Аннотация: Книга четырнадцатая
I. Рига - Берлин - Дрезден II. Карлсбад - Мариенбад - Регенсбург - Мюнхен III. Верона - Венеция IV. Флоренция Книга пятнадцатая I. Флоренция - Пиза - Флоренция II. Рим III. Неаполь - Сицилия - Неаполь IV. Рим - Болонья - Флоренция - Генуя - Милан - Венеция - Триест V. Вена - Прага - Карлсбад
Дневники и письма Николая Ивановича Тургенева. Т. IV: Путешествие в Западную Европу. 1824-1825
СПб.: Нестор-История, 2017. -- (Архив братьев Тургеневых. Вып. 7).
<Петербургский дневник>
Содержание
Книга четырнадцатая
I. Рига -- Берлин -- Дрезден
II. Карлсбад -- Мариенбад -- Регенсбург -- Мюнхен
III. Верона -- Венеция
IV. Флоренция
Книга пятнадцатая
I. Флоренция -- Пиза -- Флоренция
II. Рим
III. Неаполь -- Сицилия -- Неаполь
IV. Рим -- Болонья -- Флоренция -- Генуя -- Милан -- Венеция -- Триест
V. Вена -- Прага -- Карлсбад
<ПЕТЕРБУРГСКИЙ ДНЕВНИК>
13 января. 1824. Воскр<есенье>. Полдень. Я не делал обозрения прошлого года1. Он прошел как-то почти неприметно скоро. Говорят, что под старость время течет гораздо скорее. Везде действует привычка. В прошлый год занятия мои по Совету были велики2; уединение, отдалив меня от людей, с кот<орыми> я прежде говаривал, отдалило и от мыслей, бывших предметом рассуждений и желаний. Более всего я думал о том, чтобы избрать постоянный род жизни, fixer la vie {устроить жизнь (фр.).}. Теперь эти мысли в голове моей, кажется, остановились. Я решился на Крым, несмотря на все затруднения, кот<орые> сопряжены с оседлостию в краю почти диком3. Эти затруднения <не> более меня беспокоят, нежели сколько привлекают прелести трахтирной жизни в чужих краях. Прежде эта жизнь мне казалась гораздо превосходнейшею жизни в Крыму. Теперь не то. И чем далее жить буду, тем, вероятно, более и более чужие край будут терять для меня своих прелестей, а семейная жизнь приобретать приятности, если не в действительности, то в воображении.
Здоровье мое, будучи с месяц хорошо, на сих днях опять испортилось. Я принялся вновь за микстуру. В Карлсбад непременно надобно ехать4.
Дела советские5 опостылели мне совершенно.
31 янв<аря>. Четв<ерг>. 2 попол<удни>. Сергей беспрестанно болен6. Это очень и более всего меня печалит. К тому же и мое положение самое неприятное. Желудок не поправляется и не действует без лекарства. Служба бесит. Ол<енин> мне опротивел7. Дождусь ли я того времени, когда прощусь с Советом и с П<етер>бургом. Крым беспрестанно у меня в голове. Надеюсь, что К<арлс>бад поможет мне жить приятно в Крыму. Между тем не забываю, что никогда предположения мои не сбывались. Что из всего этого выдет? Но так оставаться мне нельзя. Я чувствую, что мысли об Ол<енине> и вид его всего более вредят желудку. Поганый человечишка! Если бы неприятности были сериознее и значительнее, то я чувствую, что я легче переносил бы их; но эти мелкие гадости нестерпимы!8
8 февр<аля>. Пятн<ица>. Vi 10<-го> ночи. Желудок мой идет плохо. Я только и думаю о К<арлс>баде. Но надежда на излечение, кот<орая> во мне поселилась, заставляет меня бояться, что К<арлсба>д не принесет мне той важной пользы, кот<орой> я от него ожидаю. Всегда со мною случается противное моим ожиданиям или мечтаниям. Часто я даже сомневаюсь, состоится ли мое путешествие в К<арлсба>д. Как бы то ни было, я думаю теперь беспрестанно о К<арлс>баде, еще более о Флоренции, где я хочу провести будущую зиму. Опять планы! О Крыме с некоторого времени я думаю менее. Кажется, что я охладел к нему, т<о> е<сть> опять начал смотреть на наше варварство с прежней точки зрения. Но -- tout bien considéré {по здравом размышлении (фр.).} -- я и теперь с охотою (после К<арлс>бада) поехал бы жить в Крым с семейством.
Кн<язь> Волконский торопился возвратиться сюда для того, чтобы остаться ни при чем9. На сих днях рассказывали мне о понедельничном обществе у кн<язя> Кур<аки>на10. Кн<язь> Лопухин11 предложил зятю12 приехать и составить партию для гр<афа> Ар<акчее>ва13. -- На сих же днях читал я письмо канцлера гр<афа> Р<умянце>ва14, где он пишет, что за освобождение писаря, страдавшего чахоткою, он взял 2000 р<ублей> и вступает теперь, на пользу богоугодных заведений, в его наследство!! -- Тут и Крым не взлюбится!
23 февр<аля>. Суб<бота>. 1/210<-го> н<очи>. Смотря более и более на наш порядок вещей и, между тем как размышления мои направляются теперь мелкими, но досадными несправедливостями по службе, воображая участь быть навсегда прикованным к России, я потерял мысли о Крыме и опять с алкающим духом обращаюсь к скучной, но беззаботной жизни в чуж<их> кр<аях>. Покуда, однако же, я думаю наиболее о поездке в К<арлс>бад. Здоровье мое не позволяет воображению отстраняться от сего места, где я надеюсь -- хотя и слабо -- получить исцеление или облегчение от моей скучной и убивственной болезни. Я оставил леченье по Кемпфовой методе15, не видя успеха. Между тем, наскучив думать о неприятных моих обстоятельствах по службе, я послал сегодня письмо к Ол<ени>ну, в кот<ором> представлял, чтобы он назначил другого для исправления дел в У<головном> деп<артамен>те, ссылаясь на мое расстроенное здоровье. Тут же я объяснил ему, что меня многие обошли. Думая об этом с досадою, я не мог не смеяться, читая написанное мною: меня обошли!! Я и себя не оправдываю в том, что такие неприятности меня тревожат. Я думаю, что всегдашнее направление мыслей к печальному (что радостного взору вижу я здесь?), большее помрачение духа от физической болезни ослабили мой характер. К тому же все мне здесь надоело: надобно вырваться или так или сяк. Я не могу жалеть того, с чем расстаюсь; мог бы жалеть того, что иметь надеялся; но надоело и надеяться. -- Итак, да будет то, что будет!
27 февр<аля>. Середа. 9 веч<ера>. Сегодня поутру я написал проект заключения Деп<артамен>та о Гусятникове16. Дела очень мне надоели, но особенно по причине болезни, которая, как кажется, меня снедает: в лице, т<о> е<сть> на лбу и висках, я замечаю желтый цвет, под глазами темно, щеки и конец носа красные. Это, думаю, происходит не только от физических, но и от моральных причин. Покуда светло, днем, ходишь как заведенные часы, смотря на все слегка, поверхностно. Повечеру, в уединенной комнате, думаешь и думаешь, и тоска обуревает, хотя сие ныне реже со мною случалось, потому что я напрягал силу воображения на приятности будущности, кот<орых>, как видно, не будет. Об отпуске я говорил уже с Ол<ениным> предварительно. Иные говорят, что, может быть, посоветуют мне ехать вместо К<арлс>бада на Кавказ17. Чего доброго! Между тем и обстоятельства братьев неприятны. Скучно даже и досадовать!
Четверг. 6 марта. 7 утра. Сегодня видел я во сне, что посажен в тюрьму. -- Хороший сон! Так как я всегда вижу во сне противное тому, что случится наяву, то это значит выезд мой в чужие край. Но вот беда. Я помню, что в тюрьме быть мне очень нравилось. -- Нехорошо!
Несколько уже дней по 3о тепла. -- Вот проходит третья неделя! А о моем отпуске ничего нет в ходу. Покуда я его иметь не буду, ничего решительного и думать нельзя. Может быть, на будущей неделе я попрошу Ол<енина> представить об отпуске, вместо другого его представления, которое может быть прибавлено или совсем отложено18.
12 марта. Сер<еда>. 9 вечера. Я только думаю о выезде. На будущей неделе полагаю официально просить об отпуске. На все готов, кроме запрещения ехать за границу. Делами Совета занимаюсь мало, а между тем они не стоят: решать да решать. По утрам читаю последний т<ом> Карамзина19 и проекты банкр<отского> устава Сергея20. Идя в клоб21, захожу в лавки и делаю маленькие покупки для скромного моего путешествия. Иногда езжу верхом. В 10 вечера уже гасю свечи, а в 6 утра встаю. Желудок не в совершенной исправности, несмотря на мороженое, ряб<иновую> воду и пилюли. Мне кажется, что у меня в правом боку появилась обструкция22. Надеюсь на К<арлс>бад. Но будущность -- и думать о ней трудно, очень трудно. Крымские мечтания вышли из головы.
17 марта. Пон<едельник>. 9 утра. Третьего дня, 15 м<арта>, послал к Ол<енину> просьбу об увольнении в отпуск с сохр<анением> жалованья. Он хотел представить ее в середу, послезавтра. Не знаю, что будет, но далек от уверенности не только на полный успех, но и на успех половинный. Между тем г<осударь> вчера уехал в Ц<арское> С<ело>, как говорят, на 10 дней. Мне хотелось бы выехать в середу на Св<ятой> неделе23. Желудок мой идет плохо.
21 м<арта>. 7 утра. Пятн<ица>. Есть мнение, есть предчувствие. Первое, когда я чего ожидаю, не сбывается; сбывается противное. Но предчувствие вернее. Об успехе моего дела отпуска я не имею совершенно никакого мнения: ничего не знаю. Думаю, что отпустят с жал<ованьем>. Вот всё. Но предчувствие что-то нехорошо. Не знаю, но морщусь, когда вспомню об ответе на записку Ол<енина>, кот<орый>, впрочем, написал и в самом выгодном для меня виде24. -- Я совсем почти собрался. Недостает отпуска и проч.
27 марта. Четв<ерг>. 8 утра. Мне все сдавалось что-то невыгодное о моем отпуске. Наконец я придумывал все: и хорошее, и посредственное, и нехорошее -- и говорил сам себе: что же такое может еще последовать, чего бы я тут не исчислил, -- а последовать между тем должно, по обыкновению, то, чего я не ожидал. Мне казалось, что я исчислил все случаи. Но обыкновение не изменило: случилось, чего я не надеялся и чего в последние мои гадания я совсем не ожидал! Случилось -- нет еще! Вчера я узнал решение стороною, но наверное, и оно так для меня выгодно, что я даже сомневаюсь. -- Если известие несправедливо -- меня это не встревожит. Все неприятное в этом отношении я могу сносить очень хладнокровно -- не привыкать! Отвыкать же может быть также затруднительно. Долги надобно платить, и потому самые выгодные займы немного тягостны.
29 марта. Суббота. 8 утра. Вчера гр<аф> Аракчеев показывал мне два указа о мне: я их порядочно не прочел, знав прежде содержание. Но кажется, в одном дается мне чин, в другом отпуск бессрочно с сохраненьем жалованья и с 1000 черв<онцев> на дорогу25. Итак, все сбылось, что мне сказывали. -- Едучи вчера по улице, я встретил одного человека, богатого, неслужащего. Позавидовал ему: он может жить спокойно, не имея нужды и не получая милостей, кои обязывают не простою благодарностию -- но кои заставляют если не переменять, то таить мнения. Мнения невинные, но кот<орые> нельзя объявлять, ибо сделавший милость, и сделавший ее чрезвычайно деликатно, не может входить в разбор сих мнений: главная оттенка оных ему неприятна, и сего довольно.
Граф Ар<акчеев> объявил мне от государя, что отзывы о мне, со всех сторон к нему доходящие о способностях, уме, стараниях и усердии моих, хороши. Но что г<осударь>, отпуская меня за границу, христиански предостерегает меня от тамошнего вольнодумства и пр. и пр. Я отвечал, что мог, сказав между прочим, что нигде в чужих землях никакой государь не сделал бы того, что мой для меня сделал. И это правда. Милости общие не удивительны. Но подробные и modus in rebus {Букв.: мера вещей (лат.).}26 трогают.
Я вчера же взял место в дилижансе, едущем в середу 9 апреля, на Св<ятой> неделе.
5 апреля. Суббота. Все эти дни я был очень весел, беспрестанно вспоминая о моем путешествии. Третьего дня что-то сгрустнулось. Разлука всегда имеет что-то особливо печальное, даже когда оставляешь место для пользы и для удовольствия. Не потому ли, что всякая разлука напоминает ту решительную, после которой может быть только соединение, но не может быть новых расставаний.
Я до вчерашнего дня не ел мяса. Вчера обедал у Энгельгардта27. Сегодня собираемся обедать в трактире Палк<ина>28. Вчера я был в Невском у вечерни в новой церкви29. Проповедь была очень плохая. "Иосиф приходил наведаться у братьев о здоровье их и чад их" и т. п. Погода стоит теплая. Я мало теперь хожу, ибо натер палец. Вчера ездил с удовольствием верхом в манеже. По утрам и иногда по вечерам читаю Кар<амзина> последний том30. -- К вояжу совсем готов. Со мной записались голл<андский> пастор31, граф Лейтрум32 и проч. Каковы-то будут товарищи!
Четвертого дня я был у Канкр<ина>33. Он говорил много. Не могу сказать на все вообще ни да, ни нет. Я нынче не говорю уже со всеми так откровенно, как прежде. Потому и с ним более молчал и слушал. Мысли же мои объявлял вполголоса. Замечательно, что и он говорит, что оскудение народа у нас очевидно и нельзя предугадывать, как бы это могло исправиться. -- Говорил о системе займов и т. п.
8 апреля. Sympa. Вторник. Последнее утро провожу в П<етер>бурге. В воскресенье я был и у всенощной, и у обедни в Невском. Служба божественная оживила во мне приятные впечатления. У вечерни был в олтаре дворцовой церкви34. Видел христосование дам с императрицами35. Погода стоит прекрасная. Дороги, говорят, очень дурны. Но меня что-то принуждает ехать. Я, кажется, еще не верю, чтобы освободился от дел советских36. Сейчас приходил ко мне Валдай37. Я могу сказать, что этого я вытащил на волю! -- Сегодня надо бы укладываться. Хочется также поутру в последний раз поездить верхом. А завтра в 9-м часу в дилижанс!
КНИГА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ
<I> <Рига -- Берлин -- Дрезден>
Рига. 13 апреля. 1824. Воскр<есенье> Фом<иной> нед<ели>1.5 дня. С неизъяснимым чувством расстался я сегодня с милою нашею спутницею Starey2. Четверо суток провели мы в дилижансе. Приятная наружность привлекала уже внимание. Умненькие разговоры, какая-то английская нравственность, вид простоты и добродушия заставили меня смотреть на нее с особенным вниманием. Обстоятельство, что она едет в Англию к больной сестре, кот<орой>, как нам сказывали, она, вероятно, уже в живых не застанет, возбудило сердечное участие. Наконец, замечания и наблюдения моих спутников, кот<орые> нашли в ней все признаки чахотки, тронули меня до глубины сердца. Она, кажется, своей болезни не знает и одышку, большую усталость, утомление приписывает беспокойству путешествия. Все мы делали все возможное для ее спокойствия: укладывали ей подушки, клали ее ноги на нашу сторону, я даже несколько времени поддерживал их. Видя все это и противу воли соглашаясь с мнением пастора Тамлинга, кот<орого> жена, умершая чахоткою, была похожа и лицом, и признаками болезни на Шарлотту Старей, я не мог без глубокого чувства жалости и участия смотреть на это милое творение -- сирота, больная, путешественница одинокая в дилижансе и на корабле -- она, может быть, застанет сестру свою не в сем мире, а там, куда и сама скоро ей последует! Но нет! Я надеюсь, не знаю почему, что она отдохнет и что я еще увижу ее в лучшем положении.
Из других моих спутников забавнейший был граф Leutrum, Major. Он явился в дилижанс в шлафроке. Сначала гов<орил>, что in d Dil muß man sich commode machen {в дилижансе следует устраиваться так, чтобы было удобно (нем.).}, потом, что платье его было украдено, а потом до самой Риги беспрестанно болтал; везде был, всех знает: Ich kenne ihn ganz genau, das ist ein ganz vortrefflicher Mann in jeder Hinsicht {Я очень хорошо знаю его, он превосходный человек во всех отношениях. (нем.).}. Он, между прочим, гов<орил> нам, что у него чахотка и что лекарь не дает ему жизни более 3 лет: наружность его сему не противоречила. Пастор, с коим я живу теперь в трактире, заметил ужас положения этого графа: "Он простился с нами и очутился один в мире: на чужой стороне, без денег, без здоровья". Он будет иметь какое-то маленькое место при губ<ернаторе> Гане в Митаве3.
Сидя теперь за столом с пастором, я сам дивился столь скорой перемене в моей жизни. За две недели за советскими делами4. Теперь в путешествии! -- В П<етер>б<урге> я видел солнце, здесь его чувствую и уже терпел от жару. Везде зелень.
Странное чувство владеет мною при теперешней разлуке с Россиею. Всё, люди и вещи, кажутся мне жалкими, отстоя столь далеко от общей образованности. Кажется, что трудно мне будет возвращаться в Россию.
Понед<ельник>. 14 апр<еля>. 1/210<-го> н<очи>. Сейчас я возвратился из театра. Давали "Der Leuchtturm" {"Маяк" (нем.).}5. Какая охота выдумывать ужасы, без цели, без хода происшествий, без всего! Ужасать -- не может быть целию. Представить в ужасном виде последствия преступной любви -- слишком не ново, чтобы авт<ор> сильно мог действовать на воображение. Изобразить гнусность поступка, в соблазнении жены друга состоящего, не стоит труда, ибо такой поступок не требует картин и театральных эффектов для того, чтобы показаться гнусным на первом шаге. -- После давали "D Nachtigall und d Raabe" {"Соловей и ворон" (нем.).}, опера6. Недурно. Лучше петербургского. -- В ложе Паулучи7 я видел глупое лицо Юсупова8.
Середа. 16 апр<еля>. 9 утра. Вчера поутру мой пастор9 читал мне выписки из разных книг, кот<орые> он читал. Одна из них весьма интересна: из Лессин-га о бесконечности наказаний10. Авт<ор> доказывает, что наказания должны быть и суть вечны. Все народы во всех веках исповедовали сие мнение.
Перед обедом я шатался по городу и пошел в Муссу11. Там читал, в "J de Paris"12, законы, предложенные Камерам, о семилетии, о замене ветеранов армиею резервною из обыкновенных молодых солдат и об усилении наказаний за кражу и бесчиние в церквах13. Сим последним постановлением разрешается вопрос: почитать ли церкви наравне с обитаемыми или необитаемыми зданиями. Разрешить сие было нужно. Но исправлять французский уголовный кодекс усилением наказаний -- das ist eine wahre Raserey! {это настоящее безумие! (нем.).} -- Что ни говори, а эти роялисты -- сущая язва для Франции. Какие замашки! Чем начинают поприще торжества своего и к чему ведут! Видно, Villèle не все может, чего хочет14. Впрочем, торжество сей партии не может быть постоянно. Когда Франция отдохнет, когда убавится число людей, потерпевших от революции, тогда все пойдет сообразнее сущности представительного правления.
Обед в Муссе плох. Три блюда. Это хорошо. Но без супа! Я выехал на хлебе и масле.
Повечеру я пошел за город. Сидел на площади, где "Н<ôtel> d P<éters>bourg"15. Возвратился в город по берегу Двины. Прогулка моя продолжалась часа два. Дома застал я у пастора забавного графа16: он болтал по обыкновению.
В пасторе своем я вижу человека чистой нравственности. Такого я давно не встречал. Все его приемы и разговоры открывают в нем душу невинную, честную, спокойную. В обыкновенных разговорах он кажется человеком простым, но когда он говорит о предметах морали, то заметно в нем чувство добра и размышление [о нравственных обязанностях].
И вчера погода была прекрасная. Сегодня не видно солнца. -- Мы еще не знаем дня нашего отъезда. Едем на корабле в Любек17. Здесь пробудем, вероятно, еще с неделю. -- Я чувствую себя хорошо. Желудок исправен -- но, может быть, только от пилюль: я принимаю теперь по одной. Сегодня хочу пропустить.
Берлин. 4/16 мая. Воскресенье. 1/23<-го> дня.
Прошлую ночь в час дилижанс наш дотащился до Берлина. В продолжение 15 дней, считая от Риги, я имел множество противуположных между собою ощущений; но чувствовал неприятное и приятное живо. Память сих ощущений сохранится навсегда. Начну здесь с того, что я записывал карандашом. В пятницу 18/30 апр<еля> {В рукописи в написании даты допущена ошибка: 18 мая / 30 апр<еля>.} мы выехали из Риги.
19 апр<еля> / 1 мая. Суб<бота>. 10 утра. Вчера целый день пробыли мы в Болдераа18. Теперь сидим на корабле. Он стоит, ибо противный ветр не позволяет выйти в море. Я не чувствую большого нетерпения. Читаю какое-то английское путешествие, кот<орое> дал мне капитан. На корабле нечисто. Желудок плох.
В последнюю ночь в Риге я видел во сне похороны Ch Starrey {К этим словам сделана приписка: (Она теперь довольно изгладилась из моей памяти. -- 4 мая.)}.
Смотря вчера на людей в Болдераа, лица всех их мне казались плутовскими. Капитан наш говорит, что нигде так много не берут, как в России, ибо, заметил он, люди сии имеют малое жалованье. Прибытие и отплытие, мелкими сборами, составляет до 30 сер<ебряных> р<ублей> (кроме положенных пошлин, кот<орые> гораздо превосходят сию сумму).
Капитан получает от хозяина корабля 9 ф<унтов> ст<ерлингов> в месяц. Первый мат<рос> -- 5. Второй 3-10. Повар 3-10. Плотник 5. Матросы по 3. Ученики 40 в 7 лет.
Вечер. В 5 часов после обеда мы вышли в море. Погода прекрасная. Но ветер для нас нехорош: NNOst {норд-норд-ост (северо-северо-восточный) (нем.).}, a нам нужен Ost {ост (восточный) (нем.).}. (Не знаю, так ли.)
20 апр<еля> / 2 мая. Воскр<есенье>. 6 вечера. Ветер все NNOst {норд-норд-ост (северо-северо-восточный) (нем.).}. Мы делаем верст 6 в час. Погода славная. Смотря на море, думаю, что бы я делал теперь в П<етер>бурге. Вероятно, пошел бы к Казанской из клоба19 (я ошибся, думая, что это была суббота), а оттуда домой20. А tout prendre {В целом (фр.).}, кажется, все равно: на море или на Невском проспекте. Но разнообразие занимательно.
(Во все продолжение путешествия сидячая семейная жизнь представляет мне наиболее прелестей. В П<етер>бурге по большей части казалось противное.)
Вчера с пастором21 мы рассуждали о необходимости семейственной жизни.
На корабле все тихо. Матросы сидят и читают книжки: иной "Rod Random"22, иной экстраты в стихах и прозе. Я сейчас прочел несколько страниц "T Jones"23. Матрос (ученик) Peater, миниатюрный John Bull24, знает этот роман. Бедный boy Bill {юнга Билл (англ.).} много терпит от капитана, кот<орый> его даже колотит. Bill преусердный мальчик, но ежедневно бьет посуду. Бедным людям везде плохо. Матросы в большом повиновении у капитана, кот<орый> в образованности на равной с ними степени. На корабле им не дают водки. Мясо и проч<ее> вдоволь.
22 апр<еля> / 4 мая. 6 вечера. Последнюю ночь мы делали по 13 верст в час. (По крайней мере, так мне сказывали. Кап<итан> любит прибавлять.) Теперь едва двигаемся; но корабль продолжает качаться, хотя и не так сильно, как поутру. Мне становилось было дурно в каюте. Целый день я сидел у мачты (самое неприятное время я проводил, сидя на холстине посреди корабля). Мало ел, не курил, почти не нюхал т<абак>. Это очень скучно. Кап<итан> надеется, что по закате солнца ветер будет лучше. Теперь совершенно противный. Когда шло хорошо, то я думал всегда путешествовать по морю. Но теперь и возвратиться полагаю непременно сухим путем. Теперь усталость своего рода.
24 апр<еля> / 6 мая. Четверг. 10 вечера. Вчера и сегодня все противный ветер. К вечеру утих. Шел дождь. Море надоело. По крайней мере, не качает в каюте. А то несносно.
Пятн<ица>. 25 апр<еля> / 7 мая. 5 веч<ера>. Сегодня поутру опять на вопрос мой boy отвечал: "Bad wind!" {"Плохой ветер!" (англ.)} И это целый день. Погода опять хороша, но мы сидим в каюте: скучно смотреть на море без хорошего ветра. Мы не делаем 40 в<ерст> в сутки. До Борнгольма25 еще <60> {В рукописи: 50; видимо, цифра случайно осталась неисправленной (см. следующую дневниковую запись).} в<ерст>. Вот уже неделя, как мы на корабле. Надоело. Я читаю Vather: Kirchengeschichte26. Die Pfeife schmeckt mir nicht {Трубка невкусная. (нем.)}. Школа терпения -- на корабле при дурном ветре.
26 <апреля> / 8 <мая>. Суб<бота>. 11 утра. Сегодня поутру я уже и не спрашивал о ветре: он все так же дурен, и никто не ожидает лучшего. Солнце ежедневно заходит в облаках. Мы все еще за 60 верст {Цифра: 60 написана поверх первоначальной: 50.} от Б<орнголь>ма. Положение сие нам очень наскучило. Точно, кажется, единообразная жизнь есть лучшая -- только не одинокая. В К<арлс>баде я, вероятно, не буду прежде 15 июня н<ового> ст<иля>. Мы всё сидим в каюте.
27 <апреля> / 9 <мая>. Воскр<есенье>. 1/28<-го> веч<ера>. Очень грустно. Слезы катятся. Всего более думаю о Сергее27. Тяжело. (Этого дня я никогда не забуду. Ощущения сильные врезываются в душу.)
28 апр<еля> /10 мая. 6 утра. Мы стоим на якоре у Б<орн>гольма. Красивый остров. Сегодня ночью ветер дул очень сильно. Капитан упал с ганг-матою28 и кричал, ибо ушибся больно. Мы немного отдохнули. Ветер утих.
Я ошибся в счете лет. Забыл, что в мои лета не надо уже делать новых знакомств, не исключая моря, Гамбурга и Копенгагена. Вчера я очень сердился на свою ветреность.
Понед<ельник>. Полдень. Мы все утро здесь (в Б<орнголь>ме). Осуждены сидеть в корчме и смотреть на пьяного хозяина. Трава и цветущие деревья были для нас весьма приятны. Говорят, что этот ветер продолжится еще дня два или более. Итак, две недели пробудем мы в дороге от Риги до К<опенга>гена.
29 апр<еля> /11 мая. Вторн<ик>. Вечер. Сегодня в 6 утра мы сняли<сь> с якоря. Сделали по сие время верст 30. Если при лавировании ветер не будет меняться еще к худшему, то в пятницу мы можем быть в К<опенга>гене. Я продолжаю каяться, что не поехал сухим путем. Надоело все: и море, и корабль, и каюта, и капитан, и житье-бытье.
30 апр<еля> /12 мая. Середа. Полдень. Мы теперь в виду Рюгена29. Отдалились от Б<орнголь>ма, но не приблизились к К<опенга>гену. Положение наше <час> от часу несноснее. Завтра новый месяц и 1 мая. Что-то будет!
Середа. 5 вечера. Мы вздумали выйти на берег в Рюгене, кот<орый> с утра у нас в глазах, и это, вероятно, пойдет на лад. Я с радости выкурил уже две трубки и понюхал лапотки три табаку. Это не исправить (?). Я радуюсь, что увижу Берлин и что не увижу К<опенга>гена. Вот Рюген, как он нам теперь представляется верст за 20 от сев<ерного> берега. Завтра на заре мы, вероятно, там будем.
7 вечера. Мы, кажется, еще сегодня будем на берегу. Мы выйдем не впереди острова, как я думал, а сбоку. Кап<итан> выставил флаг, и бот какой-то приближается: может быть, для нас.
1-го мая в Штральзунде30.
1 мая. Грейфсвальд31. Бот за нами приехал другой. Удовольствие ночного пути по Рюгену. Приятное местоположение. Соловьи и жаворонки на заре. Putbus32.
3/15 <мая>. 7 утра. Темплин33. В Пренцлау34 ночью играли марш из "Фрейшюца"35. В деревнях везде садики. Города хороши. Городки порядочные. Приятность вида отравляется тем, что у нас не так. Посему где удовольствие в путешествии? Я очень покойно сижу один в кабриолете, днем без сапогов.
Суббота. 1/27<-го> веч<ера>. Ораниенбург, последняя станция перед Берлином36. На площади против дворца37 деревцо, обнесенное забором: посажено в память мира. Дворец продан. Тут теперь витриольная фабрика38. Как с монастырями, так и с этими памятниками роскоши правителей!
4/16 <мая>. Воскр<есенье>. 2 пополуночи. В 1 час я здесь. Торжественность темной ночи. Мистический дождь. Я созерцатель с сигарою. Меня разбудили уже на почте.
Здесь кончаются листки. 4 часа. Обед на столе. О Фризе39 и Эйхгорне40 завтра.
Воскр<есенье>. % 10 <-го> ночи. Я поставил сегодня свои часы по-здешнему, назад получасом.
Алопеуса41 поутру не застал дома. Был у Фризе и Эйхгорна. Я рад был их видеть. Они, кажется, также, особливо последний: прямодушные люди. Всё те же. Нимало не переменились.
Повечеру был в театре. Давали "D unterbrochene Opferfest" {"Прерванное жертвоприношение" (нем.).}42. Мme Seidler в Мирре была очень мила43. Эта роль как будто для нее сделана. Странно! Я ее в первый раз видел в Вене в 1815<-м>. Потом здесь в 1816<-м>44. И наконец, теперь, через 9 лет. Она как будто все та же. А я уже состарился. Это чувство -- чувство шествия времени -- непонятно, когда приходит à l'improviste {неожиданно (фр.).}. Сколько в эти 9 лет перемен в мыслях! Через 9 лет опять увидишь те же предметы, кот<орые> видел прежде: они все, как были, -- а мы идем туда -- неприметно, но чувствительно. Дай Бог, чтобы странствие наше было порядочное, не бесполезное для людей и для правды! Я, в сем отношении, о себе ничего сказать не могу. -- Время течет, летит! Я все обращаюсь к этому чувству, чувствую, но не понимаю, что чувствую. -- Сидячая жизнь, может быть, и потому хороша, что течение времени не только неприметно, но и менее чувствительно.
6/18 <мая>. 10 утра. Вторник. Фризе и Эйхгорн мне, а я им обрадовался.
Вчера поутру я зашел на лекцию к пр<офессору> Штраусу45. Он гов<орил> о категетике46. Определил веру так: подчинение человеческого Божественному. Суеверие -- когда человеческое принимается за Божественное (das Menschliche als Göttliches betrachtet). Неверие -- когда Божественное принимается за человеческое. Маловерие (Kleinglaube) -- когда, наприм<ер>, предполагается, что грех сильнее благодати (die Sünde mächtiger als die Strafe {грех сильнее кары (нем.).}). (Что же станется тогда с Лессинговым мнением о вечности наказаний, о кот<ором> гов<орил> мой пастор?47) Далее он гов<орил>: нет неверия без суеверия и обратно. Наприм<ер>: вольнодумцы боятся духов. Дело в том, что сильнее: одно или другое. -- Из сего мрака надлежит выводить людей посредством категетики. Система для сего: первое правило. Основать учение на мысли о Божестве, которая есть во всяком человеке. Пользоваться стремлением к совершенству, которое также есть в каждом. Второе. Man erreicht zu der Idee der Gnade, der Sünde, der Erlösung. Dritter Grundsatz. Erkenntnis des Glaubens an Christum. Dieser Glauben ist nicht von Natur in uns, wie die Mystiker glauben (?) {Приходят к идее милости, греха, спасения. Третий принцип. Познание веры во Христа. Эта вера не свойственна нам от природы, как думают мистики (?). (нем.).}.
Обедал порядочно в "Café Royal"48. Повечеру был в театре. "Käthchen von Heilbronn" {"Кетхен из Гейльбронна" (нем.).}49. Ералаш хоть куда, и херувимы, и Hollunderbusch {куст бузины (нем.).}, и император, отец Катюши50. Käthchen, Frau v Holtei, играла очень хорошо51. Немцы восхищались некоторыми пассажами, при коих я не мог удержаться от смеха52.
Перед театром я был у Гуфланда53. Он гов<орил>, что дело я делаю, едучи в К<арлс>бад; что иначе болезнь могла бы иметь худые последствия. Он обещает исцеление -- Sie sind ja nicht älter als 50!! {Вам же не более пятидесяти!! (нем.).} Спасибо!
Из театра опять был в "Café Royal". Мне здесь покуда очень нравится.
Вторник. 1/23<-го> дня. Сегодня поутру я был на лекциях у Шмальца54 и Раумера55. Первый имеет прегнусную фигуру и гнусный Vortrag {манера чтения (нем.).}. Толковал о содержании Corp jur canonic {Свода канонического права (лат.).}56. Наружность Раумера показывает человека кроткого. Он гов<орил> об окончании Пелопоннесской войны57. Об Агезилае сказал, что история не представляет более двух или 3-х человек, столь чистых во всех отношениях58. Оттуда я ходил смотреть Концертную залу в новом Komödien-Gebäude: очень красиво59. Но ничего величественного. -- Теперь же заходил в "Café Royal". Посмотрел "l'Etoile"60 и выпил чашку кофе. Все что-то сердце не лежит ко всему тому, что теперь делается во Франции61.
Сегодня обедаю у Алопеуса.
Улица Unter den Linden62 очень красива: много freundliches {приятного (нем.).}. Также и Gendarmen-Platz, где новый Kom<ödien->Haus и две башни, к церквам пристроенные63.
Vortrag {Манера чтения (нем.).} Раумера довольно легок, но вял. С Геереном64 сравнить нельзя. Шмальц тянет, жилится, говорит неплавно, беспрестанно заикается. Надобно посмотреть на эту фигуру, чтобы узнать в нем доносчика идей65.
7/19 <мая>. 8 утра. Середа. Обедал вчера у Алопеуса. Для меня эти обеды, т<о> е<сть> общество большого света, совершенная беда. Я совсем тут не гожусь. Ничего сказать не умею или говорю вздор. Наприм<ер>, вчера, когда Мme Al, представляя дочь66, сказала, как она высока, -- я ей отвечал, что они растут, а мы стареемся! Очень кстати!! Мне даже смешна моя неловкость. Алопеус все тот же шут. Она не так хороша, как прежде67. Много болтает.
Повечеру был в театре. "D Bräutigam aus Mexico" {"Жених из Мексики" (нем.).}68. Таких комедий можно писать по дюжине в месяц. Право, кажется, нет в том ничего трудного. Мme Neumann, игравшая невесту, очень хорошая актриса69. -- В большой ложе был Kronprinz {кронпринц (нем.).} с женою и пр. В боковой король70. Королевская фамилия точно представляет etwas freundliches {Букв.: нечто приветливое (нем.).}. Несмотря на двор, публика кричала порядочно, вызывая Мme Neumann. В здешних театрах я не вижу в ложах этих дам высшего сословия, кот<орые> заметны в П<етер>бурге. Их здесь, во-первых, немного, а во-вторых, в театре рассеяны, кажется, по различным местам. Погода сегодня не очень хороша.
Разговаривая с Фризе, Эйхгорном и даже с Гуфландом, я заметил, что они довольно откровенно говорят о печальном направлении духа теперешнего прав<ительст>ва. Посему можно заключить, что общее мнение точно не одобряет теперешней системы71.
Середа. Полдень. Целое утро идет дождь. Я ездил в баню. В Риге вода чище, чем здесь. Потому и баня там лучше мне понравилась. Только в П<етер>бурге, несмотря на прекрасную воду, мы должны довольствоваться самыми плохими ваннами.
Фризе пригласил меня завтра на обед к Я-- или Егору72. Там будет и Эйхгорн. Видно, здесь немецкая мода во всей полноте: и с приятелями обедают не дома, в кругу семейства, а в трактире, хотя Фризе и обещал показать мне свое семейство. Это уже чересчур, и в сем отношении я с удовольствием предпочитаю наш русский обычай.
Я еще не решился, ехать ли мне в субботу или во вторник. Кажется, поеду во вторник: хочется пробыть здесь воскресенье. Здесь, конечно, жить дорого, но деньги есть -- и, может быть, я в последний раз в чужих краях: куда торопиться!
Улицы здесь довольно чисты, но не так, как в П<етер>бурге, особливо Unter den Linden. Бульвар далек от нашего Адмиралтейского73. Но здесь более гуляют: одно стоит другого!
1 час попол<удни>. Дождь продолжает идти. Скучно сидеть дома. Бакон не очень занимателен74. Завтра, может быть, буду иметь Монтеня75 в 1 vol {томе (фр.).}.
Середа. 1/211<-го> ночи. Позавтракав после бани, я лег спать, потому что нельзя было идти со двора. Обедал в "Café Royal"76. Повечеру был в театре. Давали: 1. "Der Großpapa" {"Дедушка" (нем.).}, с французского: пьеска забавная77. 2. "Hermann und Dorothea", nach Göthe, bearbeitet von Töpfer {"Герман и Доротея", по Гёте, в обработке Тёпфера (нем.).}78. Хотя я и не хотел бы еще раз видеть сию пиэсу, но замечу, что она очень, в своем роде, хороша. Характер отца Германова изображен очень удачно: он беспрестанно сердится и беспрестанно забывает, что сердился. Все актеры, особливо Вольф79, игравший его отца, очень хороши. Роль Девриена незначительна, но виден истинный артист80. В воскресенье дают "Don Karlos"'a81 и "Barbier de Seville" {"Севильского цирюльника" (фр.).}82. По-настоящему мне должно бы идти смотреть первого. Но, вероятно, пойду смотреть последнего: теперь вспомню о своих летах, в коих надобно предпочитать приятное полезному, и о цели моего путешествия, требующего не приобретения идей, но разнообразия для глаз и слуха83. -- Впрочем, мне уже хочется отсюда и ехать. Есть часы, в кот<орые> мне совершенно нечего делать. Тогда я читаю в Café den "Freymüthigen", den "Beobachter an der Spree"84 и проч.
Я чувствую себя не по-старому, а по-старинному, т<о> е<сть> хорошо: ем очевидно более, нежели в П<етер>бурге, и без пилюль желудок исправен с тех пор, как я здесь. Не знаю, что будет вперед до К<арлс>бада.
Еще 13 апреля писал я в Риге, что мне трудно будет возвращаться в Россию. Вспоминаю, как, будучи в П<етер>бурге, я жалел, что в 1816<-м> не остался в чужих краях; вспоминаю, как хотелось мне ехать за границу85. Теперь -- едва через месяц -- я уже чувствую, что мне очень легко будет возвращаться в Россию; не только легко, но даже приятно. Теперь я вижу, что заграничная, трахтирная жизнь, представлявшая мне в России довольно прелестей, привела бы меня в отчаяние: по крайней мере теперь это мне так представляется. Семейная, семейная жизнь! -- Вот что необходимо для спокойствия в жизни! -- Иногда Крым опять мелькает в моем воображении: но отсутствие от братьев страшит меня. Надобно жить вместе.
Четверг. 8/20 мая. 1/210<-го> утра. Третьего дня за обедом у Алопеуса ганноверский посланник Ompteda86 сказывал, что L Byron умер87: истинно жаль во многих отношениях. Погода и сегодня нехороша. Говорят, что будет теперь парад. Пойду смотреть.
Четв<ерг>. 2 дня. Я видел здешнее войско. Если иметь гвардию, то, конечно, лучше такую. Солдаты имеют вид здоровья. Много красивых физиогномий. Вообще молодцы. Тяжело было, смотря на них, вспоминать о своих. Впрочем, все молодые люди: я не видал в рядах ни одного старика. Худого обращения военных с гражданскими, заметного даже во Франции, я здесь совсем не вижу; напротив: подле нас <на> Unter d Linden88 стоял пьяный старик у угла; не хотел войти в аллею; каждая лошадь могла его задеть. Но полк проехал, и никто не сказал ему ни слова. Между офицерами также много молодцов. Не дождавшись конца парада, я пошел в "Café Royal"89, ибо хотелось есть. Выпивши две чашки кофе с Buttersemmel {булочкой (нем.).}, я сел в коляску и поехал за Гэльские ворота90 смотреть памятник последней войны: не колоссален, но хорош; он вылит из пушек; стоит на горе (Kreuzberg), откуда вид довольно обширен91. Погода стала лучше. Сейчас я отпустил Lohn-лакея92: не имею в нем нужды. Ожидаю Фризе, чтобы идти с ним обедать.
Пятница. 9/21 <мая>. 9 утра. В 3-м часу пришел ко мне вчера Фризе. Я спрашивал о его банке93. Капитал сего банка состоит из денег, принадлежащих малолетным богоугодным заведениям, из сумм, о кот<орых> идет тяжба, и частными вкладчиками добровольно вносимых: род de la caisse des dépôts et consignations {Здесь и далее в рукописи: Butter Semmel, ссудо-сберегательной кассы (фр.).}. Кроме сего, банк владеет недвижимыми имениями, бывшими у него, некоторым образом, в залоге. Обыкновенно банк платит только 2 %.Богоугодным заведениям 2 1/2; малолетным 3. Сам же берет с заимщиков по 5%. Фризе сказывал, что в последнее время, когда фонды вообще так возвысились, многие, опасаясь упадка, продали свои фонды и внесли деньги в банк из 2 %. Он говорит, что в вкладчиках нет недостатка. -- Пришел Эйхгорн, и мы пошли обедать к Ягору94. Обедали хорошо: пили Pissporter-Moselwein {писпортское мозельское (нем.).}, винцо очень хорошее95, и шампанское. За обедом много говорили и откровенно. Они удивлялись, как я знаю многое, что у них делается, что в П<етер>бурге известна Гёрресова брошюра96 и т. д.
От Ягора я пошел в оперу. Начала не застал. Музыка вначале мне чрезвычайно понр<авилась>; Мme Schulz пела очень хорошо97. Но под конец шум музыки, пушек и пр<очего> заглушил меня. Балет мне также отменно понравился. Я чувствовал то, что чувствовал в старине и чего даже память утратила в Пет<ер>бурге: все танцовщицы мне отменно нравились и т. п. Вообще мне теперь сдается время лет за 8. Я как будто подхожу опять к живой жизни молодости: ем более, чувствую себя свежее и проч.
Погода и сегодня не очень хороша. Оденусь и пойду шататься.
Вчерашняя опера, "F Cortez" 98, вообще шла очень хорошо; музыка иногда сдается на "Весталку"99, но некоторые арии прелестны; жаль, что слишком много шуму.
В чужих краях трудно быть, между прочим, оттого, что Россию понимают здесь весьма отдаленною от образованности европейской, -- может быть, более, нежели в самом деле. Неприятно видеть себя в таком положении. Но сколько предметов и людей в России, свидетельствующих варварство! И их не видеть -- есть выгода.
10/22 мая. Суббота. 1 <час> дня. Вчера я обедал порядочно в "С Royal"100. Оттуда пошел в театр. Давали "Die Quälgeister" {"Духи-мучители" (нем.).} из Шекспира101: ничего особенного. Актеры играли порядочно. Мme Neumann, в роли кокетки, слишком манерилась и потому мне совсем не понравилась. Театр, как и всегда, когда я в нем бываю, был полон. Король с дочерью сидел в своей ложе102. Сегодня поутру я пошел на почту и взял место в дилижансе, едущем во вторник. Потом сел в наемную колясочку и поехал по городу: едучи и смотря и туда и сюда, я чувствовал какое-то душевное спокойствие, составляющее истинное наслаждение. Я проехал по многим улицам и, наконец, по Friedrichstraße от Ораниен<бургски>х ворот103. Улица хороша. Но лучшая всех -- это Unter den Linden104; домы прекрасные, чистые, солидные. И это аллея. Лучшей улицы желать нельзя и вряд ли, в некотором отношении, найти можно. Теперь выпил чашку кофе, съел Buttersemmel {булочку (нем).} в "Café Royal" и прочел "Le Constitutionnel"105. Ожидаю Фризе, чтобы идти с ним обедать в Tiergarten106.
Здесь на улицах не видно людей, очень дурно одетых. Даже один нищий, просивший у меня сегодня милостыню, одет был в черном сюртуке и пр. Не видно здесь богатых аристократов. Но отсутствие нищеты, или вида ее, важно. Бедные есть везде. Но у нас есть целые классы людей, кот<орые> должны быть бедны. Здесь этого нет.
Суб<бота>. 1/210<-го> ночи. Перед обедом читал Гуфланда107 и соснул. В 3-м часу пришел Фризе, и я поехал с ним в Tiergarten. Большая выгода сего сада состоит в том, что он вплоть подле города: прекрасные деревья, между прочим дикие каштановые. Окружная аллея имеет ныне шоссе. Вид направо очень мил, ländlich {сельский (нем.).}. Повернув налево, мы проехали мимо многих очень красивых загородных домов и мимо острова, на коем жители сих мест поставили маленький деревянный памятник королеве и каждый год, в известный день, сажают тут цветы108. Трактиры в лесу вновь выстроены со вкусом и красиво. Мы вышли из коляски, и мне пришел на мысль d Gesetzlose Club {Беззаконный клуб (нем.).}109, в кот<ором> за 8 лет я обедал с Эйхгорном110. Тут же был я и теперь: только в новом доме и в большем обществе. Обедали порядочно. Попасть в этот клоб, как мне сказывал Фризе, довольно трудно. Он состоит по большей части из ученых и проч<их> людей, более или менее одинакового образа мыслей. Фр<изе> сказал мне, что прежде (когда не тяготел на народах непостижимый призрак революций) тут было гораздо веселее: все говорили, что кому приходило на ум. Теперь каждый остерегается.
Повечеру был в театре. Давали "Die Preciosa", соч<инение> здешнего актера Вольфа111. Что ни говори, а вкус здешней публики и, вероятно, вообще немецкой, в сем отношении, нехорош: Мme Neumann манерилась непростительно, а публика восхищалась. Пиэса, впрочем, довольно глупа. Одна декорация, представляющая праздник и иллюминацию, хороша. Pas de deux Richter112 und Мme Gern {Па-де-де Рихтера и мадам Герн (фр., нем.).}113 танцевали очень изрядно. Театр был полон. Вызывали Neumann. Она сказала несколько слов, манерных и пустых. Это бы не беда. Но публике опять и это понравилось. Вызывали буффона Gern'a114. Он сказал в Knittelversen {кнительферзе (нем.).}115 несколько смешных глупостей. Походив Unter den Linden, возвратился теперь домой.
О Гуфланде мне сказывали Фр<изе> и Эйхгорн, что он плохой практикант и почти никого не лечит. Прежде они мне этого не сказали. Впрочем, я все бы пошел к нему.
Я хожу, кроме вчерашнего дня, не очень много. Но, легши в постелю, чувствую всегда ломоту в левой ноге. Вероятно, в Karlsbad'e это будет по-старому. Впрочем, желаю, чтобы я здоров был по-теперешнему или по-старинному. Я давно себя так хорошо не чувствовал.
12/24 мая. Понедельник. 1/211<-го> утра. Вчера поутру я был сначала в католической церкви. Внутренность соответствует наружности (пантеону)116. Все хорошо. Оттуда зашел в другую: реформатская французская; мало народу. Оттуда в третью: реф<орматская> нем<ецкая>117. Тут довольно народу. Слушал проповедь: о молитве. Потом пошел в Dom-Kirche {кафедральный собор (нем.).}: чисто, но ничего отличного118. Тут я слышал род обедни: проповедник читал, а певчие пели. Der Hofprediger {Придворный проповедник (нем.).} Sack119 говорил проповедь: хорошо. Потом некоторые причащались.
Обедал в "Café Royal"120. После обеда я ездил в Tiergarten121: объехал его два раза; в одном трактире пил кофе. Я думаю, что немецкий обычай ходить за город лучше всех подобных обычаев других народов. Погода была не очень хороша: накрапывал дождь. Повечеру видел "Barbier de Seville" {"Севильский цирюльник" (фр.).}122: кроме Мme Seidler, все плохи. В П<етер>бурге вряд ли не лучше. Некоторые актеры немилосердно буффонили. Bartholo123 очутился однажды повешенным на крюке. -- После театра я ходил Unter d Linden124: много народу. Потом ужинал в "Café Royal".
Сегодня в берл<инских> газетах читал о новом движении Don Miguel'я в Лиссабоне125. Das ist eine tolle Wirtschaft {Безумные порядки. (нем.).}.
Теперь был у меня Peterson126.
Фризе третьего дня, когда мы ехали мимо университета, сказывал мне, что некоторые аристократы негодуют, что Королевский дворец превращен в унив<ерситетско>е здание127. Нищих здесь совсем не видно.
Закрываю сию книгу до Дрездена.
Дрезден
15/27 мая. Четверг. В понедельник повечеру я был в театре. Давали "D Parteyen Wuth" {"Партийная ярость" (нем. искаж.).}128. Devrien играл очень хорошо роль судьи Кона. Последняя декорация -- площадь, вдали море, посреди площади эшафот -- страшна.
Во вторник, встав рано, т<о> е<сть> в 6 час<ов>, и приготовившись к путешествию, я позавтракал. В 11 часов дилижанс отправился. Я сидел с ширмейстером129 в кабриолете130. Дабы ногам было просторнее, мы опустили кожу: долго так сидеть опасно, ибо, заснув, можно упасть под колесо. Так как путешествие продолжалось недолго, то я и не устал, и даже ноги не очень устали. За Elsterwerda131 граница между Пруссиею и Саксониею; мы доехали в пр<усском> дилижансе до Grossenhain132. Тут сели в саксонскую фуру. Я очутился один на скамейке и потому сидел и лежал порядочно. Чем более мы удалялись от Берлина, тем лучше становились местоположения, тем плодороднее земля. В Саксонии я уже видел высокую прекрасную рожь. Но несносные пески не преставали. В 3-м часу ночи мы приехали сюда. Саксонские дилижансы ходят гораздо долее прусских. Четыре последние мили мы сделали более, нежели в 6 часов, несмотря на шоссе. -- Ширмейстер прусский рассказывал мне дорогою свои приключения с первою своею женою, кот<орая> после 16-летней верной жизни вдруг изменила ему и вскоре умерла от горя и от чахотки. Das ist partie égale -- er mußte mich parieren {Мы квиты -- ему пришлось мне уступить (нем., фр.).} и пр. и проч. -- Саксонский Schaffner {кондуктор (нем.).} подшучивал над одним маленьким человечком, кот<орого> мы нашли в трактире на дороге и кот<орый> доехал в дилижансе до Дрездена. Сперва сказал мне, что это Nachtwächter {ночной сторож (нем.).}, потом Bote {посыльный (нем.).}, потом: das ist ein Roch. Er war Spion zu Napoleons Zeit {это перебежчик. При Наполеоне он был шпионом (нем.).} и проч. и проч. Встав сегодня поутру, я пил прекрасный кофе с такими же сливками и булкою. Дорогою продовольствие было не всегда хорошо.
Выглянув в окно, я увидел на площади народ, идущий по большей части из церкви или в другую церковь: площадь красивая133. Я сам, одевшись, пошел в католическую церковь134: сегодня их Вознесенье. Там слышал музыку и Sassarolli135: пение кастрата не произвело на меня того влияния, как в Риме, когда я был в последний раз в Петровской церкви136. Я смотрел на Менгсово "Преображение": Христос представился мне так же, как прежде, подымающимся в воздух137. Видел также две другие прекрасные картины, из коих об одной сказали мне, что она Torelli138. Вышед из церкви, я увидел лестницу, сделанную кн<язем> Р<епнины>м139. Взошел на нее. Эльба представилась мне в красе своей; горы с рассеянными домиками -- этот вид был для меня восхитительный; но вместе и печальное чувство коснулось души моей, когда я вспомнил об окрестностях П<етер>бурга: все это я вижу, думал я, для того, чтобы никогда не жить в таких местах!
Дорогою, и в Берлине, и теперь мне все мечтаются приятности семейной жизни. Но лета уходят. Скоро, скоро будет поздно. Одинокая жизнь в чужих краях не представляет мне ничего, кроме скуки; даже и беззаботность не имеет прелестей. Разве одно: жить в Париже с гувернанткою140. -- Но занятие? -- Праздность невозможна. Иногда Москва манит меня к себе. Иногда Крым. Иногда П<етер>бург, с тем чтобы оттуда побывать в чужих краях и разделять тихие наслаждения путешествия: вот главное. Одному хорошо; но чувствуешь нужду сообщить ощущения любезному предмету и наслаждаться его наслаждениями.
Погода очень дурна: сильный холодный ветер. Теперь 2 часа. Иду вниз обедать. Я доволен, что остановился в "Hôtel de Saxe"141: отвсюду близко. Сегодня в театре немцы играют "Дон Жуана"142. Поет Сандрини143.
Пятница. 16/28 мая. 1/210<-го> утра. Отобедав вчера дома, я соснул. Встав в исходе 6<-го> часа, я пошел в театр. Kellner {Здесь: слуга в гостинице (нем.).} моего трактира уверил меня, что не нужно брать билета заранее: я не нашел нигде места. Пошел было домой с досадою, что скучно проведу вечер; но воротился и сказал одному из тех, кот<орые> собирают билеты, что я охотно заплатил бы вдвое, втрое за билет. Он отвечал, что этого здесь не бывает. Через несколько минут другой из сих же людей предложил мне билет в Gesperrte Sitz {Букв.: закрытые места (нем.).}144. "Was kostet das?" -- "Einen Gulden; wenn Sie aber etwas mehr geben wollen..." {"Сколько это стоит?" -- "Один гульден; но если вы дадите немного больше..." (нем.).} Я дал ему всего 20 грошей {В рукописи: groineft}145. Но, вошедши в театр, мне стало совестно, что я, обещав, хоть и не тому, у кого взял билет, дать вдвое и втрое, дал только 4 Gr. Это мешало мне с удовольствием слушать музыку. Я взял кошелек, отложил еще 12 Gr и вынес их в антракте моему продавцу146. -- В театре видел гр<афа> Завод<овского>147 и Рихтера148. Первый воображает себе, что в П<етер>бурге Бог знает как высылают, сажают и проч.149 Между прочим, Бутягин сказывал ему, что и за ним очень смотрели. Я отвечал, что Б<утягин> мог бы быть покоен150.
После берлинских здешний театр мне показался весьма плохим.
После театра я пошел на террасу151, хотев пройти в кофейную. Поворотился
и пошел в кофейную на Alt-Markt152.
Погода все дурна. Иду теперь к Kreysig'y153.
В коф<ейной> один из присутствовавших сказал хозяину: "Ein Neupreusse154 hat eben gesagt, daß in Preussen es unruhig ist" {"Один новый пруссак рассказывал сейчас, что в Пруссии неспокойно" (нем.).}. Так и здесь слухи сии бывают, меж-iss ду тем как ничего нет похожего на истину155.
Пятниц<а>. 1/22<-го> дня. Вчера в театре сидел через человека от меня кн<язь> Путятин: настоящий шут. Причесан, как италианский буффон. Что за галстух! Он беспрестанно хвалил музыку и пение, бил такт, между прочим снял с себя какие-то подвязки и т. п.156
Крейсига не застал. Пойду в 4-м часу. Был у Бассанжа157. Все мне говорят, что надобно весь табак спрятать в чемодан и не объявлять158.
Был в картинной галерее159. Смотрел на картины с книжкою в руках160. Ни Корреджио, ни Рафаэля еще не видал. Оттуда пошел на террасу. Какой вид! Был в коф<ейном> доме. Выпил со вкусом порцию кофе, смотря на горы, покрытые деревьями, на Эльбу и на Linkisch Bad161. Посмотреть -- и ехать на север! Как бы здесь хорошо жить с своим семейством. Дрезден мне ныне очень нравится!
Пятница. 1/210<-го> ночи. Беда с лекарями! Недаром их бранят. Один одно, другой совсем противное! Сегодня Kreysig сказал мне, что пить эгрскую воду после Карлсбада162 вредно. Гуфеланд, напротив, советовал мне ехать в Эгру. За Гуфланда говорит обыкновение. За Крейсига его рассуждение: к<арлс>б<а>дская вода действует не тотчас, но впоследствии. Не дождавшись сего действия, коему времени определить нельзя, пить иную воду -- значит мешать действию первой. Против этого нечего говорить. Я еще не знаю, на что решусь. Завтра поутру он хотел быть у меня. Вместо одного два червонца163, но разноголосица хуже червонцев!
Повечеру был в Linkisch Bad. Какой вид на горы! Право, нельзя на это смотреть, помня, что будешь жить в болоте и что -- страшное дело -- только в сем болоте и жить мне можно -- отечество (может быть, т<о> е<сть> привычки) ничем не заменишь!
Я выпил порцию хорошего кофе с Kuchen {сладким пирогом (нем.).}. Был в театре. Мme Genot164 хороша собою, но орган ее неприятен. Теперь поужинал.
В здешнем народе точно есть какая-то Gutmüthigkeit {добродушие (нем.).}, но вместе и скучная холодность.
Суббота. 17/29 мая. 7 утра. Погода пасмурная. Я встал в 7-м часу. Собираюсь пить кофе. Потом, в ожидании Крейсига, буду писать к родным. Вчера после обеда и в постеле я пробежал опись картинной галереи и заметил те картины, кот<орые> особенно хочется мне посмотреть. Не знаю, как успею. Во вторник хочу ехать. Пора, пора! Авось и погода поправится.
In Sachsen schöne Mädchen wachsen {В Саксонии вырастают красивые девушки (нем.).}165 -- эта пословица как будто нарочно подтвердилась для меня в Grossenhain166, первой саксонской станции ныне. Тут в трактире увидели мы пригоженькую девочку, и один из сопутников моих вспомнил пословицу.
В дилижансе ехала с нами одна молодая женщина, дочь кюхенмейстера167 королевского в Берлине, как сказывал мне ширмейстер168, разведенная с мужем по причине ее болезни -- Weißer-Fluß {белый флюс (нем.).}169 -- и потому, что она barrée {неспособна к сексуальным отношениям (фр.).}. -- Она, между прочим, гов<орила>, что любит слушать проповеди Шлейермахера170, Штрауса и еще какого-то проповедника; что Sack, кот<орого> я слышал, ей не нравится. Вот признак просвещения! Земля, где дочь кюхенмейстера любит слушать Шлейермахера (!), конечно, стоит на высокой степени просвещения. Это привело мне в голову мысль, опровергающую прежнее мое мнение о лютеранском богослужении. Мне казалось прежде, что недостаточно основать богослужение на одних проповедях, ибо хорошие проповедники редки. Теперь я думаю, что достоинство и таланты проповедников соответствуют вообще, более или менее, степени образованности слушателей. Для простых людей хорош и простой проповедник. Но вот выгода протестантской церкви, кот<орой> не имеют другие: люди, каков Шлейермахер, также говорят проповеди. Такие проповеди привлекательны даже для самых образованных людей. Но что в других церквах может привлекать людей образованных к исполнению обязанностей наружного богослужения? -- Ничто. Церемонии привлекательны только для глаз, но не для души. Эта мысль пролила для меня новый свет на выгоды Реформации171.
Вчерашняя пиэса, "D Fräulein von Barnhelm" {"Фройлен фон Барнхельм" (нем.).} Лессинга, имеет хорошие подробности, но вообще незначительна172. С живою правдой выведен на сцену француз, служивший в нем<ецкой> службе, игрок. Этого француза играл Verdy, которого, за 13 лет, я видел во Фр<анкфурте->н<а->М<айне> в роли игрока173. Впрочем, это лицо, хорошо изображенное, для целого в комедии совсем не нужно, чего, я думаю, в хороших пиэсах быть не должно. Вся завязка состоит в том, что один отставленный майор, почитая себя обиженным, не хочет жениться на богатой девушке, кот<орая> его отыскала и предлагает ему свою руку. Он не хочет потому, что, почитая себя униженным, не хочет женитьбою унизить свою любезную. Она притворяется бедною -- и он соглашается. Потом он получает полное удовлетворение. Тогда она корячится. Наконец все налаживается.
1/211<-го> дня. Крейсиг сидел целый час. Между прочим сказал, что иногда после К<арлс>бада можно пить d Salzbrunnen174 в Эгре.
Крейсиг сказывал мне, между прочим, что чиновники, Förster'ы {лесничие (нем.).}, пасторы и проч., находящиеся в том краю, кот<орый> достался Пруссии175, всячески стараются перейти сюда; что многие владельцы продали там свои имения и купили другие здесь, отчего сии последние даже вздорожали.
Моя болезнь должна быть значительная. Крейсиг довольно сморщил харю свою, пощупав мой живот. Он нашел его aufgetrieben {вспученным (нем.).}; гов<орил>, что он наполнен разными нечистотами, кот<орые> к<арлс>бадская вода должна выгнать. Я хоть и чувствую себя теперь очень хорошо, но при всем том после обеда чувствую некоторую тяжесть в желудке, кот<орая>, я думаю, в здоровом положении быть не должна. К тому же и теперешнее здоровье мое происходит от праздности, кот<орая> не может быть всегдашним занятием!!
Погода, кажется, разгулялась. Пойду на террасу176. Оттуда в театр. Опять "D-Juan" 177.
Воскресенье. 18/30 <мая>. 8 утра. Когда наслаждения могут быть полные! Что за погода! Прелесть! Я чувствую что-то, чего давно не чувствовал. Мне кажется, что воздух здесь лучше. -- Выглянул с трубкою в окошко. Солнце сияет. Небо чисто. Я думаю, одевшись, идти на террасу178. Не пойду в лютеранскую церковь179: не услышу Аммона180, на террасе буду смотреть на горы. Оттуда пойду в катол<ическую> церковь181. Прелесть! Англичанин, живущий в одном трахтире со мною, собирается в путь. Карета стоит у крыльца. Как приятно путешествовать при такой погоде! И он, кажется, не один. Для меня, кажется, этого уже быть не может. Когда мне, не одному, путешествовать!
Вчера в театре в одной ложе была королева, в другой -- дочь принца Макса, жена его сына, австрийская принцесса, и он сам182. В самом начале им подали чего-то покушать. Как будто отличительная черта принцесс -- есть! Из благопристойности они этого не должны бы делать, ибо никто другие в театре не ел. Я восхищался музыкою. Еду отсюда во вторник рано. Понедельник посвящаю Галерее183.
Понедельник. 19/31 мая. 7 утра. Вчера был в Finlater184 -- что за вид! Направо Дрезден. Налево Сакс<онская> Швейцария185. Всюду горы. Внизу Эльба. Все это видеть мимоходом!
Поутру был в Frauenkirche186. Проповедовал Girardet187. Прекрасная церковь была наполнена слушателями. Вид интересный. Оттуда пошел в кат<олическую> церковь188. Слушал проповедь. Умеренна. Молитвы поп читал по-католически, т<о> е<сть> довольно скоро и без выражения. Опять слышал двух189. После обедни видел шествие короля190. Что за камергерские рожи тут были! Особенно был смешон какой-то офицер или начальник красной гвардии, предшествоваший королю с палкою и с видом какой-то важности. -- Обедал на террасе191. Погода была прекрасная. Вид! Повечеру из Финлатера был в Linkisch Bad192. Пропасть народу. В театре давали "Die Bürger v Wien" {"Граждане Вены" (нем.).}193. Глупость малосмешная и длинная. И тут видно, как австрийцы позади. Хвастаются, что die Bürgerlichen {мещане, городские жители (нем.).} могут быть офицерами! Теперь ожидаю Крейсига. Поутру буду в Галерее194. Потом хочу съездить в Тарант195. Повечеру надобно уложить чемодан. Завтра рано еду с фурманом196 за 8 талеров. Табак поручаю богине здоровья, кот<орая> должна исцелить меня в К<арлс>баде.
Понед<ельник>. 7 вечера. Крейсиг поутру не мог прийти. Ожидаю его в 8 веч<ера>. В 1/29<-го> утра я отправился в Галерею. Смотрел скоро; но против той стены, где стоит "Ночь", "Св. Георг и Богород<ица>" Corregi'ева197, "Мадонна v d Wanne" {"Мадонна перед тазиком" (рус., нем.).} Julia Romano198, сел на канапе и долго восхищался особенно картиною Св. Георгия, где на всех лицах играет какая-то веселость. Чрезвычайно понравилась также мне Рубенсова картина (называемая как-то {В рукописи слово: как-то вписано; первоначально был оставлен пропуск.}), сад, с маленькими фигурами, кот<орые> совершенны, ибо не нагие199. Одна картина Кранаха или Дюрера также остановила меня200. Два человека: один пишет, другой на него смотрит; у обоих на лице сильно изображено внимание. Но если бы показать одни головы, то нельзя бы не узнать, который пишет или сочиняет и кот<орый> только смотрит: и тот и другой имеют особое внимание. Многие еще картины изумляли меня. Не выписываю их -- некогда -- и на что? Перед выходом из Галереи я сел на то же канапе; потом, посмотрев еще на Мадонну Раф<аэля> и на удивительного ангела (поддерживающего голову одною рукою)201, я вышел из Галереи -- это было 12 часов, -- чтобы, может быть, никогда не видать ее более. -- Не медля я сел с г<осподино>м Goepp202, ехавшим со мною в дилижансе, в коляску, и поехали в Тарант. Подъезжая к Плауену203, я узнал церковь, изображенную на моей табакерке. За Плауеном ехали мы долиною. Я узнал места, кот<орые> видел за 13 лет!204 И забыть их трудно -- но как не узнать! Около Дрездена множество деревень. Это я видел и возвращаясь в город по другой дороге. В Таранте обедали в саду, подле маленького водопада. Оттуда поехали до Плауена и повернули направо к памятнику Моро205. Проезжали через Плауен, деревня, и через другую. Какие домы, сады у крестьян! Наконец, приехали в Großen Garten206. Тут дворец. В саду опять eine Schenke {кабачок (нем.).} и опять красавицы! Что за земля! Может ли она быть дурна, производя такие лица! -- В 6 часов возвратились в Дрезден. Я пошел на террасу; смотрел на горы. Пошел. Взглянул еще, поворотил направо -- и все исчезло. Завтра в 5 часов еду. Проводив Крейсига, буду укладывать чемодан и в него нюхат<ельный> табак и сигары. -- Прости, любезный Дрезден! Если бы было с кем, то на лето, после К<арлс>бада, приехал бы сюда пожить.
23 мая ст<арого> ст<иля> / 4 июня нов<ого>ст<иля>. Пятница. 11 утра. Беру перо, чтобы означить вкратце некоторые черты из моего путешествия от Дрездена до К<арлс>бада, хотя и не расположен писать, будучи не очень весел от консультации доктора Офенбахера1. И он подтвердил сказанное Крейсигом, что die Stockungen {запоры (нем.).} существуют во мне in hohem Grade {в сильной степени (нем.).} и что печень (Leber) etwas angegriffen {несколько затронута (нем.).}. Завтра начинаю пить воду: 2 стакана Neubrunnen и 3 Mühlbrunnen2, положив в первый несколько соли. Что будет! {На нижнем поле листа позднейшая приписка: 24 мая ст<арого> ст<иля> / 5 июня нов<ого> ст<иля> начал пить карлсб<адские> воды, поместья (нем.).}
Я ожидаю всего хорошего от К<арлс>бада. Но, может быть, ошибусь в своих ожиданиях. Может быть, совершенно выздоровлю!..
Последнее утро в Дрездене я провел приятно. Встал в 3 часа. Позавтракал. Все исправил и ожидал фурмана3. В 1/26<-го> утра мы выехали из Дрездена. Я сидел в коляске с Frau von Bayern4 из Пруссии, кот<орая> начала тем, что у нее есть дети, Güter {поместья (нем.).} и проч. Я спросил ее о новом состоянии крестьян5. Она сказала мне, что в одной из ее деревень крестьяне исстари пользовались одною половиною земли, обработывая другую на помещика. В сей деревне вся крестьянская половина сделалась их собственностию, без всякого вознаграждения помещику. В другой деревне земля была также разделена; но так как оной было много, то крестьяне получили не всю половину. Так как крестьяне зажиточны, то они теперь не работают у помещ<иков> как поденщики. Для обработания помещик имеет теперь других людей, тут поселившихся, кот<орые> не имеют хозяйства и живут только работного платою. Сей новый порядок вещей даме не нравится: это очень естественно. Если бы, гов<орит> она, многие из помещиков соединенными силами протестовали против сего, то дело было бы лучше. "Ah, die liebe Zeit {Ах, прекрасное время (нем.).}, -- сказала она между прочим, -- когда мы могли несколько сот человек выслать на поле и целую жатву в один день убрать в амбары!" -- Часа через 4 мы въехали в Богемию. Различие между двумя землями разительное. Поля так же плодородны. Но не тот же вид благосостояния. Я приписываю это религии6. Но хотел знать и мнение других. Мой фурман сказал: "Auch die Religion bringt es mit sich, mein StRath". {"От религии это тоже зависит, господин статский советник". (нем.).} -- Часто впоследствии я думал, как трудно жить в России, где многие члены Англ<ийского> клоба7 отстали в просвещении от саксонского фурмана! -- В продолжение пути я нашел, что вид издалека богемских деревень похож на русские. В сравнении с Саксониею, где я не видал жалкой нищеты, где кузнечный работник выходит из кузницы в чистой рубашке, -- все бедно. Но вид деревень и крестьян в Богемии все выгоднее, чем у нас вид тех же предметов.
В Peterswalde8 мы нашли таможню. Вошед <в> комнату, я дал чиновнику талер: он прехладнокровно, в присутствии другого писца, положил его в тарелку, перед ним лежавшую. Тут взятки делятся, видно, на всю братию. Полталера дал я осмотрщикам. Никто ничего не смотрел -- и я с табаком.
Обедали в Pwalde. После обеда пили кофе у крыльца. Тут уж<асно> изумлял меня своею вертлявостию актер, ехавший в другой коляске. У таможни он сказал, что у него в чемодане только дамские уборы и что он играет роль der falschen Prima Donna {мнимой примадонны (нем., ит.).}. В Теплице9 он в моей комнате пел и жестикулировал. Тут он мне показался жалким -- ибо, несмотря на выгодную для театра наружность, он должен быть плохой актер и очень плохой певец. -- Дорогою я часто любовался видами. Горы часто приводили мне на мысль Крым. Впрочем, на одни горы смотреть тяжело, т<о> е<сть> когда смотришь из долины, как здесь: похоже на тюрьму. Вид в чистое поле -- вид свободы.
Моя Frau Amtsräthin {госпожа советница (нем.).}10 беспрестанно болтала. Между прочим, слыша новые выражения, напр<имер>: Maierhoff, вместо {Пропуск в рукописи.}11, она восклицала: "Ah, wie weit sind die Leute hier gegen Preussen zurück!" {"Ах, какие отсталые здесь люди, по сравнению с Пруссией!" (нем.).} Впрочем, она баба дрянная: бедная ее Kammermädchen {горничная (нем.).} очень на нее жаловалась.
В Buchau12 рассказывали, что в Праге 140 студентов отданы в солдаты на 12 лет и 6 лет без производства. Двое повесились, один застрелился; отец одного получил падучую болезнь. Мельник, отец одного из несчастных, просил императора о сыне. Имп<ератор> отвечал ему: "Зачем сын твой не мельник?" -- "Разве он, отучившись, не может быть мельником?" -- отв<ечал> отец. Без успеха. Трактирщик очень недоволен сею мерою и, говоря об им<перато>ре, показывал на голову13.
Вчера в 5-м часу приехали мы сюда. Объезжая К<арлс>бад, я мог его видеть с горы. Ночевал в "Gold Löwe". Теперь живу в "Grüner Papagey" за 2 черв<онца> в неделю14. Мой фурман непременно хотел поцеловать у меня руку за 1 т<алер> 16 гр<ошенов> Trinkgeld {чаевых (нем.).}. То же и в ванне.
Пятн<ица>. 1/21-го дня. Ходил смотреть различные источники. Купил стакан, из которого -- надеюсь -- буду пить здоровье. Поутру купил палку, из дерева, кот<орое> здесь называют Marssely {тутовое дерево (нем. искаж.; правильно: Morussely -- региональный вариант чешского "moruse").}. С нею буду шествовать на пути -- к здоровью?!
Вписываю здесь два стиха, кот<орые> я читал, кажется, в Дрездене в каком-то из множества неполитических журналов. Дело шло о Байроне, о его характере, образе мысли и пр. Его биографии. --
The post is nothing and -- at last
The future can but be the past.15
Я вписываю эти стихи, потому что нашел их на лоскутке бумаги в книжке, и ни по какой другой причине; ибо я только думаю -- и с сегодняшнего утра не с веселым духом -- о моей болезни и о воде к<арлс>бадской, от коей чаю исцеления. Диэту буду стараться сохранить. Она довольно строга; ибо есть надобно мало, а аппетит у меня теперь большой.