Ваненко Иван
Тысяча и одна минута

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Собрание русских сказок. Книга первая.

ТЫСЯЧА И ОДНА МИНУТА.

Собраніе русскихъ сказокъ,
ПИСАННЫХЪ
Иваномъ Ваненко.

КНИГА ПЕРВАЯ.

Стать починать, стать сказывать.
Кирша Даниловъ.

Гни сказку готовую, что дугу черемховую.
Казакъ Луганскій.

Изданіе Ю. М.
МОСКВА
184З.

ПОСВЯЩАЕТСЯ ЛЮБИТЕЛЯМЪ РУССКАГО ЖИТЬЯ-БЫТЬЯ
и
СТАРИННЫХЪ РУССКИХЪ РОЗСКАЗНЕЙ.

  

Благословите, братцы, старину сказать
Какъ бы старину стародавную.
Какъ бы въ стары годы, прежніе,
Во тѣ времена первоначальныя....
Кирша Даниловъ.

  

ТЫСЯЧА И ОДНА МИНУТА

  
  

ОГЛАВЛЕНІЕ
ПЕРВОЙ ЧАСТИ.

   Начало
   Сказка о царевичѣ Иванѣ и царевнѣ Квакушкѣ

ВЪ ЭТОЙ СКАЗКѢ:

   Побаска Тафуты царя, 1-я
   О двухъ мужичкахъ и старостѣ
   О воеводѣ
   Былая правда о томъ, какъ одинъ мужъ, на свадьбѣ у своей жены дружкой былъ
   Побаска Тафуты 2-я
   О томъ, какъ крестьянинъ Ягупъ выводилъ изъ домовъ имянемъ жены силу нечистую
   О томъ, какъ городской, сапожныхъ дѣлъ мастеръ, прославился въ деревнѣ своего работою. Побаска Тафуты 3-я
   Побаска Тафуты 4-я
   Какъ мужичекъ Вакулъ барина надулъ: какъ онъ дѣлилъ одною гуся по почету и пять гусей поровну
   Побаска первой бабы-Яги
   Побаска второй бабы-Яги
   О томъ, какъ два мужичка поребячились.
   Побаска третьей бабы-Яги
   Побаска боярина
  

НАЧАЛО.

   Не знаю въ какомъ мѣстѣ и въ какое время,-- да кажись и знать не для чего,-- жилъ-былъ человѣкъ, человѣкъ Русскій и съ Русскимъ имянемъ -- Пахомъ, да дѣло не въ томъ... грамоту зналъ онъ себѣ сколько нужно, а кто больше его смыслилъ, тому не перечилъ -- да не всему же и вѣрилъ, что иной, хоть и граматной, про заморское станетъ разсказывать. Если же навернется такой, что Французскую пыль глоталъ, да аглицкую ветчину нѣмецкимъ калачомъ закусывалъ, да своими ногами гранилъ булыжникъ въ иностранныхъ земляхъ, и станетъ разныя тамошнія диковинки небывалыя разсказывать... то -- пока онъ говоритъ про звѣрей невиданныхъ, про дворцы и палаты узорчатыя, про вины, какихъ намъ во снѣ не пить, и про всякое съѣстное неизвѣданное -- дядя Пахомъ ни гу-гу, слушаетъ будто вѣритъ... а какъ зачнетъ бывалый на чужбинкѣ врать про людей тамошнихъ, что они и добрѣе нашихъ, и ладнѣе живутъ, и больше насъ все знаютъ, и лучше судъ и расправу ведутъ,-- то дядя Пахомъ махнетъ рукой и пойдетъ прочь отъ такого разскащика. "По мнѣ, говоритъ онъ, что хочешь городи, только на насъ охулы не клади; вездѣ есть ночи, вездѣ есть и дни -- и люди, какъ люди, вездѣ одни; а гдѣ лучшаго много, да хорошаго нѣтъ, тамъ худое безъ счету живетъ!-- Знай въ книгахъ толкъ, какъ дьякъ, да разумѣй и въ кашѣ смакъ,-- умѣй красно говорить, да умѣй и на брюхо угодить; -- въ пустомъ ври-себѣ, завирайся, а въ путномъ назадъ оглядайся, что бы по потылицѣ не вытолкали; сказку читай безъ указки, псалтырь по толкамъ."
   Таковъ былъ нашъ дядя Пахомъ, не любилъ, что не по немъ. Пожилъ онъ въ свѣтѣ, былъ тертый калачъ, понаглядѣлся, понатарѣлся кое чему, зналъ что китайка, а что кумачь,-- его было трудно провести!
   Бывало кто глупо совретъ илы сдѣлаетъ, или еще только замахнется сдѣлать что нибудь неразумное да прилунится тутъ быть дядѣ Пахому, то онъ не станетъ такого бранить или тамъ совѣтывать да говорить какъ знахари книжные: это вотъ де не такъ, это вотъ не этакъ, сдѣлай вотъ то-то, да поди туда-то,-- а онъ вымолвитъ свою любимую поговорку: постой-ка на минутку!-- да и разскажетъ тебѣ побасенку или присказку, а буде языкъ порасходится, то и цѣлую сказку сварганитъ и, разсказавши, рѣдко, рѣдко растолкуетъ къ чему что разсказано,-- а любилъ, что бы всякой самъ смѣкалъ.
   Послѣ, подстаростъ, дядя Пахомъ такъ пристрастился къ своимъ сказкамъ и присказкамъ, что бывало на всякое дѣло у него по дюжинѣ басенъ готово... да и красно-жь разсказывалъ; сидишь, сидишь съ нимъ -- не видишь какъ день пройдетъ,-- а о вечерахъ и говорить нечего!.. Только бывало хочешь отъ него идти, возьмется за скобку,-- а онъ молвитъ: постой-ка на минутку!.. и начнетъ исторію... слушаешь, слушаешь -- глядь, анъ ужъ вмѣсто минутки-то и часа нѣтъ!
   И много же было охотниковъ послушать дяди Пахома,-- бывало только онъ дома, то въ его избушкѣ и мѣста нѣтъ,-- сидитъ онъ себѣ лапотки плететъ, а самъ тѣмъ, кто у него при лучится, сказку строчитъ узорчатую -- да что не разъ кочеткомъ ковырнетъ, то и прибаутку въ сказку ввернетъ!-- У него-то я этихъ сказокъ понаслушался, которыя вамъ теперь намѣренъ передать, мои братцы-товарищи,-- знаю я, что вы до нихъ лакомы!. Только буде я что не гладко скажу -- не вините дяди Пахома,-- онъ куда красно разсказывалъ -- да мнѣ нельзя же хорошо упомнить, такъ ли оно было сказано или иначе, лишь бы съ толку совсемъ не сбиться... Дядя Пахомъ говорилъ: "Не съумѣешь связать въ двѣ петли,-- вяжи въ одну; а узломъ затянешь -- и зубъ не возьметъ! "
   А за тѣмъ я, братцы-товарищи, сказки дяди Пахома назвалъ минутами, что онъ бывало и въ началѣ сказки, и въ срединѣ, и на концѣ иногда по разу и болѣе приговаривалъ: "постойте на минутку!" -- Если кто хочетъ уйдти до время, всей сказки не дослушавши,-- онъ скажетъ ему свою любимую поговорку,-- или если лыко у него иной разъ лопнетъ во время сказки, онъ сейчасъ примолвитъ: "Фу ты пропасть!.. постойте на минуту -- возьму свѣжее!" а тамъ опять пойдетъ читать точно по писаному...
   А потому я не раздѣлилъ сказки его на минуты и вполнѣ ихъ разсказываю, что не припомню гдѣ онъ останавливался,-- а самому придумать, пожалуй не повѣрятъ, что онъ поминутно разсказывалъ, и что тутъ есть тысяча и одна минута!..
   "Нѣтъ," скажете вы, братцы-товарищи, "не то у тебя въ головѣ было,-- а ты думаешь, что это будетъ покудреватѣе: есть-молъ тысяча и одинъ день, тысяча и одна ногъ, тысяча и одинъ часъ, тысяча и одна четверть часа, тысяча и одно дурачество,-- то дескать и я назову тысяча и одна минута!-- а другіе, думалъ ты, повѣрятъ, что твои сказки также хороша, какъ и тѣ сказки заморскія!.. "
   -- Ну, гдѣжъ хороши; я этого не думаю: вѣдь тысячу и одну ночь разсказывала султанша хорошенькая, на пуховой перинѣ, подъ парчевыми одѣялами, въ палатахъ мраморныхъ... а вѣдь дядя Пахомъ -- простой человѣкъ, въ лаптяхъ, сидя на скамьѣ въ дымной избѣ ихъ складывалъ!.. Названіе-то точно присовѣтывалъ приложитъ одинъ изъ моихъ пріятелей,-- вотъ по какому случаю...
   Ну да подождите на минутку, я послѣ это разскажу, а дайте мнѣ прежде сказки переписать, чтобы какъ чего и впрямь не запамятовать!
  

I.
СКАЗКА О ЦАРЕВИЧѢ ИВАНѢ И ЦАРЕВНѢ КВАКУШКѢ.

  
   Начинается сказка сказываться, починается разсказываться,-- извольте прислушать, кому есть время досугъ,-- а сказка эта безъ присказки, такъ она и уродилася; хоть это и не пригоже, да дѣлать нечего: пришла пора рабочая, присказки поразбрелися, негдѣ ихъ взять!-- Начнемъ такъ, какъ въ старину сказывали.
   Въ нѣкоторомъ царствѣ, въ нѣкоторомъ государствѣ, за моремъ океаномъ за тридевять земель,-- гдѣ сѣна не косятъ, огня не жгутъ, рѣпы не сѣютъ, муки не ѣдятъ; гдѣ чрезъ рѣки мосты безъ подпоры висятъ; гдѣ строютъ дома окнами на улицу, воротами на дворъ, гдѣ волѣ раздолье, уму просторъ"... Въ той-то дальной сторонкѣ, давнымъ давно, жилъ былъ царь Тафута. Вы зѣвнете, пожалуй, да скажете, какъ въ старые годы моя нянюшка -- "и сказка вся тута!"-- нѣтъ, люди добрые, она только починается...
   Жилъ былъ царь Тафута. У него-царя были три сына богатыря; -- два-то сына были крѣпки и рослы, что хмѣлина въ весну, а третій-то сынъ, царевичь Иванъ, былъ и сухъ и малъ, что зимою бурьянъ. Старшихъ царевичей звали: перваго Мартынъ, а втораго Миронъ. Былъ силенъ царевичъ Мартынъ: ходилъ онъ на волка съ дубьемъ одинъ; а царевичь Миронъ зналъ только стрѣлялъ изъ лука въ воронъ и по рѣдкой промахъ давалъ,-- больше они ничему не были горазды. Царевичь Иванъ изъ отцовскаго дома почти не выхаживалъ и братья его за то не любили, что онъ съ ними не бывалъ на ихъ потѣхахъ и больше ихъ слушался и боялся отца своего царя Тафуты,-- хоть братья бывало звали лентяемъ и говорили при отцѣ своемъ про брата, что онъ ни къ чему не будетъ годенъ, что быть бы ему лучше бабой а не царевичемъ!-- Тафута былъ себѣ на умѣ; любилъ онъ царевича Ивана за его тихость и послушливость и говорилъ сыновьямъ за него такую пословицу:" что молъ съ малиннику лыки не велики, да ягоды сладки, а съ калиннику и лыкъ надерешь, да ягоды въ ротъ не возьмешь."
   Жили они вмѣстѣ многіе годы,-- не пять и не десять лѣтъ; въ тѣ поры люди жили не по нашему: въ пятьдесятъ лѣтъ мужчину женихомъ звали, а во сто онъ былъ добрый молодецъ; въ двѣсти лѣтъ бывало овдовѣетъ да еще пятьдесятъ лѣтъ на другой жениться сбирается, не то что теперь: мужъ иной лѣтъ пять, а иномѣсто только и годокъ пожилъ да и сбирается на покой, въ землянку; а жонка еще моложе ребенка,-- къ ней глядишь сватается другой, 7-да и другаго-то она еще поманитъ, поманитъ, да третьяго достанетъ. .. хоть послѣдняя ягода иномѣсто и хуже первой, да будто свѣжѣй, будто вызрѣла заново!... это впрочемъ не всегда такъ бываетъ, да къ пиву ѣдется, а къ слову молвится,-- кто съ молоду не пыталъ голоду, а если худо наѣшься да плохо выспишься, такъ и лезетъ тебѣ въ голову такая дрянь: грѣзится все, что дѣвушка-невѣста проведетъ тебя -- пришлетъ тебѣ съ дѣвкой чернавкой въ плетеной корзинкѣ печенаго гарбуза {Въ Нѣмецкой сторонѣ, когда жениха отъ невѣсты отвадить хотятъ, то посылаютъ ему корзинку пустую плетеную; а у насъ, въ сторонѣ украинской, подносятъ такому молодцу тыкву, которую тамъ чествуютъ гарбузомъ.} такъ такая на нихъ досада возьметъ, что такъ бы кажись и хотѣлъ опять воротить годы прежніе, царствованіе Тафутово,-- чтобы непремѣнно въ свой вѣкъ двухъ женъ изжить! А каковы то были жены при Тафутѣ -- посмотримъ далѣе...
   Вотъ исполнились годы урочные, сталъ царь Тафута старѣться, стали дѣти, сыновья его, женихами взрослыми.
   Въ одно время, не запомню въ день какой, призываетъ Та фута царь къ себѣ сыновьевъ своихъ-добрыхъ молодцевъ; -- призываетъ онъ ихъ не пиво дѣлать, не медъ варить -- призываетъ о дѣлѣ говорить, дѣлѣ нужномъ, дѣлѣ надобномъ Приходятъ молодцы. "Что угодно родитель -- батюшка?" Дѣти мои милыя, соколы мои ясные,-- говоритъ царь Та фута,-- пришло время, наступаетъ часъ,-- надо мнѣ царское бремя сложить на кого нибудь изъ васъ: старъ я становлюся, дряхлъ дѣлаюся,-- глаза плохо видятъ, ушами не дослушиваю,-- пора перемѣны!... А такъ какъ въ нашемъ царствѣ такой законъ и порядокъ, что холостому царствовать не приходится, то я желаю оженить васъ всѣхъ троихъ до одного,-- и потомъ, смотря какъ вы будете умѣть жить и владѣть своими женами, управляться своей семьей, смотря поэтому я увижу, кто изъ васъ будетъ достоинъ владѣть моей землей, управлять моими подданными объясните же. мнѣ теперь: желаете ли вы и гдѣ намѣрены пріискать себѣ женъ, а мнѣ законныхъ невѣстокъ?
   Большой сынъ, царевичь Мартынъ, говоритъ отцу Тафутѣ такую рѣчь: "Я, батюшка-родитель, жениться не прочь, а выбирать невѣстъ не мастеръ; -- по мнѣ какая была бы собой покраше, да умѣла стряпать щи, варить кашу,-- та и наша; -- а впрочемъ твоя воля,-- я пойду искать другую, если такая тебѣ не по нраву!" Теперь держитъ отвѣтъ царевичь Миронъ: "я, говоритъ онъ, то же, что и братъ, жениться хоть сейчасъ готовъ, да и невѣстъ, кажись, пріискивать нечего далеко ходить: въ нашей сторонѣ ихъ не оберешься;-- есть много красивыхъ и дѣвицъ и вдовъ, будь только самъ исправенъ-готовъ, а то выбрать есть изъ чего!"
   Царевичь же Иванъ говоритъ отцу: "мнѣ, батюшка, жениться охоты нѣтъ;-- а впрочемъ твоя воля!-- выбери мнѣ невѣсту самъ, по твоему совѣту я исполню, что велишь."
   Царь Тафута выслушалъ ихъ, подумалъ, покачалъ головой изъ стороны въ сторону, плюнулъ на полъ, утеръ усы, погладилъ бороду и повелъ къ нимъ такую рѣчь:
   -- Дѣти мои милыя, соколы ясные!... Нѣтъ, такъ на свѣтѣ не бываетъ: если дѣвицы красныя сами себѣ, порой, должны жениховъ выбирать, то уже женихи и подавно!-- а вы хотите, чтобы другіе за васъ смотрѣли невѣстъ; вы думаете, какая ни попала, то и ладно, лишь бы долго изъ нее не возиться, а поближе да поскорѣе взять!... жизнь вѣдь пережить не поле перейдтить, а съ дурной женой и полвѣка не проживешь -- умаишься. Нѣтъ, это нейдетъ! Разскажу я вамъ на это noua е очку, какъ хотите, такъ и понимайте! (царь Тафута, хоть инымъ часомъ и не совсемъ складно говорилъ, а любилъ впутывать побаску, послушайте!... )
  

1. ПОБАСКА ЦАРЯ ТАфУТЫ.

   Пошли дѣвки въ лѣсъ по орѣхи; пришли къ орѣшнику -- давай набирать; всѣ рвутъ съ орѣшинъ по выбору, на которой больше да зрѣлѣе; а одна дѣвка увидѣла, что кругомъ кустовъ орѣховъ много на землѣ лежатъ и всѣ они крупные, лущеные; разсудила лучше ихъ набрать, чѣмъ трудиться искать да рвать съ дерева; того и гляди, говоритъ, еще хлыстопетъ по глазамъ орѣшиной! Говорятъ ей подруги -- "эй съ орѣшника рви! не лѣнись походить да высмотрѣть!" Она подругъ не послушала, думаетъ, что ей завидуютъ. Нарвали орѣховъ дѣвицы красныя, пришли домой. У тѣхъ орѣхи, что орѣхи: стоитъ разгрысть, ужъ и ядрышко; а у ней все свищъ да свищь!... Такъ и вы съ своей лѣностью повыберете себѣ женъ, какъ орѣховъ дѣвка неразумная.

-----

   "И то!" вскрикнули царевичи,-- "ну такъ присуди-же намъ санъ, батюшка, помоги своимъ умомъ разумомъ; мы отъ него не прочь. Разскажи, примѣрно, какъ бы ты на нашемъ мѣстѣ самъ поступилъ, а мы ужъ по сказанному, какъ по писаному, по глаженому, какъ по стриженому сами догадаемся!"
   -- Нѣтъ, сказалъ царь Тафута, меня никто не училъ, какъ это дѣлается и вы также сами должны этимъ дѣломъ смѣкать. Если выберешь вамъ женъ, да будутъ чемъ не ладны, такъ мнѣ зарокъ.... нѣтъ, я за это не берусь; дорогу вамъ показать покажу, а гладка она или ухабиста, про это вѣдать не мое дѣло!-- Вотъ вамъ и сани и оглобли, и конь и сбруя ратная, и узда сыромятная! впрягайте какъ знаете, и ступайте куда вѣдаете!
   Поглядѣли братья-соколы другъ другу въ очи ясныя, потолковали, помѣрена ли между собою о такомъ дѣлѣ трудномъ-мудреномъ и положили, съ позволенія отца-родителя, перемолвиться съ старшими боярами, совѣтниками царя Тафуты, какъ приступить къ такой оказіи.
   Утромъ рано, чемъ-свѣтъ, ходятъ по городу трубачи глашатые, трубятъ въ трубы мѣдныя, играютъ въ гусли звончатыя, и выигрываютъ на всѣхъ семи инструментахъ одну рѣчь:
  
   "Эй бояре, эй дворяне,
   Подымайтеся поранѣ.
   Покидайте сонъ вы свой!
   Умывайтеся росой,
   Утирайтесь платомъ бѣлымъ,
   Отправляйтесь во дворецъ --
   Васъ зоветъ къ себѣ за дѣломъ
   Царь Тафута вашъ отецъ."
  
   Услышавши это, бояре и дворяне, старые и малые, новички и бывалые встали-встрепенулися, умылися, Богу помолилися и отправились во дворецъ царя Тафуты, Тутъ имъ сдѣлали такой разборъ: кто женатъ, ступай на дворъ, а кто холостой -- у воротъ постой, не про него дѣло: рѣчь идетъ о томъ, какъ женъ выбирать, такъ холостому въ этомъ совѣта давать не приходится!
   Какъ объявили боярамъ въ чемъ дѣло, и стали спрашивать ихъ совѣта, то такой пошелъ шумъ, такая разноголосица, что хоть вонъ бѣги! Кто недавно женился, тотъ клянется и божится, что нѣтъ ничего въ мірѣ слаще и лучше, какъ женатому быть; а кто съ женой-то таки на вѣку помаялся, говоритъ:" закажу другу и недругу и не пожелаю злому татарину, промѣнять на женидьбу холостую жизнь! "Укого изъ бояръ были дочки невѣсты, или сестры дѣвицы незамужнія тѣ голосятъ:" женитесь родимые, женитесь! безъ жены человѣка хотя брось, что въ немъ? онъ ровно вино безъ хмѣля, или голова безъ туловища! "А тѣ бояры, у кого не было родныхъ невѣстъ на примѣтѣ, завопили: "нѣтъ, мы скажемъ слово правдивое, слушайте: если уже угодно нашему батюшкѣ царю Тафутѣ оженить своихъ сыновей, то пусть онъ имъ выберетъ невѣстъ не изъ нашихъ семей; мы его холопья -- и ему непригоже съ нами родниться: а пусть царевичи привозятъ для себя женъ изъ за моря, и разумныхъ женъ, и царскаго рода племени.
   Потому ли, что послѣднихъ было больше, или потому, что они кричали поголосистѣе другихъ, или потому можетъ быть, что мысли царя Тафугы были съ ними сходны,-- ихъ рѣшеніе было принято; только остановились на томъ: кому изъ царевичей въ которую сторону отправляться за невѣстою. Этотъ споръ присудили рѣшить одному старому боярину, котораго лѣтамъ счета небыло и который не имѣлъ ни сестры ни дочери, ни роду ни племени; нѣкоторые говорили, что вишь и отца-то съ матерью у него добыло, а что однимъ ненастнымъ днемъ его ворона въ пузырѣ принесла, и такъ какъ онъ былъ совершенно безпристрастенъ и слылъ мудрецомъ, то и просили его рѣшить: что-молъ тутъ дѣлать и какъ тутъ быть!.. а выдумалъ онъ вотъ какую штуку:
   Сказалъ мудрецъ царевичамъ: "завтра чемъ-свѣтъ, дамъ я вамъ совѣтъ; утро мудренѣе вечера, такъ теперь толковать нечего, ложитеся спать!"
   -- Мудренъ мудрецъ премудрый, а огородилъ что-то нескладное, шушукали между собою нѣкоторые изъ разумныхъ бояръ,-- что онъ рѣхнулся что ли,-- спать насъ укладываетъ!.. и теперь еще красное солнышко не больше какъ на пядень отъ земли поднялось; какого онъ утра поджидаетъ?.. Видно онъ и самъ не больно смышленъ!.. Коли посторонній что скажетъ, то всякой изъ насъ пальцемъ покажетъ гдѣ что не такъ, а придется самому совѣтъ дать, то и станетъ время поджидать!.. знамая пѣсня: чужую бѣду руками разведу, а къ своей ума не приложу!
   "Да, сказалъ одинъ изъ бояръ, это такъ бываетъ. Разскажу я вамъ на это побаску, только не пустите въ огласку, что бы бѣды не нажить...
  

ПОБАСКА О ДВУХЪ МУЖИЧКАХЪ И СТАРОСТѢ.

   Быль въ присказку не годится, а небылицу можно прибрать,-- а кто за моремъ не бывалъ, пожалуй ее и за правду почтетъ.
   Шли два мужичка хрестьянина православные изъ города въ деревню; шли они весной, а можетъ и осенью, заточно невѣдомо,-- и шли они по гладкому мѣсту, по большой дорогѣ; въ пескѣ по колѣна, а изъ грязи насилу ноги вытаскивали; и увидѣли они на той большой дорогѣ чуднаго звѣря: роста онъ небольшаго, цвѣта карьяго, на спинѣ фуфайка, на рукахъ рукавицы, назади хвостъ; и все это жестко и крѣпко какъ бы яичная скорлупа; головы нѣтъ, а вмѣсто ея два глаза, да пара усовъ торчитъ; ноги тонки и много ихъ, а звѣрь впередъ нейдетъ, а все назадъ пятится... Случись это у насъ, то всякой и умный и дуракъ узналъ бы, что то ракъ, а какъ это было въ иностранной землѣ, гдѣ еще видно ихъ и не за жива лось, то вотъ два мужичка-хрестьянина остановились и смотрятъ и мѣрекаютъ, что это де такое?.. Одинъ говоритъ: "Слышь малой, это звѣрь портной!" А другой молвилъ: -- И, нѣтъ сватъ, это сапожникъ!
   "Ну какой сапожникъ?.. Ты вишь у него въ рукахъ ножницы, онъ закройщикъ."
   -- Полно, сватъ, это точно сапожникъ: вишь у него у рыла и щетина торчитъ.
   "Такъ врешь же, то не щетина, а то шолкъ сырецъ, чѣмъ боярскіе кафтаны шьютъ."
   -- Ну и самъ же ты врешь, сватъ: то и не ножницы, что ты тамъ у него въ рукахъ видишь, а то щипцы-плоскогубцы, чѣмъ чеботари подошву вытягиваютъ.
   "Эхъ ты, голова глупая, еще спорить сталъ! Я пятью годами постарѣе тебя, такъ ужъ могу ощупью отличить отъ щипцовъ ножницы."
   -- Старъ то ты старъ, да ума не много досталъ; я побольше тебя смыслю, хаживалъ подалѣе тебя, инда къ лукоморью рыбу ловить; и бывало щуку съ окунемъ хоть жареныхъ давай различу; а ужъ сапожника съ портнымъ по чутью узнаю!
   Завязался у мужичковъ хрестьянъ православныхъ споръ такой задорный, что хоть ихъ водой разливай: а извѣстно чѣмъ такіе споры кончатся: давай другъ друга въ ухо, въ другое, въ третье... и пошла свалка, пока не умаялись. Да какъ видятъ, что другъ другу носы поразбили? а верьхъ ни чей, пошли другъ на друга съ жалобою къ старостѣ, а мѣсто, гдѣ предметъ ихъ спора, ракъ барахтался, хворостинкой замѣтили.
   Староста, къ кому наши мужички пошли съ жалобою, былъ хоть не во всемъ большой знатокъ, а ино-мѣсто имѣлъ смыселъ и крюкъ ввернуть и самъ вывернуться... Да вотъ разъ, примѣрно: пала на него очередью рекрутская повинность, надо было сына въ пріемъ везти, а онъ выдалъ свою сестру Матрену за служиваго, да на мірской сходкѣ и объявилъ всѣмъ: не только-де изъ моей семьи одинъ пойдетъ, а всѣ, сколько ни родитъ сестра Матрена, хоть бы десятеро, всѣ будутъ слуги Царскіе... За это умное дѣло ему всѣмъ міромъ присуждено по гривнѣ съ тягла дать да по мотку нитокъ съ каждой бабы женѣ его. Такъ къ этому-то головѣ-старостѣ явились наши мужички-хрестьяне православные и разсказали все, какъ что происходило.
   Староста качалъ, качалъ головой, гладилъ, гладилъ бороду -- этакаго случая у нихъ и не случалось: кажись мужички оба не пьяные и не на кабакѣ, а оба въ своемъ видѣ, терезвые... и гдѣ же?.. на большой столбовой дорогѣ подраться вздумали О.. Ну, если бы на эту пору Исправникъ ѣхалъ?.. такъ и самому бы старостѣ такой напрягай далъ, что охти мнѣ!.. Да опять, изъ чегожъ споръ и драка?.. изъ мастероваго человѣка!.. Это слѣдовало бы ремесленной управѣ разрѣшить что тамъ такое было -- сапожникъ или портной.
   "Пойду, сказалъ староста, пойду и посмотрю самъ: праваго оправлю, а виноватому спуску не дамъ! позабудетъ онъ у меня подымать шумъ и гамъ!"
   Повели старосту наши мужички-хрестьяне православные, гдѣ ракъ лежалъ, привели къ мѣсту, гдѣ хворостинка воткнута, показываютъ на рака; а тотъ грѣшный все еще на одномъ мѣстѣ копышится; только такъ въ пескѣ извалялся весь, что и самъ заморскій знахарь не узналъ бы, что это за птица такая"
   Староста подошелъ къ раку, посмотрѣлъ на него со всѣхъ четырехъ сторонъ, и съ боковъ, и сзади, и спереди... не можетъ ни узнать ни придумать, что это за штука! Взялъ староста хворостину, перевернулъ рака на спину... Фу ты батюшки!.. еще мудренѣй! ногъ тамъ видимо не видимо и всѣ вмѣстѣ, точно узломъ завязаны, и всѣ ворочаются такъ, что и сѣсть нельзя, инда жутко стало старостѣ; обернулъ онъ рака опять попрежнему, и опять надъ нимъ призадумался.
   Народу тьма толпится кругомъ рака и старосты, глазѣютъ, и рты поразинули, и языки повысунули, будто въ самомъ дѣлѣ диво какое тутъ дѣется...
   -- И староста не знаетъ!.. и староста не знаетъ! стали люди шептать промежъ себя. Староста услыхалъ и тотчасъ опомнился, словно на него ведро холодной воды вылили: пожалуй, думаетъ, глупый народъ скажетъ, что я ничего не знаю и ничему не гораздъ!..
   И вдругъ захохоталъ нашъ староста, и началъ говорить двумъ мужичкамъ-спорщикамъ и строгимъ и насмѣшливымъ голосомъ: "ахъ вы дураки, болваны этакіе!.. какой это портной и какой сапожникъ!.. развѣ отъ него пахнетъ варомъ, или развѣ есть у него за ушьми толкъ замотанной?.. Я сей часъ вижу и сей часъ узналъ, что это такое, а дивлюсь вамъ дураками"!.. это видишь... либо старый голубь, либо молодой медвѣдь!.. а вы не знавши не спорьте!.." И велѣлъ староста рака грязью заметать; а мужичковъ хрестьянъ православныхъ откатать батогами, чтобъ они чего не знаютъ, о томъ не спорили.

-----

   Когда бояринъ кончилъ побаску свою, кто посмѣялся, а кто поза дума лея; а нашелся одинъ, который и противъ вымолвилъ.
   "Хлѣбъ-соль ѣшь, а правду рѣжь; семь разъ смѣряй, а одинъ разъ отрѣжь; прячешь, такъ помни куда кладешь; смотри глазами, что въ ротъ несешь; не ври на обумъ, чего не вѣдаетъ умъ!"
   "Есть у меня тоже побаска коротенькая; а она еще и не побаска, а просто быль; можетъ многіе изъ васъ, кто въ тотъ вѣкъ жилъ, ее и припомнятъ.
  

ПОБАСКА О ВОЕВОДѢ.

   Была, жилъ одинъ большой Воевода, въ сторонѣ, до которой, между прочимъ, теперь дѣла нѣтъ: былъ этотъ Воевода и уменъ, и смышленъ, и на все гораздъ по своимъ дѣламъ, да немножко хитрить любилъ: наровилъ всякаго по своему аршину вымирить, что бы въ каждомъ было и росту и дородства и ума сколько въ немъ самомъ! Не любилъ онъ кто съ разу на его вопросъ отвѣта не дастъ; что бы онъ ни спросилъ. хоть соври да скажи въ тужъ минуту безъ обиняковъ, а нето послѣ и на глаза не кажись! Вѣдь хорошо ловкой, расторопной малой попадется -- оно не-что! Какъ, примѣрно разъ... (дѣло было во время войны и Воевода самъ своими солдатами командовалъ, и были спи на землѣ непріятельской) идетъ Воевода, самъ все осматриваетъ; видитъ стоитъ часовой, парень молодой,-- увидилъ Воеводу, вытянулся и честь ему отдалъ какъ надобно. Воеводѣ пришло на мысль испытать солдата, дать ему задачу трудную, поставить въ тупикъ, что бы онъ отвѣтилъ: не могимъ знать! Подшелъ Воевода къ часовому, спрашиваетъ:
   "А что, служба, знаешь ли непріятельскій языкъ?"
   -- Знаю, отецъ -командиръ.
   "А ну-ко, скажи-ко, какой же онъ?"
   -- Такой же красной, какъ у собаки!-- отвѣчалъ солдатъ.
   Воевода такъ и покатился со смѣху. Солдатъ ловко совралъ, да и дѣльно сказалъ: гдѣжь ему, солдату, всякой языкъ-говоръ понять; онъ только тотъ и знаетъ, что во рту торчитъ.
   Такъ и всѣ поступали, дѣлали, а кто новичекъ попадется, сейчасъ школили какъ и что отвѣчать, когда Воевода вопросъ задастъ.
   Попался одинъ новобранецъ-служивый, дуракъ не дуракъ, а такъ, взбалмашной; что его ни спросятъ, онъ, не подумавши, бухнетъ словягу совсемъ не-въ-попадъ. Страхъ взялъ его командира: попадется, думаетъ, этотъ новобранецъ Воеводѣ, спроситъ тотъ что нибудь, не скажетъ онъ ему ни скоро ни толковито, достанется и мнѣ на орѣхи, зачѣмъ дурака въ службу взялъ!.. И точно: велятъ къ смотру готовиться, слышно ѣдетъ Воевода полкъ осматривать. Старые солдаты туда-сюда, ужъ попривыкли, смѣкаютъ какъ гдѣ отвѣтъ держать, если Воевода что спросить вздумаетъ; а Командиръ бьется съ новобранцемъ, учитъ его, муштруетъ и какой вопросъ ни задастъ, тотъ ему одно, или не знаю, или не вѣдаю!.. Придумалъ Командиръ отвѣты самъ. "Смотри, говоритъ, думаю Воевода больше тебя не спроситъ, какъ только: -- сколько тебѣ отъ роду лѣтъ, долго ли служишь и знаешь ли службу; -- хоть на это хорошенько отвѣть. Примѣрно спроситъ онъ: сколько тебѣ отъ роду лѣтъ? отвѣчай: тридцать; давно ли въ службѣ? говори: десять; спроситъ -- службу знаешь? скажи: отчасти." Толковалъ, толковалъ Командиръ новобранцу эти отвѣты, насилу тотъ затвердилъ, ихъ попорядку на память, какъ сорока: тридцать, десять, отчасти; выучилъ ихъ...
   Вотъ пріѣхалъ Воевода, началъ полкъ осматривать; спроситъ того, другаго -- всѣ скажутъ, какъ отрѣжутъ; подошелъ къ новобранцу, видитъ рослый красивый парень, захотѣлось ему и его спросить; посмотрѣлъ ему въ глаза, спрашиваетъ: "кто ты такой?" Мялся, мялся нашъ новобранецъ, думаетъ, что ни одинъ изъ затверженыхъ отвѣтовъ къ такому вопросу приладить нельзя, онъ придумалъ свой и сказалъ: солдатъ!
   "Это я вижу!" прибавилъ смѣясь Воевода,-- "а давно ли ты въ службѣ?"
   -- Тридцать.
   "Вотъ!.. А много ли тебѣ отъ роду?"
   -- Десять.
   Воевода уставился на него и спросилъ серьезно: "Да ты дуракъ что ли?"
   -- Отчасти!-- отвѣчалъ новобранецъ, и сдѣлалъ отъ Воеводы на-право-кругомъ, думая что сказалъ все, какъ надобно.
   Не знаю сказалъ ли спасибо Воевода Командиру, который новобранца такъ хорошо выучилъ.

-----

   "Такъ вотъ, други, прибавилъ бояринъ, ненадо ни на кого пѣнять, кто затѣетъ прежде подумать, а потомъ сказать; дума кума, не лишитъ ума, а сбухты-барахты дѣльно не скажешь!"
   И съ этимъ бояриномъ половина народу согласилась, а половина противурѣчила. Люди таковы изстари, подъ одинъ ладъ ихъ не выстроишь, что одному нравится, то другому хоть на улицу брось!
   Пока такъ бояре толковали, да калякали, глядь, а солнышко ужъ прямо надъ маку шеи; голова вспотѣла, ноги отдыху захотѣли, а брюхо щей проситъ. Поплелись бояре по домамъ поѣсть, понять, да подождать чему слѣдуетъ быть. Пришли домой; а жены ихъ ужъ ждутъ у воротъ, что галчата матери, разинувши ротъ: -- что-де такое у Царя подѣялось, зачѣмъ онъ мужьевъ созывалъ?.. А какъ разузнали, что дѣло о сватьбахъ шло, такъ и заголосили, и завопили мои бабы... "Да что же это? Да къ чему это?.. Да мужское ли дѣло о сватьбахъ судить и рядить? Да на что же бабы и родятся, какъ не сватьбы сводить?.. Вотъ, кричатъ, будетъ толкъ, какъ мущины свахами станутъ, надѣлаютъ дѣла не мало, пожалуй и женатыхъ переженятъ сначала!.."
   А одна баба не вытерпѣла, таки привязалась къ этому слову... "Да вотъ, говоритъ, разъ что и случилось:
  

БЫЛАЯ ПРАВДА О ТОМЪ, КАКЪ ОДИНЪ МУЖЪ У СВОЕЙ ЖЕНЫ ДРУЖКОЙ БЫЛЪ.

   Жилъ въ нашемъ городѣ человѣкъ Агапъ; всемъ онъ былъ парень какъ парень, да однимъ слабъ: любилъ онъ пиры да банкеты, хоть ужъ ему бы и не подъ-лѣты, годовъ ему было около сорока, а гдѣ бы ни подошла рука, пиръ знакомый или чужой, онъ идетъ какъ на свой. Но какъ знакомыхъ-то пировъ было не много, а на чужихъ-то нерѣдко поворачивали носомъ къ порогу; то онъ и ухитрялся всегда какъ нибудь втереться: коли поминки, онъ кутьи несетъ, коли родины -- каши припасетъ, а уже все какъ нибудь добьется, что его посадятъ и на послѣднюю давку, да все таки придется поѣсть сладко, хоть послѣднему чарку поднесутъ, а все таки мимо не обнесутъ! А пристрастился онъ къ сватьбамъ всего больше, оно и пиръ-то веселѣй да и идетъ-то дольше, и, напослѣдяхъ такъ привыкъ, что какъ-то разъ мѣсяцевъ шесть сватебъ не было, такъ онъ женился самъ, чтобы хоть у себя попировать.
   Вотъ -- и женившись не оставилъ своей привычки по сватьбамъ ходить: а какъ хорошенько понаторѣлъ, какъ разузналъ, какъ и гдѣ на сватьбѣ какой порядокъ ведется, то попалъ въ такую знать, что всѣ сами начали его въ дружки звать.
   Опостылилъ онъ за это всѣмъ деревенскимъ бабамъ: безъ него, бывало, ни какая сваха и сватьбы не затѣвай, глядишь отобьетъ 5 и жениха съ невѣстой сведетъ, и сватьбу смастеритъ, и. тутъ же самъ дружкой сидитъ, Озлились на него бабы, совсемъ хлѣбъ отбилъ разбойникъ!-- Ну, мужское ли это дѣло,-- всѣ только плевали да ахали, какъ онъ бывало концы сведетъ*! И проворенъ же былъ, пострѣлъ!.. Сватьбу ему бывало свертѣть, какъ въ иглу нитку продѣть!..
   Ну вотъ бабы за умъ взялись, вмѣстѣ собрались и положили между собою, во что ни стало, отвадить, отъучить молодца сватьбы стряпать. А какъ это сдѣлать, чтобы онъ носа не показывалъ на сватьбы впередъ, что бы даже, гдѣ прилучится сватьба, бѣжалъ отъ тѣхъ воротъ!.. выдумали старухи штуку злую, эхидную; пригадали такую вещь, что въ пору иному подъячему; да, какъ бы вы думали? присудили всѣмъ сонмищемъ: выдать снова его жену за другова, и что бы онъ же тутъ самъ завѣдывалъ пирушкою самъ бы былъ и сватомъ и дружкою!..
   А надобно вамъ еще вотъ что замѣтить, честные господа, оно хоть это извѣстно всякому, да не всякому взапримѣту придетъ: буде кто женился да взялъ жену-бабу молодую, такъ ужъ смотри въ оба: не часто по гостямъ гуляй, а почаще дома бывай: а не то, коли ей долго мужа заждаться придется, то того и гляди, что другой навернется!.. Такъ и надъ нашимъ Агапомъ стряслось, и ему довелось испытать такую же исторію.
   Тамъ пиръ-сватьба, тамъ поминки, тамъ родины съ крестинами, а тамъ опять сватанье затѣвается; а Агапъ вездѣ тутъ, какъ тутъ, бѣгаетъ высуня языкъ, раскрывши ротъ, нѣкогда и къ женѣ завернуть отъ хлопотъ! Баба молодая, одно то, что скука одолѣла злая, а другое то, что всѣ люди гуляютъ, веселятся... тамъ сватьбу свели, тамъ родили-крестили, а ее будто и позвать забыли, будто ей и нельзя веселиться, будто она лишняя спица въ колесницѣ!.. "Чѣмъ же я другихъ хуже?" и взяло ее зло на мужа...
   Разъ она сидитъ такъ да думаетъ себѣ на умѣ: не пойдти ли къ кумѣ? не спросить ли совѣта, какъ бы ей уладить это, что бы ей быть не прочь отъ людей?.. Хоть бы дома завести знакомыхъ да пожить веселѣй!..
   Вышла за ворота, а на ту пору идетъ парень подлѣ забора да зѣваетъ по сторонамъ.
   "Видно ему скучно, одному несподручно, такъ же, какъ и мнѣ, не пойду къ кумѣ, а позову лучше добраго молодца да на-досугѣ съ нимъ покалякаю!"
   Она смотритъ на парня, улыбается, а онъ снялъ шляпу и кланяется. Такъ продолжая, онъ шагъ за шагомъ къ ней подошелъ, да слово-за-слово и рѣчь завелъ... ну ужъ тутъ и пошли лады!.. Если молодой парень да сойдется съ бабой молодой, да надосугѣ глазъ-наглазъ разговорятся, такъ не разольешь и водой, пегоде самимъ догадаться да скорѣй разойтись.
   Кума, къ которой было жена Агапа въ гости пошла, видно и сама догадлива была, сама къ ней въ гости отправилась... Пришла.-- Что за притча? вороты заперты!.. Что это значитъ: неужели Агапъ жену съ собою взялъ?.. Кажись прежде онъ этого не дѣлывалъ?.. Только глядь,-- дай еще попытать, точноль вороты заперты -- глядь, анъ они изнутри щеколдой заложены... А, видно она дома да уснула со скуки! давай стучать.
   Постучалась кума таки довольно, а домой не ушла: надо было провѣдать? что тамъ дѣлается.
   Вотъ погодя немного дверь съ надворья скрыпнула... Кума притаилась и слушаетъ, а Агапова жена что-то такое чмокъ-да-чмокъ, да и молвила: "Ну, бѣгижъ чрезъ плетень!" а сама къ воротамъ пошла.
   Отворила ихъ; а кума и лѣзетъ къ ней и цѣлуетъ, и обнюхиваетъ, и спрашиваетъ, все за одинъ пріемъ.
   -- Али заспалась, моя красавица?
   "Да, Спиридонова, соснула-было; такая скука взяла."
   -- Ну, за то видно сонъ хорошій видѣла: вишь какъ глазки-то разгорѣлися!.. Да и сама какъ въ огнѣ.
   А парень-молодецъ хотѣлъ было черезъ тынъ перескочить, да не потрафилъ и повисъ, головою внизъ, зацѣпившись кафтаномъ, да такъ тамъ шумитъ, барахтается
   -- Что это?-- кума спрашиваетъ,-- то не сонъ ли твой все еще возится?
   Вспыхнула бѣдняжка Агапова жена, еще лгать-то видно не въ привычку было.
   "Это, говоритъ, корову въ огородъ пустила, такъ видно запуталась... Войди пока кума въ избу, а я пойду отвяжу ее!"
   Вошла кума, вернулась и жена Агапова.
   -- Ну,-- говоритъ ей Спиридоповна,-- видно ты не коровушку-буренушку, а козла въ огородъ-то запрятала?.. а?..
   "Что ты, кума, полно шутить, какой тамъ козелъ!"
   -- Да вотъ я по привязкѣ узнала, что тутъ рогатый придетъ...
   Подняла кума съ пола кушакъ да и показываетъ. Нѣкуда дѣваться, пришло сознаться-покаяться...
   "Только, говоритъ, никому не говори; а точно былъ знакомый одинъ, да такой хмѣльной, что и кушакъ позабылъ!"
   И давай жена Агапова куму угощать, и тѣмъ и этимъ чествовать, словно и впрямь на сватьбѣ употчивала. Какъ пошла кума со двора, она ее и за вороты выпроводила, и все крѣпко на крѣпко наказывала про гостя хмѣльнаго дѣло на умѣ держать, а никому не сказывать.
   Да, какъ бы не такъ, слово не воробей; сказано: бабій языкъ... да сами знаете!
   Кума сей часъ всѣмъ кумамъ по секрету, котораго у бабъ нѣту, всѣмъ разсказала, какъ размазала... изъ каждаго слова, спѣша да скороговоркою, вывела по рѣчи съ приговоркою!
   А на ту пору это и прилучилося, какъ прежде сего сказано, что уже всѣ старыя бабы сговорилися Агапу насолить, его жену на другомъ женить. Такъ теперь онѣ такъ радехоньки этой оказіи, какъ голодной Кирюшка пудовой краюшкѣ. А на ту бѣду гдѣ-то еще сватьба прилунилась, а вѣдь у насъ сватьбы въ деревнѣ не то что у васъ въ селѣ: у насъ, три дня пируютъ, да недѣлю голова съ, похмѣлья болитъ; опять Агапу хлопотъ полонъ ротъ. Порается онъ на чужой сватьбѣ, а ему другую затѣваютъ недобрыя. .
   Пристали всѣ бабы старыя къ Агаповой женѣ: "смотри же ты, слушайся; выходи замужъ за парня тебѣ милаго, брось своего мужа постылаго! Да песъ ли въ немъ! онъ дня дома не живетъ, да и ночью нейдетъ, что тебѣ въ самомъ дѣлѣ мучиться!.. Ты послѣ ничего не бойся: въ другую деревню уйди; а Юрьевъ день наступитъ, такъ съ молодымъ мужемъ можешь въ любое мѣсто перейти!"
   Дѣлать нечего, баба согласилася; на время къ кумѣ переселилася; тутъ ее снарядили; одѣли такъ, что куда-те самой старостихѣ; а женихъ знакомый парень, что кума за козла почла, радехонекъ: по нраву ему пришла видно лепешка здобная, по вкусу попался мяса кусокъ!
   Нашъ Агапъ на сватьбѣ званой пируетъ, а того не чуетъ, что доведется попасть на незваную.
   Сидитъ онъ вросхмѣль, ужъ третій день званой сватьбѣ идетъ!.. Шасть въ избу старуха. "Батюшка, Агапъ Патрикѣевичь, сдѣлай намъ честь, помоги концы съ концами свесть!.. Сосватали мы было безъ тебя сватьбу, и снарядили совсемъ, и уже молодыхъ къ вѣнцу ведемъ, а порядка никто не умѣетъ дать, не знаетъ гдѣ что дѣлать и что сказать."
   Усмѣхнулся Агапъ; погладилъ бороду, потеръ усы;-- что, говоритъ, видно безъ меня не обойтись-таки!.. то-то и есть, говорилъ -- отдавайте честь нашей милости! а безъ насъ не будетъ толку и у васъ!.. ну да пожди, старуха, горю пособлю; здѣсь почти управился и васъ повеселю; такъ и быть, видно хоть въ-мочь-не-въ-мочь, а приходитъ добрымъ людямъ помочь!"
   Выпилъ еще стаканъ вина и старухѣ велѣлъ поднесть; потомъ всталъ, съ старыми молодыми раскланялся и къ новымъ на новый пиръ отправился.
   Тамъ его и ждутъ; все готово, хоть сейчасъ подъѣзжай!.. Подходитъ къ воротамъ -- его и въ избу не ввели, а прямо подводятъ лошадь верховую; онъ не поартачился, тотчасъ сѣлъ, и не взглянувъ на молодыхъ поскакалъ порядокъ давать, поѣздомъ завѣдывать.
   А на дорогѣ, вѣстимо, встрѣчнаго, поперечнаго угощать надо, какъ слѣдуетъ -- это дѣло ведется самимъ дружкою; а дружка Аганъ, хоть и чуетъ что слабъ, а всежъ себя чаркой не обносилъ, да ужъ подъ-конецъ такъ себя накотилъ, что насилу, насилу на копѣ сидѣлъ.
   Какъ привезли молодыхъ перевѣнчанныхъ, дружка Агапъ сталъ ихъ еще чаркой чествовать... да и всматривается... "Что за не добрая мать!.. Вишь, говоритъ, какъ замутило, такъ все жена въ глазахъ и мерещится!.. А точно, не всежъ и мнѣ пировать, пора и домой побывать, чай жена дожидается!.. Видно шибко думаетъ: вотъ-было я сейчасъ эту молодицу за нее принялъ!"
   Пришелъ Агапъ домой больно употчиванный... Едва говоритъ вошедши въ свою пустую избу... "Ну жена, не зажигай огня, не тревожь меня... завтра все разскажу, какъ пиры шли и прочее!.." Взвалился на лавку и захрапѣлъ на всю избу.
   По утру хвать Агапъ жены, поразсказать какъ что дѣялось, анъ нѣкому!.. Туда, сюда... выскочилъ на улицу, а тамъ стоятъ бабы да покатываются сосмѣху, да пальцами на Arana показываютъ, и всю бѣду ему же вслухъ разсказываютъ.
   Что дѣлать бѣднягѣ?.. Онъ было съ жалобою... Апъ ему и сказано: -- чтомолъ женатому такъ жить не показано, какъ ты жилъ; впередъ отъ дому не бѣгай у пировъ не ищи, свадебъ не своди, домой чаще ходи!
   Бѣдный Агапъ кой какъ добился, дожилъ до Юрьева дня, когда, знаете, въ стары годы, мужички переходили на другія мѣста, и съ тѣхъ поръ про него ни слуху ни духу!..
   А все это правда была: старуха, что Агапа извела, она и пересказывала; да съ тѣхъ поръ, говоритъ, и пословица межъ людьми идетъ, вотъ-те бабушка и Юрьевъ день!

-----

   "Такъ вотъ, прибавила баба, какая случилась исторія!"
   Какъ бабы ни толковали ни мѣрекали, но какъ вамъ ужъ я докладывалъ, что въ той сторонѣ бабъ не больно слушали, то ихнія всѣ рѣчи взабыть пошли.
   А на другое утро ранымъ-ранехонько вышла потѣха мудреная у царя Тафуты: мудрецъ всю ночь на картахъ гадалъ, да бобы разводилъ, такъ еще не успѣвши ни умыться ни пригладиться, явился къ царю.
   И царевичи тоже давно повставали и ждутъ толку какой имъ дадутъ. То есть имъ хоть не то, что жениться очень бы хотѣлось, а хотѣлось счастья попытать, разузнать все какъ было и чего ожидать.
   Приходитъ мудрецъ къ царю Тафутѣ пережъ всего; приходитъ, царь Тафута къ нему выходитъ.
   -- Что-молъ какъ дѣла?
   Мудрецъ говоритъ такое слово:
   "Царь великій и милостивый! тебѣ я чаю давно, извѣстно и вѣдомо, что женитьба не шутка, а жутко, что женитьба дѣло великое.... Дурная жена самому не понравится, а хорошая чужимъ приглянется, одно ужъ и это становитъ въ тупикъ!.. А всемъ надо попробывать: не разгрызешь орѣха, не съѣшь и ядра, и эта пословица мудра да шишковата!.. Впрочемъ удастся квасъ, а не удается кислыя щи; а все таки на мнѣ не взыщи: я такъ на бобахъ развелъ, да по картамъ выгадалъ, эдакаго хитраго дѣла не сведешь иначе; какъ ни хитри ни мудри, а надо на авось надѣяться!
   "Вотъ что я могу присовѣтывать по моей глубокой премудрости, выслушай."
   "Хитрилъ я, мудрилъ вчера, всѣ волшебныя ученыя книги перечитывалъ, а ничего умнаго не вычиталъ! Обуяла меня скука, взялъ я лучинку березовую и ну строгать да при этомъ глупомъ занятіи и пришла мнѣ въ голову разумная мысль; острогалъ я одну лучинку остроконечную, острогалъ другую и третью приготовилъ тожъ, и сдѣлалъ я изъ трехъ лучинокъ три стрѣлы и этѣ три стрѣлы будутъ надобны: отдамъ я ихъ твоимъ тремъ сыновьямъ, тремъ царевичамъ, доставлю я ихъ троихъ на три разныя стороны, и пусть они тѣми тремя стрѣлами въ одинъ разъ стрѣльнутъ -- и въ какой домъ, и какое мѣсто, или въ какое царство ихъ стрѣлы угодятъ, пусть они тамъ себѣ и женъ берутъ!.. По мнѣ, признаться, лучшаго какъ ни думай не выдумаешь."
   Ну, сказалъ царь Тафута, я такую же штуку самъ бы могъ смастерить, не заглядывая въ книги волшебныя!.. и у всякаго совѣтчика родилась бы такая мысль: пусть-де ихъ наудачу идутъ, наудачу женъ выберутъ; если они не будутъ женами довольны, то не будутъ и на другихъ пѣнять, не я дескать выбралъ, видно суженая сама пришла! Я тебѣ на это побаску разскажу:
  

2 ПОБАСКА ЦАРЯ ТАФУТЫ.

   Ѣхали люди хрещеные съ базара великаго; торговали, они на томъ базарѣ чугь не тридцать дней, а ѣхать имъ приходилося еще больше того. Ну, вѣстимо, на дорогѣ порой и остановиться надобно, закусить что ли тамъ, или позавтракать, или вплотную поѣсть, пообѣдать какъ надобно... остановились; распрягли коней пустили гулять по полю, и сами прогуляться пошли. А взяли они себѣ съ большаго базара для прислуги татарченка, и пошедши пройтися, наказали ему: "что вотъ-молъ возьми здѣсь крупа въ мѣшкѣ, въ другомъ сухари лежатъ, тутъ вотъ въ котомкѣ сало свиное завернуто, а тамъ позадь воза котелъ виситъ, то всыпь-де ты крупы въ котелъ да положи сухарей тудажь и сала прибросить не забудь, а воды принести самъ авось догадаешься такъ свари же это все!.. Да тамъ, подъ тѣмъ мѣстомъ, гдѣ ты у коней сидишь, есть сковородка желѣзная, такъ возьми вотъ эту рыбу соленую, положи ее, да саломъ уложи кругомъ, да на огонь и поставь, и все это приготовь, какъ надобно, пока мы назадъ придемъ!" Поразсказавши все такъ подробно татарченку, пошли паши пріѣзжіе по лѣсу гулять, грибовъ собирать.
   Татаринъ все по сказанному, какъ по писанному учинилъ, и дровъ набралъ и огонь разложилъ, котелъ повѣсилъ и сковороду съ рыбой поставилъ на огонь -- и сидитъ и ждетъ, когда крупа закипитъ а рыба поджарится...
   Тутъ къ огню что ли, или ужъ мѣсто такое вышло, понаскакали маленькіе и большіе звѣрки* что жабами зовутъ, да вдругъ прыгъ двѣ изъ котелъ, а одна на сковороду, да тамъ и сѣла съ рыбой рядомъ и жарится... Татарчонокъ смотритъ, что это за штука невиданная!.. "Эко, говоритъ, думалъ я чуть не постный борщь сварить, анъ живье-то само такъ и наскакиваетъ. .
   Пришли молодцы, нагулявшись себѣ порядочно; пришли; вотъ и кашица вскипѣла и жаркое зажарилось. Похлѣбали кашицы, чудо вкусъ какой: такъ-вотъ еще хочется... "е Дай-ко, говорятъ, жаркое-то, авось также будетъ лакомо!" Глядь на сковороду, а тамъ подлѣ рыбы и лежитъ звѣрюка не виданная... Что это? Гдѣ ты это досталъ? Татарченокъ посмотрѣлъ и говоритъ "Ай, гдѣ досталъ? не досталъ ево, я рыбкамъ ево жарилъ, самъ ево прискакалъ, и въ котелъ два пріѣхалъ и здѣсь одна пришолъ!"

-----

   -- Такъ и мы знать съ тобой скажемъ, буде жена чья не больно годна придетъ: никто-молъ его не трогалъ, самъ его прискакалъ!"
   Поразсказалъ царь Тафута побаску, и хоть дрянная она, а все-жъ мудрецъ примолвилъ: "точно-де такъ!"
   -- Да ужъ если, какъ ты говоришь, лучшаго нельзя довѣдаться, такъ пусть хотя это такъ и останется!
   Призвали царевичей предъ отца, Тафуту царя; объяснилъ имъ мудрецъ мудрую затѣю свою и они царевичи поперегъ слова не молвили; а мудрецъ сѣдой отвелъ ихъ на мѣсто высокое, на башню, что бы по срединѣ города выстроена; поста вилъ ихъ на три стороны, другъ къ другу затылкомъ, далъ по стрѣлѣ да по луку и велѣлъ стрѣлять... ".Да смотрите же, сказалъ, если кто стрѣлу свою не отыщетъ, тотъ не будетъ женатъ! стрѣляйте, а сами смекайте, гдѣ отыскать ее."
   И смудрилъ же мудрецъ, надъ царевичами: Мартына поставилъ гдѣ бояръ больше было, а Мирона, гдѣ жили купцы богатые, а царевича Ивана, какъ онъ по, глупѣй другихъ, поставилъ лицемъ къ лѣсу, гдѣ жилъ простой народъ, гдѣ пашни были да угодье деревенское.
   Вотъ по командѣ мудреца-хитреца и стрѣльнули царевичи: царевичь Мартынъ повыше, а царевичь Миронъ пониже, а царевичь Иванъ куда Богъ послалъ, да съ этимъ толкомъ въ болото и попалч"!..
   Царевичи увидали, гдѣ стрѣлы упали и пошли отыскивать; царевичь Мартынъ пошелъ одинъ, а царевичь Миронъ взялъ сыщика-разыщика, царевичь же Иванъ и стрѣлы толкомъ не видалъ, а смѣкнувъ, что она сѣла за лѣсомъ, туда и отправился.

-----

   Позвольте-жъ, люди добрые, пріостановиться на минутку и мнѣ грѣшному, да своей розсказни толку дать. Извѣстно вамъ и вѣдомо, что одному по тремъ дорогамъ нельзя итти, то мы по разнымъ и отправимся; пойдемъ-же прежде за старшимъ братомъ, за Мартыномъ царевичемъ...
   Идетъ царевичь Мартынъ, идетъ одинъ; съ толкомъ идетъ, не останавливаясь; обошелъ много хоромъ боярскихъ, а все не такіе, не того цвѣта, не такъ выстроены, гдѣ его стрѣла упала. Ходивши, ходивши долго и пришелъ къ дому чудному: стоитъ одинъ домъ, а два выхода въ немъ; крыша зеленая, трубы бѣленые, и домъ съ узорчатымъ золоченымъ навѣсомъ, весь изъ камня бѣлаго; окны хрустальныя, и не тѣмъ они хороши, что стеклы цѣльныя, а тѣмъ красивы, что сидитъ и смотритъ въ одно изъ нихъ дѣвица красная, и не то чудно, что смотритъ она, а то удивительно, что глядитъ она въ окно, а сама на цимбалахъ заморскихъ и выигрываетъ штуки разныя хитрыя, и поетъ, какъ та пташка, что зовутъ конопляночкой! А лицемъ она такая блѣдненькая, будто по-вѣка ждала суженаго; а станомъ она такая тоненькая, что если одной рукой обнять, то можно еще трехъ такихъ захватить... Ладно, молвилъ царевичъ, тутъ моя стрѣла упала! это моя суженая!"
   Вошелъ въ домъ, а его, какъ жданаго, съ хлѣбомъ-солью встрѣчаютъ, чаркою водки чествуютъ, говорятъ слово красное, просятъ присѣсть, и скамью, крытую бархатомъ, становятъ ему и подъ ноги скамеечку; и вызываютъ дѣвицу красную, и она бѣжитъ, спѣшитъ и садится возлѣ, а несупротивъ, и сама его разспрашиваетъ, что завело къ нимъ царевича?"
   -- Да вотъ-де, молвилъ царевичъ Миронъ, тѣшился я стрѣльбой въ заповѣдныхъ лугахъ батюшкиныхъ и потерялъ стрѣлу мою, а она, стрѣла, мнѣ занадобилась... Такъ не у васъ ли та стрѣлка моя, благоволите мнѣ ее назадъ отдать!
   "Да," отвѣчалъ старикъ, отецъ красной дѣвицы -- "да, батюшка царевичъ нашъ, стрѣльнули вы вашей стрѣлой въ окно нашей дочери любимыя и изволили вышибить цѣльное стеклышко; и стрѣлку ту наша дочь въ руки брала и у себя схоронила было, да теперь дѣлать нечего, видно пришлося вамъ возвратить!"
   Тутъ и то и это, слово за слово, разсказалъ царевичъ, какъ дѣло шло, какъ мудрецъ присудилъ. Взглянулъ еще разъ на боярышню и объявилъ отцу: "что если де у васъ желаніе имѣется, то будьте вы мнѣ тесть, а я вамъ зять!"
   А бояринъ примолвилъ: извольте взять! намъ нечего перечить, если уже былъ уговоръ такой.
   И взялъ царевичъ Мартынъ невѣсту и повелъ домой?

-----

   Теперь я вамъ скажу, какъ царевичъ Миронъ идетъ, съ разыщикомъ онъ идетъ вдвоемъ, а все таки спрашиваетъ: куда итти? И то, или разыщикъ скажетъ: вотъ здѣсь! а царевичъ прибавитъ: "постой спрошу?" или онъ молвитъ: "кажется тутъ:" а разыщикъ примолвитъ: дозвольте справиться!
   Шли, шли они и такъ и этакъ, и туда и сюда, и къ сему и къ оному, нетути -- а надо сыскать. Вотъ видятъ стоитъ домъ, вполовину изъ камня, вполовину бревенчатый и торчитъ стрѣлка царевича на самомъ конькѣ; а какой-то молодой парень машетъ платкомъ на шестъ навязаннымъ и стучитъ по крышѣ и кличетъ: "кись! кись!.."
   -- Что это вы дѣлаете? спросилъ разыщикъ, кошекъ сзываете-чтоль?
   "Нѣтъ отвѣчалъ парнекъ, я голубей зову: кто-то стрѣлять затѣялъ въ нашъ донъ. такъ какъ бы не ушибъ голубя, а у меня все турманье знатное, и еще есть между ними скакунъ одинъ, боюсь какъ бы его не поранили!. кись! кисъ, кись!"
   -- Да полно же киськать, и поди сюда сказалъ разыщикъ, мы не голубей стрѣлять хотимъ а подстрѣльнуть голубку бѣлую!.. скажи-ко дома хозяину: что вотъ-молъ такой-то царевичъ пришелъ и желаетъ взять въ замужество его дочь любимую, такъ чтобы онъ встрѣлъ его да почествовалъ!
   "Ахъ ты батюшки!" вскричалъ парень и полно голубей гонять; давай кричать съ крыши:" сестра! сестра! Бѣги изъ саду въ свѣтлицу, да не кажись никому, женихъ пришелъ!" Самъ сломя голову съ крыши долой и прямо къ отцу, и сказалъ рѣчи разыщика.
   Царевичъ Миронъ съ разыщикомъ сто ихъ на дворѣ, тутъ было собаки на нихъ... однако вышелъ скоро хозяинъ и домашніе и челядь вся, собаки прочь, а хозяинъ съ привѣтомъ тутъ, какъ тутъ; много говорилъ чего-то хорошаго и попросилъ въ хоромы къ себѣ, вотъ и вошли; а дѣвушки красныя Богъ вѣсть откуда взялись онѣ, такъ хоромъ голосить и начали:
  
   Не ясенъ мѣсяцъ,
   Не красна заря
   Показалися
   Во поднебесьѣ,--
   Показался-то
   Ряженъ-суженой,
   Что подруженькинъ
   Молодой женихъ!
  
   И прочее.. что у нихъ поется, а потомъ и отецъ, котораго дочери еще и въ глаза невидалъ царевичъ, повелъ такую рѣчь:
   "Царскою милостью, невидимымъ произволеніемъ ваша стрѣла стрѣльнула, и дошла куда слѣдуетъ, и куда мы съ женою не ожидали, не чаяли; видно такая участь нашей дочери на роду написана... что же вамъ угодно возымѣть отъ насъ, благоволите выговорить!.."
   Царевичъ спрашиваетъ товарища: "чтоже тутъ, какъ?.. мнѣ, аль тебѣ говорить?"
   А тотъ ему: благоволите погодить! Дозвольте мнѣ за васъ толкомъ рѣчь повесть! И давай съ старикомъ отцемъ невѣстинымъ разговаривать.
   -- Ну что, какъ у васъ?.. Великаль семья, сколько съ дому доходу имѣется?.. Есть ли лавки, и чьи онѣ?.. и одна ли дочь-дѣвица, аль другая ростетъ, аль еще есть третья, замужняя?.. А сыновей сколько, и въ раздѣлѣль они?.. И какъ домъ этотъ, свой ли, или на женино имя значится?.. и прочее-такое наговорилъ разыщикъ, что царевичь Миронъ диву дался: на что дескать человѣку да все это знать!
   Потомъ они еще колякали да мѣрекали. Старикъ оставилъ царевича съ женой своей; "посидите-де, не обезсудьте, батюшка! Дочь моя, буде вамъ угодно видѣть ее, не можетъ скоро придти: такая она у меня, извольте знать, стыдливая... какъ-то все ей робко да совѣстливо; такъ ужъ дозвольте время переждать; дать ей получше принарядиться,-- тогда уже и явиться."
   И сказавши это старикъ отецъ пошелъ товарищу женихову садъ показывать и вездѣ его выводить... "Вотъ, говоритъ, это яблоня анисовая, а это, говоритъ, бѣлый наливъ; вотъ на этомъ орѣшникѣ орѣховъ Богъ уродилъ нынѣшній годъ, а въ прошломъ все на томъ росли!" А тамъ по двору поведши его, такую рѣчь повелъ: "Вотъ какъ изволите запримѣтить, у меня все, что къ дому нужно, все имѣется... вотъ сарай для дровъ, вотъ подвалъ съ виномъ, вотъ амбаръ съ мукой, вотъ конюшня съ конями моими отборными; я на нихъ почти и не ѣзжу, а все больше пѣшкомъ хожу, да больно люблю ихъ, затѣмъ и держу!.."
   Такъ-то до этакъ, все показывая да разсказывая, обошелъ хозяинъ-старикъ весь дворъ свой, все свое угодье, съ розыщикомъ. И тотъ всемъ остался доволенъ, все ладнымъ нашелъ.
   Между тѣмъ сидитъ царевичь Миронъ и ждетъ-поджидаетъ своей невѣсты. Вотъ старикъ-отецъ воротился въ покои съ розыщикомъ, вотъ и невѣсту вывели...
   Ну ужъ невѣста-такъ невѣста!.. нечего, смотрѣть любо: что твое сочное яблоко!.. бѣла что сметана, что алый макъ румяна; волосъ русый, станомъ полная, высокая, стройная, только глазокъ нельзя разсмотрѣть, какіе они, голубые или каріе: она ихъ въ землю потупила... а нарядовъ на ней въ день не переглядѣть всѣхъ, и шолкъ, и парчи, и бархатъ алый, и опушки соболиныя, и намисты изъ камней самоцвѣтныхъ... и всякое такое, что и окомъ не обнять!.. Заглядѣлся царевичъ Миронъ на невѣсту; а прочіе-другіе на наряды не надивуются.
   Тутъ же дѣло на томъ и поставили. Невѣста поднесла царевичу бѣлый хлѣбъ, злобный, крупичатый, а старикъ, отецъ ея, выпилъ съ розыщикомъ по чаркѣ наливки изъ вина хлѣбнаго. А мать увѣряла Мирона царевича, "что-де дочь ея, Бѣлонѣга, дѣвушка-хозяйка, не другимъ чета: что-де ока сама и наливку дѣлала и хлѣбъ пекла!"
   А розыщикъ съ старикомъ-отцемъ, подвыпивши еще наливки лакомой, да повытянувши, за общее здоровье, вина фряжскаго, изъ за моря привезеннаго, порѣшили дѣло. за которымъ царевичь пришелъ, и, гллдь-поглядь, ужъ царевичь съ Бѣлонѣгой рядышкомъ сидятя", имъ и миловаться-цѣловаться дозволено между собой... а тамъ царевичь Миронъ и поведя" домой свою невѣсту ряженую, жену суженую.

-----

   Посмотримъ же теперь, что съ третьимъ братомъ сталося; поглядимъ, что царевичь Иванъ въ это время творилъ!...
   Идетъ бѣдняжка царевичъ Иванъ, идетъ потупяся, и говоритъ онъ самъ селѣ: "Ахъ, ты моя доля горькая безталанная! Видно у меня вѣкъ не будетъ жены; потерялъ я стрѣлу, видно мнѣ вѣкъ изжить одному!" И такъ размышляючи, все дальше да дальше царевичъ идетъ, на нутъ не нападетъ, гдѣ стрѣлы отыскать.
   Ходитъ полдня царевичъ. Вотъ солнышко взошло-было высоко, да и опять опускаться начало. Царевичь взошелъ на пригорокъ, посмотрѣть еще разъ стрѣлы, не увидитъ ли; а буде нѣтъ, то воротиться-де къ отцу и сказать, что женатому-де вѣкъ не бывать, стрѣлы не отыскалъ! Такъ съ этими-то мыслями взошелъ царевичь на пригорокъ и посматриваетъ... анъ что-то вдали виднѣется, торчитъ на болотной кочкѣ, точно стрѣла; пустился царевичь къ ней бѣгомъ почти; посмотрѣлъ поближе -- такъ и есть стрѣла, да и стрѣла его, которою онъ поутру стрѣльнулъ! Видитъ царевичь стрѣлу, а достать нельзя: болото кругомъ тонкое; хочетъ-хочетъ шагнуть, ступитъ разъ ногой, да насилу-насилу и вытащитъ; вотъ видитъ-де око да зубъ нейметъ!
   Взяла ужъ тутъ и вправду кручина царевича. Вотъ и стрѣлу нашелъ, а не выручитъ! какъ теперь придти да сказать -- сыскалъ-де я стрѣлу да достать не смогъ!-- кто повѣритъ?.. Братья въ глаза засмѣютъ, да и другіе-прочіе не оставятъ корить... что мнѣ дѣлать теперь?.. (Такъ все вслухъ размышляетъ царевичь Иванъ). Э!.. ладно же, буде участь такая моя, лучше смерть принять, утоплюсь здѣсь въ болотѣ, а домой не вернусь на позоръ!
   И хочетъ царевичь въ болото кинуться, но вдругъ слышитъ -- человѣчій голосъ изъ болота кричитъ: "пурр-ква? пурр-ква?"
   Царевичь остановился и спрашиваетъ: -- что это такое? со мной это что-ли кто раздобарываетъ?
   Тутъ вылѣзаетъ изъ болота лягушка огромная, сѣла на заднія лапки, противу Ивана царевича, уставила на него свои глаза зеленые и говоритъ:
   "Я это, царевичъ, съ тобою разговариваю; слышала я, что ты въ болотѣ топиться сбираешься, я и спросила по нашему, по лягушечьи: пурр-ква! то есть: зачѣмъ, для чего это?"
   -- По лягушечьи я не понимаю, отвѣчалъ царевичь, а вотъ какъ ты со мною заговорила по нашему, то и я могу тебѣ толкомъ отвѣчать: стрѣлялъ я по приказанію батюшки стрѣлою имъ мнѣ данною, и должно мнѣ эту стрѣлу ему обратно принесть; такъ вотъ видишь, отыскалъ я эту стрѣлу здѣсь, вонъ она посередъ болота торчитъ, а достать не могу; безъ нея же вернуться не смѣю домой -- такъ что дѣлать отъ бѣды такой, какъ не топиться, чтобъ не видать больше свѣта бѣлаго! Сослужи мнѣ службу, буде ты жалостлива, достань стрѣлу, тогда я, пожалуй, останусь живъ!
   "А для чего же ты стрѣлялъ, царевичъ?"
   -- Да такъ-себѣ; тѣшился съ братьями, кто дальше стрѣльнетъ.
   "Кто же изъ васъ стрѣльнулъ далѣе?"
   -- Видно я: вишь куда запропастилъ стрѣлу шельмовскую!
   "А какая же награда будетъ тому изъ васъ, кто дальше стрѣльнулъ?"
   "Ну, какая награда... дадутъ каврижку медовую, вотъ и все тутъ.
   "Лжешь, царевичъ!" -- сказала лягушка,-- "неправду говоришь: вамъ данъ такой зарокъ, что кто изъ васъ куда стрѣлой попадетъ, тотъ тамъ себѣ и невѣсту беретъ!"
   Царевичь и руки растопырилъ отъ удивленія.
   -- Ахъ ты, зеленоглазая!.. Да какъ ты это провѣдала?
   "Малоль чего я не знаю, у насъ и на болотѣ донощики есть. Я и больше еще слышала: твои оба брата отыскали свэи стрѣлы и невѣстъ себѣ добыли, и уже теперь они съ ними у царя-родителя, одинъ ты здѣсь маешься!.. И такъ, если хочешь ты получить стрѣлу, то возьми меня за себя, пусть я буду твоей невѣстою! а безъ того тебѣ и стрѣлы твоей въ рукахъ не имѣть."
   -- Ахъ, ты гадина болотная!-- сказалъ царевичъ съ досадою,-- да съ чегожъ ты взяла, что я буду за лягушку свататься, да гдѣ это было видано?
   "Что же дѣлать, если это небывальщина, тебѣ видно пришлось испытать первому!.. Разсуди хорошенько: если ты и стрѣлу отнесешь къ родителю, какой же отвѣтъ ты дашь ему? ты погрѣшишь противъ него, если солжешь, да скажешь, что невѣсты не нашелъ: ты вотъ и нашелъ невѣсту да взять не хотѣлъ, за то только, что безобразна она!.. а что же дѣлать, коли тебѣ можетъ на роду написано такую жену имѣть!.."
   Царевичь крѣпко задумался, слушая такія рѣчи умныя отъ болотной гадины, а послѣ ей и вымолвилъ:
   -- Да разсуди-жъ таки ты, звѣрина смышленая, подумай: ну какъ я тебя съ собою возьму? какъ покажу тебя братьямъ аль батюшкѣ?.. Вѣдь мнѣ послѣ не будетъ и просвѣту, вѣдь и въ люди показаться нельзя!
   "Ты принеси тихонько да запри меня, скажи, что жену добылъ, а не показывай; этакой обычай и во многихъ царствахъ идетъ."
   -- Ладно, такъ; а какъ же я-то буду жить съ тобою, съ лягушкою?
   "Чай и въ вашемъ царствѣ есть люди, что охотой на уродахъ женятся? Да и вправду, лучше имѣть жену безобразную, нежели злую, или глупую; а впрочемъ еще надо и то сказать: что мужнино дѣло скрасить женнину уродливость или глупость ея прикрыть; со злой женой всего труднѣе прожить, а бываетъ, что иной умной мужъ изъ самой злой жены, если ее не сможетъ сдѣлать доброю, для себя сможетъ сдѣлать хорошею."
   -- Ну, ну!..-- примолвилъ царевичъ, покачавъ головой,-- мнѣ этого что-то не вѣрится!
   "А вотъ возми-ко ты поди, наломай сучьевъ изъ ветлы, да корзинку сплети въ чемъ меня домой понесешь, такъ я тебѣ пока тѣмъ временемъ поразскажу исторію, какъ одинъ мужичекъ-недуракъ, черезъ злую жену, и деньги себѣ нажилъ, и почетъ пріобрелъ!"
   Царевичъ Иванъ послушался, наломалъ ветлы, сѣлъ корзинку плесть, а лягушка болотная и разсказала ему исторію...
  

О ТОМЪ, КАКЪ МУЖИЧЕКЪ ЯГУПЬ ИМЯНЕМЪ ЖЕНЫ ВЫВОДИЛЪ ИЗЪ ДОМОВЪ СИЛУ НЕЧИСТУЮ.

   Жили да были мужъ съ женой. Мужъ, Ягупъ, не то чтобъ былъ глупъ, не то что мужъ ротозѣй, и строгъ и неприхотливъ, и уменъ и жалостливъ; покричитъ порой за что дѣльное, а за что иное и спасибо скажетъ ласковое. Такъ задалась ему жена такая, не то, что бы лукавая, не то, что бы глупая, а просто змѣя-змѣей, такъ и шипитъ на каждое слово, какъ желѣзо раскаленное, когда плюнешь на него. Бился Ягупъ и такъ и сякъ, и ласкою и угрозами, и порой молчаньемъ думалъ отойти -- нѣтъ; кажись, хоть до-смерти убей ее, она все ногами будетъ дрегать! Взяло горе Ягупа, кручина не малая: надо съ женою вѣкъ изжить, а какъ его съ такою промаяться? Нарочно на зло, наперекоръ все дѣлаетъ! Скажетъ въ праздникъ Ягупъ: "нарядись жена, пойдемъ въ гости къ свату, давно не были!" А жена и надѣнетъ нарядъ, что срамъ съ нею выйти и на улицу! А въ будни, да еще въ дождь, въ слякоть, надѣнетъ, непутная баба, свою обнову лучшую, и пойдетъ по деревнѣ къ знакомымъ шляться; ей и нуждушки нѣтъ, а Ягупъ бѣдный, глядя на это, такъ и убивается.
   Идетъ онъ разъ домой изъ лѣсу, и размышляетъ на дорогѣ о горѣ своемъ, вдругъ вспала ему мысль дѣльная: "такъ и быть, говоритъ, обижу свою душу, согрѣшу, да тѣмъ и другихъ отъ грѣховъ отрѣшу! сдѣлаю же, что задумано!"
   Недалеко болота, околъ лѣска, былъ какой-то старый срубъ, колодецъ-чтоль уже засыпавшійся, или такъ яма невѣсть для чего вырытая, и дорога лежала близко мѣста того. Ягупъ, запримѣтивъ это, взялъ и положилъ доски гнилыя поверьхъ сруба развалившагося.
   На другой день Ягупъ говоритъ женѣ въ лѣсъ сбираючись: -- "смотри жена, я пойду въ лѣсъ, не ходи за мной!" -- Какъ бы не такъ; не скажи онъ этого, она осталась бы, а какъ не велѣлъ ходить, такъ бабу поджигать и начало -- сдѣлать наперекоръ мужу, пойти, провѣдать, что онъ тамъ будетъ дѣлать.
   Ягубъ рубитъ дрова въ лѣсу, самъ на дорогу поглядываетъ, ожидаетъ, что жена непремѣнно придетъ, ужъ знаетъ ее натуру; не долго жъ и ждалъ: глядитъ, идетъ жена съ кузовомъ, будто грибы брать; онъ ее бранить давай, что не послушалась, она пуще его кричать качала, Ягупу только того и хотѣлося, чтобы больше разсердить ее.
   -- Ну,-- говоритъ онъ,-- оставайся жъ здѣсь, я домой пойду!
   "Какъ же, нелегкая тебя побери, я и сама пойду."
   Ягупъ молча пошелъ домой и жена за нимъ. Подходятъ близко къ мѣсту, гдѣ доски Ягупъ положилъ: онъ говоритъ женѣ:
   -- Смотри же, дура, по этимъ доскамъ осторожнѣй иди, не трясись!
   "А тебѣ какое дѣло, дуракъ, захочу такъ и потрясусь."
   Ягупъ закричалъ сердито: -- Говорятъ, не смѣй трястись!
   Какъ вскочитъ наша баба на доски, и давай прыгать, приговаривая; "ахъ, ты чортъ, ахъ ты дьяволъ! такъ потрясусь же, потрясусь, потрясс..." да какъ рухнетъ въ колодецъ,-- вотъ тебѣ и потряслась, злая баба!..
   Ягупъ посмотрѣлъ, посмотрѣлъ, не выскочитъ ли? Махнулъ рукой и пошелъ себѣ домой.

-----

   Приходитъ Ягупъ, все дома тихо, смирно; слышно какъ муха жузжитъ; Ягупъ радехонекъ, залегъ спать, ненарадуется... никто ему ни слова злова, никто не гомонитъ, ни стучитъ, ни кричитъ -- любо! Но видно взрослой кобылѣ нельзяжъ безъ хомута. День прошелъ, все хата пуста; надоѣло нашему Ягупу такое житье, нѣкому кричать на него, онъ какъ-то къ этому привыкъ уже; волку зима за обычай, привычка вторая натура! Давай нашъ Ягупъ думать-размышлять... днемъ-то не что, не видитъ за работой какъ и время идетъ, а ночью одинъ пораздумается, хоть и все въ хатѣ, тихо а его и сонъ не беретъ; хоть злая жена, а все таки была она, а теперь нѣту и этакой! Не утерпѣлъ нашъ Ягупъ, на другое утро всталъ чѣмъ свѣтъ, взялъ бадью и веревку, пошелъ туда, куда жена запропастилась.-- Вытащу,-- думаетъ,-- ее, буде жива, авось она теперь исправилась, авось станетъ слушать рѣчей разумныхъ, авось не будетъ зла!
   Пришелъ нашъ Ягупъ, гдѣ былъ гнилой срубъ, привязалъ бадью къ веревкѣ, опустилъ внизъ и кричитъ:-- эй, хватайся жена! простилъ я тебя, вылѣзай на свѣтъ! жива, али нѣтъ?
   Чуетъ Ягупъ, что бадья стала тяжела, веревка понатужилась, видно кто-то вкарабкался, тащитъ... Дотащилъ до верху, глядь! сидитъ на бадьѣ чертенокъ, съ разцарапанной мордой, а изъ разорваннаго уха такъ кровь и течетъ...-- Тьпьфу, ты пострѣлъ, пропадай совсемъ!-- закричалъ Ягупъ, и хочетъ опять опускать бадью... Такъ чертенокъ и завопилъ... "Кормилецъ родимой вытащи! всемъ надѣлю, награжу тебя, только вытащи!"
   -- А чего тебѣ такъ на свѣтъ желается?-- спросилъ Ягупъ,-- тутъ и безъ васъ довольно всякой нечисти.
   "Да что, добрый человѣкъ, я бы ни за что не хотѣлъ вылѣзать отсель, да бѣда стряслась надъ нами несказанная: провалилась къ намъ сюда какая-то баба злая, неугомонная, нѣтъ намъ отъ нея житья никому, поразгоняла всѣхъ, попримучила, видишь какъ меня отдѣлала?.. а другіе тамъ вовсе, кто безъ глазу, кто безъ носу осталися!"
   Ну,-- подумалъ Ягупъ,-- ужъ если и чертямъ отъ ней житья нѣтъ, видно людямъ и подавно съ нею не уладиться.
   -- Что же ты мнѣ дашь за это, если я тебя вытащу?
   "Да что, добрый человѣкъ, мнѣ тебѣ дать теперь нечего, а я постараюсь такъ отслужить."
   -- А чѣмъ бы, примѣрно?
   "Да вотъ, какъ ты меня вытащишь, побѣгу я по людямъ къ мужичкамъ богатымъ, къ одному, другому и третьему; буду по ночамъ яралажить тамъ, будутъ люди просить помощи, а ничѣмъ меня не выживутъ; ты скажи, что можешь меня выгнать вонъ и приди туда, то я въ ту же ночь оставлю тотъ домъ, а ты бери за это сколько можно болѣе, вотъ тебѣ и плата за мою выручку."
   -- Ладно; да не солжешь ли полно, лукавый бѣсъ?
   "Небоися, добрый человѣкъ, мы не то, что люди, рѣдко слово даемъ, за то его крѣпко держимся."
   -- Хорошо коли такъ; вылѣзай же, дѣлать нечего,-- и вытащилъ Ягупъ съ чертенкомъ бадью, тотъ отъ радости такъ и юлитъ хвостомъ.
   Отблагодаривши чертенокъ Ягупа словами ласковыми и говоритъ ему: "Смотри же, добрый человѣкъ, далъ я тебѣ обѣщаніе и сдержу его; только и ты моихъ словъ не забудь:-- изъ трехъ домовъ ты меня выживешь, а ужъ изъ четвертаго, прошу не пѣнять, если я поселюся, то незамать; не то такъ и тебѣ потачки не дамъ!" Сказавши это, чертенка и слѣдъ простылъ.
   -- Да дуй-те горой, думаетъ Ягупъ, что мнѣ за дѣло часто возиться съ тобой; буде изъ трехъ домовъ, какъ ты говоришь, выживу, то и этого достаточно.
   Взялъ Ягупъ веревку, взялъ и бадью, только не взялъ обратно жену свою.

-----

   Вотъ пошелъ слухъ но деревнѣ, что у старосты Вавилы все въ домѣ, тихо было, а вдругъ завелась такая яралажь, что и сказать нельзя. Ночью, какъ только свѣчи потушатъ, успокоются... то и поднимутся шумъ, гамъ, и стукъ, и визгъ, и трескотня; просто никому въ домѣ житья нѣтъ, хоть вонъ бѣги.
   Кинулся староста Вавила и къ знахарямъ и къ знахаркамъ, привозилъ ихъ въ домъ и поодиначкѣ и по двое; ворожили знахари, заговаривали -- нѣтъ, ничто не беретъ, никакъ съ нечистой силой не управятся.
   Крестьянинъ Ягупъ, въ праздникъ разъ, и похваляется между мірянами православными: -- эхъ, говоритъ, кабы староста-то ко мнѣ пришелъ, кабы меня попросилъ, я бы сдѣлалъ дѣло и не взялъ бы дорого; я отвадилъ, отучилъ бы отъ его дому силу нечистую!
   Дошли эти рѣчи до старосты; глядь, и явился онъ къ Ягупу.
   "Правда ли, говоритъ Ягупу староста, правда ли, Ягупъ Сидорычь (въ комъ намъ нужда, провѣдаемъ того и имя и отечество), правда ли, что ты гораздъ совладать съ силой нечистою, выгнать изъ дому, буде она гдѣ появится?"
   -- Досконально не хочу завѣрять, а вѣдаю, что сдѣлать непремѣнно смогу.
   "Сдѣлай милость, кормилецъ, помоги! У меня завелось такое недоброе!.."
   -- Изволь, изволь; отъ души радъ и готовъ... Да только дѣло-то это такое... обойдется не дешево; можетъ тебѣ это не любо.
   "Что за бѣда, въ деньгахъ не постоимъ, лишь бы толкъ былъ; изволь сказать, что тутъ требуется?"
   -- Да вотъ видишь, надо вопервыхъ телку молодую яловую, ну еще овса куль понадобится: я этотъ овесъ долженъ разсыпать, дома, по полу, и ворожить на немъ, а телку надъ нимъ поставлю, пускай всю ночь у меня простоитъ... за труды же мнѣ алтынъ десятокъ дашь, такъ и будетъ съ меня; только телку домой ты то-жъ не бери, а не то опять нечистая сила воротится.
   Почесалъ староста затылокъ, подумалъ. "Ну, говоритъ, дѣлать нечего, изволь припасу, добуду. Когда-жъ велишь?"
   -- Да наканунѣ той ночи, въ которую я къ тебѣ нечисть выгонять приду.
   "Такъ имъ-пожалуй я всего теперь пришлю."
   -- Если такъ, то сегодняжъ и выгоню.
   Прислалъ староста Ягупу и телку и куль овса, Ягупъ ночевалъ у него, и, по договору, черта какъ небывало. Староста отъ радости не зналъ что и дѣлать и денегъ далъ Ягупу и угостилъ его, употчивалъ, какъ дорогаго гостя любимаго.
   Тамъ, чрезъ нѣсколько времени, у одного богатаго мужика, послышутъ, опять завозился бѣсъ, за Ягупомъ шлютъ, а Ягупъ не былъ глупъ; коли уже отъ старосты поживился лакомо, то тутъ таки позахватилъ себѣ и денегъ и скотинки и прочаго снадобья, и опять вывелъ силу нечистую. Такимъ же манеромъ и въ третьемъ дому, да чуть ли еще не у дворецкаго выгналъ бѣса лукаваго. И вошелъ Ягупъ въ такую славу, и разжился какъ ему хотѣлося.
   Только не прошло полу-года, какъ нашъ Ягупъ себѣ покойно жилъ, вдругъ стали поговаривать, прежде шепотомъ, а потомъ и вслухъ: что у самаго ихняго боярина творится по ночамъ что-то недоброе: то въ конюшнѣ видятъ кони позамучены, хоть никто и не ѣздитъ на нихъ, то съѣстныхъ припасовъ вполовину нѣтъ, то вино невѣсть куда повытекло!.. А въ самомъ теремѣ, гдѣ жила дѣвица, дочь боярина, по ночамъ кто-то похаживаетъ, пугаетъ красавицу и разгоняетъ тамъ и служанокъ и слугъ!.. Кому же все это творить, какъ не бѣсу лукавому?..
   Бояринъ туда-сюда кинется, провѣдалъ про Ягу на, шлетъ за нимъ: -- вы веди-де силу нечистую, вотъ тебѣ награда, и почтенье, и угощенье, и хорошая плата, и почетъ отъ боярина.
   Ягупъ помнитъ уговоръ съ чертенкомъ сдѣланный, отнѣкивается... "не. могу-де, все позабылъ, запамятовалъ, потерялъ книгу волшебную, которою чертей выводилъ!"
   Бояринъ прежде лаской, да уговаривая, а послѣ разобидѣвшись, разбѣсившись и вымолвилъ: -- Смотри знахарь-ворожея!. будешь еще упрямиться, такъ извини братъ, я самъ у тебя на спинѣ такъ поворожу, что и бѣсу будетъ въ диковинку!
   Что будешь дѣлать? сила и солому ломитъ, идетъ пословица!.. Думалъ, думалъ Ягулъ, поднялся на хитрость, пустился на пропадую, вѣдь одно изъ двухъ, да и то и другое неладное: надо либо бѣсу поддаться, либо у боярина въ рукахъ побывать! Обѣщается придти въ слѣдующую ночь; тамъ его и ждутъ, всѣ приготовились дива смотрѣть, какъ будетъ мужичекъ бѣса вонъ турить.
   Приходитъ Ягупъ, дрожитъ на немъ тулупъ, страхъ его беретъ, опаска не малая, а люди глядя думаютъ, что онъ это на нечистую силу такъ разгнѣвался, что инда тресется весь.
   Засѣлъ на ночь Ягупъ въ домѣ боярина, засѣлъ, поджидаетъ чертенка лукаваго. Бьетъ двѣнадцать часовъ... лѣзетъ чертенокъ по стѣнѣ, карабкается въ окно... влѣзъ въ горницу: глядь, Ягупъ тутъ стоитъ...
   "Ты зачѣмъ, любезный?" чертенокъ спрашиваетъ; "вѣдь уговоръ былъ только о трехъ домахъ?"
   "Да что дѣлать, отвѣчаетъ Ягупъ, трясучись, что дѣлать, милостивецъ?.. Радъ бы тебя не тревожить, да жена прогнала, что у васъ тогда въ колодцѣ была, вѣдь сама сюда обѣщала прійти, я думалъ не ты это лѣзешь, а она подкрадывается провѣдать, точно-ль я тутъ!.. Ужъ окажи еще милость; если она сюда явится, заступись за меня... ооохъ!.. охвоо!.. такъ дрожъ и пронимаетъ... боюсь жены!.. ай, да вонъ никакъ и она идетъ!
   Какъ взвизнетъ чертъ, да бултыхъ въ окно, да вскочивши на ноги какъ пустился! Только его съ тѣхъ поръ въ той странѣ и видѣли; ни слуху ни духу
   А Ягупъ избавивъ отъ нечистой силы домъ боярина, сталъ въ такомъ почетѣ, такъ его любить и уважать начали, что чуть не носили на рукахъ; а иные злые, сердитые еще боялись его, посмѣй-де ему человѣкъ перечить, когда и чертъ не почемъ! И бывало на сходкѣ мірской что Ягупъ ни скажи, такъ тому и быть, ни гугу никто супротивъ!

-----

   "Такъ я къ тому-то слово и молвила, прибавила лягушка, что вотъ-молъ и злая жена, а какую пользу мужу сдѣлала!"
   -- Ну, сказалъ царевичъ выслушавши, это дѣло и похоже на правду, а мудрено сотворено, что-то не очень вѣрится!
   Сказку лягушка покончила, а царевичъ Иванъ тѣмъ часомъ корзинку сплелъ. Ну, дѣлать нечего, царевичъ нашъ былъ парень правдивой, что обѣщаетъ, то ужъ и сдѣлаетъ; такъ лягушка ему стрѣлу отдала; а онъ взялъ ее, лягушку-невѣсту свою, положилъ въ карзинку, повѣсилъ за плечи и отправился путемъ, о своемъ горѣ размышляя, на свою судьбу пѣняя и своему безсчастью дивуючись!.
   Пришелъ онъ въ городъ ужъ темно на дворѣ, онъ признаться и радъ тому: встащилъ въ свой покой свою невѣсту болотную. поставилъ съ нею корзинку подъ кровать и завалился спать отъ устали.

-----

   Показалась на небѣ заря заряница красная дѣвица, запѣли вѣщуны-пѣтушки красные гребешки, а тамъ не больно долго ждать, стало показываться и красное солнышко.
   Всталъ царь Тафута, спрашиваетъ: что-молъ дѣти тута?.. Всѣ ли пришли?
   "Всѣ, батюшка царь. "
   -- Позвать ихъ ко мнѣ.
   Пришли царевичь Миронъ и царевичъ Мартынъ, нейдетъ царевичъ Иванъ одинъ; а ужъ за нимъ два разъ бѣгали. Онъ и давно проснулся, а самъ все лежитъ да думаетъ, какъ царю донести, какъ отцу-родителю про лягушку сказать и какъ ее невѣстой назвать?. Однако, видно сорочи не сорочи, а давай что въ печи, отъ такой напасти за уголъ не спрячишься...
   Пошелъ и царевичъ Иванъ къ Тафутѣ царю.
   -- Ну, дѣти мои милыя, на шли ль вы женъ себѣ?
   "Нашли, батюшка, и такъ, какъ намъ стрѣлами показа по; мы не сдѣлали облыжно передъ тобой, а гдѣ стрѣлы упали, тамъ мы и женъ себѣ взяли. ""
   -- Ладно, хорошо, но пока вы ходили стрѣлъ да женъ искать, я еще кое что придумалъ, что и вамъ будетъ любо и мнѣ хорошо, если недурно выполнить. Скажитежъ напередъ, любыли жены вамъ и гдѣ вамъ ихъ Богъ послалъ?
   Царевичь Мартынъ хвалилъ свою невѣсту до устали, а царевичь Миронъ вдвое того, только царевичь Иванъ стоитъ повѣся голову и ни слова отъ горя не вымолвитъ.
   Тафута видитъ, что онъ что-то прикручинился, спрашиваетъ: что же ты дитя мое милое, Иванъ царевичь, ничего не скажешь про невѣсту свою, али неладна пришлась?.. Глупа чтоль, али нѣма она, али есть у ней какая уродливость?
   -- "Нѣтъ, батюшка-родитель" отвѣчалъ царевичь Иванъ "смышленостью-то она таки себѣ на-умѣ, дай рѣчиста такъ, что ужъ успѣла мнѣ поразсказать цѣлую прехитрую исторію... а лицемъ, то есть головой-то да туловищемъ, не такъ удалась. Да ужъ дозволь мнѣ ее пока въ заперти держать, не-то меня же подымутъ на смѣхъ, а тутъ моей вины нѣтъ никакой."
   Подумалъ, подумалъ царь Тафута, что такая за оказія! Да ну, говоритъ, я прежде вашихъ женъ и смотрѣть не хочу, а пусть онѣ мнѣ покажутъ свою дѣвичью смышленость на дѣлѣ; пусть сработаютъ каждая что я закажу; по ихъ рукодѣлью я и разсужу, которая жена выйдетъ умнѣй и какой мужъ по ней, и чего можно послѣ отъ нихъ ожидать, чего надѣяться.
   "Изволь батюшка, сказали въ однинъ голосъ царевичи Мартынъ и Миронъ" изволь; наши жены не ударятъ себя лицомъ въ грязь, всякое рукодѣлье имъ дѣло плевое! изволь приказать, что имъ начать?"
   -- Да вотъ, благословясь, на первый разъ, пусть онѣ, молвилъ царь Тафута, пусть онѣ выткутъ мнѣ но ковру узорчатому, да не дальше, какъ завтра къ вечеру; чтобъ работали безъ лѣпи, безъ устали, пусть ихъ сдѣлаютъ!
   "Изволь, изволь! заговорили опять два старшіе царевича, неважность коверъ, хоть будь онъ разузорчатый... изволь родитель-батюшка; наши жены выткутъ, какъ пить дадутъ!"
   -- Ну, примолвилъ Тафута царь, смотрите, не больно ли ваши жены самонадѣйчивы, такъ и вы по нихъ, смотрите, не оплошайте съ ними; не хвалитесь ѣхавши на рать, а хвалитесь ѣхавши съ рати уже; похвала молодцу пагуба!.. Разскажу я вамъ побаску на то, хоть не мудрую, а бывалую:
  

О ТОМЪ, КАКЪ ГОРОДСКОЙ САПОЖНЫХЪ ДѢЛЪ МАСТЕРЪ ПРОСЛАВИЛСЯ ВЪ ДЕРЕВНѢ СВОЕЮ РАБОТОЮ.

   Въ какомъ то большомъ городѣ, гдѣ было народу всякаго тьма-тьмущая, умныхъ не початой уголъ, а дураками хоть прудъ прудя, жилъ былъ мужичекъ Михѣй, малой не совсемъ глупый, да таки и не умнѣй людей; промышлялъ онъ рукодѣльемъ, своей смышленой работою: умѣлъ онъ колъ обтесать, доску обстрогать, такъ и взяли его къ себѣ плотники работать заодно, строить палаты брусяныя, избы деревянныя. Мпхѣй, какъ я вамъ сказалъ, только тесать да строгать умѣлъ, больше не спрашивай, а думалось ему самому, что онъ въ плотиничномъ дѣлѣ смышленѣй и мастера; бывало только и рѣчей отъ него: "я это, коли захочу, лучше сдѣлаю!" Съ такой-то манерой, онъ бывши плохимъ плотникомъ въ столяры задумалъ идти, а тамъ его въ зашей, какъ увидѣли, что онъ и строгать не больно гораздъ, а еще лѣзетъ другимъ во всемъ указывать. Потомъ нашъ Михѣй въ кузнецы пошелъ, то есть не то, чтобы какое издѣлье выковывать, а только молотомъ стучать по наковальнѣ, подготовлять желѣзо для другихъ, сдѣлать что ни будь изъ него хитрое; и тутъ, увидѣвши, что опытной коваль изъ куска желѣза либо подкову скуетъ, либо полосу заразъ вытянетъ, опять-таки началъ хвастаться: ""если я-де захочу, то лучше сдѣлаю!" да съ этимъ умысломъ въ слѣсаря пошелъ: "вотъ-де невидаль, желѣзо ковать!.. я и пружины могу дѣлать диковенныя!.. анъ и тутъ неудача: по первому пріему замѣтили слѣсаря, что ему не понутру ихъ работа мудреная и выгнали вонъ.
   Такъ за сколько рукомеслъ ни принимался Михѣй, все ему не удавалось по его хвастливости, все дѣло шло врозь хоть брось, за то, что онъ ничему не учась порядкомъ, хотѣлъ все умнѣе другихъ быть; и ославился такъ Михѣй, что нельзя было и въ городѣ жить, а пришло въ деревню отправиться.
   Пришелъ въ деревню домой къ женѣ; живши въ городѣ, городскому рукомеслу не научился, а деревенской работѣ разучился; не смогъ ни жать ни пахать, ни сѣна косить, ни овина сушить, а вѣдь надобно-жъ чѣмъ нибудь и въ деревнѣ жить!..
   Выдумалъ нашъ Михѣй лапти плесть, ну дѣло бы и по немъ, хоть не больно доходное, да съумѣлъ бы таки кочедыкомъ ковырять, такъ нѣтъ, таковъ ужъ видно уродился Михѣй, и тутъ ему нельзя безъ затѣй: выдумалъ плесть лапти узорчатые, когда и простые-то хуже друтихъ сдѣлать могъ! не задаются ему лапти ново-выдуманные, затѣялъ плесть, а не совладаетъ концовъ свесть, и стали надъ нимъ зубоскалить-подсмѣиваться тѣ, кто въ этомъ дѣлѣ больше его смышленъ былъ.
   -- Ладно же, думаетъ Михѣй, погодите, удивлю я васъ, такую штуку выкину, что ахните!.. эко дѣло лапти, да я и сапоги смогу сшить съ оторочкою!
   Такъ и дѣлалъ; поѣхалъ въ городъ и глядите привезъ оттуда вывѣску отъ грамотнаго мастера, съ таковымъ подписаніемъ: Городской, сапожныхъ дѣлъ мастеръ, Егоръ Ѳоминъ изъ Нѣмцевъ, чинитъ сапоги и шьетъ новые и смазные, и козловые, и сапогъ тутъ же краской черной намалеванъ былъ. Пріѣхалъ Михѣй; прибилъ вывѣску надъ избой своей; сидитъ да въ окошко поглядываетъ, какъ его деревенскіе сосѣди на вывѣску дивуются, и смотрятъ разинувъ ротъ на черный сапогъ намалеванный. Что, думаетъ онъ, удивилъ я васъ-небось своею смышленостью?.. Подитко другой кто изъ васъ умѣй такой сапогъ сострочить, какъ этотъ, что стоитъ на вывѣскѣ? А мнѣ и еще мудренѣе давай, такъ сдѣлаю!
   День, два, три, недѣлю люди подивилися да и перестали смотрѣть; а Михѣй все только у окна сидитъ, а ничего не дѣлаетъ.
   "Что же ты" жена спрашиваетъ "вывѣску повѣсилъ, а работы нѣтъ, чего же дѣла не дѣлаешь?"
   -- А на когожъ я буду дѣлать? закричалъ Михѣй, видишь никто не заказываетъ!.. не безъ мѣрки же шить, чтобы товаръ съ рукъ не шелъ!
   Случись остановиться на ночлегъ въ этой деревнѣ барину, и на ту пору сапогъ лопнулъ у него на ногѣ, а другихъ видно онъ не захватилъ съ собой, и крушится мой баринъ: какъ-де я такъ покажусь въ городѣ?.. Только увидѣлъ онъ вывѣску нашего Михѣя-рукодѣльника, очень обрадовался, посылаетъ къ нему своего служителя:
   "Пойди, говоритъ, я прочелъ на вывѣскѣ, что здѣсь городской сапожникъ живетъ; буде онъ и плохъ, а всежъ таки авось сможетъ какъ нибудь сапогъ починить, исправить; все мнѣ явиться въ городѣ будетъ меньше стыда!"
   Служитель, исполняя приказаніе, взялъ и понесъ къ Михѣю сапогъ барина.
   Приходитъ къ окну, подъ вывѣску "эй, тетка, гдѣ тутъ городской сапожникъ живетъ?"
   -- Это я и есть! отвѣчаетъ Михѣй, али мѣрку снимать?
   "Нѣтъ; вотъ барину сапогъ починить надобно; съумѣешь ли?"
   -- Вотъ невидаль починить, говоритъ Михѣй, да мы бывало въ день по двѣ дюжины боярскихъ сапогъ дѣлывали!. покажи-ко, что тамъ съ вашимъ попритчилось?
   "Погляди; дырка небольшая, лопнулъ вишь."
   Взялъ Михѣй, глядитъ, точно дырка небольшая. Хм! хм! лопнулъ; а отъ чегожъ онъ лопнулъ?
   "Кто его знаетъ, видно товаръ хилъ."
   -- Тото и есть, видно мастеръ-то былъ ни то ни сё, ни сапожникъ ни лапотникъ. Смотрѣлъ, смотрѣлъ Михѣй на сапогъ, позорилъ, позорилъ мастера, что шилъ его, и спрашиваетъ, важно подбоченившись: а что вамъ теперь, какъ зачинить? что положить?.. нащечку, или нащечурочикъ?
   "Да что тамъ нужно, отвѣчалъ слуга; я не знаю, какъ по вашему."
   -- Такъ имъ-ладно; оставь сапогъ, приходи завтра, я какъ нужно все сдѣлаю!
   "Смотрижъ, завтра чемъ-свѣтъ я приду, что бы готовъ былъ; баринъ ждать не станетъ, рано утромъ отправится."
   -- Хорошо, хорошо; не заждешься небойся; къ утрему и цѣлые могу сдѣлать, не только съ дыркой управиться.
   Ушелъ служитель, а Михѣй принялся за сапогъ... съ виду дѣло неважное; кажись взялъ лоскутъ кожи, обрѣзалъ кругомъ, наложилъ на дырку да и притачалъ какъ надобно!.. А всежъ это дѣло только мастера боится, а неумѣлаго, что несмѣлаго, самаго при этомъ страхъ возьметъ!
   Такъ и нашъ Михѣй ломалъ, ломалъ голову... кажись само посебѣ дѣло пустое сапогъ, а никакъ не придумаешь, какъ дыру зашить! Пустился на авось Михѣй; взялъ-проковырялъ качедыкомъ по обѣ стороны, гдѣ лопнуло, еще по дыркѣ порядочной, просунулъ туда бичеву насмоленую и давай затягивать... стянулъ въ кучу гдѣ лопнуло, а гдѣ снова проковырялъ, тамъ еще разорвалъ; видитъ Михѣй дѣло плохо, не по его разуму, струхнулъ, и женѣ не показываетъ, хоть той и очень хотѣлось бы посмотрѣть, какъ мужъ боярскіе сапоги чинитъ. Вотъ Михѣй расковырявъ сапогъ, взялъ поскорѣй вару, черной смолы и ну замазывать... заклеилъ и дырки и бичеву, насадилъ лепешку вполсапога, и такъ отдѣлалъ его, что и самому страхъ смотрѣть... Поставилъ подъ лавку и говоритъ женѣ": смотри, завтра придутъ за сапогомъ, отдай его; скажи-молъ совсемъ готовъ, и за работу погоди просить, а слушай, что служитель станетъ говорить; если не понравится что, скажи меня дома нѣтъ, въ лѣсъ-де по дрова пошелъ.
   Утромъ ранехонько стучатъ въ окно. Жена Михѣя отворила. Что надобно?
   "Готовъ сапогъ?"
   -- Вчера еще изготовленъ.
   "А гдѣ же хозяинъ самъ?"
   -- Его дома нѣтъ, по дрова ушелъ.
   "Подай-ко сапогъ!"
   Какъ взглянулъ слуга на издѣлье, такъ и руки опустилъ... Чортъ знаетъ на что похоже... сапогъ не сапогъ, а точно дехтярная лагупка коженая!.. Поставилъ его противу окна на завалинку и дивуется... "Ай-да городской мастеръ, ай-да хватъ молодецъ!.. Видишь какъ сдѣлалъ, и въ очки не разсмотришь -- гдѣ дыра была! ну ужъ нечего сказать! такого хвата со свѣчей поискать!"
   А Михѣй на печи лежучи, услышавъ такія рѣчи привѣтливыя, вскочилъ и кричитъ служителю: вретъ, батюшка, она, баба-дура, жена моя, дома я!.. Всунулъ въ окно голову, кланяется и спрашиваетъ: а что, родимый, хорошо починилъ?..
   Какъ схватитъ его родимый за волосы и ну таскать приговаривая: "Ахъ ты разбойникъ, что ты надѣлалъ, голова глупая!.. Вотъ тебѣ дураку, вотъ тебѣ!.. Не смѣй соваться не въ свое дѣло, не смѣй портить чужое добро, да морочить людей своею смышленостью!.. Вотъ тебѣ!.."
   Бултыхался, бултыхался Михѣй въ окнѣ, насилу высвободился изо всей силы и упалъ на полъ, и тутъ таки похвалился, не утерпѣлъ... Вишь какъ, сказалъ, наши рвутся: инда волосы въ рукахъ остаются!
   Смотрите же и вы, мои милые, не такія ль же мастерицы и ваши жены смышленыя!.. Да ну, ступайте домой! увидимъ на дѣлѣ, на что ваши глаза глядѣли, когда женъ выбирали себѣ!
   Пошли къ женамъ старшіе царевичи, за ними пошелъ и царевичъ Иванъ, вздыхаючи тяжело да думая: "Что, зеленоглазая, навязалась ко мнѣ въ жены, съумѣла своими болотными лапами мою стрѣлу достать, съумѣй же теперь ими и коверъ соткать!"
   Приходитъ домой царевичъ Иванъ больно не веселъ. Увидавъ его, лягушка-было запрыгала радостно, да какъ примѣтила, что онъ кручинный такой и спрашиваетъ..." Что ты, царевичъ, такъ не веселъ?.. а? пурръ-ква!"
   -- Да, сказалъ Царевичъ съ досадою, тутъ попуркаешь!. Вотъ батюшка велѣлъ, показалъ всѣмъ женамъ нашимъ, его трехъ сыновей, выткать по ковру узорчатому! Братья обѣщались, дали слово за женъ, да я знаю, они потѣшатъ батюшку, сдѣлаютъ, а я-то что ему принесу?
   "И-ихъ, царевичъ! такъ это-то печалитъ тебя?.. Плохи мужья, что за женъ обѣщаются; хорошо, что ты ничего не сказалъ. Будь покоенъ, ложись спать, утро вечера мудренѣе!"
   -- Да, подумалъ царевичь, то же намъ и мудрецъ сказалъ, когда насъ женить затѣвалъ, и удалося мнѣ одному дѣло мудрое; да пусто въ немъ, ябъ его промѣнялъ на дѣло совсѣмъ неразумное!
   Однако послушался совѣта жены, съ горя опять завалился спать.
   А лягушка тѣмъ часомъ... скокъ да скокъ, квакъ да квакъ, да и сдѣлала такъ... вскочила на окно, на заднія лапки сѣла и тоненькимъ голосомъ запѣла:
  
