпизодъ. Возомъ придавило мужика, дядю разсказчика. Разсказчикъ и сынъ покойнаго, Тимошка, съ печи со страхомъ наблюдаютъ, какъ попъ махаетъ кадиломъ, сердито что-то говоритъ, а дьяконъ коситъ глаза на бабъ и нараспѣвъ ему поддакиваетъ. Потомъ покойника уносятъ, а стряпуха подаетъ на печь проголодавшимся ребятамъ масляныхъ блиновъ и чашку кутьи.-- "Вотъ это важно!-- пришелъ въ восторгъ Тимошка; -- спасибо, Вань, батѣ, что умеръ, а то гдѣ бы намъ кутьицы похлебать, какъ ты думаешь?-- Я уже набилъ себѣ полный ротъ и въ знакъ согласія мотнулъ лишь головою. Стряпуха подперла бокъ рукою, поглядѣла на насъ и отвѣтила:-- Ахъ ты дуракъ! Какія ты слова сказалъ?.. А кто тебя кормить безъ отца будетъ, а?-- Фи-и!-- засмѣялся Тимошка: -- самъ буду ѣсть!-- и лукаво подтолкнулъ меня, шепча: -- Нашла чѣмъ застращать? вотъ дура!.." Страницей раньше говорится, что ребятамъ шло по пятому году. Можно, конечно, допустить, что иной четырехлѣтній малышъ, деревенскій, въ голодной обстановкѣ, носитъ такого рода трезвыя мысли, -- но чтобы формулировалъ онъ ихъ такъ разсудительно,-- этому не повѣришь. И не анекдотомъ ли отдаетъ отъ другого эпизода, гдѣ страстный любитель чтенія -- восьмилѣтній мальчуганъ,-- прочитавъ стихи Никитина, увлекся самъ стихосложеніемъ и воспѣлъ (въ недурныхъ стихахъ) деревенскую жизнь.-- "Вотъ это важно!" -- выслушавъ стихотвореніе, отозвались его товарищи-сверстники (т. е. такіе же восьмилѣтніе мальчики):-- "только знаешь что?-- матершинкой ее надо чуточку подперчить -- словъ пятнадцать-двадцать! Такъ,-- понимаешь -- скусъ другой получится и дѣть можно будетъ...-- Ее и такъ бы можно пѣть,-- возражаетъ авторъ.-- Ну, братъ, не та матерія!-- засмѣялись товарищи:-- совсѣмъ не та!.. Про всѣхъ бы, знаешь! Подошелъ къ окну и -- выкладывай, что надо, а матюкомъ -- на смазку, пригвоздить, чтобъ не отлипло!"... Чувство мѣры -- большое дѣло, а оно частенько измѣняетъ Ив. Вольному. Полутѣней у него нѣтъ: мракъ такъ мракъ чернѣе сажи, свѣтлое явленіе -- такъ ужъ ослѣпительной красоты, безъ единаго темнаго пятнышка. Рядомъ съ такими несомнѣнными признаками просвѣщенной современности, какъ урядникъ, черкесъ въ сосѣднемъ княжескомъ имѣніи,-- рисуется такая первобытная дѣвственность, что свѣтлыя пуговицы семинариста изъ учительской семинаріи, сына бѣднаго мужичка Егора, повергаютъ въ столбнякъ изумленія всю деревню, не исключая и могущественнаго деревенскаго кулака Созонта Максимыча.-- "Пуговицы-то пуговицы-то, Господи!" -- "Экось, сучьяго сына, до какихъ дѣловъ дотяпался: въ перчаткахъ, сѣрые портки на улицу -- ажъ страшно!.." И всѣ однодеревенцы поочередно подходятъ и благоговѣйно лобызаются съ образованнымъ молодымъ человѣкомъ, въ томъ числѣ и богатей Созонтъ. А черезъ день этотъ самый кулакъ, подпоивъ деревню, приказываетъ --:въ присутствіи хохочущаго урядника!-- пьянымъ мужикамъ схватить семинариста и бросать его въ рѣчку до тѣхъ поръ, пока тотъ не лишается чувствъ... Но пусть. Возможно порой у насъ и это. Дальше. Въ ту же ночь истерзанный, кашляющій семинаристъ, въ бесѣдѣ съ разсказчикомъ (подросткомъ), говоритъ о своемъ обидчикѣ: "Онъ -- несчастный... такихъ мнѣ жаль до слезъ... Большая сила, умъ, въ хорошихъ рукахъ изъ него вышелъ бы полезный человѣкъ, а онъ гибнетъ, какъ муха, какъ дерево, насѣченное въ молодости топоромъ... Намъ не мстить имъ надо, а помочь, всю душу положить на то, чтобы они свѣтъ увидѣли, а мстить -- слѣпымъ, несчастнымъ людямъ -- глупо, подло"... Трогательно, но... невѣроятно.
   И все-таки, несмотря на эту наличность безмѣрности, Ив. Вольный далъ намъ изображеніе деревенскаго міра, рѣдкое по силѣ и яркости. Есть образы незабываемые (пастушокъ Петя, сестра разсказчика), есть потрясающія страницы, трогательныя до слезъ... Трудно еще пока опредѣленно судить о размѣрахъ дарованія молодого автора: онъ силенъ тамъ, гдѣ копируетъ голую дѣйствительность, и неувѣренъ тамъ, гдѣ творитъ. Но очень хотѣлось бы думать, что эта автобіографія -- "Повѣсть о дняхъ моей жизни" -- не будетъ его единственной хорошей книгой.

"Русское Богатство", No 7, 1913

   
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru