Волошин Максимилиан Александрович
Молитва о городе

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    (Феодосия весною 1918 года при большевиках)


М. А. Волошин

Молитва о городе

(Феодосия весною 1918 года при большевиках)

   Феодосия при большевиках не напоминала ни один другой русский город.
   Она была единственным беззащитным и открытым портом на Черном море. Туда спасались со всех его побережий. Каждый день в ее порт врывались транспорты: заржавленные, помятые, заплатанные. По два, по три, по четыре в день. Однажды их пришло 34. Это было в день взятия Одессы.
   Каждый из них требовал места, грозил расстрелять остальных. расталкивал их, швартовался у мола, спускал сходни, и по сходням. со знаменами, с пулеметами, с плакатами, на которых было написано, кто они, спускалось его народонаселение и шло к совету "захватывать власть".
   Тут были трапезундские солдаты, армянские ударники, румынские большевики, сербский легион, турецкие пленные, просто беженцы и анархисты всех оттенков: анархисты-коммунисты, анархисты-террористы, анархисты-индивидуалисты, анархисты-практики...
   В течение месяца большевики были крайне правой партией порядка. Местные "буржуи" молили Бога: "Дай, Бог, только, чтобы наши большевики продержались". Благодаря борьбе с более левыми партиями большевикам некогда было заняться собственными делами -- т.е. истреблением буржуев.
   Иногда наведывался миноносец из Севастополя -- "Пронзительный" или "Фидониси" -- и спрашивал: "Что, ваши буржуи до сих пор живы? Вот мы сами с ними управимся". На что председатель совета Барсов -- портовый рабочий, зверь зверем, -- отвечал с неожиданной государственной мудростью:
   "Здесь буржуи мои, и никому другому их резать не позволю".
   Благодаря всему этому Феодосия избегла резни и расстрелов, бывших в Севастополе, в Симферополе, в Ялте.
   Каждая волна приносила с собой что-нибудь новое.
   Социалистический рай начался с продажи рабынь на местном базаре -- на том самом месте, где при генуэзцах и турках продавали русских рабов.
   Трапезундские солдаты привезли с собою орехи и турчанок. Орехи -- 40 р. пуд. Турчанки -- 20 р. штука.
   Потом прибыло турецкое посольство на двух миноносцах с помирающими от голода тяжелоранеными. Совет устроил обед -- но не голодающим, а турецкому посольству. Председатель совета сидел в каскетке. Турки были корректны, в мундирах и орденах. Был произнесен ряд речей.
   -- ...Передайте вашей турецкой молодежи и всему турецкому пролетариату, что у нас социалистическая республика... Да здравствует третий интернационал.
   Таких речей было произнесено 6-7. После каждой турецкое посольство вставало и отвечало одной и той же речью:
   -- Мы видим, слышим, воспринимаем. И с отменным удовольствием передадим обо всем, что мы видели и слышали, его императорскому величеству -- султану.
   Когда настала неделя анархистов и через каждые 20 минут где-нибудь в городе лопалась бомба -- очень громкая и безопасная, на стенах Феодосии можно было видеть единственную в своем роде прокламацию:
   "Товарищи! Анархия в опасности! Защищайте Анархию!"
   Но анархия была на следующий день раздавлена, сотня анархистов-практиков была вывезена под Джанкой и там расстреляна, а на месте прокламации было наклеено мирное объявление:
   "Революционные танц-классы для пролетариата, со спиртными напитками".
   После только раз появился в Феодосии отряд анархистов: они построились на площади по росту, они были вооружены до зубов и обвешаны ручными фанатами по поясу. Вид у них был грозный, и они улыбались во весь рот. Над ними развевалось черное знамя во всю площадь с надписью "Анархисты-террористы".
   По какому-то наитию я подошел к правофланговому и спросил: "Sind Sie Deutsche?" -- "О, ja, ja -- wir sind die Freunde" ["Вы немец?" -- "О, да, да -- мы друзья" (нем.)]. А затем шепотом пояснил: "Мы немецкие пленные. Сейчас анархистам очень хорошо платят".
   Через неделю Феодосия была занята немецкими войсками.
   Таковы иронические улыбки этого жуткого времени. Вот патетическая сторона его:
  
             I
  
   И скуден, и неукрашен
   Мой древний град
   В венце генуэзских башен,
   В тени аркад;
   Среди иссякших фонтанов,
   Хранящих герб
   То дожей, то крымских ханов, --
   Звезду и серп;
   Под сенью тощих акаций
   И тополей,
   Средь пыльных галлюцинаций
   Седых камней,
   В стенах церквей и мечетей
   Давно храня
   Глухой перегар столетий
   И вкус огня;
   А в складках холмов охряных --
   Великий сон:
   Могильники безымянных
   Степных племен;
   А дальше -- зыбь горизонта
   И пенный вал
   Негостеприимного Понта
   У желтых скал.
  
             II
  
   Войны, мятежей, свободы
   Дул ураган;
   В сраженьях гибли народы
   Далеких стран.
   Шатался и пал великий
   Имперский столп;
   Росли, приближаясь, клики
   Взметенных толп.
   Суда бороздили воды,
   И борт о борт
   Заржавленные пароходы
   Врывались в порт.
   На берег сбегали люди.
   Был слышен треск
   Винтовок и гул орудий,
   И крик, и плеск.
   Выламывали ворота,
   Вели сквозь строй,
   Расстреливали кого-то
   Перед зарей.
  
             III
  
   Блуждая по перекресткам,
   Я жил и гас
   В безумьи и в блеске жестком
   Враждебных глаз;
   Их горечь, их злость, их муку,
   Их гнев, их страсть,
   И каждый курок и руку
   Хотел заклясть.
   Мой город, залитый кровью
   Внезапных битв,
   Покрыть своею любовью.
   Кольцом молитв.
   Собрать тоску и огонь их
   И вознести
   На распростертых ладоньях:
   "Пойми... Прости!"
  
   Впервые опубликовано: "Дело" (Одесса) 1919, No 1, 23(10) марта, С. 2.
   Исходник: http://dugward.ru/library/voloshin/voloshin_molitva_o_gorode.html
  
  
  
  

 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru