Lib.ru/Классика: Виппер Роберт Юрьевич. Государственные идеи Штейна

Государственныя идеи Штейна.

(Perte: "Leben Steins", 6 vol.-- Seeley: "Life and times of Stein", 4 vol.-- Ernst Meier: "Die Verwaltungsreform in Preussen".-- Knapp: "Die Bauernbefreiung in den älteren Provinzen Preussens", 2 vol.-- Ranke: "Denkwürdigkeiten des Staatskanzlers von Hardenberg", 5 vol.-- Bodelschwingh:-- "Leben Vincke's", 2 vol.).

Французская революція впервые выдвинула національный принципъ, какъ верховное, безусловное начало въ жизни народа. Какъ прямымъ, идейнымъ вліяніемъ, такъ и косвеннымъ, путемъ войнъ, она вызвала въ народахъ Европы національныя движенія, которыя въ каждой странѣ направлялись различно, связывались съ различными политическими идеалами, сообразно характеру и условіямъ предшествовавшаго политическаго развитія. Но какой бы политическій идеалъ ни вырабатывалъ народъ въ связи съ національными стремленіями, республиканскій или монархическій, федеральный или централистическій, мы всюду найдемъ въ нихъ основную черту, свойственную тому источнику, изъ котораго вышелъ національный принципъ.

Съ этой точки зрѣнія особенный интересъ представляетъ изученіе роли этого принципа въ Германіи. Національная идея въ Германіи долгое время связывалась преимущественно съ консервативными теченіями, находила отголосокъ въ традиціонныхъ представленіяхъ объ имперіи. Просвѣтительное движеніе XVIII в., просвѣщенный абсолютизмъ остались ей чужды. Французская революція и послѣдовавшія за нею войны имперіи дали совершенно другое направленіе національнымъ стремленіямъ въ Германіи и расширили ихъ русло. Отъ неопредѣленной мечты, отъ идеализаціи прошлаго они переходятъ на практическую почву. Гнетъ другой народности заставляетъ искать выхода изъ состоянія безпомощнаго раздробленія, и вотъ, какъ реакція ему, постепенно выдвигается идея сильной центральной власти, опирающейся на популярную основу. Но такъ какъ вырабатывающійся новый идеалъ національно-политическаго строя противорѣчитъ сложившимся отношеніямъ и, въ то же время, получаетъ пищу въ народномъ возстаніи, онъ неизбѣжно принимаетъ революціонную окраску: существующія формы должны быть устранены во имя общенароднаго блага, нація должна получить устройство, наиболѣе отвѣчающее ея интересамъ.

Изучая этотъ процессъ развитія общественной мысли въ Германіи, мы останавливаемся съ особеннымъ вниманіемъ на личности Карла Штейна, министра Пруссіи въ самую тяжелую эпоху ея жизни и пангерманскаго патріота. На развитіи его воззрѣній можно прослѣдить, что переживала старая Германія, переходя на почву національно-государственной жизни, какъ усвоивала она уроки и принципы революціи, что принесла съ собою въ новую эпоху. Послѣдовательность въ изложеніи дается сама собою: мы разсмотримъ первоначальныя консервативныя воззрѣнія Штейна, видоизмѣненіе ихъ подъ вліяніемъ службы въ Пруссіи и окончательную формировку его взглядовъ подъ вліяніемъ борьбы съ Наполеономъ и національнаго напряженія.

-----

Штейнъ родился въ концѣ пятидесятыхъ годовъ XVIII ст. (1757 г.); его развитіе совершалось въ самый, разгаръ философскаго и эстетическаго просвѣщенія въ Германіи, а ко времени своей преобразовательной дѣятельности въ Пруссіи онъ достигъ пятидесятилѣтняго возраста, и все же мы не назовемъ его человѣкомъ XVIII в. Никогда мы не встрѣтимъ у него ни малѣйшей попытки идеализаціи той эпохи или того поколѣнія, среди которыхъ протекала его молодость. Въ концѣ двадцатыхъ годовъ XIX в., будучи почти семидесятилѣтнимъ старикомъ, Штейнъ пишетъ характерныя слова: "нынѣшнее время превосходитъ вѣкъ, къ которому я принадлежалъ, т.-е. конецъ XVIIIст., когда увлекались французскимъ просвѣщеніемъ,-- въ отношеніи дѣловитости, силы религіознаго чувства, основательности познаній".

Своеобразное отношеніе Штейна къ господствующимъ теченіямъ вѣка объясняется въ значительной степени его происхожденіемъ, средою, въ которой онъ выросъ. Классъ имперскихъ рыцарей, къ которому онъ принадлежалъ, этотъ странный обломокъ средневѣковаго строя, давно выбитый изъ колеи дѣйствительной жизни, гораздо менѣе другихъ слоевъ германскаго общества былъ затронутъ просвѣщеніемъ XVIII в. и вращался еще въ кругу традиціонныхъ понятій и привычекъ. Изъ своей старозавѣтной семьи Штейнъ вынесъ глубокое религіозное чувство, выдержавшее всѣ искушенія отрицательнаго и скептическаго направленія. Вмѣстѣ съ тѣмъ, онъ выросъ въ сознаніи нравственнаго и гражданскаго превосходства аристократіи, которое потомъ другимъ казалось въ немъ сословнымъ предразсудкомъ. Наконецъ, въ той же средѣ Штейнъ проникся благоговѣніемъ къ старой имперской конституціи, своеобразнымъ піететомъ къ императорской власти. Та и другая для рыцарей имѣли особое значеніе: съ ними связано было существованіе класса, онѣ представляли его единственную охрану и, въ то же время, напоминали эпоху его блеска и могущества; императоръ оставался прямымъ непосредственнымъ главою рыцарей, лишь ему обязанныхъ отбывать службу, какъ при Гогенштауфенахъ. Поэтому Штейнъ не могъ себѣ представить впослѣдствіи единства Германіи безъ увѣнчивающей его императорской власти; потому же онъ долго не могъ разстаться съ мыслью о необходимомъ первенствѣ Австріи, несмотря на рядъ горькихъ разочарованій, вызванныхъ политикой ея правительства и бездѣятельностью, инертностью ея населенія. Привилась Штейну и характерная для рыцарей антипатія къ князьямъ: они -- простые узурпаторы, съ его точки зрѣнія, которые, съ наступленіемъ новой эры національнаго единства, должны быть также медіатизированы, какъ ихъ менѣе счастливые соперники, рыцари и мелкіе фюрсты, такъ какъ всѣ они занимали совершенно одинаковое положеніе въ силу старой конституціи. Согласно этимъ взглядамъ и слѣдуя стародавней традиціи рыцарства, которое охотнѣе служило даже иностраннымъ дворамъ, чѣмъ фюрстамъ, Штейнъ начинаетъ "вою службу въ имперскомъ судѣ въ Вецларѣ. Практика отрезвила его, доказавши все безсиліе этого центральнаго органа и безсодержательность строя, который онъ представлялъ и охранялъ, и Штейнъ стадъ искать новыхъ путей для служенія національному дѣду.

Школа, которую прошелъ Штейнъ, не разбила, а скорѣе освѣтила, осмыслила вынесенныя изъ дому симпатіи, придала большую глубину усвоеннымъ интересамъ. Штейнъ учился (съ 1773 по 1777 г.) въ Гёттингенскомъ университетѣ. Гёттингенъ, при несомнѣнномъ преобладаніи поэтическихъ и эстетическихъ интересовъ среди учившейся въ немъ молодежи, заключалъ въ себѣ двѣ особенности, важныя для развитія Штейна. Это былъ первый университетъ въ Германіи, въ которомъ, помимо филологическихъ и юридическихъ наукъ въ старомъ смыслѣ, читалось государственное право. Увлеченіе стариной перешло здѣсь у Штейна въ историческій интересъ. Съ другой стороны, по своему положенію въ Ганноверѣ, университетъ служилъ проводникомъ англійскаго вліянія въ Германію: масса англійскихъ студентовъ, наплывъ англійскихъ книгъ поддерживали тѣсную связь съ Англіей. Подъ вліяніемъ этихъ сторонъ гёттингенской школы, молодой Штейнъ съ небольшимъ кружкомъ единомышленниковъ, къ которымъ принадлежали будущіе публицисты Ребергъ и Брандесъ, читаетъ усиленно историческія и экономическія сочиненія и уходитъ въ изученіе государственнаго и соціально-экономическаго развитія Англіи. То же направленіе чтенія сохранилось у Штейна и впослѣдствіи до конца жизни. Но, поглощая съ лихорадочною быстротой массу книгъ, онъ только въ 1808 г. находитъ время пробѣжать въ одну ночь гётевскаго Фауста и откладываетъ книгу съ замѣчаніемъ, что содержаніе ея неприлично и невѣрно исторически.

Занятія общественными науками укрѣпили въ Штейнѣ отрицательное отношеніе къ абстрактной политической теоріи, къ "метаполитикѣ", какъ онъ выражался, "идущей ощупью". Только историческая подготовка, въ связи съ непосредственнымъ изученіемъ дѣйствительности, создаетъ настоящаго политическаго дѣятеля, по его мнѣнію. Изученіе Англіи, расширенное, быть можетъ, наблюденіями во время поѣздки въ эту страну (въ 1786 г.), имѣло важное значеніе для развитія Штейна. Руководимый въ началѣ неяснымъ, какъ бы инстинктивнымъ влеченіемъ, какъ онъ сознается самъ въ автобіографіи, Штейнъ постепенно приводитъ интересующій его процессъ англійскаго государственнаго развитія въ связь съ дорогою еіу германскою стариной. Опредѣляя культурное значеніе европейскихъ народовъ, Штейнъ писалъ: "основныя идеи государственнаго устройства, представительная система, судъ присяжныхъ, идеи, которыя французы замарали кровью, идеи, искаженныя въ настоящее время,-- всѣ германскаго происхожденія, а развились онѣ въ Англіи". Но Штейнъ, такъ же, какъ и его позднѣйшіе сподвижники, наприм., Финке, которому онъ поручить познакомить общество въ эпоху реформъ 1808 г. съ англійскимъ мѣстнымъ самоуправленіемъ, никогда не доходилъ въ увлеченіи Англіей до слѣпаго, безусловнаго преклоненія; сущность англійскаго государственнаго строя, верховенство парламента, оставалась даже, повидимому, скрытой о^ъ его вниманія; говоря объ англійскихъ порядкахъ, Штейнъ обыкновенно настаивалъ на самодѣятельности общества въ мѣстныхъ дѣлахъ и на публичности управленія. Важнѣе всего то, что знакомство съ исторіей Англія научило его искать въ старинномъ германскомъ строѣ выраженіе тѣхъ началъ законности, свободы и самодѣятельности, которыя выставлялись какъ идеалъ новаго времени. Съ этой поры идеализація имперскихъ и старинныхъ земскихъ учрежденій у Штейна есть защита правоваго порядка, выросшаго исторически на основѣ исконныхъ народныхъ началъ. Не разъ доказывалъ онъ, что старая германская конституція, при всей тяжеловѣсности формъ, до послѣдняго времени способна была воспитывать нравственныя начала и чувство личнаго достоинства, поддерживать національное сознаніе, охранять свободу и собственность; какъ на учрежденія, гарантировавшія населенію эти блага еще въ эпоху регенсбургскаго сейма, онъ указывалъ на группы свободныхъ людей и свободныхъ общинъ въ видѣ имперскихъ рыцарей и городовъ, на имперскій судъ и особенно на зейскіе чины. Послѣднюю гарантію Штейнъ считалъ наиболѣе дѣйствительною и напиралъ поэтому на ея исконный характеръ. Земское устройство, по его мнѣнію, "возникло одновременно съ зарожденіемъ политическихъ союзовъ германскихъ племенъ"; оно составляетъ "историческое наслѣдіе народа, основанное на правдѣ и нравѣ". Всѣ существенныя права земскихъ чиновъ, между прочимъ, и право привлекать къ отвѣтственности совѣтиковъ государя, думаетъ онъ, выработались уже въ XIV в. Живые остатки этой старины поэтому особенно вызывали его вниманіе и сочувствіе. Счастливая случайность связала его службу на долгое время съ Вестфаліей (съ перерывами отъ 1784 до 1804 г.), гдѣ сохранились еще остатки сельской общинной организаціи, сохранило и болѣе жизненности земское устройство, и старая "красная" земля, съ ея почтенными учрежденіями, съ ея стойкимъ, свободолюбивымъ населеніемъ, послужила для Штейна такою же практическою школой политическаго воспитанія, какъ и для знаменитаго публициста и историка Юстуса Мёзера, съ которымъ у молодаго Штейна столько общаго.

Подъ вліяніемъ той же школы, той же умственной работы, и сословное чувство, столь сильное въ Штейнѣ, стало служить его политическому идеалу. Въ его глазахъ, дворяне, эти "лучшіе" сыны народа, выдѣленные рожденіемъ, связями, богатствомъ, озаренные блескомъ заслугъ своихъ предковъ, крѣпко засѣвшіе на наслѣдственной землѣ, должны пользоваться почетомъ и политическими преимуществами, но за то они должны быть первыми и цѣльнѣйшими работниками въ государствѣ, должны заслужить свои преимущества отдачей всѣхъ своихъ талантовъ, средствъ и энергіи на пользу общую. Но не одно дворянство, и другія сословія представлялись Штейну органически сложившимися, освященными исторіей, скрѣпленными нравственною связью общественными группами, какъ бы живыми тѣлами, на различіи и взаимодѣйствіи которыхъ покоится государство. Онъ цѣнитъ въ нихъ корпоративный духъ, внутреннюю нравственную дисциплину, преемственность стремленій. Съ этой точки зрѣнія ему одинаково дороги и союзы рыцарей, и общинныя формы крестьянъ въ Вестфаліи, и муниципальный строй старыхъ имперскихъ городовъ, хотя Штейнъ прекрасно видитъ современные недостатки ихъ, и, наконецъ, цеховая организація.

Изъ всего этого становится понятно отношеніе Штейна къ главной дѣйствующей силѣ современности, къ абсолютизму, который, въ лицѣ своихъ просвѣщеннѣйшихъ и энергичнѣйшихъ представителей, явно стремился къ нивеллировкѣ классовъ, къ обезцвѣченію общественныхъ группъ въ общемъ равномѣрномъ подчиненіи верховной волѣ. Дѣло абсолютизма въ глазахъ Штейна вполнѣ совпало съ разрушительною работой революціи, сметавшей все, созданное исторіей. Главное средство перваго -- бюрократія и характернѣйшее порожденіе революціоннаго духа -- якобинство и по результатамъ воздѣйствія, и даже по основнымъ принципамъ соприкасались между собою, но его мнѣнію. Въ роли той и другой силы онъ видѣлъ политику насильственную, абстрактную, преслѣдующую фантастическія цѣли безъ вниманія къ реальнымъ условіямъ. Въ любопытномъ письмѣ къ принцу Людвигу, гдѣ Штейнъ говоритъ о гражданскомъ значеніи сильныхъ характеровъ, онъ замѣчаетъ, что деспотическое правленіе, опираясь на армію искусныхъ чиновниковъ, губитъ развитіе въ народѣ такихъ характеровъ; напротивъ, ихъ образованію благопріятствуютъ небольшія свободныя государства, связанныя въ союзы.

Сходясь въ изложенныхъ взглядахъ съ ученіемъ консервативной политической школы XVIII в., Штейнъ отдѣлился отъ нея въ своихъ экономическихъ воззрѣніяхъ. Изучая англійскую историческую и экономическую литературу, Штейнъ рано долженъ былъ натолкнуться на Адама Смита, который произвелъ на него сильное впечатлѣніе. Но отношеніе Штейна къ новой экономической теоріи было своеобразное. Онъ былъ далекъ отъ безусловнаго принятія ея принциповъ и скорѣе соглашался со многими ея практическими требованіями. Еще въ вестфальскій періодъ онъ стоялъ за устраненіе таможенныхъ стѣсненій и въ обширной запискѣ, представленной въ 1801 г. генералъ-директоріи, настаивалъ на необходимости освобожденія во ввѣренной ему провинціи коронныхъ и помѣщичьихъ крестьянъ, причемъ предлагалъ раздѣлить между ними остатокъ общинныхъ земель. Но онъ не довѣрялъ безусловной цѣлебности начала свободной конкурренціи и считалъ необходимымъ нѣкоторое регулированіе экономическихъ отношеній государствомъ. Его теоретическія возраженія противъ Адама Смита опредѣлялись точкой зрѣнія историка: въ виду различія процесса соціально-экономическаго и культурнаго развитія въ разныхъ странахъ и вытекающаго отсюда различія условій современности, не можетъ и не должно быть одинаковыхъ для всѣхъ экономическихъ правилъ. Становясь на почву практической политики, онъ исходилъ отъ заботъ о сохраненіи или созданіи рядомъ съ крупнымъ землевладѣніемъ класса мелкихъ земельныхъ собственниковъ, безъ котораго, по его мнѣнію, не мыслимо здоровое развитіе государства. На той же условной точкѣ зрѣнія практическаго политика стоитъ Штейнъ и въ вопросѣ о существованіи цеховъ. Признавая вредное вліяніе ихъ современнаго устройства на промышленное развитіе, онъ не желаетъ, однако, полнаго устраненія всей ихъ организаціи; промышленныя корпораціи дороги ему, какъ нравственно-политическая школа. "Государство,-- возражалъ онъ экономистамъ,-- не промышленный союзъ, а нравственное общеніе". "Для него не важно, сколько башмаковъ или экипажей выдѣлывается въ странѣ, а важно сохраненіе и воспитаніе физически и нравственно-здоровыхъ гражданъ". Вообще Штейнъ послѣдовательно проводить защиту мелкой промышленности. Уже въ эпоху кампаніи 1793 г. онъ обратилъ на себя всеобщее вниманіе измѣненіемъ, которое онъ внесъ въ графствѣ Маркскомъ въ системѣ продовольствованія войска: крупные промышленники были совершенно устранены, и всѣ необходимые припасы были забраны непосредственно отъ мелкихъ поставщиковъ, что совпало съ интересами казны и, въ то же время, произвело благопріятное впечатлѣніе въ обществѣ. Но, опасаясь послѣдствій принципа laissez faire для мелкой собственности и промышленности, Штейнъ изъ политическихъ соображеній стремился къ огражденію отъ нихъ и привилегированнаго класса общества. Извѣстна его защита заповѣдныхъ имѣній, которая создала ему впослѣдствіи репутацію феодала. Подъ условіемъ обезпеченія въ нихъ хозяйственныхъ улучшеній, онъ допускалъ фидеикомиссы по тѣмъ же соображеніямъ, какъ и недѣлимость крестьянскихъ участковъ, потому именно, что ими достигалось сохраненіе политически-важнаго класса.

Изъ сказаннаго ясно отношеніе Штейна къ либеральной экономической теоріи: онъ разсматривалъ ея программу исключительно съ политической точки зрѣнія. Устраненіе формъ, стѣсняющихъ промышленную дѣятельность, личности, и ослабленіе государственнаго вмѣшательства желательны ради того, чтобы двинуть впередъ политическое развитіе личности, но экономическая эмансипація должна быть введена въ извѣстныя границы: она допустима, лишь поскольку не нарушаетъ равновѣсія исторически-сложившихся классовъ и группъ, подъ охраной которыхъ только и можетъ личность уцѣлѣть и участвовать въ гражданской жизни. Въ этомъ и заключается существенная разница между Штейномъ и другими дѣятелями великихъ реформъ въ Пруссіи, Гарденбергомъ и Шёномъ. Сподвижники Штейна думали начать съ соціальнаго и экономическаго освобожденія личности; въ свободной, ничѣмъ не стѣсненной борьбѣ интересовъ и силъ неизбѣжно погибнутъ менѣе дѣльные, энергичные и приспособленные къ жизни элементы, за то получатъ преобладаніе и выдвинутся здоровые. На этой основѣ безъ труда установится и наилушій политическій строй. Штейнъ, напротивъ, признавая неравномѣрное распредѣленіе силъ при современномъ строѣ, макъ результатъ неправильнаго развитія, боялся свободнаго столкновенія этихъ силъ и желалъ его предотвратить политическою реформой, которая воспитала бы разнородные классы общества для совмѣстной дѣятельности и, въ то же время, охранила бы отъ гибели и разложенія болѣе слабые изъ нихъ.

Посмотримъ теперь, что дала Штейну рядомъ съ теоретическою школой его практическая дѣятельность, государственная служба, которую онъ прошелъ. Убѣдившись въ призрачности дѣла того имперскаго учрежденія, которому онъ отдалъ сначала свои силы, Штейнъ, вопреки желанію родственниковъ, переходитъ въ 1780 г. на службу къ Фридриху II. Трудно, казалось бы, найти противорѣчіе болѣе рѣзкое, чѣмъ то, какое представляютъ знакомыя намъ воззрѣнія и симпатіи Штейна, съ одной стороны, и принципы, система управленія въ тогдашней Пруссіи -- съ другой. Мы и не должны искать у Штейна тѣхъ мотивовъ увлеченія королемъ-философомъ, которые общи были молодому поколѣнію, напитанному просвѣтительными идеями. Въ своей автобіографіи Штейнъ объясняетъ намъ, что выбралъ Пруссію потому, что въ ея старомъ королѣ нашелъ защитника старой конституціи, а вмѣстѣ съ нею цѣлости Германіи послѣ того, какъ Фридрихъ отстоялъ Баварію противъ захватовъ Іосифа П. Помимо этихъ общихъ первоначальныхъ побужденій, примирявшихъ его съ Пруссіей, надо имѣть въ виду условія службы, значительно смягчавшія для Штейна тяжесть прусской административной ферулы. Штейнъ работалъ недолго при старомъ королѣ, но и при немъ, и при его преемникахъ онъ служилъ въ теченіе 24 лѣтъ далеко отъ центра, въ новопріобрѣтенныхъ западныхъ областяхъ, гдѣ прусская система еще не успѣла пустить глубокихъ корней, гдѣ сохранились еще остатки старой самостоятельности и самоуправленія, гдѣ, благодаря всему этому, менѣе отразилась смѣна желѣзной дисциплины Фридриха И распущенностью администраціи Фридриха Вильгельма П. Штейнъ пользовался поэтому значительнымъ просторомъ въ своей многосторонней работѣ по улучшенію путей сообщенія, поднятію мѣстной промышленности, облегченію вывоза и т. п. Въ 1791 г. онъ проводитъ въ Вестфаліи отмѣну стѣснительной системы фридриховскаго генеральнаго акциза, по соглашенію и при помощи мѣстныхъ земскихъ чиновъ; это первое знакомство на практикѣ съ дѣятельностью представительнаго собранія оставляетъ въ немъ самое благопріятное впечатлѣніе. Такимъ образомъ примирялось его идеальное представленіе о самодѣятельности общества въ рамкахъ историческихъ формъ съ энергичною иниціативой правительственныхъ агентовъ: расширеніе дѣятельности мѣстныхъ органовъ самоуправленія, какъ могущественной помощи и опоры администраціи,-- вотъ основная идея реформы, съ которой онъ потомъ выступитъ и которую распространитъ до предѣловъ обще-государственнаго управленія. Въ восточныхъ провинціяхъ держались другихъ традицій и не даромъ впослѣдствіи, когда Штейнъ перешелъ въ центральную администрацію, на него долго смотрѣли съ недовѣріемъ, какъ на человѣка, наполненнаго "вестфальскими" идеями. Чѣмъ дальше были вестфальскіе порядки отъ господствовавшей въ Пруссіи системы, тѣмъ яснѣе при этомъ переходѣ Штейнъ долженъ былъ увидѣть ея недостатки. Это случилось въ 1804 г., 18 лѣтъ спустя послѣ смерти великаго короля, когда механизмъ, созданный имъ, совершенно pasшатался, высшее управленіе утратило единство, ясность задачъ, энергію, а въ подчиненномъ развился духъ инсубординаціи, когда въ людяхъ, стоявшихъ въ центрѣ администраціи, зародилось тревожное чувство возможности кризиса. Если Штейнъ и относилъ многое насчетъ слабыхъ и непослѣдовательныхъ преемниковъ Фридриха II, которыхъ онъ цѣнилъ очень невысоко, то все, что онъ говорилъ несчетное число разъ о недостаткахъ бюрократическаго управленія, заключало въ себѣ осужденіе не только извращенной системы стараго короля, но и самаго принципа и общихъ пріемовъ ея. "Я думаю,-- говорилъ онъ, наприм., Гарденбергу,-- что слѣдуетъ сломить оковы, которыми чиновничье управленіе сдавливаетъ свободный подъемъ человѣческой дѣятельности; нужно устранить духъ корысти, грязной наживы, приверженности къ механизму, которому служитъ эта правительственная система. Нація должна привыкнуть сама заправлять собственными дѣлами и выступить изъ состоянія дѣтства, въ которомъ ее готово держать вѣчно безпокойное, вѣчно во все вмѣшивающееся правительство". Но мы увидимъ, что Штейнъ, въ то же время, усвоилъ и лучшія традиціи старой прусской школы, а именно -- идею обязательнаго отбыванія всѣми классами государственной повинности, которую старались внѣдрить своимъ подданнымъ энергичные и суровые правители Пруссіи въ XVIII в.

Мы должны теперь коснуться вопроса о томъ, какъ подѣйствовало на Штейна событіе, волновавшее въ то время весь культурный міръ. Великое движеніе, начавшееся во Франціи, захватило быстро передовыхъ людей тогдашней Пруссіи, подготовленныхъ къ воспринятію его идей предшествовавшимъ просвѣтительнымъ движеніемъ. Такъ называемая кёнигсбергская школа, съ Краусомъ во главѣ, опираясь на настроеніе развитаго бюргерства восточной провинціи, выдвигала уже ранѣе демократическія и либеральныя теоріи въ духѣ Руссо и Адама Смита. Не только Шёнъ, прямой ученикъ Ерауса и характерный доктринеръ молодаго поколѣнія, но и дѣятели гораздо старше его, прошедшіе школу Фридриха II, какъ Гарденбергъ и Шрёттеръ, были подъ обаяніемъ "французскихъ" идей, и, притомъ, въ ихъ наполеоновской формѣ. Всего рѣзче это увлеченіе выразилось въ запискѣ о реформахъ, представленной въ 1807 г. Гарденбергомъ. Мы встрѣтимъ тутъ требованіе отмѣны крѣпостнаго состоянія, этого "позорнаго пятна", тяготѣющаго на націи, отмѣны всѣхъ привилегій и допущенія къ дворянству исключительно заслуги, устраненія всѣхъ стѣсненій промышленности, установленія національнаго представительства и даже полной демократизаціи войска посредствомъ введенія въ немъ выбора офицеровъ солдатами. Словомъ, это -- идеалъ демократической монархіи съ ея характерными наполеоновскими чертами: Гарденбергъ стоитъ за централизацію управленія, противъ англійской и въ пользу французской системы. Во Штейнъ, принимая многое въ приведенной программѣ, оставался совершенно чуждъ ея источнику. Характерно уже то, что, среди массы прочитанныхъ и отмѣченныхъ Штейномъ сочиненій, мы не встрѣчаемъ корифеевъ французскаго просвѣщенія, ни Вольтера, ни Руссо, ни Мабли, ни даже Монтескьё. Французская революція, повидимому, ни на одну минуту и ни въ чемъ не вызывала его сочувствія. Въ то время, какъ его соотечественники привѣтствовали въ парижскихъ событіяхъ начало освобожденія всего человѣчества, Штейнъ винитъ въ эмигрантахъ "защитниковъ великаго дѣла общественнаго порядка". Идеи 1789 г. онъ называлъ всегда ложными, такъ какъ онѣ лишены всякой исторической основы. Французы, по его мнѣнію, ничего не внесли въ общечеловѣческую культуру. Въ этихъ рѣзкихъ заявленіяхъ, правда, сказывалось раздраженное національное чувство, которое у Штейна принимало почти стихійный характеръ. Но Штейнъ, тѣмъ не менѣе, почувствовалъ могучую новую силу, обнаруженную революціей,-- энтузіазмъ народной массы, на который онъ потомъ указывалъ настойчивѣе, чѣмъ кто-либо, въ испанскомъ и русскомъ движеніи, и который онъ своими реформами стремился вызвать къ жизни въ Германіи. Скоро, однако же, эта сторона революціи для него закрылась господствомъ Наполеона, къ которому въ его глазахъ свелось все французское движеніе. Порабощеніе французами другихъ націй, ненавистный Штейну цезаризмъ, все нивеллирующій и обезцвѣчивающій, губящій мѣстную жизнь и самодѣятельность, укрѣпили въ немъ враждебное отношеніе къ французской революціи.

Мы подошли къ рѣшительному моменту въ жизни Штейна -- его дѣятельности въ 1807--1808 іт. послѣ разгрома Пруссіи. Согласно нашей задачѣ, мы разберемъ лишь руководящія идеи его программы реформъ. Но мы должны указать основной фактъ, вызвавшій преобразованія. Причины катастрофы Пруссіи въ 1806--1807 гг. далеко не исчерпываются, какъ хотѣли бы думать нѣкоторые новѣйшіе историки Пруссіи, недостатками въ военномъ строѣ, неспособностью главныхъ вождей и отсталостью выправки солдатъ. Гораздо рѣзче бросаются въ глаза безпорядочность финансоваго управленія, негодность центральной машины. Еще хуже, однако, былъ полный индифферентизмъ къ происходившему въ средѣ населенія. Наполеонъ велъ войну съ правительствомъ, а не съ націей. Но если бюргерство встрѣчало побѣдителей съ тупымъ равнодушіемъ, то въ низшихъ классахъ, можетъ быть, пробуждались смутныя ожиданія лучшей участи, особенно когда объявлена была свобода крестьянъ въ Варшавскомъ герцогствѣ. Нѣчто подобное засвидѣтельствовано относительно Курляндіи, и Наполеонъ подчеркивалъ фактъ, когда, отмѣняя въ бывшихъ западно-прусскихъ областяхъ крѣпостное право, выразился: это послужитъ барьеромъ получше Эльбы!" Государственные люди въ Пруссіи. чувствовали, какъ шатка у нихъ въ этомъ отношеніи почва подъ ногами. Мы видѣли, что у многихъ изъ нихъ была ясная программа преобразованій административныхъ, соціальныхъ, военныхъ. Созданная Гарденбергомъ непосредственная коммиссія дѣятельно работала надъ проектомъ освобожденія крестьянъ. По сторонники реформы представляли небольшую кучку, главнымъ образомъ, среди высшей чиновной іерархіи, отрѣзанную отъ общества. У нихъ не было масштаба для оцѣнки общественнаго настроенія, а отсюда и увѣренности, что принятыя мѣры произведутъ какое-нибудь впечатлѣніе и дадутъ правительству поддержку населенія. Значеніе Штейна для разсматриваемаго момента заключается въ томъ, во-первыхъ, что онъ нашелъ въ себѣ смѣлость обратиться къ обществу съ непосредственнымъ призывомъ, а затѣмъ въ общей постановкѣ политическаго возрожденія страны.

Посмотримъ, прежде всего, въ чемъ состоялъ его первоначальный планъ реформъ. Еще въ виду надвигавшейся опасности (27 апр. 1806 г.), онъ представилъ королю записку, которая начиналась слѣдующими замѣчательными словами: "Пруссія не имѣетъ государственнаго устройства (Staatsverfassung), такъ какъ высшая власть въ ней не раздѣлена между главою и народными представителями. Это государство -- весьма недавно сложенный аггрегатъ отдѣльныхъ, пріобрѣтенныхъ по наслѣдству, куплею, захватомъ провинцій, чины которыхъ лишь мѣстныя корпораціи, не могущія вліять на общій ходъ дѣлъ". Въ виду этого тѣмъ важнѣе, чтобы Пруссія имѣла правильную правительственную организацію (Regierungs Verfassung); Штейнъ предлагаетъ поэтому устранить создавшееся при Фридрихѣ Вильгельмѣ II изъ господства фаворитовъ правленіе кабинета, какъ органа не отвѣтственнаго, не имѣющаго законной конституціи, точно опредѣленной связи съ дѣйствующею администраціей и не принимающаго никакого участія въ выполненіи правительственныхъ мѣръ. Онъ предлагаетъ [точное раздѣленіе государственнаго управленія по роду дѣлъ, а не по провинціямъ, и возстановленіе стараго центральнаго органа -- государственнаго совѣта, въ которомъ бы соединялись всѣ министры для цѣлей законодательства и установленія общихъ принциповъ управленія; здѣсь каждый изъ нихъ являлся бы передъ королемъ докладчикомъ и отвѣтственнымъ лицомъ по своему вѣдомству.

Что же совѣтуетъ Штейнъ годъ спустя? Такъ называемая нассауская записка, поданная въ іюнѣ 1807 г., непосредственно по заключеніи тильзитскаго мира, ставитъ на очередь тотъ же вопросъ объ административной реформѣ. Отличіе ея отъ предшествовавшаго плана заключается толь ко въ томъ, что Штейнъ, помимо реформъ высшаго центральнаго учрежденія, разбираетъ подробно организацію провинціальнаго управленія. Здѣсь онъ особенно подчеркиваетъ дороговизну, некомпетентность, вялость и рутину чиновничьей администраціи и предлагаетъ воспользоваться, съ нѣкоторыми измѣненіями, существующимъ земскимъ устройствомъ. Ссылаясь на примѣръ Англіи, Штейнъ настаиваетъ на томъ, чтобы къ управленію были привлечены собственники, какъ лица наиболѣе свѣдущія и заинтересованныя въ. мѣстныхъ дѣлахъ: раскладка и сборъ податей, судъ по незначительнымъ дѣламъ, полицейскій надзоръ, школа, благотворительныя учрежденія должны быть отданы въ ихъ руки. Здѣсь не должно быть преобладанія одного класса: крупные и мелкіе собственники, дворяне и крестьяне участвуютъ одинаково черезъ выборныхъ своихъ; по этому принципу организуются сельскіе округа, общины и города. Выборный земскій элементъ долженъ войти и въ областныя правительственныя учрежденія (камеръ-коллегіи, Regierungen) и устранить ихъ формализмъ изобиліемъ воззрѣній и чувствъ, внушенныхъ практическою жизнью. Обереженія издержекъ на управленіе -- не самая существенная выгода, которая должна отъ этого получиться. Гораздо важнѣе оживленіе гражданскаго чувства и общественнаго сознанія, соглашеніе общественныхъ стремленій и потребностей съ правительственными начинаніями.

Такимъ образомъ, и послѣ катастрофы программа Штейна остается прежнею: она требуетъ лишь реформы управленія и, слѣдовательно, гораздо Уже проекта, предложеннаго въ то же время Гарденбергомъ. Намѣченные въ запискѣ отъ іюня 1807 г. общіе пункты получили развитіе въ организаціонномъ планѣ для центральнаго высшаго и провинціальнаго управленія (23 ноября 1807 г.), въ муниципальной реформѣ и въ проектахъ окружнаго и сельскаго устройства, которые не были проведены на дѣлѣ. Штейнъ требуетъ всюду полной самостоятельности мѣстныхъ обществъ во всемъ, что касается исключительно мѣстныхъ интересовъ. Въ особенности этотъ принципъ приведенъ у него въ городской реформѣ. Онъ одинъ стоялъ за устраненіе всякаго контроля надъ городскимъ хозяйствомъ со стороны правительства и шелъ, такимъ образомъ, въ разрѣзъ съ общимъ тогда для всей Германіи преобразованіемъ городовъ въ духѣ французской централистической системы. Тамъ, гдѣ затронуты интересы общегосударственные, общественный выборный элементъ выступаетъ уже не самостоятельно, а лить какъ сила, содѣйствующая правительственнымъ учрежденіямъ или контролирующая ихъ, какъ, напримѣръ, выборные отъ земскихъ чиновъ въ провинціальныхъ коллегіяхъ. И въ этомъ отношеніи Штейнъ стоитъ одиноко: ни Шёнъ, ни Финке, ни даже Гумбольдтъ не раздѣляли его убѣжденія въ необходимости участія земскихъ представителей въ провинціальномъ управленіи, и эта статья проекта осталась на бумагѣ. Восходя далѣе, Штейнъ предполагалъ помимо провинціальныхъ земскихъ чиновъ, утверждающихъ мѣстные налоги, ввести правильное участіе представителей и въ высшемъ центральномъ управленіи. Требованіе государственныхъ чиновъ рѣшительно было высказано Штейномъ уже довольно поздно, передъ самымъ уходомъ изъ министерства; оно предполагалось, однако, съ самаго начала. И реформа областнаго и общиннаго устройства отсрочивалась до тѣхъ поръ, пока не будетъ введено національное представительство. Но если въ провинціальныхъ органахъ земскіе представители должны принимать непосредственное участіе въ управленіи, то въ общегосударственномъ законодательствѣ и хозяйствѣ они имѣютъ лишь совѣщательный голосъ. Штейнъ не желалъ антагонизма между представителями и правительствомъ; о правѣ вотировать налоги не было и рѣчи. Основной мотивъ всѣхъ предлагаемыхъ преобразованій мѣтко выраженъ во введеніи къ указу 24 ноября 1808 г.: привлеченіе общественныхъ силъ необходимо ради укрѣпленія правительственной власти, которая будетъ опираться на свѣдѣнія и вліяніе всѣхъ образованныхъ классовъ; правительственные органы, точно спеціализированные, должны быть освобождены отъ лишняго дѣла, но ихъ иниціатива, руководство и надзоръ во всемъ, что касается общегосударственныхъ интересовъ, нисколько не должны быть ослаблены.

Выступая сторонникомъ широкихъ административныхъ преобразованій, Штейнъ началъ, однако, свою дѣятельность реформой соціальной первостепенной важности. Каково участіе Штейна въ ней и въ какой связи стояла она съ другими его начинаніями, со всею его системой? Девятаго октября 1807 г., 5 дней спустя послѣ вступленія въ министерство, Штейнъ подписываетъ эдиктъ, выработанный "непосредственною коммиссіей" и заключавшій въ себѣ два важныхъ постановленія, тѣсно связанныя въ мысли законодателя между собою: во-первыхъ, разрѣшался свободный переходъ земель и уничтожалось различіе между дворянскими и недворянскими землями, а, вмѣстѣ съ тѣмъ, предоставлялся всякому свободный выборъ занятій и свободный переходъ изъ одного званія въ другое; во-вторыхъ, уничтожалась личная зависимость крестьянъ отъ помѣщиковъ. Законъ былъ мотивированъ желаніемъ правительства придти населенію на помощь въ виду общаго разоренія отъ войны и убѣжденіемъ, что отмѣняемыя стѣсненія уменьшали цѣнность собственности и труда. Такимъ образомъ, здѣсь выражались завѣтныя желанія той школы, которая въ свободномъ обмѣнѣ видѣла главное условіе процвѣтанія государства. Штейнъ не только не раздѣлялъ исходной точки зрѣнія указа, но желалъ ограниченія самой мѣры, которой давалъ свою подпись. Онъ боялся гибели крестьянства, предоставленнаго самому себѣ. Поэтому онъ противился дальнѣйшему развитію началъ эмансипаціи, положенныхъ въ основу эдикта 9 октября, и отрекался отъ всякаго участія въ позднѣйшей реформѣ "помѣшаннаго", какъ онъ говорилъ (въ автобіографіи), "на новаторствѣ Гарденберга, который въ 1811 г. насильственно и вреднымъ для крестьянъ образомъ разорвалъ отношенія между ними и помѣщиками". Исходя отъ стремленія обратить крестьянъ въ земельныхъ собственниковъ, согласно прусскимъ правительственнымъ традиціямъ XVIII в. и по аналогіи реформы доменныхъ крестьянъ, Штейнъ пытается, хотя и неудачно, за неимѣніемъ сочувствующихъ исполнителей, внести въ самый эдиктъ 9 октября, а затѣмъ въ добавленія къ нему консервативныя поправки, въ силу которыхъ крестьяне, оставаясь въ нѣкоторой зависимости отъ помѣщиковъ, вытекающей изъ пользованія землею, были бы ограждены отъ произвольнаго изгнанія съ этой земли. Если Штейнъ, тѣмъ не менѣе, примкнулъ къ подготовленной его предшественниками мѣрѣ и открылъ ею, какъ своего рода манифестомъ, эру реформъ, которыя должны были содѣйствовать возрожденію павшаго государства, то у него слѣдуетъ искать мотивовъ, аналогичныхъ съ тѣми, которые подсказали изложенную только что самостоятельную программу его. Штейнъ далъ намъ ключъ къ пониманію этой связи въ своей автобіографіи; онъ говоритъ тамъ: "мы исходили отъ основной идеи -- поднять въ націи нравственный, религіозный и патріотическій духъ, внушить ей снова мужество, довѣріе къ себѣ, готовность ко всякой жертвѣ, чтобы отвоевать свою независимость и возстановить свою честь". Такимъ образомъ, мѣра въ глазахъ Штейна имѣла чисто-политическое значеніе; поскольку она, уравнивая классы, создавала патріотическое настроеніе, вызывала наружу всѣ живыя силы общества и ставила ихъ въ распоряженіе энергичной правительственной воли, онъ принималъ ее, хотя она заключала въ себѣ опасныя, по его мнѣнію, начала, подлежавшія ограниченію. Не сочувствуя вообще разрушенію сословныхъ границъ, онъ готовъ былъ, однако, пожертвовать цѣлостью исторически-создавшихся группъ во имя высшей государственной цѣли. За то, какъ политикъ, для котораго важно схватить моментъ, онъ тотчасъ же распространилъ реформу на всю монархію, тогда какъ она предполагалась лишь для восточной Пруссіи въ видѣ опыта. Между тѣмъ какъ настоящіе иниціаторы реформы 9 октября видѣли главное ея значеніе въ содѣйствіи матеріальному возстановленію страны (Retablissement), Штейнъ искалъ практическаго приложенія восторжествовавшихъ въ ней началъ въ переустройствѣ войска изъ сословнаго въ общенародное. Въ этомъ смыслѣ высказывался онъ въ своихъ послѣднихъ воззваніяхъ къ народу, которыя были отвергнуты королемъ.

