Филипп был сын боярина Колычева. С юношеских лет он посвятил себя на службу Богу; был игуменом в Соловецкой обители, где проводил жизнь в посте и молитве и вместе управлял мудро не только самою обителью, но и всем островом, расчищая леса, осушая болота, устраивая на нем удобные дороги, рыбные ловли, солеварни и пр. Строгая жизнь Филиппа и подъятые им труды обратили на него внимание Иоанна, который, отвергнув Германа, мимо всех святителей и архимандритов решился возвести его на митрополию, не думая найти в смиренном иноке строгого обличителя своих пороков и преступлений.
В Соловецкую обитель был, как известно, сослан знаменитый Сильвестр, так долго вместе с Адашевым направлявший волю Иоанна на великие и благие дела, и Филипп в частых беседах с доблим мужем мог заранее изучить характер Иоанна. Такое сближение с Сильвестром как бы наперед приготовило его стать лицом к лицу с Грозным. В 1566 году с горькими слезами оставил старец свое уединение, вызванный Иоанном в Москву сперва для совещания духовного, потом для посвящения в сан митрополита. Филипп, испуганный предложением высокого сана и обливаясь слезами, умолял царя не лишить его пустыни, не вверять бремени великого ладии малой; но, опасаясь своим отказом предать новым бедствиям государство и Церковь, решился наконец принять высокий сан. Верный своему назначению Филипп не хотел, прежде нежели примет митрополию, признать злой опричины, и вооружась пастырским словом, сказал царю: "Повинуюся воле твоей, но умири совесть мою: да не будет опричнины да будет только единая Россия! Ибо всякое разделенное царство, по глаголу Господа, запустеет. Не могу благословлять тебя искренно, видя скорбь отечества". Иоанн, удерживая свой гнев, спокойно доказывал необходимость опричины; но, наконец, выведенный из терпения смелыми словами Филиппа, заставил его молчать. Думали, что участь Филиппа решена. Но царь был по прежнему милостив к Филиппу,-- и, повинуясь воле Иоанновой, все присутствующие святители убеждали Филиппа принять сан митрополита безусловно, доказывая, что твердость его имеет весь вид гордости, не согласной с духом христианства, что долг святителя есть молиться и наставлять царя в деле спасения души, а не в делах царства. Некоторые святители внутренне одобряли твердость Филиппа, но не смели стать на его сторону; другие, как Пимен Новгородский и Филофей Рязанский, были покорными слугами Иоанна и его страстей.
Такие убеждения преклонили Филиппа, и он согласился. Написали грамоту, по которой Филипп обязывался не вмешиваться в опричину. Эта грамота была подписана другими святителями, и Филипп к общей радости народной был возведен на митрополию. Народ видел в нем будущего защитника перед царем: новгородцы еще на дороге Филиппа в Москву встретили его с дарами и просили его ходатайства у Грозного, слыша, что Иоанн угрожает им гневом. В день возведения на митрополию Филипп произнес приветственную речь царю и в ней говорил о долге царя быть отцом подданных, блюсти правду, уважать заслуги; говорил об удалении от престола презренных льстецов, которые служат одним страстям государя, а не отечеству. Иоанн выслушал спокойно святителево слово, и первые месяцы прошли в мире. Царь ласкал митрополита, а Филипп, вспоминая Соловецкую обитель, начал строить церковь во имя святых Зосимы и Савватия. Но тишина продолжалась недолго и была предвестницей сильной бури. Иоанн начал подозревать, что митрополит действует заодно с боярами, что будто бы по их внушению он требовал уничтожения опричины, а сами они возмущают народ против царской дружины.
