Послѣдній романъ Уильки-Коллинса "Мужъ и жена", какъ и всѣ романы этого автора, возбудилъ въ своей, въ англійской публикѣ, самыя противорѣчивыя мнѣнія. Много выпадаетъ на его долю похвалъ, точно также, какъ и много порицаній. Произведенія Уильки-Коллинса массѣ англійской публики явно не нравятся. Какъ въ обществѣ, тамъ и въ прессѣ, за романами Уильки-Коллинса утвердилось не совсѣмъ лестное названіе "sensatios novels"; эти романы разсчитаны на "сенсацію". Но въ тоже время видимъ, что авторъ ихъ принадлежитъ къ числу тѣхъ романистовъ, которыхъ всегда бранятъ и тѣмъ съ большимъ еще усердіемъ читаютъ; дѣйствительно, послѣдній успѣхъ Уильки-Коллинса можно считать однимъ изъ самыхъ блестящихъ, выпадающихъ на долю только любимымъ романистамъ.
Новый его романъ раскупается съ такой быстротой, что въ нѣсколько мѣсяцевъ выдержалъ три изданія въ Англіи, явился въ изданіи Таухница въ Лейпцигѣ и дошелъ даже до Америки. Романъ "Мужъ и жена" былъ первою книгой, которая появилась въ Канадѣ послѣ новой конвенціи о литературной собственности. Гдѣ же искать причины такого громаднаго успѣха, который, можно сказать, растетъ по мѣрѣ порицаній?
Романы читаются преимущественно въ извѣстномъ кругу и пишутся для извѣстнаго круга. Высшіе и средніе классы являются исключительными ихъ потребителями. У низшихъ классовъ совершенно другая литература, съ другимъ характеромъ и другими требованіями. Романъ -- рѣдко можно встрѣтить въ ихъ рукахъ, это слишкомъ длинное чтеніе, это: "пріятное времяубійство", а у бѣднаго человѣка остается слишкомъ мало свободнаго времени, чтобы ему нужно было еще "убивать" его. Онъ счастливъ, когда можетъ найти минуту, чтобы отдохнуть отъ усиленной работы, и если возьметъ книгу, то онъ ищетъ найти въ ней сжатое, незамысловатое представленіе того, что творится на бѣломъ свѣтѣ, надъ чѣмъ онъ можетъ посмѣяться или изъ чего можетъ извлечь пользу. При такомъ требованіи на литературу, обусловленнымъ крайне-ограниченнымъ досугомъ, ему совершенно невозможно читать англійскій романъ, который притомъ обыкновенно растянутъ книжки на двѣ, на три!
Романистъ очень хорошо и знаетъ, что долженъ писать исключительно для высшаго и средняго сословій и, разумѣется, прилагаетъ всѣ свои старанія, чтобы пріятно наполнить досугъ своихъ читателей. Въ Англіи, гдѣ и работа и досугъ развиты, какъ нигдѣ, съ каждымъ годомъ все болѣе и болѣе размножается романистовъ; романы и повѣсти сыплются какъ съ неба, по нѣскольку десятковъ въ мѣсяцъ. Скучающая часть человѣчества не успѣваетъ раскупать ихъ. Но въ тоже время англійскіе романы не довольно часто соотвѣтствуютъ требованію: "развлечь и занять". Они очень часто грѣшатъ однообразіемъ, читателю кажется, что это все тѣже лица, только съ другими именами, та же завязка и развязка. А читателямъ давно надоѣло постоянно видѣть предъ глазами ихъ собственные фотографическіе снимки, въ видѣ глубокомысленныхъ джентльменовъ и любезныхъ лэди, въ видѣ мастерски очерченныхъ молодыхъ миссъ и ихъ будничныхъ поклонниковъ. Автору, въ настоящее время, уже трудно заинтересовать читателя описаніемъ чувствъ, мыслей, разговоровъ и дѣйствій подобныхъ героевъ и обстановкой ихъ, взятой изъ будничной жизни. Эта слишкомъ знакомая обстановка не удовлетворяетъ читателя и въ особенности читательницу. Ей интересно прочесть о чемъ-нибудь такомъ, чего замкнутая жизнь ея не показала ей. Однообразныхъ лицъ она уже видитъ слишкомъ много въ дѣйствительной жизни, чтобы особенно заинтересоваться ими въ романѣ. Она ищетъ чего-либо, выходящаго изъ ряда обыденныхъ событій и открывающаго передъ ней другія сферы, недоступныя ей условіями свѣта. Ей нуженъ романъ съ "сенсаціею", она нервно читаетъ страницу такого романа за страницей; она не спрашиваетъ себя: возможно-ли въ дѣйствительной жизни то, что написано? Она вѣритъ автору на слово, а если и не совсѣмъ вѣритъ, то не знаетъ жизни настолько, чтобы критиковать положенія, въ которыя авторъ ставитъ своихъ героевъ. Она читаетъ нѣсколько дней сряду "потрясательный романъ" и выпускаетъ его изъ рукъ только тогда, когда того требуютъ условія ея домашней обстановки. Она возвращается къ нему при первой возможности и часто даже забываетъ для него часы необходимаго отдыха. Нервная тревога ея кончается только тогда, когда она съ послѣдней страницей закроетъ книгу.
Романы Уильки-Коллинса вообще, и послѣдній его романъ въ особенности, представляютъ именно такого рода интересъ; они не грѣшатъ однообразіемъ, и романистъ, видно, рѣшается понести упреки со стороны критики за неестественность, стремленіе къ эффектамъ, сенсаціи, лишь бы читатель не бросилъ книги на первыхъ страницахъ. Но талантъ Уильки-Коллинса спасаетъ его на такомъ скользкомъ пути -- заинтересовать читателя во что бы то ни стало. Въ каждомъ его романѣ оказывается непремѣнно какая-нибудь серьезная мысль, какой-нибудь житейскій крупный вопросъ, и читатель, заинтересованный сначала талантомъ разскащика, даже, быть можетъ, злоупотребленіемъ этого таланта, кончитъ непремѣнно тѣмъ, что мало-помалу и незамѣтно для себя перенесетъ свой интересъ съ фабулы романа на вопросы окружающей его жизни, и тогда предъ читателемъ явятся, въ популярной формѣ, тѣ многочисленные процессы житейской борьбы, которые проходитъ каждый изъ насъ съ большею или меньшею полнотою и законченностью. Вотъ почему въ романахъ Уильки-Коллинса такъ много матеріала для осуждающей критики: авторъ употребляетъ слишкомъ много усилій, чтобы заинтересовать читателя, и грѣшитъ не рѣдко противъ жизненной правды, прибѣгаетъ къ натяжкамъ; автора обвиняютъ даже въ небрежности, въ недостаткѣ художественнаго чутья; -- и въ тоже время эти романы читаются съ жадностью: вѣрный знакъ того, что авторъ не ограничивается возбужденіемъ одного досужаго любопытства. Но вотъ какимъ образомъ самъ авторъ объясняетъ мотивы своего послѣдняго романа "Мужъ и жена".
"Разсказъ, предлагаемый здѣсь читателю,-- говоритъ Уильки-Коллинсъ въ своемъ предисловіи, -- въ одномъ отношеніи отличается отъ разсказовъ, написанныхъ тѣмъ же авторомъ. Фикція опирается здѣсь на дѣйствительные факты и стремится къ тому, чтобы способствовать къ ускоренію реформы нѣкоторыхъ злоупотребленій, уже слишкомъ долго терпимыхъ и требующихъ измѣненія.
"Всѣ должны согласиться съ тѣмъ, что законы о бракѣ въ Соединенномъ Королевствѣ -- самые возмутительные. Рапортъ королевской коммиссіи, которая была назначена для провѣрки этихъ законовъ, далъ мнѣ достаточно твердую почву, на которую я могъ опереть мое произведеніе. Я предоставилъ читателю возможность провѣрить меня и убѣдиться, что не ввожу его въ заблужденіе, приложивъ въ концѣ книги нѣсколько примѣчаній и ссылокъ на оффиціальный рапортъ королевской коммиссіи.
"Въ то время, какъ я пишу эти строки, парламентъ прилагаетъ всѣ свои старанія, чтобы пресѣчь ужасныя злоупотребленія, подобныя тѣмъ, которыя изображены въ этой книгѣ, въ раясказѣ Эсѳири Десриджъ, -- и есть надежда, что въ Англіи законъ признаетъ за замужней женщиной право распоряжаться своей собственностью и зарабатываемыми деньгами. Мнѣ неизвѣстно, сдѣлана ли еще какая-нибудь попытка кромѣ этой, чтобы устранить злоупотребленія, существующія въ законахъ о бракѣ въ Великобританіи и Ирландіи....
..."Относительно же другого вопроса, затронутаго въ этомъ романѣ -- вопроса о вліяніи возникшей страсти къ тѣлеснымъ упражненіямъ на здоровье и нравственную сторону слагающагося поколѣнія Англіи -- я знаю заранѣе, что многіе за это крайне на меня возстанутъ".
Уильви-Коллинсъ дальше старается доказать, что сверхъестественное упражненіе въ спортахъ всѣхъ видовъ приноситъ явный ущербъ здоровью англійской молодежи, не говоря уже о томъ, что заставляетъ ее совершенно позабывать объ умственномъ и нравственномъ развитіи.
"Я могу ошибаться, находя нѣкоторое соотношеніе между необузданной страстью англичанъ къ физическимъ упражненіямъ и съ недавняго времени все болѣе и болѣе распространяющеюся грубостью и звѣрствомъ въ высшихъ слояхъ англійскаго общества; но никто не можетъ опровергать, что эта грубость и это звѣрство существуютъ и что за эти послѣдніе годы они достигли большихъ размѣровъ. Мы уже такъ сжились съ постыдной привычкой выносить оскорбленія и насилія, что считаемъ ихъ неизбѣжнымъ аттрибутомъ нашего общественнаго строя, и причисляемъ нашихъ современныхъ дикарей въ однимъ изъ представителей нашего народа, называя ихъ новоизобрѣтеннымъ именемъ -- суровые (roughs)".
Конечно, эта послѣдняя сторона романа Уильки-Коллинса представляетъ болѣе мѣстный интересъ, интересъ англійскаго общества, гдѣ культъ физической силы и мускульнаго развитія дошелъ до злоупотребленія. У насъ, въ этомъ отношеніи, мы не встрѣтимъ никакого злоупотребленія, по той простой причинѣ, что у насъ -- о чемъ нельзя не пожалѣть -- мы еще не встрѣчаемъ и употребленія. Въ нашемъ обществѣ мы видимъ скорѣе небрежное отношеніе къ развитію физики молодыхъ поколѣній; между тѣмъ, введеніе принципа военной повинности, безъ сомнѣнія, вызоветъ и у насъ другіе взгляды на физическое воспитаніе, а потому и для насъ любопытно и назидательно увидѣть въ романѣ Уильки-Коллинса впередъ, къ какимъ злоупотребленіямъ можетъ приходить общество въ преслѣдованіи даже такого здраваго начала, какъ: "въ здоровомъ тѣлѣ -- здоровая душа".
-----
Авторъ предпосылаетъ разсказу прологъ. Двѣ молодыя дѣвушки во время оно были разлучены судьбой, одна уѣхала въ Индію, другая -- осталась въ Англіи. Обѣ бѣдныя, и должны сами зарабатывать свой хлѣбъ. Послѣ ихъ трогательнаго прощанья, послѣднимъ словомъ котораго была клятва вѣчно любить другъ друга -- проходитъ двадцать лѣтъ, а черезъ 20 лѣтъ дѣвушка, остававшаяся въ Англіи, Анна, оказывается замужемъ за мистеромъ Ванборуфомъ и имѣетъ дочку двѣнадцати лѣтъ, тоже Анну. Она вступила въ супружескій союзъ прямо со сцены (она была пѣвицей) и спокойно прожила со своимъ мужемъ тридцать лѣтъ. Въ ея домѣ мы находимъ еще ребенка пяти лѣтъ; ребенокъ этотъ -- дочь ея подруги Бланшъ, приславшей ей изъ Индіи свою дочку для поправленія здоровья. Дѣвочка зовется тоже Бланшъ, какъ и мать ея.
Тутъ-то и начинается страшная драма: мужъ Анны, мистеръ Ванборуфъ, не довольствуется любовью -- онъ хочетъ почета и славы, онъ хочетъ сдѣлаться членомъ палаты лордовъ. Его пѣвица-жена загораживаетъ ему дорогу; для того, чтобы быть въ палатѣ и достигнуть своей цѣли, нужна протекція, нужны связи. Годами онъ моложе своей жены, а тутъ какъ разъ встрѣчается ему молодая лэди, которая явно показывала желаніе соединить свою судьбу съ нимъ. Стыдъ за пѣвицу-жену не позволилъ благородному джентельмену признаться, что онъ уже женатъ; кромѣ того, перспектива блестящаго положенія, достигаемаго бракомъ съ лэди, отуманила ему голову. Онъ рѣшилъ, во что бы то ни стало, найти достаточный предлогъ, чтобы объявить свою первую женитьбу незаконной.
Адвокатъ, мистеръ Деламэнъ, помогаетъ ему въ этомъ; онъ находитъ пунктъ, по которому бракъ оказывается недѣйствительнымъ. Англійскіе законы объявляютъ католическій бракъ незаконнымъ, а патера совершившаго его -- преступникомъ, если одинъ изъ бракосочетающихся принялъ католическую вѣру раньше 12-ти мѣсяцевъ до брака. Анна была католичка, влюбленный въ нее молодой человѣкъ -- протестантъ. Чтобы угодить ей, онъ перемѣнилъ вѣру и женился на ней шесть недѣль спустя. Обрядъ происходилъ заграницей, священнику и въ голову не пришло спросить, принадлежалъ ли одинъ изъ нихъ когда-нибудь къ другой вѣрѣ. Самъ m-r Ванборуфъ и не подозрѣвалъ, что вступаетъ въ незаконный бракъ.
Будущему члену палаты лордовъ пѣвица-жена надоѣла да и мѣшала, законъ позволялъ выбросить ее на улицу вмѣстѣ съ дочерью -- и такъ она очутилась въ одинъ прекрасный день по прежнему дѣвицей Анной Сильвестръ, а дочь ея -- незаконно прижитый ею ребенокъ....
М-ръ Деламэнъ остался съ глазу на глазъ съ опозоренной и брошенной женщиной и молча положилъ передъ ней на столъ статью закона. Она посмотрѣла сперва на него, потомъ на бумагу -- она не вскрикнула, не сдѣлала попытки убѣжать, а безъ чувствъ упала къ его ногамъ. Онъ поднялъ ее, положилъ на кушетку и подождалъ немного, не вернется ли м-ръ Ванборуфъ. Всматриваясь въ ея красивое лицо -- красивое даже въ обморокѣ -- онъ сознавалъ, что ей должно быть черезъ-чуръ тяжело. Да, идущій въ гору адвокатъ, хотя и по-своему, но сознавалъ, что ей было тяжело!
Но законъ подтверждалъ его рѣшеніе. Въ ея дѣлѣ сомнѣнія или спорнаго пункта возникнуть не могло -- законъ его подтверждалъ.
М-ръ Деламэнъ не хотѣлъ дѣлать въ домѣ скандала; онъ не хотѣлъ взять на себя коммиссію сообщить слугамъ о томъ, что случилось въ домѣ -- а она все лежала неподвижно. Свѣжій, вечерній вѣтерокъ проникалъ чрезъ открытое окно и игралъ лентами ея кружевного чепчика, развѣвая небольшой локонъ спускающійся на ея шею -- а она все лежала неподвижно. Женщина столько лѣтъ любившая его, мать его ребенка -- лежала брошенная на полу.
Въ это самое время пріѣзжаетъ изъ Индіи ея подруга; у нея Анна и пристраивается до своей смерти. Анна безъ стыда покорилась своему несчастію; она приняла сначала помощь своей подруги, но вскорѣ устроила себѣ независимое положеніе, давая уроки пѣнія. Она мужественно боролась противъ горя и болѣзни ради своей дочери -- но надломленный организмъ взялъ свое.
-- Бланшъ -- сказала она -- возьмешь ли ты на свое попеченіе моего ребенка?
-- Она будетъ моимъ ребенкомъ, милая Анна, если тебя не станетъ.
Умирающая замолкла на минуту и задумалась. Вдругъ она страшно задрожала.
-- Сохрани это въ тайнѣ -- произнесла она -- я боюсь за мою дочь!
-- Боишься? даже послѣ моего обѣщанія?
Она снова повторила: "Да, я боюсь за нее!"
-- Почему же?
-- Моя Анна -- мое второе я; неправда-ли?
-- Да.
-- Анна любитъ твою дочь точно также горячо, какъ нѣкогда и я тебя любила.
-- Да.
-- Замѣть, она не называется именемъ своего отца: -- она тоже Анна Сильвестръ, какъ и я. Неужели и она кончитъ, какъ я кончаю?...
Послѣдними словами умирающей были просьбы сдѣлать изъ ея Анны гувернантку и не давать ей музыкальнаго образованія, не позволять вступать на сцену. Больная скончалась; дочь ея осталась у Бланшъ.
Десять лѣтъ спустя, идущій въ гору адвокатъ, виновникъ несчастія умершей Анны, достигъ до самой вершины своихъ надеждъ. М-ръ Деламэнъ, пользуясь полнымъ успѣхомъ въ адвокатурѣ, сдѣлался еще популярнѣе въ парламентѣ. Онъ сталъ однимъ изъ самыхъ выдающихся членовъ палаты. Онъ говорилъ ясно, скромно, съ чувствомъ, и никогда не произносилъ длинныхъ рѣчей... Однимъ словомъ, м-ръ Деламэнъ такъ возвысился, что всѣ его друзья начали совѣтовать его двумъ сынкамъ вести порядочную жизнь и приличныя знакомства, такъ какъ они могли въ одно прекрасное утро проснуться сыновьями лорда. Предсказаніе друзей сбылось: м-ръ Деламэнъ сталъ лордомъ Гольчестеромъ.
Дочь Анны оставалась у Бланшъ, у жены сэра Томаса Люнди. Желаніе матери было свято исполнено -- Анна сдѣлалась воспитательницей маленькой Бланшъ. Такая же сильная привязанность была между дѣтьми, какъ она когда-то была между ихъ матерьми. Но и Бланшъ скоро лишилась своей матери -- она умерла при переѣздѣ въ Индію къ мужу. Отецъ Бланшъ женился во второй разъ -- прожилъ однако недолго; возвратясь изъ Индіи, онъ скончался.
Вотъ и весь прологъ. Онъ вводитъ читателя въ романъ и вмѣстѣ знакомитъ его съ однимъ изъ главныхъ недостатковъ Уильки-Коллинса, съ его привычкою помѣщать въ свои разсказы предчувствія и какое-то мистическое предвидѣніе. Прологъ имѣетъ, потому, одно отношеніе къ будущему разсказу -- онъ оправдываетъ предчувствіе умирающей; а авторъ какъ будто хочетъ доказать, что, несмотря на разницу обстановки и воспитанія, на людяхъ часто лежитъ роковая печать, которую нельзя ничѣмъ уничтожить. Дѣйствительно, дочь бѣдной Анны съ первыхъ же страницъ оказывается несчастной, и по винѣ кого-же?-- младшаго сына человѣка, который когда-то причинилъ несчастіе и ея матери -- младшаго сына лорда Гольчестера, бывшаго адвоката Деламэна.
Но стоило ли писать прологъ почти на семидесяти страницахъ для того, чтобы еще болѣе укоренить подобныя идеи въ людяхъ и безъ того склонныхъ къ вѣрѣ во всевозможныя примѣты и предчувствія?
-----
Романъ начинается рядомъ мастерскихъ портретовъ и характеристикъ, которые, можно сказать, составляютъ главную спеціальность таланта Уильки-Коллинса.
У лэди Люнди, мачихи Бланшъ, собрались какъ-то на ея дачѣ гости и размѣстились въ бесѣдкѣ и около.
Они смѣялись и болтали въ ту минуту, когда на холмикѣ у бесѣдки появилась молоденькая дѣвушка и стала осматривать всѣхъ гостей, какъ генералъ осматриваетъ свой отрядъ.
Она была молода, хороша, цвѣтуща, очаровательна. Одѣта по послѣдней модѣ. Шляпка въ видѣ опрокинутой тарелочки была надвинута на самый лобъ. Шаръ свѣтло-русыхъ волосъ, хорошо надутый, былъ прикрѣпленъ на темени. Водопадъ бусъ катился по ея груди. Эмалевые, майскіе жучки (поразительно похожіе на живыхъ) качались на кончикахъ ея ушей. Обшивка платья была чуднаго, небеснаго цвѣта. Ножки чуть-чуть просвѣчивали сквозь полосатые чулки. Башмаки на ней были такъ-называемаго фасона "Ватто", съ такими высокими каблуками, отъ которыхъ мужчины приходятъ въ ужасъ и спрашиваютъ себя: "Какимъ образомъ удается этой прелестной особѣ держаться на ногахъ?" Представшая въ такомъ видѣ молодая дѣвушка была миссъ Бланшъ Люнди. Лѣтъ -- восемнадцать. Положеніе въ обществѣ -- превосходное. Состояніе -- вѣрное. Характеръ -- живой. Расположеніе духа -- перемѣнчивое. Однимъ словомъ, дитя своего времени, съ недостатками его же и съ его же хорошими качествами, а сверхъ того съ подкладкой откровенности, прямота и добраго сердца.
-- Господа!-- воскликнула Бланшъ -- замолчите на минутку! Мы сейчасъ будемъ выбирать партнеровъ для крокета! за дѣло! за дѣло! за дѣло!
Въ эту минуту къ Бланшъ подошла дама и посмотрѣвъ на молодую дѣвушку съ упрекомъ, начала благосклонно выговаривать ей.
Эта дама была высока ростомъ и полна. Ей могло быть лѣтъ тридцать пять. У нея былъ орлиный жесткій носъ, прямой подбородокъ, роскошные черные волосы и черные глаза. На ней была великолѣпная одежда цвѣта молодой лани. Во всѣхъ движеніяхъ замѣчалась небрежная грація, которая нравилась съ перваго взгляда, но при ближайшемъ знакомствѣ, становилась невыразимо монотонна и скучна. Это была лэди Люнди вторая, вдова сэра Томаса Люнди. Другими словами, это была мачиха Бланшъ и достойная зависти обладательница дома и земель Виндигэта.
-- Душа моя -- сказала лэди Люнди -- слова имѣютъ свое значеніе даже на языкѣ молодой дѣвушки. Неужели вы называете крокетъ "дѣломъ"?
-- Однако вы не назовете эту игру "удовольствіемъ" -- отозвался изъ глубины бесѣдки серьёзно-ироническій голосъ.
Гости разступились, и изъ среды представителей новѣйшаго общества выступилъ джентльменъ прошедшихъ временъ. Манеры его были изысканны и отличались той граціей и любезностью, которыя совершенно позабыты теперешнимъ поколѣніемъ. Одежда его состояла изъ вычурнаго бѣлаго галстуха, синяго сюртука застегнутаго до верху, нанковыхъ брюкъ и нанковыхъ же стиблетъ, такое облаченіе возбуждаетъ смѣхъ въ теперешнемъ поколѣніи. Рѣчь его лилась какъ ручей, въ ней можно было замѣтить оригинальность мысли и утонченно-любезный даръ колкаго отвѣта -- качества, которыхъ не любитъ и опасается нынѣшняя молодежь. Роста онъ былъ небольшого, тѣлосложенія тонкаго и стройнаго, съ красивой головой покрытой сѣдинами, съ блестящими черными глазами, съ морщинками юмора въ обоихъ углахъ рта. Одна изъ ногъ его представляла то легкое безобразіе, вслѣдствіе котораго человѣка называютъ "колченогимъ". Но онъ такъ же весело мирился съ своею хромотой, какъ и съ своими годами. Въ обществѣ онъ славился за свою палку изъ слоновой кости, съ табакеркой искусно вдѣланной въ набалдашникѣ. Современное общество боялось его за его ненависть ко всему новому, которая проявлялась кстати и некстати и всегда вызывала въ немъ несчастную способность попадать въ больное мѣсто. Таковъ былъ сэръ Патрикъ Люнди, братъ почившаго баронета сэра Томаса и наслѣдникъ его земель и титула.
Миссъ Бланшъ не обратила-ни малѣйшаго вниманія ни на замѣчаніе мачихи, ни на комментарій дяди, указала на столъ, на которомъ лежали молоточки и шары, и, какъ ни въ чемъ не бывало, повторила вопросъ.
-- Я предводительствую одной партіей -- сказала она -- а лэди Люнди другой. Мы поочереди выбираемъ партнёровъ, за мама остается первенство лѣтъ. Итакъ, мама, выбирайте первая.
Лэди Люнди выбрала миссъ Сильвестръ. Гости снова разступились и пропустили ее. Это была дѣвушка въ самой порѣ жизни, одѣтая въ простое бѣлое платье. Когда она показалась и подошла къ хозяйкѣ, всѣ мужчины съ интересомъ посмотрѣли на нее. "Какая прелестная женщина" -- шёпотомъ спросилъ одинъ изъ гостей у друга дома -- "кто она такая?" -- "Гувернантка миссъ Люнди, ничего больше". Въ то время какъ гость дѣлалъ этотъ вопросъ, лэди Люнди и миссъ Сильвестръ стояли лицомъ къ лицу предъ всей компаніей. Гость посмотрѣлъ снова на обѣихъ женщинъ и шепнулъ: "Должно быть что-нибудь неладно между хозяйкой и наставницей?" Другой тоже взглянулъ на нихъ и односложно отвѣтилъ: "Да".
Есть женщины, которыхъ вліяніе на мужчинъ остается необъяснимой тайной для субъектовъ ихъ пола. Гувернантка была одной изъ такихъ. Она наслѣдовала всю очаровательность своей матери, хотя не была одарена ея красотой. Если бы о ней нужно было судить по головкамъ кипсэковъ или по снимкамъ выставленнымъ въ окнахъ магазиновъ эстамповъ -- то приговоръ надъ ней былъ бы произнесенъ очень скоро; всякій сказалъ бы: "въ ея лицѣ нѣтъ ни одной правильной черты". Когда миссъ Сильвестръ была спокойна, въ ней не было ничего своеобразно-привлекательнаго. Роста она была средняго, такъ же хорошо сложена, какъ большая часть женщинъ. Волосы и цвѣтъ лица ея -- ни темный, ни свѣтлый, а досадно средній. Въ лицѣ ея были даже положительные недостатки, которыхъ невозможно было отрицать, нервное сокращеніе одного изъ угловъ рта нарушало прямую линію ея губъ, когда она говорила, нервное блужданіе глаза на той же сторонѣ едва-едва не дѣлало ихъ косыми. И все же, съ этими положительными недостатками она была одна изъ тѣхъ женщинъ, -- замѣчательно-рѣдко встрѣчающихся,-- которыя держатъ въ своихъ рукахъ сердца мужчинъ и спокойствіе цѣлыхъ семей. Она шла -- и въ ея походкѣ была какая-то утонченная грація, которая заставляла васъ оборачиваться, забывать о чемъ шла рѣчь съ пріятелемъ и безмолвно слѣдить за ней. Она садилась около васъ и заговаривала съ вами -- и вотъ, что-то невыразимо нѣжное отражалось въ гримаскѣ рта и въ нервно-содрагающемся глубокомъ сѣромъ глазѣ -- и это что-то преображало недостатки въ красоту, которою вы восхищались, которая заставляла ваши нервы вздрагивать, когда она случайно прикасалась къ вамъ; ваше сердце удвоенно бьется, когда вы наклоняетесь вмѣстѣ съ ней надъ одной книгой и чувствуете близъ себя ея дыханіе. Понятно, что вы ощущаете все это если вы мужчина. Если же вы женщина, -- вы обратились бы къ первой сидящей возлѣ васъ подругѣ съ вопросомъ: "Что могутъ находить въ ней мужчины привлекательнаго?"...
Глаза хозяйки и гувернантки встрѣтились, въ нихъ отразилось явное недовѣріе съ обѣихъ сторонъ. Немногіе не замѣтили, что подъ спокойной поверхностью что-то тлѣло. Миссъ Сильвестръ заговорила первая.
-- Благодарю васъ, лэди Люнди, я бы предпочла не играть.
-- Неужели? колко спросила лэди Люнди, но такъ какъ мы собрались здѣсь для игры, то это можетъ показаться нѣсколько страннымъ. Развѣ случилось что-нибудь недоброе, миссъ Сильвестръ?
Краска выступила на нѣжныхъ, блѣдныхъ щекахъ миссъ Сильвестръ. Но она исполнила свою обязанность гувернантки -- она подчинилась.
-- У меня нѣтъ никакой причины, отвѣтила она, мнѣ сегодня немножко нездоровится. Но я буду играть, если вамъ это угодно.
-- Я этого непремѣнно желаю, отвѣтила лэди Люнди.
Дошла очередь до Бланшъ. Она нерѣшительно осмотрѣла всѣхъ гостей, глаза ея встрѣтились съ глазами молодого человѣка, стоявшаго на виду. Онъ стоялъ рядомъ съ сэромъ Патрикомъ и былъ столько же яркимъ представителемъ возникшей въ Англіи новой школы "суровыхъ", сколько сэръ Патрикъ былъ поразительнымъ представителемъ школы уже отжившей.
"Современный" юноша былъ очень молодъ и здоровъ, высокъ и мощенъ. Проборъ его курчавыхъ волосъ начинался отъ средины лба, доходилъ прямѣйшей линіей до темени и оканчивался такой же линіей на его красноватомъ затылкѣ. Черты его лица были настолько правильны, насколько могутъ быть правильны черты человѣческаго лица, но за то и настолько же неосмысленны. Его выраженіе всегда сохраняло изумительно-неподвижное спокойствіе. Мускулы его сильныхъ рукъ обрисовывались на рукавахъ его легкой, лѣтней одежды. Онъ былъ широкъ въ груди, тонокъ въ таліи, твердъ на ногахъ, однимъ словомъ -- великолѣпное "животное-человѣкъ" съ головы до ногъ, доведенное до высшей степени физическаго развитія. И имя ему m-r Жоффруа Деламэнъ, обыкновенно называемый "благороднымъ" (honorable) и заслуживающій это названіе по многимъ причинамъ. Во-первыхъ, онъ былъ "благородный" -- потому что былъ второй сынъ лорда Гольчестера; во-вторыхъ, онъ достигъ высшей популярности, до которой только могутъ достигать молодые англичане современнаго образованія -- онъ былъ чуть ли не первымъ гребцомъ во время университетской перегонки на лодкахъ! Прибавьте къ этому, что никто никогда не видѣлъ его читающимъ что бы то ни было, кромѣ газеты и, никто не запомнитъ, чтобы онъ когда-либо отступился отъ разъ заключеннаго пари -- и этого вамъ пока будетъ совершенно достаточно, чтобы составить себѣ полное понятіе объ этомъ благороднѣйшемъ молодомъ англичанинѣ.
М-ръ Деламэнъ играть отказался, Бланшъ должна была искать другого партнёра. Смуглый молодой человѣкъ, съ загорѣлымъ лицомъ, заставляющій предполагать, что онъ долгое время провелъ на морѣ, застѣнчиво подошелъ къ Бланшъ и прошепталъ:
-- Выберите меня.
Лицо Бланшъ озарилось пріятной улыбкой. Очевидно было, что этотъ смуглый молодой человѣкъ занималъ особое мѣсто въ ея уваженіи, мѣсто, принадлежавшее ему исключительно.
-- Васъ? возразила она кокетливо, вѣдь вы скоро уѣзжаете?
-- Но я возвращусь послѣзавтра.
-- Вы очень дурно играете!
-- Я могу усовершенствоваться, еслибы вы захотѣли поучить меня.
-- Неужели? такъ я хочу поучить васъ! Она обратилась сіяющая и закраснѣвшаяся къ своей мачихѣ: -- Я выбрала м-ра Арнольда.
-----
Вотъ главныя лица романа Уильки-Коллинса. Изъ нѣсколькихъ словъ, переброшенныхъ Арнольдомъ и Бланшъ видно, что между ними существуетъ нѣчто большее, чѣмъ простое знакомство. Дѣйствительно, при началѣ разсказа Арнольдъ дѣлаетъ Бланшъ предложеніе, которое принято. Денежныя дѣла Арнольда требуютъ его немедленнаго отсутствія на нѣсколько дней, такъ что онъ долженъ проститься съ Бланшъ въ самую счастливую минуту. Арнольдъ близкій пріятель Жоффруа Деламэна больше по чувству благодарности, чѣмъ по симпатіи. Жоффруа когда-то спасъ ему жизнь, вытащивъ его изъ воды. Арнольду еще не представлялось случая отплатить своему спасителю какой-нибудь болѣе или менѣе важной услугой, и онъ охотно приметъ на себя одно порученіе Жоффруа. Въ чемъ оно заключалось -- увидимъ ниже.
Читатель не ожидаетъ многаго отъ Жоффруа; авторъ обрушиваетъ на него всю свою антипатію и даетъ полное понятіе о своемъ героѣ, назвавъ его "животное-человѣкъ". Человѣческаго въ немъ былъ только обликъ, все остальное можно было отнести къ животнымъ инстинктамъ. Въ жизни Жоффруа была три занятія: спортъ, пари и куреніе; все прочее служило ему только аксессуаромъ. Глупость, грубость какъ въ чувствахъ, такъ въ манерахъ и въ языкѣ, полнѣйшее отсутствіе какой бы то ни было привязанности, страшное невѣжество и умственное неразвитіе, доходящее до идіотизма -- вотъ какимъ является герой романа Уильки-Коллинса и какимъ остается онъ до послѣдней страницы.
И это-то существо полюбила "утонченно-чувствительная" Анна Сильвестръ и нетолько полюбила его, но пренебрегла для него всѣми условіями свѣта и отдалась ему. Она поставила себя изъ-за него въ самое ужасное положеніе, въ которое только можетъ поставить себя дѣвушка. Какъ случилось, что эти два существа могли почувствовать другъ къ другу симпатію, которая перешла въ любовь -- авторъ не говоритъ. Когда читатель встрѣчаетъ ихъ, то романъ ихъ уже оконченъ, читатель долженъ принять его, какъ совершившійся фактъ. Но съ такимъ фактомъ помириться не легко; какимъ образомъ дѣвушка двадцати-пяти лѣтъ, значитъ уже не первой юности, дѣвушка, хорошо знавшая всю страшную исторію своей матери, дѣвушка, которую авторъ хочетъ выставить идеаломъ женскаго развитія, ума, твердости и силы самоотрѣшенія -- могла найти въ субъектѣ, подобномъ Жоффруа, такую неотразимую привлекательность, чтобы очертя голову броситься въ его объятія? Авторъ и самъ чувствуетъ, что поставилъ свою героиню въ искусственное положеніе, и что читатель не проститъ ему этой грубой ошибки. И вотъ онъ старается оправдать себя въ цѣлой сценѣ.
"Анна тихо прошла въ самую глубину бесѣдки. На одной изъ стѣнъ висѣло зеркало; она остановилась, и, посмотрѣвъ въ него, невольно содрогнулась. "Подходитъ время,-- подумала она,-- когда даже Бланшъ узнаетъ по моему лицу, что со мной!"
"Анна отвернулась отъ зеркала. Со стономъ отчаянія она подняла свои руки, тяжело опустила ихъ на стѣну и склонила на нихъ голову, оборотясь спиной ко входу. Въ дверяхъ показался мужчина -- это былъ Жоффруа Деламэнъ.
"Онъ сдѣлалъ нѣсколько шаговъ и остановился. Поглощенная своимъ горемъ, Анна ничего не слыхала, она не пошевелилась".
-- Я пришелъ, потому что вы этого непремѣнно требовали, сказалъ онъ, но помните, мы здѣсь не въ безопасности.
При звукѣ его голоса Анна обернулась. Когда она подходила къ нему, выраженіе ея лица измѣнялось и придавало ей поразительное сходство съ матерью. Точно также, какъ мать когда-то взглянула на человѣка, который обезславилъ ее, такъ и дочь взглянула на Жоффруа Деламэна,-- съ тѣмъ же самообладаніемъ, съ той же сдержанностью.
-- Ну-съ, сказалъ онъ, что же вы хотите сообщить мнѣ?
-- М-ръ Деламэнъ, отвѣтила она, вы одинъ изъ немногихъ избранниковъ судьбы; вы сынъ лорда; вы красавецъ, вы пользуетесь славой между вашими товарищами, вамъ открытъ доступъ въ лучшіе дома Англіи. Но, можетъ быть, кромѣ всего этого вы имѣете еще и другія качества? Можетъ быть, вы трусъ и подлецъ!
Онъ вздрогнулъ, хотѣлъ что-то сказать, переломилъ себя и сдѣлалъ усиліе, чтобы разсмѣяться.
-- Постарайтесь говорить спокойно, сказалъ онъ.
-- Говорить спокойно, повторила она,-- и это вы мнѣ совѣтуете обуздать себя? Какая у васъ удивительная память! Вы вѣрно уже забыли о тѣхъ дняхъ, когда я была настолько глупа, что повѣрила въ вашу любовь, и настолько безумна, что вообразила, будто вы можете сдержать данное слово!
Онъ продолжалъ принужденно смѣяться.
-- Безумно нѣсколько сильное выраженіе, миссъ Сильвестръ.
-- Безумно -- выраженіе именно настоящее. Я вспоминаю о моемъ ослѣпленіи -- и оно для меня необъяснимо; я сама не могу понять себя. Что было въ васъ такого,-- обратилась она къ нему съ презрительнымъ удивленіемъ, -- что могло въ васъ привлечь такую женщину, какъ я.
Его несокрушимое спокойствіе устояло даже противъ этого удара. Онъ положилъ руки въ карманы и флегматически произнесъ:
-- Ей-Богу не знаю.
Она отвернулась отъ него. Откровенная жестокость его отвѣта не оскорбила ее, и только безпощадно напоминала ей, что юна никого больше не имѣетъ права обвинить, кромѣ себя, за то ужасное положеніе, въ которомъ она находилась.
Печальная, грустная ея исторія, но ее нужно разсказать. При жизни матери, Анна была самая нѣжная, любящая дѣвочка. Впослѣдствіи, подъ попеченіемъ подруги матери, юность ея прошла такъ счастливо и такъ спокойно, что, казалось, дремлющія страсти такъ никогда и не проснутся. Она дошла до своей возмужалости и тутъ, въ самую блестящую пору своей жизни, отдалась человѣку, съ которымъ стояла теперь лицомъ къ лицу. Неужели ей нѣтъ извиненья? Нѣтъ, извиненіе все-таки есть.
"Она встрѣтилась съ нимъ -- говоритъ авторъ -- при другой обстановкѣ, чѣмъ та, въ которой они находились теперь. Она встрѣтилась съ нимъ, когда онъ былъ герой гонки на лодкахъ, первѣйшій человѣкъ по силѣ и ловкости, возбудившій восторгъ и энтузіазмъ цѣлой націи. На немъ сосредоточилось все вниманіе, онъ сдѣлался идоломъ народнаго поклоненія и восторга; ему принадлежали тѣ сильныя руки, которыя восхвалялись во всѣхъ газетахъ, онъ былъ первый между героями, провозглашенными гордостью и цвѣтомъ англійской націи, десятками тысячъ кричащихъ голосовъ. Женщина, въ самый разгаръ такого энтузіазма, дѣлается свидѣтельницей апоѳеозы "физической силы". Возможно ли, справедливо ли требовать, чтобы она хладнокровно спросила себя: "Чего (съ точки зрѣнія умственной и нравственной) все это заслуживаетъ?" -- и задала бы себѣ этотъ вопросъ въ то время, когда человѣкъ, заслужившій такую славу, обращаетъ на нее вниманіе, представленъ ей, отличаетъ ее отъ всѣхъ прочихъ? Нѣтъ, она тогда не можетъ спокойно анализировать! Пока человѣчество останется такимъ человѣчествомъ, какимъ оно есть -- за увлекшейся женщиной всегда останется извиненіе. Развѣ она безъ страданій "отдѣлалась отъ этого увлеченія?
"Посмотрите на нее -- продолжаетъ авторъ -- она стоитъ теперь передъ вашими глазами, мучась своей разгаданной тайной -- ужасной тайной, которую она должна скрывать отъ невинной дѣвушки, горячо ею любимой. Посмотрите на нее уничтоженную послѣднимъ униженіемъ, для котораго нѣтъ словъ. Она разгадала любимаго человѣка только теперь, -- а теперь уже слишкомъ поздно! Она оцѣнила его по достоинству только теперь, когда въ его рукахъ ея доброе имя. Спросите ее: "что же вы могли полюбить въ человѣкѣ, который говоритъ съ вами, какъ этотъ человѣкъ сейчасъ говорилъ? который обращается съ вами, какъ онъ сейчасъ обращался? Съ вами, съ такой умной, образованной, деликатной женщиной! Скажите, ради Бога, что вы могли найти въ немъ?", Спросите ее объ этомъ -- и она не будетъ знать, что отвѣтить вамъ; она даже не найдется настолько, чтобы напомнить вамъ, что этотъ человѣкъ былъ однажды и вашимъ идеаломъ мужской красоты; что вы тоже махали ему платкомъ до усталости, когда онъ садился въ лодку рядомъ со своими товарищами, что ваше сердце тоже готово было вырваться изъ груди вашей, когда на послѣднихъ бѣгахъ онъ сдѣлалъ прыжокъ и сразу взялъ призъ! Среди горечи своего поздняго раскаянія, она даже не прибѣгаетъ къ этимъ извиненіямъ. Неужели вы не видите въ ея страданіяхъ ничего искупляющаго? Неужели вы можете отвернуться и погнушаться высказать ей сочувствіе?"
Удовлетворенъ ли читатель доводами романиста? Мы думаемъ, скорѣе нѣтъ, чѣмъ да. Это правда, что общество склонно карать отдѣльное лицо за проступокъ, въ которомъ само общество несетъ значительную долю отвѣтственности, увлекаясь безсодержательными явленіями, хотя и въ другой формѣ, нежели какъ увлек;ась ими Анна. Но романистъ такъ высоко поставилъ Анпу, что ея увлеченіе нуждалось для своего оправданія въ болѣе сильныхъ аргументахъ, тѣмъ болѣе, что авторъ тутъ же рисуетъ намъ сцену, изъ которой видно, что даже безхитростная Бланшъ понимала всю пустоту и грубость Жоффруа.
-- Неужели васъ, m-r Деламэнъ, ничего не интересуетъ, кромѣ грубыхъ тѣлесныхъ упражненій? спросила Бланшъ колко, когда онъ отказался играть въ крокетъ -- неужели вамъ только и нравится, что грести или высоко прыгать чрезъ баррьеръ? Если бы у васъ былъ умъ, вы бы должны были давать и ему отдыхъ. У васъ вмѣсто ума мускулы -- почему же вы имъ не дадите отдохнуть?
-- Думайте обо мнѣ что вамъ будетъ угодно -- отвѣтилъ онъ съ несокрушимымъ равнодушіемъ. Я здѣсь въ обществѣ женщинъ, и онѣ не хотятъ, чтобъ я курилъ, -- я долженъ жертвовать этимъ удовольствіемъ. Я надѣялся, что могу теперь на минуту ускользнуть и доставить себѣ это удовольствіе. Вы этого не желаете -- все равно, я буду играть.
-- О нѣтъ! разумѣется, идите курить!-- отвѣчала Бланшъ.
-----
Возвратимся, впрочемъ, къ прерванной сценѣ.
Послѣ длиннаго разговора съ Анной, въ продолженіи котораго Жоффруа нѣсколько разъ доводилъ Анну до отчаянія, онъ наконецъ соглашается жениться на ней гражданскимъ бракомъ.
-- Говорите, что вы хотите, только не требуйте отъ меня невозможнаго -- я не могу жениться на васъ сегодня.
-- Вы можете.
-- Что за глупости! Домъ и окрестности наполнены гостями!-- Это невозможно!
-- Это возможно. Я думала объ этомъ. Хотите вы слушать, что я придумала, или нѣтъ!
-- Говорите тише.
-- Хотите слушать или нѣтъ?
-- Чортъ побери ваше упорство! Да.
Планъ Анны заключался въ томъ, что она уѣдетъ въ ближайшую гостинницу, и что Жоффруа пріѣдетъ туда за ней черезъ часъ и они уже отправятся дальше вмѣстѣ. Во избѣжаніе подозрѣнія со стороны хозяйки, она назоветъ себя мистрисъ Сильвестръ, если хозяйка спроситъ ея фамилію. Жоффруа соглашается и обѣщаетъ непремѣнно пріѣхать за ней въ скоромъ времени. Аннѣ удается извиниться предъ леди Люнди головной болью, она наскоро беретъ нѣсколько необходимыхъ вещей и благополучно добирается до желанной цѣли. Въ домѣ узнаютъ скоро, что Анны нѣтъ изъ записки, которую она оставила въ своей комнатѣ. Никто не видѣлъ, какъ она ушла. Леди Люнди спрашиваетъ слугъ поочереди -- никто не можетъ дать ей положительнаго отвѣта.
Она позвонила и велѣла послать кухарку. Въ комнату вошла очень замѣчательная особа. Немолодая и спокойная, крайне опрятная и порядочная. Сѣдые волосы ея были гладко причесаны подъ простой бѣлый чепчикъ, ея глаза были впалы и смотрѣли прямо и проницательно въ лицо собесѣднику. По первому взгляду на нее можно было бы сказать, что это добросовѣстная и честная женщина. Немного болѣе всматриваясь въ нее, было ясно, что на этой женщинѣ осталась неизгладимая печать страшныхъ пережитыхъ страданій. Это чувствовалось въ ея мертвомъ спокойствіи. Кухарку, или Эсѳирь Десриджъ, держали въ домѣ за отличное умѣнье готовить кушанья, и за крайнюю честность. За эти качества ей прощали даже ея странности и терпѣли находившіе на нее по временамъ причуды. Эсѳирь была нѣма. Она онѣмѣла еще въ молодости отъ нанесеннаго ей удара, потому у ней всегда была привязана грифельная доска, на которой она писала отвѣты.
Эсѳирь очень утвердительно показала, худа уѣхала Анна. Между тѣмъ явился посланный изъ Лондона, отъ брата Жоффруа съ извѣщеніемъ, что отецъ его боленъ при смерти и что онъ можетъ быть примириться съ нимъ вслѣдствіе ходатайства матери. Братъ настоятельно зоветъ Жоффруа пріѣхать сейчасъ же, чтобы оказаться подъ рукой, если отецъ согласится простить его.
Жоффруа видитъ во всемъ этомъ залогъ своего благосостоянія и прекрасный случай отвязаться отъ Анны, отложивъ бракъ. Но какъ дать ей знать объ этомъ, чрезъ кого? Всѣ уже знаютъ, что она оставила домъ навсегда и поѣхала къ своему "мужу": она написала это въ запискѣ. Жоффруа вспоминаетъ объ Арнольдѣ, онъ спасъ ему жизнь, онъ имѣетъ полное право требовать отъ него услуги. Жоффруа повѣряетъ Арнольду свою тайну. Арнольдъ предчувствуетъ (у Уильки-Коллинса эти предчувствія встрѣчаются очень часто) что-то недоброе, но взявъ во вниманіе, что другъ его спасъ ему жизнь, соглашается оказать Жоффруа услугу. Послѣ долгихъ переговоровъ друзья рѣшаютъ, что Арнольдъ спроситъ въ отелѣ "свою жену" и когда увидитъ Анну, передастъ ей наединѣ записку отъ Жоффруа. Арнольдъ обѣщаетъ все исполнить въ точности, прощается со своей невѣстой, обѣщая вернуться черезъ два дня, и уѣзжаетъ вмѣстѣ съ Жоффруа; тотъ высаживаетъ его недалеко отъ отеля, въ которомъ несчастная Анна ожидаетъ своего невѣрнаго обольстителя. Арнольдъ спрашиваетъ свою "жену", его приводятъ въ Аннѣ.
Анна уничтожена обманомъ своего возлюбленнаго, она долго не можетъ придти въ себя, наконецъ, ею овладѣваетъ смутный страхъ за жениха любимой ею дѣвушки. Анна уговариваетъ его уѣхать, но Арнольдъ, ничего не подозрѣвая относительно ея слишкомъ близкихъ связей съ Жоффруа, смѣется и говоритъ, что онъ не можетъ компрометтировать ее и потому не хочетъ сейчасъ же уѣхать. Арнольдъ не знаетъ, какое ему грозитъ неучастіе, Анна чувствуетъ, что онъ можетъ поплатиться за свое великодушіе и не говоритъ ему этого. Арнольдъ распоряжается какъ "мужъ", велитъ принести ужинъ, называетъ ее "женой" при свидѣтеляхъ -- Анна все ужасается, трепещетъ, умоляетъ -- но молчитъ. Авторъ, какъ бы сознавая, что во всей этой сценѣ, написанной впрочемъ мастерски, есть натяжка, что его героиня, неизвѣстно почему, дѣлаетъ ошибку упорнымъ молчаніемъ, -- авторъ призываетъ на подмогу себѣ страшную грозу -- Анна мучится вдвойнѣ -- она не можетъ рѣшиться сказать страшныхъ словъ, она не можетъ убѣдить Арнольда ѣхать въ такую страшную пору. Скоро положеніе ихъ еще болѣе усложняется. Лэди Люнди и Бланшъ написали Аннѣ письмо, и сэръ Патрикъ пріѣхалъ къ ней передать его. Арнольдъ долженъ былъ въ это время спрятаться въ другую комнату. Только-что сэръ Патрикъ успѣлъ повернуть спину, какъ среди самаго ужаснаго дожди является промокнувшая до костей Бланшъ. Сердце Арнольда обрывается. Анна тушитъ свѣчи и говоритъ на-скоро Арнольду, чтобы онъ бѣжалъ внизъ въ залу. Арнольдъ, растерянный, сталкивается въ дверяхъ со своей невѣстой, но къ счастію было темно и она не узнаетъ его.
Бланшъ уѣхала, буря прошла; Анна опять начинаетъ умолять Арнольда уѣхать, все-таки не говоря ему ни слова объ опасности. Арнольдъ, наконецъ, соглашается и смотритъ на часы -- уже почти ночь; онъ смотритъ на росписаніе желѣзныхъ дорогъ -- болѣе часа, какъ уѣхалъ послѣдній поѣздъ. Арнольдъ вынужденъ остаться до утра. Анна въ отчаяніи, но все же не говоритъ ему ни слова, и уходитъ въ свою комнату.
Отецъ Жоффруа между тѣмъ не умеръ; онъ даже поставилъ условіе для примиренія съ сыномъ. Онъ обѣщалъ простить его и не лишить наслѣдства, если Жоффруа женится на порядочной женщинѣ. Мать съ радостью ухватилась за это условіе, невѣста была на примѣтѣ: очаровательная вдовушка съ десятью тысячами фунтовъ годового дохода. Жоффруа это было съ руки, но какъ отдѣлаться отъ Анны?
Впрочемъ что можетъ быть проще этого!? Арнольдъ пошелъ къ ней вмѣсто него, Арнольдъ назвался при свидѣтеляхъ ея мужемъ, Арнольдъ ночевалъ съ ней подъ одной кровлей -- кто же послѣ этого ея мужъ, какъ не Арнольдъ?-- Но онъ долженъ въ этомъ убѣдиться и поговорить съ компетентнымъ человѣкомъ. Сэръ Патрикъ былъ когда-то знаменитымъ адвокатомъ. Онъ обращается въ сэру Патрику подъ предлогомъ, что одинъ изъ его друзей не знаетъ точно, женатъ ли онъ или нѣтъ, и разсказываетъ ему положеніе Арнольда. Послѣ совѣщанія, Жоффруа встаетъ совершенно осчастливленный. Сэръ Патрикъ, одинъ изъ самыхъ лучшихъ юристовъ Шотландіи, признаетъ его друга законнымъ мужемъ Анны.
Анна все еще оставалась въ гостинницѣ. Въ запискѣ, принесенной Арнольдомъ, Жоффруа обѣщаетъ ей скоро дать о себѣ извѣстіе. Черезъ два дня онъ пишетъ ей изъ Лондона, чтобы она оставалась тамъ гдѣ находится, чта онъ опять скоро дастъ о себѣ вѣсть. Анна ждетъ, дни идутъ -- ничего не приходитъ. Анна рѣшается оставить гостинницу, но прежде чѣмъ уѣхать, совсѣмъ изъ этихъ мѣстъ, она хочетъ видѣть еще разъ Бланшъ. Она обѣщала Бланшъ придти въ ней когда-нибудь въ библіотеку во время завтрака, когда всѣ въ столовой. Бланшъ ждала ее напрасно каждый день; наконецъ, о радость! Анна пришла.
-- Кто же у васъ теперь въ домѣ? спросила Анна.
Бланшъ назвала по имени всѣхъ гостей.
-- Еще двое пріѣхали сегодня -- прибавила она -- Арнольдъ и его отвратительный другъ, m-r Деламэнъ.
Это извѣстіе такъ взволновало Анну, что она въ изнеможеніи опустила голову. Волненіе ея было такъ явно, и такъ сильно подѣйствовало на нея, что она едва держалась на ногахъ. Бланшъ видѣла, что ей нужно помочь.
-- Ты упадешь безъ чувствъ, я сейчасъ принесу вина!
Бланшъ ушла въ одну дверь, въ другую вошелъ Жоффруа. Занятый своей мыслью, онъ не тотчасъ замѣтилъ Анну. Ея упадающія силы мгновенно воскресли отъ радости снова увидѣть его. Она встала и подошла къ нему. Жоффруа обрѣзалъ разговоръ съ первыхъ словъ:
-- И вы еще смѣете требовать,-- воскликнулъ онъ, -- чтобы я женился на васъ, послѣ того, что произошло въ гостинницѣ?
Анна прислонилась къ столу и оперлась на него одной рукой, а другой схватила свою голову. Она чувствовала, что умъ ея мѣшается. Мыслить послѣдовательно становилось ей невозможно. Она машинально повторяла:-- "Въ гостинницѣ? что такое было въ гостинницѣ?"
-- Прошу помнить, что я совѣтовался съ юристомъ и говорю съ полной увѣренностью.
Она, казалось, не поняла его и все еще машинально спрашивала: "Что же такое въ гостинницѣ?" Она не могла ничего припомнить и, держась одной рукой за столъ, совершенно подошла къ Жоффруа.
-- Отказываетесь ли вы жениться на мнѣ?
-- Вы уже замужемъ за Арнольдомъ, отвѣчалъ онъ ей въ упоръ.
Она не вскрикнула, не сдѣлала попытки убѣжать, а безъ чувствъ упала къ ногамъ его, какъ когда-то мать ея упала къ ногамъ его отца. Онъ освободилъ свои ноги изъ складокъ ея платья. "Кончено"!-- прошепталъ онъ глядя на нее, когда она лежала безъ чувствъ на полу. Онъ услышалъ шумъ шаговъ, повернулся и вышелъ.
-----
Опомнясь, Анна подъ первымъ предлогомъ оставила свою подругу и бросилась въ ближайшій городъ. Она отправилась къ одному адвокату, разсказала, не называя ни чьихъ именъ, въ чемъ дѣло -- тотъ отвѣтилъ ей также утвердительно, что она жена Арнольда. Она бросилась къ другому, тотъ выслушалъ ее и вывелъ такое заключеніе:
-- Бракъ вашъ нельзя собственно считать дѣйствительнымъ -- сказалъ онъ -- конечно, можетъ быть, можно было бы узаконить бракъ, если бы вы подали на этого господина искъ. Но насколько я вижу, вы именно этого-то и не желаете.
Результатомъ разговора съ адвокатомъ была -- настоятельная необходимость немедленно увѣдомить Арнольда о томъ положеніи, въ которое онъ поставленъ. Измученная Анна едва доѣхала до дому, она чувствовала страшныя страданія во всемъ тѣлѣ. "Письмо въ Арнольду!-- повторяла она -- лишь бы только успѣть написать это письмо"!
Но она не успѣла. Письмо осталось едва начатое на столѣ, когда хозяйка гостинницы увидала ее безъ чувствъ лежащую на диванѣ. Скрученный платокъ былъ между ея стиснутыми зубами. Страшно было смотрѣть на ея измученное лицо....
Анна чуть не лишилась жизни и долгое время пролежала въ безпамятствѣ. Никто въ отелѣ не зналъ, кто она такая, откуда она и гдѣ ея друзья. Сдѣлали вызовъ въ газетахъ, во никто не откликнулся.
Въ то время, какъ несчастная Анна почти умирала въ чужомъ городѣ, друзья ея дѣлали все, чтобы напасть на ея слѣдъ. Всѣ ихъ усилія оставались тщетными.
Бланшъ страшно тосковала. Сэръ Патрикъ не зналъ, чѣмъ бы разсѣять ея горе и видѣлъ исходъ только въ одномъ: поторопить свадьбу ея и отправить молодыхъ за-границу. Сказано-сдѣлано. Арнольдъ, разумѣется, въ восторгѣ; свадьба состоялась, молодые уѣхали за-границу, взявъ съ сэра Патрика слово, что онъ будетъ постоянно хлопотать объ отысканіи мѣстожительства Анны. До брака, Арнольду нѣсколько разъ случалось быть въ такомъ неловкомъ положеніи, которое собственно требовала бы, чтобы онъ сообщилъ сэру Патрику о вмѣшательствѣ своемъ въ исторію Анны съ Жоффруа; но Арнольдъ далъ ему слово никому никогда не выдавать его секрета, и потому онъ упорно молчалъ.
-----
Что же дѣлаетъ въ это время Жоффруа? Гдѣ главный виновникъ несчастія Анны? Какъ онъ проводитъ время.
Въ лицѣ Жоффруа, авторъ поднимаетъ вопросъ о страшно притупляющемъ вліяніи исключительно физическаго развитія. Въ продолженіи романа авторъ не разъ подходитъ къ этому вопросу, который составляетъ одну изъ задачъ его, и энергически громитъ англійскую молодежь. Приведемъ одну изъ самыхъ выдающихся сценъ.
Изъ гостей леди Люнди, двое были мужчины среднихъ лѣтъ, принадлежащіе къ тому многочисленному разряду людей, которые окрашены природой сѣренькой краской. Они приняли взглядъ своего времени настолько, насколько способности ихъ это позволяли, и занимали въ обществѣ положеніе похожее на то, которое занимаетъ хоръ на сценѣ. Они составляли эхо мнѣнія большинства.
Остальные три гостя приближались къ тридцатилѣтнему возрасту. Всѣ трое были знатоки въ скачкахъ и въ тѣлесныхъ упражненіяхъ; превосходно знали достоинство трубокъ и вина, отлично играли на бильярдѣ и держали большія пари. Всѣ трое были въ полномъ невѣдѣніи обо всемъ остальномъ, что происходило подъ луной. Всѣ они были молодые люди знатнаго рода и всѣ имѣли университетскій дипломъ. Личность каждаго изъ нихъ, еслибъ описать ее, представила-бы блѣдный очеркъ съ Жоффруа, потому читатель вполнѣ можетъ удовлетвориться, если мы -- говоритъ авторъ -- назовемъ ихъ NoNo 1, 2, 3 (за полнымъ отсутствіемъ въ нихъ болѣе рѣзкихъ отличій).
Пока сэръ Патрикъ просматривалъ списокъ гостей, приглашенныхъ леди Люнди на ближайшій большой обѣдъ, NoNo 1, 2, 3 и тотъ хоръ подошли къ Жоффруа и воззвали къ его авторитету.
-- Слушайте, Деламэнъ! вы намъ нужны. Сэръ Патрикъ ведетъ противъ насъ регулярную аттаку, называетъ насъ первобытными британцами, говоритъ, что мы люди необразованные. Онъ сомнѣвается, чтобы мы могли прочитать, написать или сосчитать что бы то ни было безъ ошибокъ. Клянется, что ему опротивѣли господа, которые только и знаютъ, что хвастаться своими мускулами, спорятъ кто изъ нихъ сильнѣе и т. п. Говоритъ самыя ужасныя вещи о человѣкѣ, который ведетъ здоровую жизнь и упражняется физически, потому что онъ не сидитъ уткнувши носъ въ книгу. Онъ говоритъ, что такой человѣкъ способенъ на всѣ преступленія, не исключая даже убійства. Онъ увидѣлъ ваше имя въ газетахъ по случаю объявленія о вашемъ скоромъ бѣгѣ въ перегонку, и когда мы спросили его, заложилъ ли онъ на васъ какое-нибудь пари, онъ отвѣтилъ намъ, что при вашемъ ближайшемъ конкурсѣ въ университетѣ онъ будетъ держать пари на что намъ угодно, намекая, дружище, на вашъ дипломъ.
-- Грубо -- по мнѣнію No 1-го -- намекать на дипломъ.
-- Показываетъ дурное воспитаніе, возбуждать вопросы, которыми не интересуются -- по мнѣнію No 2.
-- Недостойно англичанина насмѣхаться за спиной -- по мнѣнію No 3.
Два господина, составляющіе хоръ, согласились съ общимъ мнѣніемъ. "Мнѣнія сэра Патрика чрезвычайно крайнія, неправда-ли Смитъ?" -- "Мнѣ кажется, Джонсъ, интересно было бы услышать и мнѣніе господина Деламэна"?
Жоффруа пристально посмотрѣлъ на каждаго изъ своихъ поклонниковъ. Въ его взглядѣ было что-то незнакомое имъ, въ его манерахъ что-то непріятное, что ихъ смутило. (Читатель долженъ знать, что этотъ разговоръ происходилъ передъ тѣмъ, что Жоффруа собирался посовѣтоваться съ сэромъ Патрикомъ о своемъ положеніи относительно Анны, потому Жоффруа не хотѣлъ сдѣлать ему непріятности).
-- Вы не можете сами сговориться съ сэромъ Патрикомъ -- спросилъ онъ -- я вы хотите, чтобы я это сдѣлалъ?
-- Потому, что -- отвѣтилъ Жофруа -- вы всѣ неправы, а сэръ Патрикъ правъ!
Не только удивленіе, но совершенное оцѣпенѣніе повергло депутатовъ въ безмолвіе.
Не сказавъ имъ больше ни слова, Жоффруа подошелъ къ сэру Патрику и заговорилъ съ нимъ. Сателлиты послѣдовали за нимъ и слушали съ изумленіемъ.
-- Вы, я слышалъ, готовы биться объ закладъ -- сказалъ Жоффруа -- что я не получу моего диплома? вы совершенно правы. Вы сомнѣваетесь, чтобы я, или кто бы то ни былъ изъ стоящихъ за мной, могъ читать, писать и считать безошибочно? вы опять совершенно правы. Вы говорите, что люди моего и ихъ сорта, начинающіе свою жизнь перегонками и бѣгами, могутъ кончить ее любымъ преступленіемъ, не исключая даже убійства -- какъ -знать, можетъ быть вы правы и въ этомъ! Кто же можетъ знать, что съ такимъ человѣкомъ случится! Кто можетъ, сказать, совершу ли я такое-то преступленіе или кто другой. Могу ли я или можете ли вы знать это?
Онъ рѣзко обратился къ ошеломленной аудіенціи: "Вы хотите знать мое мнѣніе -- вы его слышали коротко и ясно".
Нетолько въ безстыдствѣ этой выходки, но и въ злорадостномъ удовольствіи, которое видимо испытывалъ говорящій, было что-то необыкновенное, что обдало холодомъ всѣхъ слушателей, не исключая даже сэра Патрика.
Во время общаго молчанія, въ комнату вошолъ еще новый гость. Это былъ докторъ, пользовавшійся въ Лондонѣ репутаціей одного изъ самыхъ знающихъ врачей.
-- Тутъ, кажется, идетъ оживленный споръ? сказалъ онъ -- можетъ быть, я тутъ не кстати?
-- Споръ конченъ, мы всѣ согласны! буйно воскликнулъ Жоффруа, отвѣчая за всѣхъ -- чѣмъ больше согласныхъ, тѣмъ лучше!
Докторъ взглянулъ на Жоффруа и остался у окна.
-- Извините -- сказалъ сэръ Патрикъ, обратясь къ Жоффруа -- мы не всѣ согласны. Я не могу позволить вамъ, м-ръ Деламэнъ, присоединять мое мнѣніе къ тѣмъ взглядамъ, которые вы сейчасъ высказали. Послѣ того, что вы сейчасъ сказали, мнѣ остается только возстановить смыслъ словъ, какъ я ихъ сказалъ, а не какъ вы передали ихъ. Не моя вина, если разговоръ нашъ въ саду повторился передъ другими свидѣтелями -- вина ваша...
Пока сэръ Патрикъ говорилъ, Жоффруа сѣлъ къ окну, упрямо-безчувственнъ къ тому выговору, который относился къ нему. Его нетерпѣніе узнать мнѣніе компетентнаго человѣка, разрѣшающее ему вопросъ о положеніи Арнольда относительно Анны, заставило его сдѣлать сэру Патрику уступку. Этимъ онъ хотѣлъ отдѣлаться отъ тягостнаго присутствія своихъ товарищей... Докторъ наблюдалъ за нимъ.
-- Нашъ маленькій споръ въ саду, сказалъ сэръ Патрикъ, начался по поводу того объявленія, въ которомъ говорится что господинъ Деламэнъ скоро появится однимъ изъ бѣгуновъ въ перегонкахъ около Лондона. Я высказалъ по этому случаю мое отсталое мнѣніе, касательно физическихъ упражненій. Очень кожетъ быть, что въ пылу спора я былъ немного рѣзокъ, такъ какъ мое мнѣніе совершенно противорѣчило мнѣнію этихъ господъ -- мнѣнію, я не сомнѣваюсь въ томъ, добросовѣстно противуположному.
NoNo 1, 2 и 3 отвѣтили: "Вы однако должны помнить, что начавъ съ бѣговъ и перегонокъ, вы дошли до висѣлицы! Вы это сказали, это вѣрно"!
Оба господина, составляющіе хоръ, переглянулись: "Мнѣ кажется, Смитъ, что это было сказано?" -- "Да, Джонсъ, это навѣрное было сказано".
Единственные два человѣка, которые не обращали видимаго вниманія на этотъ разговоръ, были Жоффруа и докторъ. Первый сидѣлъ равнодушно, одинаково индифферентный къ нападенію и въ защитѣ, второй слѣдилъ за нимъ съ интересомъ человѣка, разсчитывающаго дойти до истины.
-- Выслушайте мою защиту, господа!-- продолжалъ сэръ Патрикъ,-- прошу васъ вспомнить, что я сказалъ въ саду. Я сдѣлалъ оговорку. Я допустилъ, что человѣкъ будетъ лучше работать умственно, если онъ съумѣетъ умно распредѣлить свое время и удѣлить долю и физическому упражненію. Весь вопросъ заключается въ томъ, чтобы рѣшить, какая должна быть пропорція между умственнымъ трудомъ и физическими упражненіями? Мои сѣтованія на нашу эпоху въ томъ и состоятъ, что англичане не умѣютъ найти этой пропорціи. Общественное мнѣніе въ Англіи, кажется, придаетъ развитію мускуловъ и ума не только равное значеніе, но даже ставитъ физическое развитіе неизмѣримо выше умственнаго. Поясню слова мои примѣромъ. Рѣдко можно видѣть болѣе единодушный и всеобщій энтузіазмъ, какъ энтузіазмъ, вызванный вашими университетскими перегонками на лодкахъ. Я вижу, что развитіе вашихъ мускуловъ вызываетъ восторгъ и торжество во всѣхъ школахъ и коллегіяхъ, и я прошу безпристрастнаго человѣка сказать мнѣ, что занимаетъ первое мѣсто какъ въ общественномъ мнѣніи, такъ и въ журналахъ: выставка ли въ самомъ зданіи (во время раздачи наградъ) того, что юноши произвели умственнаго, или выставка внѣ зданія (во время спортовъ) того, что юноши могутъ совершать тѣломъ? Вы всѣ очень хорошо знаете, что изъ двухъ вызываетъ всего болѣе поощреній и что увѣнчиваетъ высшими почестями героя дня.
NoNo 1, 2 и 3 прошептали: "Мы не имѣемъ ничего возразить на это, мы съ вами до сихъ поръ согласны!"
-- Прекрасно -- продолжалъ сэръ Патрикъ -- мы всѣ согласны. Покажите мнѣ теперь, въ чемъ высказалось благотворное вліяніе этого взрыва современнаго восторга предъ физическимъ развитіемъ и чѣмъ оно отразилось на массѣ народа? Развѣ явилось теперь большее число людей, готовыхъ жертвовать личными интересами для общаго блага? Развѣ мы относимся болѣе серьезно къ соціальнымъ вопросамъ, возникшимъ въ нашу эпоху? Развѣ мы становимся честнѣе относительно улучшенія нашихъ законовъ и въ коммерческихъ оборотахъ? Развѣ въ нашихъ удовольствіяхъ замѣтно болѣе здраваго смысла и вкуса?-- а въ выборѣ удовольствій всегда отражается уровень развитія. Отвѣтьте мнѣ на эти вопросы доказательно, и я откажусь видѣть въ маніи къ спорту возвращеніе, подъ новой формой, къ нашимъ первобытнымъ, варварскимъ временамъ... Я сказалъ, что человѣкъ съ большей охотой возвращается къ своимъ книгамъ послѣ здороваго, физическаго моціона, я повторяю это еще разъ, предполагая, что моціонъ не будетъ превышать извѣстныхъ границъ. Но когда симпатіи общества обращены исключительно на физическое развитіе -- то я говорю, что такое общество на скользкомъ пути. Оно заставитъ юношу думать только о тѣлесныхъ упражненіяхъ и сосредоточивать на этомъ всѣ свои интересы. Посвящая на это большую часть своего времени, онъ придетъ наконецъ къ тому, что въ немъ мало-по-малу заглохнутъ всѣ умственныя и нравственныя потребности и онъ окажется совершенно неразвитымъ и даже опаснымъ человѣкомъ.
Изъ противнаго лагеря послышались возгласы: "Наконецъ-то онъ до этого добрался! Человѣкъ, который развиваетъ силу данную ему Богомъ -- называется человѣкомъ вреднымъ и опаснымъ! Слыхано-ли что-нибудь подобное"?!
Два эхо повторили: "Нѣтъ! ничего подобнаго не слыхано"!
-- Возьмемте въ примѣръ -- продолжалъ сэръ Патрикъ -- молодого человѣка нашего времени, надѣленнаго всѣми качествами хорошаго физическаго развитія. Пусть этого человѣка случайно застигнетъ такое обстоятельство, которое пробудитъ въ немъ всѣ дикіе инстинкты, лежащіе въ глубинѣ человѣческой натуры -- инстинкты алчности и жестокости, скрывающіеся подъ каждымъ преступленіемъ. Пусть такой человѣкъ будетъ поставленъ обстоятельствами по отношенію къ другому лицу въ такое положеніе, которое потребуетъ одного изъ двухъ: или пожертвовать всей жизнью этого лица, или отказаться отъ личныхъ интересовъ и желаній. Предположимъ, что счастіе ближняго или жизнь его встанетъ ему препятствіемъ для достиженія какого-нибудь желанія, и онъ безнаказанно можетъ разбить счастіе или уничтожить жизнь другого безъ малѣйшаго ущерба для себя. Что же можетъ остановить его? Развѣ ловкое управленіе весломъ или быстрый бѣгъ, или изумительная выносливость Мускуловъ помогутъ одержать нравственную побѣду надъ эгоизмомъ к жестокостью? Основные принципы такихъ упражненій всегда учили его пользоваться въ борьбѣ съ противникомъ превосходствомъ силы и ловкости. Въ его воспитаніи не было ничего смягчающаго суровость его сердца, ничего образующаго его умъ. Искушеніе застигаетъ такого человѣка въ расплохъ, онъ не можетъ сдѣлать никакого отпора. Все равно, какое мѣсто онъ ни занималъ бы въ обществѣ, и на какую-бы высокую ступень судьба ни поставила его, я говорю, что, относительно нравственныхъ побужденій и потребностей, онъ -- животное и ничего больше. Вотъ какъ я поставилъ вопросъ при началѣ этого спора. Я взялъ крайній случай, но вполнѣ возможный -- и я не отказываюсь отъ своихъ словъ.
Прежде чѣмъ защитники противнаго мнѣнія успѣли открыть ротъ, чтобы отвѣтить, Жоффруа вышелъ изъ своего равнодушнаго спокойствія и вскочилъ съ мѣста.
-- Стойте!-- воскликнулъ онъ угрожающимъ голосомъ, увлеченный желаніемъ отвѣтить самъ. Водворилось общее молчаніе. Жоффруа обернулся къ сэру Патрику и такъ посмотрѣлъ на него, какъ будто тотъ нанесъ ему личное оскорбленіе.
-- Кто у васъ этотъ анонимный господинъ, который преслѣдуетъ однѣ свои собственныя цѣли, который никого не жалѣетъ и ни передъ чѣмъ не останавливается? Назовите его?
-- Я только беру примѣръ -- отвѣтилъ сэръ Патрикъ -- я не нападаю на личность.
-- Какое вы имѣете право -- воскликнулъ Жоффруа, совершенно позабывая въ пылу своего озлобленія, что разсчетъ заставлялъ бы его сдержать себя предъ сэромъ Патрикомъ -- какое вы имѣете право брать въ примѣръ гребца, который у васъ непремѣнно отъявленный мерзавецъ, когда гребецъ можетъ быть честнѣйшимъ человѣкомъ! и если уже на то пошло -- честнѣе человѣка въ вашей кожѣ!
-- Если одинъ случай такъ же возможенъ, какъ другой -- что я вполнѣ признаю -- отвѣтилъ сэръ Патрикъ -- то я не вижу, почему я не имѣю права выбрать тотъ, который больше подходитъ къ моему примѣру. Позвольте, м-ръ Деламэнъ, я кончаю! Я не взялъ вполнѣ извращеннаго человѣка, какъ вы ошибочно предполагаете, по посредственнаго человѣка, съ его долей жестокости и дурныхъ качествъ. Я дѣлаю предположеніе, что такой человѣкъ наталкивается на искушеніе, выходящее изъ (ряда обыкновенныхъ, и я стараюсь доказать, что совершенное умственное неразвитіе заставитъ его подпасть подъ вліяніе самыхъ дурныхъ инстинктовъ. Онъ неизбѣжно, шагъ за шагомъ, можетъ дойти до преступленія, начавъ съ невѣжества, будь онъ баринъ, будь онъ уличный бродяга -- все равно. Если вы не признаете за мной права брать подобные примѣры, вы или должны отвергнуть, что искушеніе можетъ коснуться человѣка съ кличкой: баринъ, или вы должны поставить а priori, что только такіе бары посвящаютъ себя физическому развитію, которые стоятъ выше всякихъ искушеній. Кончая, не могу не высказать моего глубокаго уваженія къ тѣмъ молодымъ людямъ, которые борются противъ заразы возвращающагося первобытнаго варварства. Въ ихъ будущности я вижу будущую надежду Англіи.
Справедливы ли надежды сэра Патрика или нѣтъ, но вѣрно во всякомъ случаѣ одно, что злоупотребленія спорта въ Англіи доходятъ дѣйствительно до величайшихъ безобразій. На скачкахъ и гонкахъ держатся огромныя пари, на которыя уходятъ цѣлыя состоянія, жертвуется счастіемъ семьи, дѣтей, иногда въ отчаяніи люди лишаютъ себя жизни. Изъ-за чего?-- изъ-за того, что человѣкъ въ желтомъ нарядѣ гребетъ скорѣе или бѣгаетъ быстрѣе, нежели человѣкъ въ красномъ! Со стороны можно право принять общество, для котораго это составляетъ жизненный вопросъ, за огромный домъ умалишенныхъ. А между тѣмъ, страсть къ спорту, какъ въ прежнее время страсть къ охотѣ -- распространяется на Западѣ необыкновенно быстро. Спортъ перешелъ уже во Францію и составляетъ одно изъ любимѣйшихъ удовольствій парижанъ. Кто изъ русскихъ, посѣтившихъ Парижъ, не попадалъ на безсмысленныя гулянья, называемыя "Courses"? Кто не наблюдалъ, съ какимъ жаднымъ интересомъ стремятся цѣлые десятки тысячъ народа посмотрѣть, "какой цвѣтъ" возьметъ призъ! Тысячи разряженныхъ женщинъ занимаютъ мѣста на эстрадахъ или слѣдятъ за перегоняющимися, стоя въ своихъ великолѣпныхъ экипажахъ. На эти "Courses" стекается все, что есть самаго наряднаго, знатнаго, "образованнаго" и богатаго, занимающаго высшее положеніе въ свѣтѣ. Мелкій людъ спѣшитъ тудаже, лавируетъ между экипажами, подвергается невольнымъ ушибамъ лошадей и давкѣ, намѣреннымъ ударамъ распорядительной власти -- но все же идетъ, куда притягиваетъ его интересъ взглянуть на зрѣлище, доставляющее такъ много неподдѣльныхъ восторговъ его идеалу -- богатому и "образованному" люду. Страсть къ скачкамъ до того распространилась, что даже молодыя дѣвушки "хорошихъ фамилій" не стѣсняясь признаются въ этомъ. Недавно намъ случилось встрѣтить молоденькую дѣвушку съ нѣжнымъ личикомъ и женственной граціей, которая говорила, что больше всего на свѣтѣ она любитъ скачки, что скачки разорятъ ее, когда она будетъ независима. Все окружающее общество одобрительно смѣялось и находило, что она "очаровательна". И все это происходило въ наполеоновскомъ Парижѣ, гдѣ злоупотребленія спорта не могли парализироваться хоть сколько-нибудь тѣми свободными политическими учрежденіями, которыя такъ часто и во многомъ спасаютъ англійское общество.
-----
Жоффруа Деламэнъ, въ ожиданіи наступающей для него новой славы и богатаго супружества съ вдовушкой, мистриссъ Глинармъ, въ 10 тысячъ фунтовъ дохода, увлеченной его достоинствами атлета, продолжалъ вести обычную жизнь и совершенно позабылъ о женщинѣ, судьба которой была испорчена имъ навсегда. Аннѣ въ ея положеніи ничего не оставалось, какъ написать откровенно Арнольду обо всемъ. Письмо это пришло къ нему чрезъ сэра Патрика въ Баденъ-Баденъ, спустя не болѣе недѣли послѣ его свадьбы. Можно себѣ представить отчаяніе бѣднаго Арнольда. Онъ не могъ сказать страшной правды своей молодой женѣ, онъ не зналъ, что ему дѣлать и немедленно написалъ сэру Патрику, приложивъ письмо Анны въ подлинникѣ. Сэръ Патрикъ былъ возмущенъ и огорченъ до глубина души; но дѣла нельзя было исправить никакимъ образомъ. Арнольдъ скоро возвратился въ Англію, гдѣ его ожидалъ скандальный процессъ.
Лэди Люнди оказала при этомъ Бланшъ "истинно материнскую услугу". Отъ нея, точно также какъ отъ Бланшъ, до пора до времени хотѣли скрыть, въ какомъ положеніи находится Арнольдъ. Но она разузнала все и поспѣшила "исполнить свою обязанность" -- разсказавъ Бланшъ въ чемъ дѣло и предложивъ ей свое покровительство. Испуганная Бланшъ вполнѣ довѣрилась мачихѣ и уѣхала съ ней въ Лондонъ. Лэди Люнди сообщила сэру Патрику, что Бланшъ вернется къ Арнольду только въ такомъ случаѣ, если законъ признаетъ его ея мужемъ.
Въ субботу, 3-го октября, люди свѣдущіе въ законахъ должны были рѣшать, дѣйствителенъ ли бракъ между Анной и Арнольдомъ. Для этого всѣ причастныя къ дѣлу лица должны были собраться у лэди Люнди въ ея лондонской квартирѣ. Присутствовали: лэди Люнди. Бланшъ, сэръ Патрикъ, Арнольдъ, Анна, Жоффруа, адвокатъ Жоффруа, адвокатъ лэди Люнди и дядя мистрисъ Глинармъ. Сэръ Патрикъ велъ дѣло Анны.
Во время дебатовъ (собраніе это было частное, и было созвано для того, чтобы адвокаты рѣшили, можетъ ли дѣло быть подано въ судъ и кто изъ двухъ, Жоффруа или Арнольдъ, долженъ выиграть). Жоффруа сидѣлъ молча, какъ будто дѣло его не касалось. Онъ сидѣлъ въ полудремотѣ, опираясь локтями о колѣно и подбородкомъ о палку.
Сэръ Патрикъ вывелъ его изъ оцѣпенѣнія.
-- Вы серьезно замѣшаны въ это дѣло -- сказалъ онъ -- но, кажется, не хотѣли до сихъ поръ принимать въ немъ никакого участія. Вамъ пора одуматься. Взгляните на эту даму.
Жоффруа не пошевельнулся.
-- Я ужъ и безъ того на нее достаточно наглядѣлся -- грубо отвѣтилъ онъ.
-- Вамъ, конечно, должно быть неловко передъ ней, но вы могли бы выразить это нѣсколько учтивѣе. Припомните 14-е августа, отвергаете ли вы, что вы обѣщали миссъ Сильвестръ жениться на ней?
-- Я не могу допустить, чтобы вы имѣли право задавать моему кліенту подобные вопросы -- сказалъ мистеръ Мой (адвокатъ Жоффруа); онъ не обязанъ отвѣчать на нихъ.
Жоффруа начиналъ приходить въ волненіе, все раздражало ого; замѣчаніе адвоката вывело его изъ терпѣнія.
-- Я буду отвѣчать на что хочу!-- дерзко отвѣтилъ онъ, посмотрѣлъ на сэра Патрика, и потомъ опустилъ глаза: -- Я это положительно отрицаю, сказалъ онъ.
-- Вы отрицаете, что обѣщали жениться на миссъ Сильвестръ?
-- Да.
-- Я требую, чтобъ вы посмотрѣли ей въ глаза.
-- Я ужъ сказалъ вамъ, что достаточно на нее насмотрѣлся.
-- Въ такомъ случаѣ смотрите на меня. Въ моемъ присутствіи, въ присутствіи всѣхъ этихъ лицъ, отрицаете-ли вы, что дали слово миссъ Сильвестръ и обязаны жениться на ней?"
Жоффруа вдругъ поднялъ голову. Его глаза устремились на Патрика и, мало-по-малу широко открываясь, съ ненавистью остановились на Аннѣ.
-- Я знаю, чѣмъ я ей обязанъ -- сказалъ онъ. Въ его взглядѣ была ненависть, въ его голосѣ злоба. Страшно было смотрѣть на него, страшно слушать. Мистеръ Мой сказалъ ему на ухо: "Сдерживайтесь, или я буду вынужденъ бросить ваше дѣло".-- Онъ все продолжалъ смотрѣть на Анну съ тѣмъ же выраженіемъ и, наконецъ, обратился прямо къ ней:
-- Еслибъ не вы -- я былъ бы женатъ на мистрисъ Глинармъ; еслибъ не вы -- я примирился бы съ отцомъ; если-бы не вы -- я выигралъ бы бѣгъ. Я знаю, чѣмъ я вамъ обязанъ!-- Руки его сжались, голова снова наклонилась, онъ не сказалъ больше ни слова.
Никто не пошевельнулся, никто не произнесъ ни слова. Ужасъ охватилъ каждаго изъ присутствующихъ. Анна взглянула на Бланшъ, но даже и въ эту минуту рѣшимость не оставила ее. Сэръ Патрикъ всталъ, страшное волненіе выразилось на его лицѣ.
-- Пойдемте въ другую комнату,-- сказалъ онъ Аннѣ,-- я долженъ сейчасъ же переговорить съ вами.
Мистеръ Мой растерялся; ему стало ясно, что у сэра Патрика былъ важный документъ, который онъ могъ представить. Онъ обратился къ Жоффруа.
-- Какъ же вы можете оставлять меня въ совершенномъ невѣдѣніи касательно вашего-же дѣла?-- сказалъ онъ.
-- Я ничего не знаю больше того, что сообщить вамъ,-- отвѣтилъ тотъ угрюмо.
Когда сэръ Патрикъ и Анна вошли въ пустую комнату, онъ вынулъ изъ бокового кармана записку Жоффруа, написанную на оборотѣ письма Анны (ту самую, которую носилъ ей въ гостинницу Арнольдъ), руки его дрожали, голосъ срывался.
-- Я сдѣлалъ все что было возможно -- сказалъ онъ -- и испробовалъ всѣ средства, чтобы этотъ документъ не былъ представленъ.
-- Я вполнѣ цѣню вашу доброту, сэръ Патрикъ. Но вы должны представить его теперь.
Спокойствіе Анны представляло странный и трогательный контрастъ съ волненіемъ сэра Патрика. Онъ взялъ ее за руку, дважды начиналъ говорить и дважды голосъ не повиновался ему. Онъ, наконецъ, подалъ ей письмо молча, она молча положила его на столъ.
-- Возьмите это письмо! сказалъ онъ -- я не могу показать его, я не смѣю этого сдѣлать! Послѣ того что я видѣлъ и слышалъ, клянусь Богомъ, я не смѣю просить васъ объявить себя женой Жоффруа Деламэна.
Она отвѣтила однимъ словомъ: "Бланшъ"! Онъ нетерпѣливо покачалъ головой.
-- Даже ради ея счастія не могу этого сдѣлать! Я убѣжденъ, что я выигралъ бы это дѣло предъ судомъ, не подвергая васъ страшной жертвѣ.
-- Вы въ этомъ вполнѣ убѣждены, сэръ Патрикъ?
Вмѣсто отвѣта онъ опять схватилъ письмо.
-- Уничтожьте это письмо и положитесь на меня, я никому не скажу, что видѣлъ его.
Она взяла отъ него письмо.
-- Уничтожьте его скорѣй -- повторилъ онъ -- они могутъ отворить дверь, они могутъ войти и увидѣть его въ вашихъ рукахъ.
-- Прежде чѣмъ уничтожить его, я хочу сдѣлать вопросъ: Бланшъ отказывается вернуться къ Арнольду прежде, чѣмъ не будетъ имѣть положительнаго удостовѣренія, что онъ ей мужъ. Если я покажу это письмо, можетъ-ли она вернуться къ нему сегодня-же? Если я докажу, что я жена Жоффруа Деламэна, могу ли я разъ навсегда уничтожить подозрѣніе, что Арнольдъ женатъ на мнѣ? Можете ли вы также полно оправдать Арнольда другимъ способомъ? Отвѣтьте мнѣ на это, какъ честный человѣкъ отвѣчаетъ женщинѣ, безусловно довѣряющей ему?
Она посмотрѣла на него, онъ опустилъ глаза и ничего не отвѣтилъ.
-- Понимаю,-- сказала она.
Съ этими словами она подошла къ двери; онъ схватилъ ее за руку, на его глазахъ были слёзы.
-- Чего же намъ дожидаться?-- спросила она.
-- Подождите,-- отвѣтилъ онъ,-- сдѣлайте мнѣ эту милость.
Прошло еще нѣсколько мгновеній и они вошли. Мистеръ Мой увидѣлъ письмо въ рукахъ Анны.
-- Должна ли я непремѣнно говорить сама или вы окажете мнѣ еще величайшее и послѣднее одолженіе, и будете говорить за меня?-- обратилась она къ сэру Патрику.
-- Помните-ли вы дѣло капитана Далримпля и миссъ Гордонъ?
-- Я понимаю васъ, сэръ Патрикъ, -- отвѣтилъ мистеръ Мой.
Сэръ Патрикъ обратился къ Аннѣ:
-- Нѣсколько минутъ тому назадъ, я говорилъ вамъ о страшной неточности законовъ о бракѣ въ Шотландіи. Еслибъ не эта неточность, Арнольдъ не могъ бы очутиться въ томъ положеніи, въ которомъ онъ находится, и настоящія обстоятельства не случились бы. Постарайтесь запомнить это. Эта неточность служитъ причиной не только тѣмъ непріятностямъ, которыя уже кончились, но и тому злу, которое еще совершится. Несмотря на несовершенство шотландскихъ законовъ, одинъ случай они опредѣляютъ вполнѣ ясно: обмѣнъ обѣщаній вступить въ бракъ между мужчиной и женщиной вполнѣ достаточенъ, чтобы считать ихъ мужемъ и женой. Парламентъ одобрилъ этотъ законъ, онъ былъ принятъ и утвержденъ палатой лордовъ. Въ силу этого постановленія, если два лица, живущія въ Шотландіи, обязались другъ другу письменно вступить въ бракъ -- бракъ ихъ не подлежитъ спору. Они мужъ и жена въ силу буквы закона.-- Онъ обратился къ мистеру Мою: "Правъ ли я?"
-- Совершенно правы, сэръ Патрикъ; меня только немного удивляетъ ваше замѣчаніе. Я самаго высокаго мнѣнія о шотландскихъ законахъ о бракѣ. Они обязываютъ человѣка, обольстившаго и обманувшаго женщину обѣщаніемъ, жениться на ней, признать ее своей женой. Это совершенно согласно съ интересами общественной нравственности.
-- Лица здѣсь присутствующія, мистеръ Мой, сейчасъ будутъ имѣть случай оцѣнить нравственное достоинство шотландскаго закона, одобреннаго Англіей. Они сами разсудятъ о той нравственности, которая принуждаетъ брошенную женщину возвратиться къ негодяю, обманувшему ее, и предоставляетъ ей раздѣлываться съ нимъ, какъ она съумѣетъ.
Сказавъ это, сэръ Патрикъ обратился въ послѣдній разъ къ Аннѣ:
-- Вы все-таки настаиваете, чтобы я представилъ этотъ документъ.
Она мрачно наклонила голову.
-- Моя неумолимая обязанность -- сказалъ сэръ Патрикъ -- заставляетъ меня объявить отъ имени этой дамы, что вслѣдствіе письменнаго обѣщанія, съ 14-го августа она была и есть въ настоящую минуту законная жена мистера Жоффруа Деламэна.
Крикъ ужаса вырвался изъ груди Бланшъ; послѣ пробѣжавшаго неяснаго ропота со стороны другихъ свидѣтелей, водворилась мертвая тишина.
Жоффруа поднялся и уставилъ свой взглядъ на женщину, которая, оказывалось, имѣла право требовать, чтобъ онъ призналъ ее женой. Жоффруа не произнесъ ни слова. Торжество "закона" и "нравственности" было полное. Съ твердой рѣшимостью отмстить, новый "мужъ" грозно смотрѣлъ на обезчещенную имъ женщину, которая была на вѣкъ прикована къ нему, какъ, "жена".
Это были два смертельные врага, а общество назвало ихъ "мужемъ" и "женой".
Мистеръ Мой обратился къ Аннѣ.
-- Въ силу письменнаго обѣщанія, обмѣненнаго вами въ Шотландіи, требуете ли вы, чтобъ законъ призналъ мистера, Жоффруа Деламэна вашимъ мужемъ?
Она утвердительно повторила его слова.
Мистеръ Мой обратился къ Жоффруа, который, наконецъ, вышелъ изъ своего онѣмѣнія.!
-- Это не подлежитъ больше сомнѣнію?-- спросилъ Жоффруа.
-- Ни малѣйшему.
-- Шотландскій законъ призналъ ее моей женой?;
-- Да, шотландскій законъ призналъ ее вашей женой.
-- Предписываетъ ли ей тотъ же законъ всюду слѣдовать за мужемъ?
-- Да.
Онъ злобно улыбнулся и сдѣлать ей знакъ, чтобы она подошла къ нему. Она повиновалась. Сэръ Патрикъ только могъ шепнуть ей: "Положитесь на меня".-- Бланшъ бросилась ей на шею и сквозь слёзы воскликнула: "О Анна! Анна!" Анна нѣсколько разъ поцѣловала ее и передала Арнольду. Арнольдъ вспомнилъ ея послѣднія слова въ гостинницѣ: "Вы не оказали дружбу неблагодарной женщинѣ; придетъ день, когда я, можетъ быть, вамъ это докажу".-- Онъ посмотрѣлъ на нее съ нѣмымъ восторгомъ; она кивнула ему и подошла къ Жоффруа.