Водовозов Василий Васильевич
Владимир Короленко. В голодный год. Наблюдения, размышления и заметки. Спб. 1894

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:

   Владиміръ Короленко. Въ голодный годъ. Наблюденія, размышленія и замѣтки. Спб. 1894. 376 стр. Ц. 1 р.
   Такія тяжелыя событія, какъ тѣ, которыя пришлось пережить Россіи въ 1891 -- 1892 г., не могли не затронуть всѣхъ, кто не способенъ жить одною личною жизнью. Затронули они и Владиміра Короленко, одного изъ самыхъ отзывчивыхъ и глубоко чувствующихъ русскихъ писателей {Объ интересномъ сборникѣ "Очерковъ и разсказовъ" того же писателя говорилось въ "Мірѣ Божіемъ" въ прошломъ году (1892, No 2).}. Онъ былъ одинъ изъ тѣхъ, кто не могъ оставаться равнодушнымъ въ виду народнаго бѣдствія. Онъ поѣхалъ по деревнямъ Нижегородской губерніи, чтобы своими глазами увидѣть тѣ событія, о которыхъ всѣ толковали вкривь и вкось, и по мѣрѣ силъ помочь народу: для этого онъ на собранныя имъ деньги лично открылъ довольно много столовыхъ для голодающихъ. Но не только въ этомъ его заслуга: гораздо большая заслуга въ правдивомъ, простомъ, искреннемъ и потому захватывающемъ душу читателя описаніи того, что онъ видѣлъ и пережилъ въ этотъ тяжелый годъ.
   Долгое время очень и очень многіе не вѣрили въ существованіе голода. Находились люди, жившіе даже въ самой серединѣ, голодающихъ мѣстностей, которые настолько мало интересовались крестьянской жизнью, что упорно отрицали неподлежавшіе уже сомнѣнію факты. Случайная встрѣча съ мужикомъ, прикидывающимся бѣднякомъ, чтобы выхлопотать себѣ ненужную ему лично помощь, была достаточна для такихъ людей, чтобы обобщить явленіе и вину отдѣльнаго "мужика" взвалить на "мужика" вообще.
   "Кто продалъ хлѣбъ для столовой? Мужикъ. Кто будетъ обѣдать въ столовой? Мужикъ. Итакъ, мужикъ продавалъ свой хлѣбъ и мужикъ идетъ въ даровую столовую. Обманщики!"
   Таково было обычное для многихъ разсужденіе; вопросомъ о томъ, тотъ ли мужикъ шелъ въ столовую, который продавалъ хлѣбъ, обличители народа не задавались. (Стр. 107--110).
   Благодаря этому скептицизму, помощь пришла поздно, и притомъ крайне скудная. Мало того: когда она пришла, оказалось, что на мѣстѣ нѣтъ людей, нѣтъ учрежденій, которыя бы могли посвятить себя дѣлу помощи населенію и сдѣлали бы дѣло это хорошо. Люди и учрежденія толкались безъ толку въ разныя стороны, ссорились между собою; въ результатѣ масса недоразумѣній очень тяжело отозвавшихся на голодной деревнѣ. Сами крестьяне далеко не всегда умѣли воспользоваться, какъ слѣдуетъ, тою скудною помощью, которая приходила къ нимъ. Когда къ нимъ обращались съ требованіемъ, чтобы они сами на своихъ сходахъ распредѣлили по справедливости нѣсколько сотъ или тысячъ пудовъ хлѣба, то являлись со своими притязаніями тѣ, которые находились наканунѣ голодной смерти, и тѣ, кто могъ еще съ грѣхомъ пополамъ протянуть до новаго урожая, и рядомъ съ ними тѣ, кого по какимъ-либо причинамъ обошло несчастіе; даже тѣ, кому это несчастіе принесло изрядные барыши. И сходъ не могъ ничего подѣлать съ этими притязаніями, и въ концѣ концовъ богачи получали наравнѣ съ бѣдняками, по 5 по 10 фунтовъ хлѣба на человѣка въ мѣсяцъ. Много говорили по этому поводу о жадности народа, а между тѣмъ толпы нищихъ, именно въ деревнѣ, а не въ городѣ, кормившихся кусками дорогого хлѣба, подаваемаго изъ каждаго окна, свидѣтельствовали о противномъ. Не жадность, слѣдовательно, а что-то другое привело къ печальному явленію. Жертвовать крестьяне могли, и жертвовали много. Но въ дѣлѣ раздачи правительственнаго хлѣба съ очевидностью обнаружилось, что деревенскій міръ разъѣдаетъ глубокая рознь, что гармонія интересовъ оказалась фикціей, и помощь часто попадала не туда, куда надо, получали не тѣ, кому слѣдовало (стр. 26). Явленіе это, конечно, не безпричинно, и очень обстоятельное объясненіе его читатель найдетъ въ книгѣ Короленко.
   Печальный рядъ этихъ и другихъ, подобныхъ имъ, недоразумѣній, имѣвшихъ мѣсто въ Лукояновскомъ уѣздѣ, Нижегородской губ., встаетъ передъ читателемъ книги Короленки. Добросовѣстное непониманіе жизни деревни, рядомъ съ нежеланіемъ ее понимать, и на придачу въ союзѣ съ своекорыстными интересами тѣхъ, кто поживился отъ народнаго горя, встаютъ передъ читателемъ въ яркой, живой картинѣ. Эта картина составляетъ главное содержаніе книги Короленки, но не она одна.
   Короленко, по его словамъ, "не имѣлъ несчастія присутствовать при агоніи голодной смерти, и не намѣренъ нарочно розыскивать эти картины и терзать ими нервы читателя. А голодъ, въ его настоящемъ значеніи (онъ) все-таки видѣлъ", и онъ разсказываетъ, "что именно онъ видѣлъ, какъ люди голодали, какъ людямъ помогали, какія при этомъ возможны ошибки, и отчего онѣ происходили" (стр. 4). Центръ тяжести книги именно въ послѣднемъ. Живой человѣкъ не могъ пройти мимо, когда онъ увидѣлъ, какъ природное бѣдствіе усугубляется неумѣньемъ людей помочь ему, не могъ не волноваться при этомъ, не могъ даже не обратить на него преимущественно своего вниманія (Короленко не мало сдѣлалъ въ свое время для немедленнаго выясненія и исправленія ошибокъ), но не могъ онъ также пройти мимо и самого голода. Тонкій наблюдатель, глубокій знатокъ русскаго народа, Короленко, какъ будто мимоходомъ, въ нѣсколькихъ строкахъ, рисуетъ такія сцены, которыя не изгладятся изъ памяти того, кто разъ ихъ прочиталъ. Тутъ нѣтъ разсужденій въ родѣ того, что мужикъ продалъ 275 пудовъ своего хлѣба, и мужикъ же идетъ въ даровую столовую,-- слѣдовательно, мужикъ (не Иванъ или Ѳедотъ, а мужикъ вообще) -- обманщикъ. Нѣтъ, Короленко слишкомъ хорошо знаетъ, что мужикъ на мужика не походитъ, что у каждаго мужика, какъ у каждаго человѣка вообще, своя физіономія, и потому описываемыя имъ сцены производятъ впечатлѣніе живыхъ, прямо выхваченныхъ изъ жизни
   Проходя по уѣздному городу Лукоянову однажды поздно вечеромъ, Короленко, идя со знакомымъ, издали замѣтилъ двѣ женскія фигуры. Голосъ одной изъ нихъ поразилъ его какой-то особенной нотой.
   
   "Женщина говорила что-то нараспѣвъ,-- разсказываетъ Короленко,-- и длиннымъ рукавомъ суконнаго кафтана утирала слезы. Увидѣвъ насъ, женщины быстро попрощались, и одна, плакавшая, пошла торопливою походкой впереди васъ по мосткамъ...
   -- О чемъ ты плакала?-- сказалъ я, догоняя ее. Она ускорила шаги. Мнѣ было совѣстно добиваться отвѣта, но что-то въ ея голосѣ поразило меня ты той щемящей нотой, что я чувствовалъ потребность вмѣшаться, узнать, въ чемъ дѣло, быть можетъ, помочь. Вѣдь я для этого пріѣхалъ.
   При повторенномъ вопросѣ женщина, съ видимой неохотой, замедлила шагъ. Она продолжала плакать.
   -- Дѣвочка изъ дому согнала, -- сказала она, видимо дѣлая усиліе и опять и опять утирая рукавомъ слезы...-- Ступай, говоритъ, мама, добейся хлѣбца... Добейся, говоритъ... А я откуль добьюсь... Вотъ у Чиркуновыхъ подали кусочекъ, только и добилась. Мужикъ ходилъ, ходилъ, ничего не принесъ
   -- Неужто ничего не подали въ городѣ?
   -- Да, вишь, ссуду мы получаемъ...
   Понемногу я понялъ. Семья состоитъ изъ троихъ. Старикъ -- плохой и убогій, не старая, но тоже довольно "плохая" жена и маленькая дѣвочка, которая на этотъ разъ "согнала ее съ квартиры". Эта нищая семья осчастливлена ссудой въ 28 фунтовъ (въ мѣсяцъ). Этого хватаетъ на недѣлю или на двѣ, въ остальное время приходится побираться.
   -- Мы-то бы ужъ какъ бы нибудь...-- говоритъ женщина... Говоритъ она какъ-то странно, какъ будто не можетъ уже удержаться, но вмѣстѣ прибавляетъ шагу и идетъ такъ быстро, что намъ трудно поспѣвать за нею..
   -- По два дня и то не ѣвши... Да вишь дѣвочка-то гонитъ. "Добейся, а ты, мама, добейся"...
   Она идетъ все также быстро и плачетъ.
   -- Господи! Живемъ то какъ. Другіе-те люди, какъ люди... Дѣвочка-те, дочка, но четвертому году. Этто чего надумала. "Зарой, говоритъ меня, мама, въ земельку". Господи!-- Что ты, я говорю, милая моя, нешто живыхъ-те въ земельку зарываютъ?... А ты меня зарой, говорить... И то... Кабы такая вѣра: легла бы и съ дѣвочкой въ землю-те, право легла бы...
   Я невольно вспомнилъ свою "дѣвочку по четвертому году", и безотчетный ужасъ сжалъ мое сердце. Мы оба, съ какой-то невольной торопливостью, отдамъ ей всю нашу мелочь; набирается много, во всякомъ случаѣ неожиданно много для нея. Но она все-таки плачетъ... Я понимаю теперь, почему она такъ говорила, такъ плакала, такъ торопилась уйти отъ насъ, такъ неохотно отвѣчала на вопросы. Она уходила отъ этого своего разсказа о ребенкѣ, который проситъ, чтобы его зарыли въ земельку"... (стр. 174--176).
   
   Вотъ другая сцена. Столовая открыта. Не имѣя средствъ, чтобы накормить цѣлую деревню, Короленко волей-неволей долженъ былъ составить списки тѣхъ, кто находится совсѣмъ уже наканунѣ голодной смерти, и кормить только тѣхъ. Работа была страшно мучительная. Въ виду изможденныхъ лицъ, ясно обнаруживающихъ, что люди не ѣли по нѣскольку дней, приходилось рѣшать вопросъ, кто нуждается "больше", и отгонять отъ жалкаго куска хлѣба тѣхъ изъ нихъ, кто нуждался "меньше".
   
   "Не по закону ѣсть кто-то", заявляетъ крестьянинъ, помогшій автору устроить столовую. "Хлѣба не хватило..."
   -- Ѳеська не по закону ѣсть.
   -- Ѳесь, не по закону ты ѣшь, слышь,-- заговорили уже кругомъ, толкая подъ локоть дѣвичку лѣтъ 13 -- 14, которая не обращала на эти протесты ни малѣйшаго вниманія. Я подошелъ со стороны и взглянулъ ей въ лицо. Лица у нея было совершенно серьезно, даже, пожалуй, равнодушно. Казалось, для ноя не существовало кругомъ ничего, кромѣ хлѣба, который она держала въ рукѣ, и миски, стоявшей на столѣ. Она торопливо откусывала хлѣбъ и тотчасъ же протягивала ложку къ мискѣ, не признавая, очевидно, никакого закона, кромѣ права голода, и не обращая вниманія на говоръ, какъ будто замѣчанія относились не къ ней.
   На лицахъ сельской публики, пришедшей взглянуть на первый безплатный обѣдъ, я прочелъ искреннее сожалѣніе и соболѣзнованіе къ "беззаконницѣ".
   -- Нѣмая, что ли?-- спросилъ я.
   -- Какое нѣмая! Сирота это, дня два, чай, хлѣба не видала.
   -- Какъ же ее пропустили, когда составляли списокъ?
   -- На виду не было, ну, и забыли. А ужъ какъ бы не записать! А то, вишь, не по закону, а поди-ка ее теперь изъ-за стола вытащи...
   -- Ни за что не вытащишь. Вишь какъ припала!..
   Разумѣется, мнѣ тоже пришлось признать за ней самое важное изъ правъ -- право голода, и мы тутъ же вписали ея имя въ списокъ... Хотя это, повидимому, произвело на нее такъ же мало впечатлѣнія, какъ и прежнія замѣчанія о совершаемомъ ею "беззаконіи".
   Красивый мальчишка, совсѣмъ у насъ не записанный, стоитъ, потупясь, и, точно волченокъ, глядитъ на столъ, заваленный хлѣбомъ. Сначала я думалъ, судя по чистой рубашенкѣ и по опрятному виду красиваго ребенка, что онъ пришелъ сюда изъ любопытства, но, видя, что онъ стоитъ долго, весь красный, застѣнчивый и готовый заплакать, я отрѣзалъ ему горбушку. Онъ взялъ ее торопливо, сунулъ за пазуху и тотчасъ же пошелъ изъ избы.
   -- Погоди, куда жъ ты торопишься?
   -- Илюшка еще у меня... плачетъ чай,-- отвѣтилъ мальчуганъ серьезно... Не разъ у меня сжималось сердце при видѣ этихъ печальныхъ глазъ, устремленныхъ на счастливцевъ, занявшихъ свои мѣста..." (стр. 179--181).
   "А все-таки одного надо вычеркнуть, потому что ихъ много,-- говоритъ авторъ въ другомъ мѣстѣ (стр. 226).-- И я чувствую, что голова тяжелѣетъ и нервы притупляются, и видишь, что вмѣстѣ съ дѣломъ помощи дѣлаешь жестокое дѣло, потому что эта черта, проведенная по имени ребенка, заставляетъ его голодать и плакать... А нельзя, потому что ихъ слишкомъ много!"
   
   Рядомъ со сценами страданій и истиннаго горя читатель видитъ ложь и своекорыстіе, рядомъ съ голоднымъ ребенкомъ, относящимъ краюху хлѣба другому голодному ребенку, другого ребенка, съ жадностью уписывающаго миску жидкихъ щей, и взрослаго человѣка, наживающагося отъ голода, вмѣстѣ съ тѣмъ онъ дѣлаетъ неизбѣжный выводъ, что послѣднее явленіе составляетъ исключеніе, а первое -- общее правило. Авторъ не скрываетъ и того глубокаго невѣжества народа, которое было одной изъ причинъ голода и благодаря которому, его дѣятельность вызвала среди крестьянъ глупые толки о томъ, что онъ -- антихристъ, улавливающій людей (стр. 366). Рядомъ съ горькимъ отчаяніемъ авторъ встрѣчалъ бодрую вѣру въ лучшее будущее, и встрѣчалъ ее тамъ, гдѣ ей, казалось бы, не мѣсто Вотъ занесенная снѣгомъ, среди метели, на дорогѣ баба, забредшая въ Нижегородскую губернію изъ сосѣдней Симбирской. Мужъ ея тоже ушелъ на заработки, но денегъ не шлетъ, и даже не подаетъ о себѣ вѣсти. Но она не теряетъ надежды на него, сама энергично работаетъ, снимаетъ землю, но не хватаетъ рубля, чтобы "соху наладить и выѣхать въ поле". Она оставляетъ голодныхъ дѣтей, и побирается милостыней, чтобы набрать несчастный рубль, но долгое время неудачно. Наконецъ, она встрѣчаетъ Короленка, и онъ даетъ ей его, чувствуя, что онъ передъ ней еще въ долгу. "Эта бодрая забота о землѣ, о дѣтишкахъ... эта неумирающая надежда на лучшіе дни, все это вмѣстѣ ободрило меня, разсѣяло мое малодушіе. Да, будутъ еще на Руси эти лучшіе дни!" (стр. 353).
   А все-таки "не дай Богъ другого такого года!" (стр. 227).

В--зовъ.

"Міръ Божій", No 1, 1894

   
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru