Не помню хорошенько, что заставило меня однажды взяться за перо и стряхнуть пепелъ съ едва тлѣвшихъ воспоминаній. Повинуясь какому-то безотчетному чувству, я, въ одинъ изъ длинныхъ зимнихъ вечеровъ, сѣлъ за работу и незамѣтно для самого себя описалъ самую яркую эпоху своей молодости.
Мнѣ было тогда двадцать пять лѣтъ. Я только-что вступилъ въ жизнь. Завѣщанное отцомъ большое состояніе перешло въ мое полное владѣніе. Я былъ силенъ, здоровъ, но, несмотря на все это, крайне несчастливъ.
Я былъ слѣпъ. Кто въ состояніи измѣрить глубину подобнаго несчастья? Кто, читающій эти строки, можетъ понять муки, которыя я испыталъ вечеромъ, ложась въ постель и представляя себѣ десятки лѣтъ мрака впереди?
Если бы я родился слѣпымъ, если бы я не зналъ, какое великое благо человѣческое зрѣніе,-- вѣроятно, мои муки были бы не такъ велики. Слѣпота моя надвигалась тихо, постепенно. Казалось, что демонъ тьмы игралъ со мною, не желая сразу покрыть меня своимъ чернымъ крыломъ... И наконецъ все исчезло предъ моими глазами. Все, кромѣ мрака, вѣчнаго мрака!
Какъ живо вспоминается мнѣ первое появленіе моего врага -- слѣпоты. Я былъ тогда въ школѣ. Сидя въ классѣ и слѣдя за урокомъ, я вдругъ почувствовалъ, какъ слезы, безъ всякой причины, потокомъ хлынули у меня изъ глазъ, и какая-то молочная пелена на нѣсколько мгновеній закрыла ихъ. Испуганный отецъ на другой же день повелъ меня къ доктору. Знаменитый окулистъ долго разсматривалъ мои глаза посредствомъ маленькаго зеркала и мочилъ ихъ какою-то жидкостью, потомъ зажегъ свѣчу и посадилъ меня спиной къ окну.
-- Держите свѣчу вотъ такъ, и смотрите внимательно на правый зрачокъ вашего сына,-- вымолвилъ наконецъ докторъ, обращаясь къ отцу.-- Что вы видите? Вы должны увидать отраженіе моей свѣчи.
Мой бѣдный отецъ взялъ дрожащей рукой свѣчу и приблизилъ ее къ моему лицу.
-- Я вижу три отраженія свѣчи,-- взволнованнымъ голосомъ произнесъ онъ,-- но они повернуты кверху ногами.
-- Прекрасно, такъ оно и должно быть. Ну, теперь посмотримъ въ лѣвый глазъ.
Отецъ очень долго присматривался, прежде чѣмъ отвѣтить.
-- Я вижу теперь только одно отраженіе, но очень большое,-- сказалъ онъ наконецъ.
-- Вотъ видите: это, такъ называемый, катоптрическій методъ изслѣдованія зрѣнія. У вашего сына лентикулярный катарактъ.
Это непонятное, но мудреное слово заставило меня содрогнуться.
-- Болѣзнь эта излѣчимая?-- упавшимъ голосомъ спросилъ отецъ.
-- Нужно будетъ сдѣлать операцію, но не раньше чѣмъ болѣзнь поразитъ другой глазъ. Какъ только покажутся признаки ослабленія зрѣнія въ немъ,-- приходите.
Консультація была кончена, и мы вышли.
Слова доктора глубоко запали въ мою душу. Много лѣтъ протекло съ тѣхъ поръ, но они звучатъ у меня въ ушахъ, какъ-будто я слышалъ ихъ вчера.
Не прошло мѣсяца, и мой лѣвый глазъ совсѣмъ погасъ. Теперь вся моя надежда на то, что докторъ ошибся, исчезла: я приготовился потерять вскорѣ и правый глазъ. Но прежде чѣмъ это совершилось, прошло нѣсколько лѣтъ.
Я находился въ это время за границей, въ мирномъ Тиролѣ. Взбираясь однажды на гору, я почувствовалъ то же самое, что и въ первый разъ, въ школѣ. Очевидно врагъ приближался, чтобы окончательно ослѣпить меня. Ничего не сказавъ друзьямъ, съ которыми я путешествовалъ, я уложилъ вещи и поспѣшилъ обратно въ Москву.
Я прибылъ домой совершенно слѣпымъ. Первый мой визитъ былъ, разумѣется, доктору. Но онъ былъ въ отъѣздѣ и его ждали не раньше, чѣмъ чрезъ мѣсяцъ. Я мотъ, конечно, обратиться къ другимъ, не менѣе извѣстнымъ, докторамъ, но какой-то внутренній голосъ шепталъ мнѣ, что спасти меня можетъ только этотъ докторъ. Я рѣшился ждать его возвращенія; ждать во тьмѣ, и мракѣ. Прошла недѣля, другая, третья. Я метался въ своей темницѣ, какъ безумный, потерявши всякую надежду на возвращеніе зрѣнія.
Если бы около меня день и ночь не находилась моя старая добрая тетка, я думаю, что я давно покончилъ бы съ собою. Эта старушка, единственная оставшаяся въ живыхъ родственница моя, ходила за мною какъ за груднымъ младенцемъ. Днемъ она ободряла меня, утѣшала какъ могла; ночью же, думая, что я сплю, рыдала надо мною.
Однажды въ жаркую іюльскую ночь мнѣ сдѣлалось невыносимо душно. Я не хотѣлъ будить уснувшую старушку и самъ всталъ съ постели. Ощупью одѣвшись, я подошелъ къ окну и открылъ его; ароматный вѣтерокъ, донесшійся съ бульвара, лишилъ меня всякаго разсудка: я рѣшился выйти прогуляться. Прислушавшись къ дыханію тетки, я еще разъ удостовѣрился, что она спитъ. Затѣмъ, надавивъ репетиторъ у часовъ и запомнивъ, что было три часа, я осторожно вышелъ на улицу.
Было тихо, безлюдно. Я не слышалъ стука колесъ и потому заключилъ, что еще нигдѣ не было экипажей. Научившись за три недѣли слѣпоты ходить ощупью, я не чувствовалъ себя особенно безпомощно. Наоборотъ, въ моемъ сознаніи пробудилась маленькая гордость: въ эту минуту я ничѣмъ не отличался отъ другихъ людей и былъ полнымъ хозяиномъ самого себя.
Подвигаясь впередъ, я отсчитывалъ шаги; затѣмъ, повернувъ назадъ, я аккуратно останавливался у двери своего дома. Эта удача восхищала меня, и я уходилъ все далѣе и далѣе. Теперь мимо меня проходили люди и, кажется, не оборачивались; это показывало мнѣ, что слѣпота моя не была замѣтна. Открытіе это согрѣвало мою душу теплымъ чувствомъ радости: всѣ увѣчные люди любятъ скрывать свои недостатки.
Увлекшись своимъ неожиданнымъ успѣхомъ, я забылъ считать свои шаги и опомнился только тогда, когда отошелъ очень далеко отъ дома. Теперь мнѣ ничего не оставалось, какъ идти ощупью въ надеждѣ, что инстинктъ не обманетъ меня. Можно было такъ же попросить перваго встрѣчнаго довести меня до дому; но отъ этого меня удерживала излишняя гордость.
Повернувшись назадъ, я двинулся въ обратный путь. Вдругъ кто-то сильно толкнулъ меня въ бокъ и наступилъ мнѣ на ногу. Рѣзкое слово готово было сорваться съ моего языка, но въ этотъ моментъ я услышалъ робкій голосъ:
-- Простите, баринъ, слѣпенькаго...
Тогда мнѣ пришла въ голову странная идея...
Я попрошу этого человѣка проводить меня домой; во-первыхъ, онъ тоже слѣпой и мнѣ не стыдно просить его, а во-вторыхъ, онъ, какъ нищій, непремѣнно долженъ знать хорошо не только улицу, но и каждый домъ.
-- Послушай, мой милый,-- обратился я къ нему, -- я тоже слѣпой и, кажется, заблудился. Можешь ли ты проводить меня домой?
Я сказалъ ему свой домъ и улицу.
-- Э, баринъ, куда вы забрались! Я девять лѣтъ съ мальчикомъ ходилъ, пока улицы распознавать сталъ, а вы сразу захотѣли. Такъ нельзя! Ну, пойдемте, держитесь за меня.
И вотъ мы поплелись, постукивая палками.
Слѣпой повелъ слѣпого. Какая иронія!
Чрезъ четверть часа нищій довелъ меня домой.
Я далъ ему всю мелочь, которая нашлась въ моихъ карманахъ, и бѣдняга осыпалъ мою руку поцѣлуями.
Итакъ я дома. Теперь нужно только отсчитать двадцать четыре ступеньки и я буду въ объятіяхъ моей бѣдной тетушки. Воображаю, какъ она испугалась, не найдя меня въ постели.
Я началъ осторожно подыматься, считая ступеньки. Но что-то странное глухо подсказывало мнѣ, что я шелъ не по своей лѣстницѣ. И перила были какъ-будто не тѣ, и коверъ подъ ногами не тотъ, и самый воздухъ былъ не тотъ, которымъ я дышалъ часъ тому назадъ.
"Можетъ-быть это обманъ чувствъ" думалъ я.
Наконецъ я у своей двери. Но какъ странно: уходя я оставилъ ее запертой -- теперь она была открыта. Я хорошо припомнилъ, какъ уходя я повернулъ два раза ключъ въ замкѣ и затѣмъ спряталъ его въ карманъ. Кто могъ открыть ее? Вѣдь второго ключа не было у тетушки. Я остановился въ раздумьи. Не лучше ли позвонить у какой-либо двери и попросить указать мою квартиру? Нѣтъ сомнѣнія, мнѣ не откажутъ, какъ слѣпому.
Въ то время, какъ я стоялъ въ нерѣшительности, изъ комнаты донесся громкій разговоръ нѣсколькихъ человѣкъ. Затѣмъ послытались аккорды фортепьяно и раздалось пѣніе. Пѣвица исполняла трудную арію изъ "Царицы Савской" Гольдмарка. Это чудное пѣніе, раздавшееся въ ночной тиши, очаровало меня; я приложилъ ухо къ замочной скважинѣ и сталъ слушать, притаивъ дыханіе. Музыка всегда производила на меня большое впечатлѣніе, но съ тѣхъ поръ, какъ я ослѣпъ и сталъ терять надежду на возвращеніе зрѣнія, звуки сдѣлались единственными проводниками внѣшняго міра въ мою душу.
Я готовъ былъ простоять вѣчность у этой незнакомой двери, чтобы слушать чудное пѣніе. Но вдругъ блестящая верхняя нота оборвалась, аккордъ замеръ и ночную тишину прорѣзалъ страшный крикъ отчаянія... Но что это былъ за крикъ! Долго спустя, когда я вспомнилъ эту ночь со всѣми подробностями, этотъ крикъ леденилъ кровь въ моихъ жилахъ. Трудно было въ одномъ крикѣ соединить столько ужаса, отчаянія, страха и безумной скорби. Я понялъ, что тамъ, за дверью, совершается что-то ужасное, что я долженъ придти на помощь. Какъ бы ни былъ я жалокъ -- оставаться безучастнымъ свидѣтелемъ преступленія, быть-можетъ убійства, невозможно было.
Я бросился какъ вихрь въ квартиру и пробѣжалъ первую комнату. Во второй мои глаза различили сильный свѣтъ лампы. При моемъ появленіи раздалось восклицаніе досады мужского голоса и вслѣдъ за тѣмъ задушенный женскій стонъ.
Казалось, что кто-то боролся съ женщиной, стараясь зажать ей ротъ.
Я бросился по тому направленію, откуда слышался стонъ, но не успѣлъ сдѣлать шага, какъ запнулся о лежавшее на полу человѣческое тѣло и упалъ. Помню, какъ рука моя скользнула по груди и шеѣ лежавшаго, и я сейчасъ же почувствовалъ теплую жидкость, которая смочила мою руку. Инстинктъ подсказалъ мнѣ, что это была кровь...
Я попробовалъ встать, но вдругъ сильныя руки схватили меня и бросили на полъ. Другія руки сжали мое горло съ такой силой, что у меня закружилась голова. Секунду спустя я услышалъ щелканіе курка и почувствовалъ, какъ къ моему виску приставали холодный металлическій кружокъ.
Свѣту, свѣту, на одну только минуту, чтобы увидѣть лица тѣхъ, кто отыметъ у меня жизнь! И я, за часъ до этого равнодушный къ своей жизни во тьмѣ, вдругъ почувствовалъ жгучую потребность жить. Собравъ всѣ силы, чтобыпроизнесть нѣсколько словъ изъ-подъ душившихъ меня рукъ, я простоналъ:
-- Пощадите меня... я слѣпъ!..
ГЛАВА II.
Руки, сжимавшія мое горло, на минуту разжались. Я лежалъ недвижимо, хорошо понимая, что малѣйшее движеніе съ моей стороны можетъ стоить мнѣ жизни. Я былъ очень силенъ и при обыкновенныхъ обстоятельствахъ защищался бы противъ нѣсколькихъ человѣкъ. Но бороться во мракѣ, наугадъ -- было бы безуміемъ.
Итакъ, я лежалъ безпомощно и недвижимо, ожидая рѣшенія своей участи; каждая минута казалась мнѣ вѣчностью.
Можете ли вы представить себѣ мое состояніе?
Слѣпой человѣкъ, въ чужомъ домѣ, въ рукахъ какихъ-то злодѣевъ, отъ которыхъ зависитъ его жизнь! Невозможность взглянуть на лица убійцъ, невозможность прочесть свою участь на глазахъ своихъ враговъ; ожидать, что каждый моментъ пуля можетъ пронизать вашу грудь.
Я пересталъ вѣрить, что сильное потрясеніе можетъ сдѣлать человѣка сѣдымъ въ нѣсколько минутъ, иначе я долженъ бы былъ посѣдѣть какъ лунь. Даже теперь, много лѣтъ спустя, когда я вспоминаю эту ужасную сцену, мнѣ кажется, что кровь въ моихъ жилахъ начинаетъ течь медленнѣе, а сердце тоскливо замираетъ. Думая, что мои невидимые враги не слышали моего восклицанія, я снова простоналъ:
-- Я слѣпъ... пустите меня.
Вѣроятно тонъ моего голоса показался злодѣямъ убѣдительнымъ. Меня перестали душить и приподняли съ полу. Затѣмъ я почувствовалъ, какъ меня подвели и посадили на кресло. Сильный свѣтъ, пронизавшій мои слѣпые глаза, далъ мнѣ знать, что мои слова желали провѣрить: я почувствовалъ жаръ лампы у самой щеки. Минутъ пять, по крайней мѣрѣ, длилось это испытаніе; наконецъ лампу убрали отъ моего лица. Только теперь явилась у меня надежда, что у меня не отымутъ жизнь.
Я слышалъ, какъ люди, окружавшіе меня, совѣщались; судя по шопоту, ихъ было трое. Изъ отдаленнаго угла комнаты доносился задавленный стонъ женщины. Чего бы я ни отдалъ, только бы взглянуть хоть на мигъ и узнать, что происходило вокругъ меня!
Грубый толчокъ въ спину вывелъ меня изъ оцѣпенѣнія.
-- Встаньте и сдѣлайте восемь шаговъ впередъ!-- раздался повелительный голосъ надо мною.
Я поднялся и едва сдѣлалъ три шага, какъ ударился головой о стѣну.
-- Хорошо, теперь мы вамъ вѣримъ. Объясните намъ поскорѣе, какъ вы сюда попали?
Коротко и просто я разсказалъ имъ свою прогулку и ошибку, сдѣланную моимъ проводникомъ.
Я не сказалъ имъ своего имени, а выдумалъ первое пришедшее въ голову.
Во все время, пока я говорилъ, изъ противуположнаго конца комнаты неслись жалобные стоны, сводившіе меня съ ума. Когда я кончилъ, снова послышался шопотъ совѣщавшихся негодяевъ. Наконецъ они рѣшили мою судьбу.
-- Къ вашему счастью, мы вамъ повѣрили, -- раздался грубый голосъ надъ моимъ ухомъ,-- вы скоро будете свободны, если будете повиноваться нашимъ приказаніямъ. Прежде всего сидите смирно и не повертывайте головы, хотя вы слѣпы и ничего не видите.
Послѣ этого я слышалъ, какъ захлопали ящики комодовъ, письменныхъ столовъ, потомъ послышался запахъ сжигаемой бумаги и звонъ какихъ-то металлическихъ вещей. Вслѣдъ за тѣмъ мнѣ показалось, что на полъ былъ поставленъ ящикъ и въ него стали укладывать что-то тяжелое. Наконецъ пахнуло свѣжимъ воздухомъ, и я понялъ, что операція злодѣевъ была окончена и они вышли на улицу. Чрезъ нѣсколько минутъ мимо меня пронесли женщину, стонавшую все слабѣе и слабѣе.
Наконецъ кто-то потрясъ меня за плечо:
-- Выпейте то, что я вамъ подаю,-- послышалось приказаніе, -- это сонныя капли. Не бойтесь -- не отрава!
Я колебался нѣсколько мгновеній, но почувствовавъ на вискѣ холодный кружокъ пистолетнаго дула, взялъ въ руку стаканъ и залпомъ проглотилъ какую-то горечь.
-- Отлично, вы благоразумный человѣкъ. Ну-съ, теперь покойной ночи!
Это были послѣднія слова, слышанныя мною въ эту ночь.
Много часовъ прошло, пока я открылъ свои слѣпые глаза. Ощупавъ рукой вокругъ себя, я понялъ, что нахожусь у себя дома, въ своей кровати. Это открытіе наполнило мою душу радостью: все ночное приключеніе было, слѣдовательно, не болѣе, какъ болѣзненный кошмаръ; все то, что мнѣ казалось такимъ ужаснымъ, было не болѣе, какъ плохо переваренный кусокъ ветчины или лишняя рюмка выпитаго наканунѣ кларета. Съ какимъ облегченіемъ я вздохнулъ; какъ смѣшны мнѣ показались всѣ мои ночные страхи. Но въ это время у моего изголовья раздались голоса.
-- Онъ, кажется, проснулся: посмотрите, докторъ.
Я сейчасъ узналъ голосъ тети Анны Львовны. Ей отвѣтилъ незнакомый мужской голосъ.
-- Да, онъ пришелъ въ сознаніе. Теперь нѣтъ ни малѣйшей опасности. Дайте ему кусокъ курицы и рюмку портвейна, а вечеромъ капель, которыя я прописалъ.
-- Кто здѣсь, около меня?-- спросилъ я.
-- Это я, Володя, и докторъ.
-- Зачѣмъ вы позвали доктора, развѣ я боленъ?
Отвѣта на это не послѣдовало, и я услышалъ, какъ докторъ сталъ прощаться.
-- До свиданія,-- обратился онъ ко мнѣ. Докторъ пожалъ мою руку и вышелъ.
-- Который часъ, тетя?
-- Полдень.
-- Что же со мною было?
Вмѣсто отвѣта я услышалъ рыданіе.
-- Мой бѣдный мальчикъ,-- вымолвила, наконецъ, тетушка, -- что съ тобою случилось, что ты рѣшился на такое безуміе? Выйти ночью одному...
Теперь я понялъ, что ночное приключеніе было не плодомъ моего воображенія, не кошмаромъ, а дѣйствительностью. Это открытіе бросило меня въ дрожь.
-- Тетушка, дорогая, скажите, какъ вы меня нашли?
-- Тебя нашли вчера утромъ на Зубовскомъ бульварѣ въ безчувственномъ состояніи. Я сейчасъ же доставила тебя домой и пригласила доктора,
-- Постойте, тетя; дайте мнѣ мой сюртукъ.-- Я припомнилъ, что упавши вблизи убитаго человѣка, я выпачкалъ свои руки въ крови. Если только ужасы ночи совершились въ дѣйствительности, то на рукавахъ моего платья должны остаться слѣды крови.
Но едва тетя взяла мой сюртукъ, какъ я услышалъ ея удивленный возгласъ:
-- Батюшки, да ему отрѣзали рукава!
Теперь никакихъ сомнѣній не оставалось. Я былъ свидѣтелемъ какого-то злодѣйства.
Мой долгъ, слѣдовательно, сейчасъ же дать знать объ этомъ полиціи.
-- Садитесь, тетушка, и слушайте меня только, пожалуйста, не перебивайте!
Я разсказалъ ей приключенія ночи со всѣми подробностями. Каково же было мое удивленіе когда я услышалъ, что тетушка сомнѣвается.
-- Полно, дружокъ. Это тебѣ либо приснилось, либо... ты выпилъ лишнюю рюмку съ пріятелями.
Я едва не разсердился на бѣдную женщину, но во-время сдержалъ себя.
Когда пришелъ докторъ, я повторилъ свой разсказъ и снова встрѣтилъ то же недовѣріе.
-- Я удвою вамъ порцію бромистаго калія, -- невозмутимо произнесъ онъ: -- все это пройдетъ дня черезъ три.
Положеніе становились сложнѣе и серьезнѣе, чѣмъ я предполагалъ. Мнѣ не повѣрятъ; вѣдь я не знаю ни улицы, ни дома, гдѣ произошло убійство. Въ силу невозможности повѣрить мои слова, ихъ сочтутъ бредомъ больного человѣка. Наконецъ, какую пользу принесу я правосудію теперь, когда убійцы уже скрылись? Предположимъ даже, что они будутъ отысканы, -- чѣмъ могу помочь я, несчастный слѣпой?
Прошло нѣсколько дней въ сомнѣніяхъ подобнаго рода, и я мало-по-малу пересталъ думать о роковой ночи.
Я снова вижу! Мой врагъ -- тьма -- побѣжденъ. Я снова гляжу на міръ, и онъ кажется мнѣ во сто разъ лучше, чѣмъ прежде!
Мой спаситель, докторъ, превратился въ мучителя: онъ не позволяетъ мнѣ снимать повязку болѣе чѣмъ на два часа въ день.
-- Такъ должны протечь мѣсяцы,-- говоритъ онъ,-- пока глаза мало-по-малу не привыкнутъ къ сильному свѣту.
О, если бы поскорѣй прошелъ этотъ невыносимый карантинъ!...
Никогда, до самой смерти не забуду я момента, когда глаза мои совершенно окрѣпли и я вышелъ впервые на улицу. Видѣть во-очію людей, а не только слышать ихъ! Любоваться красивыми лицами, читать на устахъ улыбки!.. Какое счастье! Сторожить восходъ солнца и его закатъ; видѣть картины, горы, рѣки! Понимать, что такое форма, цвѣтъ, красота. Какое счастье!..
ГЛАВА III.
Черезъ годъ, по совѣту докторовъ, я поѣхалъ въ Швейцарію. Судьба столкнула меня съ однимъ изъ моихъ самыхъ любимыхъ школьныхъ пріятелей, Колесовымъ. Мы страшно обрадовались другъ другу и тотчасъ начертили дальнѣйшій маршрутъ, рѣшивъ путешествовать вмѣстѣ.
Въ Женевѣ мы засидѣлись: родина Жанъ Жака пришлась намъ по душѣ. Отъ времени до времени мы дѣлали экскурсіи въ окрестности, преимущественно въ Веве, лазили по горамъ и катались по озеру.
Чудный горный воздухъ, какъ бальзамъ, лился въ грудь; постоянныя прогулки пѣшкомъ, здоровая пища и полная беззаботность совершили переворотъ въ моемъ душевномъ мірѣ: никогда я не глядѣлъ такъ весело я радостно на свѣтъ, какъ въ это время.
Однажды мы бродили съ Колесовымъ по городу безъ всякой цѣли.
-- Зайдемте въ церковь,-- предложилъ Колесовъ, остановившись у воротъ храма св. Патрика.
Зная хорошо, что, обыкновенно, моего товарища насильно не затянешь въ церковь, я посмотрѣлъ на него съ удивленіемъ.
-- Я замѣтилъ только-что хорошенькую женщину, прошедшую туда; пойдемъ.
Колесовъ бросилъ свою сигару и направился въ церковь. Зная также, что безъ особо уважительной причины мой товарищъ не пожертвуетъ своей гаванной, я послѣдовалъ за нимъ. Церковь была пуста; въ одномъ углу ея только виднѣлось нѣсколько фигуръ.
Прослѣдивъ за взглядомъ Колесова, я увидѣлъ у конфессіонала стоявшую на колѣняхъ старушку и вблизи нея молодую дѣвушку. Я подошелъ къ нимъ настолько близко, насколько позволяло приличіе, и увидѣлъ, что дѣвушка была рѣдкой красоты. Глаза ея нельзя было различить, но, судя по опущеннымъ длиннымъ рѣсницамъ и густымъ бровямъ, они должны были быть черными. Всего поразительнѣе показался мнѣ матовый, почти мраморный, тонъ лица молодой дѣвушки.
Рѣдкая женщина не чувствуетъ на себѣ взгляда мужчины; даже молившаяся старушка и та сердито обернулась на насъ; но ея дочь ни разу не удостоила насъ даже мимолетно скользящимъ взоромъ. Наконецъ молитва дамъ была окончена, и онѣ пошли къ выходу изъ церкви, Старушка оказалась толстой коротышкой, а ея дочь -- высокой и стройной дѣвушкой лѣтъ двадцати. Проходя мимо, она совершенно спокойно взглянула на насъ и затѣмъ снова опустила глаза!!
-- Я разочарованъ,-- довольно громко сказалъ Колесовъ,-- въ ея лицѣ чего-то недостаетъ... Какъ-будто мало выраженія и осмысленности.
Я не раздѣлялъ взглядовъ моего друга и, наоборотъ, былъ пораженъ оригинальной красотой дѣвушки. Слѣдуя далѣе, мы увидѣли, какъ къ ней подошли два господина и дружески поздоровались. Одинъ изъ нихъ былъ среднихъ лѣтъ, довольно полный, съ виднѣвшейся изъ-подъ шляпы плѣшью, а другой гораздо моложе, съ лицомъ, обезображеннымъ огромнымъ бѣлымъ шрамомъ.
Мы подошли къ нимъ очень близко и разслышали, какъ они говорили съ матерью пофранцузски. Мнѣ сейчасъ же бросилась въ глаза разница произношенія: старушка говорила какъ природная француженка, подошедшіе же къ ней два господина имѣли то произношеніе, по которому мы, русскіе, несмотря на нашу гордость быстраго изученія языковъ, всегда угадываемъ своихъ соотечественниковъ за границею.
-- Ты знаешь, я очень удивленъ!-- попрежнему довольно громко произнесъ Колесовъ,-- что старушка оказалась француженкой, это я допускаю, но лицо нашей красавицы показалось мнѣ русскимъ лицомъ.
-- Да, да, мнѣ тоже почудилось что-то родное въ ея красотѣ,-- согласился я.
-- И вы не ошиблись, господа,-- раздался вдругъ за нами грубый мужской голосъ,-- молодая особа ваша соотечественница и поэтому, было бы приличнѣе, если бы вы выражали ваши взгляды нѣсколько потише.
Мы обернулись и увидѣли высокаго, широкоплечаго молодого человѣка, около тридцати лѣтъ, съ черной курчавой бородою и непріятнымъ острымъ взглядомъ. На лицѣ его блуждала злая усмѣшка, а нервная рука пощипывала бороду. Колесовъ вспыхнулъ, я же остановился въ смущеніи.
-- Мы очень вамъ благодарны, -- началъ мой другъ съ иронической нотки,-- что вы насъ предупредили!-- Итакъ, прекрасная молодая особа -- русская. Быть-можетъ, ваша жена или сестра?
-- Ни та, ни другая, просто знакомая.
-- А вы, хотя и прекрасно говорите порусски, но, вѣроятно, иностранецъ!
Эту фразу Колесовъ произнесъ такъ просто и наивно, что я, такъ же какъ и нашъ незнакомый собесѣдникъ, взглянулъ на него съ удивленіемъ.
-- Почему же вы предполагаете, что я не русскій?-- спросилъ задорно этотъ навязчивый господинъ.
-- Потому, что иначе вы знали бы, что у насъ въ Россіи въ чужой разговоръ вмѣшиваются только люди нехорошаго тона.
Въ одно мгновеніе лицо нашего собесѣдника побагровѣло. Его глаза забѣгали еще быстрѣе, рука задергала бороду еще нервнѣе, губы совсѣмъ искривились въ гримасу. Онъ хотѣлъ что-то сказать, но остановился. Потомъ, дотронувшись до бортовъ своей шляпы, круто повернулся и пошелъ въ боковую улицу. Когда мы взглянули впередъ, то увидѣли, что дамы, за которыми мы слѣдили, скрылись изъ виду. Вѣроятно они зашли въ какой-нибудь магазинъ.
На другой день, воспользовавшись тѣмъ, что Колесовъ отправился по своимъ личнымъ дѣламъ, я пошелъ въ церковь св. Патрика, смутно надѣясь встрѣтить тамъ вчерашнихъ дамъ. Но надежды мои не сбылись. Въ продолженіе цѣлой недѣли я бродилъ по улицамъ Женевы, заходилъ въ церкви, во всѣ магазины и ни раэу не встрѣтилъ поразившей меня своей красотой дѣвушки. Нѣсколько разъ я сталкивался съ навязчивымъ господиномъ, получившимъ такой хорошій урокъ отъ Колесова. Онъ ядовито улыбался каждый разъ, какъ-будто понимая, чего я искалъ.
Стыдно признаться, но я былъ влюбленъ, безумно влюбленъ въ дѣвушку, которую видѣлъ въ теченіе пяти минутъ. Влюбленъ въ дѣвушку, съ которой не перемолвился ни однимъ словомъ, не зналъ ея имени и даже не зналъ навѣрное ея національности. Судьба сталкивала меня очень часто съ женщинами, красота которыхъ производила на меня большое впечатлѣніе; но, обыкновенно, дѣйствіе этой красоты кончалось, какъ только я переставалъ ее созерцать. Между тѣмъ оригинальное лицо молодой дѣвушки, видѣнное мною въ церкви, такъ глубоко врѣзалось въ мою память, что я не могъ ея забыть. Мои старанія не увѣнчались успѣхомъ: проведя двѣ недѣли въ напрасныхъ поискахъ, я долженъ былъ уѣхать изъ Женевы, потерявъ всякую надежду встрѣтить гдѣ-нибудь чудное лицо, видѣнное мною въ церкви св. Патрика.
Мы отправились на югъ, въ выжженную солнцемъ Сицилію, на золотой берегъ Палермо. Передъ нами замелькали города: Генуя, Пиза, Сіенна, Римъ, Неаполь. Мы осмотрѣли все то, что принято осматривать, и восхищались всѣмъ тѣмъ, чѣмъ принято восхищаться. Я думалъ, что перемѣна мѣста и разнообразіе затушуютъ образъ, запечатлѣвшійся въ моей душѣ. Но чѣмъ болѣе я старался развлечься, тѣмъ болѣе невѣдомое до сихъ поръ чувство любви росло въ моемъ сердцѣ.
Любви -- къ кому? Къ дѣвушкѣ, мелькомъ встрѣченной на прогулкѣ.
Когда путешествіе было окончено и мы сѣли въ вагонъ, который долженъ былъ начать возвратное путешествіе; я вздохнулъ съ облегченіемъ.
Когда я пріѣхалъ въ Москву, лѣто было на исходѣ и на холодномъ небѣ стали собираться осеннія тучки.
Моя жизнь потекла своимъ обычнымъ чередомъ, но скоро теченіе ея было снова нарушено.
Однажды, идя по бульвару, я почти столкнулся съ той, которая такъ взбудоражила мой душевный міръ. Она шла рядомъ со старушкой-француженкой, которую я принялъ за мать, но которая, вѣроятно, была гувернанткой. Пройдя мимо и взглянувъ на меня, дѣвушка очевидно не узнала меня и даже какъ-будто не вспомнила моего лица; старушка же пристально посмотрѣла на меня и нахмурила брови, какъ-будто припоминая что-то очень смутное. Я пошелъ за ними въ приличномъ разстояніи и видѣлъ, какъ онѣ вошли въ небольшой домикъ вблизи Зубовскаго бульвара. Теперь я былъ въ восторгѣ. Главное сдѣлано!
Я знаю, гдѣ живетъ любимая женщина, я могу съ ней познакомиться и никакая случайность не можетъ раздѣлить насъ! Всю ночь я промечталъ, какъ мечтаютъ въ двадцать четыре года.
На другой день я отправился съ твердымъ рѣшеніемъ дѣйствовать. Мой планъ былъ поискать себѣ квартиру по возможности поближе къ моимъ, пока еще, незнакомкамъ, а затѣмъ, узнавъ, гдѣ онѣ бываютъ, постараться войти въ ихъ общество.
На этотъ разъ удача благопріятствовала мнѣ. Рядомъ съ ихъ квартирой отдавалась внаймы другая. Насъ отдѣляла только площадка лѣстницы.
Не спрашивая объ цѣнѣ, я тотчасъ же нанялъ эту квартиру и къ вечеру кое-какъ устроился въ ней. Когда я водворился въ новомъ помѣщеніи, скорѣе походившемъ на бивуакъ, чѣмъ на постоянное жилище, мнѣ казалось, что я уже сдѣлалъ самое главное и впереди предо мною было ясное лазуревое небо.
ГЛАВА IV.
Нѣсколько недѣль прошло, пока я познакомился съ Полиной. Какое чудное имя! На другой же день послѣ моего водворенія я узналъ, что ее зовутъ Полиной Николаевной Козновой, и что она живетъ съ своей гувернанткой madame Teresa Hachette. Больше этого я ничего не могъ узнать, да и зачѣмъ мнѣ было знать?
Прослѣдивъ за моими сосѣдками въ теченіе нѣсколькихъ дней, я увидѣлъ, что онѣ никуда не ѣздятъ, ложатся спать очень рано и выходятъ только на прогулку. Такимъ образомъ мысль о знакомствѣ съ ними въ какомъ-либо общественномъ мѣстѣ пришлось оставить. Нужно было искать случая, чтобы познакомиться какъ-нибудь на правахъ сосѣда. Конечно, это гораздо труднѣе. Я началъ съ того, что сторожилъ ихъ выходы и, дѣлая видъ, что выхожу случайно, каждый разъ раскланивался съ ними. Мнѣ отвѣчали вѣжливо, но очень холодно. Я чувствовалъ, что могутъ пройти годы, пока я сведу знакомство въ болѣе широкомъ значенія слова.
Но случай пришелъ мнѣ на помощь. Иногда рано утромъ madame Terese уѣзжала одна и возвращалась около полудня. Однажды она, отправившись въ такую экспедицію, вернулась часа черезъ два. Я стоялъ въ это время у окна и увидѣлъ, какъ гувернантка оступилась, выходя изъ пролетки, и упала на тумбу. Я сейчасъ же выбѣжалъ на улицу и почти на рукахъ донесъ старушку до ея квартиры.
-- Souffrez-vous, madame?-- спросилъ я ее по дорогѣ.
-- Oh, je crois que je me suis foulé le pied... Oh, là làl comme èâ me fait mal!..
Я позвонилъ, и когда Полина Николаевна вышла, успокоилъ ее, какъ могъ. Затѣмъ я поѣхалъ за докторомъ и вмѣстѣ съ нимъ возвратился. Старушка уже была раздѣта и лежала на кровати. Воспользовавшись случаемъ, я могъ поговорить нѣсколько минутъ съ Полиной. Она поблагодарила меня за мою внимательность и два раза пожала мою руку.
Такимъ образомъ ледъ былъ разбитъ. Я познакомился съ моими сосѣдями и получилъ приглашеніе бывать. Несмотря на то, что въ теченіе мѣсяцевъ я рисовалъ образъ Полины, стараясь представить его себѣ въ самыхъ заманчивыхъ краскахъ -- дѣйствительность оказалась лучше всѣхъ моихъ ожиданій. Я никогда не представлялъ, что въ жизни можетъ встрѣтиться такая безупречная красота.
На другой день послѣ моего знакомства я увидѣлъ, что Полина вышла одна на бульваръ. Я тотчасъ же надѣлъ шляпу и присоединился къ ней.
Я замѣтилъ, что она краснѣетъ при каждомъ словѣ и смущается при самомъ невинномъ вопросѣ.
-- Помните ли вы, Полина Николаевна, нашу первую встрѣчу?
-- Нѣтъ.
-- Я встрѣтилъ васъ въ Женевѣ, въ церкви Патрика.
-- Да, мы часто тамъ бывали.
-- А теперь когда вы разсчитываете побывать за границей?
-- Не знаю, это зависитъ не отъ меня.
-- Или, быть-можетъ, вы останетесь навсегда въ Москвѣ?
-- Этого тоже не могу сказать навѣрное.
Отвѣты Полины были также лаконичны на многіе мои вопросы. Любитъ ли она музыку? Имѣетъ ли она много родныхъ и знакомыхъ? Кто ее любимый авторъ?
Я понялъ, что имѣю предъ собою дѣвушку, выросшую въ одиночествѣ, не видѣвшую ни свѣта ни людей. Но всѣ ея отвѣты и манера держать себя указывали мнѣ, что она изъ хорошей семьи и заботливо воспитана.
Мы прошли нѣсколько разъ по бульвару туда и назадъ мимо нашего подъѣзда, но Полина не возвращалась домой. Изъ этого я заключилъ, что мое общество не тяготило ея, иначе бы она скоро вернулась къ себѣ. Проходя послѣдній разъ мимо нашего дома, я замѣтилъ въ окнѣ подозрительное лицо Терезы: злая старуха съ огромными усиліями сползла съ кровати и добралась до окна, чтобы шпіонить за нами.
Наши прогулки продолжались еще три дня, до выздоровленія гувернантки. На четвертый день ко мнѣ пришла хозяйка дома, прося помочь ей сдать квартиру.
-- Какую квартиру?-- испуганно спросилъ я.
-- Рядомъ съ вами,-- невозмутимо отвѣчала она, не догадываясь, какую тревогу вносили въ мою душу ея простыя слова.
-- Да развѣ мои сосѣди съѣзжаютъ?-- вскричалъ я.
-- Да, съѣзжаютъ. Сегодня эта экономка, француженка, предупредила меня.
Это извѣстіе совсѣмъ пришибло меня.
Вѣдь если онѣ съѣзжаютъ, значитъ эта злая старушонка недовольна мною и желаетъ убрать съ моихъ глазъ Полину. Значитъ мнѣ не скажутъ новаго адреса и я рискую потерять то, что стало такъ дорого мнѣ!
Я рѣшился на самый смѣлый шагъ. Не откладывая ни одной минуты, я написалъ записочку гувернанткѣ:
Madame! Faites moi іа grace de passer chez moi pour quelques minutes d'entretien. Il s'agit des choses très graves. Je compte sur vous envoie l'expression de mes sentiments les plus respectueux. Valdemar.
Любопытство взяло верхъ. Она пришла, хотя съ свирѣпымъ видомъ и презрительной улыбк и на тонкихъ губахъ.
-- Я надѣюсь, ваше здоровье совсѣмъ оправилось?
-- Merci. Чѣмъ могу служить? Пожалуйста, будьте кратки -- я занята.
-- Хорошо, я постараюсь не утомить васъ. Впрочемъ вы должны были догадаться, почему я побезпокоилъ васъ.
-- Нѣтъ, я недогадливая.
-- Я люблю Полину и хочу просить ея руки.
Madame Тереза вскочила было, чтобы уйти, но я силой посадилъ ее въ кресло.
-- Да, я люблю ее, безумно люблю! Слушайте теперь внимательно. Мнѣ не нужно ни одной копейки Полины. Я принадлежу къ уважаемой въ Москвѣ семьѣ и совершенно самостоятеленъ. Я богатъ, очень богатъ. Если вы устроите мой бракъ, я буду выдавать вамъ пожизненную пенсію въ размѣрѣ, который вы сами опредѣлите.
Старуха задумалась. Очевидно, мой пылъ на нее подѣйствовалъ, а особенно упоминаніе о богатствѣ.
-- Что вы называете богатствомъ?-- спросила она.
-- Plus d'un million de francs,-- отвѣтилъ я, перевидя умышленно мое состояніе на франки.
-- Daine! c'est joli!-- вскричала Тереза.
Ободренный этимъ я сталъ убѣждать. Но вдругъ она рѣшительно сказала мнѣ:
-- Pauline n'est pas faite pour le mariage!
Какъ я ни старался добиться разрѣшенія этой загадочной фразы, я ничего не узналъ.
-- Скажите, madame Therese, думаете ли вы, что Полина замѣтила мое чувство къ ней?-- вкрадчиво спросилъ я.
-- Не знаю, она ничего мнѣ не говорила.
-- Ну, а думаете ли вы, что мнѣ удасться добиться взаимности?
-- Ça dépend,-- многозначительно улыбнулась хитрая старушка,-- quant à moi je vais écrire tout èa au docteur. Mais n'oublies pas qu'elle n'est pas faite pour le mariage.
Вслѣдъ за этимъ гувернантка ушла, обѣщавъ сейчасъ же написать "à monsieur le docteur".
Все, чего я могъ добиться отъ нея въ теченіе трехъ дней, это намекъ, что "докторъ" -- дальній родственникъ Полины и ея опекунъ.
Прошло около недѣли, но вмѣсто того, чтобы допустить меня послѣ объясненія поближе къ Полинѣ, Тереза совсѣмъ забаррикадировала дверь. Я долженъ былъ дожидаться пріѣзда изъ Женевы таинственнаго доктора.
На десятый день, въ то время, когда я еще лежалъ въ кровати, лакей доложилъ мнѣ о приходѣ доктора Кознова. Я вскочилъ съ постели, быстро одѣлся и вышелъ въ гостиную. Предо мною стоялъ тотъ самый плѣшивый и толстый господинъ, который подошелъ къ Полинѣ въ Женевѣ на паперти св. Патрика. Разница заключалась только въ томъ, что раньше онъ не носилъ очковъ, а теперь на немъ были огромныя синія очки, надѣтыя, очевидно, при желаніи быть не узнаннымъ.
-- Я имѣю честь говорить съ Владиміромъ Павловичемъ Страховымъ?-- началъ онъ непріятнымъ голосомъ.-- Я докторъ Козновъ, Иванъ Яковлевичъ.
-- Очень пріятно познакомиться.
-- Я пріѣхалъ нарочно изъ Женевы, получивъ извѣщеніе madame Therese о вашемъ лестномъ предложеніи. Вы понимаете, что, бросивъ всѣ свои дѣла и пріѣхавъ сюда, я смотрю на рѣшеніе судьбы моей племянницы, какъ на дѣло первой важности.
Я ничего не сказалъ и только наклонилъ голову въ знакъ согласія.
-- Извините меня, я пойду прямой дорогой, -- продолжалъ докторъ, -- безъ всякихъ окольныхъ путей. Вы говорите, что обладаете солиднымъ состояніемъ! Кто можетъ засвидѣтельствовать мнѣ это?
Я назвалъ нѣсколькихъ лицъ, имена которыхъ докторъ Козновъ записалъ сейчасъ же. Видя на моихъ губахъ презрительную улыбку, онъ нисколько не смутился.
-- Вопросъ о вашемъ состояніи я считаю очень важнымъ, такъ какъ у Полины нѣтъ ни гроша и она живетъ исключительно только тѣмъ, что я могу удѣлить ей изъ моихъ скудныхъ заработковъ. Между тѣмъ Полина родилась въ роскоши и до восемнадцати лѣтъ жила широко, пользуясь богатствомъ своего отца. Вы хорошо пснимаете, что въ бракѣ она должна найти ту роскошь, къ которой привыкла съ дѣтства.
-- Не думаю, чтобы Полина Николаевна вышла замужъ исключительно изъ-за состоянія ея жениха,-- сказалъ я довольно ѣдко.
-- Что касается чувствъ, то это дѣло ваше. Меня мало интересуетъ эта сторона дѣла. Но думаю, что у Полины не будетъ причинъ, мѣшающихъ полюбить васъ. Вы молоды и должны нравиться женщинамъ...
Я поклонился съ ироніей, но докторъ какъ-будто этого не замѣтилъ и продолжалъ:
-- Ахъ, à propos! Гдѣ я видѣлъ ваше лицо?
-- Мы встрѣтились случайно въ Женевѣ.
-- Быть-можетъ, -- задумчиво произнесъ Козновъ,-- хотя мнѣ кажется, что я видѣлъ васъ гдѣ-то при другой обстановкѣ. Странно, я хорошо запоминаю физіономіи, а между тѣмъ не могу припомнить, почему ваше лицо мнѣ такъ знакомо... Однако поговоримъ окончательно. Итакъ, вы любите Полину; думаю, что она тоже не безучастна къ вамъ; вы оба молоды и ваше состояніе обезпечиваетъ судьбу васъ обоихъ и вашихъ дѣтей. Значитъ, препятствій къ браку нѣтъ.
-- Дайте мнѣ Полину и я готовъ сегодня же повести ее въ церковь.
-- Сегодня это будетъ слишкомъ рано, мы сдѣлаемъ это черезъ три дня.
Теперь мнѣ хотѣлось вскрикнуть въ свою очередь: "какъ, такъ рано?!" Но я во-время удержался отъ этого восклицанія.
-- Я съ восторгомъ женюсь на Полинѣ черезъ три дня, но я желалъ бы узнать, какъ она смотритъ на этотъ вопросъ.
-- О, вы можете быть спокойны, моя племянница знаетъ, что мой выборъ обезпечиваетъ ея счастье!
-- Наконецъ, я желалъ бы поговорить съ ней наединѣ о многомъ.
-- Хорошо, но съ условіемъ, что вы не станете разспрашивать ее о прошломъ. Оставьте въ покоѣ ея семью, отца, ея дѣтство. Говорите о будущемъ, о вашемъ счастьѣ, о вашемъ брачномъ путешествіи.
-- Но почему же я не имѣю права касаться прошлаго?-- спросилъ я въ смущеніи.
-- Въ прошломъ Полины лежитъ большое горе и доктора запретили, въ виду ея нервности, напоминать ей прошлое горе. Вотъ почему мы возили ее за границу и старались развлечь. Относительно ея рожденія вы можете не сомнѣваться. Она принадлежитъ къ уважаемой семьѣ и вамъ никогда не придется краснѣть за вашу жену. Итакъ, даете вы мнѣ слово честнаго человѣка исполнить мои наставленія?
Докторъ Козновъ стиснулъ мою руку и повелъ меня къ Полинѣ. Въ дверяхъ онъ еще разъ пристально посмотрѣлъ на меня и что-то прошепталъ. Мнѣ показалось, что я угадалъ мысли доктора -- его до сихъ поръ безпокоило обстоятельство, что онъ не могъ разгадать причины, почему мое лицо было ему знакомо.
Черезъ нѣсколько минутъ вышла Полина въ сопровожденіи гувернантки. Она улыбаясь взглянула на меня я поотянула мнѣ обѣ руки...
Я осыпалъ ихъ поцѣлуями.
-- Полина, моя дорогая,-- обратился я къ ней съ дрожью въ голосѣ,-- я люблю васъ... Хотите ли вы быть моею женою?
И на эти простыя, но чудныя слова она отвѣтила еще проще.
-- Я согласна... берите меня, если вы этого хотите.
-- Я не могу требовать отъ васъ любви теперь, но вѣдь вы полюбите меня впослѣдствіи... Не правда ли, Полина?
Но она ничего не отвѣтила, а только опустила глаза.
Три дня, назначенные докторомъ, протекли какъ сонъ.
Полина съ гувернанткой находились цѣлый день въ разъѣздахъ, совершая разныя покупки. По вечерамъ она была такъ разбита, что у меня не хватало духа ее утомлять разговоромъ.
Наконецъ насталъ торжественный день, и я повелъ мою возлюбленную къ алтарю. Какъ радостно билось мое сердце, когда моя дорогая голубка, вся въ бѣломъ, стояла задумчиво возлѣ меня среди церкви, наполненной волнами чуднаго пѣнія,
И вотъ, наконецъ, мы мужъ и жена, сидимъ вдвоемъ въ купэ вагона, летящаго съ поѣздомъ въ Крымъ. Не похоже ли все это на сонъ, на радостный, тихій и несбыточный?
ГЛАВА V.
Мы сидѣли одни въ вагонѣ.
Тереза совершенно для меня непонятнымъ образомъ рѣшилась на разлуку съ Полиной. Она уѣхала вмѣстѣ съ докторомъ Козновымъ въ Женеву. Конечно, я нисколько не горевалъ и радъ былъ въ душѣ, что хитрая старушонка не нарушаетъ нашего уединенія.
Итакъ, я ѣхалъ вдвоемъ съ своей женой. Счастье до того переполняло мою душу, что долгое время я не могъ ничего сказать Полинѣ. Взявъ ея руку, я прижалъ ее къ своимъ губамъ и не отымалъ въ теченіе нѣсколькихъ минутъ. Мнѣ казалось, что этотъ поцѣлуй долженъ былъ перелить избытокъ моего счастья въ душу моей жены. Она тоже хранила молчаніе, опьяненная, быть-можетъ, тѣмъ же восторгомъ.
-- Моя дорогая Полина, -- прошепталъ я наконецъ,-- вѣдь ты моя теперь навѣки...
Я хотѣлъ поцѣловать ее, но она отклонилась отъ меня въ испугѣ; ея лицо выразило такое страданіе, что сердце у меня болѣзненно сжалось.
-- Полина, что съ тобой? Ну, скажи твоему мужу. Вѣдь я твой мужъ, не правда ли?
-- Да.
-- Ну, скажи мнѣ: "мой милый мужъ".
Она повторила тѣмъ безстрастнымъ тономъ, которымъ дѣти повторяютъ заученный урокъ. Ея слова не заставили затрепетать моего сердца, какъ я ожидалъ. Я увидѣлъ ясно, какая трудная задача предстояла мнѣ впереди: заставить полюбить себя эту робкую, почти дикую дѣвушку; заставить учащенно забиться ея юное сердечко.
А если мнѣ не удастся выполнить эту задачу?
Вѣдь тогда мы оба будемъ несчастны. Не безуміе ли было соединить себя навѣки съ женщиной, не спросивъ ея сердца.