Два дня промелькнуло, какъ яркое, лучезарное мгновенье.
Онъ уѣхалъ, скрылся во тьмѣ холодной осенней ночи...
Она вернулась одна въ большія, разомъ опустѣвшія комнаты.
На роялѣ разбросаны ноты... Замерли звуки... Догораютъ свѣчи... Лампа на столѣ гаснетъ... Углы комнаты потонули во мракѣ...
Широкіе листья филодендроновъ тянутся къ ней, точно руки...
Блестящая отдѣлка красной бархатной подушки, смятая его рукой, насмѣшливо дразнитъ ее съ дивана.
Она стоитъ одна среди комнаты, опустивъ безпомощно руки и прислушивается къ жутко звенящей тишинѣ...
Ей чудится его образъ...
Слышится звукъ его рѣчей...
Незаданный вопросъ остался безъ отвѣта.
Все тяжелое, мрачное, жуткое, гнетъ настоящаго, неизвѣстность будущаго, все, что отлетѣло далеко, далеко, пока онъ былъ здѣсь съ нею, безобразными, страшными призраками снова встаетъ и холодными, костлявыми лапами сжимаетъ усталое сердце.
И птицею мчится душа ея за нимъ, по опустѣлымъ полямъ, гдѣ подъ низко нависшими тучами со стономъ проносится вѣтеръ.
Летитъ и шепчетъ:
-- Помнишь весеннею лунною ночью мы ѣхали рядомъ: я въ шарабанѣ -- точно въ корзинѣ цвѣтовъ -- такъ много къ моимъ ногамъ и на мои колѣни ты положилъ бѣлой акаціи, душистыхъ жасминовъ и нѣжныхъ голубовато-лиловыхъ ирисовъ.
Ты ѣхалъ верхомъ и конь твой храпѣлъ, грызъ удила, сердито косясь и нетерпѣливо порываясь умчать тебя впередъ въ синеватой дымкой подернутую даль...
Манила эта даль,-- заманчиво суля невѣдомое счастье,-- не одного горячаго коня...
А теперь ты мчишься во мракѣ холодной осенней ночи назадъ, подъ кровлю пустого, холоднаго дома..
Съ визгомъ кидается Ирма, ластится у ногъ и лижетъ руки. Двери дома захлопнулись за нимъ. Онъ вошелъ въ комнату и, не зажигая огня, упалъ на постель, судорожно сжимая руки...
Здѣсь недавно, когда они еще жили и цвѣли, эти послѣдніе, осенніе цвѣты, онъ вырвалъ съ корнемъ кустъ пышныхъ розовыхъ астръ и отдалъ ей.
Ей, въ чьей душѣ красочно и неувядаемо цвѣли цвѣты, посѣянные имъ.. И вырвать ихъ она была безсильна...
У этой колонны балкона весной, на зарѣ блѣднаго утра, послѣ долгаго горячаго спора, онъ задалъ ей вопросъ, оставленный ею тогда безъ отвѣта, какъ теперь безъ отвѣта остался такъ мучительно страстно ею ожидаемый вопросъ...
Вопросы!.. Вопросы!.. Тысячи этихъ проклятыхъ вопросовъ, легіоны "Зачѣмъ" встаютъ изъ мрака глухой, осенней ночи и стучатся въ запертыя двери его души...
Онъ вскакиваетъ и прислушивается...
За окномъ въ саду шумитъ вѣтеръ, гудитъ по крышѣ... и замираетъ...
Тихо...
Ручка двери шевелится, точно кто-то пытается войти.
"Кто тамъ?!".
Вѣтеръ воетъ въ трубѣ. Ночь пристально смотритъ въ окна.
Слабо визжитъ во снѣ Ирма...
Никого... Одинъ...
Онъ снова опускается на постель...
И сонъ накидываетъ на его сознаніе тяжелое, холодмое покрывало...
И вотъ, точно мелодія свирѣли, точно дыханіе вѣтра въ горахъ или плескъ въ камышахъ прихотливой волны, доносится къ нему ропотъ ея наболѣвшей души.