   Вѣтры буйные
   Всѣхъ четырехъ странъ
   Сослужите мнѣ
   Службу вѣрную!
   Принесите мнѣ
   Скоро на-скоро,
   Что мнѣ надобно,
   Въ немъ нуждаюся!..
   Отъ овецъ волну,
   Отъ луговъ цвѣтовъ,
   А съ морскаго дна
   Золота песку,
   Изъ среды земли
   Яркихъ бисеровъ,--
   Чтобъ соткать коверъ
   Мнѣ узорчатый,
   Чтобъ потѣшить мнѣ
   Друга милаго!"
  
   Задули со всѣхъ четырехъ сторонъ вѣтры буйные: и волна цвѣтистая и бисеръ блестящій, и золото свѣтлое такъ въ окно и посыпались, ровно зимняя мятелица. А лягушка все подобрала, уложила камушекъ къ камушку, цвѣтокъ къ цвѣтку, золотомъ обвела, волной выстегала, и глядишь: лежитъ коверъ узорчатый, да такой, что ужъ, вѣстимо, гдѣ у насъ такому быть... знамо, дѣло волшебное, такъ оно такъ и вычурно!.. А царевичь спалъ не видалъ, какъ лягушка и коверъ выткала, сготовила, и свернула его, уложила въ свою корзинку плетеную, и сама на него сѣла, какъ будто ничего не дѣлала.
   Царевичи Мартынъ да Миронъ тоже просятъ своихъ женъ показать смышленость женскую, выткать отцу-родителю по ковру узорчатому, и изготовить-де завтра къ вечернѣ, въ дальній ящикъ дѣла не откладывая! Дѣвицы-невѣсты, жены царевичей, и такъ и сякъ было поотнѣкиваться, нельзяль переждать нѣдельку-мѣсто? Нѣтъ, говорятъ царевичи, никакъ нельзя, батюшка такъ велѣлъ, дѣло непремѣнное... Вотъ мы вамъ накупили и шелковъ и волны цвѣтной и бисеровъ, шейте какъ хотите, дѣвицъ прислужницъ на подмогу возьмите, а по ковру непремѣнно сдѣлайте!
   Такъ какъ царевичи Мартынъ да Миронъ оба дружно жили, то и женъ невѣстъ своихъ вмѣстѣ свели: пусть-де ихъ вмѣстѣ работаютъ, одна другой поможетъ, одна другой посовѣтуетъ!
   Но невѣсты-дѣвицы не сладятъ, никакъ не придумаютъ.
   "Кабы мои нянюшки да мамушки были тутъ" говоритъ невѣста, жена Мартына царевича, "тобы онѣ научили какъ дѣлу итти, помогли-бы бѣдѣ, разсказали бы, какъ начать и какъ покончать!"
   -- Кабы мамушка моя, да подружки-наемныя дѣвушки здѣсь очутилися, говоритъ Бѣлопѣга, невѣста Мирона царевича, то бы онѣ горе наше поправили, все сами соткали и вышили, только бы сиди да поглядывай!
   Но какъ теперь пришло будущимъ царевнамъ свой умъ приложить, то онѣ мѣрекали, мѣрекали, умомъ-разумомъ раскидывали -- умъ вишь хорошо, а два лучше того; анъ нѣтъ, тамъ и два ума не помогаютъ, гдѣ руки не совладаютъ. Придумали однако царевны вотъ что: "пошлемъ-де мы Чернавку посмотрѣть тихонько: ткетъ ли коверъ невѣста Ивана царевича, или и она такъ же горазда, какъ мы!"
   Послали Чернавку подсматривать. И пришла она Чернавка съ отвѣтомъ назадъ и докладываетъ:
   -- Видѣть я-де ничего не видала, да и видѣть нельзя: невѣста царевича Ивана сидитъ во высокомъ теремѣ, а слышать я кое-что слышала, хоть не совсѣмъ толковито, а догадалася: она царевна поетъ въ терему пѣсню заунывную, проситъ она вѣтры буйные, чтобы, видно, отнесли ее на родимую сторонушку, тамъ-де, поетъ она, есть золотой песокъ и бисера самоцвѣтные; и поетъ она еще, что соткала уже коверъ на утѣху своему другу милому!
   "Какъ? вскрикнули царевны, неужели она коверъ соткала?"
   -- Да, отвѣчала Чернавка, я изъ пѣсни ея все это выслушала.
   "Такъ-имъ, сестрица, давай же и мы за работу примемся; авось хоть какъ нибудь да сдѣлаемъ!"
   И давай царевны биться съ ковромъ маяться; бѣда научитъ, какъ горю помочь, и, съ помощью дѣвки-Чернавки, смышленой швеи, смастерили царевны по ковру цвѣтному; хоть узоры на немъ незнамо покаковски наставлены, да красны-хороши, а что на нихъ значится, не намъ угадать.
   -- Вѣдь и много бываетъ таковыхъ швей-невѣстъ: у батюшки въ дому, рукодѣлье заглядѣнье, и заморская швея кажись лучше не сдѣлаетъ; а вышла замужъ, да какъ пойдетъ тачать, то такого тебѣ понадѣлаетъ, что и знахарь не разберетъ. Видишь, примѣрно, что красное, а не поймешь что оно: цвѣтъ ли то вышитъ, роза алая, аль то жареной ракъ!
   Вотъ и наши царевны свои ковры изукрасили такъ:

-----

   Царь Тафута въ своихъ палатахъ похаживаетъ, въ окошко Тафута поглядываетъ, поджидаетъ подарковъ отъ своихъ невѣстокъ нареченныхъ, отъ которой-де будетъ удачи ждать.
   Идетъ царевичь Мартынъ, несетъ подъ мышкой что-то завязанное
   "Ну, молвилъ Тафута царь, видно будетъ прокъ: одна невѣстка что-то изготовила!"
   Идетъ царевичь Миронъ тоже съ узелкомъ подъ мышкою.
   "Вотъ и другой! царь Тафута думаетъ, чтои-то не видать моего милаго сына Иванушки?.. эхъ, неудача видно сгубила бѣднягу сердечнаго, видно напалась жена неработница!.. а добрый онъ малой, не въ братьевъ тихъ, а вотъ ему за тихость какая оказія, жена не ладна!.. Видно кто смѣлъ, тотъ и. лакомо съѣлъ, а кто похилѣй, тотъ такъ поговѣй!.. эхъ, эхъ!.. Мудро на свѣтѣ устроено!.."
   Апъ глядь Тафута еще въ окно, идетъ его любимый сынъ, царевичь Иванъ, и несетъ подъ мышкою тожъ. узелокъ, только маленькой.
   "Ну, молвилъ Тафута, тяжело вздохнувши "поміру идти, такъ хоть тѣстомъ брать; авось и его жена что нибудь соткала!/.
   Собрались царевичи, вышелъ и Тафута къ нимъ. "Что дѣти скажете хорошаго, рукодѣльныль ваши жены, или такъ-себѣ?"
   -- Да вотъ, батюшка-родитель, говорятъ старшіе царевичи, вотъ, изволь посмотрѣть, вотъ что наши жены изготовили!.. не знаемъ какъ потебѣ, а по насъ заглядѣнье!..
   Царь Тафута усмѣхнулся и вымолвилъ: "у меня на это побаска есть."
  

4. ПОБАСКА ЦАРЯ ТАфУТЫ.

   Былъ жилъ одинъ человѣкъ, торговый* и ловкой малой онъ былъ по своимъ дѣламъ, все у него шло, какъ надобно; любили его всѣ, кто равенъ съ нимъ былъ, и уважали его всѣ подчиненные, и онъ былъ съ ними строгъ, правдивъ и взыскателенъ... а дома, противу жены -- бывало боится вымолвить лишнее, и если видитъ безпорядокъ какой, только махнетъ рукой да вздохнетъ себѣ тихохонько... Вотъ такъ-то разъ пришелъ онъ домой; цѣлый день сердяга по торговымъ дѣламъ маялся, перехватить нигдѣ не успѣлъ, голоднехонекъ; пришелъ домой поужинать, сѣлъ за столъ, откусилъ хлѣба съ голодухи-то что ли, иль въ самомъ дѣлѣ хорошъ былъ,-- онъ ему очень понравился... "жена! ты-чтоль пекла?"
   -- Нѣтъ, это я; отвѣчаетъ мать. А развѣ хорошъ?
   "Ну, не то, чтобы очень хорошъ, а порядочный!"
   Потомъ подали щей ему; хлѣбнулъ бѣдняга, да какъ пуститъ ложкой по столу... "Что это, говоритъ, это въ ротъ нельзя взять, "вы, матушка, что ли это изготовили?"
   -- Нѣтъ, это стряпня женина.
   "А!.." взялъ мужъ ложку, еще щи попробывалъ... и давай ѣсть: "нечто, говоритъ, посоля схлебаются!.."
   Такъ-то и вы, мои милые, на издѣлье женъ своихъ не больно дивуйтеся... иное вѣдь только мужу посоля схлебать, а человѣку постороннему хоть на улицу кинь... ну, ну-те-ко, покажите издѣлья женъ своихъ! .
   "Развернули ковры свои старшіе царевичи...
   "Да, молвилъ Тафута, дѣльце не больно диковенное: у меня бывало въ старые годы и бабушка слѣпая лучше страчивала... примѣрно, что это такое?" спрашиваетъ Тафута на коверъ показывая.
   Царевичь Мартынъ говоритъ... Да что же, вѣстимо что: это дерево! А царевичъ Миронъ говоритъ: нѣтъ, это птица зеленая!"
   "Вотъ то-то, прибавилъ Тафута царь, то-то и есть, видно Богъ-де вѣсть, что въ котомкѣ есть... ну-ко царевичь Иванъ, чѣмъ-то ты похвастаешься?.."
   -- Да что, батюшка, и показать, я чаи, совѣстно: мнѣ жена завернула что то, говоритъ,-- носи, не знаю хорошоль оно: не виня меня, а мнѣ думается, что тоже что"то не больно ладное.
   Развернулъ царевичь Иванъ коверъ... такъ всѣ и ахнули: нитка къ ниткѣ, цвѣтокъ къ цвѣтку, камушекъ къ камушку... и красно, и красиво, и золото свѣтитъ, и камни блестятъ самоцвѣтные... коверъ, какъ сложишь, невеликъ, а развернешь -- цѣлый домъ покроетъ и съ крышею!
   -- Ну, говоритъ царь Та фу та, ну любезный сынъ, жена твоя мастерица, рукодѣльница; нечего сказать: хоть бы такое дѣло и изъ за-моря вывезть, такъ и то впору!
   Царевичи Мартынъ да Миронъ стоятъ рты поразинувши, а царевичь Иванъ забылъ инда и уродливость женшшу: больно ему любо, что жена его сдѣлала такую штуку диковенную, угодила его отцу-родителю!
   Взявши ковры царь Тафута къ себѣ, еще къ своимъ дѣтямъ рѣчь повелъ:
   -- Это все-таки дѣло хорошее, что ваши жены сдѣлали, что я велѣлъ, хорошо ли, худо ли, покрайнѣй мѣрѣ исполнили мое желаніе... Теперь у меня еще одна штука на разумѣ есть... сплести, соткать бабѣ дѣло не важное, а важное дѣло бабѣ стряпать умѣть: издѣлье-рукодѣлье можно на деньги купить, а съѣстное, тому кто домкомъ обзавелся, покупать никакъ не слѣдуетъ; стряпня дѣло бабье и въ семейномъ быту дѣло нужное; изъ-за каши дѣвка за мужъ идетъ, изъ за щей парень женится!
   Такъ скажите-ко женамъ своимъ, чтобы онѣ къ завтрему испекли мнѣ по хлѣбу здобному... да своими руками, умѣньемъ своимъ, не совѣтуясь съ бабой-стряпухою... Ступайте-жъ дѣти домой!.. Завтра я вашего хлѣба-соли отвѣдаю, и ужъ тогда поправдѣ скажу, въ которой изъ вашихъ женъ больше смыслу!
   Пошли домой царевичи Мартынъ да Миронъ къ своимъ пошли; а царевичь Иванъ къ своей лягушкѣ отправился.
   И хоть и весело ему, радостно, что она хорошъ коверъ соткала, а самъ онъ себѣ на умѣ все-таки призадумался: бѣда да и только; коверъ смастерить дѣло хитрое, умному это не почемъ идетъ, а хлѣбъ испечь -- дѣло и простое, а трудное: тутъ-де надо и вкусъ имѣть, вкусъ человѣчій не лягушечій!..
   И пришелъ царевичъ Иванъ опять голову повѣсивши.
   "Что съ тобою, царевичь? лягушка спрашиваетъ, что ты повѣсилъ голову! пурр-ква?"
   -- Да новая задача, только не тебѣ смастерить: надо, видишь ли, здобный хлѣбъ испечь, да такой, чтобы человѣку по вкусу пришелъ!
   "Ну что же, ложись спать! утро вечера мудренѣе; завтра увидишь!"
   -- Ну, подумалъ царевичъ, лягу, усну; авось приснится жена настоящая!.. эхъ, эхъ, хоть бы во снѣ повидѣть, чего наяву нѣтъ!
   Легъ и уснулъ.
   А лягушка, тѣмъ часомъ, скокъ да скокъ, квакъ да квакъ, да и сдѣлала, такъ: вскочила на окно, на заднія лапки сѣла и тонкимъ голосомъ запѣла.
  
   Вѣтры буйные
   Всѣхъ четырехъ странъ
   Сослужите мнѣ
   Службу вѣрную,
   Принесите мнѣ
   Скоро на-скоро,
   Въ чемъ нуждаюся,
   Что мнѣ надобно:
   Отъ земли зерна
   Мукомольнаго,
   Отъ росы воды
   Свѣтло струйчатой,
   Отъ огня тепла
   Непалящаго;
   Еще воздуха
   Ароматнаго,
   Что потѣшить мнѣ
   Друга милаго!.."
  
   Зашумѣли вѣтры со всѣхъ четырехъ сторонъ и мука въ окно посыпались, лучшая крупичатая, изъ какой только боярамъ въ городѣ калачи пекутъ. Лягушка вскочила въ печь и давай въ поду ямку копать, выкопала, и муку туда высыпала, откуда взялась-полилась на ту муку вода, свѣтлая, что слеза, а Лягушка давай тѣсто мѣсить, а замѣсивши выскочила изъ печи и устье заслономъ задвинула и тогда въ печи сдѣлалось жарко-тепло, какъ бы середь лѣта въ полдень на солнышкѣ.
   Въ тѣ поры же Мартынъ и Миронъ со своими женами раздобарывали: ну-де штука, дѣло диковенное!.. Ваши ковры и туда и сюда, а коверъ брата меньшаго такая вещь, что и глядишь, такъ глазамъ плохо вѣрится, а поразсказать, такъ словамъ и подавно нельзя вѣры дать... истинно дѣло чудное!.. Ну да пусто ее и съ ковромъ, можетъ она какая еретница-колдунья, глаза отводитъ, можетъ вовсе на коврѣ такихъ вычуръ нѣтъ, какія тамъ кажутся: а вотъ батюшка еще какую задачу далъ: испечь вамъ всѣмъ велѣлъ для него по хлѣбу вкусному! ну, такъ, тутъ надо самимъ смакъ знать, а колдовство не подѣйствуетъ, вы въ этомъ ее ужъ навѣрное переспорите: ваше дѣло женское: какъ, кажись, ладно испечь не сьумѣть!.. Такъ изготовьте же къ завтрему, мы вамъ и муки и дрожжей припасли.
   Опять бѣда моимъ красавицамъ, что дѣлать прикажешь, опять задача кажется мудреною.-- Какъ быть, сестрица,-- одна у другой спрашиваетъ.-- Ты умѣешь ли печь, ай варить?
   "У насъ, отвѣчаетъ невѣста Мартына царевича, все съѣстное приспѣшники готовили!"
   -- А у насъ -- говоритъ жена Мирона царевича,-- все стряпуха пекла.
   Опять взяла ихъ кручина, не знаютъ какъ горю помочь. Призываютъ Чернавку и наказываютъ: -- "иди опять къ невѣстѣ Ивана царевича, подсмотри хорошенько, какъ и что она дѣлать начнетъ!.. Да смотри же, не ври, не ушми, а глазами все хорошенько замѣть!.. Какъ нибудь ухитрись подгляди, провѣдай! не то одно изъ двухъ: или милость, или бѣда тебѣ!"
   Пошла Чернавка, пришла къ окнамъ царевича, слышитъ, что царевна опять что-то поетъ, только вѣтеръ слова разноситъ, слышно черезъ два въ третій, никакъ не поймешь!.. Какъ бы, думаетъ Чернавка, повыше къ окошку влѣзть?.. Догадалась дѣвка смышленая, нужда научитъ калачи какъ ѣсть, нашла, пріискала молодую елку, сломила ее кое-какъ, къ стѣнѣ приставила, и ну по ней, какъ вѣкша, къ окну карабкаться... Лягушка мѣситъ тѣсто въ печи и не видитъ, что за нею подглядываютъ; а Чернавка взглянувши разъ-два, и прочь отъ окна; пришла и разсказываетъ.
   "Ахъ, боярышни, что я видѣла, такъ и разсказать мудрено: царевны самой не видала я, а видѣла только, что ворочается въ печи какая-то замарашка уродливая, нидать нивзять лягушка, только ростъ великъ, и что же она тамъ дѣлаетъ: выкопала ямку въ поду, на клала тѣста да и мѣситъ тамъ; а послѣ заслономъ печь и задвинула..."
   -- Полно-точноль ты это видѣла, не врешь ли, смотри!..
   "Да что бы мнѣ и руки и ноги свело и прочее, что бы и развести было нельзя, если я только вамъ соврать осмѣлилась. ."
   -- Давай же, коли такъ и мы это сдѣлаемъ!-- молвили царевны промежъ себя.-- Ну, Чернавка, разкрывай печь, копай ямку, да сыпь муку, авось и у пасъ выйдетъ что нибудь хорошее...
   Сдѣлала Чернавка какъ приказано, наклала муки, замѣсила тѣсто, закрыла устье печи заслономъ и такъ все до утра оставила...
   Хвать по утру въ печь, вотъ те кисель, а не курица! Оно конечно и тѣсто и мѣсто есть, только хлѣба не выпеклось, а лежитъ вмѣсто его лепешка сушеная... да такъ прижарилась, что и отъ поду никакъ не отдерешь!

------

   Какъ тутъ быть?.. на скорую руку хлѣба нельзя испечь, пришло хоть купить, дѣлать нечего!.. Послали Чернавку тихонько, дѣвка спроворила: принесла два хлѣба купленыхъ, чужими руками изготовленныхъ, да присовѣтывала верхнюю корочку осторожно содрать, да намазать хлѣбъ медомъ и посыпать сахаромъ; авось-де никто не смекнетъ, что хлѣбъ не свой, а купленой.
   Царь Тафута въ своихъ палатахъ похаживаетъ, въ окошко Тафута поглядываетъ, ожидаетъ сыновей: что-де принесутъ они, что-де невѣстки настряпали?..
   Принесли старшіе царевичи хлѣбы печеные; принесъ свой хлѣбъ и царевичь Иванъ.
   Царь Тафута прежде мастерство старшихъ невѣстокъ разсматриваетъ... "Ну, говоритъ, разглядѣвши толкомъ, вижу, что это дѣло печеное не у васъ въ дому пеклось, а у васъ только его смазывали!.. Хитры жены, лукавы, нечего сказать, а пути-толку въ нихъ едва ли есть; одно изъ двухъ: либо лѣнивы онѣ, либо съ малолѣтства ничему не выучены; надо ихъ покрѣпче въ рукахъ держать, такъ и ихъ руки станутъ рукодѣльными; умокъ въ нихъ есть, смыслу достало другихъ провести!.. Ну-ко, царевичь Иванъ, покажь-ко ты, что тебѣ испекла твоя суженая?.. неужели и ея издѣлье на такую-жъ стать?..
   Царевичь Иванъ развернулъ свой хлѣбъ и показываетъ... вотъ такъ хлѣбъ!.. рыхолъ, что пышка, бѣлъ что снѣгъ, а какъ онъ еще при этомъ тепленькой былъ, то отъ него такой лакомой паръ идетъ, что такъ этаго хлѣбца откусить и хочется!..
   "Ну, братъ, сынъ, царевичь Иванъ, "молвилъ Тафута царь, "скажи спасибо женѣ своей, потѣшила!.. Хоть плотно я давича закусилъ, а этакимъ хлѣбомъ пойду еще позавтракаю!. Теперь пока кончено, дѣти; видѣлъ я умѣнье женъ вашихъ, ступайте домой; завтра я еще вамъ одно объявлю, ужъ это будетъ послѣднее...
   Царевичь Мартынъ и царевичь Миронъ, пришедши домой, хотѣли было загнуть женамъ по слову недоброму, да раздумали: "батюшка-де сказалъ, что наши жены черезъ чуръ хитры, такъ какъ бы еще противъ насъ, въ отмѣстку, чего не слукавили!.." -- А сказали только царевичи, что жена царевича Ивана опять надъ ними верьха взяла, что царю Тафутѣ опять ея издѣлье больше понравилось.
   А царевичь Иванъ, пришедши домой, инда прыгаетъ отъ радости, и готовъ онъ чуть не расцѣловать лягушку - невѣсту свою... Разсказавши царевичь Иванъ про все, что происходило у Тафуты царя, и что онъ братьямъ его сказалъ, спрашиваетъ:
   "Какъ это ты все такъ отлично сдѣлать смогла, будучи лягушкою?.. Вѣдь тутъ и человѣку нужно ума да разума... вѣдь этаго не смастеришь кое-какъ, на живую пятку!.. Какъ ты порѣшила такія задачи мудреныя?.."
   -- Какъ я это сдѣлала будучи лягушкою, я тебѣ послѣ скажу, а какъ и простыми людьми рѣшались задачи мудреныя, на это побаску скажу; буде въ у году, то выслушай:
  

О ТОМЪ,
КАКЪ МУЖИЧЕКЪ ВАКУЛЪ БАРИНА НАДУЛЪ: КАКЪ ОНЪ ДѢЛИЛЪ ОДНОГО ГУСЯ ПОПОЧЕТУ И ПЯТЬ ГУСЕЙ ПОРОВНУ.

   Похвастался мужичекъ Вакулъ, на пиру подхмѣлькомъ; кто говоритъ, что онъ это сдуру, а кто, что съумыслу.-- "Еслибъ,-- сказалъ,-- бояринъ поставилъ меня старостой, то я всему другой толкъ бы далъ, то я никого бы не обнесъ не одѣлялъ, лишняго бы ни съ кого не взялъ и ненужнаго бы никому не далъ; умѣлъ бы дѣлить кому по почету, кому по ровну!"
   Донесли эти рѣчи боярину; онъ говоритъ: -- позвать мужика!
   Пришелъ сермяжникъ, кланяется. "Что прикажешь, бояринъ милостивый?"
   -- Ну-ко, молодецъ-хваленый дѣлецъ ты вишь въ дѣлежѣ всякому угодить гораздъ, вотъ тебѣ, для-ради примѣра, гусь жареной; раздѣли-ко его по почету между семьи моей! буде сможешь, быть тебѣ старостой, а не угораздишься, будетъ тебѣ, за похвальбу некошную, поученьице тошное... ну-т-ко дѣли!
   Мужичекъ, перекрестясь, засучилъ рукава и давай дѣлить.
   "Вотъ ты, батюшка-бояринъ, какъ голова въ дому, вотъ тебѣ головка гусиная; ты, матушка-боярыня, ближе всѣхъ къ головѣ, вотъ тебѣ шейка, безъ нея вѣдь никакая голова не удержится; вы, два сынка нашего боярина, побѣжите вы въ сторону далекую разныхъ дивъ смотрѣть и службу исправлять, какъ и батюшка-кормилецъ вашъ, такъ, что бы скорѣй туда дойти да вернуться назадъ вотъ вамъ по ножкѣ-бѣгуньѣ -- и стоять, и ходить; вы, матушки-боярышни... придетъ вамъ время-пора, что голубушки бѣлыя вспорхнете, полетите изъ дома родительскаго, такъ, что бы легокъ нескученъ полетъ вашъ былъ на гнѣздушки теплыя, вотъ вамъ по крылушку!.. Раздѣлилъ я вамъ гуся, а мнѣ и нѣтъ ничего?.. Видно я мужикъ глупъ, возьму же весь хлупъ!"
   Взялъ гуся подъ мышку мужичекъ, раскланялся да и вонъ пошелъ.
   Бояринъ, боярыня и дѣти боярскія такъ и покатываются со смѣху...-- Смышленъ-де мужикъ, даромъ простакъ, кафтанъ-то у него сѣръ, а умъ-то видно не лукавый съѣлъ!..
   "Постойте-жъ, говоритъ бояринъ, задамъ я ему еще задачу одну, буде и эту порѣшитъ, то быть ему старостой: тогда ужъ видно будетъ, что онъ плутъ продувной и зародился на это!"
   Велѣлъ опять мужика позвать.
   "Ловко, говоритъ, ты по почету дѣлилъ, сдѣлай же теперь еще дѣлежъ, вотъ видишь: тутъ теперь пять гусей жареныхъ, а насъ съ женой да съ дѣтьми шестеро, такъ раздѣли-ко ты этихъ гусей всѣмъ поровну... только ни одного гуся не рушь, а давай по цѣлому!.."
   -- Благоволи же, кормилецъ-бояринъ, мнѣ при этомъ и себя не обчесть, не для того, что бы мнѣ, мужику-дураку, смѣть стать въ уровень съ вашей милостью, а только ради того, кормилецъ ты мой, что бы мнѣ дурню сошлось что нибудь за хлопоты.
   "Ладно, ладно, молвилъ бояринъ смѣясь, ну пожалуй, будь ты седьмымъ, дѣли же всѣмъ семерымъ поровну пятокъ гусей!"
   Мужичекъ, благословясь большимъ крестомъ двумя пальцами, опять принялся за дѣлежъ...
   -- Ты бояринъ одинъ, да твоя боярыня съ тобой, да вотъ гусь между васъ, вотъ и трое васъ!.. Вы молодые бояра двое сидите рядышкомъ, вотъ вамъ гуся, и васъ трое теперь; вамъ матушки-боярышни гуська положу и васъ трое теперь надо считать, если съ гуся начать!.. Остался я одинъ, да вотъ у меня два гуся по сторонамъ, вотъ и я втроемъ!.. Теперь сами разсудите, если скажутъ: по тройкѣ, значитъ поровну.
   "Ахъ, пусто его!" инда вскрикнулъ бояринъ со смѣха надсѣдаючись. "Ну ужъ хватъ-молодецъ, песъ его возьми! Отдать ему этихъ трехъ гусей да поставить его въ старосты!"
   Вотъ такъ-то мужичекъ-неротозѣй заслужилъ, своею смышленостью, титло почетное -- старосты деревенскаго.
   Такъ самъ теперь посуди,-- лягушка примолвила,-- когда мужичекъ простой нашелся какъ изъ такихъ хитростей вывернуться, какъ же мнѣ этаго сдѣлать не съумѣть, когда я готовлюсь быть царевною?..
   Иванъ царевичь вздохнулъ легохонько, вспомнивъ, думая, что его жена, по уму-разуму, всемъ бы годная, да, но роду-племени, лягушка болотная.

-----

   Но утру ранымъ-рано ѣздятъ глашатые, трубачи усатые, сзывать бояръ на пиръ къ царю, что угодно-де ему своимъ хлѣбомъ солью попотчивать, своею лаской почествовать!.. А къ царевичамъ скороходъ побѣгъ извѣстить, что и они должны на пиръ идтить, да не одни, а съ женами, что-де хочетъ ихъ царь самъ видѣть да и другимъ показать!
   Старшіе царевичи ничего себѣ, знаютъ, что ихъ жены красотою не уступятъ никакой боярынѣ; и они только смѣкаютъ о нарядахъ, какъ бы и что сдѣлать получше, что бы они ихъ отцу Тафутѣ, такъ же бы, какъ и имъ, понравились! А царевичъ Иванъ, какъ услышалъ такую вѣсть, такъ чуть и не ударился выть голосомъ... "Ахъ, батюшки свѣты!.. да я и не ждалъ и не думалъ напасти такой!.. что со мною будетъ, осрамлюсь я совсѣмъ!.. тутъ умъ-разумъ не поможетъ, и рукодѣлье ничего не сдѣлаетъ, хоть головою объ стѣпу стукайся!.."
   Лягушка услышала, спрашиваетъ:-- что это, царевичъ?.. пурр-ква?
   "Да вотъ поди-ти, зеленоглазая, какими глазами ты будешь смотрѣть на бояръ и на батюшку? Вонъ онъ велѣлъ мнѣ съ тобою къ нему итти... какъ мы это покажемся?"
   Лягушка заквакала точно надъ нимъ хохочучи.-- И-ихъ, царевичъ, такъ это-то и крутитъ тебя? Ложись-ко спать, утро вечера мудренѣе!
   Царевичу запривычку, завалился, легъ, а самъ себѣ таки-думаетъ: "что-то теперь какую штуку загадала отпустить звѣрина болотная?.. ужъ не больною ли скажется, али тягу хочетъ задать?" Да такъ размышляя и уснулъ себѣ крѣпкимъ сномъ.
   А лягушка, тѣмъ часомъ, скокъ да скокъ, квакъ да квакъ, да и сдѣлала такъ: вскочила на окно, на заднія лапки сѣла и тонкимъ голосомъ запѣла:
  
   Вѣтры буйные
   Всѣхъ четырехъ странъ
   Сослужите, мнѣ
   Службу вѣрную,
   Принесите мнѣ
   Скоро на-скоро
   Въ чемъ нуждаюся,
   Что мнѣ надобно:
   Красоту мою
   Красу дѣвичью,
   Юность-молодость
   Настоящую,
   Платье цвѣтное,
   Цвѣтныхъ каменьевъ,
   Чтобъ уму подстать --
   Сердцу вѣрному.
   Чтобъ я нравилась
   Другу милому!
  
   Зашумѣли, загудѣли вѣтры со всѣхъ четырехъ сторонъ, пахнули въ окно... и начала лягушка свою шкурку скидавать, и вдругъ стала наша лягушка...
   Да позвольте объ этомъ погодить-пока, а посмотримъ лучше, какъ все къ пиру готовится въ палатахъ Тафуты царя, и какъ всѣ бояры собираться стали, и какъ къ пиру готовились.

-----

   Стучатъ, гремятъ своимъ оружіемъ люди военные; гладятся, чистятся люди чиновные; хлопочутъ, суетятся люди царскіе; бѣгаютъ стряпухи со приспѣшниками. Учинилось дѣло великое, дѣло большое, давно небывалое: царь Тафута, хочетъ на свой коштъ пиръ задать, хочетъ сыновей оженить!
   Еще солнышко вихра не выставило -- уже все варилось, пеклось; а показало солнышко золотые кудри свои да лице полное -- уже все вполовину изготовлено.
   Съѣзжаются бояре съ боярынями; старые попереду, молодые позадь; люди военные и чиновные въ новыхъ платьяхъ, заново вытянуты; а простой народъ безъ угомона шумитъ передъ палатами Тафуты царя.
   Вышелъ царь Тафута, отдаютъ ему честь люди военные, кланяются впоясъ люди чиновные, бояре съ боярынями ведутъ съ нимъ рѣчи красныя, а простой народъ вопитъ, голоситъ съ улицы: "исполать тебѣ Тафута царь!"
   Цимбалы, гусли, гудки и всякая музыка и своя и заморская -- гремятъ, шумятъ, выговариваютъ, что пиръ начался и потѣха дивная.
   Ждутъ царевичей.
   Стучитъ, гремитъ по улицѣ, ѣдетъ... да не то, что вы думаете, ѣдетъ не малый поѣздъ: одни сани, а четыре коня, то ѣдетъ царевичъ Мартынъ съ женой своей... Приѣхали да вышли вонъ, а народъ такъ и валитъ со всѣхъ сторонъ. Пошло шушуканье громкое и въ народѣ и между бояръ и межъ всѣми, кто и въ палатахъ былъ, да кто еще и ничего не видитъ, и тотъ шумитъ: -- "Ай царевичъ-молодецъ, экую кралю поддѣлъ!.. Да откуда онъ такую добылъ себѣ?.."
   Опять на улицѣ стукъ и тонъ, а возничій кнутомъ хлопъ да хлопъ, опятъ ѣдутъ четыре копя, а сани парные, то ѣдетъ царевичъ Миронъ съ женой своей, и опять загулъ народъ, опять дивуется: каждый кричитъ-божится, что въ ихъ царствѣ уже невѣстъ ни одной не осталось такой, какихъ повыбрали себѣ царевичи!
   Ждутъ еще поѣзда третьяго.
   А царевичъ, между тѣмъ, пока вотъ какіе штуки дѣлаетъ:
   Всталъ онъ это сна, пробудился, зѣвнулъ, потянулся, да какъ вспомнилъ, что ему надо на пиръ къ отцу-Тафутѣ итти, такъ его опять и прошибла тоска!.. А что будешь дѣлать? рада бы курочка на пиръ не шла, за хохолъ поведутъ!
   Всталъ царевичъ и смотритъ,-- лягушки нѣтъ.-- "Вотъ такъ и есть, дала стрекача; нарочно видно меня и спать укладывала... Я слыхалъ, что и не у одной жены такія продѣлки идутъ!" -- Только глядь царевичь въ лѣвый уголъ, за кроватный занавѣсъ, анъ тамъ и стоитъ... Да полно, нѣтъ уже, гдѣ мнѣ старику про такое разсказывать, это только тотъ парень пойметъ, у котораго борода едва пробивается, да еще тотъ, у котораго есть или была сердечная зазнобушка...
   "Ахъ ты батюш... мат...!" царевичь вскричалъ, самъ не зная, что и молвить хотѣлъ.-- "Да кто это такое сюда зашелъ? кажись и двери заперты, кто жъ это такой?.."
   Тутъ и вышла изъ угла красавица-дѣвица, да не такая, отъ какой, примѣрно, голова вскружится, а такая, отъ какой сердце заболитъ... Да что и разсказывать! тѣ молодые, про которыхъ я прежде сказалъ, тѣ сами поймутъ; а тѣ, у которыхъ никогда сердечушка не щемило, не всколыхивало, тѣмъ хоть сто словъ напиши, хоть колъ на головѣ отеши, не смѣкнутъ, не разгадаютъ, что съ царевичемъ сталось при этакой оказіи... Стоитъ онъ, что столбъ верстовой, не двигаючись, а кровь-то, то къ лицу бѣлому, то къ сердцу бѣдному такъ и мечется!..
   Ужъ видно красавица-дѣвица сжалилась, подошла сама къ царевичу, взяла его за руки бѣлыя да и молвила:
   -- Что, мой милый царевичъ, можноль тебѣ со мною явиться теперь къ батюшкѣ?
   А царевичъ: "ма-ма-ма..." да бухъ на колѣни, да и ну читать наизусть скороговоркою -- откуда, слышь, и рѣчь взялась: -- "Да ты моя раскрасавица, роза моя алая, лебядь моя бѣлая, голубка моя сизокрылая, невѣста моя желанная! по тебѣ-то я и сохъ и грустилъ, тебя-то я и искать ходилъ... да неужели и прежде это ты была? да ты было меня съ ума свела!.. да мнѣ и теперь все это неправдой кажется!"
   -- Вотъ посмотри,-- сказала красавица-дѣвица,-- посмотри, вотъ и шкурка моя, которую я скинула! теперь вѣришь ли?
   "Охъ, вѣрю, ей Богу, вѣрю, право люблю и не лицемѣрю!.."
   -- А будешь ли ты также любить меня, когда я опять стану лягушкою?
   "Да будь ты... тьпфу, скверно сказать; да будь ты хоть какою хочешь гадюкою, хоть водяною, хоть сухопутною, только послѣ такой, какъ теперь, обернись, мнѣ и нужды нѣтъ! я тебя буду и любить и нѣжить, и уважать и тѣшить, на рукахъ тебя носить и ласки твоей просить, какъ милости!.." И прочее такое наговорилъ царевичь, чего не скажетъ иной грамотѣй записной.
   -- Хорошо же, помни это, царевичъ, дустъ будетъ слово законъ. Видишь ли, что я тебѣ должна, сказать, почему я стала лягушкою и для чего мнѣ должно долго таковою быть.-- Я родомъ не лягушка болотная, а я, какъ и ты, рода царскаго, я царевна Квакушка, дочь Князя Индостана и Хитросвѣты волшебницы, много у моей матери злодѣевъ есть; ей они ничего не могутъ сдѣлать, такъ обѣщались меня известь, и по этому такъ сталося, что мать моя, Хитросвѣта волшебница, что бы спасти, сохранить меня, присудила мнѣ въ болотѣ жить, и быть болотной лягушкою, чтобъ злодѣи наши не признали меня и не погубили бы безпременно. Пришла мнѣ пора замужъ выходить и стала я просить мать мою, добыть, пріискать мнѣ суженаго; мать прежде долго думала, никакъ придумать не могла: какъ дочь-лягушку выдать замужъ за жениха стоющаго?.. такой задачи и въ волшебныхъ книгахъ мудрено отыскать!.. И долго она думала, да можетъ и вѣкъ бы этого не выдумать, еслибъ на ту пору не вспала мысль мудрецу вашему -- заставить васъ стрѣльбой себѣ женъ добывать. Мать моя, Хитросвѣта волшебница, услышавъ эту вѣсть, несказанно обрадовалась, явилась ко мнѣ, разсказала все, и обѣщала стрѣлу одного изъ царевичей непремѣнно занести въ болото мое. А какъ дальше все ста лося, тебѣ вѣдомо; и теперь я, царевичь, невѣста твоя!
   Царевичь Иванъ обхватилъ руками царевну Квакушку, и про царство-государство и про пиръ забылъ; такъ около царевны и увивается, такъ и хочетъ зацѣловать ее чуть не до смерти. Царевна хоть на ласки и податлива, и сама царевича поцѣлуемъ не общитывала, однакожъ, цѣлуясь-милуясь и молвила: -- Пора же, царевичъ, намъ и къ батюшкѣ! вѣдь насъ тамъ теперь давно дожидаются.
   А царевичу теперь хоть трава не рости;-- "пусть, говоритъ, пождутъ часъ-другой, я такаго счастья чуть не полвѣка ждалъ!"
   Однако царевна Квакушка, вполовину силой, вполовину ласкою, заставила царевича образумиться, уговорила его на пиръ поспѣшить; и когда они совсемъ снарядилися, молвила: -- Помни же, царевичъ, не запамятуй, что я ради тебя да твоего батюшки становлюся царевной, какъ надобно; а завтра должна опять свою шкурку надѣть, должна опять лягушкой сдѣлаться, что бы не признали меня мои вороги, я должна быть дотолѣ лягушкою, доколь мнѣ велитъ моя матушка, мудрая Хитросвѣта волшебница
   Сказавши это и на пиръ пошли.
   Такъ мудрено ли, что при такомъ нежданномъ случаѣ, при такихъ сладкихъ рѣчахъ царевича съ царевною, ихъ заждалися на пиру время долгое. И царь Тафута хотѣлъ опять посла посылать; но..
   Вотъ и третій поѣздъ катитъ въ четыре коня; отъ любопытства, иль отъ радости, что дождались наконецъ, и изъ. палатъ-то всѣ повыбѣжали; только царь Тафута да старшіе царевичи въ покояхъ осталися.
   Какъ вышелъ царевичъ, да вывелъ невѣсту свою, тутъ... Да что и говорить, если уже одинъ человѣкъ диву дался, то у сотни людей и дивованье сотенное... только и слышно и видно въ народѣ, что поахиванье да руками размахиванье.
   А одинъ смышленый скоморохъ, глядючи на царевну Квакушку, не вытерпѣлъ, гудокъ схватилъ да тутъ же и пѣсню сложилъ -- ужъ не осудите его, на скорую руку изготовлена;
  
   Черевички
   Невелички,
   Ножка
   Востроножка!
  
   Ручки-штучки,
   Глазки съ лаской,
   Щечки --
   Что цвѣточки.
  
   Бровки, губки
   У голубки --
   Такъ бы
   И укралъ бы.
  
   Не дѣвица,
   Пава птица!
   Ступитъ --
   Сердце сгубитъ!
  
   В какъ вошелъ царевичь Иванъ въ палаты съ своею невѣстою, то царь Тафута хотѣлъ было его пожурить порядкомъ, да раскрывши ротъ и остался такъ чуть не на полчаса, царевичи старшіе глаза повыпучили, а царевенъ, невѣстъ ихъ, инда дрожь проняла.
   Ну ужъ тутъ, вѣстимо, ради этаго дива, пошла потѣха, пиръ горой! Царь Тафута самъ не свой, что его сыну любимому досталась такая женка красавица! А объ царевичѣ и слова нѣтъ, онъ и пира не видитъ, все на свою невѣсту глядитъ, на свою любушку, чудную царевну Квакушку.
   Посередъ пира, отвелъ царь Тафута царевича Ивана въ сторону, и спрашиваетъ:-- Скажи, милый сынъ мой, чего ради ты боялся мнѣ показать невѣсту свою, и говорилъ, что она такая, что и глядѣть на нее нельзя? Да по мнѣ ее краше кажись и на свѣтѣ нѣтъ, она развѣ-развѣ уступитъ въ красотѣ женѣ моей, вашей матери-покойницѣ!.. Что же ты находишь въ своей невѣстѣ страшное?
   Царевичъ Иванъ ничего не потаилъ отъ отца, все разсказалъ какъ дѣло было, какъ онъ стрѣлу затерялъ и лягушку взялъ, какъ онъ объ этомъ каждый день горевалъ, и какъ, неждапно-негаданно, эта лягушка обратилась красавицей-дѣвицей, стала царевной Квакушкой, и какъ она снова лягушкой сдѣлаться намѣрена, не смотря на то, что, какъ видится, этотъ нарядъ ей лучше идетъ, нежели шкура лягушачья!
   -- Что же ты намѣренъ дѣлать?-- спросилъ Тафута царь.
   "Да и самъ не знаю, батюшка, обѣщался я жены слушаться, а какъ вспомню, что она будетъ лягушкою Богъ вѣсть до коихъ поръ, то такъ морозъ по кожѣ и начнетъ подирать."
   -- Пожди жъ, молвилъ Тафута царь, позовемъ мудреца нашего, какой онъ намъ совѣтъ дастъ; мнѣ, признаться, и самому не любо, чтобъ моя невѣстка любимая да была бы болотной гадиной.
   По мудреца посылать было ненадобно; онъ, какъ бояринъ, тоже тутъ на пиру былъ; только его кликнули, онъ и явился тотчасъ. Разсказали ему про такое дѣло чудное-досадное, и мудрецъ подумалъ, подумалъ, да и выдумалъ... "Ба! да что это за штука мудреная!.. да ты просто, царевичь, сходи теперь домой, да сожги эту шкуру лягушачью проклятую, вотъ царевнѣ рядиться будетъ и невочто!"
   -- А что, и точно,-- молвилъ Тафута царь. И Иванъ царевичь тоже радъ этому умыслу; вышелъ украдкой въ сѣни потомъ на дворъ, да бѣгомъ домой; схватилъ шкурку царевны Квакушки, и кинулъ въ печь, а самъ какъ ни въ чемъ не бывалъ, воротился опять пиръ допировывать.

-----

   Попировали гости, потѣшились; пора, говорятъ, молодымъ и отдыхъ дать, и царь Тафута тоже мыслей тѣхъ, а царевичамъ и подавно того желается.
   Простилися всѣ съ царемъ Тафутою, благодарствовали его за хлѣбъ за соль, за почесть дорогую, милость царскую, и отправились по домамъ, кто на коняхъ, а кто пѣшкомъ; кто просто такъ веселъ, а кто подъ хмѣлькомъ; кто съ женой, а кто одинехонекъ. Вѣдь и въ тѣ поры, какъ и нынче, у людей была судьба разная!
   Старшіе царевичи съ своими невѣстами пришли домой, поспѣшили поскорѣй раздѣться да лечь отдохнуть, успокоиться, а чтобы никто не потревожилъ ихъ, и двери на крюкъ заперли крѣпко на крѣпко!.. Такъ же думалъ поступить и царевичь Иванъ, анъ дѣло вышло иначе: не думалъ онъ не гадалъ какъ въ бѣду попалъ, какъ на льду подломился добрый молодецъ!
   Пришелъ домой царевичъ съ женой; только вошли, онъ было и дверь на крюкъ, а царевна Квакушка хвать подъ кровать, анъ шкурки и нѣтъ...
   "Царевичъ! гдѣ шкурка моя?" спрашиваетъ жалобнымъ голосомъ царевна Квакушка Ивана царевича.
   -- Не знаю, моя лебедушка, голубочикъ мой!.. видно запропастилась куда нибудь; ну да полно искать, завтра сыщется!.. Теперь уже поздно, дрема беретъ; пойдемъ-ко приляжемъ; вѣдь ты, царевна, устала чай...
   "Царевичь! царевичь! гдѣ шкурка моя? куда ты дѣвалъ? отдай ее! что ты со мною дѣлаешь?.." говорила царевна Квакушка еще жалобнѣе прежняго.
   -- Да почему же мнѣ знать, ласточка моя, конопляночка; ну гдѣ ты положила, тамъ видно и лежитъ она. Пойди же, усни-лягъ, завтра вдвоемъ авось найдемъ!..
   Царевичъ было-миловать, цѣловать, ласкать, увиваться, куда тебѣ!.. Заплакала царевна, что дитя малое, а сама все упрашиваетъ...
   "Иванъ царевичъ! отдай мнѣ шкурку мою! куда ты дѣвалъ ее, куда спряталъ ты? мнѣ нельзя жить безъ нея!.. Отдай мнѣ ее!.. будь добръ, милостивъ, пусти меня шкурку сыскать, гдѣ она? гдѣ шкурка моя?.."
   И больно взяла жалость царевича Ивана, и не радъ онъ, что послушалъ совѣта чужаго, самъ заплакать готовъ, да ужъ и то у него слезы на глазахъ показалися, а царевна все болѣе плачетъ, все жалостнѣй проситъ и умаливаетъ, чтобы онъ ей ея шкурку отдалъ. Не вытерпѣло сердце у Ивана царевича, обнялъ онъ царевну Квакушку, и повѣдалъ ей вину свою, сказалъ ей про поступокъ свой, что, желая ее всегда видѣть таковою, какова она теперь, сжегъ ея шкурку лягушачью...
   Взвизгнула царевна Квакушка дикимъ голосомъ, услышавъ такую вѣсть, и кинулась прочь отъ царевича... Царевичь Иванъ хотѣлъ ей еще какое-то слово въ утѣшенье сказать... только вдругъ одолѣлъ его крѣпкій сонъ, и онъ повалился на постель что снопъ.
   А царевна Квакушка, вскочила на окно, пропѣла какую-то пѣсню своимъ вѣтрамъ-помощникамъ, и вмигъ обернулась сѣрой утицей, взвилась-полетѣла, и слѣдъ простылъ!..
   Только оставила послѣ себя грамотку, а въ той грамоткѣ значилось: "Прощай "царевичъ Иванъ! не смогъ ты своего "слова держать, не умѣлъ меня удержать, прощай!.. Долго мы не увидимся, а можетъ разстались на вѣки вѣчные!.. Если хочешь отыскать меня, то ступай, поѣзжай за тридевять земель, въ тридесятое царство, заморское государство, тамъ быть можетъ и найдешь меня."

-----

   Позвольте же, господа честные, люди добрые, пріостановиться и мнѣ, старику, да отдохнуть немножечко! хоть конецъ уже и недалекъ теперь, да усталому послѣдняя верста длиннѣе пяти первыхъ кажется: дозвольте же духъ перевесть и собраться съ новыми силами: я вамъ скажу поправдѣ, что вотъ тутъ-то дѣло не на шутку пойдетъ!

-----

   На другое утро послѣ пира царскаго, спятъ всѣ прохлаждаются, а тѣ, кто рано всталъ, опять пира дожидаются... Вѣдь въ старые годы и малый пиръ по недѣлѣ шелъ, а тутъ ужъ думали, ему и не будетъ конца.
   Такъ вотъ встаетъ послѣ пира православный народъ; кто ужъ умылся, пригладился, кто только съ постели всталъ, да потягивается, а кто еще храпитъ-спитъ, хоть водой обливай, не добудишься; всякой молодецъ на свой образецъ, у всякой-де птички есть свой напѣвъ.
   Да вотъ... идетъ прежде шептанье, тамъ говоръ пошелъ, а тамъ и просто голосить начали, что-де у Тафуты царя что-то въ хоромахъ не доброе, послѣ пира веселаго подѣялось что-то печальное!.. А чтобы такое?..
   Некуда правды дѣвать -- вострая правда, что шило въ мѣшкѣ, неутайчива, совсемъ вонъ не выйдетъ, а міру покажетъ себя; увѣдали, узнали православные, что стряслась бѣда нежданая, пропала невѣста у младшаго царевича!..
   Д" " какъ не узнать: ранымъ-ранешенько прибѣжалъ царевичъ Иванъ къ отцу-Тафутѣ царю; еще тотъ почивалъ на радостяхъ, а бѣдный царевичь плачетъ, рыдаетъ, голосомъ воетъ, причитаетъ, у крыльца палатъ убиваючись!..
   "Пропала невѣста моя, желанная!.. Горе мое лютое, голова моя безталанная!.. что мнѣ дѣлать, какъ мн* быть, гдѣ мнѣ невѣсту царевну найтить?.. Пропалъ я безъ нея, жить не могу! Отдайте мнѣ ее, люди добрые! отыщите ее, люди мудрые! скажите, посовѣтуйте, люди смышленые, гдѣ мнѣ найти, сыскать мою любушку, мою дорогую милую царевну Квакушку?.."
   Всполошились всѣ въ покояхъ Тафуты царя, и самъ онъ, услыхавши, бѣжитъ, спѣшитъ, спрашиваетъ: что такое подѣялось?.. что за шумъ, за гамъ, за голоса жалобные?."
   И увидалъ царь Тафута любимаго своего сына царевича, что убивался и плакалъ горько-навзрыдъ. И повѣдалъ царевичъ отцу-родителю свое горе великое, свою потерю не малую.
   Царь Тафута опять мудреца за бока, призвалъ его; прежде поругалъ-потазалъ порядкомъ, зачѣмъ онъ совѣтъ далъ шкуру сжечь, отъ этого-то-де все и сталося; а послѣ сталъ совѣта спрашивать: какъ такой теперешней бѣдѣ помочь?
   Мудрецъ удивляется, какъ это изъ такаго пустаго дѣла, что сожгли шкурку лягушечью, такая красавица царевна тягу задала?.. Да, говоритъ, еслибъ, примѣрно, у меня жена была, да уродилась бы она безобразною, да я бы, по своей премудрости, содралъ съ нее шкуру да сдѣлалъ бы изъ жены дѣвицу хорошу что куколка; такъ, кажись, она сама отъ такой радости бы и съ мѣста не сошла, не только за тридевять земель ускакать!.."
   -- Ну, сказалъ Тафута, что пустошь врать, тутъ нечего городить безтолковщину, мѣрекать: кабы, да еслибы, бритоли, стриженоль, все голо; дѣло въ томъ, что царевны нѣтъ, такъ лучше подумаемъ, какъ ее возвратить.
   "Надо потерпѣть подольше, сказалъ мудрецъ "можетъ и сыщется."
   -- Долго терпѣть не бѣда, а было бы чего ждать, примолвилъ, Тафута царь, сидя съ вершей на берегу, не залучишь плотвы-рыбицы, а надо самому за ней въ рѣку итти.
   "Такъ просто, говоритъ мудрецъ, просто плюнуть на это дѣло, если мудрено оно, да и пойти отыскивать другую невѣсту себѣ; бѣлый свѣтъ вѣдь не клиномъ сведенъ, можно добыть всякой всячины, лишь бы охота была."
   А царевичь, услыхавъ это, и руками и ногами... "И вѣдать не желаю и знать не хочу, не стану невѣсты отыскивать,-- эту подай, что прежде нашелъ, а не будетъ ее, и мнѣ на свѣтѣ не быть! Да вымолвивъ это, опять такъ-таки и завылъ голосомъ; инда и царя Тафуту слеза прошибла и мудреца жалость взяла.
   Подумали, подумали, да на томъ и покончили, что присудили царевичу по его желанью ѣхать въ путь -- царевну отыскивать.
   И царевичь Иванъ какъ бы утѣшился, простился съ отцемъ-родителемъ и отправился за невѣстою своей, за царевною Квакушкой... эхъ, горе наша гречневая каша: ѣсть не хочется, а кинуть жаль!

-----

   Ѣдетъ, скачетъ царевичь Иванъ на бойкомъ ворономъ конѣ, держитъ путь прямо не сбиваючись, ѣдетъ на восходъ красна солнышка. Прямымъ-де путемъ дойдешь куда нибудь, а кривымъ заблудишься. А лукавое навожденіе шепчетъ на ухо царевичу: "поверни царевичь въ сторону, поѣзжай царевичь подъ гору, буде не заблудишься, такъ вернешься назадъ до дому, а все прямо поѣдешь, пріѣдешь въ тупикъ, такъ, что некуда и ступить..." царевичъ ѣдетъ, не слушаетъ, ѣдетъ прямо, держитъ путь на восходъ солнышка.
   Вотъ, ѣхавши царевичъ близколи, далеколи, долго ли, коротко ли, пріѣхалъ въ такое мѣсто, что коль хочешь -- вернись да прощай, а не хочешь -- съ конемъ простись да пѣшкомъ ступай: такіе овраги, буераки, да крутояры да обрывы, что надо тутъ великую силу, и ловкость и смѣтливость, чтобы пробраться въ даль...
   "Все испытаю, пройду вездѣ, говоритъ царевичъ самъ себѣ "а постараюсь прямымъ путемъ иттить, постараюсь прямикомъ-правотою найтить мою невѣсту любушку-царевну Квакушку!"
   Слѣзъ онъ съ коня добраго, далъ ему волю, пустилъ на свободу: гдѣ хочешь гуляй, ступай въ поле чистое, алъ въ дремучій лѣсъ, аль назадъ вернися, если хочется! А самъ пошелъ чрезъ овраги, чрезъ буераки по трудной дорогѣ.
   И долго онъ шелъ такъ, бился-маялся, переплывалъ рѣки быстрыя, переправлялся чрезъ болота тонкія, продирался сквозь кусты частые терновые, сквозь лѣса темные-дремучіе... и не заблудился онъ, прямой путь на восходъ солнца держучи, и не утомился онъ царевны отыскать надѣючись...
   Чрезъ время немалое, прошедши путь дальный и провелши въ дорогѣ дней число довольное, вышелъ царевичь на поле широкое. И поле то макомъ позасѣяно, цвѣтами пестрыми изукрашено... и клонитъ дрема царевича и хочется ему соснуть-отдохнуть, отъ пути-дороги духъ перевесть; но видитъ онъ, вдали что-то чернѣется... перемогаетъ себя царевичь, переламываетъ, не хочетъ онъ остановиться прилечь отдохнуть; а хочетъ довѣдаться: что это въ дали чернѣется?.. Вѣдомо чего царевичь отыскать надѣется.
   Подошелъ царевичь, дивуется: стоитъ избушка на курьихъ ножкахъ, шевелится-ворочается... царевичь слыхалъ, что есть-де въ иныхъ царствахъ таковыя хатки строются, такъ онъ это вспомнивши поговорку и вымолвилъ:
  
   Избушка, избушка!
   Стань къ лѣсу задомъ,
   Ко мнѣ-передомъ!..
  
   И по сказанному, по приказанному избушка перевернулася, стала задомъ къ лѣсу, передомъ къ Ивану царевичу.
   Ступилъ царевичъ на крылечко, вошелъ въ избу, сидитъ подлѣ печи баба-Яга, старушка почтенная, сидитъ она дѣло дѣлаетъ: ленъ прядетъ, нитку ведетъ, пѣсенку поетъ, думу думаетъ; а вошелъ царевичъ, встрѣчаетъ его словами привѣтными:
   "Здравствуй, царевичъ Иванъ! откуда Богъ несетъ, куда твой путь идетъ и волею, аль неволею?.."
   -- Не льзя сказать, чтобы вольной волею, а больше таки своею охотою, бабушка!
   "Да охота пуще неволи, родимый мой, а какое дѣло съ тобой случилося, какая бѣда приключилася, что ты идешь нѣтъ и въ такую дальную сторонку?.."
   -- Да вотъ такъ-итакъ, молвилъ царевичъ, и разсказалъ ей всю правду истинную; что вотъ-молъ, виноватъ, покорыствовался, чего нельзя, а я сдѣлать хотѣлъ, думалъ съ барышемъ остаться, анъ въ накладъ попалъ!
   "Такъ, царевичъ" поддакнула баба-Яга, на незнамый прибытокъ надѣяться нечего; однажды вишь было такъ...
  

ПОБАСКА ПЕРВОЙ БАБЫ-ЯГИ

   Ставила баба въ печь двѣнадцать пироговъ, а вынула, видитъ тринадцать ихъ; баба было, сдуру, радехопька: она думала пирогъ пирога родилъ, анъ, поглядитъ, одного розарвало".. Вотъ-те тетка находка, держи-тко карманъ!.. и пирогъ то негоденъ и начинки нѣтъ.

-----

   Такъ-то и съ тобой знать, царевичъ-свѣтъ!.. Ну, да то хорошо, что неутайчивъ ты: разсказалъ мнѣ всю правду сущую; за то я, какъ смогу помогу; только смотри и самъ не плошай!.. Видишь ли: знаю я царевну Квакушку и знаю ея матушку, Хитросвѣту волшебницу!.. Добра и умна она, а кто провинится не потачлива!.. Ну да не робѣй, царевичъ, взойдетъ солнце и къ намъ на дворъ, этому дѣлу еще у тебя побывать въ рукахъ, что затѣялъ, авось дождешься. Скажу я тебѣ по правдѣ, только выслушай, и мимо ушей не пропускай тѣхъ рѣчей! Бываетъ у меня невѣста твоя, царевна Квакушка, прилетаетъ ко мнѣ она сѣрой утицей и садится вотъ тутъ, околъ меня; подстереги ее, сядь хоть подъ столъ да прикройся столешникомъ, и только она прилетитъ, старайся поймать, ухватить; схватишь держи, не выпусти, хотя и будетъ она на разныя манеры перекидываться; какъ умается да натѣшится, оборотится вертепомъ она, ты и хрясь пополамъ, тогда и станетъ твоею царевна Квакушка!"
   Царевичъ чуть не въ ноги бабѣ-Ягѣ,-- ахъ, ты моя раскрасавица!.. Да я тебѣ за это сошью тѣлогрѣйку штофную, али кофту куплю шитую... и платокъ, пожалуй, и всякой всячины!..
   "Спасибо, ненадо; я ничего, царевичъ, себѣ не потребую, это не то, что у и съ, али гдѣ тамъ водится, что старые старухи возами берутъ, когда молодыхъ да вмѣстѣ сведутъ, у насъ въ степи не бываетъ такъ!.. А ты лучше лягъ себѣ, усни-отдохни до завтраго, а тамъ уже будетъ такъ, какъ я сказывала!
   И напоила, накормила Яга царевича, и спать уложила, и разбудить въ пору обѣщалася.
   Чтожъ, и дѣйствительно: уснулъ ли царевичъ, али нѣтъ еще, а вдругъ его баба-Яга толкъ подъ бокъ:" Вставай-ко царевичъ Иванъ! летитъ сѣрая утица!" Такъ и вскочилъ царевичъ нашъ, точно его холодной водой вспрыснули, заразъ пырь подъ столъ!
   Прилетѣла сѣрая утица, сѣла она околъ бабы-Яги -- я начала свои перушки обирать-общипываться; а царевичь не спалъ, не зѣвалъ... Какъ хватитъ за крыло сѣрую утицу и выскочилъ изъ подъ стола и стоитъ-глядитъ, какъ-то вывернется?.. Сѣрая утица закрякала, рванулася-встрепенулася, глядь въ рукахъ у добраго молодца!.. пришло ей невзгодье великое: или убиться, смерть получить или отдаться, покориться доброму молодцу!..
   И стала уточка перекидываться, сѣрая перебрасываться и голубкой сизокрылою, и малой птицей синицею, и тьпьфу дурно вспомнить, мокрой курицей!.. а царевичь все держитъ за крылошко... И стала она перекидываться на другую стать, разной поганой звѣрюкою... и вдругъ метнулась, стала змѣей, скверной гадюкой шипучею!. Испугался царевичь и выпустилъ, и вспорхнула изъ окна сѣрая утица!.. Тутъ-то царевичь Иванъ и вспокаялся, и самъ себя онъ ругалъ и баба Яга пѣняла не мало, зачѣмъ царевну Квакушку изъ рукъ упустилъ.
   -- Ктоже думалъ, молвилъ царевичъ въ оправданіе, что невѣста моя мнѣ змѣею покажется?
   "Да вѣдь твое дѣло было выждать, чтобы она въ твоихъ рукахъ вертеномъ была!" примолвила баба-Яга.
   Ну да такъ-сякъ, а дѣло потеряно, за хвостъ не удержисься, коли гриву упустилъ, идетъ пословица; думай не думай, а деньга не грошъ!
   Баба Яга говоритъ царевичу:
   "Теперь какъ царевичь хочешь, такъ и дѣлаешь; въ руки давала, а ты брать не умѣлъ; такъ, если не желаешь опять твоей невѣсты искать, то домой вернись, я дорогу покажу, а если еще хочешь маяться, то я могу совѣтъ тебѣ дать и путь показать, больше отъ меня ничего не спрашивай."
   Царевичь опять куда тебѣ! на тотъ свѣтъ, говоритъ, пойду, а царевну найду; только удружи, путь укажи!
   "По мнѣ пожалуй" отвѣчаетъ Яга, отъ чужаго труда меня потъ не пройметъ, иди себѣ! А вотъ-те, на дорогу, нитокъ клубокъ, выйдешь изъ хатки, такъ кинь его и куда онъ покатится, то и ты иди въ ту сторону... и придешь ты чрезъ время немалое, можетъ и чрезъ нѣсколько днейночей, а можетъ и недѣлей не управишься, придешь ты къ другой избушкѣ, къ такой же, какъ моя, такъ же выстроенной, и найдешь ты тамъ вторую сестру мою; ее спроси, что она тебѣ скажетъ посовѣтуетъ, то ты, если исполнишь, какъ надобно, то быть таки царевнѣ Квакушкѣ женой твоей!.."
   На ту рѣчь царевичь поклонъ да и вонъ -- нѣкогда тутъ мѣшкать перчетверживать, надо скорѣе жену добыть, увидѣть опять ненаглядную, прижать ее къ сердцу вѣрному.

-----

   Побѣжалъ нашъ царевичь опрометью и хоть не нагонитъ клубка, все царевичу кажется, что лѣниво клубокъ катится; и часто бѣгучи царевичъ остановится, да что-то руками цапъ-царапъ!.. а послѣ плюнетъ, да и вымолвитъ: "тьпьфу ты пропасть, такъ и мерещится, что ее ловлю!"
   Долго ли нашъ царевичъ бѣжалъ, невѣдомо, а прибѣжалъ таки ко второй избѣ, и, хоть больно царевичъ на пути умаялся, а сей часъ же проговорилъ, безъ отдыха:
  
   Избытка, избушка!
   Стань къ лѣсу задомъ,
   Ко мнѣ передомъ!
  
   И взбѣжалъ по лѣсенкѣ не отдыхаючи и, увидѣвши другую бабу-Ягу, говоритъ о здоровьи не спрошаючи... что вотъ, молъ дѣло такъ и такъ; то-то со мной случилось, затѣмъ-то пришелъ, того-то вотъ хотѣлось, а вотъ это нашелъ... и ужъ, конечно, все и старое и прошлое, и по молодости, какъ бы по глупости, разсказалъ и то, что впередъ сдѣлать намѣренъ, если царевну найдетъ...
   Вторая баба-Яга, тоже старушка степенная, начала говорить, куда грамотному: "Погодъ, подожди, царевичъ, духъ переведи!.. не поймалъ медвѣдя, а изъ его шкуры шубу кроитъ мѣрекаешь!. Эхъ, вѣдь то-то молодость болтлива, заносчива, говоритъ про ягоды, когда и цвѣту Богъ вѣсть быть ли на деревѣ!.. Ты пожди-ко, посмотри, да выслушай... разъ ты преступился, второй оплошалъ, коль въ третій промахнешься, въ четвертый не жди пути: ошибиться разъ-два, дѣло не важное; а соваться на скору-руку, опрометью, не значитъ ошибка, а просто дурь! совокъ да не ловокъ, худа похвальба!.. а конечно, идетъ пословица: кто вишь, въ 20 не уменъ, въ 30 не женатъ, въ 40 не богатъ, въ томъ нѣтъ пути!.. да вѣдь эта пословица умышленная, поговорка двулишневая, кто попристальнѣй взглянетъ, такъ тотчасъ смѣкнетъ, будетъ согласенъ; что хорошо-де слыть умнымъ и женатымъ богатымъ быть... да всѣмъде этимъ вмѣстѣ хорошо сдѣлаться, а дожидаться штуки десять лѣтъ и тоска возьметъ и неудобство въ житьѣ будетъ великое! Такъ-то царевичь Иванъ, вотъ что!.."
   -- Какъ же это, молвилъ царевичь; мнѣ вотъ такъ и мерещилось, что я вижу царевну какъ на ладони у себя!.. А теперь погляжу, Богъ вѣсть гдѣ искать ее!
   "А знаешь ли что, прибавила баба-Яга, знаешь ли, что я тебѣ скажу...
  

ПОБАСКА ВТОРОЙ БАБЫ-ЯГИ.

   Шли два парня молодыхъ изъ далекой деревни до городу; и одинъ изъ нихъ былъ не то что хвастливъ, а черъ-чуръ опрометчивый; на чтобъ ни взглянулъ, такъ ужъ и говоритъ, что оно тутъ и есть! Вотъ первый молвилъ: что это въ дали чернѣется?.. никакъ изба стоитъ? А другой тотчасъ: "анъ это комаръ сидитъ!.. Даромъ далеко, а вишь я вижу какъ хорошо!" Да хотѣлъ показать, анъ и въ самомъ дѣлѣ то комаръ вѣдь былъ, только сидѣлъ онъ не далеко, а у него жъ на носу!..
   Такъ вишь и теперь всѣ дражнятъ того парня да подсмѣиваютъ: думалъ-де комара видѣть за семь верстъ, а комаръ у него на носу сидѣлъ!

-----

   Такъ-то и ты царевичь Иванъ близко сможешь комара поймать... только не обѣщай никогда лапти сплесть не надравши лыкъ!"
   И баба-Яга разузнавши все подробно отъ царевича, гдѣ онъ былъ и какъ поступалъ, съ своей стороны такой же совѣтъ дала, тому же царевича настроила: сказала, что и къ ней царевна прилетитъ и чтобы царевичь ловилъ ее, и держалъ бы, изъ рукъ не пускалъ...
   И царевна прилетѣла тѣмъ же порядкомъ, что и къ первой бабѣ-Ягѣ, и царевичъ поймалъ ее... и опять случилась тоже исторія: упустилъ царевичь, хоть не самъ собой, а ея же лукавой хитростью: перекинулась она вишь налимомъ, рыбой скользкою, да и юркнула изъ рукъ!
   Пришло царевичу хоть волкомъ взвыть, да вторая баба-Яга его утѣшила, опять искать царевну настроила, дала ему опять нитокъ клубокъ -- и пустился царевичъ опять со всѣхъ ногъ, бѣжать по пути надсажаться, своей милой невѣсты царевны доискиваться!
   Сначала онъ было все тоже вбѣжки да вбѣжки, а послѣ пріумаился; шажкомъ пошелъ, да и сталъ толкомъ раздумывать: какъ бы царевны опять не прозѣвать, не спроворить недоброе, не дать ей снова вывернуться!.. постой, думаетъ онъ, на другой манеръ поверну, если такъ пошло: будетъ она дѣлаться птицею, за крыло возьму, станетъ змѣей, удержу за голову, а перекинется рыбой скользкою, за жабры схвачу!.. ужъ ни страху не поддамся, ни ловкости не сдѣлаю!
   Да такъ размышляя, думая, хоть и шагомъ шелъ, скорехонько къ третьей избѣ пришедъ.
   Опять...
  
   Избушка, избушка!
   Стань къ лѣсу задомъ,
   Ко мнѣ передомъ!
  
   Перевернулась избушка, царевичь вошелъ, не кинулся прямо разспрашивать и скороговоркою все прошлое пересказывать, а поклонился чинно третьей сестрѣ, старой сѣдой бабѣ-Ягѣ и привѣтствовалъ словомъ учтивымъ и ласковымъ.
   И третья Яга приняла царевича ласково; прежде отдохнуть пригласила, потомъ употчивала, а уже тамъ и стала распрашивать о пути дорогѣ царевича и отъ чего онъ кручинный такой.
   Царевичь толковито и ясно всю правду сказалъ, и просилъ совѣта и помощи.
   "Да для чего жъ тебѣ было дѣлать на перекоръ умной женѣ?" спрашивала Яга царевича "вѣдь она видно лучше тебя знала, для чего ей была шкурка нужна?.. ну, посуди, хорошеель ты это дѣло смастерилъ?"
   -- Вижу, я это теперь и самъ бабушка, да что станешь дѣлать: умный мудрецъ присудилъ, а я по его совѣту и сдѣлалъ такъ, виноватъ, подурачился!
   "То-то подурачился, поребячился, несмышленымъ прикинулся, анъ вотъ тебѣ и довелось бѣду бѣдовать!.. Изъ-за такаго дурачества да ребячества выходитъ часто дѣло не больно хорошее... Да вотъ ты пока сядь да поѣшь, а я тебѣ на этотъ счетъ и разскажу побасочку, о томъ
  

ПОБАСКА ТРЕТЬЕЙ БАБЫ ЯГИ.
КАКЪ ДВА МУЖИЧКА ПОРЕБЯЧИЛИСЬ.

   Пошли два мужичка, Сидоръ да Карпъ, пошли они на поле въ рабочій день; ну, вѣстимо, поработавши и перекусить захочется; человѣкъ изъ того и живетъ, что пьетъ да жуетъ; а какъ поле то было не близко, что и зачастую водится, такъ за съѣстнымъ-то домой не бѣжать же стать; то и захватили они съ собой что могли. Жали они въ полѣ, или косили, или сжатые спопы въ кучу носили, ужъ не вѣдомо какой работой заяѣдывали, только она у нихъ сначала очень весело шла; а главное, какъ думаю, отъ того она шла весело, что у нихъ былъ лакомой обѣдъ припасенъ: наканунѣ-то, видите, была пирушка въ селѣ, и пирушка знатная, богатая, чуть ли еще не сватебная, такъ они, мужички, Сидоръ да Карпъ, и взяли, утаили тамъ чтоль, или такъ выпросили, а взяли, добыли разные остатки лакомые: и полпирога съ морковью подоваго, и вотрушку здобную съ творогомъ, да еще и яловиченки, аль свѣжины чтоль, да ужъ, нѣкуда правды дѣвать, и винца-горѣлки стащили таки, такъ на такой здобный обѣдъ надѣючись, они такъ себѣ и поработали весело; а можетъ поработавши немного ужъ и хватили по чаркѣ-другой, такъ имъ теперь и сполагоря, и работа спѣшна и душа весела, хорошо на животѣ и на сердцѣ.
   Отработавши и вздумали мои мужички потѣшиться. "Давай, Карпъ," Сидоръ говоритъ, "давай, поребячимся, вспомнимъ годы старые, и будто мы дѣти малыя давай играть, пока отдыхъ пройдетъ!" Карпу это куда показалось весело.-- Давай -- говоритъ -- въ самомъ дѣлѣ, что сложа руки сидѣть, работа не умаяла насъ!
   Вотъ и давай они на ребячью стать, прежде картавить, разговаривать, какъ маленькіе, тамъ игры заводить. Сидоръ говоритъ, мальчишкой малымъ прикидываясь: "Калпушка! давай иглать!-- позалуй, Сидолка, давай игллать!-- отвѣчаетъ Карпъ. Вотъ и зачали и въ гихорду и въ коршуны... Да двоимъ, извѣстно, не ловко эти игры вести, то Сидорка и выдумалъ:-- станемъ-де лучше въ клинки играть,-- ну и начали; игра не мудреная, а утѣшная: начертили они наземи четыре черточки одна къ другой, такъ, какъ бы вотъ, примѣрно, окно небольшое чтоль, да и положили туда маленькую палочку, клинушкомъ съ одного конца, а другой длинной палкой и бьютъ по клинушку, да такъ хитро, что какъ палочка-то вскочитъ, то онъ и наровитъ еще по ней разъ задать, чтобы ее подальше отбросило, а коль два раза стукнетъ, то это сдвоилъ говоритъ, и ужъ за два раза такъ и считается; одинъ ударитъ по палочкѣ да отобьетъ ее, а другой, съ того мѣста, гдѣ упала она, и наровитъ ее кинуть да попасть въ тѣ четыре черточки; и буде онъ попадетъ туда, то ужъ онъ станетъ бить, а другой побѣжитъ за той палочкой, а буде не попалъ, то опять тому жъ бить, и все тотъ же себѣ и разы насчитываетъ. Вотъ, кто понадѣлаетъ прежде столько разъ, сколько по уговору надобно, тамъ десятка два или три что ли, то тотъ и выигралъ, а кто не сдѣлаетъ, то ему за вину на одной ложкѣ скакать, отъ тѣхъ четырехъ черточекъ, до того мѣста, куда первый доброситъ малую палочку, большой палкой по ней ударивши. и долженъ тотъ, кто проигралъ, прыгать на одной ножкѣ до мѣста показаннаго не останавливаючись, на другую ногу не переступаючи, а не то придетъ сначала бѣжать: а кто выигралъ, бѣжитъ за нимъ да его поддражниваетъ, что бы онъ на другую ногу переступилъ, да что бы снова отъ черты скакалъ; бѣжитъ да хворостинкой его по ногѣ прихлыстываетъ, да голоситъ насмѣхаючись:
  
   Кисель ноги подъѣлъ,
   Киселя захотѣлъ;
   Теки, теки
   Кровь-руда!..
   Кисель ноги подъѣлъ,
   Киселя захотѣлъ!..
  
   И тому, кто проигралъ, хоть досадно, а прыгаетъ, что дѣлать, ужъ обычай такой, хоть будь старшій братъ родной, а попрыгаешь, въ игрѣ и батюшка товарищъ!
   Такъ-то и Сидоръ да Карпъ, играли да потѣшались. Надоѣло и это. "Постой, говоритъ Карпъ, погоди, я добѣгу до лѣска да сучьевъ наберу: мы лучше будемъ въ городки играть, а то эта игра прискучила."
   -- Ну инъ-бѣги скорѣй!
   Побѣжалъ Карпъ, да что-то и долго тамъ запропастился, видно все покрупнѣе выбиралъ... А Сидоръ думаетъ, что бы ему сдѣлать пока, да и вздумалъ: дай-де я не много полакомлюсь, тихонько кусочикъ вотрушки стащу, какъ бывало мы маленькіе!.. и подшелъ гдѣ обѣдъ лежалъ; откусилъ вотрушки, еще хочется, откусилъ еще, больше позывъ на ѣду... съѣлъ всю, и пирога захотѣлось ему!.. Сидоръ былъ податливъ на лакомое, принялся уписывать, глядь, въ пять минутъ обѣда какъ не было... тутъ только Сидоръ и спохватился: -- ахъ, вѣдь Карпъ-то ничего не ѣлъ!..-- Да дѣлать нечего!..
   А Карпъ бѣжитъ изъ лѣсу съ охапкой сучьевъ, такой веселый.-- "Ну, Сидоръ, какихъ знатныхъ набралъ, давай городить!"
   Вотъ и начали, только бѣднаго Сидорку дрема беретъ.-- Мнѣ, Карпъ,-- говоритъ,-- что-то не хочется, не лучше ль соснуть!-- Карпъ уговаривать,-- да что за сонъ, да къ чему это?.. однако Сидора такъ сонъ и валитъ съ ногъ.
   "Такъ, погодижъ," сказалъ Карпъ, "давай пообѣдаемъ! а у насъ обѣдъ знатной, лакомой, у меня слюнки такъ и текутъ на него!"
   -- Я ужъ пообѣдалъ.
   "Какъ, безъ меня-то?"
   -- Да больно захотѣлося.
   Хвать Карпъ гдѣ обѣдъ, анъ только мѣсто, а тѣста нѣтъ!.. Такъ и взбѣленился нашъ Карпъ, ругаетъ Сидорку на чемъ свѣтъ стоитъ, въ самомъ дѣлѣ у бѣднаго животъ подвело. А Сидоръ одно говоритъ: -- я это такъ, поребячился!
   Какъ ни бранился Карпъ на Сидора, а тотъ все молчитъ; да прилегши на траву и заснулъ, игрою-то умаявшись. Не спалося только Карпу, на тощій животъ знать сна не придетъ, и больно ему досадно, что его такъ Сидорка надулъ. Вотъ Карпъ и выдумалъ: взялъ, разложилъ хворостъ, да нелегкая его знаетъ, гдѣ-то огню добылъ, да покуда Сидорка спалъ, а Карпъ его кафтанъ и спалилъ, сжегъ до тла, "вотъ, говоритъ, и моя взяла!"
   Проснулся Сидоръ, пора домой; ищетъ кафтана, что ради тепла снялъ, а кафтана не находится...
   -- Карпъ!
   "А что?"
   -- Да гдѣ мой кафтанъ?
   "Я сжегъ."
   -- Какъ сжегъ?..
   "Такъ-таки просто, взялъ да и сжегъ."
   Глядь Сидоръ въ сторону, и впрямь, отъ его кафтана только однѣ полы валяются обгорѣлыя... Такъ Сидоръ и завопилъ:-- Ахъ ты, чтобъ-те розарвало!.. да для чего ты это сдѣлалъ?..
   "Для того жъ, для чего и ты мой обѣдъ съѣлъ: я поребячился!"
   Какъ кинется Сигдоръ на Карпа, ну его въ потасовку возить, и Карпъ тожъ не дуракъ, давай санъ отдѣлываться...
   Подставили себѣ фонари, волосья повытеребили, а бѣдѣ не помогли! да еще ихъ же, узнавши эту исторію, вся деревня на смѣхъ подымала!..
   И съ тѣхъ поръ, какъ увидятъ бывало у кого фонари подъ глазами, или другое что на лицѣ не ладное, то и спрашиваютъ: "что, аль поребячился?"

-----

   "Такъ видишь, или нѣтъ," прибавила баба-Яга, "ребячество да дурачество, какъ и всякая глупая игра, не доводятъ до добра!"
   -- Да, да; -- молвилъ царевичъ, печально покачавъ головой; -- вижу я это, бабушка, не пересказанныя рѣчи, и не то, что бы только видѣлъ съ печи, а самъ на себѣ испыталъ!
   "Ну то-то же, царевичъ, запомни теперь: умной жены, въ ея дѣлѣ, всегда слушайся, да и въ своихъ дѣлахъ не больно передъ нею умничай: и это не со всемъ хорошо!"
   -- Да ужъ, бабушка, теперь не поддамся лукавому на вожденію, не сдѣлаю ничего противу жены, кто бы мнѣ тамъ что ни совѣтывалъ, никогда противу нея не пойду!.. Разскажи только, родимая, какъ теперь поступить, что бы царевну найтить?
   "Совѣтъ мои такой же, какъ и старшихъ сестеръ: прилетитъ она ко мнѣ, такъ умѣй словить!"
   -- А скоро прилетитъ она?
   "Долго ждалъ, такъ теперь торопиться не къ чему; прилягъ отдохнуть!"
   Совсемъ не до сна царевичу, однако послушался бабы-Яги, прилегъ таки и будто спитъ, а самъ все то тѣмъ, то другимъ глазомъ поглядываетъ, инда и бабѣ-Ягѣ стало смѣшно на него смотрѣть...
   "Ну, вставай!" говоритъ: "вонъ и она летитъ!"
   Вскочилъ царевичъ, встряхнулся, и пырь подъ столъ.
   Прилетѣла сѣрая утица, сѣла подлѣ бабы-Яги и стала на себѣ перышки обирать. Царевичь смотритъ изъ подъ стола, высматриваетъ, какъ бы вѣрнѣе поймать, да и хвать заразъ за оба крыла!..
   Рванулась уточка, метнулася; царевичь держитъ да думаетъ: вотъ станетъ ужомъ, а ли рыбой ершомъ!.. а царевна уже видно дѣло почуяла: перекинулась всего разъ съ пять разной птахою, и вдругъ веретеномъ сдѣлалась... Хвать царевичь о колѣно, изломилъ вертено и смотритъ... держитъ онъ, вмѣсто концевъ вертена, въ рукахъ своихъ ручки царевны Іуваг кушки, и сама она царевна стоитъ передъ нимъ, и глядитъ на него своими омами свѣтлыми, и ласково ему улыбается. .
   Такъ царевичъ и обмеръ отъ радости, и хочется ему царевну обнять, къ сердцу прижать, и боится онъ изъ своихъ рукъ ея руки выпустить...
   Царевна догадалась, что онъ думаетъ, и начала говорить: "ну, царевичъ, не бойся, теперь пусти меня; я уже теперь навѣки твоя, и невѣста радушная, и жена послушная; пусти! Дай мнѣ тебя обнять, поцѣловать за любовь твою, за труды, какіе ты понесъ для меня!"
   -- А не улетишь ли ты, не вспорхнешь ли ты опять высоко-далеко, моя невѣста желанная, моя жена ненаглядная?-- спрашиваетъ царевичь Иванъ жалобнымъ голосомъ.
   "Не бойся, не вспорхну, не улечу; я теперь, признаться, и сама улетѣть не хочу!"
   Царевичъ инда вспрыгнулъ отъ радости; а какъ царевна его и взаправду обняла, поцѣловала сама, такъ онъ и плачетъ, и хохочетъ, и прыгаетъ.
   "Ну, царевичъ," примолвила царевна Квакушка, "теперь сядемъ же, отдохнемъ да поговоримъ, отъ чего это сталося, что мы разлучились съ тобой."
   Царевичъ какъ бабѣ-Ягѣ обѣщался"такъ и поступилъ: ни слова противу царевны не вымолвилъ, хотя, правду сказать, ему бы хотѣлось не сидѣть, а опять съ царевной домой къ себѣ бѣжать.
   Ц такъ царевна сѣла рядышкомъ съ царевичемъ: а баба-Яга имъ понаставила на столъ всякой всячины, и малины и вишенья, и пироговъ сдобныхъ, и всякихъ сластей лакомыхъ, Богъ вѣсть ужъ отколь это и набрала она.
   "Милой мой царевичъ Иванъ," начала говорить царевна Квакушка; "когда мать моя, Хитросвѣта-волшебница, задумала выдать замужъ меня, то и стала сама мнѣ мужа пріискивать. Бывала она въ вашемъ царствѣ и васъ троихъ царевичей видывала; и полюбился ты ей больше всѣхъ, за твою тихость и послушливость, за твою къ родителю почтительность; и брала она къ вамъ меня, и тебя мнѣ показывала, и спрашивала, нравишьсяль ты мнѣ?.. Ну, нечего, что таить, я сказала, что за такого мужа пошла бы съ радостью, а еще болѣе, когда услыхала отъ моей матери похвалу тебѣ. Хитросвѣта, мать моя, захотѣла прежде испытать тебя: всегда ли ты вѣрно исполняешь отцовы приказанія. вѣрно ли держишь слово обѣщанное, и можешь ли полюбить жену за умъ-разумъ одинъ, что вѣкъ живетъ, а не за красоту переходящую... вотъ по этому-то она меня и сдѣлала лягушкою, и наказала мнѣ строго на строго, когда я стану женой твоей, не скидавать своей шкурки безъ ея приказанія, развѣ-развѣ иногда передъ тобою однимъ, или когда это необходимо потребуется; какъ напримѣръ, когда явиться въ первый разъ къ отцу твоему; ты моихъ словъ не послушался, сжегъ шкурку лягушачью, вотъ за это и разлучились мы!"
   -- Такъ ты тогда же бы это толкомъ и сказала мнѣ, жена моя любезная,-- отвѣчалъ царевичь Иванъ, все таки царевну цалуючи,-- ты бы сказала, что вотъ-молъ такъ и такъ, то и то; вотъ-молъ матушка приказывала, я бы все и исполнилъ такъ, и намъ бы никогда не разлучаться съ тобой!
   "То-то и есть, царевичь, что матушка моя хотѣла испытать тебя, и не велѣла всего тебѣ разсказывать; за то, когда она разлучила насъ, то присудила тебѣ другое испытаніе, хотѣла узнать, вправду ли ты одну любишь меня, пустишься ли искать меня въ неизвѣстной путь. Ты, царевичь, устоялъ на своемъ: ни труды, ни неудачи не сбили тебя съ пряма г о пути, и по этому я еще больше люблю тебя; а по этому, что ты много труда приложилъ, много неудачъ испыталъ у пока меня отыскивалъ, по этому и я милѣе кажусь тебѣ!.. Вѣдь всегда такъ на свѣтѣ водится: что къ намъ въ руки само идетъ, то мы не съ большой охотой беремъ, а что отъ насъ ускользаетъ изъ рукъ да прочь бѣжитъ, за тѣмъ мы готовы полжизни гоняться, хоть напередъ не знаемъ, стоитъ ли оно того."
   -- Ахъ ты, моя разумница, ахъ ты, моя красавица! все, все, что ты ни молвишь, все чую, что дѣло правдивое!-- приговаривалъ царевичь, царевну Квакушку милуючи.-- А что,-- прибавилъ онъ, вздохнувши про себя тихохонько 3 -- скоро ты опять станешь лягушкою?-- Да такъ при этомъ взглянулъ, точно кислаго огурца откусилъ... такъ царевна и покатилась со смѣху.
   "Нѣтъ, царевичь, я теперь никогда не сдѣлаюсь больше лягушкою."
   -- Ой ли?.. Ахъ ты душечка, перепеленка!.. ахъ ты... ну, и словъ не приберу, какъ назвать послаще тебя.
   "Дома, царевичь, вспомнишь авось, теперь пора намъ въ ваше царство, къ твоему батюшкѣ отправиться."
   -- Какъ же не пора, и очень пора!-- вскричалъ царевичь Иванъ,-- я только объ этомъ и думаю... вишь вѣдь ты, золотая моя, какая разумная, точно была у меня на умѣ, сей часъ спознала всѣ мысли мои!.. Однако, царевна моя ненаглядная,-- проба вилъ царевичь Иванъ позадумавшись,-- какъ же намъ быть, какъ назадъ иттить?. дорога такая трудная, да и не близкая $ мнѣ ужъ одному, да еще тебя отыскивать, куда не шло; а какъ же мы это вдвоемъ пойдемъ?.. я ужъ и не придумаю!
   "Не бойся царевичъ, дорога трудна кажется, когда трудъ не поконченъ еще, а когда онъ совсемъ до конца доведенъ, то стоитъ лишь оглянуться назадъ, и дорога другою покажется... Посмотри-ко теперь!.."
   Отворила дверь царевна Квакушка, взглянулъ царевичь Иванъ на пройденный путь... передъ нимъ дорога прямая, большая, ровная, гладкая, покатая, ни горки ни лощинки, ни сучка ни задоринки!.. царевичь отъ удивленія только руками взмахнулъ.
   "Пойдемъ царевичъ, пойдемъ по этой дорогѣ со мной; хоть намъ бы и хотѣлось скорѣй на мѣстѣ быть; да ипой порой не дурно себя отъ скораго хотѣнья поудерживать!"
   Простились царевичь Иванъ и царевна Квакушка съ бабой-Ягой, проводила та ихъ съ хлѣбомъ съ солью, съ словомъ ласковымъ, съ добрымъ пожеланьемъ дѣтокъ побольше имѣть... у этихъ бабушекъ-старушекъ обычаи такой: вѣчно на этотъ счетъ приплетутъ что ни будь!
   Идетъ царевичь съ царевной веселешенекъ, не наговорится съ ней, на нее не насмотрится; однако долго такъ идучи, сталъ царевичь въ даль поглядывать, нѣтъ, нѣтъ да посмотритъ впередъ, далеколь итти; послѣ и подальше началъ всматриваться, а все кромѣ дороги да неба не видать ничего.
   Улыбнулась царевна Квакушка и промолвила: "Что, мой милый царевичь, на дорогу поглядываешь?.. А-ли поджидаешь коней, чтобъ доѣхать скорѣй?"
   -- Не дурно бы, молвилъ царевичь Иванъ, мнѣ бы хотѣлось, хоть моего коня увидать, котораго въ началѣ пути бросилъ я; мы тогда бы скорѣй дома очутилися.
   "Такъ-то, царевичь, то-то и есть: коль хочется намъ чего, мы ни о чемъ кромѣ и не думаемъ, а получимъ это, намъ уже и другое тотчасъ давай!.. Когда ты искалъ меня, то бѣжалъ почти всю дорогу не останавливаясь; а нашелъ меня, то тебѣ уже скучно долго со мной итти; дойдемъ до мѣста, можетъ быть тебѣ чего другаго захочется; а тамъ, можетъ быть, будетъ и со мною скучно жить!.."
   Царевичь чуть не заплакалъ отъ словъ этакихъ, и говоритъ вздохнувши, покачавъ головой: ахъ ты моя милая, ахъ ты моя ненаглядная!.. этакъ-то ты дурно про меня думаешь? f. Да можетъ мнѣ не себя, а тебя мучить жаль?.. Да хочешь ли я бѣгомъ побѣгу и тебя понесу?.. Подхватилъ царевну и ну бѣжать.
   "Полно, полно царевичь, пусти поскорѣй, я такъ это, къ слову молвила, или бишь къ дѣлу приладила!"
   А царевичь не слушаетъ, знай бѣжитъ.
   "Да пусти же, ахъ какой, этакъ ты меня замучаешь, да и самъ такъ измучаешься, что намъ и ѣхать будетъ нельзя? не только итти; пусти жъ поскорѣй!"
   Пустилъ царевичъ Иванъ царевну и давай потъ съ лица отирать,
   "Ну, видишь, хорошоль это, я вѣдь только тебѣ хотѣла еще сдѣлать маленькое поученьице; а то неужели мы должны такой долгой путь маяться!.. мнѣ стоитъ попросить только мать мою, Хитросвѣту волшебницу, или приказать ея именемъ, такъ тотчасъ явится предъ нами хоть сто коней... а? хочешь ли попрошу ее?"
   Да совѣтывалъ бы, право совѣтывалъ бы; оно, знаешь, какъ-то и лучше и покойнѣе!
   Ну, такъ тому и быть, сдѣлаю!.. только вотъ еще что надо сказать: мать моя, Хитросвѣта, сказала мнѣ свое желаніе, чтобы явилась я съ тобой обратно, въ ваше царство, съ такой пышностью, съ какой должна являться царевна и дочь волшебницы. Ты чай слыхалъ отъ старыхъ знающихъ людей, что онѣ, волшебницы, ѣздятъ по воздуху въ колѣсницахъ своихъ, а тѣ, кого любятъ онѣ, или почесть хотятъ, тѣ должны хоть разъ проѣхаться но мосту хрустальному!.. Такъ надо мостъ пожелать; а? какъ ты думаешь?"
   -- По мнѣ хоть мостъ, хоть дорога, лишь бы проѣздъ былъ до мѣста дальняго.
   "Ну такъ будетъ мостъ."
   -- А скоро онъ будетъ?
   "Какъ только прикажу."
   Царевичь радехонекъ и спрашиваетъ? такъ мнѣ спать что ли лечь, пока мостъ-то состроится?.. зная, что царевна Квакушка только въ это время такія дѣла и подѣлывала.
   "Нѣтъ, на что же спать теперь" молвила царевна, смѣючись, "подожди! это недолго вѣдь!"
   И царевна Квакушка махнула своей рукой снѣгобѣлою, рукавомъ кисѣйнымъ вышитымъ, полотнянымъ платочкомъ, кружевами отороченымъ, и проговорила своимъ серебристымъ голосомъ:
  
   По царевича совѣту,
   По приказу Хитросвѣты,
   И по просьбѣ по моей
   Становися мостъ скорѣй!
  
   Вдругъ, откуда ни взялся... Фу ты, пропасть! ужъ полно это вправду было ли, что-то и невѣрится... откуда ни взялся, появился мостъ; съ виду онъ и простъ: такъ же, какъ и у насъ православныхъ, не поперегъ дороги, а вдоль лежитъ; но поразсмотрѣть его, диво дивное: весь онъ цѣльный, изъ хрусталя видишь былъ и балясинки хрустальныя, а перильцы зеркальныя, а фонари ужъ и не говори, каждый такъ и свѣтитъ, что твое солнышко!.. горитъ огонь безъ масла, безъ мѣдныхъ бляшекъ, такъ свѣтомъ и обдаетъ, такъ полымемъ и машетъ!..
   Дивился царевичъ не мало, какъ все это скоро да хорошо стало; и допытывается царевны: ужъ полно проченъ ли мостъ? больно что-то на скорую руку выстроенъ!.. не повихнулся бы на бокъ, какъ поѣдемъ по немъ?
   "Полно, царевичъ, да развѣ волшебные мосты на людскую стать дѣлаются?"
   Обернулась опятъ и проговорила своимъ серебристымъ голосомъ:
  
   По царевича совѣту,
   По приказу Хитросвѣты,--
   И по просьбѣ по моей
   Появися поскорѣй
   Колесница дорогая,
   Вся рѣзная золотая,
   Съ четверней борзыхъ коней,
   Ловкій возничій при ней,
   Гайдуки и скороходы
   Въ дивованіе народу,
   Къ удивленію людей!
  
   Всѣ тотчасъ, въ одну минуту, безъ отсрочки, безъ откладыванья всѣ явились, а царевичь съ царевною сѣли и покатились..
   Ну, счастливый путь!
   Позвольте жъ, люди добрые впередъ ихъ забѣжать; вишь они въ провожатые насъ не взяли, такъ пришло хоть ужъ встрѣчать!

-----

   Поговорили, потолковали, въ царствѣ Тафуты царя, что младшая невѣстка тягу задала, что царевичь отправился искать ее; присудили, что врядъ-де ему царевну найти; молодъ-де, сгоряча пустился, прохладится вернется!.. А не вернется другую по дорогѣ пайдетъ, пусть она и не будетъ такая разумница, такая красавица, а всежъ лучше, чѣмъ съ пустыми руками притти! А одинъ бояринъ при этомъ побасенку сплелъ:
  

ПОБАСКА БОЯРИНА.

   Пошла, видишь, баба въ лѣсъ и сказала всѣмъ, что за грибами пошла, а вернулась баба домой съ еловыми шишками!.. А чтожъ? баба не виновата, неча мѣнять; грибы-то, видишь, далеко ростутъ, а далеко въ лѣсъ итти, на медвѣдя набредешь; домой воротиться безъ ничего не хочется, все же лучше, что нибудь принесть, не даромъ ходьба!.. И домашніе похвалили ее: вѣстимо дѣло, говорятъ, что же такое! и шишки еловые, для обиходу домашняго все лучше, чѣмъ ничего!

-----

   Такъ-то подсмѣивались люди, что зовутъ порой добрыми! Ну да поговорили да и забыли; какъ ни весело другихъ пересуживать, а и это надоѣстъ; отъ пустыхъ словъ скорѣе, чѣмъ отъ добрыхъ рѣчей набьешь оскомину.
   Разъ царь Тафута смотрите" изъ окна и видитъ на его заповѣдныхъ лугахъ блещетъ что-то отъ солнышка; и не просто блещетъ, а какъ бы переливается точно рѣка протекла!.. Посылаетъ Тафута довѣдаться; приносятъ отвѣтъ: что это-молъ не рѣка, не ручей, а это стоитъ хрустальный мостъ, и что стоитъ онъ только однимъ концемъ, а другой конецъ моста ушелъ въ даль туманную и не видать его!
   Царь Тафута, хотя никакихъ чудесъ не видывалъ, и не совсемъ вѣрилъ имъ всѣмъ, но этому чуду онъ подивовался-таки, покачалъ головой; не то дивно ему, что хрустальной мостъ, а то мудрено, что объ одномъ концѣ! Вѣкъ изжилъ, говоритъ, не видывалъ такого моста!.. это что-то не спроста!.. подитко, говоритъ, хорошенько взгляни, точноль такъ?.. не пьянъ ли былъ, кто осматривалъ, то-то его и затуманило!..
   Бѣгутъ опять съ вѣстью къ Тафутѣ царю, что по этому мосту ѣдетъ дивный поѣздъ и Богъ вѣсть изъ какихъ только мѣстъ, изъ какого царства не знаемо.
   Пока царь Тафута собирался все толкомъ узнать, а ужъ поѣздъ подкатилъ къ крыльцу и царевичь Иванъ съ царевной Квакушкой въ палаты взошли и отца царя Тафуту кинулись обнимать, какъ настоящія дѣти родимыя; инда слезы показались у Тафуты отъ радости, что и сынъ-то его милой живъ, и что нашелъ онъ жену-то свою милую, разумную, и что не посрамилъ себя, не изъ лягушечьей породы невѣсту взялъ, а отыскалъ добылъ царевну прекрасную удивилъ своимъ поѣздомъ весь православный людъ!..
   Тутъ явились и старшіе царевичи съ своими женами и съ своими поздравленіями; отложили насмѣшки свои, а побратски царевича привѣтствовали.
   Не успѣла грянуть труба призывная, а у царя Тафуты въ палатахъ едва мѣсто есть... собралось народу втрое болѣе, нежели сколько по призыву первому.
   И... Экой же былъ пиръ, эко веселье!. у каждаго дня три голова болѣла опохмѣлья, а иной и недѣлю похмѣлья не видалъ, безъ просыпу лежалъ!.. О простомъ народѣ и говорить нечего!.. Смышленый скоморохъ, что царевнѣ Квакушкѣ въ первый разъ пѣсню сложилъ, услыхавши, что царевичъ Иванъ опять ее обратно досталъ, съ попыховъ, схватилъ свой гудокъ, наладилъ кой-какъ, выскочилъ на улицу, да еще не хлѣбнувши вина, не съѣвши куска и давай вприсядку отдирать... откуда у него разбойника и рысь и пѣсня взялись: ногами штуки выдѣлываетъ, а самъ голоситъ, какъ ученый пѣвунъ:
  
   Эй пей, не робѣй,
   Наливай, поскорѣй!
             Пить Демьяну
             Изъ стакана,
             Пить Ѳомѣ
             Изъ ковша,
   Разыгралася душа,
             Расходилася,
   Еще непилъ ничего
             Словно пилося!
   Знать веселье
   Не похмѣлье,
             Голова не болитъ,
   Такъ вотъ ноги
   Сами ходятъ,
   Такъ на сердцѣ и гулитъ!..
             Хоть чего бы нибудь
             Поскорѣе хлѣбнуть,
             Эй пей не робѣй,
             Наливай поскорѣй!
  
   Вѣстимо не даромъ плясалъ, употчивали разбойника, насилу ноги доволокъ домой, хвативши вплотную зеленаго вина.

-----

   И я тамъ былъ, и... ну да сами-чай знаете какая со мной случилась досадная оказія, все равно, что и на пиру не былъ: по усамъ текло, а въ ротъ не попало...
   Если этого не мало, то тутъ и

КОНЕЦЪ ПЕРВОЙ ЧАСТИ.

  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru