Аннотация: Часть вторая.
Текст издания: журнал "Русскій Вѣстникъ", NoNo 13--14, 1858 г.
УЗКІЙ ПУТЬ (1)
РОМАНЪ ВЪ ДВУХЪ ЧАСТЯХЪ
(1) См. Русскій Вѣстникъ, 1858 г. NoNo 11-й и 12-й.
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
I.
Выдавая Александру Александровну замужъ, княгиня Радомская непремѣнно должна была войдти въ большіе расходы. Чтобы покрыть ихъ и уплатить нѣкоторые долги, сдѣланные по случаю свадьбы, ей нужно было по крайней мѣрѣ года два прожить безвыѣздно въ Зеленой Горѣ. Княжны Анна и Настасья были довольны ея рѣшеніемъ, но княжнѣ Татьянѣ оно очень не понравилось: она было разсчитывала на будущую зиму. Между тѣмъ и казнь молодыхъ князей за границей тоже стоила дорого; особенно князь Владиміръ, не умѣвшій ни въ чемъ себѣ отказывать, очень часто тревожилъ мать свою просьбами о высылкѣ ему денегъ. Ко всему этому присоединились еще неурожай въ первый годъ пребыванія княгини въ деревнѣ и пожаръ въ нижегородской вотчинѣ. Прошли эти два года, наступило третье тѣло, а Наталья Андреевна и не поминала о поѣздкѣ въ Москву. Такимъ образомъ разрушились всѣ планы княжны Татьяны -- и она горько жаловалась на свою судьбу. Повѣренною своихъ огорченій она всегда избирала княжну Настасью; когда же эта была не въ духѣ или отвѣчала насмѣшкой на ея жалобы, она отправлялась къ горничнымъ. Впрочемъ мать свою она никогда не смѣла обвинять. Княжна Татьяна обыкновенно обвиняла старшую сестру: она старалась увѣрить себя, что отъ худыхъ распоряженій княжны Анны, и вообще отъ пристрастія ея къ деревенской жизни приходится и на третій годъ отказаться отъ Москвы. "Ей что нужно? говаривала о сестрѣ княжна Татьяна, ситцевый капотъ, да толпа нищихъ, съ которыми она такъ любитъ проводить время. О насъ же развѣ она заботится? Сама повеселилась въ своей молодости, а до другихъ ей и дѣла нѣтъ. Эгоистка право!" Княжна Татьяна такъ часто повторяла подобныя укоризны, что наконецъ совершенно увѣрила самою себя въ ихъ справедливости. Особенно непріятно было ей, что въ числѣ деревенскихъ сосѣдей, ѣздившихъ къ княгинѣ, не было ни одного, на кого она могла бы смотрѣть какъ на жениха. Тотъ былъ бѣденъ, этотъ неучъ и собачникъ, а другой и всѣмъ бы хорошъ, да увы! женатъ. Женатыхъ вообще терпѣть не могла княжна Татьяна, и даже къ замужнимъ не питала никакого расположенія; съ тѣхъ поръ, какъ княжна Александра вступила въ бракъ, она совсѣмъ разлюбила ее. Впрочемъ она очень искусно умѣла скрывать свои чувства, и притворяться добренькою, очень добренькою дѣвушкой. Мы только по праву авторскому осмѣлились заглянуть на дно души ея, и открыли тамъ множество мелкихъ страстишекъ, "много суетнаго, лживаго и недобраго. Княгиня не замѣчала ничего дурнаго въ меньшой своей дочери. Съ самаго пріѣзда въ деревню Таня старалась подбиться къ матери, угождала ей во всѣмъ и находилась при ней безотлучно, между тѣмъ какъ хлопоты по дому и многоразличныя другія занятія не позволяли княжнѣ Аннѣ быть съ матерью. Княжна Настасья вся предалась книгамъ и все болѣе и болѣе отдалялась отъ семьи. Княгиня, шутя, называла меньшую дочь своей Антигоной, и говорила, что благодаря ей не боится ослѣпнуть. Не переставая болѣе всѣхъ любить княжну Анну, она по старческой природѣ, на которую такъ сильно дѣйствуетъ привычка, находила для себя необходимымъ присутствіе княжны Татьяны, а эта послѣдняя съ удовольствіемъ замѣчала свое возникающее вліяніе на умъ матери. Впрочемъ, оно еще не возросло до такой степени, чтобы ей можно было надѣяться что-нибудь измѣнить въ намѣреніяхъ матери.
Въ началѣ лѣта письмо отъ князя Василія обрадовало Наталью Андреевну. Вотъ его содержаніе:
"Милостивая государыня матушка!
"Наконецъ мы возвратились въ свое отечество. По счастливить плаваніи, мы вышли на берегъ, и теперь стоимъ въ тридцати верстакъ отъ Петербурга. Вы не повѣрите, любезная маменька, съ какою завистью смотрѣлъ я на тѣхъ изъ нашихъ офицеровъ, которые были встрѣчены родными. Послѣ трехлѣтней разлуки, пріѣхать въ отечество, и не встрѣтить никого, кромѣ чужихъ, признайтесь, милая маменька, что это очень больно. Дней черезъ шесть мы вступимъ въ Петербургъ. Тутъ есть маленькое замѣшательство: мы съ братомъ совершенно безъ денегъ, а надо бы всѣмъ завестись. Сверхъ того есть долги, которые непремѣнно должно уплатить. Я съ своей стороны долженъ теперь около тысячи рублей. Ежели вы, любезная маменька, узнаете всѣ подробности похода, то конечно не взыщете, что мы столько издержали.
"Черезъ нѣсколько времени будутъ давать отпуски, и я всѣми силами постараюсь къ вамъ побывать. Мнѣ этого такъ хочется, что не смѣю надѣяться, и мнѣ кажется, что такого счастія я не скоро дождусь, но быть-можетъ какой нибудь случай и доставить мнѣ его. Если я пріѣду къ вамъ, позвольте мнѣ привести съ собою моего друга Михаила Сергѣевича Гарденева, съ которымъ я неразлученъ. Онъ очень желаетъ познакомиться съ моимъ семействомъ, и я увѣренъ, понравится вамъ всѣмъ. Надѣясь на ваши милости, милая маменька, пребуду покорный и послушный вашъ сынъ
"Князь Василій Радомскій."
Всѣ глаза проглядѣла Наталья Андреевна, ожидаючи милаго сына Ночь и день прислушивалась она, не зазвенитъ ли вдали его колокольчикъ; все казалось ей, что вотъ сейчасъ онъ пріѣдетъ. И наконецъ насталъ день, когда увидала она сына. Сколько было при этомъ радости и слезъ и горестныхъ и сладкихъ воспоминаній.
Князь Василій пріѣхалъ не одинъ: съ нимъ былъ однополчанинъ его Михайло Сергѣевичъ Гарденевъ. Наталья Андреевна приняла очень ласково друга своего сына; княжнамъ показался онъ на первыхъ же порахъ человѣкомъ не только пріятнымъ, но я весьма замѣчательнымъ. Въ то время людямъ, хоть сколько-нибудь участвовавшимъ въ тѣхъ громадныхъ событіяхъ, въ которыхъ рѣшались судьбы столькихъ великихъ людей, столькихъ великихъ народовъ, было что поразказать. Мимо Гарденева не могли пройдти даромъ эти событія. И послѣ того какъ они уже совершились, онъ жилъ еще въ нихъ всею душою. Разказы его были полны жизни и увлекательности. Врожденный лиризмъ облекалъ ихъ въ прекрасныя формы: свободно и сильно текла его рѣчь; трудно было оторваться, не дослушавъ конца этихъ разказовъ. Съ особеннымъ удовольствіемъ слушали его княжны, но кромѣ прекраснаго дара разказывать, онъ обладалъ еще искусствомъ управлять разговоромъ, дѣлать его общимъ и занимательнымъ. Скоро Гарденевъ любезностію, умными разказами своими и добродушною веселостію умѣлъ снискать себѣ прочное расположеніе всего семейства Радомскихъ. Онъ даже успѣлъ обезоружить сатирическій духъ княжны Настасьи и, отвѣчая ей шуткой за шутку, никогда не задѣвать ея нетерпѣливаго самолюбія.
Прошло уже нѣсколько времени съ тѣхъ поръ, какъ Гарденевъ поселился въ донѣ Радомскихъ; всѣ члены семейства вполнѣ ознакомились съ нимъ; малѣйшая принужденность въ обращеніи давно исчезла между ними. Гарденевъ не скоро еще думалъ покинуть этотъ домъ, гдѣ онъ такъ хорошо пріютился. Кромѣ даннаго слова провести съ княземъ Василіемъ все время отпуска, онъ имѣлъ еще причину здѣсь оставаться: не подалеку отъ Зеленой Горы продавалось отличное имѣніе; князь Василій, желая имѣть сосѣдомъ своего друга, уговорилъ его пріобрѣсть эту деревню; но на устройство дѣла требовалось времени, и друзья положили не разставаться, пока оно не будетъ покончено. Между тѣмъ княжна Татьяна стала какъ-то особенно поглядывать на Гарденева; съ каждымъ днемъ она находила въ немъ новыя совершенства. И въ самомъ дѣлѣ не мудрено было, что Гарденевъ понравился молодой дѣвушкѣ. Но постараемся познакомить читателей нашихъ покороче съ нимъ.
Онъ имѣлъ самую счастливую наружность. Росту былъ онъ не большаго, но строенъ и ловокъ, и несмотря на живость движеній, умѣлъ всегда сохранять достоинство благовоспитаннаго человѣка. Быстрые темно сѣрые глаза, небольшой орлиный носъ и правильное очертаніе рта, вся физіономія его, полная жизни и добродушія, умная, выразительная, часто веселая и всегда подвижная, были замѣчены не одною женщиной, и этому-то вниманію больше, можетъ-быть, нежели всѣмъ своимъ дарованіямъ, онъ былъ обязанъ успѣхами въ обществѣ. Щедро и разнообразно надѣлила его природа дарами, которые могутъ высоко ставить человѣка. Глубоко впечатлительный ко всему доброму, истинмшу и прекрасному, онъ былъ способенъ вдругъ стряхнуть съ души своей весь тяжкій и ѣдкій прахъ ничтожной жизненной среды, въ которой вращался постоянно. Много вредило ему однако несчастное первоначальное воспитаніе, тѣ примѣры, которые онъ видѣлъ съ малыхъ лѣтъ, тѣ легкія связи въ высшемъ и низшемъ слояхъ общества, которымъ онъ такъ безпрепятственно могъ предаваться, не руководимый никѣмъ, не охраняемый твердыми понятіями о жизни, ея условіяхъ, требованіяхъ и обязанностяхъ, соблазняемый всѣми и повсюду. Онъ рано лишился отца: по смерти его онъ остался на рукахъ у матери, женщины, которая долго позорила разстроенную его семью, и оставила по себѣ самую печальную славу Гарденевъ былъ, однако, добрый сынъ, но почитать память ея онъ не могъ иначе, ни никогда не упоминая объ ней. Вообще о женщинахъ онъ имѣлъ понятіе не то, чтобы совсѣмъ дурное, однакожь нисколько не соотвѣтствующее высокому ихъ назначенію. Этому много способствовали его успѣхи въ свѣтѣ. Ему казалось, что умъ ихъ легокъ и шатокъ, что воля ихъ всегда своекорыстна и суетна, что понятій о жизни и долгѣ онѣ не могутъ имѣть, что цѣли ихъ дѣйствій мелки и ничтожны. Но случались нерѣдко минуты, когда невыносимо тяжелы становились для него такія мысли; онъ желалъ отбросить ихъ; онъ вспоминалъ тогда видѣніе, полное таинственной красоты, которое посѣщало его въ минуты вдохновенія, когда онъ облекалъ торжественными формами образы тѣснившіеся въ его воображеніи; то былъ зыбкій образъ женщины, весь сіяющій свѣтлою любовью и чистотою. Онъ помнилъ какъ отрадно было ему взирать очами души на этотъ свѣтлый образъ, и какая глубокая, непонятная грусть овладѣвала имъ, когда отлеталъ легкій призракъ. Было ли это какое-то смутное воспоминаніе младенчества, или неясное предчувствіе будущаго, или же просто созданіе взволнованнаго воображенія, онъ самъ не могъ отдать себѣ въ этомъ отчета и, можетъ-быть, самая неопредѣленность видѣнія придавала ему особенную прелесть. Надо при этомъ сказать, что Гарденевъ былъ поэтъ, и обладалъ несомнѣннымъ, замѣчательнымъ дарованіемъ; но странное дѣло! онъ почти пренебрегалъ своимъ талантомъ. Нисколько не тщеславный по характеру, стараясь всегда ничѣмъ не блистать передъ другими, даже какъ будто стыдясь своего превосходства надъ толпою, которое, какъ и смутно онъ самъ сознавалъ иногда, давала ему природа въ высокомъ дарѣ своемъ, онъ добивали всегда одного только, чтобы казаться небольше какъ свѣтскимъ человѣкомъ. Эту претензію раздѣлялъ въ послѣдствіи съ Гарденевылъ пріятель его, нашъ знаменитый Пушкинъ. Конечно все это происходило въ Гарденевѣнеизъ преувеличенной скромности, не изъ сомнѣнія въ самомъ себѣ, но отъ того только можетъ-быть, что жесткая рука нужды и страданій никогда не ставила его на путь тяжелаго труда и глубокихъ размышленій.
Свято храня въ глубинѣ своей поэтическій даръ, Гарденевъ однако мало писалъ, а разставаясь надолго съ своимъ идеаломъ, онъ опять становился добрымъ малымъ, хорошимъ товарищемъ, свѣтскимъ человѣкомъ, и только. Не прочь онъ былъ подчасъ раскупорить съ пріятелями бутылку шампанскаго, и при этомъ позабавить ихъ острымъ словцомъ, веселымъ, легкимъ разговоромъ. Но доступный для всѣхъ въ своемъ обществѣ, онъ не легко однако дружился, за то дружба его была на жизнь и на смерть. Онъ доказалъ это князю Василію въ одномъ непріятномъ дѣлѣ, которое тотъ навлекъ на себя по неопытности. Гарденевъ преданностію и самоотверженіемъ спасъ его отъ неминуемой бѣды, и князь Василій никогда не забывалъ его безкорыстной услуги.
Съ самыхъ раннихъ лѣтъ отдаленный изъ родительскаго дома, Гарденевъ не имѣлъ почти понятія о жизни семейной. И первые пришлось ему узнать ее въ домѣ Радомскихъ, и трогательное свиданіе матери съ сыномъ сильно подѣйствовало на него. Обжившись съ Радомскими, онъ совершенно примкнулъ къ ихъ домашнему кругу. Другой на его мѣстѣ, какъ онъ привыкшій къ шуму свѣта и военной жизни, нашелъ бы можетъ-быть слишкомъ однообразною и уединенною деревенскую жизнь Радомскихъ, но Гарденевъ не зналъ скуки, живое воображеніе создавало для него на каждомъ шагу безконечно новые предметы развлеченія. Благодаря своему хорошему тону и дружбѣ князя Василія, онъ скоро сдѣлался почти своимъ въ семьѣ княгини. Онъ никогда не имѣлъ сестеръ, и невинная короткость съ женщинами хорошаго круга нравилась ему какъ всявая новнэна^Сначала не ставилъ онъ никакой разницы между тремя сестрами, но скоро вниманіе его остановилось на молоденькомъ и свѣженькомъ личикѣ княжны Татьяны, бывшей тогда въ самой цвѣтущей порѣ. Въ какой восторгъ она пришла однажды, когда Михайло Сергѣевичъ вручилъ ей шутливые стихи, написанные въ честь ея! Не простымъ вниманіемъ объясняла она себѣ коротенькое и довольно незначащее посланіе; этотъ случай показался ей первысъ звеномъ той брачной цѣпи, которую она такъ охотно накинула бы на себя и на милаго поэта. Съ тѣхъ поръ она начала еще привѣтливѣе улыбаться ему, голосокъ ея защебеталъ еще слаще. Княжна Настасья какъ-то подмѣтила ея продѣлки, и, не чинясь, часто наединѣ подсмѣивалась надъ нею. Княжна Татьяна обидѣлась, и чуть было не измѣнила принятой на себя роли тихаго ангела, однако удержалась кстати.
Ей чрезвычайно хотѣлось поселить въ Гарденевѣ хорошее о себѣ мнѣніе, и она принялась ухаживать за дядею, который часто страдалъ отъ ранъ. Когда сильная боль не позволяла князю Валеріану оставлять покойныя кресла, Гарденевъ тотчасъ же отправлялся навѣстить его, и тутъ онъ почти всегда заставалъ меньшую Радомскую. Никому не уступала она принятой на себя обязанности ходить за больнымъ дядею, и довольно часто повторяла, что никто кромѣ нея не умѣетъ ему угодить.
Страннымъ однако казалось Гарденеву, что князь равнодушно, а иногда даже съ замѣтнымъ нетерпѣніемъ принималъ ея услуги. "Чтобы это значило, думалъ молодой человѣкъ, не понимавшій характера княжны Татьяны: князь, человѣкъ, кажется, очень добрый, не любитъ племянницы, которая такъ старается угодятъ ему?"
-- Скажите, князь, спросилъ онъ у него, возмущенный одною нетерпѣливою и почти грубою выходкой вольнаго, отказавшагося на отрѣзъ принимать изъ рукъ княжны Татьяны лѣкарство, -- скажите пожалуете, за что вы такъ огорчили своимъ отказомъ княжну Татьяну Александровну? Она ушла отсюда чуть не въ слезахъ.
-- Эхъ, батюшка! съ досадой отвѣчалъ ему князь:-- замучила она меня совсѣмъ этими лѣкарствами и услугами. Оставила бы лучше въ покоѣ; а то безпрестанно: дядюшка, извольте выкушать микстуру, дядюшка, не угодно ли компоту, дядюшка позвольте поправить подушку.
-- Да вѣдь все это дѣлаетъ она, любя васъ.
-- Знаю, что любя. Согласитесь однако, что безпрестанная такая навязчивость становится наконецъ истинною пыткой.
-- Какъ же, князь, немного насмѣшливо замѣтилъ Гардевевъ, -- вы всегда проповѣдуете терпѣніе, а сами сердитесь на тѣ, кто вамъ желалъ добра.
-- Да, да, вы правы, грустно отвѣчалъ пристыженный старикъ.-- Сознаюсь, я нетерпѣливый и несносный больной, и не стою расположенія людей мнѣ близкихъ; но такой уже ной скверный нравъ: никогда не умѣлъ я побѣждать моихъ дурныхъ наклонностей.
-- Что жь князь! сказалъ Гарденевъ, желая утѣшить его, -- тутъ не было еще большой бѣды, и маленькая вспыльчивость не есть порокъ.
-- Какъ вы это говорите, Михайло Сергѣевичъ! Обидѣть человѣка понапрасну всегда дурно, а въ мои лѣта совсѣмъ непростительно. Много виноватъ я передъ Таней; вотъ придетъ она ко мнѣ, я извинюсь передъ нею. А все это отъ того, что молодость мою я потратилъ на пустыя бредни, не думая объ усовершенствованіи и образованіи души своей.
-- Кто жь изъ насъ не разбросалъ по вѣтру хоть части своей жизни?
-- Бываютъ и такіе, что не растратили даровъ Божіихъ, хотя конечно рѣдки эти примѣры. Одинъ изъ нихъ у насъ передъ глазами: это племянница моя, княжна Анна.
Гарденевъ замѣчалъ уже не разъ, какое удовольствіе доставлялъ старику разговоръ про его любимицу. Словоохотливо разказывалъ князь Валеріянъ малѣйшія подробности о ея жизни съ тѣхъ поръ, какъ узналъ ее. Гарденевъ любилъ и уважалъ князя, и потому всегда внимательно выслушивалъ эти длинные разказы.
Пребываніе молодыхъ людей въ Зеленой Горѣ внесло много одушевленія въ семейный бытъ Радомскихъ. Оба друга были неприхотливы и веселы. Князь Василій вспомнилъ забавы прежнихъ лѣтъ, когда онъ еще жилъ съ матерью и сестрами. Не говоря никому ни слова, онъ выписалъ изъ города хорошенькій яликъ, нѣкоторыхъ изъ людей своихъ, имѣвшихъ прекрасные голоса, одѣлъ въ красныя рубашки, и въ одинъ ясный, лѣтній вечеръ, когда все уже было приготовлено, пригласилъ сестеръ и Гарденева идти съ нимъ къ рѣкѣ. Все общество было пріятно изумлено, увидавъ красивую лодку, причаленную къ берегу съ лавками, покрытыми коврами. Въ одинъ мигъ всѣ усѣлись въ лодкѣ, князь Василій сталъ у руля. Онъ предположилъ доѣхать до казеннаго селенія, расположеннаго верстахъ въ двухъ по рѣкѣ. Нужно было ѣхать противъ теченія, лодка медленно подвигалась. Крутые берега отражались въ неподвижной водѣ, то покрытые широкими листьями мать-и-мачихи и высокими, цвѣтущими травами и кустарниками, то обнаженные и разрытые водою. Гребцы затянули старинную, разбойничью пѣсню, далеко неслась она по рѣкѣ, мѣрно ударяли весла, крупныя брызги летѣли отъ нихъ. Небо было прозрачно и свѣтло, хотя солнце ухе скрылось. Тихо становилось въ природѣ, и тишь нисходила и душу. Веселый говоръ общества замолкалъ мало-по-малу.
Княжна Анна сидѣла немного поодаль, голова ея была покрыта большимъ вуалемъ изъ бѣлой дымки, она не носила шляпы; легкая ткань вилась около лица и спускалась съ плечъ, обвивая ея стройный станъ. Она придавала что-то воздушное фигурѣ княжны. Княжна Анна смотрѣла на воду, спокойно сложивъ руки; кроткая улыбка играла на ея устахъ. Гарденевъ взглянулъ на нее и удивился: никогда еще не представлялась она ему въ такомъ благопріятномъ свѣтѣ.
Княжна достигла уже тѣхъ лѣтъ, когда молодость готова отлетѣть, но бываютъ минуты въ этомъ переходномъ времени, когда красота женщины вспыхиваетъ особенно яркимъ пламенемъ. Такое время выдалось теперь для княжны Анны. Всѣ тонкія терты ея лица получили надлежащее развитіе и оконченность; и нимъ шла какъ нельзя болѣе матовая бѣлизна, лишь нерѣдка оживляемая нѣжнымъ румянцемъ. Всѣ движенія были мягки, плавны, благородны Отъ прежней свѣтской жизни у княжны осталась привычка одѣваться со вкусомъ и къ лицу, несмотря за простоту ея деревенскаго наряда.
Памятенъ этотъ вечеръ остался для Гарденева. Однако сначала онъ не хотѣлъ и не могъ вполнѣ довѣрять своему мимолетному увлеченію. Сужденія князя Валеріяна о княжнѣ казались ему тоже нѣсколько пристрастными. Воспитанный въ духѣ французской философіи прошлаго вѣка, онъ питалъ сильное предубѣжденіе противъ всѣхъ видовъ религіозности. Воображая себя отрѣшеннымъ отъ предразсудковъ, онъ забывалъ, что всякое мнѣніе, на слово принятое и не взвѣшенное, не переработанное собственнымъ разумомъ, и есть именно предразсудокъ. Поэтому на первый разъ княжна Анна показалась ему черезчуръ набожною и строгою къ самой себѣ. Но простота ея обращенія, терпимость гь чужому мнѣнію, совершенное отсутствіе тщеславія и суетности, и наконецъ чисто женская привѣтливость отвлекли его отъ несправедливаго мнѣнія, и послѣ нѣсколькихъ недѣль, проведенныхъ подъ одною кровлею, Гарденевъ долженъ былъ сорваться, что въ похвалахъ князя Валеріяна не было ни малѣйшаго преувеличенія. Гарденевъ сталъ искать сближенія съ княжной Анной; съ своей стороны и она находила много удовольствія въ его обществѣ. Постепенно, почти незамѣтно, дошли они до самыхъ дружескихъ, самыхъ откровенныхъ разговоровъ. Гарденеву захотѣлось заглянуть въ глубь этой чистой души; никогда женщина не занимала его такъ много своею нравственною стороною. Много поэтически-прекраснаго находилъ онъ въ настроеніи княжны, хотя не переставалъ еще почитать его слѣдствіемъ восторженнаго воображенія. Мало-по-малу все выше росла она въ понятіяхъ молодаго человѣка; онъ чувствовалъ даже, что въ ея присутствіи собственныя его мысли проясняются и облагораживаются и получаютъ высокій порывъ.
Никому изъ семейства не могла показаться предосудительною начинавшаяся между ними короткость. Князь Валеріянъ отъ души полюбившій Гарденева и жалѣвшій о его заблужденіяхъ, основывалъ даже на дружбѣ его съ княжною Анною надежды на его обращеніе. Княгинѣ очень естественнымъ казалось предпочтеніе, оказываемое ея старшей дочери: могло ли быть иначе, и не видала ли она и прежде, какъ люди самые замѣчательные заискивали ея знакомства?
Въ одномъ только изъ членовъ семейства эта короткость возбудила тайное и болѣзненное безпокойство. Княжна Татьяна, хотя и была почти увѣрена въ чувствахъ Гарденева, косо глядѣла на его дружескія отношенія къ сестрѣ: смутныя опасенія безпрестанно закрадывались въ ея душу. Иногда какъ будто нечаянно подходила она къ княжнѣ Аннѣ въ то самое время, когда разговоръ ея съ Гарденевымъ становился оживленнѣе, и вмѣшиваясь въ него, старалась привлечь вниманіе молодаго человѣка; иногда она совсѣмъ отвлекала сестру отъ разговора, вызывая ее подъ какимъ-нибудь ничтожнымъ предлогомъ. И какъ радовалась она каждый разъ, когда успѣвала помѣшать этимъ тяжелымъ почему-то для нея разговорамъ!
II.
Лѣто было уже на исходѣ, и, какъ бы желая оставить по себѣ добрую память, расточало всѣ свои богатства. Погода стояла прекрасная, жаль было сидѣть дома, и Радомскіе почти цѣлые дни проводили за воздухѣ.
Раскинутый на нѣсколькихъ десятинахъ, старинный садъ былъ такъ огроменъ, что не доставало рукъ содержать его въ должномъ порядкѣ. Въ самомъ концѣ находилась кленовая бесѣдка, устроенная еще дѣдомъ Натальи Андреевны; давно не касались этихъ старыхъ кленовъ ножницы садовника; за то природа, какъ бы и благодарность, что оставляютъ ее въ покоѣ, украсила это Кіото разнообразною и роскошною зеленью. Высокія деревья раскидывали во всѣ стороны свои широкія, крѣпкія вѣтви; кусты орѣшника, шиповникъ и дикая малина густо разрослись вокругъ бесѣдки и образовали живую непроходимую изгородь; полевой жасминъпріютился здѣсь въ тѣни, и далеко разливалъ чудный запахъ; пестрая семья птицъ, никѣмъ не тревожимая, любила игу маленькую пустыню, и оживляла ее своимъ разнообразнымъ чиликаньемъ.
Вотъ пріютъ, который часто избирала княжна Анна, когда, утомленная житейскимъ говоромъ, желала остаться наединѣ съ собою. Много добрыхъ мыслей выносила она отсюда, много отрады почерпала въ уединенныхъ прогулкахъ. Разъ вечеромъ, облокотившись на спинку садовой скамьи и глубоко задумавшись, сидѣла она въ своей любимой бесѣдкѣ, и слѣдила сквозь просвѣты деревъ за послѣдними лучами заходившаго солнца. Вдругъ чья-то рука раздвинула вѣтви.
-- Насилу-то нашелъ я васъ, княжна, раздался знакомый, веселый голосъ.
Княжна взглянула и увидѣла передъ собою Гарденева.
-- Я васъ искалъ по всему саду, продолжалъ онъ,-- и ужь не знаю, какъ попалъ сюда. Въ этомъ мѣстѣ еще никогда не бывалъ, хотя и по цѣлымъ днямъ брожу въ саду.
-- Да, отвѣчала княжна,-- кромѣ меня рѣдко кто сюда ходитъ. Этотъ уголокъ теперь совсѣмъ заброшенъ, и, мнѣ кажется, я и люблю его именно за то, что онъ представляетъ совершенную противоположность съ остальною частію сада, которая черезчуръ уже вычищена и выстрижена.
-- Правда ваша, эти правильные цвѣтники и стриженныя аллеи хоть кому наскучатъ. Нынче въ садахъ начинаютъ щадить природу, перестаютъ искажать ее, и хорошо дѣлаютъ. Посмотрите на эти густыя вѣтви, не въ тысячу ли разъ онѣ лучше, когда не острижены немилосердо ножницами? Вотъ взобрался на дерево ползучій хмѣль,-- скажите, кому удастся такъ изящно развѣсить его по сучьямъ?
-- А для меня это мѣсто особенно дорого. Съ нимъ связано множество воспоминаній моей молодости. Здѣсь въ бесѣдкѣ приготовляли намъ полдникъ, когда мои меньшія сестры отличать къ классѣ. Не повѣрите, какъ высоко цѣнили они эту награду! Вонъ тамъ, на этой лужайкѣ, были выстроены качели. Я помню разъ,-- ахъ, какъ это было ужасно!-- братъ Василій сорвался съ нихъ, упалъ и ушибся очень больно. Гораздо позже, когда дѣти уже выросли, мы съ сестрой Криницыной, она была еще не замужемъ, приходили иногда сюда съ работой и книгами: одна изъ насъ читала, другая работала. Много прекрасныхъ минутъ провела я тогда съ нею, прибавила княжна, вздохнувъ немного.
-- Но всѣ ваши воспоминанія, княжна, касаются больше другихъ, чѣмъ васъ самихъ. Неужели нѣтъ у васъ болѣе личныхъ, болѣе задушевныхъ? Простите моей нескромности, но неужели вы, съ вашею нѣжной душою, никогда никого не любили?
-- О! безъ сомнѣнія, я много и нѣжно любила, можетъ-быть даже болѣе, чѣмъ бы слѣдовало, потому что, увлекаясь привязанностію къ однимъ, я бывала съ другими слишкомъ холодна. Только конечно, продолжала она съ добродушною улыбкой,-- моя любовь не была та, на какую вы, кажется, намекаете.
Взоръ княжны, обращенный на Гарденева, былъ такъ прямъ и спокоенъ, что усомниться въ справедливости ея словъ было невозможно.
-- Еще разъ прошу васъ извинить меня, началъ опять Гарденевъ,-- но право мнѣ кажется, вы должны иногда пожалѣть, что такъ даромъ прошла для васъ лучшая пора жизни, что никогда вы не жили для себя, и не узнали счастія взаимной любви. Какое однообразное, безцвѣтное существованіе для женщины, какъ вы, одаренной любящею душою! Быть вѣчно запертою въ одномъ тѣсномъ кругу, и никогда, даже мыслію, не выходить изъ него! Неужели хоть изрѣдка не приходило вамъ желаніе жить иною жизнію, жизнію семейною?
-- Съ самаго дѣтства сердце мое было такъ занято, что я почти не находила времени думать о привязанностяхъ внѣ семьи моей, и признаюсь вамъ? когда я сдѣлалась взрослою дѣвушкой, всякій намекъ на замужество скорѣе пугалъ меня, чѣмъ заставлялъ мечтать о перемѣнѣ.
-- Время не прошло, сказалъ Гарденевъ, съ возрастающимъ чувствомъ,-- вы еще можете быть счастливою супругой и матерью.
-- Нѣтъ, поздно, задумчиво отвѣчала княжна Анна,-- да и нельзя мнѣ оставить маменьку, она ко мнѣ привыкла, и я ей нужна. Притомъ же, продолжала она, съ видомъ больше веселымъ,-- дѣти сестры Александры тоже мои дѣти, я ихъ обоихъ заочно крестила. Она собирается привезти ихъ сюда, и вы не можете себѣ представитъ, отъ сшить нетерпѣніемъ я ожидаю ихъ. Можетъ-быть вы думаете, что жизнь моя прошла безъ сильныхъ ощущеній? Едва ли самая страстная невѣста такъ жаждала видѣть любимаго жениха, какъ я этихъ крошекъ и мать ихъ.
-- Вы, кажется, очень дружны съ вашею замужнею сестрой?
-- Очень.... Можетъ-быть я въ этомъ и не совсѣмъ права, но я любила ее больше, чѣмъ другихъ сестеръ. Она выросла почти на моихъ рукахъ; маленькая спала въ моей комнатѣ, взрослая -- выѣзжала со мною. До самаго замужества, мы были не разлучны. Признаюсь вамъ, разлука съ нею долго была для меня чрезвычайно тягостна. Еслибъ вы звали какъ въ Сашѣ много добраго, какая она хорошая жена, какъ уважаютъ ее всѣ!
-- Часто переписываетесь вы съ сестрицей?
-- Часто; однако не такъ, какъ бы мнѣ хотѣлось. Я боюсь слишкомъ частою и мелочною перепискою отвлечь ее отъ болѣе важныхъ занятій. Она теперь жена, мать, хозяйка; нельзя же мнѣ требовать, чтобъ она забывала для меня свои обязанности. Поэтому она пишетъ къ намъ обыкновенно довольно коротко, и для того только, чтобы мы не могли тревожиться ея молчаніемъ.
-- У васъ впереди всего долгъ. Какъ могли вы, поступая всегда по разсудку, не изсушить своего сердца?
-- По разсудку, говорите вы? Нѣтъ, вы ошибаетесь,-- рѣдко жила я разсудкомъ. Къ несчастію, я слишкомъ часто увлекалась чувствомъ и себялюбіемъ.
-- Вы себялюбивы, вы, которая всю жизнь свою провели для другихъ?
-- Но развѣ вы думаете, что я первая не нахожу въ томъ наслажденія? Вглядитесь въ нашъ бытъ: я окружена любовью, попеченіями, уваженіемъ, которыхъ можетъ-быть не стою. Мать, дядя, братья, сестры, всѣ наперерывъ стараются доказать мнѣ свою любовь, и я была бы слишкомъ несправедлива, еслибы не довольствовалась вполнѣ своею участью.
Гарденевъ на минуту опустилъ голову. Какая-то быстрая мысль промелкнула въ душѣ его.
-- О чемъ вы такъ задумались, Михайло Сергѣевичъ? опросила княжна.
-- Я думалъ, чтобы дойдти до такого спокойнаго, строгаго взгляда на жизнь, надо было вамъ много передумать и перестрадать?
-- У кого не было своего горя, Михайло Сергѣевичъ? Но нужно благодарить Бога и за то, что никогда не посылаетъ онъ страданія свыше силъ нашихъ.
-- Страданія, горе житейское!... Но зачѣмъ судьба посылаетъ ихъ намъ? жизнь и такъ коротка, а сколько бѣдъ я случайностей являются на каждомъ шагу, чтобъ отравить эти немногіе дни, данные намъ судьбою!
-- Ахъ, Михайло Сергѣевичъ, не тогда ли, какъ жизнь перестаетъ намъ улыбаться, начинаетъ и чувствовать себя безсмертный духъ вашъ!
-- Грустныя мысли, княжна!
-- Почему же? не должны ли мы ожидать лучшей будущности?
-- Удивляюсь вамъ, какъ вы, женщина, можете такъ равнодушно говорить о такомъ страшномъ предметѣ, какъ смерть?.. Нѣтъ! я мущина, видалъ смерть много разъ лицомъ къ лицу на полѣ битвы и привыкъ къ этому зрѣлищу, но мысль о ней, отвлеченная и холодная, ужасаетъ меня... Я живу, мысль моя, воя душа моя, живетъ и дѣйствуетъ, и вдругъ всему конецъ! Какъ низкій воръ подкрадывается смерть и уноситъ мою жизнь, это высшее, лучшее благо. Безпощадна она, и нѣтъ отъ ней защиты... И какая страшная, таинственная, глубокая бездна лежитъ между такимъ свѣтлымъ явленіемъ, какова жизнь, и этою мрачною тайною, называемою смертью!... Что жъ будетъ тома?.. Въ какихъ формахъ ожидаетъ насъ вѣчность?... Что воли душа моя, лишь только жизнь покинетъ мое тѣло, на вѣкъ погрузится въ сонъ безпробудный, безъ видѣній, безъ сознанія, въ мракъ вѣчнаго ничтожества?...
Въ тоскливомъ раздумьѣ глядѣла княжна Анна на своего собесѣдника. Мысли быстро загорѣлись въ ея головѣ. "Бѣдный, думала она, какъ чужда для него свѣтлая мысль о спасеніи! въ чемъ же найдетъ онъ опору для жизни? Для него, за предѣлами гроба, не существуетъ блаженной надежды возрожденія. Какъ же тягостно будетъ ему бремя жизни безъ этой надежды!
Въ свою очередь Гарденевъ спросилъ ее, о чемъ она думаетъ
-- Я жалѣла о васъ, Михайло Сергѣевичъ.
-- Что жь дѣлать, княжна? Мнѣ самому иной разъ очень тяжело оттого, что не могу слѣпо вѣрить во все, какъ вѣрили наши простые, необразованные, и можетъ-быть очень счастливые предки. Къ несчастію нашъ вѣкъ не таковъ, мы не довольствуемся словами; давайте намъ положительныя доказательства, а гдѣ ихъ взять? Нѣтъ, я не могу самъ себя сознательно обманывать.
-- О Боже мой, неужели нашъ вѣкъ такъ слѣпъ, что отвергаетъ весь духовный, великій трудъ сознанія человѣчества, отвергаетъ то, что доказываетъ и безконечное пространство небесное, и малѣйшая былинка на нашей землѣ! Эта жизнь вездѣ-разлитая, эта разумность и непреложность явленій ея могутъ ли быть случайны и неразумны по своему началу? А въ человѣкѣ эта высокая и божественная способность уразумѣвать мало-по-малу, эта необъятная жажда совершенствованія неужели намъ не говорятъ, ни о чемъ не свидѣтельствуютъ! И гдѣ хе достигнетъ душа человѣческая недосягаемаго здѣсь совершенства, какъ не въ будущей жизни?... Боже мой, какъ осмѣлиться думать, что жизнь, этотъ даръ свѣтлый и высокій, существуетъ не вѣчно, существуетъ только для смерти? Какъ осмѣлиться думать, что разумъ человѣческій дань человѣку безплодно или для того, чтобъ эта святая искра горѣла въ немъ напрасно, только малое время, а потомъ навѣкъ угасала!...
Увлеченіе, съ какимъ говорила княжна, ея прекрасные глаза, горѣвшіе огнемъ вдохновенія, ея мелодическій, тихій и глубоко-задушевный голосъ, взволновали душу Гарденева. Онъ не чувствовалъ себя убѣжденнымъ, но сознавалъ, что противорѣчить ей нѣтъ уже силъ у него. Онъ молчалъ, поникнувъ головою, и княжна молчала; погруженная въ глубокую задумчивость, она какъ будто забыла своего собесѣдника.
А между тѣмъ холодная роса падала на землю; въ бесѣдкѣ становилось сыро; ночныя тѣни ложились на всѣ предметы густо и тяжело. Гарденевъ оглянулся вокругъ, и замѣтивъ, что уже поздно, почти обрадовался. Подъ этимъ предлогомъ ему можно прекратить трудный разговоръ. Вставъ со скамьи, онъ помогъ княжнѣ закутаться шалью, и вмѣстѣ съ нею отправился къ дону. Молча шли они оба другъ возлѣ друга по темнымъ аллеямъ густаго сада.
Вдохновеніе, съ которымъ княжна за минуту передъ симъ говорила съ Гарденевымъ, начинало охладѣвать; она удивилась самой себѣ, что почти невольно высказала человѣку постороннему свои самыя задушевныя, священныя для нея мысли. Скромная отъ природы, она ни съ кѣмъ, кромѣ развѣ самыхъ близкихъ родныхъ, не вдавалась въ такія разсужденія. Эта неосмотрительность нѣсколько смутила ее; привыкши строго наблюдать за собою, она спрашивала самою себя, что побудило ее къ такой откровенности? но кромѣ самыхъ чистыхъ побужденій, она ничего не открыла душѣ своей.
III.
Благодаря присутствію Гарденева, княжна Татьяна начинала мириться съ деревенскою жизнію; она очень повеселѣла, а одинъ пріятный, неожиданный случай еще больше способствовалъ хорошему расположенію ея духа.
Верстахъ въ тридцати или сорока отъ Зеленой Горы жилъ богатый помѣщикъ Малюковъ. Семейство его состояло изъ женатаго сына, невѣстки, двухъ взрослыхъ дочерей и полдюжины внучатъ; два меньшіе сына его еще находились на службѣ. Малюковы давно были знакомы съ Радомскими, но рѣдко видались по причинѣ дальняго разстоянія.
Глава семейства, отставной генералъ екатерининскихъ временъ, былъ большой хлѣбосолъ и любилъ доставлять удовольствіе дочерямъ своимъ, хотя по преклонности лѣтъ довольно рѣдко ѣздилъ съ ними въ столицу. Старшій сынъ его имѣлъ великолѣпную охоту; осенью собиралась къ нему вся сосѣдняя молодежь и многіе старики, и всѣ вмѣстѣ отправлялись въ отъѣзжее поле. Для гостей, предпочитавшихъ тревогамъ псовой охоты болѣе мирныя занятія, въ домѣ Малюковыхъ были и другія развлеченія: довольно порядочный оркестръ, составленный изъ крѣпостныхъ людей, хоръ пѣвчихъ, разныя карусели, кегли, деревянныя горы, качели и еще Богъ знаетъ какія диковинки. Но всего болѣе нравились молодымъ посѣтителямъ Малюковыхъ довольно часто устроиваемые домашніе спектакли. Тутъ во всемъ блескѣ могли выказываться уѣздные драматическіе таланты.
На радости, что на дняхъ пріѣдутъ въ отпускъ меньшіе сыновья, старый генералъ затѣялъ такой пиръ, какого не запомнитъ весь округъ. Гости были званы и на обѣдъ, по случаю именинъ одного изъ членовъ семейства, и на балъ и на фейерверкъ, и на большую травлю не соструненнаго, бывшаго еще на свободѣ волка, котораго охотники узрили въ лѣсу, а въ заключеніе всего на театръ и маскарадъ. Такимъ образомъ сосѣдямъ приходилось провести нѣсколько дней у гостепріимнаго хозяина.
Такъ какъ семейство княгини Радомской считалось изъ первыхъ во всемъ у ѣздѣ, то генералъ и нашелъ необходимымъ отправиться къ ней самому съ приглашеніемъ,-- почетъ, который онъ оказывалъ весьма немногимъ. Съ нимъ была одна изъ дочерей его, почти ровесница княжнѣ Татьянѣ. Онѣ очень скоро подружились, и Малюкова упрашивала Таню принять роль въ комедіи Коцебу. Въ это время нѣмецкая драматическая литература была у насъ въ большомъ ходу, мѣщанскія слезливыя драмы приводили въ восторгь зрителей. На долю княжны Татьяны выпала роль, лучше которой она и сама бы не придумала; то была роль нѣмецкой поселянки, простодушной, чувствительной, невинной, несравненной по всѣмъ своимъ качествамъ, такой, однимъ словомъ, какая могла быть взлелѣяна однимъ только нѣмецкимъ воображеніемъ. Княжна Татьяна едва могла скрыть свою радость, когда Малюкова говорила объ этой удивительной роли, но она притворилась, что изъ одного уваженія къ новой пріятельницѣ принимаетъ ея предложеніе, и то лишь въ такомъ случаѣ, если мать ея одобритъ. Такова была Таня: никогда не любила она прямо и правдиво высказаться.
Генералъ звалъ Радомскихъ по старинѣ, то-есть, какъ онъ выражался, весь домъ опричь хоромъ. Гарденевъ не былъ выключенъ изъ числа приглашенныхъ. Малюковъ даже завербовалъ его въ свою труппу. Отговариваться Гарденеву было невозможно. Князь Василій тотчасъ выдалъ его, объявивъ генералу, что онъ уже иного разъ игралъ на домашнихъ театрахъ и всегда съ большимъ успѣхомъ. Случай ли то былъ, или такъ захотѣлось распорядителю, но Михайло Сергѣевичъ долженъ былъ представлять жениха княжны Татьяны. Какое пріятное сближеніе для этой молодой дѣвушки! Сверхъ того Гарденевъ. какъ болѣе опытный въ театральномъ искусствѣ, испросилъ у княжны Татьяны позволеніе подать ей нѣсколько совѣтовъ на счетъ ея игры. Ему не хотѣлось, чтобы сестра его друга играла хуже другихъ. Разумѣется, предложеніе его было принято съ восторгомъ.
Князь Василій, не обладавшій большимъ сценическимъ талантомъ, согласился однако взять маленькую роль.
Рѣшено было, чтобы княжны Анна и Татьяна вмѣстѣ съ Гаргеневымъ и княземъ Васильемъ ѣхали къ Малюковымъ заранѣе на репетиціи, которыя должны были происходить каждый день; княгиня же, не желавшая надолго оставлять дома, обѣщала пріѣхать съ княземъ Валеріаномъ наканунѣ представленія. Что касается до княжны Настасьи, то она, питая глубокое презрѣніе ко всякимъ провинціальнымъ увеселеніямъ, наотрѣзъ отказалась ѣхать къ Малюковымъ.
Теперь княжна Татьяна имѣла случай чаще прежняго видѣться съ Гарденевымъ и быть съ нимъ короче. Однажды, когда они считывались по одной книгѣ, и головы ихъ очень близко были другъ отъ друга, князь Василій улыбнулся, глядя на нихъ, и, подмигнувъ княжнѣ Аннѣ, шепнулъ ей:
-- Вотъ посмотри, какъ бы послѣ театра не затѣялся у насъ пиръ другаго рода.
Княжна ничего не отвѣчала, она поняла предположеніе брата, но оно не обрадовало ея; напротивъ, она чувствовала, что Татьяна и Гарденевъ не созданы другъ для друга. Несмотря на безконечную доброту свою, она проникла характеръ Тани, и не могла ей сочувствовать.
На слѣдующее утро, княжна Анна сидѣла передъ зеркаломъ, Дуняша разчесывала ея длинную косу. Съ нѣкоторыхъ поръ, какъ бы угадывая тайное желаніе госпожи своей, она съ особеннымъ стараніемъ убирала ее. Княжна была задумчива, ей все слышались вчерашнія слова брата. Что жь? Ей ли разстроивать свадьбу сестры? А между тѣмъ, честно ли будетъ допустить дѣло, которое для обѣихъ сторонъ грозитъ несчастіемъ?
Тутъ вошла Таня. Княжна Анна немного смутилась; ей совѣстно стало, что она дозволила себѣ такъ строго судить сестру. Таня начала болтать о томъ, о семъ, хвалила косу княжны Анны, и была очень любезна и вкрадчива. Видно было, что ей чего-то хотѣлось.
-- Скажи, наконецъ, молвила княжна Анна, перебивая пустую рѣчь сестры,-- что тебѣ нужно? По глазамъ вижу, что ты пришла что-нибудь выпросить.
Таня пріятно улыбнулась, но и тутъ не отвѣтила напрямикъ.
-- Настенька отказала мнѣ въ своей пуховой шляпкѣ, сказала она;-- говоритъ, я испорчу ее, накалывая ленты, а безъ нея мнѣ никакъ нельзя быть на театрѣ.
-- Возьми мою.
-- Благодарю тебя. А корсетикъ, не потрудишься ли ты его сшить? Ты на все такая мастерица!
Княжна Анна обѣщала. Она всегда готова была сдѣлать всякое снисхожденіе Татьянѣ, хотя признаться не съ такимъ искреннимъ удовольствіемъ, какъ бывало для Сашеньки. Обѣ сестры разговорились о праздникѣ.
-- Вотъ, Таня, между прочимъ сказала старшая сестра,-- ты все скучала о Москвѣ. Посмотри, сколько удовольствій тебѣ предстоитъ и въ деревнѣ!
-- Великая важность, довольно рѣзко отвѣтила Таня (она не всегда считала за нужное притворяться при сестрѣ, не такъ какъ при другихъ),-- великая важность! Нѣсколько какихъ-нибудь дней! А сколько сидѣла я взаперти? Ужь моему счастію никто не позавидуетъ.
Княжнѣ Аннѣ вовсе не хотѣлось огорчить ее; она старалась успокоить Таню, во Таня не такъ-то скоро забывала даже неумышленную обиду.
Дуняша принесла показать княжнѣ Аннѣ головной уборъ, приготовленный для праздника. Татьяна подхватила его, и тотчасъ стала примѣрять передъ зеркаломъ.
-- Ахъ, какъ мило, какъ безподобно! твердила она, вертясь во всѣ стороны.-- Какъ жаль, что молодыя дѣвушки не могутъ носить такихъ уборовъ!
-- А что, вдругъ спросила, она обратившись къ сестрѣ,-- сядешь ты у Малюковыхъ играть въ карты?
-- Ты знаешь, что я никогда не играю.
-- Не худо бы однако начать. Что тебѣ дѣлать въ обществѣ безъ картъ? Не возможно вѣкъ свой любезничать и ставить себя наряду съ молодыми.
Княжна Анна поняла, что сестрѣ хотѣлось уколоть ее. Какъ ни мало было въ ней тщеславія, ей все-таки показалось несправедливымъ, что ее желаютъ какъ бы удалить изъ живаго общества и обречь на занятіе, которое она не любила и находила почти безсмысленнымъ. А Татьяна была себѣ на умѣ. Она думала: "Вѣдь сестра не совсѣмъ дурна,-- и какое для нея счастье!-- загаръ ни какъ не беретъ ее, а какъ принарядится, пожалуй будетъ еще лучше. Кто знаетъ, какъ бы не занялся ею Гарденевъ, мущины такъ странны!"
Довольная однако злымъ урокомъ, даннымъ сестрѣ, она не продолжала своихъ нападокъ, ей нужно было еще кое-что выпросить. Разбирая разныя вещи, она замѣтила маленькую книжку въ щегольскомъ переплетѣ.
-- Это что такое? спросила она, любопытно развертывая книжку.-- Боже мой, повѣсти, разказы, стихи! А, вотъ и стихи Гарденева... Недурны, но хуже чѣмъ тѣ, которые онъ написалъ для меня. Я думала, что ты любишь одни только серіозныя книги. Откуда взялся у тебя этотъ альманахъ?
-- Мнѣ подарилъ его Гарденевъ, довольно не охотно отвѣчала княжна Анна.
-- Вотъ какъ! сказала Татьяна, и пристально посмотрѣла ей въ глаза.
Потомъ, какъ ни въ чекъ не бывало, стала перелистывать книгу.
-- Какія хорошенькія картинки! и повѣсти должны быть презанимательныя. Знаешь ли что? Гарденеву должно быть все равно у тебя ли, у меня ли его книжка. На что она тебѣ? Подари мнѣ ее лучше.
-- Ни за что! съ жаромъ отвѣчала княжна Анна и протянула руку.
Княжна Татьяна усмѣхнулась и положила книгу на столъ.
-- Боже, какъ ты вступилась! На, матушка, твое сокровище, мнѣ оно не надобно, береги его у сердца.
Княжна Анна была въ большомъ волненіи. Отчего это происходило? Она сана хорошенько не понимала. Какое-то странное, неиспытанное чувство запало ей въ душу.
"Что со мною? подумала она.-- Неужели... о Боже... нѣтъ... этого не можетъ быть..."
-- Таня, Таня, крикнула она съ испугомъ.-- Ты забыла... бери все! возьми тоже и книжку!
Татьяна вернулась, она никакъ не могла понять внезапнаго испуга сестры.
Черезъ нѣсколько дней передовое общество отправилось къ Малюковымъ, начались репетиціи.
Подъ двойнымъ вліяніемъ наставленій Гарденева и собственнаго оживленія, княжна Татіяна отлично играла на репетиціяхъ; рукоплесканія немногихъ допускаемыхъ зрителей еще болѣе ободряли ее, и она разсчитывала на огромный успѣхъ.
Между тѣмъ какъ актеры заняты были единственно своимъ дѣломъ, записные охотники тоже не теряли времени: два волка, нѣсколько лисицъ и несмѣтное множество зайцевъ сдѣлались ихъ добычею. Обыкновенно, взявъ поле, охотники возвращались домой измученные, но предовольные. Чтобы не безпокоить дамъ, они собирались на половинѣ своего коновода Малюкова. Къ нимъ присоединялись иногда и прочіе молодые люди, не участвовавшіе въ охотѣ. Хвастливые охотничьи разказы сильно забавляли этихъ послѣднихъ, а вмѣстѣ и возбуждали въ нихъ желаніе посмотрѣть вблизи на эту забаву. Разъ князь Василій и Гарденевъ совсѣмъ соблазнились охотничьими подвигами, и захотѣли въ нихъ участвовать. За-успѣхъ спектакля бояться было нечего, нѣсколько совершенно удачныхъ репетицій обѣщали, что онъ пойдетъ хорошо.
Это было за два дня до представленія. Съ зарею наши наши охотники были уже на коняхъ; слуги въ прекрасныхъ охотничьихъ платьяхъ, держа на сворахъ красивыхъ борзыхъ и гончихъ ожидали призыва; доѣзжачій, снявъ фуражку, стоялъ у стремени молодаго барина и выслушивалъ его приказанія; нетерпѣливыя собаки завывали на разные голоса; вдругъ раздался рѣзкій звукъ охотничьяго рога, и всѣ -- люди, лошади и собаки -- поскакали со двора шумною ватагою. Многія дамы рано проснулась, чтобы посмотрѣть на отъѣздъ охотниковъ; въ числѣ ихъ была и княжна Татьяна. Стоя у окна, она долго провожала кого-то нѣжными взорами.
Несмотря на сумрачную осеннюю погоду, день для всѣхъ пропилъ и скоро и весело. Записные охотники остались предовольны рѣзвостью и другими высокими качествами своихъ псовъ; каждый хвасталъ подвигами любимой собаки и собственною распорядительностью. Холодная закуска подъ открытымъ небомъ замѣнявшая завтракъ и обѣдъ, подкрѣпила силы охотниковъ. Для нашихъ пріятелей Гарденева и Радомскаго, въ первый разъ въ жизни присутствовавшихъ на большой охотѣ, она не лишена была особенной занимательности. Князь Василій отъ души забавлялся потѣшными, шумливыми спорами охотниковъ и тою важностью, которую они старались придать своему дѣлу, ихъ усиліями перещеголять другъ друга. Нѣсколько разъ долженъ онъ былъ удерживать смѣхъ. Совсѣмъ иначе подѣйствовала охота на Гарденева. Когда всѣ выѣхали на широкую равнину, пересѣченную мелкимъ кустарникомъ и живописными рощицами, когда съ дикою отвагой, пріударивъ коней и пригнувшись къ самой ихъ шеѣ, охотники, забывъ все на свѣтѣ и даже самую опасность, кинулись впередъ; когда красивыя собаки, такія же страстныя какъ и хозяева, (бросились въ погоню за звѣремъ, когда звукъ роговъ, крикъ людей и лай собакъ огласили окрестность, что-то дивное пронеслось въ душѣ молодаго человѣка. Въ Гарденевѣ закипѣла буйная удаль, онъ понялъ разгулъ жизни и на мгновеніе весь предался ему. Пристегнувъ нагайкой коня, и давъ ему волю, онъ поскакалъ самъ не зная куда, черезъ пни и кочки, безпрестанно цѣпляясь за низкіе сучья кустарниковъ, жадно впивая полною грудью сырой, осенній воздухъ. Долго мчалъ добрый конь, разметавъ по воздуху хвостъ и гриву, храпя и брызгая жидкою грязью изъ-подъ копытъ; наконецъ, измученный, сталъ какъ вкопаный на мѣстѣ, и Гарденевъ, опомнившись, очутился одинехонекъ на другомъ краю лѣсной опушки. Здѣсь лишь изрѣдка долетали до него едва слышные звуки охоты. Онъ сошелъ съ лошади и оперся на сѣдло рукою; тѣло его утомилось, но дуть быть бодръ; мысли порывисто налетали на его душу. Подъ тихимъ шелестомъ лѣса, все разнообразнѣе и причудливѣе становились думы поэта. Нечаянное уединеніе, послѣ шумнаго сборища, несказанно было по душѣ ему въ эту минуту, враждебно взглянулъ бы онъ тогда на всякаго, кто пришелъ бы его потревожить.
Мало-по-малу жгучія ощущенія охоты стали смѣняться въ умѣ его иными образами. И вдругъ предстало предъ нимъ то странное видѣніе, которое посѣщало его въ минуты вдохновеннаго, поэтическаго труда. Голова пылала, сердце сильно и тревожно билось, и вся душа стремилась навстрѣчу дивному видѣнію. Скоро прежнія неясныя черты призрака стали опредѣляться, и блѣдный образъ княжны Анны Радомской, весь озаренный свѣтлыми лучами, какъ будто льющимися изъ ея прекрасныхъ, кроткихъ очей, напечатлѣлся живыми очертаніями въ воображеніи Гарленева.
Но быстро пронесся легкій и свѣтлый призракъ. Гарденевъ стоялъ изумленный, пораженный не видѣніемъ, но тѣми формами, въ которыхъ явилось оно.
Съ ума что ли я сошелъ? сталъ разсуждать онъ съ нѣкоторою досадою,-- мечтать о женщинѣ, съ которой ничего общаго у меня нѣтъ... да развѣ она хороша? Ни правильности въ чертахъ, ни свѣжести! Однако отчего это мое старое, доброе видѣніе не явилось мнѣ съ чертами Татьяны? Вѣдь она гораздо м" ложе и лучше княжны Анны?.."
Скоро изумленіе и какая ко досада, возбужденныя въ молодомъ человѣкѣ неожиданностію явленія, исчезли; онъ сталъ спокойнѣе думать мысли его понеслись плавными и свѣтлыми струями, лучи вѣчной правды отразились въ его задушевныхъ размышленіяхъ.
"Но Боже мой! продолжалъ думать Гарденевъ, какая душа у княжны Анны! Да эта душа дивно-прекрасна, младенчески чиста и кротка. Какъ смогла она сохранить ее такою, не охладѣть въ высокой любви ко всему доброму и прекрасному?.."
Долго мечталъ онъ такимъ образомъ, слѣдя безсознательнымъ взоромъ за кружившимися въ воздухѣ красными листьями осины да за полетомъ какой нибудь птицы. День замѣтно клонился къ вечеру; туманъ сталъ клубиться межь деревьями, обхватывая нѣкоторыя части лѣса густою мглою. Сообразивъ, что теперь нельзя поспѣть во время на сборное мѣсто охотниковъ, Гарденевъ рѣшился ѣхать прямо домой. Онъ сѣлъ на лошадь, спокойно щипавшую передъ тѣмъ пожелтѣлую траву, и пустился на удачу по первой попавшейся дорожкѣ. Она вывела его къ небольшой деревушкѣ, въ совершенно-противоположной сторонѣ отъ его цѣли. Взявъ оттуда проводника, Михайло Сергѣевичъ попалъ наконецъ на настоящую дорогу и поздно ночью добрался до дому. Всѣ давно уже спали; Гарденевъ воротился домой, усталый, иззябшій.
На утро всѣ обступили его съ разспросами, гдѣ онъ пропадалъ? Гарденевъ старался отдѣлаться шутками; онъ перенесъ всѣ возможныя предположенія, и конечно не выдалъ тайны души своей.
Встрѣтившись съ княземъ Василіемъ, онъ очень удивился, когда узналъ отъ него, что княжна Анна воротилась домой. Причиной ея внезапнаго отъѣзда была записка княжны Настасьи, въ которой она писала сестрѣ, что съ княземъ Валеріяномъ случился сильный припадокъ его обыкновенной болѣзни, что мать ихъ въ большомъ безпокойствѣ, и что сама она не знаетъ какъ приступиться къ больному, не привыкшему къ ея попеченіямъ. Княжна Анна тотчасъ приказала закладывать карету, между тѣмъ какъ сестра ея разахалась и не знала какъ быть и что дѣлать? Завтра театръ, а ей приходится отъ него отказаться, тогда какъ все готово, и крестьянскій нарядъ ей такъ къ лицу. Но на выручку къ ней подоспѣли хозяйки дома, и самъ старикъ Малюковъ; они всѣ вмѣстѣ стали уговаривать ее остаться, и представляли ей, что безъ нея не состоится спектакль; съ убѣжденіями и просьбами обступили они тоже и княжну Анну. Невѣстка Малюкова вызвалась сама проводить княжну Татьяну къ матери по окончаніи праздника, а генералъ объявилъ, что онъ на колѣнахъ будетъ просить у княгини прощенія за удержаніе ея дочери. Княжна Анна молчала,-- но княжна Татьяна, увидавъ, что нечего надѣяться на сестру, сказала наконецъ послѣ нѣсколькихъ отговорокъ, что какъ она ни огорчена болѣзнію дяди, однако не желаетъ разстроить удовольствія цѣлаго общества, и рѣшается пожертвовать собою. Это благоразумное по видимому рѣшеніе не всѣмъ одинаково понравилось; правда, хозяева очень живо благодарили княжну, по нѣкоторые изъ гостей тихонько надъ нею посмѣивались; а князь Василій не скрылъ отъ Гарденева. что очень недоволенъ поступкомъ сестры, тѣмъ больше, что ему самому пришлось совсѣмъ противъ воли остаться съ нею. Въ первую минуту негодованія, онъ даже хотѣлъ было уѣхать, и оставятъ ее одну, но Михайло Сергѣевичъ, который внутренно раздѣлялъ его имѣніе, уговоривъ его не дѣвать такой обиды сестрѣ.
Когда Гардевевъ, съ прочими молодыми людьми, вошелъ въ гостиную, онъ засталъ тамъ княжну Татьяну, отъ души хохотавшую какому-то забавному разказу. Но увидя его, она тотчасъ перестала смѣяться, и даже приняла на себя печальный и задумчивый видъ. Гарденевъ легко замѣтилъ эту комедію.
-- Я слышалъ, что вашъ дядюшка опасно занемогъ, сказавъ онъ, садясь возлѣ нея.
-- О нѣтъ, совсѣмъ не опасно, быстро возразила она,-- эти припадки бываютъ съ нимъ очень часто, и никого не безпокоятъ. Не знаю, зачѣмъ Настенькѣ вздумалось потревожить насъ. Впрочемъ она звала одну только княжну Анну.
-- Жаль бѣднаго старика, сказалъ Гарденевъ.-- Но помнится мнѣ, вы говорили, что князь не можетъ обойдтись безъ васъ, когда занеможетъ?
-- Ну конечно, отвѣчала она, не много смутившись, -- онъ ко мнѣ больше привыкъ. Впрочемъ княжна Анна тоже умѣетъ ходить за больными, она почти только этимъ и занимается.
Гарденевъ нарочно завелъ этотъ разговоръ, чтобы наказать ее за притворство. Ему, долго считавшему ее доброю и любящею дѣвушкой, было очень досадно увѣриться такъ неожиданно въ своей ошибкѣ.
Княжна Татьяна тоже увидѣла перемѣну къ ней Гарденева, и не знала чему ее приписать. Напрасно подъ предлогомъ спросить совѣта на счетъ своей игры, старалась она вовлечь его въ откровенный разговоръ, Гарденевъ отвѣчалъ ей холодно и коротко; наконецъ, выведенный изъ терпѣнія ея навязчивостію, нѣсколько язвительно сказавъ ей, что она такъ хорошо умѣетъ играть комедію, что не нуждается уже ни въ чьихъ совѣтахъ. Молодая дѣвушка совершенно растерялась, всѣ прекрасныя мечты ея разлетѣлись, и ей нужно было много твердости, чтобы не обнаружить передъ всѣми причины своего огорченія. Но какъ дѣвушка ловкая, она умѣла воспользоваться и самою невыгодностью своего положенія, и отнесла печаль свою на счетъ дурныхъ новостей, вчера полученныхъ изъ дому. Ей удалось даже обмануть нѣкоторыхъ, во не Гарденева.
И вотъ наконецъ послѣ нѣсколькихъ часовъ приготовленій, началось представленіе. Надежды всѣхъ зрителей были основаны на игрѣ княжны и Гарденева; хозяева успѣли всѣмъ передать, но они оба превосходно играютъ. Первыя сцены, гдѣ явлюсь другіе актеры, прошла незамѣтно; наконецъ растворяется дверь убогой хижины, передъ зрителями является крестьяночка въ голубой атласной юбкѣ, въ черномъ бархатномъ корсетѣ съ золотыми пуговицами, и въ шляпѣ, обвитой алыми лентами. Очень мила была княжна Татьяна въ этомъ нарядѣ; съ самодовольною радостію приняла она громъ рукоплесканій. Краткій монологъ свой сказала она съ увѣренностію и чувствомъ, и не успѣла его кончить и оглянуться, какъ это должно было сдѣлать по ходу пьесы, вышелъ Гарденевъ; но строгій видъ его совсѣмъ не соотвѣтствовалъ роли добродушнаго и влюбленнаго жениха; онъ явно былъ не въ духѣ. Нѣжныя слова, которыя онъ говорилъ невѣстѣ, были произнесены голосомъ, который отзывался совсѣмъ инымъ чувствомъ. Княжна Татьяна смутилась; одушевленіе ея исчезло; едва припоминая роль, она говорила ее вяло и какъ вытверженный урокъ. Гарденевъ тоже былъ ниже посредственности, и недовольные зрители, переглянувшись между собою, вообразили, что хозяева захотѣли пошутить надъ ними, отозвавшись напередъ съ такими похвалами объ игрѣ двухъ молодыхъ людей. Сами Малюковы должны были сознаться въ ошибкѣ, и лишь изъ учтивости, по окончаніи спектакля, сказали нѣсколько лестныхъ словъ двумъ актерамъ, обманувшимъ всѣ ожиданія.
Начался балъ. Княжна Татьяна думала, что Гарденевъ пригласить ее на польской. Ей удастся съ нимъ объясниться и узнать чѣмъ онъ недоволенъ. Но Гарденевъ взялъ первую попавщуюся даму, и княжна принуждена была идти съ молодымъ человѣкомъ, почти неизвѣстнымъ ей. Въ концѣ бала, Гарденевъ однако танцовалъ съ нею,-- и то, кажется, болѣе изъ приличія, чѣмъ изъ удовольствія. Княжна Татьяна поняла это, и на праздникѣ, отъ котораго она ожидала такъ много, нанесенъ былъ двойной ударъ ея самолюбію.
Согласно съ обѣщаніемъ, даннымъ княжнѣ, невѣстка Малютиной сама отвезла ее къ матери, но несмотря на присутствіе и заступничество ея, княгиня была чрезвычайно недовольна дочерью. Напрасно княжна Татьяна хотѣла было по обыкновенію приласкаться къ ней, на всѣ ея ласки княгиня отвѣчала одною холодностію.
Когда гостья уѣхала, Наталья Андреевна сдѣлала княжнѣ строгій выговоръ, какъ смѣла она остаться одна въ домѣ, съ которымъ онѣ совсѣмъ не коротки, и гдѣ было столько постороннихъ молодыхъ людей. Княгинѣ, съ такою точностію соблюдавшей приличія, вина дочери казалась чрезвычайно важною.
-- Увѣряю васъ, маменька, отважилась сказать княжна,-- сама княжна Анна позволила мнѣ остаться, и даже вмѣстѣ съ Малюковыми говорила, что если я уѣду, то разстрою все общество.
-- Не можетъ этого быть! Да еслибъ и въ самомъ дѣлѣ княжна Анна была довольно слаба, чтобъ допустить тебя до такого неприличія, ты сама должна бы обдумать, хорошо ли дѣлаешь.-- что станутъ теперь говорить о тебѣ, не только здѣсь, но даже и въ Москвѣ? Дядя твой боленъ, а ты, обрадовавшись празднику, забыла и домъ, и долгъ, и всякое благоразуміе.
-- Другъ мой маменька, отвѣчала Таня, заплакавъ,-- еслибъ я знала, что такъ огорчу васъ, повѣрьте, ни за что не осталась бы и минуты у Малюковыхъ; но меня всѣ увѣряли, что вы не будете гнѣваться, и я имѣла глупость согласиться, хотя это было совершенно противъ моей воли.
