Пахнет сиренью и черемухой. Город весь зеленый-зеленый и весь пронизан тысячами разных запахов, от которых хочется беспричинно хохотать, бегать, кричать и махать руками. А внизу беспредельной синью разлеглась Волга и зовет, и манит к себе, и обещает ураганы неизведанных радостей, в которых скрыта еле ощутимая сладкая печаль. Зовы сини, тревожат сердце и куда-то тянут душу...
Вот прошел пароход... Там и сям лодки. А на острове подымается тонкий дымок: рыбаки или охотники варят уху со стерлядью...
Чудно жить на свете!.. Упоение и восторг!..
А Манечка стоит в полутемной зале перед экзаменационной коллегией и отвечает что-то по политграмоте. Буржуазное происхождение, донос дьячка -- и пожалуйте к красному столу под портретом Ленина, словно ей 11 лет, И она еще в гимназии.
За столом сидят три мрачных, волосатых инквизитора и что-то записывают на листах.
Манечка знает все, не даром больше месяца учил ее всевозможным премудростям учитель Сошественский, а он дока, -- но в голове пахнет сиренью, и стоит такой сумбур, что впору растеряться и заплакать.
У старшего из коллегии в ногтях траур, -- и это ужасно отвлекает мысль от нужного предмета. Да еще лезет в голову неотвязная мысль о папаше, мамаше и тете Лизе. Они сидят в передней и ожидают конца.
-- Так-с!.. -- говорит правый экзаменатор. -- А что такое религия?
-- Опиум! -- бойко отвечает Манечка.
-- Правильно! Это ничего. А кто был Христос?
-- Правильно! Это ничего. А кто был Христос?
-- Христос... Христос был обманщик пролетариата. Его выдумали попы и архиереи... обманывать трудящихся хижин.
-- Гм!.. -- урчит левый инквизитор. -- Правильно, но формулировка не тово... как его...
Он поджимает губы и задумывается, чем ошарашить голубоглазую жертву. Жертва торопливо дополняет:
-- На самом деле его не было. Он -- вроде баллады... "Евгений Онегин"... Собирательный тип... для обмана.
-- Так!.. Что вы нам скажете о Карле Марксе? Кто он был? -- натыкается в книжке на вопрос старший.
Манечка смотрит на его ногти и припоминает страницу, в которой говорилось о Карле Марксе. В ней, кажется, еще лежит лист клена.
-- Он был... основоположник... своего имени. Он сочинил манифест... Он был родоначальник...
-- Туманно, но... это действительно -- основоположник коммунизма и манифест... действительно.
-- Кто управляет Российской Социалистической Федеративной Республикой?
-- Рыков... Товарищ Рыков и товарищ Каменев.
-- Ну... знаете ли... это тово... как его... Обывательская точка.
Манечка спохватывается, вспоминает, что по этому пункту было несколько специальных разговоров с репетитором Сошественским и поправляется:
-- Ну да, это народные комиссариаты, а главная власть в руках Совета депутатов, поэтому Россия называется Федеративной.
-- Именно... -- задумчиво говорит левый. -- Это другое дело. А то, кого ни спроси, -- все Рыков да Каменев. Так... так... Что бы еще?.. Гм!.. А что такое по-вашему из себя представляют священники?
Манечка представляет себе папашу, тощего попика с козлиной бородкой, с бурсы убоявшегося всех властей предержащих, начиная от урядника и кончая обер-прокурором Святейшего Правительствующего Синода, и потому застрявшего при храме на уездном погосте, -- и бойко отвечает:
-- Они агенты империализма и культа и служат для морфия... то-бишь, для опиума.
-- Правильно! -- устало говорит старший. -- По-моему достаточно. Видно, что гражданка Студитова читала и учила... подготовилась... На собрание пора...
Правый собирает свои бумажки и задает последний вопрос на десерт, хитренько щуря глаза:
-- Да, это конечно... А что вы скажете, гражданка Студитова... какую религию исповедует пролетариат?
-- Пролетариат... пролетариат исповедует материю... Мир хижинам, война дворцам... Трудящийся ест, а нетрудящийся не ест... Победим разруху и пролетарий на коня, потому что вся сила пролетариата только в воздушном красном флоте...
-- Ну, ладно... Хорошо!.. -- торопливо говорит старший. -- Вы свободны, гражданка Студитова. Мы вам ставим вполне удовлетворительно, и можете ехать на службу. До свиданья!
-- Уф! Ах! Мерси!.. До свиданья!
Что-то пламенное, горячее ударило в грудь, затуманило мозг, яркая непереносимая радость заполнила душу, и краска ударила в лицо.
Манечка пушинкой вылетает из темной комнаты, перелетает несколько других комнат и коридоров и влетает в приемную.
-- Выдержала! Ей богу, выдержала!
Папаша, мамаша и тетя истово с серьезными лицами широко крестятся и немедленно за сим расплываются в торжествующих улыбках.
-- Слава тебе, господи!
Манечка тоже крестится и с чувством говорит:
-- Слава богу! А уж как я боялась!.. Путали, путали, но ни в чем не сбили... Слава богу!..
-- Это я сегодня всю ночь молилась, вот и вышло!.. -- радуется Манечка...
Все выходят на зеленую улицу. Запах сирени и отцветающей черемухи щекочет душу и так вызывает беспричинную радость, а тут еще...
-- Ах, как это хорошо!.. Слава тебе, господи, -- ликует тетя Лиза. -- Теперь идемте молебен отслужим. Сохрани бог, кабы не выдержала... А теперь опять на службу... и все по-хорошему.
-- Да, да, молебен!.. -- горячо вторит папаша. -- Сейчас молебен отслужим... благодарственный...
-- А дома уж наверное пирог-то готов... -- сообщает мамаша. -- С викторией... сдобный...
Смеется Волга внизу и тянет, и манит, обещает неслыханные радости... А солнце готово кувыркнуться под ноги Манечки и пуститься в трепака.
И из всех палисадников безумно пахнет сиренью и радостью, от которой хочется в блаженном восторге плакать...
-- Про тебя, папаша, спрашивали тоже...
-- Про меня? Господи помилуй! А что такое? В чем дело? А? Что?.. -- вертится попик.
-- Что такое священники?
-- Ну! ну!.. Что?.. А ты?
-- Я говорю: агенты империализма и опиума.
-- А! -- попик потирает руки.
-- А что это, Манечка, за опиум? -- спрашивает тетка.
-- А когда живот болит, то его пьют... по 10 капель... Проходит... Лекарство такое...
-- Касторка лучше... Значит, на экзамене-то и медицина, и ботаника?..
Тетка почтительно поджимает губы... Пахнет сиренью... Внизу гудит лиловый пароход и, озорничая, пускает в небо клубы дыма...