Тургеневский сборник. Материалы к полному собранию сочинений и писем И. С. Тургенева
Л., "НАУКА", 1969
ТУРГЕНЕВ -- ИЗДАТЕЛЬ ПИСЕМ ПУШКИНА К Н. Н. ПУШКИНОЙ
"Пушкин, -- писал Тургенев Стасюлевичу 15 (27) марта 1874 г., -- это мой идол, мой учитель, мой недосягаемый образец -- и я, как Стаций о Виргилии, могу сказать каждому из моих произведений: "Vestigia semper adora"".1
Слова Тургенева образно и точно характеризуют проходящее через всю его жизнь личное и творческое отношение к Пушкину, а ту же цитату из древнеримского поэта он повторил четыре года спустя в предисловии "От издателя" при публикации писем Пушкина к невесте и жене, Н. Н. Гончаровой-Пушкиной.2
Это издание писем поэта -- одно из важнейших (не считая, разумеется, речи по поводу открытия московского памятника, 7 июня 1880 г.) среди многочисленных общественно-литературных выступлений Тургенева, связанных с Пушкиным, -- лекций, статей, переводов, публикаций всякого рода на русском и французском языках с 50-х годов и почти до конца жизни писателя. Поэтому, несмотря на то что история опубликования писем Пушкина известна в основных чертах довольно хорошо,3 не лишним будет привести некоторые сведения, дополняющие наш краткий комментарий в XV томе Сочинений.
Переговоры Тургенева с дочерью Пушкина гр. Н. А. Меренберг4 о публикации писем ее отца, хранившихся у нее, начались весною (не позднее середины марта) 1876 г. Когда и как они познакомились, в точности неизвестно: вероятно, в Париже, где Тургенев прожил всю зиму 1875--1876 гг. и куда гр. Меренберг могла приезжать из Висбадена -- места ее постоянного пребывания. К сожалению, переписка между ними, возникшая в связи с передачей и изданием писем Пушкина, до нас не дошла, кроме двух позднейших писем Н. А. Меренберг к M. M. Стасюлевичу.5 Как бы то ни было, Тургенев в один и тот же день, 23 марта (4 апреля) 1876 г., известил о получении им "вчера" писем Пушкина своих постоянных корреспондентов -- М. М. Стасюлевича и П. В. Анненкова. Первому он, выполняя поручение гр. Меренберг "найти издателя", предложил напечатать письма в "Вестнике Европы" (см.: Письма, т. XI, стр. 241), что и было принято Стасюлевичем. От второго -- своего всегдашнего консультанта в литературных (и особенно в литературно-общественных) вопросах -- он хотел узнать его мнение о возможности издания писем -- и узнать притом "теперь же", до того, как он увидится с дочерью Пушкина в Висбадене, по пути в Россию (эта встреча состоялась там 19--20 мая ст. ст.).6 Мнение Анненкова было ему тем более важно, что издатель и биограф Пушкина, имевший к переписке поэта давние и непосредственные отношения, мог дать ему ценные указания. "Я не успел еще прочесть их <т. е. письма>, -- писал Анненкову Тургенев, -- но увидел на обложках несколько замечаний, писанных Вашей рукою, из которых я мог заключить, что Вам эти письма известны <...> Напишите об них мне два слова -- и почему они не были напечатаны до сих пор, хотя по всему было видно, что они были приготовлены к печати, так что даже некоторые места обведены карандашом как подлежащие к исключению? <...> Я бы желал знать Ваше мнение теперь же".7 Анненков тотчас отвечал длинным письмом, в котором выразил и свое резко отрицательное отношение к торгашеским замыслам дочери Пушкина, и свои сомнения в возможности и целесообразности публикации полного текста писем без их литературно-исследовательской обработки в виде биографического "этюда" -- в том роде, в каком был таким мастером сам Анненков. "А что касается до писем Пушкина, -- писал он Тургеневу 4 (16) апреля 1876 г. из Баден-Бадена, -- то вот уже 5--6 лет, как граф<иня> Нассау-Дубельт продает свой секрет на всех площадях. Если Вы пробежали эти действительно драгоценные (для умного биографа) письма, то вы увидели, конечно, что они похожи на разговоры мужа с женой в 4-х стенах их спальни о людях и вещах. И вот дочка собирается показать народу папашу и мамашу нагишом, без всякой биографической рубашки -- и притом за деньги. О покупателе она не заботится -- будь хоть жид или первейший негодяй, рассчитывающий на выгоду скандала, лишь бы деньги дали. В 1869 г. она предлагала эти письма Каткову, мне, Соллогубу в Петерб.<урге>, кн. Львову -- всем встречным и поперечным, и в эти дорогие и деликатнейшие излияния поэта, раскрывающие его семейное горе, погружались бесчестные глаза -- это всем хорошо известно -- Антропова, Маркевича и др.; господа эти, полагаю, даже и выписали из них наиболее резкие места. Теперь эта обесчещенная переписка вам препровождена на комиссию: поместите ее в какой-либо публичный дом. Если бы я располагал какими-либо свободными деньгами, я бы купил эту исповедь Пушкина и, может быть, сделал бы из нее небезынтересный этюд, во всяком случае этюд приличный и поясняющий дело. В таком виде переписке этой и следовало бы явиться по крайней мере на свет, а не так, как замышляет Меренберг-Дубельт, -- т. е. получить деньги и бросить фамильную святыню в уличный ручей -- пусть, кто хочет, тот и добудет ее вонючим крючком оттуда. На беду какая-то дама из самого высшего света нашего и умеющая читать по-русски сказала Меренберг, что за эту рукопись в России дадут ей 20 тысяч рублей. Шесть лет тому назад Графиня и требовала эту сумму в России, но, конечно, никто не дал ей и рубля, да и зачем давать, когда все уже gratis попользовались ею. Не знаю -- насколько сбила она теперь цепу с своего товара, но знаю, что ей ничего другого не остается, как предоставить его, через посредника или лично, -- берлинской или лейпцигской русской печати наравне с Ткачевыми, Эльпидиными и проч., разве найдется тароватый русский, который приобретет его из пиетета к имени Пушкина. Вот мое мнение, которое сложилось у меня не со вчерашнего дня".8 У нас нет сведений о переговорах Н. А. Меренберг с названными Анненковым лицами -- M. Н. Катковым, В. А. Соллогубом, кн. Львовым (которым -- трудно сказать); имена врагов Тургенева -- Л. Н. Антропова, Б. М. Маркевича -- достаточно известны из его переписки и публицистики, чтобы понять возмущение Анненкова.9 Но известен один -- и весьма характерный -- случай торговли дочери Пушкина письмами отца, относящийся к 1866 г., т. е. всего через три года после смерти ее матери: Н. А. Дубельт вступила в переговоры с книгопродавцем и издателем сочинений Пушкина Я. А. Исаковым о продаже ему писем. Сделка не состоялась, но замечателен совершенно безграмотный перечень писем, составленный по поручению Н. А. Дубельт неким бароном Гротгусом, не знавшим русского языка, сохранившийся при черновике письма Исакова к младшей дочери Пушкина.10 Позднее, в 1873 г., слух о том, что живущая в Висбадене дочь Пушкина имеет "много писем отца, писанных к матери и проч., которые продавались (!!) когда-то в Москве", дошел до М. П. Погодина, и взволнованный историк в письме к П. А. Вяземскому просил его "их выручить или сказать о том гр. Корфу, который живет в Висбадене", -- в надежде на то, что "Пушкина, или герцогиня Нассауская, не имеет теперь ведь нужды в деньгах и позволит хоть списать их".11
Все эти обстоятельства, вероятно известные Анненкову так же, как и другие, отразившиеся в его письме, не могли не вызывать в нем тревоги; но они же побуждали Тургенева энергично взяться за дело и убедить Стасюлевича приобрести от Н. А. Меренберг, установив ее право распоряжаться этими документами, 12 письма Пушкина для напечатания их в "Вестнике Европы". И Стасюлевич, хорошо понимая не только культурное значение этой публикации, но и выгодность ее для журнала, согласился приобрести у владелицы право на их опубликование, не приобретая, однако, самих автографов и обязуясь сделать Тургенева их ответственным редактором, как того хотела дочь Пушкина.13
Что касается знакомства Анненкова с письмами Пушкина к жене, то сохранившиеся в его архиве и частично опубликованные Б. Л. Модзалевским документы 14 показывают, что еще в начале 50-х годов, когда его братья, И. В. и Ф. В. Анненковы, по договоренности с Ланскими приступали к разбору рукописей и писем поэта для предстоящего издания (позднее переданного всецело на попечение их более сведущего брата -- литератора), они заинтересовались не только рукописями Пушкина, но и его письмами к жене, полученными от Н. Н. Ланской. Копии с этих писем, снятые (не очень умело) рукою Ф. В. Анненкова, частично сохранились в анненковском архиве.15 Здесь сначала идут полные копии писем Пушкина из его путешествия 1833 г., затем выписки из писем 1834 г., причем выписываются по преимуществу наиболее острые высказывания общественно-политического характера. По всей вероятности, это -- наиболее ранняя стадия занятий братьев Анненковых письмами Пушкина -- занятий, не доведенных до конца и не отразившихся в дальнейших работах П. В. Анненкова.
Самым интересным среди документов, относящихся к работе Анненкова над письмами Пушкина, является еще один сборник эпистолярных материалов, недавно ставший известным. Дело заключается в следующем.
В 1966 г. писатель Б. Н. Полевой -- вице-президент Европейского сообщества культуры -- получил сведения о том, что в Висбадене (ФРГ), у правнучки гр. Н. А. Меренберг (и, следовательно, праправнучки Пушкина) -- Клотильды фон Ринтелен, 16 -- хранятся какие-то автографы поэта. По поручению Союза писателей СССР в начале 1967 г. в Висбаден отправился И. Л. Андроников. Переговоры его с г-жой фон Ринтелен привели, однако, к неожиданному и разочаровывающему результату: рукописи, которые в семье Меренберг и Ринтелен считались автографами Пушкина (прочесть же их они не могли, так как давно потеряли связи с русской культурой и не знают русского языка), оказались копиями его писем к жене. По просьбе И. Л. Андроникова, владелица согласилась принести документы в дар Советскому Союзу -- и в настоящее время они находятся в Пушкинском доме.17 Копии сохранились далеко не полностью, многих писем не хватает, иные без начала или без конца; имеющиеся в наличии относятся к 1831 -- 1835 гг. Почерк копий писарский, середины XIX в. В текстах много пропусков, сделанных, вероятно, в соответствии с теми отчеркиваниями карандашом на подлинниках, о которых запрашивал Тургенев Анненкова в письме от 23 марта (4 апреля) 1876 г. (см. выше). Но почти все эти пропуски и многие другие на месте неразобранных переписчиком слов заполнены рукою П. В. Анненкова. Им же записаны, после каждого письма, его адрес и почтовые штемпеля, иногда -- соображения о датировке; в некоторых случаях им зачеркнуты строки, намеченные к исключению. И его же рукою надписаны сохранившиеся три обложки, пронумерованные переписчиком, на первой из которых читаем: "No 3-й. Письма 1831. Копии с полным соблюдением правописания и пунктуации оригиналов".18 Здесь же -- помета карандашом, рукою M. M. Стасюлевича: "No. Первые 2 нумера высланы Тургеневу в Париж". Эти первые две обложки заключали, очевидно, письма Пушкина на французском языке (в таких же копиях? или в подлинниках?) к невесте, Н. Н. Гончаровой, за 1830 г., что и объясняет слова Тургенева в цитированном письме к Анненкову: "... увидел на обложках несколько замечаний, писанных Вашей рукою, из которых я мог заключить, что Вам эти письма известны" (Письма, т. XI, стр. 240). Так оно и было; копии, по-видимому, делались по указаниям Анненкова, быть может, еще при жизни Н. Н. Ланской-Пушкиной, для предполагавшегося их издания или, вернее, для обработки их в виде "этюда". Затем они оставались у Н. А. Меренберг и в 1876 г. побывали (частично по крайней мере) в руках Тургенева; подлинники их, в процессе подготовки писем к публикации в "Вестнике Европы", были отосланы Стасюлевичу, и с них в Петербурге сняты копии, -- но, конечно, не те, о которых мы сейчас говорили.
Таким образом, ясно, что Анненков в несколько приемов и очень внимательно изучал семейные письма Пушкина, думая их как-то обработать. В его "Материалах для биографии А. С. Пушкина" (Сочинения Пушкина, т. I. Изд. П. В. Анненкова, СПб., 1855) письма поэта к И. II. Пушкиной почти не отражены: отрывок одного из них -- от 2 октября 1833 г. -- кратко и вольно излагается на стр. 372--373; другое -- от 24 апреля 1834 г. -- приведено почти полностью на стр. 389--390;19 о последнем упоминается как о письме "к семейству, в дороге" в "Алфавитном указателе всех произведений в прозе", напечатанных в семи томах издания (Сочинения Пушкина, т. VII, 1857, стр. 191 второй пагинации). Дать больше Анненков, очевидно, тогда не имел возможности.
Сомнения П. В. Анненкова в целесообразности публикации полного текста писем Пушкина к жене объяснялись не только их интимным, семейным характером, полной свободой в выражениях, в языке и стиле, откровенными, резкими отзывами о правительственных и придворных кругах, о самом Николае I, но и общим тогда отношением к обнародованию личной переписки недавно умерших писателей и других деятелей, многие адресаты которых, друзья и близкие, были, в момент публикации еще живы. Правда, люди наиболее передовые хорошо понимали значение личной переписки для биографии писателя: сам Пушкин, через полгода после смерти Дельвига, уже думал о том, чтобы "со временем" напечатать письма к нему умершего друга, и притом в виде двусторонней переписки, соединив их со своими письмами.20 Но первая попытка публикации полных текстов писем Пушкина к его брату, Д. С. Пушкину, предпринятая другом обоих С. А. Соболевским в "Библиографических записках" 1858 г. -- т. е. в специальном, мало распространенном издании и в период относительного ослабления цензурных строгостей, -- вызвала резкие возражения со стороны такого, казалось бы, просвещенного человека, как П. А. Вяземский (бывший тогда товарищем министра народного просвещения), и официальный протест сына поэта, Г. А. Пушкина, основанный на положениях Цензурного устава.21 После этого "семейные" письма Пушкина не появлялись в печати вплоть до издания, предпринятого Тургеневым.
