Успенский Глеб Иванович
Успенский Глеб Иванович

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

Оценка: 7.09*8  Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Очерк Н. Мещерякова
  Литературная энциклопедия: в 11 т. - [М.], 1929-1939.
  
  УСПЕНСКИЙ Глеб Иванович (1843-1902] - выдающийся русский писатель. Р. в семье провинциального чиновника. Учился в гимназии сперва в Туле, потом в Чернигове. Вспоминая о своем детстве и юности, У. рисовал всегда это время мрачными красками. "Вся обстановка моей личной жизни до 20 лет, - писал он, - обрекла меня на полное затмение ума, полную погибель, глубочайшую дикость понятий, неразвитость и вообще отделяла от жизни белого света на неизмеримое расстояние". Окончив курс гимназии в 1861, У. уехал в Петербург и поступил на историко-филологический факультет ун-та. Это было время студенческих волнений, и занятий в ун-те почти не было. Впрочем, У., увлеченный революционными идеями, широко охватившими в то время учащуюся молодежь, мало думал об университетских занятиях; его тянуло к какой-то очень неопределенной, но широкой общественной работе. В 1862 У. переехал в Москву, но и здесь из учения в ун-те ничего не вышло.
  
  Лит-ую деятельность У. начал летом 1862 в педагог. журнале Л. Н. Толстого "Ясная Поляна" (псевдоним - Г. Брызгин). Затем работал в маленьком московском журнале "Зритель". В 1863 Успенский снова уехал в Петербург и здесь начал печататься уже в толстых журналах: в "Библиотеке для чтения" (очерк "Старьевщик"), в "Русском слове" (очерк "Ночью" и др.). По приглашению Некрасова в 1865 он стал сотрудником "Современника" ("Деревенская встреча", "Нравы Растеряевой улицы"). Но, несмотря на свой сразу выявившийся крупный лит-ый талант, не имел прочной работы ни в одном крупном журнале. В это время он тратил свой талант на писание мелких очерков в различных мелких журналах ("Зритель", "Северное сияние", "Искра", "Будильник", "Женский вестник", "Новый русский базар", Невский сборник "Грамотей", "Неделя", "Модный магазин"). В 1864-1865 он много сотрудничал даже в издании "Северное сияние", где писал тексты к литографиям картин. Нужда заставляла У. в это время писать очень много и спешно. По его словам, за это время им было написано около 60 мелких очерков, начатых и неоконченных, вследствие крайней нужды набросанных кое-как, за 3-5 рублей.
  
  Закрытие правительством в 1866 "Современника" и "Русского слова" поставило У., как и многих других писателей, в еще более трудное положение. Получив после долгих мытарств возможность печататься в "Женском журнале", У. был в большом затруднении с героями своих начатых произведений, со своими пьяницами, сапожниками и прочими персонажами. Он вынужден был переименовывать героев "Нравов Растеряевой улицы", начатых печатанием в "Современнике", кромсать и портить свои произведения.
  
  Эта тяжелая жизнь лит-ой богемы окончилась в 1868, когда У. начал постоянное сотрудничество в журнале "Отечественные записки", к-рый в это время перешел под редакцию Некрасова и Щедрина. Почти исключительно в этом журнале У. и помещал свои произведения до закрытия его в 1884.
  
  В 1871 (или в 1872) У. поехал за границу, побывал в Германии, а гл. обр. во Франции (в Париже). На этот раз он прожил за границей недолго. В январе 1875 он уехал за границу вторично, пробыв там до конца лета 1875 (Париж, Лондон). Живя за границей, У. сблизился со многими русскими эмигрантами-революционерами (Герман Лопатин, Клеменц, Иванчин-Писарев, П. Л. Лавров и др.).
  
  По возвращении из-за границы У. поступил на службу в управление Сызрано-Вяземской ж. д., но был совершенно не в состоянии вынести атмосферу этого учреждения и общества интеллигентов, ставших под прикрытием лицемерных народолюбивых фраз на службу капиталу, общества "богомамоников", как он выражался. В конце 1875 У. направился в качестве корреспондента в Сербию, к-рая вступила в то время в войну с Турцией. Народники видели в этой войне проявление со стороны сербов стихийного народного движения, и У. хотел на месте разглядеть это движение. Но и здесь У. быстро понял сущность дела. "Никакого славянского дела нет, а есть только сундук", - писал он.
  
