I
КУРНАЯ ИЗБА
(во время зимней военной стоянки)
Один, в уме с тяжелой думой,
В душе с обманутой мечтой,
Во мраке темноты угрюмой
Избы холодной и курной,
Без наслаждений, без надежды
К премене будущего дня, -
Сижу, задумчиво склоня
К земле поникнувшие вежды.
Ничто не борется с тоской,
Ничто душе не улыбнется,
Лишь птица, снег браздя крылом,
Порою вскрикнет под окном;
Лишь искра светлая сорвется
Со дров, трещащих над огнем,
И в дымном облаке провьется
Под закоптелым потолком.
Не скрипнет дверь, впуская друга;
Не улыбнется мне подруга,
Сквозь мрак подкравшися тайком...
Отрада сердцу изменила,
Как будто смерть своим жезлом
В могилу все преобразила...
Сижу с стесненною душой
И, молча, вслушиваюсь в бой
Часов, лежащих предо мной,
И на глазах моих блистает
Невольно ряд тяжелых слез...
Какую мысль в уме рождает
Цепь эта звуков, сих колес
Однообразное движенье?
Напрасно слух спешит им в след
Нет настоящего мгновенья:
Едва ударит, - и уж нет,
И новый звук, и снова стихнет,
И вслед другой уже идет.
И жизнь не так же ли? Вдруг вспыхнет
И чрез мгновение замрет!
К чему ж безумное стремленье
За всей толпой мирских сует?
Всегда благое Провиденье
Нас к благу создало на свет
И цель одна в нем - наслажденье!
Мы умираем каждый час,
Минута каждая для нас
Есть к гробу тихое сближенье...
Чего же медлить? Час пробьет, -
Никто былого не вернет!
Спешите ж склонностей любимых
Желаньям чистым угодить
И дни младые угостить
Как уж гостей невозвратимых!
Но я?.. Злой рок уже сгубил
Мою развенчанную младость
И жизни ветреную радость
Слезой тяжелой заточил!
В печали сердца, без привета,
Младые дни рассорены!
Еще не зрев моей весны,
Уж я стою в средине лета!
Не дремлет время, миг летит,
За часом час во след спешит
И год за годом так промчится. -
Былое в память возвратится,
Но наслажденье не придет!
С летами тихо отпадет
За листом лист от жизни цвета, -
И я угасну без рассвета!
1 марта 1824 г.
Дер. Сидорово, близ Пскова {1}
1 Напечатано в сборнике произведений Великопольского "Раскрытый
портфель" (СПб., 1859. С. 221-223).
II
ПОСЛАНИЕ ВОЛЬТЕРА К БЕРНАРДУ
В честь Музам и Эроту
Вольтеру велено Бернарда известить,
Что, юным грациям в угоду,
Науку милую любить
Искусство нравиться ждет ужинать в субботу.
Псков, 25 марта 1824 г.
III
В АЛЬБОМ НАСТ. МИХ. БИБИКОВОЙ
Я не пророк, не чародей:
Волхвов не ведая ученья,
Я не могу судьбы людей
Читать в безмолвии путей
Светил полунощных теченья.
Но я Вас знаю - я поэт:
Чего же больше? Вдохновенный,
Моей души пролью я свет
Во мрак судьбины отдаленной.
Завеса тайны, прочь с очей!
Но что я вижу? Средь лучей,
Цветами радуги блестящих,
Средь юных гениев, парящих
В кипящих светом облаках,
Я слышу жалобы, вздыханья,
Я вижу темные страданья,
С слезой тяжелой на очах,
И мрачной скорби покрывало
На их накинуто главы.
Кто ж всех несчастий сих начало?
Хотите ль знать? - То сами Вы.
Вы ужаснулись? Но судите,
От Вас сокрыть могу ли зло?
Пред Вами зеркало: взгляните, -
И то же скажет Вам стекло.
С такою милой красотою,
С такой прелестною душою
Нельзя не быть виною бед:
Так боги мир установили,
Так тернием они покрыли
Веселия земного след.
Но успокойтесь! Без сомненья
Не вечно будет время слез:
К Вам гений спустится с небес, -
И улыбнется утешенье,
И счастье в радостных лучах
Опять появится в очах,
Освобожденное от плена.
Кто ж вестник счастия сего?
Вглядитесь пристально в него, -
И Вы узнаете Гимена.
Псков, 6 апреля 1824 г.
IV
В АЛЬБОМ
Пусть скептики добра, в бреду своем речистом,
Любовь к изящному софизмом назовут
И мрак души своей на свет природы льют:
Я знаю Софию - и буду век софистом!
V
ОТРЫВОК ИЗ ПИСЬМА К ИВ. ИВ. ПУЩИНУ
Давно неверная забыла
Гвардейца милого любовь!
Волнуясь новой страстью, кровь
Мечты дней прежних изменила...
Средь молчаливых спальни стен,
Рукой супруга торопливой,
Уже совлек с нее Гимен
Покров невинности стыдливой.
Она краснеет и молчит,
Но бледность роз и томны очи, -
Все тихо взору говорит
О наслажденье тайном ночи.
. . . . . . . . . . . . . . .
Но ты ль, в столице красоты,
Припомнишь прежние забавы?
Оставя поле суеты,
Трудясь для блага и для славы,
Быть может с важностью судьи,
Наперсник, жрец и друг Фемиды {1},
Давно ты вымолвил "прости"
Любимцу резвому Киприды?
Или, отбросивши усы,
Но так же пламенный душою,
Ведешь волшебные часы,
Но уж с волшебницей другою,
И в нежной радости сердец
Вам настоящее лишь мило, -
А я твержу тут, как глупец,
О том, что год назад уж было!
Динабург, 28 июля 1824 г.
1 Как раз в это время И. И. Пущин, по собственным словам, "сбросил
конно-артиллерийский мундир и преобразился в судьи Уголовного Департамента
Московского Надворного Суда" (Майков Л. Н. Пушкин. СПб., 1899. С. 76).
VI
РОМАНС
Певец любви! Крепясь от слез,
Ты ль молишь дружбы состраданья!
Кто мрак и скорбь к тебе занес,
Кто сердца обманул желанья?
Давно ль еще в кругу друзей
Ты беззаботную пел радость?
Кто потушил огонь очей
И жизни пламенную младость?
Несчастный друг! В борьбе души
Я тайне внял сердечной боли;
Ты пел любовь, не знав любви,
В свободе чувств искал неволи.
Поклонник муз и красоты,
Беспечно радости ты верил,
Но опыт снял покров мечты
И сердце в счастье разуверил.
Узнав любовь, познал ты в ней
Один обман очарований,
Ничтожность клятв и ложь очей
И яд пленительных лобзаний.
И дружбою ль минувших дней
Ты возвратишь часы крылаты?
Увы, певец! Сердца друзей
Не заменят любви утраты!
16 сентября 1824 года,
дорогою из Динабурга в Великие Луки
VII
К ДРУЗЬЯМ {1}
Мои друзья! Я вам наскучил
Моим нахмуренным челом!
Всегда в вражде с моим умом,
Невольно вас я всех измучил
Меня измучившей тоской.
Как пешки, слабые собой,
В боренье шахматном забыты
Небрежной игрока рукой
Стоят без пользы и защиты, -
Так я забыт моей судьбой,
Ваш собеседник неучтивый,
Сижу угрюмый, молчаливый,
Между друзьями, как один.
Напрасно, слабый властелин
Души в болезни прихотливой,
Я понуждаю ум ленивой
К игре затейливых бесед:
Как своенравный домосед,
В страданье сердца неуместном
Он заключен в пределе тесном
Моей склоненной головы.
Мне так же все любезны вы,
Но ваши шум и разговоры
Моей души не веселят:
С печалью думы, как дозоры,
Повсюду мысль мою следят
И отравляют жизнь младую.
Но я ль один, друзья, тоскую?
Постигнул равный жребий нас:
Всегда внимательный, - и вас,
Товарищей изгнанья милых,
Не часто ль вижу я унылых?
И вы, друзья мои, порой
С враждебной ссоритесь судьбой!
Не укротим душевный ропот,
Не заглушим сердечный стон:
Как утром ясным листьев шепот
В вас и в веселье слышен он.
Но, больше разуму послушны,
Вы больше можете, чем я,
К беде казаться равнодушны.
О, не чуждайтесь же меня!
Младенец в скорби малодушный, -
Терпенья нити не нашел
В Дедале темном я страданья,
Но тем не больше ль приобрел
Я прав на дружества вниманье?
* * *
Не все мы в горе станем жить,
Промчится время, может быть,
Туманны тучи разойдутся,
В душах угаснувших проснутся
Опять бывалые мечты;
В шумящем вихре наслаждений,-
Как сердцу страшные черты
Сна беспокойного видений, -
Для нас прошедшее мелькнет;
Тогда и друг ваш отдохнет,
Тогда, весельем вдохновенный,
В беседе муз уединенной
И он о счастье запоет!
12 октября 1824 г.
Деревня Подберезье под Псковом
1 По Семеновскому полку. - Б. М.
VIII
КНЯЗЮ ФЕД. ИВ. ЦИЦИАНОВУ {1}
(Подписано под стихами, им начатыми в честь Элизы)
Ага! и князь с обновой!
И в княжескую кровь
Элизы взор суровой
Вдохнул изменницу-любовь,
И очарованная сила
Очей пленительных и слов
И князя нашего вместила
В число вздыхателей-певцов!
Так при стихий волненье бурном
Восставший света великан,
На своде вспыхнувши лазурном,
С земли лучом своим пурпурным
Сгоняет ссевшийся туман.
12 января 1825 г. Псков
1 Князь Цицианов, сослуживец Великопольского по полку, был знаком с
Пушкиным, который подарил ему свой портрет (XIII, 269; см. ниже). Князь
Цицианов в 1820 г. был произведен из камер-пажей в прапорщики лейб-гвардии
Семеновского полка, но в том же году, вместе с Иваном Ермолаевичем, был
переведен в Псковский пехотный полк поручиком (Дирин П. П. История
лейб-гвардии Семеновского полка. Т. 1. С. 177, приложение).
IX
МУЗЫ {1}
Соскучив шумом суеты,
В мои часы уединенья
Зову обман я вдохновенья
И заблуждение мечты.
Не знаю, любят ли Камены
Цевницу тихую мою,
Но я - их искренно люблю
И часто, думой увлеченный,
Миролюбивый домосед,
Мой призывая добрый Гений
На пир отрадных песнопений,
Живую радость их бесед
Я чту всех выше наслаждений!
И как могу их не любить?
То было время - я не верил
Их божеству, и, может быть,
Никто б души не разуверил
И не возжег бы в ней огня.
Но, ах, забыть могу ли я
Те годы, тяжкие гоненьем?
Оне, единые оне
Тогда, с их тайным утешеньем,
Сходили добрые ко мне;
Толпою легкою летали,
Меня манили и пленяли
И по мелькающим цветам
И мысль, и сердце увлекали
К недоступимым небесам!
Тогда каратель Прометея
И неподвижный, и живой,
С крылом опущенным, с главой
Полуподъятою, не смея
Нарушить Тартара покой,
При звуках сладостных Орфея,
При взоре их, свирепый вран
Моих не рвал живучих ран.
С тех самых пор, благоговея,
Усердным стал я их жрецом. -
Так на святой помост чертога,
Увидев чудо, в прах лицом
Язычник пал пред олтарем
Им вдруг уведанного Бога!
18 февраля 1826 г. Псков
1 В "Раскрытом портфеле" (с. 224-225) названа "Обман уединенья".
X
К ГРУСТИ (ИЛИ "МОЙ ДЕМОН")
(Подражание "Демону" Пушкина) {1}
Зачем ты, грусть, в меня впилась
И, с непонятною мне целью,
Вкруг сердца, жадного к веселью,
Змеей грызущей обвилась?
В какой ты алчущей утробе
Свой яд мучительный впила?
Какая Фурия, во злобе,
Тебя с главы своей сняла
И в мир закинула несчастный
Из недр пылающих огня?
Кто указал тебе меня?
Преодолеть тебя не властный,
Вотще отрады я ищу!
Я впечатлителен и молод, -
Но в сердце бьет твой тяжкий молот -
И я тоскую и грущу!
Твоя рука отяготела
Над грудью пламенной моей...
И все ты, злобная, одела
Завесой мрачною твоей!
Рига, 23 мая 1826 г.
1 Напечатано в "Раскрытом портфеле" (с. 226-227).
XI
Булгарин в зависти пустой
И по внушению клевретов,
Хотев соделаться грозой
И прозаистов, и поэтов,
На поле критики вступил, -
Но стал меж критиков уродом;
Увидел то, - и с новым годом
Свою методу изменил:
Сначала северный зоил,
Без жара к Фебову потомству,
Он по рассчету всех бранил, -
Теперь всех хвалит по знакомству.
И что ж? Прекрасно рассчитал,
Впотьмах набрел на путь успеха:
Его нам брань была для смеха,
Но Бог избави от похвал!
XII
БАРОНУ АНТ. АНТ. ДЕЛЬВИГУ,
ПРИ ПОЛУЧЕНИИ ОТ НЕГО "СЕВЕРНЫХ ЦВЕТОВ"
С НАДПИСЬЮ "МИЛОМУ ПОЭТУ"
Поэт-ленивец и делец!
О мне ты вспомнил, наконец,
В моем изгнании печальном:
Я получил твои "Цветы"
И на листочке их начальном
Прочел руки твоей черты.
Ты дал названье мне поэта,
Но дружбе верить ли твоей?
Увы! Поэт в устах друзей -
Еще поэт ли я - для света?
Отец безмёдныя "Пчелы" {1}
Мне своего не дал привета
В страницах длинной похвалы.
Бог с ним, с судом его ничтожным!
Сначала, северный зоил,
Кривым путем идя к потомству,
Он по расчету всех бранил,
Теперь - всех хвалит по знакомству!
Его суда я не боюсь:
Еще не вышел я на сцену;
Пора придет, - я появлюсь,
Одеждой праздничной одену
Мою ревнивую Камену -
Тогда ни Сомов {2}, ни Фаддей
О мне в умах уставят мненье,
Но я подслушаю сужденье
Таких, как ты, мой друг, людей:
От них я жду себе награды,
Я их в судьи мои беру,
Восторжествую, иль с досады
Стихи и прозу издеру!
Псков, 26 апреля 1826 г.
1 Булгарин.
2 Орест Михайлович, критик, поэт, переводчик и журналист.
В альбом С. М. Бибиковой
Пусть скептики добра, в бреду своем речистом,
Любовь к изящному софизмом назовут
И мрак души своей на свет природы льют:
Я знаю Софию - и буду век софистом.
(Псков, 8 апреля 1824 года)