Действительно с каждым днем опричина становилась ненавистнее народу и вызывала новые беспорядки. Тревожная совесть и чувство своего недостоинства заставляли Иоанна беспрестанно бояться своих подданных. Больное воображение рисовало ему непрестанные заговоры, измену бояр и т.д. Подозрительность Иоаннову возбудило еще более следующее происшествие: главным боярам московским, князьям Вольскому, Мстиславскому, Воротынскому и конюшему Ивану Петровичу Федорову тайно вручены были грамоты от короля Сигизмунда и литовского гетмана Ходкевича. Король и гетман убеждали бояр удалиться от Иоанна, страша их гневом царским, напоминали Вольскому и Мстиславскому, что они литовского рода и всем наконец обещали уделы. Бояре, гнушаясь изменой, представили грамоты Иоанну и написали ответы, исполненные упреков в бесчестных намерениях короля и гетмана. Но для подозрительного Иоанна и этого было довольно. Князья Вельский, Мстиславский и Воротынский еще избежали опалы; Федоров сделался предметом новой клеветы. Иоанн объявил своего конюшего, девятнадцать лет служившего в этом сане верой и правдой, главой заговорщиков, искавших будто случая свергнуть его с престола. Начались казни, Иоанн своими руками казнил мнимого главу заговорщиков, а предполагаемых соумышленников Федорова отдал в руки опричников. Князья Куракин, Булгаков, Дмитрий Ряполовский, победитель крымцев, и трое князей Ростовских были умерщвлены; князь Петр Щенятев думал укрыться в монастыре под черной рясой монаха, но был замучен; князь Иван Турунтай-Пронский, доблий слуга отца Иоаннова, Василия, был утоплен; казначей государев, Хозяин Юрьевич Тютин рассечен на части с женой, двумя сыновьями-младенцами и двумя дочерьми: этот кровавый подвиг совершил князь Михаил Темрюкович Черкасский. Так погибли многие другие именитые люди и верные слуги отечества. Опричники, вооруженные длинными ножами и секирами, бегали по городу и в виду всех убивали по десяти и по двадцати человек в день. Трупы валялись по улицам и никто не смел погребать их. Москва была окована страхом и безмолвствовала.
Что же делал митрополит в такое горестное время? Он молился о невинных гражданах и о грозном царе, увещевал его, укорял, но к несчастью бесполезно. Иоанн стал убегать митрополита.
Казни продолжались: вельможи и народ молили митрополита не отказать в своем ходатайстве пред грозным самодержцем, и старец из любви к правде и народу решился, не щадя своей жизни, явиться пред царем новым обличителем его злодеяний. Однажды в день воскресный, во время обедни, Иоанн с опричниками и боярами, все в черных ризах и высоких шлыках, вошли в церковь: митрополит Филипп стоял на митрополичьем месте. Иоанн приблизился к нему и ждал благословения. Но митрополит молча устремил взор свой на образ Спасителя и как бы не замечал царя. Наконец бояре сказали: "Святый владыко! Се государь, благослови его!" Тогда Филипп сказал: "В сем виде, в сем одеянии странном не узнаю царя православного, не узнаю и в делах царства... Здесь мы приносим бескровную жертву, а за алтарем льется невинная кровь христианская..." Он напомнил Иоанну, что на небе есть Судия как для царей, так и для народа. Такое смелое слово привело в гнев царя, он ударил жезлом о камень и сказал страшным голосом: "Чернец! Доселе излишне щадил я вас мятежников!" И на другой день начались снова казни. В числе погибших был князь Василий Пронский. Всех главных сановников митрополита взяли под стражу, терзали, допрашивали о замыслах Филиппа; но никто из них не дерзал оклеветать святого мужа. Иоанн, желая сохранить вид справедливости, не хотел в глазах народа возложить руку на святителя до решения дела, но втайне готовил ему удар, а между тем продолжал мучить невинных граждан. Избегая встречи с митрополитом, Иоанн, однако ж, видал его иногда в церкви. В день святых апостолов Прохора и Никанора, 28 июля, Филипп служил литургию в Новодевичьем монастыре и потом ходил с крестами по стенам монастырским. Тут был царь с опричниками. Один из них шел за царем в тафье. Митрополит остановился и с негодованием заметил об этом государю. Между тем опричник успел спрятать тафью и уверял, что митрополит говорит ложно, желая только возмутить народ против любимцев царя. Иоанн на этот раз не мог более сдержать своего гнева и всенародно начал бранить Филиппа, называя его лжецом, мятежником и злодеем; клялся открыть его преступления и немедля приступил к делу с совета своего коварного духовника, благовещенского протоиерея Евстафия, тайного ненавистника Филиппа. Назначен был беззаконный суд, в котором судьями были святители, дрожавшие перед гневом Иоанновым, а обличителями был игумен соловецкий Паисий, надеявшийся получить епископство. Он не стыдился клеветать на Филиппа. Улики и доносы представили Иоанну, и он позвал Филиппа к суду. Царь, святители, бояре сидели в молчании, Паисий стоял и дерзко произносил свои обвинения на святого мужа. Тогда митрополит вместо бесполезного оправдания сказал царю: "Государь, великий князь! Ты думаешь, что я боюсь тебя или смерти -- нет! Я уже стар; не знал в пустынной жизни ни мятежных страстей, ни козней мирских и желаю только предать дух мой Вышнему, моему и твоему Господу с тем же спокойствием совести. Лучше умереть невинным мучеником, нежели в сане митрополита безмолвно терпеть ужасы и беззакония твоего времени. Твори, что тебе угодно. Се жезл пастырский, и белый клобук и мантия, коими ты хотел возвеличить меня. А вы святители, архимандриты, игумены и все служители олтарей! Пасите верно стадо Христово, но готовьтесь дать отчет и страшитесь Царя Небесного более, нежели земного".
Он хотел удалиться, ибо знал наперед решение суда, но Иоанн велел ему выжидать решение, принудил его взять назад святительскую утварь и служить обедню в день Архангела Михаила, 8 ноября. Но вдруг, когда святитель в полном облачении стоял пред престолом в храме Успения, явился Басманов с опричниками и велел читать бумагу, в которой Филипп собором святителей лишался архипастырского сана. После объявления приговора опричники ворвались в алтарь, одели митрополита в черную разодранную ризу, выгнали из церкви метлами и на дровнях отвезли в Богоявленскую обитель. Народ бежал за митрополитом, проливая слезы; Филипп с лицом светлым и любовно благословлял народ, и говорил только: "Молитеся!" На другой день он был призван выслушать приговор суда, в угодность царю признавшего святого мужа виновным в волшебстве и во многих тяжких преступлениях и осудившего его на заточение. Тут он в последний раз молил Иоанна сжалиться над Россией; государь не отвечал ни слова и движением руки передал его воинам.
Дней восемь сидел доблестный старец в Богоявленском монастыре -- в темнице, потом был переведен в обитель св. Николая Старого на берегу Москвы-реки. Он терпел голод и нужду, но не падал духом. Между тем Иоанн казнил Колычевых и, прислав Филиппу голову его племянника, Ивана Борисовича, велел сказать: "Се твой любезной сродник! Не помогли, ему твои чары!" Филипп встал, взял голову, благословил и возвратил принесшему. Опасаясь любви московских граждан к сверженному митрополиту и слыша, что с утра до вечера толпы окружают его келлию и даже рассказывают про чудеса его, царь перевел страдальца в Тверской Отроч монастырь, где он оставался до мученической своей кончины. Малюта Скуратов, наперсник Иоанна, задушил святого мужа в его заточении: это было в 1569 году. По прошествии 15 лет после сего, по просьбе соловецкой братии, святые мощи Филиппа из Отроча монастыря взяты в Соловецкий, а оттуда, в 1652 году, перенесены торжественно в царствующий град Москву и, благоговейно встреченные благочестивым царем Алексеем Михайловичем, синклитом и народом, были положены в раке -- в том самом Успенском соборе, из которого свирепый Иоанн с своими опричниками бесчинно выгнал святого мужа.
КОММЕНТАРИИ
Впервые опубликовано: Св. Филипп, митрополит Московский (составлено Д. А. Валуевым). М.: Типография Готье и Монигетти, 1848.