Отсюда понятны сомнения, высказанные П. В. Анненковым в приведенном письме к Тургеневу. Последний, ознакомившись с письмами Пушкина и получив письмо своего литературного советника, также поколебался в своем намерении издать документы, полученные от гр. Меренберг, и в следующем же письме к Стасюлевичу (от 8 (20) апреля 1876 г.) изложил свои соображения, почти дословно повторяя мысли, высказанные Анненковым. "Насчет писем Пушкина! -- писал он. -- Они крайне любопытны, -- но, насколько удобны к печати, это другой вопрос. <...> эти письма скорее могли бы быть предметом биографического "этюда" <выражение Анненкова в его письме> -- чем поступить голым материалом в литературно-публичный водоворот" (Письма, т. XI, стр. 249--250).
Однако, переговорив с Анненковым в Баден-Бадене (17--19 (29--31) мая) и с гр. Меренберг в Висбадене, где он пробыл часть того же дня 19 (31) мая и часть следующего -- 20 мая (1 июня), Тургенев договорился со Стасюлевичем при личном свидании в Петербурге, что он, Тургенев, будет продолжать переговоры с дочерью Пушкина и примет на себя редактирование писем. Тогда же, очевидно, он передал подлинники писем Стасюлевичу, чтобы снять с них полные копии и "послать переписанную рукопись (с выключенными местами) в Париж". "Я бы, конечно, не задержал одной минуты", -- добавлял он в своем письме из Спасского (там же, стр. 288)
Дальнейшая история подготовки издания прослеживается, в ее главных чертах, по письмам Тургенева к Стасюлевичу (ответы последнего, к сожалению, не сохранились). "Безалаберная" графиня Меренберг, "хотя любезная, но взбалмошная и легкоголовая барыня" (как называл ее Тургенев), согласилась на условия, предложенные издателем "Вестника Европы", "но желала бы непременно, -- писал Тургенев 22 июня (4 июля) из Спасского Стасюлевичу, -- чтобы я окончательно просмотрел и решил: какие места исключить должно. Мне, мол, она доверяется "aveuglement" <слепо>" (там же, стр. 287 и 288). Однако ни летом 1876 г. в Спасском, ни осенью в Буживале подготовка писем к изданию не была начата: все это время Тургенев был всецело захвачен работой над "Новью", продолжавшейся до начала ноября.22 А главное -- гр. Меренберг внезапно переменила намерения, и "опять всё расклеилось", как писал Тургенев Стасюлевичу 17 (29) августа (Письма, т. XI, стр. 308). Графиня требовала "возвращения ей отцовских писем" (там же). Этого, к счастью, не было сделано, но работа над письмами прекратилась надолго.23
Когда и как возобновились переговоры Тургенева и Стасюлевича с дочерью Пушкина, когда началась редакторская работа Тургенева над письмами, об этом у нас нет точных сведений. Но в письме от 24 сентября (9 октября) 1877 г. Тургенев сообщал Стасюлевичу о получении письма от гр. Меренберг, "в котором она заранее и с благодарностью на всё соглашается -- и желает только, чтобы я продержал корректуру", -- и замечал: "Вы, вероятно, скоро приступите к печатанью пушкинских писем" (Письма, т. XII, кн. 1, стр. 213).
Отсюда начинается новый -- и важнейший -- этап в истории публикации Тургеневым писем Пушкина. Уже 2 (14) ноября 1877 г. писатель извещал Стасюлевича о том, что "первые два листа корректуры пушкинских писем" им получены и что он "внимательно их перечел, сличил с оригиналом, выправил" и "сегодня же" мог бы отправить обратно, "если бы,-- замечает он,-- мы не ждали в Париж Анненкова, которому я также желаю показать корректуру" (Письма, т. XII, кн. 1, стр. 225). "Оригиналом" Тургенев называет, конечно, не подлинники, которые, как это видно из дальнейших писем, оставались в Петербурге у Стасюлевича, но снятые с них полные копии, по которым редактор (или "издатель", как он себя называет) -- Тургенев -- мог видеть орфографию и пунктуацию Пушкина и судить о том, что в наборе, по указаниям Стасюлевича, было выпущено или завуалировано. При этом, так как французские тексты писем Пушкина к невесте, Н. Н. Гончаровой, 1830 г., и одно письмо к ее матери, Н. И. Гончаровой, 1831 г. (всего 14 документов, или 13 по нумерации издателей, так как два письма -- 26 ноября и около 1 декабря 1830 г. -- сочтены за одно под No 11) решено было публиковать в русских переводах, последние были выполнены кем-то в Петербурге, набраны и присланы в Париж вместе с копиями французских текстов.24
Задержав работу на несколько дней из-за приступа подагры, Тургенев послал "тщательно выправленную" корректуру первой (переводной с французского) половины писем Пушкина при письме к Стасюлевичу от 15 (27) ноября 1877 г.; остальные тексты были отосланы при письмах от 16 (28) ноября и 19 ноября (1 декабря) (см.: Письма, т. XII, кн. 1, стр. 229, 231, 232).
Многочисленные вопросы в этих и следующих письмах, а также выправленная Тургеневым корректура, сохраненная Стасюлевичем и теперь находящаяся в Пушкинском доме,25 показывают, как внимательно и углубленно отнесся писатель-публикатор к принятой им на себя -- в его глазах исключительно почетной и ответственной -- задаче. При этом ему приходилось не только править прямые опечатки, допущенные в наборе, но исправлять -- нередко по догадке -- ошибочные чтения неразобранных переписчиком слов, что было нелегко при отсутствии подлинников писем, находившихся у Стасюлевича в Петербурге; он должен был исправлять и литературно обрабатывать русские переводы французских писем к невесте; наконец -- и это было едва ли не главной его задачей, как редактора этих очень интимных, откровенных и порой политически острых текстов, -- он должен был назначить места, подлежащие изъятию или сокращению и обработке (завуалированию имен и т. д.). Очень заботила его орфография и пунктуация писем Пушкина, в которых он мог сомневаться, имея перед глазами лишь копии, без оригиналов. Наконец, он чувствовал и свою неподготовленность к изданию таких трудных в историко-биографическом смысле текстов: "Многие поименованные лица мне неизвестны, -- писал он Стасюлевичу 15 (27) ноября; -- это дело комментатора (Ефремова?) -- если он сочтет нужным разъяснить их" (Письма, т. XII, кн. 1, стр. 229). Из этих слов можно вывести заключение, что предполагалось снабдить издание писем подробным комментарием, разъясняющим множество упоминаемых в них имен и фактов. Но это не удалось, вероятно, потому, что Стасюлевич спешил с публикацией, желая именем Пушкина начать новый, 1878 год своего журнала. И уже по выходе в свет этого первого номера "Вестника Европы" Тургенев писал Анненкову: "... комментария я, по неведению отдельных фактов, составить не мог; говорено было об Ефремове, о Пыпине... но всё это упало в воду" (Письма, т. XII, кн. 1, стр. 261). Письма вышли в свет с немногими, совершенно незначительными и случайными подстрочными примечаниями, сделанными, вероятно, самим Стасюлевичем, составившим и заголовки к биографическим периодам, по которым разбиты письма. Такой же случайный, мало поясняющий содержание писем характер носит и редакционное предисловие к публикации, принадлежащее также Стасюлевичу, в котором следует отметить лишь указание на то, что гр. Н. А. Меренберг 26 "поручила Ив. С. Тургеневу взять на себя просмотр и приведение в порядок этой переписки, а вместе и окончательное решение вопроса, что из текста писем может быть допущено в печать и что должно быть исключено: или как имеющее исключительно интимный, семейный характер, или как вообще неудобное для печати" ("Вестник Европы", 1878, No 1, стр. 9--10).
Наибольшее количество поправок в корректуре вызвали со стороны Тургенева переводы французских писем Пушкина к невесте, не очень точно и умело выполненные в редакции "Вестника Европы". Правка его касается не только стилистических погрешностей, но и смысловых; однако стилистика нередко исправляется в ущерб точности, например: в тексте (конец августа 1830 г.): "que le bonheur était fait pour moi", в наборе: "что счастье было сделано для меня", исправление Тургенева: "что я был создан для счастья" (в современных изданиях: "что счастье создано для меня"); в тексте (11 октября 1830 г.): "Je deviens si imbécile, que c'est une bénédiction", в наборе: "Я делаюсь таким ничтожным, что это настоящее благословение небес", исправление Тургенева: "Я становлюсь совершенным идиотом: как говорится, до святости" (в современных изданиях: "Я так глупею, что это просто прелесть"); в тексте (26 ноября 1830 г.): "et je ne demandais pas mieux que la peste", в наборе: "и главным образом требовал справедливого", исправление Тургенева: "и главным образом я тогда готов был радоваться чуме" (в современных изданиях: "и я не желал ничего лучшего, как заразы") и проч.
Непонятным представляется нам исправление, внесенное Тургеневым в ошибочный перевод начала первого письма (от 20 июля 1830 г.) и оставляющее перевод столь же неверным: в тексте:27 "J'ai l'honneur de vous présenter mon frère (qui vous trouve si jolie pour son propre compte et que je vous supplie de bien recevoir malgré cela"), в наборе: "Имею честь вам представить моего брата, которого вы находите миленьким, независимо от всего прочего, но, несмотря на то, умоляю вас принять его благосклонно", исправление Тургенева: "... которого вы находите таким хорошеньким, независимо от того, что он мне брат; но..." (в "Вестнике Европы" "несмотря на то" переделало на "при всем том"); в современных изданиях: "Честь имею представить вам моего брата, который находит вас такой прелестной в своих собственных интересах и которого, несмотря на это, я умоляю вас принять благосклонно" (здесь и выше отмечена курсивом фраза, переведенная в "Вестнике Европы" ошибочно).28
Французские письма Пушкина к невесте не нуждались в "цензорском" просмотре, в сокращениях и изменениях текста; но письма к жене, начиная с No 15 (8 декабря 1831 г.) были именно с этой стороны тщательно просмотрены Тургеневым. Вот некоторые из внесенных им сокращений и изменений (NoNo по "Вестнику Европы"):
No 22. "Уж не кокю ли я?"; правка Тургенева: "Уж не ... ли я?"; ВЕ: "Уж не к... ли я?".
No 35. "В самом деле не забрюхатела ли ты? что ты за недотыка?"; Тургеневым и BE -- заменено точками.
No 38. "Ты радуешься, что за тобою оо Было бы корыто, а свиньи будут"; Тургеневым все вычеркнуто и приписано: "заменить точками"; BE -- частично восстановлено (см.: Письма, т. XII, кн. 1, стр. 261).
No 42. "К наследнику являться со не намерен"; Тургеневым заменено: "не буду"; BE -- так же.
"упек меня в камер-пажи"; Тургеневым заменено: "произвел меня"; BE -- "упек меня".
"с порфирородным своим тезкой"; Тургеневым заменено рядом точек; BE -- так же.
"ссориться с Царями"; Тургеневым слово "Царями" заменено точками; BE -- "с царями".
No 46. "Царь посадил Наследника под арест"; Тургеневым слово "Наследника" заменено точками; BE -- "Н...".
No 47. "Я пишу тебе не для печати; а тебе нечего публику принимать в наперсники". Тургеневым вся фраза заменена точками; BE -- фраза опущена без замены точками.
No 50. "свинский Петербург". Тургеневым слово "свинский" заменено точками; BE -- восстановлено.
No 51. "свинство почты" -- то же, что и в No 50.
К No 53. "по свинскому П<етер>Б<ургу>" -- то же, что и в NoNo 50 и 51.
"подале от двора; в нем толку мало". Тургеневым не отмечено; BE -- слова "в нем толку мало" заменены точками.
"А живя в нужнике, поневоле привыкнешь к говну, и вонь его..." Тургеневым слова "нужнике", "говну", "его" заменены точками; BE -- так же, но слово "его" оставлено.
No 55. Слова "Первого ребенка со разделить" Тургеневым не отмечены; BE вся фраза заменена точками.
28 В указанном выше парижском издании "Писем Пушкина к Н. Н. Гончаровой" М. Л. Гофмана и Сергея Лифаря отмечена (на стр. 30--31) ошибочность перевода как в наборе (по которому текст был напечатан в акад. издании "Переписки Пушкина", т. II, 1908), так и в правке Тургенева. В дальнейшем переводы Тургенева сличаются М. Л. Гофманом с новыми переводами, сделанными по подлинникам парижскими издателями, -- и это сличение дает основания для суровой, но далеко не во всем справедливой критики переводов, правившихся Тургеневым; впрочем, издатели не имели в руках
No 59. "схоронили как шута". Тургеневым слово "шута" заменено точками; BE восстановлено.
No 64. Слово "выблядок" Тургеневым в обоих случаях заменено на "незаконный"; BE -- "в.......(незаконный)".
No 66. "Граф Юрьев" Тургеневым заменено на "Гурьев"; BE -- "Граф Юрьев (Гурьев?)", что закрепило ошибочную догадку Тургенева, не знавшего, кто такой Юрьев (ростовщик), и не понявшего каламбура Пушкина.
No 73. "Как нарисовал он эту группу, пьяница он, мошенник". Слово "мошенник", видимо не разобранное переписчиком и не набранное в корректуре, заменено Тургеневым точками. Слова "пьяница он" ничем не отмечены, и трудно сказать, почему они изъяты в тексте BE.
Таковы важнейшие поправки, внесенные Тургеневым в корректуру писем Пушкина.
Посылая в Париж корректуру писем со своими вступительными замечаниями, Стасюлевич написал на ней несколько слов, обращенных к Тургеневу, в которых просил его написать "еще небольшое предисловие о значении и характере переписки для будущего биографа Пушкина" (см.: Письма, т. XII, кн. 1, стр. 614). Выполняя просьбу Стасюлевича и, вероятно, следуя собственному убеждению в необходимости дать от себя предисловие, которое бы объясняло читателям (а не только "будущему биографу") значение писем и нейтрализовало бы их необычную откровенность и резкость, Тургенев тотчас сел за "предисловьице" "От издателя" и 21 ноября (3 декабря) послал его в Петербург (там же, стр. 234). Болезнь мешала работе. "Могло быть лучше сказано, да и то едва сладил", -- писал он Стасюлевичу (там же).
Сохранившиеся материалы показывают, какое серьезное значение придавал писатель своему двухстраничному труду.
Прежде всего он составил подробный конспект, в котором по пунктам изложил основные положения своего предисловия.29
Приводим полный текст этой "схемы".30
Набр.<осок>
a) Едва ли кто может сомневаться в чрезвычайном интересе этих писем.
b) Не говоря уже о том, что каждая строка нашего величайшего поэта нам дорога и что в них, так же как и в других нам известных письмах П<ушкина>, так и бьет струею его светло-мужественный ум -- прямизна, и верность его впечатлений.
Правдив<ость>.31
c) Исключительные условия, под которыми писались эти письма. Они бросают яркий свет и на самый характер Пушкина и дают ключ ко многим последовавшим событиям.
d) [П.<ушкин> был] Несмотря на свое франц<узское> воспитание, П<ушкин> был не только самым талантливым, но и самым русским человеком своего времени; и уже с этой точки зрения -- его письма достойны внимания и изучения каждого русского, которому доступен его круг действия -- не говоря уже об историках литературы и прочих историков.32
e) Лично я считаю одним из почетнейших фактов моей литер. <а-турной> жизни -- избрание меня дочерью П<ушки>на как издателя и доверие, которое она оказала мне, возложив на меня ответственность за необходимые исключения.
f) Быть может, я до некоторой степени заслужил это доверие моим глубоким благоговением перед памятью ее родителя, учеником которого я считал себя с молодых ногтей и считаю себя до сих пор... Vestigia semper adora.33
g) Тщательный пересмотр писем привел меня к убеждению, что можно было ограничиться только самыми необходимыми исключениями, в больш<инстве> случаев они эти иск.<лючения> обусловлены энергией фразы;34 П.<ушкин> как русск<ий> человек, да и к тому же в письмах, носящих строго частный характер, не любил стесняться.
h) He должно также забывать, что со времени писания этих писем прошло почти полвека -- и что, след. <овательно>, когда35 дело идет о выяснении такой личности,36 какой был П<ушкин>,37 -- история вступает в свои права -- и давность облекает>,38 покрывает своим покровом то, что могло бы39 показаться слишком интимным, слишком близко касающимся отдельных частных лиц.
i) Сама дочь поэта, решившись поделиться с публикою корреспонденцией своего родителя, адресованной к его жене ее матери, освятила, так сказать, наше право [переложить] весь вопрос в более 40 возвышенную и безучастную [как бы] документальную сферу.41
j) Нам остается поблагодарить ее за этот поступок, на который она, конечно, решилась не без некоторых колебаний, и выразить надежду,42 что ту же благодарность почувствует и докажет ей общественное мнение.43
Публикуемый "набросок", большинством своих формулировок уже совпадающий с окончательным (печатным) текстом, послужил основой для черновика, отличающегося от него, по-видимому, лишь связным изложением.44 Черновик был переписан набело, и этот перебеленный с поправками автограф сохранился в парижском собрании С. М. Лнфаря; его варианты опубликованы в цитировавшемся выше издании.45 Они очень немногочисленны, в большинстве совпадают с текстом "наброска" и дают следующие отличия:
Вместо этих новых писем Пушкина было новых писем, предлагаемых публике (последние два слова зачеркнуты)',
вместо не говоря и о том было начато: не говоря так же;
вместо в этих письмах -- как и в прежде появившихся было в этих письмах -- так же как и т. д.;
вместо они бросают яркий свет было письма эти бросают и т. д.;
вместо его письма достойны внимания было его письма достойны внимания и изучения;
вместо со времени начертания этих писем было со времени написания и т. д.]
вместо поблагодарить графиню Н. А. Меренберг было первоначально поблагодарить ее.
Этот первый беловик был, очевидно, переписан вторично, и последняя рукопись, в качестве наборной, отправлена в Петербург; до нас она не дошла.
Сам Тургенев смотрел на свое предуведомление "От издателя", в котором, по его словам, он являлся "более дипломатом, чем литератором" (Письма, т. XII, кн. 1, стр. 247), как на необходимое условие для правильного восприятия читателями и критикой таких -- единственных в своем роде -- документов, условие для предохранения их от кривотолков и непонимания. Он боялся за впечатление, какое произведут эти интимно-семейные, необычайно откровенные эпистолярные высказывания; считал, что "слишком уж мало повымарал из пушкинских писем", и предоставлял редактору журнала по своему усмотрению помочь этому делу; но полагал, что "вследствие объяснений и captatio benevolentiae46 в предисловии, всё обойдется благополучно" (там же, стр. 241).
Действительность, однако, не оправдала предположений Тургенева: Стасюлевич, пересматривая корректуру, не только не добавил вычерков и сокращений, но, наоборот, восстановил значительную часть изъятых или завуалированных писателем слов, выражений и целых пассажей, сделав понятным читателю многое, что должно было быть от него скрыто; на это Тургенев, после получения январской книжки "Вестника Европы" с первой половиной писем, смущенно и горько жаловался Анненкову (см.: Письма, т. XII, кн. 1, стр. 261: "Стасюлевич не совсем хорошо поступил со мною" и т. д.). С другой стороны, "дипломатическое" предисловие не помогло, и публикация вызвала в публике -- в разных кругах читателей и по разным основаниям -- в лучшем случае недоумение и непонимание, в худшем же -- возмущение и резкое осуждение. "Первая половина <писем> в публике не имела успеха. Письма, видишь, нашли слишком бесцеремонными и грубыми", -- констатировал Тургенев в феврале, в письме к Анненкову; "... письма <...> решительно не понравились нашей благоприличной публике", -- сообщал он тому же корреспонденту месяцем позже, когда (в мартовском номере "Вестника Европы") вышла и вторая их часть (там же, стр. 279 и 300). Характерным было, с одной стороны, "великосветское" мнение И. П. Арапетова, "совершенно возмущенного теми резкими выражениями, которые П<ушкин> употреблял в корреспонденции с "хорошенькой женщиной"!" (там же, стр. 279); с другой стороны -- доведенное до абсурда грубое непонимание писем Пушкина, их публикаторов и самого поэта, высказанное, например, Г. Е. Благосветловым в письме к А. П. Пятковскому, где письма презрительно квалифицировались как "домашний хлам", который "роняет Пушкина": "Пора бы этой пошлости положить конец, вразумив этих дураков !>, что не всякий же домашний сор имеет право на историческое значение".47 Мы не знаем, как восприняла публикацию Тургенева (т. е. его редакторскую работу) гр. Н. А. Меренберг -- да вряд ли ее мнение и представляет интерес, -- но из писем Тургенева известно, что ее братья -- сыновья поэта А. А. и Г. А. Пушкины ("к сожалению, весьма плохенькие", по замечанию Тургенева) -- собирались будто бы приехать в Париж, чтобы "поколотить" его "за издание писем их отца" (Письма, т. XII, кн. 1, стр. 302, а также 309--310). Вероятно, -- как и предполагал Тургенев -- это была "просто сплетня, если не мистификация", но самое возникновение такой сплетни, о которой сочли нужным сообщить в Париж Тургеневу, -- факт весьма характерный.48
После издания писем Пушкина возник вопрос о дальнейшей судьбе их подлинников. Графиня Меренберг требовала от Стасюлевича возвращения ей автографов (Письма, т. XII, кн. 1, стр. 399). Стасюлевич же хотел, чтобы они остались в России -- он желал, по-видимому, передать их в Пушкинский Лицейский музей,49 тогда только что учрежденный.
Посредничество Тургенева, к которому обратился Стасюлевич (см.: Письма, т. XII, кн. 1, стр. 415), не имело успеха (см.: Стасюлевич, T. III, стр. 654 -- письмо гр. Меренберг, где она пишет, что "не в силах принести ту жертву", которую он от нее ожидает: "Я так дорожу письмами Отца моего, что, конечно, при жизни никогда добровольно не расстанусь с ними"). В начале 1879 г. автографы писем были ей возвращены (см.: там же). Но через несколько лет, вероятно по требованию брата, А. А. Пушкина, после переговоров при встрече в Москве в 1880 г., на открытии памятника Пушкина, графине пришлось расстаться с автографами, оставив у себя лишь французские письма поэта к Н. Н. и Н. И. Гончаровым. Все остальные, т. е. русские письма его к жене, были переданы А. А. Пушкиным в Румянцевский музей, правда, в запечатанном конверте: никто из редакторов писем Пушкина не мог их видеть, и все дореволюционные издания, включая и академическое 1906--1911 гг., воспроизводили тексты, отредактированные Тургеневым. Только в 1926 г. автор настоящей статьи, помогавший Б. Л. Модзалевскому в сверке текстов писем для его издания, получил доступ к их автографам в Гос. библиотеке СССР имени В. И. Ленина.60 Сверка показала большую точность и полноту тургеневских текстов, к которым почти ничего не пришлось добавлять. Но издать вновь по автографам письма Пушкина к жене стало возможно лишь в III томе издания "Писем Пушкина" (1935, под ред. Л. Б. Модзалевского -- письма за 1831--1833 гг.) и в VI томе издания "Academia" -- Гослитиздат (1938, письма за 1834--1836 гг.). В настоящее время все автографы русских писем и один французский хранятся в Пушкинском доме. Прочие же 13 автографов французских писем 1830 и 1831 гг., остававшиеся у гр. Меренберг, находятся и до сих пор за рубежом, в парижской коллекции Сергея Лифаря.
Запрет, наложенный сыновьями Пушкина на автографы писем поэта к своей жене, без их разрешения изданных Тургеневым, распространен был и на новое их издание. Когда в 1882 г. П. А. Ефремов в редактированном им собрании Сочинений А. С. Пушкина (изд. Ф. И. Анского) впервые собрал в отдельном VII томе все известные тогда письма Пушкина, числом 375, он должен был отказаться от включения в том "по независящим обстоятельствам" не только писем поэта к невесте и жене, но и к родным жены -- Гончаровым, ограничившись только указаниями на места их публикаций (т. VII, стр. 468). В это время, как известно, право наследственной собственности на сочинения Пушкина, особым постановлением продленное до 50 лет вместо 25 по закону, принадлежало его наследникам -- сыновьям и дочерям,-- от которых зависело согласие на все отдельные издания и на их состав. Лишь по истечении 50 лет со дня смерти Пушкина -- 29 января 1887 г. -- его сочинения и письма из частной собственности его семьи стали общественным достоянием, и тогда его письма -- включая и письма, опубликованные Тургеневым, и письма к Гончаровым выи г ли сразу полностью в двух изданиях -- В. В. Комарова, под редакцией П. А. Ефремова, и Общества для пособия нуждающимся литераторам и ученым (Литературного фонда), под редакцией П. О. Морозова.
Так закончилось, уже после смерти Тургенева, начатое по его инициативе большое и трудное дело издания одного из замечательнейших памятников русской эпистолярной литературы -- писем Пушкина к невесте и жене.61
Нельзя в заключение не отметить одного обстоятельства -- влияния работы Тургенева над письмами Пушкина на его творческие замыслы. Именно к тому времени, когда вышла первая часть "Новых писем" и печаталась вторая, относится первое упоминание о задуманной им "статье о Пушкине", которую он хотел приготовить к майскому номеру "Вестника Европы" (в письме к Стасюлевичу от 21 января (2 февраля) 1878 г.: Письма, т. XII, кн. 1, стр. 269).52 В письме от 14 (26) февраля он сообщал своему издателю: "Статью о Пушкине начал и пишу. Надеюсь кончить к сроку" (там же, стр. 286). Но уже через десять дней уверенность покидает его: "не могу я, любезнейший друг, пишет он Стасюлевичу 24 февраля (8 марта), с достоверностью обещать Вам Пушкина к маю <...> Статья будет написана -- это верно; но когда? Это менее верно... вспомните историю с ,Л1овыо". Горбатого исправит одна могила..." (там же, стр. 290). Еще через четыре дня он вновь обещает статью -- но это последнее упоминание о ней (там же, стр. 291). Статья, задуманная, вероятно, под влиянием работы над письмами Пушкина, так и не была написана и не оставила никаких следов в рукописях Тургенева. Но к пушкинской теме он еще раз вернулся через два года -- и создал свое самое значительное произведение, посвященное ей, -- речь о Пушкине 7 июня 1880 года.
Н. В. Измайлов
1Письма, т. X, стр. 213 и 593. Перевод цитаты: "Следы <прошлого> всегда обожай" (лат.); см.: Публий Папиний Стаций (ок. 40--95 н. э.). Фиваида, песнь XII, ст. 817, См, также: Тургенев, Сб., вып. III, стр. 388.
2 "Вестник Европы", 1878, No 1, стр. 8.
3 См.: Тургенев, Соч., т. XII, стр. 603--606; Сочинения, т. XV, стр. 114--115. Другие указания на библиографию вопроса будут приведены ниже.
4 Графиня Наталья Александровна Меренберг (23 мая 1836--10 (23) марта 1913) -- младшая дочь Пушкина; в первом браке была за гвардейским офицером Михаилом Леонтьевичем Дубельтом (1822--1900), сыном известного жандармского генерала Л. В. Дубельта, в прошлом помощника А. X. Бенкендорфа по управлению III отделением и по надзору за Пушкиным. Брак оказался несчастливым. К концу 50-х годов они разъехались, и Н. А. Дубельт осталась без средств. Тогда ее мать Н. Н. Ланская (Пушкина) незадолго до своей смерти передала ей все письма поэта, хранившиеся у нее и предназначенные сначала в наследство старшей дочери, Марии Александровне Гартуиг, с тем чтобы они могли послужить младшей дочери материальной поддержкой в трудную минуту. См.: А. П. Арапова. Н. Н. Пушкина-Ланская. Иллюстр. приложение к газете "Новое время", 1908, 19 и 23 января, NoNo 11442 и 11446; см. также письмо Тургенева к M. M. Стасюлевичу от 7 (19) июня 1876 г.: Письма, т. XI, стр. 273; то же подтверждает П. И. Бартенев: "Русский архив", 1912, No 1, обложка. -- Разойдясь с мужем и добившись развода, Н. А. Дубельт в 1868 г. вторично вышла замуж за германского принца Николая Нассауского. Вследствие того что она не принадлежала по рождению к владетельному дому, брак их был морганатическим, и она получила титул и фамилию графини Меренберг.
5Стасюлевич, т. III, стр. 654.
6Письма, т. XI, стр. 240; о встрече в Висбадене с гр. Меренберг см. в письме Тургенева к Ю. П. Вревской от 20 мая (1 июня) 1876 г.: там же, стр. 262.
7 Там же, т. XI, стр. 240; -- обложки, упоминаемые Тургеневым, не сохранились (см. ниже, стр. 404). Отрывки из писем Тургенева к Анненкову по поводу издания писем Пушкина впервые опубликованы М. П. Алексеевым в рецензии на I том Писем Пушкина под редакцией и с примечаниями Б. Л. Модзалевского (ГИЗ, М.--Л., 1926). "Известия по русскому языку и словесности АН СССР", 1928, т. I, кн. 1, стр. 313. (Эта публикация не отмечена в примечаниях: Письма, т. XI, No 3903; т. XII, кн. 1, No 4498).
8 Письмо не издано; краткое изложение его содержания см.: Письма, т. XI, стр. 592; подлинник: ИРЛИ, ф. 7, No 11, лл. 22--23.
9 Л. Н. Антропов (1843--1884) -- сотрудник "Русского вестника" и "Московских ведомостей", выступавший резко враждебно Тургеневу. См.: Письма, т. IX, по указателю имен; Сочинения, т. XI, стр. 464--465. Б. М. Маркевича, реакционного романиста и публициста, Тургенев позднее, как известно, сатирически изобразил в "Нови" (в лице Калломейцева и одновременно его друга "Ladislas", см.: Сочинения, т. XII, стр. 514--516); о столкновениях Тургенева в печати с "Иногородным обывателем" (псевдоним Маркевича) см.: Тургенев, Соч., т. XII, стр. 608--612, 675--678; см. также: Сочинения, т. XV, стр. 184--185. Упоминаемые далее в письме Ткачев и Элпидин -- П. Н. Ткачев (1844--1885), известный революционный народник и критик, с 1873 г. эмигрант, выступал в "Деле" с резкой критикой повести Тургенева "Вешние воды" (Сочинения, т. XI, стр. 468); М. К. Элпидин (ок. 1835--1908) -- участник революционного движения, эмигрант, основатель вольной русской типографии в Женеве. Анненков намекает на то, что письма Пушкина по резкости и откровенности своих суждений могли бы заинтересовать эмигрантскую вольную печать.
10 Эти документы напечатаны Б. Л. Модзалевским в Предисловии к Письмам Пушкина, т. I, ГИЗ, 1926, стр. XIV--XV; в этой публикации Н. А. Дубельт ошибочно названа "старшей дочерью поэта". Подлинник: ИРЛИ, ф. 244, оп. 7, No 62. V
11 См.: Письма Пушкина, т. I, стр. XIV--XV; первоначально: "Старина и новизна", кн. IV, 1901, стр. 100--101. -- М. А. Корф, лицейский товарищ Пушкина, был в то время директором ими. Публичной библиотеки.
12 В письме к Стасюлевичу от 7 (19) июня 1876 г. Тургенев сообщал: "Дочь Пушкина сказала мне, что мать ее подарила ей эти письма -- avec plein pouvoir <уполномочив ее> делать с ними, что хочет..." В это время он не был уверен, "жива ли вдова Пушкина", но добавлял: "Впрочем, это <т. е. заявление гр. Меренберг о праве распоряжаться письмами> нужно принять к сведению" (Письма, т. XI, стр. 273).
13 Последнее видно из предисловия Тургенева "От издателя" к публикации писем Пушкина. (Сочинения, т. XV, стр. 114--115). См. также ниже, стр. 412.
14 См. статью "Работы П. В. Ајмгонкова о Пушкине" (в кн.: Б. Л. Модзалевский. Пушкин. Изд. "Прибой", 1929), где на стр. 351--371 опубликованы документы, извлеченные из бумаг Анненкова; подлинники: ИРЛИ, ф. 244, оп. 7, No 61; оп. 17, No 87.
15 В публикацию Б. Л. Модзалевского они не вошли; подлинники: ИРЛИ, ф. 244, оп. 7, No 18.
16 Сын гр. Н. А. Меренберг от брака ее с принцем Николаем Нассауским (1832--1905) -- гр. Георг-Николай Меренберг (1871 -- ум. после 1945), женатый на дочери Александра II от его морганатического брака с княжной Е. М. Долгорукой (св. кн. Юрьевской) -- княжне Ольге Александровне Юрьевской (1873--1925), -- имел сына, гр. Георга Михаила-Александра (1897--1965), офицера прусской армии; дочь последнего от второго брака -- гр. Клотильда Меренберг (род. 1941) -- состоит в замужестве за д-ром Энно фон Ринтелен.
17ИРЛИ, ф. 244, он. 7, No 87.
18 Такого же содержания (в иных формулировках) надписи Анненкова на двух других обложках: "No 4-й. Письма 1832 г. Копии с точным соблюдением правописания оригиналов" и "No 5-й. Письма 1833 года. Копии с сохранением правописания подлинников". Приблизительно то же распределение по годам и по номерам обложек или пакетов (только с рядом ошибок) дает безграмотный список барона Гротгуса, напечатанный Б. Л. Модзалевским (Пушкин. Письма, т. I. ГИЗ, 1926, стр. XIV--XV), о котором упоминалось выше, и так же -- по биографическим периодам -- распределены они в публикации "Вестника Европы".
19 "Здесь попадается нам листок из семейной переписки его. Благоухание тихой домашней жизни, которым он проникнут, вероятно, оправдает сообщение этой тайны" (стр. 389). Это письмо не вошло в публикацию Тургенева, так как подлинник его (теперь: ИРЛИ, No 602) остался после 1855 г. в бумагах П. В. Анненкова.
20 См. письмо Пушкина к М. Л. Яковлеву от 19 июля 1831 г.: Пушкин, т. XIV, стр. 193--194.
21 См. в статье С. А. Переселенкова "Материалы для истории отношений цензуры к А. С. Пушкину" ("Пушкин и его современники", вып. VI, стр. 34-- 41). Сводку данных о публикации писем Пушкина после его смерти см. в цитировавшемся выше Предисловии Б. Л. Модзалевского к "Письмам Пушкина" (т. I, 1926, стр. IX--XIV). Ср. в статье М. П. Алексеева "Письма И. С. Тургенева", (Письма, т. I, стр. 81--137) историю публикации писем самого Тургенева, и в особенности "Первого собрания" их (1884). Здесь отмечена журнальная полемика, возникшая вокруг этого издания, отрицательные отзывы о нем многих влиятельных критиков, обвинявших редакцию сборника в бестактности, в том, что она оказала "плохую услугу" писателю, обнародовав его интимные письма, и т. д.
22Сочинения, т. XII, стр. 491--492, 499; Письма, т. XI, стр. 334, 335, 337, 339, 343--344, 348, 350 и др.
23 В письме к Стасюлевичу от 24 августа (5 сентября) 1876 г. Анненков спрашивал: "... приобрели ли Вы, или отклонили от себя переписку Пушкина, которую, по поручению прежней Дубельт, а нынешней графини Меренбергши (дочери Пушкина), Тургенев собирался Вам предложить? Переписка очень любопытна <...> хотя из пиэтета к Пушкину -- я всегда отговаривал дочь его накладывать руку на отца и отдергивать занавесы постели... но так как она не чувствует к этому ни малейшего отвращения, то уже хотелось бы, чтобы переписка попала в порядочные руки и напечатана была с некоторыми необходимыми выпусками, приличием требуемыми. А, может быть, и всё дело это упало в воду и Вы ничего не знаете о нем. Tanto meglio <Тем лучше -- итал.>, но уведомьте" (Стасюлевич, т. III, стр. 331).
24 Копии, бывшие в Париже в распоряжении Тургенева, не сохранились, за исключением одной, -- с первого письма Пушкина к Н. Н. Гончаровой от 20 июля 1830 г. (Пушкин, т. XIV, стр. 102 и 329, No 506). Эта копия (оставшаяся нам недоступной) входит в собрание писем Пушкина к невесте, бывшее в руках Н. А. Меренберг, а теперь принадлежащее С. М. Лифарю в Париже. Подлинник письма утрачен и был, по-видимому, еще гр. Меренберг или ее дочерью, гр. Торби, заменен этой копией. Когда и как он отделился от собрания -- неизвестно, но предположение М. Л. Гофмана о том, что, "по всей вероятности", он был утерян при печатании писем Пушкина в "Вестнике Европы", едва ли справедливо; скорее всего, он был подарен кому-нибудь гр. Меренберг после опубликования (см. замечания об этом в кн.: М. Л. Гофман и Сергей Лифарь. Письма Пушкина к Н. Н. Гончаровой. Юбилейное издание. 1837--1937. <Париж, 1935--1936>, стр. 23 и 30). Так она поступила с двумя другими письмами Пушкина к невесте -- около 29 октября 1830 г. (в публикации Тургенева No 8; теперь в ИРЛИ, No 527), переданным ею своей старшей дочери от первого брака, Н. M. Дубельт, в замужестве Кондыревой, -- и около 1 декабря 1830 г. (в публикации Тургенева "к No 11"; теперь в ИРЛИ, No 530), подаренным ею врачу В. Б. Бертенсону; то же относится к первому письму Пушкина к жене из Москвы, 6 декабря 1831 г. (ИРЛИ, NoNo 571 и 1449), которое было разрезано пополам еще до издания в "Вестнике Европы", причем конец письма остался у Н. А. Меренберг и был напечатан Тургеневым (под No 14), а начало оказалось в 1913 г. в альбоме С. Н. Шуваловой (Тургенев дважды в письмах к Стасюлевичу выражал недоумение по поводу этого явно неполного письма, см.: Письма, т. XII, кн. 1, стр. 230 и 234).
25ИРЛИ, ф. 293, он. 3, No 133; см.: "Сведения о рукописях и других предметах, поступивших в Рукописное отделение Библиотеки Академии наук в 1903 г.", СПб., 1904, No 103, стр. 78--79, сост. В. И. Срезневским; то же: Пушкин и его современники, вып. II, 1904, стр. 12--13. Пояснения к вопросам и замечаниям Тургенева в письмах к Стасюлевичу см.: Письма, т. XII, кн. 1, стр. 613--616.
26 В корректуре писем, хранящихся в ИРЛИ, набрано: "Марии Александровны Меренберг", исправление "Марии" на "Натальи" внесено рукою Стасюлевича; почему Тургенев в письме к Стасюлевичу от 15 (27) ноября 1877 г. (Письма, т. XII, кн. 1, стр. 230) указывает ему поправку "дочь Пушкина -- не Александра, а Наталья...", не знаем.
27 По копии с утраченного подлинника, находящейся в собрании С. М. Лифаря и, по словам последнего, бывшей в руках Тургенева (см. выше); точность этой копии не вызывает сомнений, почему и ошибка Тургенева непонятна.
корректуры с его правкой; недостатки первоначального текста переводов, которых он не мог целиком устранить, во многом объясняют дефекты переводов в "Вестнике Европы".
29 Подлинник: Bibl Nat (Slave, 77; описание: Mazon, стр. 89, под обозначением "Premier schéma"); фотокопия: ИРЛИ, Р. 1, оп. 29, No 225.
30 Приносим благодарность Т. П. Головановой за ее помощь в прочтении ряда мест, трудно разбираемых в автографе.
31Вписано.
32Так в подлиннике.
33 Следы прошлого всегда обожай (лат.); вписано.
34Вместо в больш. случаев ~ фразы было: Они и [от] [вызваны] более к энергии выражений
35Далее было начато: так<ая>
36 дело идет о такой фигуре
37а. как П.<ушкин> б. которую зовем >
38 облекает > вписано; правка не закончена.
39 то что может
40Далее было: а. высокую сферу б. возвышенную и безучастную как бы историческую сферу
41Далее было: это не <нрзб> это документы.
42 и надеяться
43 и выразит наша публика.
44 Полная фотокопия чернового автографа (Bibl Nat, см. выше) в ИРЛИ отсутствует.
46 М. Л. Гофман и Сергей Лифарь. Письма Пушкина к Н. Н. Гончаровой. Париж, 1935--1936, стр. 25--26.
46 искательства благоволения (лат.).
47 "Русская старина", 1915, No 3, стр. 645; приведено в работе: М. П. Алексеев. Письма И. С. Тургенева. Письма, т. I, стр. 118.
48 Поездка сыновей Пушкина в Париж в марте 1878 г. едва ли была возможной хотя бы потому, что старший из них, А.А. Пушкин, бывший тогда командиром Нарвского гусарского полка, находился в то время в армии, на Балканах.
49 См. письмо к нему В. Н. Герарда, который уже в 1896 г. вспоминал, что "когда-то" Стасюлевич предлагал ему "передать в Музей А. С. Пушкина в Лицее подлинные письма его к жене" и, думая, что они еще у редактора "Вестника Европы", спрашивал, не согласится ли он "передать их теперь в музей А. С. Пушкина" (Стасюлевич, т. III, стр. 656). В. Н. Герард, известный тогда адвокат, представлял после смерти Тургенева имущественные интересы Полины Виардо в России.
60 Письма были заключены в большой конверт с надписью рукою гр. И. А. Меренберг: "Его Превосходительству Александру Александровичу Пушкину".
61 Законченную и подробно аргументированную теорию о недопустимости публикации личных писем (и вообще материалов, не предназначенных к печати), оставшихся после смерти писателей и других деятелей, убежденно выразил десятилетие спустя И. А. Гончаров в статье "Нарушение воли", написанной по поводу публикаций писем Пушкина (Тургеневым и другими), самого Тургенева (Тургенев. Первое собрание писем), Кавелина и Крамского. См.: "Вестник Европы", 1889, No 3, стр. 71--90; И. А. Гончаров. Собрание сочинений, т. VIII, Гослитиздат, М., 1955, стр. 114--135; ср. замечания М. П. Алексеева в указ. рецензии на "Письма Пушкина" под редакцией Б. Л. Модзалевского, стр. 312--313.
52 В "Указателе произведений И. С. Тургенева", упоминаемых в данном томе (стр. 710--711), статья о Пушкине пропущена.