-- Вотъ это-то и неправда, вдругъ сказалъ только-что вошедшій князь Василій,-- ты очень рада была остаться, это сказалъ мнѣ самъ Малюковъ, жалуясь на княжну Анну за то, что она чуть было не увезла тебя.
-- Какъ же ты сказала, что княжна Анна уговаривала тебя остаться? спросила княгиня.
Татьяна не звала, что отвѣчать на такую прямую улику. Сослаться опять на княжну Анну она тоже не смѣла, потому что слишкомъ увѣрена была въ ея неизмѣнной правдивости. Опустивъ голову, она стояла молча и ничего не находила въ свое оправданіе.
-- Стыдно, сударыня, тебѣ лгать, продолжала княгиня,-- это едва простительно холопкѣ. Неужели ты забыла кто ты?..
Княгиня хотѣла что-то еще прибавить, но въ эту минуту вошелъ Гарденевъ, и она замолчала, не желая при немъ продолжать непріятную сцену. Однако Гарденевъ, по принужденности, ясно выражавшейся на всѣхъ лицахъ, а особливо по заплаканнымъ глазамъ княжны Татьяны, тотчасъ догадался, что мать пожурила ее. Бѣдная дѣвушка подняла на него глаза, полные слезъ, какъ бы отъ него одного ожидая пощады; ему жаль стало ея, и онъ не захотѣлъ вмѣстѣ съ другими бросить въ нее камень. Онъ подошелъ къ ней, и между ними завязался разговоръ, незначительный санъ по себѣ, но важный для молодой дѣвушки тѣмъ, что давалъ ей возможность нѣсколько оправиться. Черезъ минуту она уже развеселилась; ей вздумалось, что недавняя холодность Гарденева была случайна, и надежда вновь стала ей улыбаться.
Гарденевъ самъ поддался веселому расположенію княжны; разговоръ ихъ становился все занимательнѣе и оживленнѣе. Князь Василій, хоть за нѣсколько минутъ передъ тѣмъ и недовольный сестрою, также подошелъ къ нимъ, и они всѣ трое взапуски болтали живо и весело, какъ это могутъ дѣлать только молодые люди, не застигнутые еще горемъ жизни.
Дѣло дошло до хиромантіи; Михайло Сергѣевичъ взялся по рукѣ предсказать княжнѣ всю ея будущность. Княжна Татьяна кокетливо протянула ему свою бѣленькую и пухленькую ручку, которою очень гордилась.
-- Ну, что жь вы мнѣ скажете хорошаго? счастлива ли я буду или нѣтъ? спросила она, немножко рисуясь.
-- Конечно, чрезвычайно счастливы. Вотъ линія, которая означаетъ замужство, и я вамъ даже скажу, что вы не одинъ, а два раза, выйдете замужъ.
-- Нѣтъ, это уже слишкомъ много! съ безпокойствомъ сказала княжна.
Князь Василій расхохотался.
-- Смотри, Гарденевъ, сказалъ онъ, -- ты испугалъ Таню своимъ предсказаніемъ. Однако продолжай, пожалуста. Увижу, точно ли ты такой свѣдущій предсказатель, за какою выдаешь себя.
-- Я ничего не стану говорить, если ты такъ мало вѣришь моему знанію; не забывай однако, что я ученикъ госпожи Ленорманъ, и могу разоблачать будущее, не хуже прошедшаго.
-- Кто же будетъ мой мужъ? спросила княжна.
Она какъ то особенно задорно и лукаво поглядывала на Гарденева, у почти увѣрена была въ успѣхѣ своего кокетства.
-- Вашъ первый мужъ, хотите вы сказать, княжна? отмѣчалъ Гарденевъ:-- не забывайте, что ихъ будетъ два. Итакъ первый будетъ богатый, знатный генералъ, весь увѣшанный орденами...
-- Не хочу я генерала, перебила Таня, съ досадой отдергивая руку.
-- Вижу, княжна, что всѣ предсказанія мои не впопадъ. Лучше погадаю вамъ на картахъ.
-- Погадайте, пожалуста! отвѣчала княжна.
Гарденевъ всталъ и взялъ карты, но взглянувъ нечаянно въ окно, тотчасъ положилъ колоду на мѣсто, и молча вышелъ изъ комнаты.
-- Кого его от увидѣлъ въ цвѣткѣ? спросила книжна Татьана.
-- Ахъ Боже мой! прошептала недовольная Татьяна: -- онъ готовъ все бросить, чтобы бѣжать за нею.
Гарденевъ самъ почувствовалъ, что виноватъ противъ Татьяны; самая короткость въ домѣ Радомскихъ не оправдывала такого пренебреженія. Когда послѣ непродолжительной прогулки, княжна Анна возвратилась вмѣстѣ съ нимъ домой, онъ опять подошелъ къ сестрѣ ея, желая изгладить изъ ея памяти свою опрометчивость. Но княжна Татьяна хмурилась и едва отвѣчала.
Она была слишкомъ молода и при всей хитрости и скрытности своей, еще несовершенно владѣла собою. Переходя поминутно отъ страха къ надеждѣ, случалось ей нѣсколько разъ въ день мѣнять расположеніе духа. Можетъ-быть эта неровность въ обхожденіи съ нимъ была отчасти и маленькою уловкой, желаніемъ заманить его; но Гарденевъ шутилъ, смѣялся съ нею, а никогда не доходилъ ни до малѣйшаго объясненія. Послѣ всѣхъ этихъ происшествій, княжна Татьяна ластилась къ матери болѣе чѣмъ когда-нибудь, и ихъ маленькая размолвка была совершенно забыта.
Болѣзнь князя Валеріяна не была такъ ничтожна, какъ желала увѣрить въ томъ княжна Татьяна; у него открылись раны, и уѣздный врачь, призванный на помощь, боясь принять на себя одного всю отвѣтственность лѣченія, совѣтовалъ ему обратиться къ московскимъ докторамъ. Не желая оставить вольнаго на рукахъ прислуги, княжна Настасья вызвалась ѣхать съ нимъ въ Москву; княжнѣ же Аннѣ не возможно было подумать оставить мать даже на короткое время. Князь Валеріянъ былъ очень доволенъ рѣшеніемъ племянницы, а по пріѣздѣ въ Москву не могъ нахвалиться ея распорядительностію. Сознавая, что не имѣетъ ни привычки ходить за больными, ни той нѣжной ежеминутной предупредительности, которая лучше всякаго лѣкарства врачуетъ недуги, она пріискала превосходную и опытную сидѣлку. Небольшое хозяйство князя княжна Настасья въ нѣсколько дней устроила въ отличномъ порядкѣ; она съ самаго начала поставила себя на такую ногу передъ людьми, что ни одинъ изъ нихъ не осмѣлился бы ослушаться ея, даже въ бездѣлицѣ. Вырвавшись изъ-подъ гнета домашней подчиненности, сильная воля ея быстро возросла и окрѣпла: княжна Настасья создана была повелѣвать. Никакого безпокойства не допускала она до дяди, и, благодаря ея умной и твердой дѣятельности, здоровье "то поправлялось со дня на день.
Однако какъ ни велика была его признательность къ княжнѣ Настасьѣ, онъ не могъ внутренно не сознаться, что въ исполненіи ею долга не было той сердечной теплоты, которая придавала столько цѣны всѣмъ дѣйствіямъ княжны Анны. Впрочемъ эти чувства онъ осторожно скрывалъ въ душѣ своей, и за грѣхъ почелъ бы обнаружить ихъ передъ кѣмъ бы то ни было.
IV.
Ненастье глубокой осени долго препятствовало обитателямъ и и особенности обитательницамъ Зеленой Горы выходить изъ дому; нѣсколько разъ уже выпадалъ небольшой снѣгъ, но тотчасъ опять таялъ и смѣнялся грязью. Наконецъ настали морозные дни, и снѣговыя тучи на небѣ обѣщали близкую зиму.
Въ одно утро всѣ пріятно были удивлены, увидавъ густой снѣговой коверъ, покрывшій ночью застывшую землю.
-- Честь имѣю поздравить васъ съ зимою, съ настоящею викою, сказалъ князь Василій, входя въ комнату, гдѣ за чаемъ собралось все семейство.
-- Я пришелъ предложить всему обществу, не угодно ли прокатиться, по первозимью, въ саняхъ?
-- Ахъ! это будетъ прекрасно, воскликнула княжна Татьяна.
-- А вы, княжна Анна, поѣдете?
-- Разумѣется; нынче такой прекрасный день!
-- Хочешь, Гарденевъ, мы сами будемъ править? Тогда поѣденъ въ двухъ маленькихъ саняхъ и безъ кучеровъ.
-- Съ большимъ удовольствіемъ. Предупреждаю княженъ, если которая изъ нихъ удостоитъ меня чести ѣхать со мною, что имъ нечего бояться, потому что я довольно исправный ѣздокъ.
-- Я ничего не боюсь, поспѣшила сказать княжна Татьяна.
Черезъ часъ, двое легкихъ саней, запряженныхъ въ одиночку я покрытыхъ коврами, стояли у крыльца. Князь Василій и Гарденевъ, похлопывая руками, на которыя надѣты были рукавицы, ходили вокругъ саней, въ ожиданіи своихъ дамъ.
Наконецъ и онѣ вышли; зимній нарядъ княжны Татьяны отличался нѣкоторою изысканностію; она явно разсчитывала на эффектъ. Бархатная шапочка, опушенная соболемъ, красиво оттѣняла ея кругленькое, румяное личико; щегольская шубка съ мѣховымъ воротникомъ, туго схваченная у пояса, обрисовывала ея молоденькія, нѣсколько полныя формы. Съ самодовольнымъ видомъ прошла княжна мимо зеркала, взглянула въ него и подумала: "право, я сегодня не дурна".
Однако Гарденевъ едва удостоилъ ее взгляда. Съ тѣхъ поръ, какъ князь Василій затѣялъ эту прогулку, въ умѣ Гарденева зародилось одно желаніе -- прокатиться непремѣнно съ княжною Анною,-- желаніе можетъ-быть ничтожное, но для исполненія котораго онъ въ эту минуту пожертвовалъ бы многимъ.
Весь занятый своею мыслію, онъ безсознательно подалъ руку княжнѣ Татьянѣ, чтобы помочь ей взойдти въ сани. Княжна Анна стояла поодаль.
-- Вы со мною, неправда ли? спросила княжна Татьяна своимъ серебристымъ голоскомъ.
Но Гарденевъ будто не слыхалъ и стоялъ уже у другихъ саней.
-- Какъ онъ нынче разсѣянъ, замѣтилъ князь Василій, садясь возлѣ сестры и взявъ вожжи въ руки;-- онъ не слыхалъ даже, что ты зовешь его.
-- Это случается съ нимъ уже не въ первый разъ, отрывисто сказала княжна.-- Надо признаться, что пріятель твой не отличается учтивостію.
-- Ну, это пустяки! отвѣчалъ князь Василій, обиженный несправедливымъ отзывомъ о своемъ другѣ;-- никто кромѣ тебя не скажетъ, чтобы тонъ или манеры Гарденева были не вполнѣ хороши; да и ты сама еще не давно была совершенно другаго мнѣнія. Признайся лучше, тебѣ досадно, что онъ поѣхалъ не съ тобой?
-- Вотъ еще что выдумалъ! возразила княжна, покраснѣвъ отъ стыда и досады.-- Если кто здѣсь имъ и занимается, то навѣрно ужь не я!
-- Кто же, по твоему?
-- Кто? посмотри внимательнѣе, и ты самъ увидишь.
-- Ну, право, не догадываюсь. Еслибы Настенька, то она не уѣхала бы такъ спокойно съ дядею. Развѣ ужъ маменька, княжна Анна?смѣясь спросилъ князь.
Княжна Татьяна лукаво поджала губки.
-- Чего на свѣтѣ не бываетъ? вымолвила она, какъ будто про себя.
-- Вотъ хочетъ свалить съ больной головы да на здоровую! Будь откровенна, хоть одинъ разъ въ жизни, скажи, что ты сердишься на Гарденева.
Но княжна Татьяна вдругъ вспомнила, что холодно, и сказала брату, что боится съ этими разговорами простудить горло. Князь Василій замолчалъ.
Несмотря на стужу, что-то особенно веселое было въ этомъ первомъ и ясномъ зимнемъ днѣ; словно природа праздновала свое отдохновеніе, послѣ тяжкихъ лѣтнихъ трудовъ. Яркое солнце, невиданное въ теченіи многихъ дней, заиграло въ небѣ; тонкая, серебристая пыль наполняла воздухъ, мелкія снѣговыя струйки, подгоняемыя поземкой, бѣжали по гладкой поверхности широкаго поля, извиваясь, какъ дымъ загорѣвшейся степи, и солнце осыпало ихъ многоцвѣтными блесками.
Весело было и на душѣ Гарденева. Тихое чувство любви наполняло ее. Въ этомъ чувствѣ не было страстныхъ порывовъ, такъ часто волновавшихъ его въ былое время. Любовь его была чиста, какъ молитва младенца, и спокойна, какъ сладкій сонъ. Казалось, присутствіе княжны Анны отгоняло всѣ мятежные и суетные помыслы; его представленія о прекрасномъ и достойномъ въ мірѣ получали теперь опредѣленное значеніе, особенный смыслъ. Гарденевъ былъ счастливъ своею любовью, счастливъ сочувствіемъ, которое оказывала ему княжна. Между ними не было сказано ни одного слова, которое могло бы послужить намекомъ на взаимную привязанность; но они хорошо знали, чѣмъ были другъ для друга, и перемѣнить свои отношенія обоимъ имъ едва ли было бы пріятно
Сани съ легкимъ скрипомъ быстро скользили по гладкой дорогѣ; вдругъ поднялся довольно рѣзкій вѣтеръ. Гардевевъ заботливо посмотрѣлъ на княжну.
-- Не озябли ли вы? спросилъ онъ ее.
-- О нѣтъ, отвѣчала она,-- мнѣ такъ хорошо, что я совершенно не чувствую холода. Поглядите пожалуете на Васеньку и Таню, какъ они летятъ передъ нами!
Гарденеву не хотѣлось видѣть никого, кромѣ княжны Анпы. Онъ тронулъ вожжами, и рѣзвый иноходецъ помчался какъ вихрь.
Княжна сначала ахнула, потомъ улыбнулась; ей самой понравилась эта быстрая ѣзда, по гладкой снѣжной равнинѣ. Щеки ея алѣли отъ мороза, подернуло инеемъ ея мѣновую шапочку и воротникъ шубы. Весело шутила и смѣялась она съ Гарденевымъ; онъ съ радостію замѣтилъ это настроеніе, тѣмъ болѣе, что княжна рѣдко предавалась веселости. Мало-по-малу разговоръ дошелъ до Криницыныхъ. Княжна Анна любила вспоминать про отсутствующую сестру. Въ это время они проѣхали мимо одного дома, богатаго и прекраснаго, давно оставленнаго владѣльцами.
-- Что бы вашему зятю купить это имѣніе и поселиться здѣсь? сказалъ Гарденевъ, указывая на барскую усадьбу:-- вы могли бы во всякое время видаться съ вашею сестрою.
-- Богъ знаетъ, лучше ли бы это было для маменьки, со вздохомъ отвѣчала княжна Анна.
-- Почему же? Княгиня съ такимъ нетерпѣніемъ дожидается ея пріѣзда.
-- Ей хочется видѣть своихъ внучковъ. Сестра обѣщала при везти ихъ, но вотъ прошло уже много мѣсяцевъ, а они все не ѣдутъ.
-- И Александра Александровна не пишетъ вамъ, что такъ долго ее задерживаетъ?
-- Мнѣ кажется, что мужъ неохотно пускаетъ ее къ вамъ; по крайней мѣрѣ я сужу такъ по какой-то принужденности, которая видна въ послѣднихъ ея письмахъ. Мнѣ хорошо извѣстно, какъ ей хочется повидаться съ вами, тѣмъ болѣе, что и братъ Василій здѣсь.
-- Да, князь Василій часто говорилъ мнѣ объ Александрѣ Александровнѣ; его удивляетъ, что она не ѣдетъ сюда и не зоветъ его къ себѣ.
-- Да, братъ должно быть имѣетъ какія-нибудь подозрѣнія, хоть и молчитъ объ этомъ. Судите же сами, каково же было бы маменькѣ узнать о какихъ-нибудь домашнихъ непріятностяхъ сестры... Теперь по крайней мѣрѣ она покойна.
-- Подъ какимъ же предлогомъ Криницыны такъ долго не ѣдутъ?
-- Сестра писала мнѣ, что Костя былъ не здоровъ, но этому давно; теперь ужь онъ здоровъ... а Сашенька все не ѣдете сюда.
Отчего этотъ разговоръ, невидимому не имѣвшій никакого отношенія къ чувствамъ Гарденева, наполнилъ однако душу его сладостнымъ трепетомъ? Онъ видѣлъ, что она разоблачаетъ ему даже семейныя тайны, которыхъ конечно не открыла бы никому другому, и онъ гордился ея довѣріемъ, какъ драгоцѣннымъ залогомъ нѣжнаго сочувствія.
-- Княжна, сказалъ онъ тихимъ, задушевнымъ голосомъ, продолжа вслухъ начатую мысль,-- эта прогулка навѣкъ останется и въ моей памяти, гдѣ бы я ни былъ. Мнѣ такъ грустно становится при мысли, что черезъ нѣсколько времени я долженъ буду оставить васъ. Будете ли вы обо мнѣ помнить?
-- О, всегда! будьте увѣрены!
-- У меня есть просьба до васъ, княжна, но какъ-то страшно вымолвить ее.
-- Говорите, что такое?
-- Еслибъ я смѣлъ васъ просить вспомнить когда-нибудь обо мнѣ во время вашей молитвы.
-- Съ тѣхъ поръ, какъ я васъ узнала короче, я всегда вспоминала васъ на молитвѣ на ряду съ родными, съ радостнымъ жаромъ отвѣчала она.
-- Благодарю васъ...
-- Но меня удивляетъ... начала было княжна, робко взглянувъ на Гарденева,-- что вы...
-- Что я невѣрующій прошу вашей молитвы, хотите вы сказать? Какъ же быть мнѣ, и желалъ бы я убѣдиться, да не могу. Въ васъ однихъ я вѣрю и молитву вашу почитаю святыней.
За минуту, просвѣтлѣвшее радостію лицо княжны вдругъ подернулось печалью. Души ихъ такъ близки были другъ другу, и югъ раздѣляетъ ихъ бездонная пропасть! Невольная слеза капнула изъ ея глазъ.
Сердце Гарденева встрепенулось.
-- Стою ли я этихъ слезъ, княжна? громко воскликнулъ онъ, сжимая и цѣлуя ея руку.
Внезапный крикъ раздался въ другихъ саняхъ, ѣхавшихъ вслѣдъ за ними. Княжна Татьяна перегнулась напередъ и казать готова была прыгнуть изъ саней.
-- Какъ тебѣ не стыдно быть такою трусихой! сердито сказалъ ей князь Василій, не понявшій причины ея тревоги.
-- Что съ тобой? спросилъ князь, заглянувъ ей въ лицо.-- Ты блѣдна, какъ полотно.
-- Я ничего... Можетъ-быть это отъ холода.
Когда княжна Татьяна вошла въ гостиную, живой румянецъ замѣнилъ минутную блѣдность; глаза ея горѣли, но что-то зловѣщее было въ блескѣ этихъ свѣтло-голубыхъ глазъ. Чтобы заглушить вопль уязвленнаго сердца, княжна Татьяна стервамъ прикинуться веселою, громко смѣялась и болтала безъ умолку.
Гарденевъ, напротивъ, былъ молчаливѣе обыкновеннаго. Душа его, полная любви, вся была проникнута глубокимъ счастіемъ и, какъ бы осязая его, онъ боялся неосторожнымъ словомъ спугнуть свое блаженство. Наскучивъ болтовнею княжны Татьяны, на которую ему все-таки нужно было отвѣчать, хотя полусловами, и желая чѣмъ-нибудь отдѣлаться отъ нея, онъ предложилъ князю Василью сыграть съ нимъ въ шахматы.
Игроки усѣлись за шахматный столикъ, но было не въ разсчетахъ княжны Татьяны оставить въ покоѣ Гарденева. Ей хотѣлось чѣмъ-нибудь уколоть его, чтобъ отплатить за все то, что она вытерпѣла въ это утро.
-- Вася, сказала она брату,-- уступи мнѣ свое мѣсто, если только Михайло Сергѣевичъ захочетъ играть со мною.
-- Я очень радъ, княжна, отвѣчалъ Гарденевъ на косвенный вопросъ.
-- Въ такомъ случаѣ начнемте! Ты, Вася, слѣди за моею игрою, и если я ошибусь, поправь меня.
-- Вашъ ходъ, княжна, сказалъ Гарденевъ.
Княжна Татьяна не сильна была въ шахматной игрѣ, однако знала ее порядочно и на ту пору играла осторожно, съ полнымъ вниманіемъ; напротивъ, Гарденевъ быль разсѣянъ и игралъ небрежно. Послѣ нѣсколькихъ ходовъ, игра его пришла въ безпорядокъ, княжна торжествовала. Она видѣла минуту, когда побѣдитъ отличнаго игрока.
-- Шахъ королю, сказала она, выступая конемъ.
Гарденевъ внимательнѣе сталъ слѣдить за игрою и въ нѣсколько ходовъ успѣлъ ее поправить.
-- Шахъ ферязи, сказалъ онъ въ свою очередь.
-- Вы сегодня очень не учтивы къ дамамъ, замѣтила княжна, дѣлая особенное удареніе на этомъ словѣ.
Гарденевъ съ удивленіемъ взглянулъ на нее; онъ прочиталъ укоръ въ ея бѣлесоватыхъ зрачкахъ, грозно на него устремленныхъ, и въ ея тонкихъ, крѣпко-сжатыхъ губкахъ.
"Э! подумалъ онъ,-- она сердится".
-- Вы исходите, что я неучтивъ? продолжалъ онъ вслухъ, держа шашку въ рукѣ;-- смѣю спросить, чѣмъ могъ я заслужить такое строгое обвиненіе?
-- И вы еще спрашиваете? сказала она, отодвигая ферязь.-- Во и дама въ свою очередь, повѣрьте, припомнитъ когда-нибудь обиду и сумѣетъ заплатить за нее.
-- Э! княжна, дурное чувство -- месть! Кто посмѣетъ затронуть даму, если она сама не зайдетъ слишкомъ далеко! отвѣчалъ Гарденевъ, подымая перчатку, брошенную княжною.
-- Въ такомъ случаѣ, берегите хорошенько вашу, съ живостію молвила Татьяна, и вслѣдъ за тѣмъ сдѣлала шахъ ферязи Гарденева.-- И ей можетъ придти худо, продолжала она,-- если будетъ неосторожно держать себя.