Уткин Иосиф Павлович
Повесть о рыжем Мотэле, господине инспекторе, раввине Исайе и комиссаре Блох

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:

Иосиф Уткин

Повесть о рыжем Мотэле,
господине инспекторе,
раввине Исайе и комиссаре Блох

   
   Глава первая. ДО БЕЗ ЦАРЯ И НЕМНОГО ПОСЛЕ
   Жили-были
   "При чем" и "ни при чем"
   Глава вторая. КИШИНЕВСКИЕ ЧУДЕСА
   Чудо первое
   Чудо второе
   Еще о первом чуде
   Чудо третье
   Чудо некишиневского масштаба
   Глава третья. НОВОЕ ВРЕМЯ - НОВЫЕ ПЕСНИ
   Синагогальная
   Почти свадебная
   В общем фокусе
   Погребальная
   Послесловие
   

Глава первая. ДО БЕЗ ЦАРЯ И НЕМНОГО ПОСЛЕ

   
   И дед и отец работали. А чем он хуже других?
   И маленький рыжий Мотэле
   Работал
   За двоих.
   Чего хотел, не дали.
   (Но мечты его с ним!)
   Думал учиться в хедерех[1],
   А сделали -
   Портным.
   Так что же?
   Прикажете плакать?
   Нет так нет!
   И он ставил десять заплаток
   На один жилет.
   И ...
   (Это, правда, давнее,
   Но и о давнем
   Не умолчишь.)
   По пятницам
   Мотэле давнэл[2],
   А по субботам
   Ел фиш.

Жили-были

   
   Сколько домов пройдено,
   Столько пройдено стран.
   Каждый дом - своя родина,
   Свой океан.
   И под каждой слабенькой крышей,
   Как она ни слаба, -
   Свое счастье,
   Свои мыши,
   Своя судьба ...
   И редко,
   Очень редко -
   Две мыши
   На одну щель!
   Вот: Мотэле чинит жилетки,
   А инспектор
   Носит портфель.
   И знает каждый по городу
   Портняжью нужду одну.
   А инспектор имеет
   Хорошую бороду
   И хорошую
   Жену.
   По-разному счастье курится,
   По-разному
   У разных мест:
   Мотэле мечтает о курице,
   А инспектор
   Курицу ест.
   Счастье - оно игриво.
   Жди и лови.
   Вот: Мотэле любит Риву,
   Но ... у Ривы
   Отец - раввин.
   А раввин говорит часто,
   И всегда об одном:
   "Ей надо
   Большое счастье
   И большой
   Дом".
   Так мало, что сердце воет,
   Воет как паровоз.
   Если у Мотэле всё, что большое,
   Так это только
   Нос.
   - Ну, что же?
   Прикажете плакать?
   Нет так нет! -
   И он ставил заплату
   И на брюки
   И на жилет.
   . . . . . . . . . . . .
   Да, под каждой слабенькой крышей,
   Как она ни слаба, -
   Свое счастье, свои мыши,
   Своя
   Судьба.
   И сколько жизнь ни упряма,
   Меньше, чем мало, - не дать.
   И у Мотэле
   Была мама,
   Старая еврейская мать.
   Как у всех, конечно, любима.
   (Э-э-э ...
   Об этом не говорят!)
   Она хорошо
   Варила цимес
   И хорошо
   Рожала ребят.
   И помнит он годового
   И полугодовых ...
   Но Мотэле жил в Кишиневе,
   Где много городовых,
   Где много молебнов спето
   По царской родовой,
   Где жил ... господин ... инспектор
   С красивой бородой ...
   Трудно сказать про омут,
   А омут стоит
   У рта:
   Всего ...
   Два ...
   Погрома...
   И Мотэле стал
   Сирота.
   - Так что же?
   Прикажете плакать?!
   Нет так нет! -
   И он ставил заплату
   Вместо брюк
   На жилет.
   . . . . . . . . . . . .
   А дни кто-то вез и вез.
   И в небе
   Без толку
   Висели пуговки звезд
   И лунная
   Ермолка.
   И в сонной, скупой тиши
   Мыши пугали скрипом.
   И кто-то
   Шил кому-то
   Тахрихим[3].

"При чем" и "ни при чем"

   
   Этот день был таким новым,
   Молодым, как заря!
   Первый раз тогда в Кишиневе
   Пели не про царя!
   Таких дней не много,
   А как тот - один.
   Тогда не пришел в синагогу
   Господин
   Раввин.
   Брюки,
   Жилетки,
   Смейтесь!
   Радуйтесь дню моему:
   Гос-по-дин по-лиц-мейстер
   Сел
   В тюрьму!
   Ведь это же очень и очень,
   Боже ты мой!
   Но почему не хохочет
   Господин
   Городовой?
   Редкое, мудрое слово
   Сказал сапожник Илья:
   "Мотэле, тут ни при чем
    Егова,
   А при чем - ты
   И я".
   . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
   И дни затараторили,
   Как торговка Мэд.
   И евреи спорили:
   "Да" или "нет"?
   Так открыли многое
   Мудрые слова,
   Стала синагогою
   Любая голова.
   Прошлым мало в нынешнем:
   Только вой да ной.
   "Нет", -
   Инспектор вырешил.
   "Да", -
   Сказал портной.
   . . . . . . . . . . . . . . .
   А дни кто-то вез и вез.
   И в небе
   Без толку
   Висели пуговки звезд
   И лунная ермолка.
   И в сонной скупой тиши
   Пес кроворотый лаял.
   И кто-то
   Крепко
   Сшил
   Тахрихим
   Николаю!
   Этот день был
   Таким новым,
   Молодым, как заря!
   Первый раз тогда в Кишиневе
   Пели
   Не про царя!

Глава вторая. КИШИНЕВСКИЕ ЧУДЕСА

Чудо первое

   
   Мэд
   На базаре
   Волнуется.
   И не Мэд,
   Весь
   Ряд:
   На вокзал
   По улице
   Прошел
   Отряд ...
   Но не к этому
   Доводы,
   Главное (чтоб он сдох!)
   В отряде
   С могендовидом[4]
   Мотька
   Блох!
   Идет по главной улице,
   Как генерал на парад.
   И Мэд на базаре волнуется,
   И волнуется
   Весь ряд.
   

Чудо второе

   
   Каждому, слава богу,
   Каким аршином ни мерь, -
   Особая дорога,
   Особая дверь.
   И - так
   Себе,
   Понемногу,
   В слякоть,
   В снег
   Идут особой дорогой
   Люди весь век.
   Радостный путь не многим,
   Не всем,
   Как компот:
   Одни ломают ноги,
   Другие -
   Наоборот.
   Вот!
   . . . . . . . . . . . . . . . . .
   Ветер гнусит у околицы,
   Горю раввина вторит.
   По торе
   Раввин молится,
   Гадает раввин
   По торе.
   Трогает рыжие кончики
   Выцветшего талэса[5]:
   "Скоро ли всё это кончится?
   Сколько еще осталося?"
   Тени свечей,
   Проталкиваясь,
   Мутно растут
   И стынут,
   И кажется
   Катафалком
   Комната над раввином.
   
   "Это прямо наказанье!
   Вы слыхали?
   Хаим Бэз
   Делать сыну обрезанье
   Отказался
   Наотрез".
   Первый случай в Кишиневе!
   Что придумал, сукин сын?!
   Говорит:
   "До-воль-но кро-ви,
   Ува-жае-мый рав-вин!!!"
   . . . . . . . . . . . . . . .
   Много дорог, много,
   Столько же, сколько глаз!
   И от нас
   До бога,
   Как от бога
   До нас.
   

Еще о первом чуде

   
   И куда они торопятся,
   Эти странные часы?
   Ой, как
   Сердце в них колотится!
   Ой, как косы их усы!
   Ша!
   За вами ведь не гонятся?
   Так немножечко назад ...
   А часы вперед,
   Как конница,
   Все летят, летят, летят ...
   . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
   В очереди
   Люди
   Ахают,
   Ахают и жмут:
   "Почему
   Не дают
   Сахару?
   Сахару почему не дают?"
   "Видимо,
   Выдать
   Лень ему". -
   "Трудно заняться час?
   Такую бы жизнь - Ленину,
   Хорошую,
   Как у нас!" -
   "Что вы стоите,
   Сарра?
   Что может дать
   Слепой,
   Когда
   Комиссаром
   Какой-то
   Портной?
   Ему бы чинить
   Рубаху,
   А он комиссаром
   Тут!.."
   В очереди люди ахают,
   Ахают
   И жмут.
   

Чудо третье

   
   Эти дни
   Невозможно мудры,
   Цадики[6], а не дни!
   В серебро золотые кудлы
   Обратили они.
   Новости каждый месяц.
   Шутка сказать:
   Жена инспектора весит
   Уже не семь,
   А пять.
   А Мотэле?
   Вы не смейтесь,
   Тоже не пустяк:
   Мотэле выбрил пейсы,
   Снял лапсердак.
   Мотэле весь перекроен
   (Попробовал лучший суп!):
   Мотэле смотрит
   "В корень"
   И говорит
   "По су-ще-ству".
   Новости каждый месяц,
   Шутка сказать:
   Жена инспектора весит
   Уже не семь,
   А пять!
   И носик
   Почти без пудры.
   И глазки -
   Не огни ...
   Эти дни невозможно мудры,
   Цадики, а не дни!
   . . . . . . . . . . . . . . . . .
   Много дорог, много,
   А не хватает дорог.
   И если здесь -
   Слава богу,
   То где-то -
   Не дай бог,
   Ох!
   
   ... Ветер стих за околицей,
   Прислушиваясь, стих:
   Инспектор не о себе молится
   О других.
   Голос молитвы ровен.
   Слово сменяется вздохом:
   Дай бог
   Жене здоровья,
   Дай бог
   Хворобы Блоху ...
   Дай бог то и это.
   (Многое дай бог, понятно!)
   Дай бог сгореть Советам,
   Провалиться депутатам ...
   Зиму смени
   На лето,
   Выпрями то,
   Что смято ...
   Дай бог и то и это,
   Многое дай бог, понятно.

Чудо некишиневского масштаба

   
   Слишком шумный и слишком скорый
   Этих лет многогамный гвалт.
   Ой, не знала, должно быть, тора,
   И раввин, должно быть, не знал!
   Кто подумал бы,
   Кто поверил,
   Кто поверить бы этому мог?
   Перепутались
   Мыши, двери,
   Перепутались
   Нитки дорог.
   В сотый век -
   И, конечно, не чаще
   (Это видел едва ли Ной!) -
   По-портняжьему
   Робко счастье
   И, как счастье,
   Неробок портной.
   Многогамный, премудрый гомон!..
   Разве думал инспектор Боборов,
   Что когда-нибудь
   Без погромов
   Проблаженствует Кишинев?!
   Кто подумал бы,
   Кто поверил,
   Кто поверить бы этому мог?
   Перепутались
   Мыши, двери,
   Перепутались
   Нитки дорог.
   

Глава третья. НОВОЕ ВРЕМЯ - НОВЫЕ ПЕСНИ

Синагогальная

   
   В синагоге -
   Шум и гам,
   Гам и шум!
   Все евреи по углам:
   Ш-ша1
   Ш-шу!
   Выступает
   Рэб Абрум.
   В синагоге -
   Гам и шум,
   Гвалт!
   . . . . . . . . . . . .
   Рэб Абрум сказал:
   "Бо-же мой!"
   Евреи сказали
   "Беда!"
   Рэб Абрум сказал:
   "До-жи-ли!"
   Евреи сказали:
   "Да".
   . . . . . . . . . . . . .
   А раввин сидел
   И охал
   Тихо, скромно,
   А потом сказал:
   "Пло-ха!"
   Сказал и вспомнил
   Блоха.
   

Почти свадебная

   
   Лебедю в осень снится
   Зелень озерных мест,
   Тот, кто попробовал птицы,
   Мясо не очень ест.
   Мудрый раввин Исайя
   Так мудр!
   Так мудр!
   Почти
   Наизусть знает
   Почти
   Весь талмуд.
   Но выглядит все-таки плохо:
   Щукой на мели...
   "Мне к комиссару Блоху..."
   Его провели.
   Надо куда-то деться:
   "К черту!"
   "К небесам!"
   "До вас небольшое дельце,
   Товарищ комиссар.
   У каждого еврея
   Должны дочери быть.
   И каждому еврею
   Надо скорее
   Своих
   Дочерей сбыть...
   Вы - мужчина красивый,
   Скажемте:
   Зять как зять.
   Так почему моей Ривы
   Вам бы
   Не взять?
   Отцу хвалить не годится.
   Но, другим не в укор.
   Скажу:
   Моя девица -
   Девица до сих пор".
   Белая, белая сажица!
   Майский мороз!
   Раввину уже кажется,
   Что у Блоха...
   Короче нос?!
   

Песня текущих дел

   
   И куда они торопятся,
   Эти странные часы?
   Ой, как сердце в них колотится!
   Ой, как косы их усы!
   Ша!
   За вами ведь не гонятся!
   Так немножечко назад...
   А часы вперед, как конница,
   Всё летят.
   . . . . . . . . . . . . . . .
   Этот день был
   Небесным громом,
   Сотрясением твердынь!
   Мэд видала,
   Как вышел из дому
   Инспектор - без бороды?!
   Выбрился,
   Честное слово!
   Тысяча слов!
   И ахал в Кишиневе
   Весь Кишинев.
   И собаки умеют плакать,
   Плакать, как плачем мы.
   Ну, попробуйте, скажем, лапу
   Ударить, ущемить?
   Да, бывает -
   Собака плачет.
   А что же тогда человек?
   И много текло горячих.
   Горьких, соленых рек.
   Слезы не в пользу глазу.
   И человек сказал:
   "Н-ну!"
   Так инспектор потерял сразу
   И бороду
   И жену.
   Хоть жену не совсем утратил,
   Но курица стала не та.
   Ну, скажем,
   Стала его Катя
   Курица без хвоста.
   "Счастье - оно игриво.
   Счастье - сумасброд".
   И ждал он терпеливо:
   "Наверно назад придет".
   Но... на морозе голого
   Долго не греет дым...
   И он опустил голову,
   Голову без бороды.
   Так, окончательно сломан,
   Робок, как никогда,
   Инспектор
   Пришел к портному,
   Чтобы сказать:
   "Да".
   . . . . . . . . . . . . . . .
   Маленький, жиденький столик.
   (Ножка когда-то была.)
   Инспектор сидит и колет
   "Текущие дела".
   Путь секретарский тяжек:
   Столько серьезных слов!
   Сто-лько се-рьез-ных бу-ма-жек!
   И на каждой:
   "Блох", "Бобров".
   Жутко: контроль на контроле.
   Комиссия вот была...
   Инспектор сидит и колет
   "Текущие дела".
   И... он мечтает - не больше
   (Что же осталось ему?),
   Как бы попасть
   В Польшу
   И не попасть
   В тюрьму...
   

В общем фокусе

   
   Что значит:
   Хочет человек?
   Как будто дело в человеке!
   Мы все, конечно, целый век
   Желаем
   Золотые реки.
   Все жаждем сахар, так сказать,
   А получается иначе;
   Да, если хочешь
   Хохотать,
   То непременно
   Плачешь.
   Но дайте жизни...
   Новый век...
   Иной утюг,
   Иная крыша,
   И тот же самый человек
   Вам будет
   На голову выше.
   Для птицы главное - гнездо.
   Под солнцем всякий угол светел.
   Вот Мотэле -
   Он "от" и "до"
   Сидит в сердитом
   Кабинете.
   Сидит как первый человек.
   И "нет как нет"
   Здесь не услышишь.
   В чем фокус? Тайна?..
   Новый век.
   Иной утюг,
   Иная крыша...
   О-о-о время!
   Плохо... Хорошо...
   Оно и так
   И этак вертит.
   И если новым
   Срок пришел,
   То, значит, старым -
   Время смерти!
   

Погребальная

   
   Комната... тихо... пыльно.
   Комната... вечер... синь.
   Динькает
   Будильник:
   Динь...
   Динь...
   Динь...
   Час кончины -
   Он приходит
   Тихо-тихо,
   Не услышишь.
   И уходит молча счастье,
   И уходят
   Мыши.
   Только горе неизменно.
   Заржавел пасхальный чайник!
   И задумаются стены.
   И -
   Молчанье.
   Он заснежит, он завьюжит
   В полночь, ветер белорукий...
   И совсем теперь не нужен
   Ни талмуд,
   Ни брюки.
   Тихо.
   Сумрак нависает.
   Не молитва
   И не ужин...
   Пусть по-новому, Исайя,
   Стол тебе послужит.
   А потом - к иному краю.
   В рай, конечно, не иначе...
   Тихо!
   Свечи догорают.
   Тихо.
   Сарра плачет...
   О-о-о время!
   "Плохо"... "Хорошо"...
   Оно и так
   И этак вертит,
   И если новым
   Срок пришел,
   То, значит,старым -
   Время смерти...
   Да, если новым срок пришел,
   То, значит, старым -
   Фэртиг...
   

Послесловие

   
   До Кракова -
   И до Варшавы -
   Сорок.
   Но лучше, чем всякий город,
   Свой, родной город.
   Разве дворцом сломите
   Маленькие, заплатанные,
   Знаете, домики,
   Где смеялись и плакали?
   Вот вам
   И меньше и больше.
   Каждому свой мессия!
   Инспектору
   Нужно Польшу,
   Портному -
   Россия.
   Сколько с ней было пройдено,
   Будет еще пройдено!
   Милая, светлая родина,
   Свободная родина!
   Золото хуже меди,
   Если рукам верите...
   И Мотэле
   Не уедет,
   И даже
   В Америку.
   Не-ет, он шагал недаром
   В ногу с тревожным веком.
   И пусть он не комиссаром,
   Достаточно -
   Че-ло-ве-ком!
   Можно и без галопа
   К месту приехать:
   И Мотэле будет штопать
   Наши прорехи.
   . . . . . . . . . . . . . . . . . .
   Милая, светлая родина,
   Свободная родина!
   Сколько с ней было пройдено,
   Будет еще пройдено!!!
   
   1924 - 1925
   Иркутск - Москва
   
   
   [1] Хедер - школа.
   [2] Давнэл - молился.
   [3] Тахрихим - саван.
   [4] Могендовид - шестиконечная звезда.
   [5] Талэс - молитвенное одеяние.
   [6] Цадики - мудрецы, ученые.
   
   Оригинал здесь
   
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru