Человек в обхмыстанном теленке и ржавой кепке прислушался, пожевал губами и прошел в ворота.
-- К кому прешься? -- рявкнула ему в шиворот парусиновая прозодежда.
-- Я, товарищ, рабкор из местного газетного органа.
-- Рабкор? Ето на манер как из попов, что ли?
-- Рабкор -- это, товарищ... Я в газете пишу.
-- В газете? Знаю! "Прымается подписка". А тебе тут чего?
-- С кем мне тут поговорить? Кто у вас тут делегат?
-- Делегат есть, только он сейчас дрыхнет.
-- Ну, а кто у вас еще есть, так сказать, самый сознательный, самый развитой?
-- Мишку спросите. Очень развитой. Хучь узлом завяжи, -- разовьется.
-- Ну, вот... мне бы его.
-- Вот он сюда прется... Только у ево чичас на чердаке престол... Апосля вчерашнего... Мишка, тебе звут.
-- Дрясти.
-- Здравствуйте, товарищ. Я -- рабкор из местного газетного органа и желал бы узнать о жизни вашей мастерской.
-- Есть... Все есть. И мастерская и жизнь. Общежитие.
-- Как культурная работа? Ведется?
-- Ведется... Культурная... Четыре с боку -- ваших нет.
-- Газеты выписываете?
-- Три месяца выписывали, а теперь нет. Ни к чему.
-- Какую газету?
-- "Пищевик" и еще какую-то. Большую. На пятьсот собачьих ножек хватает.
-- Газеты сообща читали?
-- Сначала мы их не читали. Они лежали у делегата. А надысь видим, много бумаги накопилось, потребовали.
-- Ну!
-- Разделили. Теперь свою бумагу курим, а то покупали. Оно и накладно.
- Вот как! Оригинально!
-- Очень даже неоригинально. Что бумага печатная, что белая, -- разница. Хотим письмо писать, чтобы газету посылали без грамоты, -- пущай чистую бумагу посылают.
-- А как политграмота?
-- Я и говорю, что вся мастерская грамоту палит, а от ее в грудях стеснение. Коли ежели махорку, то отшибает, а полукрупку -- ни в рот ногой.
-- - Так-с... Может, спортом занимаетесь?
-- Занимаемся.
-- Кружки есть?
-- Не. Больше одним кружком сидим.
-- Гимнастика, что ли?
-- Разное... В козыри, в козла, в подкидного...
-- Хорошо организовались?
-- Сознательно. С рыла по монете, -- и колоду купили. В три листика, начали заниматься, да делегату по вкусу не пришлось.
-- Почему?
-- Очень просто... Занимались это кружком ночью, а он и подкрадись. Ему тоже сдали.
-- Ну!
-- Ну и налетел на 16 рублей.
-- Очень хорошо. Еще чего просветительного нет ли? Словесность, например?
- Есть. Словесность у нас едовитая. Как учнут поливать, ястреба на лету падают, машина останавливается и даже мастер в обморок падает, со всех своих четырех ног. У нас, мил человек, в общежитии ни один человек не выдерживает. А ежели баба подойдет, то от словесности моментально вверх ногами встает...
-- Так... так.
Рабкор в теленке постоял еще с минуту и пошел обратно: А сзади него, словно улей, гудела мастерская, и из общего гомона вырывались отдельные:
-- Встань до сдачи! Рюпь в банку!
-- Мать-пымать, за отца замуж отдать!
-- Расшибу!
-- Караул! Режут!
-- Ставлю сапоги на-кон!
-- Двойка, в три господа-бога!..
* * *
Рабкор посмотрел по сторонам, сел на тумбу и записал в обмусоленный блок-нот:
"Несознательная колбасная Пищетреста No 17".
Задумался, посусолил карандашом и положил орудия производства в карман.
-- Организованно живут дьяволы.. И булавки не подточишь!..