Такимъ образомъ, въ основѣ отношенія Штейна къ соціальной реформѣ и его плана административныхъ преобразованій -- одна общая идея. Находя старый абсолютизмъ недостаточно энергичною и эластичною государственною системой, Штейнъ стремился къ могущественному усиленію правительства общественными элементами. Финансовый вопросъ прямо приводитъ его къ народному представительству. На финансовомъ проектѣ Гарденберга Штейнъ дѣлаетъ краткую приписку: "парламентъ, довѣріе". Въ то же время, онъ стремится къ быстрому и интензивному политическому перевоспитанію общества посредствомъ привлеченія всѣхъ его классовъ къ усиленному служенію государству. Ни въ нассауской запискѣ, ни въ послѣдующихъ документахъ нѣтъ болѣе рѣчи объ историческихъ правахъ сословій или провинцій. Самодѣятельность общества въ провинціальномъ управленіи и участіе въ центральномъ -- ничто иное, какъ помощь правительству; руководящая роль остается за нимъ, а представители общества могутъ лишь совѣтовать, ходатайствовать, предлагать, или же они являются делегатами правительственной власти. Но эта помощь, эта служба безвозмездна, такъ какъ обязательна. Такимъ образомъ, реформа Штейна обрисовывается въ характерно-прусскихъ чертахъ. Это -- какъ бы расширеніе политическихъ началъ Фридриха И, который, требуя безусловнаго подчиненія правительственнымъ мѣрамъ, допускалъ свободное обсужденіе ихъ обществомъ. Штейнъ, по натурѣ, въ сущности, типичный Гогенцоллернъ, въ данную минуту настоящій преемникъ стараго короля, въ виду критическаго положенія государства, распространилъ право общества разсуждать до активнаго участія его въ политической жизни, но въ предѣлахъ и направленіи, указанныхъ правительствомъ. Ничто поэтому такъ нехарактерно для воззрѣній Штейна въ эту эпоху, какъ его отношеніе къ Тугендбунду. Онъ несомнѣнно сочувствовалъ идеямъ, одушевлявшимъ его организаторовъ; эти идеи повторялись въ его собственныхъ манифестахъ, и недаромъ молва дѣлала его основателемъ союза. Но Штейнъ не одобрялъ его организаціи: онъ опасался встрѣтить въ союзѣ своего рода якобинскій клубъ, опасный для правительства. "Не было нужды ни въ какомъ особомъ учрежденіи для поднятія патріотизма,-- говоритъ онъ потомъ въ автобіографіи,-- основы его содержатся уже въ существующихъ учрежденіяхъ церкви и государства". Тѣмъ не менѣе, средство, которое предлагалъ Штейнъ для усиленія правительства, казалось въ то время рискованнымъ большинству его сподвижниковъ. Одни не признавали животворящаго вліянія участія общественныхъ представителей въ управленіи; другіе боялись самодѣятельности его, какъ революціонной силы. Здѣсь лежитъ оригинальность Штейна и сказываются его старыя симпатіи.

За годъ правительственной диктатуры Штейна (4 окт. 1807 -- 24 нояб. 1808 г.) его взгляды на предстоящія задачи значительно измѣнились. Положеніе Пруссіи стало несравненно хуже, чѣмъ было тотчасъ послѣ тильзитскаго мира. Стало ясно, что Наполеону нужна не контрибуція съ побѣжденной страны, а ея полное истощеніе. Лѣтомъ 1808 года Штейнъ вернулся изъ Берлина послѣ неудачныхъ переговоровъ съ Дарю, уполномоченнымъ императора. Въ виду угрожающей гибели Прусскаго государства, первоначальный его планъ постепеннаго возстановленія общественныхъ силъ кажется ему недостаточнымъ. Вмѣстѣ съ вождями военной партіи, Шарнгорстомъ, Бойеномъ и др., онъ идетъ съ этой минуты къ организаціи народнаго возстанія, а въ связи съ этимъ его требованія становятся все болѣе демократичными и радикальными. Уже въ реформѣ городскаго устройства, относящейся къ этому второму періоду министерства Штейна, обращаетъ вниманіе устраненіе сословныхъ и промышленныхъ группъ, установленіе однороднаго для всѣхъ ценза. Въ вопросѣ финансовомъ онъ выступаетъ за подоходный налогъ. Но наибольшее впечатлѣніе производитъ программа, набросанная въ послѣднихъ воззваніяхъ, которымъ король отказалъ въ подписи, и особенно въ такъ называемомъ "политическомъ завѣщаніи" Штейна, прощальномъ обращеніи къ представителямъ администраціи. Здѣсь указано то направленіе, въ которомъ должны пойти дальнѣйшія реформы; обѣщано совершенное уничтоженіе какого бы то ни было различія въ правахъ гражданъ; обѣщана отмѣна патримоніальной юрисдикціи, примѣненіе началъ эдикта 9 октября, названнаго Habeas Corpus Пруссіи, къ остаткамъ зависимости въ барщинной и дворовой службѣ, сліяніе дворянства съ остальною массой населенія, наконецъ, національное представительство. Въ то же время, Штейнъ объявляетъ высшею политическою необходимостью уничтоженіе всякихъ сословныхъ преимуществъ въ войскѣ и проведеніе всеобщей воинской повинности. Этими мѣрами Штейнъ мужаетъ создать народный энтузіазмъ и вызвать въ массахъ могучую поддержку правительству. Чѣмъ выше необходимое для борьбы напряженіе народныхъ силъ, тѣмъ выше должна быть и идея, которая способна одушевить общество. Массовыя вооруженія, которыя замышляетъ Штейнъ, приводятъ сами собою къ идеѣ національной борьбы, а отсюда прямой переходъ съ прусской на общегерманскую почву. Если не преслѣдовать широкой національной цѣли, то невозможно и не зачѣмъ спасать Пруссію,-- вотъ та точка зрѣнія, на которую Штейнъ становится къ концу 1808 г. Огромное вліяніе на него въ этомъ отношеніи оказало испанское возстаніе, которое сразу представилось ему какъ начало общеевропейскаго движенія противъ цезаризма. Въ томъ же направленіи подѣйствовали на него и рѣчи Фихте къ "германскому народу", провозглашавшія абсолютную силу и абсолютное право націи. Такимъ образомъ, старыя національныя симпатіи Штейна, до прусской катастрофы неопредѣленныя, связанныя съ призракомъ имперской конституціи, принимаютъ теперь вполнѣ реальныя формы и обращаются въ опредѣленныя національныя задачи. Но эти формы и задачи совершенно совпадаютъ съ тѣмъ, что Штейнъ отвергалъ раньше въ революціонномъ движеніи. Если онъ требовалъ отъ общества огромныхъ жертвъ во имя сохраненія государства, то, мазалось ему, нѣтъ той жертвы, которой бы не были обязаны принести отдѣльныя личности и общественные классы во имя возстановленія націи, нѣтъ того средства, того усилія, которыхъ бы не слѣдовало пустить въ ходъ ради осуществленія этой высшей задачи. Отъ этого взгляда исходилъ Штейнъ въ проектахъ, которые въ 1809 г. онъ представлялъ австрійскому правительству, и въ своей дѣятельности въ 1812--13 гг. Любопытны ссылки, къ которымъ прибѣгаетъ теперь Штейнъ: онъ указываетъ сомнѣвающимся на успѣхъ американской революціи, на тирольское возстаніе, наконецъ, на борьбу самой Франціи противъ первой коалиціи. Всякое явленіе онъ оцѣниваетъ въ эту эпоху съ точки зрѣнія содѣйствія національно-государственнымъ цѣлямъ, всякимъ общественнымъ интересомъ старается онъ воспользоваться, чтобы сдѣлать его орудіемъ политическаго возбужденія. Религія, наука, искусство,-- все должно служить государству, націи. Отмѣчая огромный интересъ къ чтенію въ Германіи, многочисленность и вліятельность класса ученыхъ, Штейнъ требуетъ, чтобы австрійское правительство дало поддержку литературѣ и школамъ въ Германіи и внесло бы въ нихъ политическое направленіе, предоставивъ, въ то же время, свободу слова. Все воспитаніе должно быть перестроено: оно должно развивать въ юношествѣ воинственный духъ; какъ у грековъ, въ немъ важное мѣсто должна занять гимнастика. Въ основу преподаванія должна быть поставлена исторія, которая одна помогаетъ вырабатывать общественные идеалы. Церковь также должна служить общественному и національному подъему. Штейнъ готовъ увеличить доходы духовенства, дать ему болѣе почетное положеніе, повліять на честолюбіе его представителей и привлечь ихъ въ высшее управленіе, чтобы заставить ихъ дѣйствовать на общество въ національномъ духѣ. Въ позднѣйшихъ проектахъ революціонизированы Германіи противъ Наполеона, Штейнъ, пораженный ролью духовенства въ испанскомъ возстаніи и религіозною окраской русскаго движенія, рекомендовалъ, рядомъ съ контрабанднымъ распространеніемъ брошюръ, книгъ и прокламацій, дѣятельность монаховъ-проповѣдниковъ. Оставаясь протестантомъ по внутреннему убѣжденію, онъ отмѣчаетъ, въ то же время, сухость культа и въ связи съ этимъ слабость общественнаго вліянія протестантизма; равнодушіе сѣверныхъ нѣмцевъ къ національному дѣлу онъ готовъ приписать вліянію ученія Лютера. Совершенно иначе смотрѣлъ онъ на католицизмъ, долгое время какъ бы не замѣчая вовсе его теократическихъ тенденцій. Не романтизмъ, а исключительно стремленіе найти могущественный политическій рычагъ заставляло его сближаться съ выдающимися вождями германскихъ католиковъ, что вызвало представленіе о переходѣ Штейна въ католицизмъ.

Но Штейнъ еще ближе подвигается къ революціи въ своихъ планахъ національнаго возстанія. Еще въ своихъ прусскихъ проектахъ онъ предлагалъ королю отмѣнить вовсе дворянство и возстановить его лишь для тѣхъ, которые отличатся на войнѣ. Убѣдившись въ томъ, что дворянство въ сѣверной Германіи холодно къ національному дѣлу, онъ предлагаетъ опереться на средній классъ и крестьянъ, а къ равнодушнымъ, колеблющимся и готовымъ измѣнить -- примѣнять самыя строгія, драконовскія мѣры. Чиновники, которые пойдутъ на какія-либо соглашенія съ непріятелемъ, должны быть разстрѣляны. Никто не смѣетъ уклоняться отъ поступленія въ ряды ополченія. Обычныя власти смѣняются или безусловно подчиняются новымъ, облеченнымъ неограниченными полномочіями и составляющимъ строго-централизованное цѣлое. Образцомъ въ данномъ случаѣ Штейнъ прямо ставитъ комитетъ общественнаго спасенія и ссылается на благотворную роль его во Франціи. Всего рѣзче отношеніе къ династамъ. "Князья не должны забывать, что они такіе же подданные императора и пперіи, какъ и другіе, что суверенитетъ государей Рейнбунда -- чистѣйшая узурпація". Союзъ ихъ съ Наполеономъ -- преступленіе, которое даетъ право на конфискацію ихъ владѣній и лишеніе ихъ власти. Старый Штейнъ почти неузнаваемъ, когда говоритъ о необходимости покончить разъ навсегда со всѣми этими "украшеніями старыхъ рыцарскихъ валъ". Лишь съ реальными силами, на которыя можно опереться въ возстановленія Германіи, согласенъ онъ считаться: будетъ ли Австрія или Пруссія во главѣ Германіи или установится дуализмъ ихъ, или наконецъ, директорія изъ крупнѣйшихъ государствъ, все равно, только бы получилось прочное единство. Руководясь этимъ взглядомъ, дѣйствовалъ онъ и въ 1813 г., организуя возстаніе изъ Кенигсберга, втягивая Пруссію и ея короля начально въ войну и вызывая этимъ справедливый съ прусской точки зрѣнія упрекъ въ томъ, что онъ подвергалъ государство страшному рискуМежду тѣмъ, его обвиняли, съ другой стороны, въ чрезмѣрномъ служеніи интересамъ той же Пруссіи. Вотъ его отвѣтъ ганноверцу Мюнстеру, который отстаивалъ права мелкихъ государей Германіи: "О моей принадлежности къ Пруссіи не можетъ быть и рѣчи; въ силу стараго устройства, я принадлежу только Германіи, а не какой-либо одной ея части; династіи мнѣ совершенно безразличны въ данный моментъ великаго развитія; онѣ лишь орудія. Возстановленіе единства и независимости посредствомъ старыхъ, обветшалыхъ формъ невозможно. Если единство -- мой идеалъ -- недостижимо, пусть будетъ облегченъ и обезпеченъ переходъ къ нему. Раздробите Пруссію, Баварію, Виртембергъ, увеличьте на ихъ счетъ Австрію, сдѣлайте ее госпожею Германіи, или поступите иначе, я на все согласенъ, если только это приблизитъ насъ къ главной цѣли".

Дѣйствуя согласно этимъ взглядамъ, Штейнъ усвоиваетъ не только внѣшнюю роль и наслѣдіе революціи и Наполеона, разрушавшихъ традиціонный строй Германіи и произвольно комбинировавшихъ ея политическіе элементы. Онъ примыкалъ -- хотя и безсознательно -- къ самой основной идеѣ революціи, къ идеѣ абсолютнаго права націи на самоопредѣленіе, когда допускалъ низверженіе династій, устраненіе господствующихъ политическихъ и соціальныхъ формъ и отношеній во имя національнаго блага. отсюда естественна у него тѣсная связь между понятіями національнаго единства и политической свободы. Какъ ранѣе политическое возрожденіе государства представлялось ему немыслимымъ безъ національнаго подъема, такъ теперь обратно національное единеніе казалось и недостижимымъ, и "безцѣльнымъ, безсодержательнымъ безъ дѣятельнаго участія въ національной жизни всего народа. Въ этомъ смыслѣ онъ высказывался за необходимость германской конституціи уже въ 1808 г., когда впервые возникъ планъ организаціи общеевропейской народной войны противъ Наполеона. Въ томъ же духѣ, но еще рѣзче настаивалъ онъ на народныхъ правахъ въ своихъ позднѣйшихъ проектахъ общегерманскаго устройства.

Мы не послѣдуемъ за Штейномъ въ этомъ періодѣ его дѣятельности.-- Существенное въ развитіи его политическаго идеала намъ выяснилось. Консерваторъ по своимъ первоначальнымъ симпатіямъ, по пройденному имъ образованію, Штейнъ, въ силу неизбѣжности, служитъ просвѣщенному Абсолютизму. Въ этой школѣ онъ усвоиваетъ идею и пріемы сильной государственной власти, идущей впереди общества. Народныя движенія, вызванныя революціей, даютъ содержаніе и смыслъ государственной идеѣ и образъ націи заполняетъ въ его представленіи рамки всемогущаго государства.

Р. Випперъ.

"Русская Мысль", кн.VIII, 1891

Оставить комментарий Виппер Роберт Юрьевич (yes@lib.ru) Год: 1891 Обновлено: 05/05/2022. 53k. Статистика. Статья: Публицистика Сочинения	Скачать FB2 Ваша оценка:
Аннотация: (Perte: "Leben Steins", 6 vol.- Seeley: "Life and times of Stein", 4 vol.- Ernst Meier: "Die Verwaltungsreform in Preussen".- Knapp: "Die Bauernbefreiung in den älteren Provinzen Preussens",2 vol.- Ranke: "Denkwürdigkeiten des Staatskanzlers von Hardenberg", 5 vol.- Bodelschwingh:- "Leben Vincke"s", 2 vol.).

Виппер Роберт Юрьевич Государственные идеи Штейна

Государственныя идеи Штейна.

Виппер Роберт Юрьевич
Государственные идеи Штейна