  Вернувшись в Россию, У. в поисках живых народных сил, могущих стать создателями новой жизни, решил поближе присмотреться к русскому крестьянству, на к-рое до этого времени он обращал мало внимания. С этой целью он поселился в деревне в Новгородской губ. [1877]; результатом этих наблюдений У. явилась серия блестящих очерков "Из деревенского дневника". Отсюда в 1878 У. переехал в Самарскую губ., чтобы изучить там жизнь и настроение степного крестьянина. Здесь, в деревне Сколково - для большего удобства наблюдений - он поступил на службу письмоводителем ссудосберегательного товарищества, к-рыми в то время увлекалось много народников. Результатом этих наблюдений был большой очерк "Страстотерпцы мелкого кредита". "Национальная ерунда", - так коротко определил У. сущность работы этих товариществ.
  
  Осенью 1879 У. поселился в Петербурге, выезжая оттуда довольно часто в Новгородскую губ., где около станции Чудово он построил себе небольшой домик. Эти поездки в деревню давали У. возможность запасаться богатым материалом наблюдений для ряда блестящих очерков на темы деревенской жизни (серии: "Люди и нравы", "Малые ребята", "На родной ниве", "Без определенных занятий", "Власть земли", "Волей-неволей" и др.). Время от времени он предпринимал поездки по России (на Кавказ, в Сибирь), к-рые также давали много материала для наблюдательного глаза У. Весной 1884 "Отечественные записки" были закрыты, и У. стал помещать свои очерки гл. обр. в журналах "Русская мысль" и "Северный вестник", а также в газете "Русские ведомости". С осени 1889 у У. начинается нервное расстройство, к-рое, все более и более усиливаясь, переходит в сумасшествие (прогрессивный паралич). Осенью 1892 У. был помещен в больницу для душевнобольных, где и провел последние годы своей жизни. Умер У. от паралича сердца в 1902. Похоронен в Петербурге на Волковом кладбище.
  
  Большинство старых критиков и литературоведов рассматривало У. как народника, хотя и отступавшего в изображении жизни крестьянства, благодаря своей острой наблюдательности, от догмы народничества и от идеализации крестьянства. Такого мнения придерживался Г. В. Плеханов. Мнение это нельзя считать правильным. Исходным моментом в понимании творчества У. должна быть взята точка зрения В. И. Ленина, отмечавшего самостоятельность У. по отношению к народникам. Оценка Успенского Лениным может быть установлена на основании многочисленного использования образов У. и сочувственно приводимой им цитаты из работы раннего русского марксиста Гурвича: "Глеб Успенский одиноко стоял со своим скептицизмом, отвечая иронической улыбкой на общую иллюзию [народников. - Н. М.]. Со своим превосходным знанием крестьянства и со своим громадным артистическим талантом, проникавшим до самой сути явлений, он не мог не видеть, что индивидуализм сделался основой экономических отношений не только между ростовщиком и должником, но между крестьянами вообще" (цитируется Лениным в кн. "Что такое "друзья народа"?", Соч., т. I, 158).
  
  Юность Успенского падала на 60-е гг.; в это время сложились его основные стремления. Идеи 60-х гг. оказали на него сильное влияние. Чернышевского Успенский ставил необыкновенно высоко. "Была в Петербурге одна личность, - писал он, - и притом личность такая, что положительно на всю Россию одна. На мое несчастье мне удалось быть свидетелем, как эта личность вдруг стушевалась". Разгром правительством революционного движения 60-х гг., закрытие "Современника" и "Русского слова" - двух руководящих журналов этого движения - было мучительно воспринято У. "Я готов был наложить на себя руки", - писал он, вспоминая это время.
  
  Трудно изложить положительную систему миросозерцания У. Вспоминая 60-е гг. и среду молодых талантливых писателей, к к-рой он в то время принадлежал, У. писал в своей автобиографии: "Даже малейших определенных взглядов на общество, на народ, на цели русской интеллигенции ни у кого решительно не было". Было неопределенное, но сильное стремление к созданию такого общественного строя, в котором исключалась бы всякая эксплоатация, всякое угнетение, всякая "прижимка". Отсутствие солидного научного образования и незнание иностранных языков (Успенский знал только французский язык) и, следовательно, невозможность знакомиться с движением западноевропейской мысли, при тогдашней бедности русской лит-ры, еще более способствовали этой неопределенности положительного миросозерцания.
  
  Развернувшееся в 60-х гг. движение революционной демократии У. воспринимал как начало широкого общественного движения, как начало коренного перелома всей жизни, всех общественных отношений, как начало "всемирного потопа", как он выражался.
  
  У. обладал необыкновенно сильным, наблюдательным критическим умом. Естественно, что перед ним встал вопрос: какие общественные силы могут стать опорой нового движения? Движение 60-х гг., хотя и имевшее своей основой грядущую, еще только назревавшую в то время крестьянскую революцию, вначале много внимания уделяло городской бедноте, угнетенным и эксплоатируемым слоям городского населения; сюда и обратилось на первых порах внимание У. Изображению этих слоев и были посвящены его первые произведения, а в особенности серии очерков "Нравы Растеряевой улицы" [1866] и "Разорение" [1869]. Результаты наблюдений У. оказались самыми печальными.
  
  В "Нравах Растеряевой улицы" и в "Разорении" У. описывает жизнь и быт города, через к-рый должна пройти строящаяся железная дорога, в к-ром имеется завод (город этот, очевидно, Тула). И здесь он видит те же печальные картины умирания и разорения. У. дал также ряд очерков, посвященных жизни, быту и настроениям столичной бедноты, но и здесь писатель не нашел ничего отрадного. Всюду он видел невероятное духовное убожество, жестокую борьбу из-за куска хлеба, мелкие дрязги и ссоры, а хуже всего с его точки зрения было то, что он не находил в этих задавленных людях попыток протеста, борьбы. ""Растеряева улица" покорно несет свое бремя - нужду". "Тише воды, ниже травы" - так озаглавливает У. одну из серий своих очерков. "Продолжительные страдания исчезли бесплодно, - пишет он, - не оставив ни одной капли вражды к причинам их". "Неужели - думалось мне - даже такие страдания не оставляют ничего, кроме молчания, бесследно уходят в землю, только страшат и еще ниже пригибают головы?". А про сироту Марфу (рассказ "По черной лестнице") он говорит, что "только в слезах и рыданиях она была свободна".
  
  Это отсутствие протеста У. объясняет, с одной стороны, тем, что нужда слишком придавила этих несчастных людей, а с другой стороны - ощущением своего бессилия, порождающим чувство страха. "Русский человек пуглив, как травленый заяц, и боится вообще, без видимой причины, без наличной опасности".
  
  Но в богатой и обширной галлерее изображенных У. придавленных и пришибленных людей, к-рых жизнь сделала "тише воды, ниже травы", есть одно исключение. Это - один из героев очерков "Разорение" - рабочий Михаил Иваныч.
  
  Михаил Иваныч много претерпел в своей жизни. Он "по ночам ворочал на заводе в огне да пламени". Результатом "прижимки", по объяснению Михаила Иваныча, было "одурение и обнищание простого человека, что и можно было видеть на нашем рабочем, на нашем мужике". Сам Михаил Иваныч избежал этого одурения, ибо судьба столкнула его с революционно настроенным семинаристом Максимом Петровичем. Максим Петрович и его товарищи научили Михаила Иваныча грамоте. От них же он узнал и сущность всей "разбойничьей механики". "Страсть сколько я разбойников увидал", - говорит Михаил Иваныч. "Стал я тут понимать, почему это наш брат в дырьях, лаптях, например". Мысли, посеянные Максимом Петровичем, не выходят из головы Михаила Иваныча. Он всюду начинает проявлять непокорность и старается помешать окружающему разбойничеству. Работая на заводе, он однажды за какую-то "прижимку" арендатора завода запустил в него камнем, и хотя прямых улик против Михаила Иваныча не было, он все-таки просидел в тюрьме по подозрению шесть месяцев и был прогнан с завода "за бунты". Это еще более укрепило Михаила Иваныча в его негодующем протесте, но все протесты Михаила Иваныча не встречают в провинциальном городке никакого сочувствия. Он остается одиноким и бессильным. Он видит только, что новый уклад, который олицетворяется для него в образе железной дороги, "чугунки", подрывает корни старой прижимки. Здесь, как и в ряде последующих очерков ("Книжка чеков" и "Злые новости" и др.), появление чугунки означает для У. начало установления новых, капиталистических отношений. Но Михаил Иваныч не видит вокруг себя элементов, на к-рые мог бы опереться его протест. Мысль Михаила Иваныча обращается к уехавшему в Петербург Максиму Петровичу. Чугунка, развитие капитализма должны помочь ему найти Максима Петровича, помочь рабочему сомкнуться с революционером. С нетерпением ждет он дня, когда пойдет первый поезд чугунки. Он едет на нем в Петербург, но там, несмотря на все свои усилия, он не может найти Максима Петровича, к-рый куда-то бесследно исчез. Вместо него он находит и там только безвольных, дряблых, гибнущих людей "тише воды, ниже травы".
  
  В лице рабочего-бунтаря Михаила Иваныча мы видим человека, который "ничего не боится"; он готов к протесту, рвется к нему, но он одинок и не знает путей борьбы. Он хочет укрепить свои силы, сомкнувшись с революционером Максимом Петровичем, но смычка эта не удается. И если оказывается слабым рабочий Михаил Иваныч, оторванный от революционеров, то так же слабы и революционно настроенные городские интеллигенты, не имеющие опоры в широких народных массах. По словам У., это "группа ничтожная численно с собирательным студентом Ивановым во главе".
  
  Побывав за границей - в Германии, Франции, Бельгии, Англии, - У. увидел там совершенно иную картину общественных отношений. Он увидал там прежде всего отсутствие "всеобщего страха": "Во Франции, - писал он, - народ сам хозяин себе". Он увидал там далее - в особенности в Англии - яркую картину классового расслоения, социальных контрастов и простоту и ясность классовой борьбы, к-рую так пытались затушевать интеллигенты-народолюбцы. В лице расстреливаемых бойцов Парижской коммуны он увидел людей, к-рые с развернутым знаменем смело борются за конечные идеалы коммунизма, в то время как в России он, за редким исключением, наблюдал среди интеллигенции только "коммунаров с возможностью довольствоваться и философией копейки серебром".
  
  В Западной Европе возникновение пролетариата и развитие его классовой борьбы были следствием развития капитализма. Естественно было, что и относительно России Успенский обратил внимание прежде всего на те результаты, к которым ведет у нас начавшееся развитие капитализма. Еще в "Разорении" он отметил, что это развитие наносит удар старым, дореволюционным методам "прижимки".
  
  В 1875 У. поместил в "Отечественных записках" интересный очерк "Злые новости". В нем он описывает перемены, к-рые несет с собой в глухую провинцию начало развития капитализма в виде пароходов и железных дорог. Под их влиянием начинается развал старой патриархальной жизни, а кроме того в мирно спавшее захолустье пришла мысль, пришла потребность думать.
  
  Но Россия того времени переживала период первоначального накопления, т. е. стадию, на к-рой еще слабо сказывалось влияние развития капитализма как силы, порождающей пролетариат. Зато на этой стадии очень резко выступала разрушительная сила капитала, разоряющего массы крестьянства и ремесленников и жестоко их эксплоатирующего. Вероятно, под влиянием этих последних впечатлений У. не закончил своей серии "Злые новости". В 1876 он начал в "Отечественных записках" серию "Новые времена, новые заботы"; в одном из очерков этой серии - "Книжка чеков" - он дал картину хищнического и грабительского действия капитала на деревню, в к-рую он проникает. Итак, надежда на то, что развитие капитализма создаст опору для "всемирного потопа", отодвигалась далеко в будущее. У. сперва обращал очень мало внимания на крестьянство. Обнаружившееся отсутствие опоры среди городских слоев населения, с одной стороны, и развитие народнического движения с его "хождением в народ" - с другой, направили внимание У. в сторону деревни. Но его наблюдения оказываются очень далекими от радужных надежд народников относительно прочности старых "устоев" деревенской жизни - земельной общины, артели, "мира" и т. п. - и возможности развития этих институтов в сторону социализма. У. отчетливо видел, что капитал уже глубоко проник в хозяйственную жизнь деревни и быстро разлагал там старые патриархальные отношения, а на их место устанавливал новые отношения, характеризующиеся властью денег.
  
  "Кто не сер, у кого нужда не съела ума, кого случай или что-либо другое заставило подумать о своем положении, кто чуть-чуть понял трагикомические стороны крестьянского житья, тот не может не видеть своего избавления исключительно только в толстой пачке денег, только в пачке, и не задумается ни перед чем, чтобы добыть ее". "Стройность сельскохозяйственных земледельческих идеалов беспощадно разрушается цивилизацией". "Кулацкий ум и кулацкое знание всегда настолько сильны и основательны, чтобы если не убедить, то заставить молчать небольшую кучку пытающихся рассуждать деревенских людей. А за этой кучкой стоит сплошная масса народа, которая покорно, аккуратно, как машина, выносит на своих плечах тяжелое бремя и старых и новых порядков". "Никакой общественной жизни, никакой общественности тут (в деревне) нет, и практиковать ее не на чем". Если и впредь дело пойдет тем же путем, то "через десять лет - много, много - Ивану Ермолаичу [крестьянин-середняк. - Н. М.] и ему подобным нельзя будет жить на свете". Таковы были выводы, к к-рым привели У. уже его первые наблюдения в деревне. У. подчеркивал, что вся жизнь крестьянина того времени всецело определялась властью природы. Природа "вкореняет в сознание крестьянина идею о необходимости безусловного повиновения", повиновения богу, царю, попу, становому. А отсюда вытекало следствие, что для интеллигента-революционера, борющегося против этих авторитетов, нет почвы, нет опоры в деревне. "Для сохранения русского земледельческого типа, русских земледельческих порядков и стройности, основанной на условиях земледельческого труда, всех народных и частных общественных отношений необходимо всячески противодействовать разрушающим эту стройность влияниям; для этого необходимо уничтожить все, что носит мало-мальски чуждый земледельческому порядку признак: керосиновые лампы, фабрики, выделывающие ситец, железные дороги, телеграфы, кабаки, извозчиков и кабатчиков, даже книги, табак, сигары, папиросы, пиджаки и т. д. и т. д.... Но если бы такое требование было на самом деле предъявлено, то едва ли бы нашелся в настоящее время хоть один человек, который бы определил его иначе, как крайним легкомыслием".
  
  "И выходит поэтому, - заключает У., - задача поистине неразрешимая: цивилизация идет, а ты, наблюдатель русской жизни, мало того, что не можешь остановить этого шествия, но еще, как уверяет тебя и доказывает сам Иван Ермолаич, не должен, не имеешь ни права, ни резона соваться... Итак, остановить шествия ты не можешь, а соваться не должен".
  
  У. - один из очень немногих представителей революционной демократии, который благодаря сильному уму и глубокой проницательности сумел сохранить революционные идеи 60-х гг. и в условиях 70-х гг. Впрочем, влияние народничества все-таки довольно сильно сказалось на У. в 80-х гг. благодаря тому, что жить и работать ему приходилось в окружении народничества, и в частности благодаря сильному влиянию на него Н. К. Михайловского. Издавая собрания своих сочинений, Успенский иногда не включал в них такие произведения, к-рые резко противоречили народничеству (напр. "Злые новости"). Другие свои очерки он переделывал для собраний сочинений на народнический лад и делал в них купюры. Таким образом в его очерках конца 70-80-х гг. заметна довольно сильная двойственность: с одной стороны, - в особенности там, где он впадает в публицистику, - видна идеализация крестьянства, а с другой стороны, там, где он выступает художником и наблюдателем, мы видим самую трезвую суровую правду о деревне и о крестьянстве. Эта горькая правда возбуждала часто большое недовольство У. среди сентиментально настроенных народников. Так напр. В. Фигнер писала в своих воспоминаниях: "Он живописует лишь одни отрицательные стороны мужика, и тошно смотреть на это жалкое, забитое материальными интересами человеческое стадо... Неужели в деревенской жизни и в душе мужицкой нет просвета?.. Зачем же рисовать мужика такими красками, что никому в деревню забраться не захочется и всякий постарается стать от нее подальше?". В ответ на эти упреки У. с иронической улыбкой отвечал, что от него требуют "шоколадного мужика". Такое же недовольство отсутствием идеализации деревни и суровой правдой о ней мы видим и в статье Плеханова "Об чем спор?", написанной им еще в то время, когда он был народником.
  
  Дарование тонкого художника-наблюдателя предохранило У. от сколько-нибудь последовательного подчинения народничеству. В его очерках не видно таких характерных для народничества черт, как стремление к "слиянию" интеллигента с крестьянством ("жутковато и страшновато жить в этом людском океане", - писал он, имея в виду крестьянскую массу), как идеализация общины, "мира", артели и т. п. "устоев", убеждение в том, что в России нет пролетариата и что ей предстоит особый, не сходный с Западной Европой путь развития к социализму. Вот что писал У. об этой последней идее: "Измученному обществу пришла мысль остановить маховое колесо европейских порядков, увлекавшее нас на ненавистный путь всяческой неправды, нас, которые не хотят ее, которые хотят "по чести", "по совести" и все такое... И вот в спицы этого колеса стали засовывать разные препятствия, оказавшиеся, впрочем, весьма ненадежными: колесо продолжало размахивать, вышвыривая те, большей частью бумажные, препятствия, которыми хотели его остановить; славянская раса, славянская идея, православие, отсутствие пролетариата и т. д. - все это, доказанное на огромном количестве листов бумаги, было сломано и растрепано не перестававшим махать колесом, которое как бы говорило при этом русскому человеку: все это вздор; пролетариат у тебя есть и будет в большом количестве... Фарисей! Обманщик! Сам обворовывающий себя и жалующийся на какую-то Европу, обманщик! Лжец, трус, лентяй!"
  Итак, никакого самостоятельного для России пути развития к социализму, минуя капитализм, У. не видел. Развитие капитализма и его неизбежную гибель он считал несомненным: "Конечно, купон будет уничтожен, но не так, чтобы очень скоро. Напротив, в его биографии будут еще небывало блестящие страницы", - писал У. в конце 80-х годов. Развитие капитализма в России по мере того, как оно становилось фактом, все более интересовало У., и в конце 80-х гг. он серьезно намеревался написать серию очерков "О пришествии купона", к-рые он хотел озаглавить "Власть капитала" или "Проступки господина Купона".
  
  В 1887 исполнилось 25-летие лит-ой деятельности У. В числе массы приветствовавших его писем он получил с Урала письмо, написанное группой рабочих, приветствовавших его как своего любимого писателя. У. был в восторге от этого письма, которое показало ему, что те рабочие-одиночки, к-рых он рисовал в "Разорении" в лице Михаила Иваныча, вырастают в крупную общественную силу, к-рая сумеет организовать борьбу против хищничества господина Купона и "прижимки" над "простым человеком". Рост этой новой общественной силы У. отметил в своем ответе "Обществу любителей Российской словесности", избравшему его своим почетным членом, радостно указывая на эти массы нового, грядущего читателя, нового, свежего "любителя словесности".
  
  Значительная независимость от реакционно-утопических идей народничества обеспечила лит-ому творчеству У. ряд преимуществ по сравнению с народнической беллетристикой: У. чужд свойственный ей натурализм, этнографизм, бесформенность. Типичность показа жизни, большая сила критического реализма, яркость сцен отличают очерки У. Ранним произведениям У. ("Нравы Растеряевой улицы" напр.) свойственны еще элементы бытовизма. Герои здесь - бытовые маски (Калачев и др.). Но уже в "Разорении" У. дает представление о развитии характера (Черемухин). Правда, многочисленные образы этого времени очень напоминают друг друга (Черепков, Черемухин, П. Хлебников, Певцов и др.). Со времени перехода к деревенской тематике (1877) круг образов Успенского значительно расширяется (разного рода баре и разнообразного положения и состояния крестьяне), причем автора интересует не столько судьба каждого из них в отдельности, сколько общественные интересы, ими представляемые. Отсюда широта и разносторонность социальной характеристики этих образов (Иван Афанасьевич, Иван Ермолаич и мн. др.). В позднейших переделках старых произведений и новых вещах (70-80-е гг.) У. избегает также лексического натурализма, заменяя провинциализмы и диалектизмы общеупотребительными словами. Как и у всех наших революционных просветителей, мы наблюдаем и у Успенского тягу не только к художественной, но и к публицистической пропаганде своих идей. Публицистические элементы его очерков значительны. Да и в самой структуре его художественных произведений эта особенность резко сказывается прежде всего в сюжетостроении: действие ведет обычно сам автор, отнюдь не прячась за поступки героев, открыто доказывая ими свои идеи. Успенский в основном писал в жанре очерков. Пытливая, напряженная мысль У., стремившаяся прежде всего к открытию новых сторон русской жизни, не успевала обобщать ее явления в сложных формах повестей и романов.
  
  Библиография: I. Сочинения, 8 тт., изд. Ф. Павленкова, СПБ, 1883-1886; то же, 3 тт., со вступ. статьей Н. Михайловского, издан. то же, СПБ, 1889-1891 (несколько раз переиздавалось при жизни автора без изменений); Полное собрание сочинений, 12 тт., изд. Б. К. Фукса, Киев, 1903-1904 (наиболее полное изд., осуществлявшееся при участии сына писателя А. Г. Успенского; в т. XII напечатаны 22 рассказа, не включавшиеся ранее в собр. соч. У., и библиограф. указатель к сочин. У.); то же, с биограф. очерком, сост. Н. Рубакиным, 6 тт., изд. А. Ф. Маркса, СПБ, 1908 (повторение предыдущего изд.); то же, 6 тт.. изд. Лит.-изд. отдела Комиссариата народн. просвещения, П., 1918 (перепечатка предыдущего изд.); Избранные произведения. Под ред. И. П. Кубикова, Гиз, М., 1926; Сочинения и письма в одном томе, под ред. Б. Г. Успенского и др., Гиз, М. - Л., 1929; Избранные рассказы, Гос. изд. худож. лит-ры, Л., 1934; Избранные произведения, Ред., комментарий и биографич. очерк А. С. Глинки-Волжского, Гослитиздат, М., 1935; Несобранные произведения, Ред., предисл. и примеч. Р. П. Маториной, т. I, Гослитиздат, М., 1936 (опубликовано 30 произведений У., относящихся к 60-70-м гг.).
  
  II. Высказывания В. И. Ленина об У. см. по "Справочнику" к II и III изданиям сочинений В. И. Ленина, М., 1935; Никитин П. [Ткачев П. Н.], Литературные этюды. Недодуманные думы. (Сочин. Г. Успенского), "Дело", 1872, 1; Его же, Беллетристы-эмпирики и беллетристы-метафизики, "Дело", 1875, III, V, VII; Его же, Мужик в салонах современной беллетристики, "Дело", 1879, III, VI-IX; Все три статьи перепеч. в "Избранных сочинениях" П. Н. Ткачева, ред. Б. П. Козьмина, тт. 2, 3 и 4, М., 1932-1934; Плеханов Г. В., Наши беллетристы-народники. Ст. 1. Г. И. Успенский, "Социал-демократ". Лит.-политич. сб., кн. 1, Женева, 1888 (и в "Сочин.", т. X, М. - Л., 1924); Протопопов М., Литературно-критические характеристики, СПБ, 1896; Горнфельд А., Эстетика Гл. Успенского, в сб. "На славном посту", СПБ, 1901; Короленко В., О Глебе Иваныче Успенском, "Русское богатство", 1902, V; Луначарский А. В., Журнальные заметки, "Образование", 1904, IV; Воровский В. В., "Лишние люди", "Правда", 1905, VII (и в "Сочин.", т. II, М., 1931); Овсянико-Куликовский Д. Н., Собр. соч., т. VIII, История русской интеллигенции, ч. II, СПБ, 1911; Аптекман О. В., Глеб Иванович Успенский, М., 1922; Иванчин-Писарев А., Из жизни Гл. Ив. Успенского (По воспоминаниям), "Красная новь", 1925, VII-VIII; Войтоловский Л., Трагедия Глеба Успенского, "Звезда", 1927, Љ 9; Чешихин-Ветринский В., Г. И. Успенский. Биограф. очерк. Ред. и вводная статья П. Н. Сакулина, изд. "Федерация", М., 1929 (здесь же и библиография); Леткова Е., Про Глеба Ивановича, Воспоминания, "Звенья", сб. 5, М., 1935; Глаголев Н., Художественный очерк Глеба Успенского, "Худож. лит-ра", 1935, Љ 9; Глинка-Волжский А. С., Глеб Успенский в жизни. По воспоминаниям, переписке и документам. Вступ. ст. Н. Мещерякова, изд. "Academia", М. - Л., 1935.
   Н. Мещеряков
Оценка: 7.09*8  Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru