Тургенев Иван Сергеевич
Переписка с Я. П. Полонским

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:


   
   Переписка И. С. Тургенева. В 2-х т. Т. 2.
   М.: "Художественная литература", 1986.-- (Переписка русских писателей).
   

И. С. ТУРГЕНЕВ И Я. П. ПОЛОНСКИЙ

СОДЕРЖАНИЕ

   Тургенев -- Я. П. Полонскому. 17(29) июня 1855 г. Спасское
   Тургенев -- Я. П. Полонскому, 24 декабря 1856 г. (5 января 1857 г.) Париж
   Я. П. Полонский -- Тургеневу. 29 января (10 февраля) 1857 г. Петербург
   Тургенев -- Я. П. Полонскому. 27 декабря 1859 г. (8 января 1860 г.) Петербург
   Тургенев -- Я. П. Полонскому. 21 мая (2 июня) 1861 г. Спасское
   Я. П. Полонский -- Тургеневу. 22 мая (3 июня) 1867 г. Петербург
   Тургенев -- Я. П. Полонскому, 2(14) января 1868 г. Баден-Баден
   Тургенев -- Я. П. Полонскому. 30 января (И февраля) 1869 г. Карлсруэ
   Тургенев -- Я. П. Полонскому. 27 февраля (11 жарта) 1869 г. Карлсруэ
   Тургенев -- Я. П. Полонскому. 16(28) апреля 1869 г. Баден-Баден
   Тургенев -- Я. П. Полонскому. 5(17) мая 1869 г. Баден-Баден
   Тургенев -- Я. П. Полонскому. 9(21) ноября 1869 г. Баден-Баден
   Я. П. Полонский -- Тургеневу. 25 ноября (7 декабря) 1869 г. Петербург
   Я. П. Полонский -- Тургеневу. 27 декабря 1869 г. (8 января 1870 г.) Петербург
   Я. П. Полонский -- Тургеневу. 21 января (2 февраля) 1870 г. Петербург
   Тургенев -- Я. П. Полонскому. 2(14) марта 1872 г. Париж
   Я. П. Полонский -- Тургеневу. Конец сентября -- начало октября 1873 г. Петербург
   Тургенев -- Я. П. Полонскому. 24 октября (5 ноября) 1873 г. Париж
   Я. П. Полонский -- Тургеневу. 28--31 октября (9--12 ноября) 1873 г. Петербург
   Я. П. Полонский -- Тургеневу. Около 24 ноября (6 декабря) 1873 г. Петербург
   Тургенев -- Я. П. Полонскому. 25 января (6 февраля) 1874 г. Париж
   Я. П. Полонский -- Тургеневу. 20 февраля (4 марта) 1874 г. Петербург
   Тургенев -- Я. П. Полонскому. 14(26) октября 1874 г. Париж
   Я. П. Полонский -- Тургеневу. 19 февраля (2 марта) 1876 г. Петербург
   Тургенев -- Я. П. Полонскому. 26 октября (7 ноября) 1876 г. Буживаль
   Тургенев -- Я. П. Полонскому. 11(23) ноября 1876 г. Париж
   Тургенев -- Я. П. Полонскому. 30 декабря 1876 г. (11 января 1877 г.) Париж
   Тургенев -- Я. П. Полонскому. 7(19) апреля 1877 г. Париж
   Тургенев -- Я. П. Полонскому. 17(29) апреля 1878 г. Париж
   Тургенев -- Я. П. Полонскому. 23 декабря 1879 г. (4 января 1880 г.) Париж
   Тургенев -- Я. П. Полонскому. 6(18) июня 1882 г. Буживаль
   
   Яков Петрович Полонский (1819--1898) -- один из самых преданных друзей Тургенева на протяжении почти четырех десятилетий. Тургенев видел в нем не только самобытного поэта, но и чрезвычайно симпатичную, близкую ему натуру.
   Переписка с Полонским -- одна из самых постоянных и теплых в богатом эпистолярном наследии Тургенева. Открывшаяся в 1842 году письмом еще юного тогда поэта-студента Полонского, она завершается лишь со смертью Тургенева в 1883 году. Всего известно 161 письмо Тургенева к Полонскому и 29 писем Полонского к Тургеневу.
   Это прежде всего письма, характеризующие литературные взаимоотношения писателей. С самого начала Тургенев предстает в них старшим и более опытным писателем -- советчиком в поэтических начинаниях Полонского, хотя оба поэта к 1841 году -- времени их знакомства -- были уже авторами опубликованных в журналах стихотворений (см.: Полонский Я. П. Мои студенческие воспоминания.-- Ежемесячные приложения к журналу "Нива" на 1898 год, т. 3, No 12, с. 645). В первом письме к Тургеневу, написанном в связи со смертью генерала М. Ф. Орлова, героя Отечественной войны 1812 года и декабриста (19 марта 1842 г.), Полонский посылает на суд товарища свой перевод стихотворения К. К. Седергольма "О, доблестный рыцарь, прими мой привет" с почтительным сопровождением: "Милостивый государь Иван Сергеевич! Посылаю Вам мое стихотворение "Орлову". Я сейчас только написал его сыну... Не знаю, есть ли в нем что-нибудь хорошее..." (Звенья, т. 8, с. 155).
   В самые трудные моменты писательской жизни Полонского Тургенев приходил ему на помощь, защищая его "тихую музу" от крайностей нелицеприятной суровой критики. Так, в открытом письме редактору "Санкт-Петербургских ведомостей" (1870, 8 января) Тургенев решительно отводит обвинения Полонского в "пугливости мысли" и "несамостоятельности художественного языка", с которыми выступил в "Отечественных записках" M. E. Салтыков-Щедрин (1869, No 9). Отвечая рецензенту, Тургенев убедительно определил значение и характер поэзии Полонского: "...таи, где он говорит о действительно пережитых им ощущениях и чувствах, там, где он рисует образы, навеянные ему то ежедневною, почти будничною жизнью, то своеобразной, часто до странности смелой фантазией <...>, там он <...> уже наверное привлекает симпатию читателя, возбуждает его внимание, а иногда, в счастливые минуты, достигает полной красоты, трогает и потрясает сердце. Талант его представляет особенную, ему лишь одному свойственную, смесь простодушной грации, свободной образности языка, на котором еще лежит отблеск пушкинского изящества, и какой-то, иногда неловкой, но всегда любезной честности и правдивости впечатлений. Временами, и как бы бессознательно для него самого, он изумляет прозорливостью поэтического взгляда" (ПСС, 1, т. XV, с. 157--159).
   Тургенев посвящал Полонского в свои литературные планы начиная с "Записок охотника" и кончая романом "Новь". Полонский был одним из первых и самых заинтересованных читателей произведений Тургенева, иногда еще в рукописи. Письма его содержат тонкие отклики на эти чтения, к которым автор внимательно прислушивался (советы Полонского, касающиеся повести "Несчастная" и рассказа "Живые мощи", были учтены автором в первом же издании). По ответному письму Тургенева от 14 января 1868 года на критику романа "Дым" (письмо Полонского до нас не дошло) можно судить о том, какие серьезные вопросы были подняты поэтом в суждениях об атом романе.
   О большой художнической чуткости Полонского свидетельствует его отзыв в письме от 19 февраля 1876 года о повести Тургенева "Часы", которая не была оценена по достоинству современниками. "Критиканы" и "литературщики", по выражению поэта, не заметили в ней созвучия передовым идеям современности. Полонский уловил "важный для нашего века" интерес писателя к нравственным исканиям молодежи -- той проблематике, которая определила содержание романа "Новь" (1877). Быть может, именно поэтому i письме Полонскому от 30 декабря 1876 года Тургенев и говорит о неизбывном чувстве веры в молодую Россию: "Я не отчаиваюсь: они выберутся..."
   Письма Полонского содержат подробную информацию о делах и людях современного ему Петербурга, Москвы, а в 1881 и 1882 годах -- Спасского. В письмах говорится и о политических вопросах, волновавших русское общество: о ходе крестьянской реформы в России, о событиях франко-прусской и русско-турецкой войн. Со всем блеском проявился в письмах Полонскому острый аналитический ум Тургенева и понимание международной обстановки.
   Историко-литературное значение имеют высказанные в письмах корреспондентов оценки творчества произведений Льва Толстого, А. К. Толстого, Майкова, Фета, Некрасова, Островского, Г. Успенского, Данилевского и многих других писателей; отзывы о европейских и русских художниках, композиторах, артистах.
   Еще одним замечательным аспектом эпистолярного диалога Тургенева с Полонским является отражение в нем чувств искренней приязни и дружбы, что сообщает самой стилистике писем лирическую, исповедальную тональность. Не случайно одно из писем Тургенева, безысходное до отчаяния (от 7 апреля 1877 г.) сопровождается выпиской строк из интимного дневника (ныне утраченного). Не случайно и то, что в письмах Полонскому, как и в письмах Фету, драматически звучит мотив тоски по родине, осознание губительного для писателя отрыва от родной земли.
   Взаимоотношения Тургенева и Полонского являют пример редкого душевного благородства, щедрости и красоты. Тургенев стремился помочь Полонскому в его нелегкой судьбе, оградить от житейских бурь. "Я душевно сожалею, что не могу сделать для тебя все, что внушает мне моя дружба",-- писал он 30 января 1869 года, В момент, когда сам Тургенев переживал материальный кризис ("...делишки мои настолько крякнули, что я действительно вынужден был продать свою галерею",-- письмо от 17 апреля 1878 г.),-- он продолжает думать о Полонском: "...но что до тебя касается, милый Яков Петрович, я почту за особенное счастье быть твоим кредитором до конца дней моих". Благодаря поддержке Тургенева Ж. А. Полонская, жена поэта, обладавшая природным художественным талантом, получила возможность пройти необходимый курс обучения и стала выдающимся скульптором. Она -- автор известного бюста Тургенева в Петербурге на Волковой кладбище, где он похоронен.
   Велика роль Тургенева и в том, что, вопреки всем превратностям успеха, Я. П. Полонский получил еще при жизни полное и заслуженное признание как поэт. Особенно выразительно в этом смысле его письмо Тургеневу от 28 октября 1873 года: "Я много-много тебе обязан за нравственную поддержку -- мне кажется иногда, что не будь ты моим другом, я бы давно погиб..."
   

ТУРГЕНЕВ -- Я. П. ПОЛОНСКОМУ

17(29) июня 1855. Спасское

С. Спасское.
17-го июня 1855.

   Спасибо, что вспомнили обо мне, любезный Полонский 1. Мне очень досадно -- во-первых, что Вы ко мне приехать не можете, а во-вторых, что Данилевский испортил Ваше издание2. Впрочем, охота же Вам была поручать издание такому свистуну! Это очень неприятно -- постарайтесь, чтобы дело не затянулось -- и издавайте скорее Вашу книгу. Крайне мне обидно также, что я Вам помочь не могу -- но я сам в таких тонких обстоятельствах, что чудо! Я в противном случае попросил бы у Вас позволения помочь Вам загладить нелепость Данилевского -- но теперь -- делать нечего!
   У меня гостили Григорович, Дружинин и Боткин. Мы время проводили очень весело, разыграли на домашнем театре глупейший фарс собственного изобретения 3 и пр. и пр. Теперь все стало у меня в доме очень тихо, и я принялся за работу 4. Ужасная засуха чуть не помешала всему, заставляя сидеть в темных комнатах и лишая всякой возможности работать; но теперь, к счастью, пошли дожди; а то бы все хлеба пропали.
   Вы, вероятно, уже узнали, что Некрасов в Москве давно (в гостинице Шевалье) -- и уже, может быть, видели его.
   Скажите Ивану Федоровичу, что я очень благодарен ему за его память обо мне и приписку -- и непременно у него буду в мой проезд через Москву -- в октябре месяце.
   Я отсюда еду через 10 дней, за 250 верст, на тетеревов -- в Жиздренский уезд -- и проживу там три недели. С 20 июля я опять в Спасском.
   Будьте здоровы, не хандрите -- и работайте. Сколько я слышал, Ваш последний рассказ всем нравится 5 -- это должно поощрить Вас. Еще раз жму Вам руку и остаюсь

преданный Вам
Ив. Тургенев.

   ПСП, с. 11--12. Письма, т. II, с. 284--285.
   1 Имеется в виду не дошедшее до нас письмо Полонского с припиской И. Ф. Золотарева.
   2 Сборник: Полонский Я. П. Стихотворения. СПб., 1855. Он готовился в типографии Фишона под присмотром Г. П. Данилевского, который изменил по своему усмотрению состав и композицию сборника, увеличив стоимость издания (см. Письма, т. II, с. 570--571; Ежегодник рукописного отдела Пушкинского Дома на 1978 год. Л., 1978, с. 158).
   3 "Школа гостеприимства" (коллективного авторства) (см.: Григорович Д. В. Литературные воспоминания. Л., 1928, с. 232--239).
   4 Тургенев в это время писал роман "Рудин".
   3 "Груня" (С, 1855, No 4, отд. I, с. 397-434).
   

ТУРГЕНЕВ -- Я. П. ПОЛОНСКОМУ

24 декабря 1856 (5 января 1857). Париж

Париж.
5-го января н. с. 1857.

   Помните ли Вы, любезнейший Полонский, Вы мне говаривали, что желали бы написать стихотворение, которое совершенно бы меня удовлетворило? Вы можете теперь быть довольны: я от Ваших "Наяд" пришел в восторг. Это вещь великолепная. Но так как бы я желал видеть ее напечатанной, то позвольте мне предложить следующие изменения.
   Вместо:
   "Современные песни отчизны моей"...-- скажите: народные песни (etc, Вы понимаете, что я не предлагаю Вам поставить именно это слово; я говорю о смысле). Эдак оно выйдет и ценсурнее -- и вместе с тем величавее. Прометей выйдет не какой-нибудь современный поэт -- а сам народ.
   Поэтому следующие два стиха:
   
   "Там молчали каменья...
   ...........святые права" --
   
   надо изменить. Они, сверх того, прозаичны.
   Потом вместо: "Бедные дщери морей" -- поставьте "Нимфы" -- и на конце прибавьте в двух словах следующую мысль: я не Титан -- но Вы слышали точно песни Титана, который, как Прометей, прикован к скале, и его коршун грызет...
   Тогда, по-моему, стихотворение выйдет истинно прекрасно. Я знаю, что Вы человек не щепетильный -- и потому так смело предлагаю Вам эти изменения. Но, повторяю, стихотворение чудное. В случае нужды последнюю мысль можно будет для ценсуры откинуть 1.
   Второе стихотворение, присланное Вами, очень хорошо по своей правде -- а третье слабо2.
   Пожалуйста, не унывайте и кончайте Вашу поэму 3. Не удастся -- делать нечего, а удастся -- браво! Что так сидеть сиднем? Пока в себе сомневаешься да против себя воюешь -- можно сделать хоть небольшое дело -- да дело. Одну я знаю помеху: болезнь. И потому мне очень было прискорбно узнать, что Вы всё болеете. Не знаю, мнительны ли Вы или нет -- но думаю, что с Вашим здоровьем еще жить можно. Работайте-ка и порадуйте меня другим стихотворением вроде "Наяд".
   Спасибо Вам за все сообщенные известия. В нынешнем году друзья меня не забывают, и вести с родины не переводятся. Если будете писать к Шельгуновой 4, поклонитесь ей от меня. Я храню в памяти ее толстенькую и миленькую фигурку с умным личиком и добрыми глазами.
   С Некрасовым я переписываюсь. Он доволен своим пребыванием в Риме и, кажется, работает.
   Я удивился и обрадовался, узнавши, что Клюшников еще жив. Пожалуйста, напишите мне его адресс -- не забудьте. Я его знавал хорошо; он даже в детстве преподавал мне русскую историю?.
   Вы хорошо делаете, что рисуете -- но смотрите, не покидайте своей, законной Музы. А с той -- как бишь ввали Музу рисования -- побаловать можно.
   Прощайте, милый Полонский. Пришлите мне перемены в "Наядах", если найдете мои предложения благоразумными -- да напечатайте это стихотворение непременно в "Современнике"; об этом я Вас прошу.
   Дружески жму Вам руку и остаюсь

душевно Вам преданный
Ив. Тургенев.

   ПСП, с. 38--39. Письма, т. III, с. 63--64.
   1 Стихотворение Полонского "Наяды" опубликовано было в сборнике его стихотворений 1859 г. "Дополнение к стихотворениям, изданным в 1855г." (СПб., с. 50), с поправками, предложенными Тургеневым.
   2 О каких стихотворениях здесь говорится, неизвестно, так как письмо Полонского, на которое отвечает Тургенев, не сохранилось.
   3 Возможно, речь идет о работе над сценами в белых стихах "Больной писатель", где намечались образы Белинского, Краевского, цензора Фрейганга.
   4 С Л. П. Шелгуновой Тургенева познакомил Полонский. Об их отношениях см. подробнее: ЛН, т. 73, кн. 2, с. 214.
   5 И. П. Клюшников, член кружка Станкевича, домашний учитель Тургенева, готовивший его к поступлению в Московский университет, был фигурой, высокочтимой и Полонским. В образе Камкова он изображен поэтом в романе "Свежее предание" (1861--1862). "...И на меня он имел благотворное влияние",-- признается Полонский в одном из своих поздних писем (ЛН, т. 73, кн. 2, с. 214).
   

Я. П. ПОЛОНСКИЙ -- ТУРГЕНЕВУ

29 января (10 февраля) 1857, Петербург

   Что с Вами, милый Иван Сергеевич? Я так счастлив, что всегда попадаю на чтение Ваших писем -- намедни зашел к Боткину, и при мне принесли к нему Ваше письмо. Вслед за тем явился Дружинин и также сообщил об Вас не совсем утешительные новости 1.
   Быть в Париже -- быть больным и хандрить -- это для меня две идеи почти несовместимые, быть может потому, что я никогда не был в Париже.
   Пожалуйста, выздоравливайте скорей, хоть ради душевно любящих Вас,
   Поезжайте весной купаться где-нибудь в море -- говорят, что парижский климат всегда был для Вас вреден.
   Посылаю вам адрес Клюшникова. Вот он: Ивану Петровичу Клюшникову. В город Сумы Харьковской губернии, для доставления в деревню Никифоровку.
   У меня так мало времени, что -- черт возьми!-- собирался писать к Вам -- и вот насилу собрался, да и то отвлекают, не дают с вами побеседовать.
   Вашим поклоном madame Шелгуновой я ее интригую -- говорю ей, что Вы целых три строчки об ней написали -- и не показываю ей этих строчек, а уж как она добивается. Я встретил ее в маскараде, и она вспоминала о Вас.
   Приехал ли к вам Толстой? Вообразите, никто не знает, куда он едет,-- мне сказал, что едет в Париж, но ни Панаев, ни Боткин, ни Дружинин этого не ведают.
   Граф писал Боткину из Москвы, что взял уже место в дилижансе, но куда этот дилижанс повезет его -- ни слова. Аллах его ведает! 2
   Михаила 3 все еще нет -- об нем ни слуху ни духу. Не отвечал даже на последние письма Шелгуновой, в которых она спрашивала его, есть ли у него деньги -- эта добрая барынька хотела продать часы и заложить свои вещи, чтобы послать ему денег на обратный путь.
   Прощайте до свиданья. Буду еще писать к Вам. Целую Вас, желаю всего хорошего и остаюсь Вам преданный

Я. Полонский.

   1857 год,
   января 29 (стар. стиля).
   
   NB. В Москве случился казус -- нелепейший! Граф Бобранский на вечере у Черткова избил Шевырева вследствие каквго-то спора о речи Роберта Пиля. Гости разбежались с места побоища, Шевырев болен и лежит в постели 4.
   
   ЛН, т. 73, кн. 2, с. 211-212.
   1 О своей болезни Тургенев сообщал в письмах Дружинину от 13 (25) января 1857 г, и другим корреспондентам в январе -- феврале того же года. Упоминаемое письмо Боткину неизвестно.
   2 Приехав в Париж 9 (21) февраля 1857 г., Толстой ежедневно встречался там с Тургеневым (см. Письма, т, III, с. 96--97).
   3 Речь идет о поэте-революционере М. Л. Михайлове, друге Полонского. С января 1857 г. он находился, по маршруту этнографической экспедиции, в Уральске. Взаимоотношения названных лиц отражены в записях дневника Полонского за декабрь 1855 г. (ГМ, 1919, No 1--4), а также в мемуарах Л. П. Шелгуновой "Из далекого прошлого" (СПб., 1901).
   4 О "казусе" см. в письме П. В, Анненкова к Тургеневу от 25 января ст. ст. 1857 г. (наст. изд., т. 1, с. 516). Он представлял для Тургенева, а затем и Герцена интерес как один из эпизодов обострившейся борьбы между славянофилами и западниками.
   

ТУРГЕНЕВ -- Я. П. ПОЛОНСКОМУ

27 декабря 1859 (8 января 1860). Петербург

   Любезнейший Яков Петрович, Я, к сожалению, не застал тебя третьего дня дома и потому принужден тебя известить письменно о том, что репетиция нашего чтения 1 происходит в середу, в 8 часов вечера, в зале министра народного просвещения.-- Сделай одолжение, приезжай -- и привези с собою, кроме "Зимы" -- еще какое-нибудь стихотворение.-- Я тебе тогда сообщу, что мне Тютчев сказал?.
   Кланяюсь твоей жене и дружески жму тебе руку. Преданный тебе

Ив. Тургенев.

   Воскресение, 27-го дек. 59.
   
   Письма, т. III, с. 394--395.
   1 Репетировалось первое литературное чтение в пользу "Общества для пособия нуждающимся литераторам и ученым", которое состоялось 10 (22) января 1860 г. в петербургском вале Пассажа. Организатором чтений, пользовавшихся огромным успехом в столице, был Тургенев. Он прочел 10 января свою статью "Гамлет и Дон-Кихот", Полонский -- стихотворения "Зима" и "Наяды". В чтении участвовали также Некрасов, Майков, Бенедиктов, Маркович (см. Письма, т. IV, с. 7--8, 434).
   2 Полонский хлопотал через Тургенева об устройстве на должность цензора в комитет иностранной цензуры, возглавлявшийся Ф. И. Тютчевым. К этим обязанностям поэт приступил в марте 1860 г,
   

ТУРГЕНЕВ -- Я. П. ПОЛОНСКОМУ

21 мая (2 июня) 1861. Спасское

С. Спасское.
21-го мая 1861.

   Милый мой Яков Петрович, сообщенное тобою известие очень меня порадовало, хотя оно и лишило меня надежды увидеть тебя у себя в деревне. Дай бог, чтобы это путешествие оказалось полезным твоей душе и телу! Отдохни, соберись с силами, окунись в другую жизнь и в другую природу -- и вернись домой бодрый п свежий -- насколько это возможно человеку, которому уже стукнуло 40 лет и которого судьба не пощадила 1.
   Я видел Фета в самый день моего приезда сюда -- 9 мая -- и теперь скоро опять увижу его: вместе с Толстым (Львом) мы отправляемся в его деревню (за 60 верст отсюда) -- которая поглощает всего его с ног до головы. Он теперь сделался агрономом -- хозяином до отчаянности, отпустил бороду до чресл -- с какими-то волосяными вихрами за и под ушами -- о литературе слышать не хочет и журналы ругает с энтузиазмом. Я, однако, сообщу ему твое письмо и твои стихи: 2 он любит тебя от души. Нос его, в котором ты принимаешь такое участие, напоминает мне иные стихи державинских од: "сизо-багряный и янтарный" 3 и т. д. Вследствие всего вышесказанного ты видишь, что у Фета отбирать пока нечего; а Толстому я передам твое желание -- или, лучше сказать, желание "Времени" 4, для которого и я буду работать, как только отделаюсь от моего романа для "Русского вестника" 5. Ты мне не написал, где, собственно, появятся первые три главы твоего романа в стихах? 6
   Я здесь занят и хозяйственными и литературными делами. С моими крестьянами дело идет -- пока -- хорошо, потому что я им сделал все возможные уступки -- но затруднения предвидятся впереди. Многие не хотят идти на оброк,-- а без оброка выкуп (а ведь это -- главная цель) невозможен 7.
   Должно надеяться, что сообщенный тобой слух о новом министре просвещения не оправдается 8. Этого только недоставало!
   До свидания, душа моя.-- Желаю тебе здоровья и всего хорошего на свете.-- Если вздумается, пиши мне, а я тебе отвечать буду. Обнимаю тебя и остаюсь

преданный тебе
Ив. Тургенев.

   ПСП, с. 89--90. Письма, т. IV, с. 240--241.
   1 В не дошедшем до нас письме Полонский сообщал о предстоящей поездке за границу, в Германию, с намерением подлечить больную ногу и отвлечься от тяжелых мыслей: в 1860 г. он потерял молодую жену (Е. Устюжскую) и сына Андрея.
   2 О каких стихах идет речь, неизвестно. Фет был искренним почитателем поэзии Полонского (см. Фет A.A. Соч. в 2-х томах, т. 2. М., 1982, с. 350; см. также переписку Тургенева с Фетом, наст. изд., т. 1).
   3 Эпитеты "сизо-янтарна" и "злато-багряна" -- в стихотворении Державина "Возвращение графа Зубова из Персии" (1794).
   4 Названных авторов Полонскому не удалось привлечь к сотрудничеству в журнале "Время". В 1861 г. Тургенев дал обещание Ф. М. Достоевскому написать для его нового журнала повесть, которая будет закончена в 1862 г. (имея в виду "Призраки"). Но работа была завершена, когда журнал был уже закрыт. "Призраки" напечатаны в сдвоенном (1-м и 2-м) номере журнала братьев Достоевских "Эпоха". Сам Полонский напечатал на страницах журнала "Время" ряд стихотворений, роман в стихах "Свежее преданье" (первые три главы в No 6 за 1861 г., продолжение в No 10 и окончание в No 1 за 1862 г.), а также статью "По поводу последней повести гр. Л. Н. Толстого "Казаки". Письмо к редактору "Времени" (Время, 1863, No 3, отд. II, с. 91--98).
   5 Роман "Отцы и дети" (PB, 1862, No 2, с. 473--663).
   6 См. примеч. 4.
   7 10 (22) февраля 1860 г. Тургенев сообщал Н. И. Тургеневу, что он в деревнях "уже покончил дело": отрезал крестьянам землю, назначил им небольшой оброк без всяких других повинностей, а также выдал желающим безденежно сруб и все нужное для постройки, оставляя им владение старыми конопляниками на три года... (Письма, т, IV, с. 28--29); об уступках крестьянам после реформы см. там же, с. 254--255, 566,
   8 В июне 1861 г. министром народного просвещения был назначен реакционер Е. В. Путятин. В декабре того же года он был смещен и на этот пост поставлен А. В. Головнин.
   

Я. П. ПОЛОНСКИЙ -- ТУРГЕНЕВУ

22 мая (3 июня) 1867. Петербург

Милый друг Иван Сергеевич.

   Записку эту принесет к тебе Митрофан Иванович Зарудный. Хороший приятель (у меня нет дурных приятелей). Но записка эта будет мала и пуста по трем причинам.
   Сейчас только дочитал твою повесть "Дым" -- нынче достал на один день этот No "Русского вестника" 1. Сейчас только что лег спать и пишу в постели -- ибо боюсь, что завтра как-нибудь просплю и не успею послать письма к Зарудному.
   Мне нездоровится, да и трудно быть здоровым -- уже 22 мая, а еще лед идет по Неве, и холодно -- хоть шубу надевай.
   Наконец, об отъезде Зарудного узнал только нынче вечером. Он застал меня за твоим "Дымом".
   Посылаю тебе критику Страхова. Я и ее еще не успел прочесть -- получил ее тоже только сегодня. Также стихотворение "Дым" Тютчева2 -- стихотворение это я прочел, но что-то плохо понял.
   О "Дыме" я буду также кое-что писать -- и, если удастся, напечатаю и пришлю тебе 3.
   Из всех твоих знакомых я последний читал твое произведение. Вот что значит надеяться на оттиск! Катков, как я слышал, отрекается от оттисков, Кожанчиков их не получает. Буду писать тебе -- но когда? еще и сам не знаю.
   Статью твою "Дон-Кихот и Гамлет" 4 я отыскал и самолично отдал Анненкову.
   Жена моя выкинула на 7-м месяце беременности и была очень больна. Я на лето сбираюсь в Друскеники на воды, в Гродненскую губернию. Но каждые две недели буду приезжать в Петербург на службу, а езды в один конец 24 часа, по крайней мере,-- но что делать!
   Кланяйся Василлю Петровичу Боткину. Пиши, если что нужно сделать, достать или прислать -- готов. Мой адрес все тот же: у Спаса-Преображенья, дом Никитина, No 4, квартира No 4. Засыпаю.
   Целую тебя и остаюсь тебе душевно преданный, до свиданья.

Я. Полонский.

   22 мая ст. ст.
   
   ЛН, т. 73, кн. 2, с. 215-216,
   1 PB, 1867, No 3.
   2 В ОЗ (1867, No 5) были напечатаны статья H. H. Страхова о "Дыме" -- "Новая повесть Тургенева" и стихотворение Тютчева "Дым", отражавшее недовольство поэта безотрадностью общего тона и, как ему казалось, "отсутствием национального чувства" в романе.
   3 О критических замечаниях Полонского о "Дыме" можно судить по ответному письму Тургенева 2 (14) января 1868 г.
   4 Напечатана в С, 1860, No 1.
   

ТУРГЕНЕВ -- Я. П. ПОЛОНСКОМУ

2 (14) января 1868. Баден-Баден

Баден-Баден.
Schillerstrasse, 7.
2/14-го января 1868.

   Милый Яков Петрович, меня без того уже угрызала совесть, что я не отвечал тебе на твое большое письмо с двумя стихотворениями,-- а тут еще приходит от тебя новое послание -- остается принести поскорее повинную голову и отвечать немедленно -- и по порядку.
   В твоей прекрасной пьесе: "Вакханка и сатир" 1 -- "искала холма" -- не потому мне не нравится, что цинично,-- этого я не боюсь,-- а потому, что смешно, т. е. возбуждает смешные представления -- точно у ней такая большая... с позволения сказать -- задница, что для употребления ей нужен по меньшей мере холм. И с эпитетом "ветреный" -- я помириться не могу: он выходит из тона... а стихотворение все-таки прекрасно.
   Не могу я, к сожалению, сказать того же о двух остальных. В "Орле и змее" мысль оригинальная -- но как мог ты вдруг потерять нить аллегории до такой степени, что заставляешь змею говорить о своих роковых стремлениях -- и что она родилась для гения! Всякая иллюзия в читателе немедленно исчезает от подобного греха против правды сравненья: пусть змея говорит, что ей наскучила пыль, грязь, темнота душных нор и т. п.-- но предоставь читателю делать применение. Нет такого человека, который бы не засмеялся от этих двух стихов:
   
   "Там -- внизу -- никого не счастливили
   Моих дум роковые стремленья!!"
   
   Переделай весь этот куплет, ради бога, потому что мысль стихотворения этого стоит. О "Сне язычника" я говорить не стану; он, по-моему, неудачен и слаб, несмотря на некоторые, тебе всегда присущие, образно-красивые и наивные черты 2.
   О твоей поэме в "Русском вестнике" поговорю с тобою лично. Она возбуждает во мне впечатления смешанные... Едва ли это -- твой род. Но тебе надо продолжать и добиться результата 3.
   Все, что ты мне пишешь о твоей жизни, твоей деятельности, о современном состоянии литературы -- весьма для меня интересно. Сколько можно судить издали, готовится в ней некоторое возрождение: посмотрим, что из этого выйдет. Недостаток талантов, особенно талантов поэтических -- вот наша беда. После Льва Толстого ничего не явилось -- а ведь его первая вещь напечатана в 1852 году! Способности нельзя отрицать во всех этих Слепцовых, Решетниковых, Успенских и т. д.-- но где же вымысел, сила, воображение, выдумка где? Они ничего выдумать не могут -- и, пожалуй, даже радуются тому: эдак мы, полагают они, ближе к правде. Правда -- воздух, без которого дышать нельзя; но художество -- растение, иногда даже довольно причудливое, которое зреет и развивается в этом воздухе. А эти господа -- бессемянники и посеять ничего не могут 4.
   Фет очень умно поступит, если сдержит слово, данное тебе, и бросит писать стихи: что за охота так плохо и дрябло повторять самого себя? Я очень его люблю, и мы переписываемся и ссоримся в каждом письме.
   Кстати, как же ты говоришь, что незнаком с типом "Губаревых"? Ну, а г-н Краевский А. А.-- не тот же Губарев? Вглядись попристальнее в людей, командующих у нас,-- и во многих из них ты узнаешь черты того типа.
   В апреле месяце я увижу и обниму тебя -- а до тех пор будь здоров и весел. Дружески кланяюсь твоей супруге (приехав в Петербург, я научу ее еще лучше играть в шахматы) -- и жму тебе руку.

Твой Ив. Тургенев.

   ПСП, с. 128--130. Письма, т. VII, с. 25-26.
   1 Напечатано: PB, 1868, No 1, с. 238--240.
   2 Указанные Тургеневым строки исключены или исправлены Полонским в изд.: Полонский Я. П. Сочинения в 4-х томах, т. 2. СПб., 1869--1870, с. 90--91. "Сон язычника" -- там же, с. 107.
   3 Поэма "Братья" (PB, 1867, No 8, 10; 1868, No 3, И).
   4 В 1869 г. Тургенев высоко оценил роман Решетникова "Подлиповцы", предпочтя его "Обрыву" Гончарова (Письма, т. VII, с. 278, 285). Изменилось его отношение и к Г. И. Успенскому (см. ЛА, т. 3, с. 221--226).
   

ТУРГЕНЕВ -- Я. П. ПОЛОНСКОМУ

30 января (11 февраля) 1869. Карлсруэ

Карлсруэ. Hotel Prinz Max.
Четверг, 11-го фев./30-го янв.
69.

   Милый Яков Петрович, мне давно следовало отвечать на твое письмо -- тем более что оно содержания не веселого; но встретились всякие дурацкие помехи -- и я только теперь взялся за перо. Не теряя больше времени, прошу тебя отвечать мне по пунктам:
   1) В каком положении находится муж твоей сестры? Жив ли он -- и где,-- болезнь его неизлечимая или есть надежда? 1
   2) Где, собственно, живет твоя сестра?
   3) Взял ли ты к себе твою племянницу 2 или находится она при матери?
   Я душевно сожалею, что не могу сделать для тебя все, что внушает мне моя дружба. Но вот что я имею предложить тебе. Если б твоя сестра согласилась поселиться у меня в деревне -- то я бы мог обещать ей покойное и теплое помещение, стол и прислугу. Развлечений ей будет очень мало -- но и забот не будет. Если бы она захотела взять с собой свою девочку -- а также и слепую твою няню,-- то это все само собою разумеется. Моя деревня от города Мценска в 10 верстах, а до Мценска от Москвы железная дорога: доехать будет удобно -- для этого только нужно со мной списаться,-- а я бы дал нужную инструкцию моему управляющему. Подумай о моем предложении -- и скажи свое мнение 3.
   Теперь насчет твоего зятя. Невозможно и думать -- платить за него такую громадную сумму -- 100 р. в месяц: откуда ее взять? Нельзя ли его поместить в сумасшедший дом, где, наверное, плата не так высока.
   Если для этого нужна протекция -- и если ты можешь мне указать лицо, к которому следует обратиться,-- то сделай это -- и я тотчас напишу письмо: мое ходатайство иногда удавалось. Я бы мог также помочь деньгами -- конечно, небольшой суммой: у меня самого руки коротки; но рублей 250, 300 в год я обещать могу; для начала и это может пригодиться; притом к этой сумме могут прибавиться другие. Во всяком случае прошу тебя отвечать мне со всею подробностью: мне нечего уверять тебя, как мне было бы приятно помочь тебе в твоих затруднительных обстоятельствах.
   Итак, Данилевский почел за нужное прочесть тебе нотацию: что бы ему на самого себя оглянуться? Уж его-то вещи -- точно вода, а больше ничего -- и ему-то сам бог велел забыть, что есть на свете перья и бумага. Он же, говорят, преуспевает в железнодорожном деле 4.
   Извести меня о том, какого результата ты достиг с своею повестью 5. В твоих прозаических вещах всегда есть искорка, которая и светит и греет.
   Жду от тебя ответа и дружески тебя обнимаю. Преданный тебе

Ив. Тургенев.

   ПСП, с. 149. Письма, т. VII, с. 293--294.
   1 Муж сестры Полонского А. П. Баршевой -- Н. Г. Баршев страдал тяжелой формой алкоголизма.
   2 Девятилетняя Вера Баршева.
   3 Тургенев неоднократно разными средствами пытался и впредь помочь семье сестры Полонского. Но приглашением переехать в Спасское она воспользоваться не смогла по состоянию здоровья.
   4 Г. П. Данилевский служил в это время чиновником особых поручений при министре внутренних дел. Об его "успехах" в железнодорожном деле -- строительстве Курско-Харьковско-Азовской железной дороги см.: РЛ, 1981, No 4, с. 172, сноска 6. Какой отзыв Данилевского о поззии Полонского имеется в виду, неизвестно,
   5 Речь идет о романе "Признания Сергея Чалыгина", первая часть которого была напечатана в "Литературной библиотеке" (1867, т. III--VI, VIII, XII). Тургенев назвал это произведение Полонского "шедевром" (в письме автору от 21 ноября (3 декабря) 1869 г.). Роман завершен не был.
   

ТУРГЕНЕВ -- Я. П. ПОЛОНСКОМУ

27 февраля (11 марта) 1869. Карлсруэ

Карлсруэ. Hotel Prinz Max.
Четверг, 11-го марта/27
-го февр. 69

   Спасибо тебе, любезный друг Яков Петрович, за твое длинное и подробное письмо. Вот это точно по-приятельски! Кроме тебя -- о моей "Несчастной" никто мне слова не сказал 1, и, вероятно, она подвергнется такой же участи, как и "Ергунов"2. Этому горю пособить нечем. Я очень хорошо понимаю, что мое постоянное пребывание за границей вредит моей литературной деятельности -- да так вредит, что, пожалуй, и совсем ее уничтожит: но и этого изменить нельзя. Так как я -- в теченье моей сочинительской карьеры -- никогда не отправлялся от идей, а всегда от образов (самому даже Потугину лежит в основании известный образ) 3 -- то при более и более оказывающемся недостатке образов -- музе моей не с чего будет писать свои картинки. Тогда я -- кисть под замок и буду смотреть, как другие подвизаются.
   Из трех твоих упреков -- первый показал мне, что я ошибочно вместо слова: "подоконник" употребил "оконницу" и напрасно поставил однажды: "под окном". Это уже исправлено. Эта девушка действительно сидела на окне у меня в комнате московского дома и действительно царапала ногтем льдинки. Все окно было невелико и глубоко -- как обыкновенно бывает в старых домах -- и я мог без натяжки употребить слово: гнездышко 4.
   Второй упрек -- о языке "Дневника" совершенно справедлив; но исправить это нельзя 5.
   С третьим упреком я не согласен. Все описание "пира" составляет две страницы (всех 72) -- и мне кажется необходимым. Я на поминках Грановского (тому уже давно, как видишь) дал себе слово заклеймить этот гнусный, безобразный обычай 6.
   Мои воспоминания о Белинском явятся только в апрельской книжке "Вестника Европы"; но, быть может, Анненков тебе даст прочесть рукопись. Впрочем, дело не к спеху.
   Сейчас получил последний No "Космоса", в котором Антонович на нескольких страницах тяжело и пошло возится с Коршем, Некрасовым 7. Господи! что за барахтанье в грязи! хоть бы зло было!
   Будем надеяться, что у твоего зятя не сумасшествие 8 -- а простая белая горячка, от которой он вылечиться может.
   До свидания в мае; жму тебе крепко руку, благодарю твою жену за память и кланяюсь ей.

Твой Ив. Тургенев.

   ПСП, с. 154-155. Письма, т. VII, с. 328-329.
   1 Письмо Полонского с отзывом о "Несчастной" неизвестно.
   2 "История лейтенанта Ергунова" (PB, 1869, No 1) была неприязненно встречена русской критикой (см. ПСС, 2, т. 8, с. 430--431).
   3 В списке действующих лиц "будущей повести" "Дым" (1862) против фамилии Потугина (первоначально -- Тугина) буквой П. обозначено не раскрытое до настоящего времени имя основного прототипа. В дальнейшем многие из действующих лиц стали образами собирательными. В частности, Потугин стал выразителем не только западнических, но и демократических тенденций русского общества, в его речах обнаруживается созвучие некоторым идеям Белинского (см. об этом: ПСС, 2, т. 7, с. 530).
   4 Речь идет о главе XVI повести "Несчастная". Прообразом Сусанны была Эмилия Гебель, дочь музыканта (см. о ней: Анненков П. В. Н. В. Станкевич. Переписка его и биография. М., 1857, с, 51--52; Герцен, т. XXI, с. 592).
   5 Глава XVII той же повести ("Моя история").
   6 В главе XXVII "Несчастной" в сатирических тонах изображен обряд поминок по Сусанне. Т. Н. Грановский умер в Москве 4 (16) октября 1855 г. О похоронах его Тургенев говорит в письме редакторам С ("Два слова о Грановском" -- С, 1855, No 11, отд. II, с, 83-86).
   7 Имеется в виду статья М. А. Антоновича "Литературная недобросовестность" в No 8 еженедельного петербургского журнала "Косное", содержащая ряд выпадов против редактора ОЗ Н. А. Некрасова и редактора СПбВед В. Ф. Корню.
   8 Речь идет о Н. Г. Варшеве (см. предыдущее письмо).
   

ТУРГЕНЕВ -- Я. П. ПОЛОНСКОМУ

16(28) апреля 1869. Баден-Баден

Баден-Баден.
Thlergartenstrasse, 3
Середа, 28/16-го апр. 69.

   Любезнейший друг Яков Петрович, я в долгу перед тобою. Различные хлопоты -- поездки в Париж и Веймар помешали мне отвечать на твое первое письмо. Теперь я опять на месте и не тронусь никуда до моей поездки в Россию. Спешу отвечать тебе.
   Прежде всего о твоей сестре. Повторяю -- мое предложение меня нисколько не стеснит. Если она выразит согласие на житие у меня в деревне -- то дай мне знать -- и я тотчас предупрежу (вторично -- он уже предупрежден) моего управляющего -- и он вышлет на Мценскую станцию железной дороги экипаж и поселит твою сестру и находящихся с нею в моем доме -- будет отпускать ей все нужное в виде пищи, отопления, белья и т. д. Словом, кроме платья, у ней никаких расходов не будет. Напиши мне, как зовут сестру твою по имени (я знаю только, что фамилия ее Баршева) -- и когда твоя сестра решится -- напиши вместе с нею письмо к моему управляющему Никите Алексеевичу Кишинскому -- Орловской губернии, в город Мценск, в село Спасское, Лутовиново тож. Условься с ним, в какой именно день ему выслать экипаж -- и на сколько лиц -- а Спасское лежит от Мценской станции железной дороги всего в 10 верстах.
   В Веймар я ездил, чтобы присутствовать на исполнении на Веймарском театре оперетки, слова которой написаны мною, а музыка г-жою Виардо. Все сошло весьма благополучно. Я написал об этом большое письмо П. В. Анненкову, которое будет, вероятно, напечатано в фельетоне "С.-П. бургских ведомостей" 1. Отсылаю тебя к нему.
   Я радуюсь тому, что моя статья о Белинском тебе понравилась. Многое я бы мог еще высказать -- но с меня уже довольно и того, что она вызывает на мысли, будит их. Молодым людям она, вероятно, понравится мало; но, может быть, и они попризадумаются 2. Что касается до Страхова -- то он, конечно, хороший и умный малый; но критического понимания у него менее, чем у последнего чухонского будошника; где только примешивается славянофильство -- там этого добра -- критического понимания -- уже и не спрашивай! 3
   Не ищи причин, почему поэтов нет: их нет -- потому что нет; другой причины, поверь, самый первый умница не придумает, И народятся они тоже безо всякой причины: возьмут да и народятся.
   Засим обнимаю тебя дружески. Пришли стихи, коли будут. Да не забудь издания 4.

Твой Ив. Тургенев.

   ПСП, с. 156-157. Письма, т. VIII, с. 19--20.
   1 Речь идет об оперетте "Последний колдун". Статья Тургенева "Первое представление оперы г-жи Виардо в Веймаре" была напечатана в СПбВед (1869, 23 апреля).
   2 Статья "Воспоминание о Белинском", опубликованная в BE (1869, No 4) действительно вызвала большую полемику. Представители революционно-демократического лагеря не приняли тенденции автора противопоставить литературное движение 40-х годов -- идейному содержанию литературы 60-х годов (см. об этом: ПСС, 2, т. 11, с. 340--342; Мостовская H. H. Тургенев И. С. и русская журналистика 70-х годов XIX века. Л., 1983, с. 23--42).
   3 По всей вероятности, Полонский сообщил в своем письме Тургеневу о задуманной или уже готовившейся статье H. H. Страхова "За Тургенева" (опубликована в 9-м и 12-м номерах журнала "Заря"), обнаружившей неприемлемые для Тургенева славянофильские позиции критики.
   4 В 1869--1870 гг. вышли три тома сочинений Полонского в издании М. О. Вольфа.
   

ТУРГЕНЕВ -- Я. П. ПОЛОНСКОМУ

5(17) мая 1869. Баден-Баден

Баден-Баден. Thiergarlenstrasse, 3.
Понедельник, 17-го/5
мая 69.

   Милый Яков Петрович! Спасибо тебе за присланный фельетон "Голоса". Так как Краевский обвиняет меня во лжи и чуть не в краже -- то я почел нужным ответить ему в нескольких словах, которые появятся в "С.-П. бургских ведомостях" 1.
   Никакой иронии у меня и в уме не было, когда я писал тебе о нефранкировании письма; я только хотел наверное получить этот фельетон. Пожалуйста, продолжай и впредь писать мне, не франкируя -- безо всяких церемоний, Я и не такую безделицу готов платить за удовольствие получать твои письма.
   Из присланных тобою стихотворений мне вполне нравится "Шиньон" -- за исключением куплета: "неужели миллионы..." и т. д. Он и неясен и неловок -- и совершенно не нужен. Недурно: "Когда я был в неволе" и, пожалуй: "В наводненье". Но "Льды" совершенно разъехались во все стороны -- так что и поймать их нельзя -- иное даже вовсе непонятно, как -- "их румянец больной", щари родного края..." и т. п. Какая-то мысль напрашивалась -- но не выработалась в ясную поэтическую форму. "Наяда" -- или "Перед морем", вдруг свертывает на дешевенькое философствование, которого ты должен избегать. Повторяю: "Шиньон" -- вот это хорошо и красиво -- хоть и забраковано двумя журналами 3.
   Я получил также (вчера) твои два тома 3 -- и уже отыскал несколько моих любимых стихотворений. Я их перечту со вниманием и скажу тебе все, чтб мне придет в голову) а пока прими мое искреннее спасибо. Я теперь в такой немилости у публики, что, что бы я ни сделал -- все не так. Вот уж точно: "недовернулся, бьют; перевернулся -- бьют" 4. Письмо мое о Веймаре, конечно, реклама; но реклама о вещи, которую я считаю прекрасной. Но находить бестактным, что после 25-тилетнего знакомства я в первый раз произнес имя г-жи Виардо в таком деле, которое совершалось воочию всех -- это превосходит даже мои ожидания! 5 Ну да уж коли Краевский может третировать меня свысока и с презрением -- значит, я старая колода, на которую всякая собака <-- -- --> может.
   Штакеншнейдера 6 я приму с участием -- и напрасно ты думаешь, что я уж так дорожу своим временем, что более 10 минут ему не уделю. Работа моя -- все-таки те же литературные воспоминания -- приближается к концу 7. Через месяц я непременно в Петербурге и, конечно, буду у тебя.
   Извести меня тотчас, как только узнаешь окончательное решение твоей сестры. Кланяюсь твоей жене и дружески жму тебе руку.

Преданный тебе
Ив. Тургенев.

   ПСП, с. 158--160. Письма, т. VIII, с. 26-27.
   1 Речь вдет о статье А. А. Краевского, направленной против (Воспоминаний о Белинской" Тургенева (Голос, 1869, 10 апреля, "Библиография и журналистка"). Подробнее см. об этом в письмо Тургенева к Анненкову от 2 (14) мая 1869 г. (Письма, т. VIII, с. 24).
   2 Стихотворения "Полярные льды", "Шиньон", "Когда я был в неволе", "В наводненье" и "В прилив" (в первой редакции "Наяда") напечатаны в сборнике "Снопы" (СПб,, 1871) с учетом замечаний Тургенева.
   3 Полонский Я. П. Сочинения, т. I--III. Изд. М. О. Вольф. СПб., 1869--1870.
   4 Имеется в виду критика по адресу романа "Дым", "Воспоминаний о Белинском".
   5 Очевидно, Полонский сообщил Тургеневу в не дошедшем до нас письме чей-то недовольный отклик на статью о постановке оперетты "Последний колдун" (см. примеч. 1 к предыдущему письму).
   6 Штакеншнейдер -- Адриан Андреевич, юрист, участник студенческого движения, принадлежавший к дружеской для Тургенева и Полонского семье архитектора А. И. Штакеншнейдера.
   7 "Литературные и житейские воспоминания", над которыми работал в это время Тургенев, готовились для 1-го тома сочинений писателя (изд. Ф. И. Салаева), который вышел в конце ноября 1869 г.
   

ТУРГЕНЕВ -- Я. П. ПОЛОНСКОМУ

9(21) ноября 1869. Баден-Баден

Баден-Баден.
Thiergartenstrasse, 3.
Воскресение, 9/21-го нояб. 69.

   Твое письмо меня очень огорчило, милый мой Яков Петрович; в нем выражается нечто вроде отчаяния 1. Поэзии действительно плохо приходится в ваше время, особенно если она не поражает читателя своим блеском и треском -- и критика над тобою глумится и потешается неприличным образом2. Я придумал следующее: я на днях напишу собственно о тебе фельетон и пошлю его (с моей подписью) в "С.-П.бургские ведомости"; не сомневаюсь, что редакция его примет -- и хотя едва ли от этого для тебя будет много пользы -- так как ведь и мой авторитет сильно поколеблен -- однако все-таки надо попытаться; да и мне будет приятно высказаться наконец насчет твоей -- и вообще насчет стихотворной деятельности, столь жестоко попираемой теперь свиными и не свиными ногами. Я намерен тотчас приняться sa этот фельетон -- и перед тем прочесть "Признания Чалыгина", о которых, если они мне понравятся, скажу также свое мнение 3.
   А тебе, милый друг, советую не терять присутствия духа. Сколько раз в жизни мне случается припоминать слова, сказанные мне одним старым мужиком: "Коли человек сам бы себя не истреблял -- кто его истребить может?" 4 И ты себя не истребляй. Продолжай делать свое, не спеша и не волнуясь; будут у тебя брать, отдавай; не будут -- храни у себя в портфеле до более удобного времени. Ведь другого ты все-таки не будешь -- и не можешь делать; да и, наконец, кто знает, как и когда окончательно сказывается талант. Сервантес до 63-хлетнего возраста был посредственный, десятистепенный писатель, а там -- вдруг взял -- да написал "Дон-Кихота" и стал No 1-ый 5. У нас на глазах пример другой: С. Т. Аксаков 6. Твоя литературная деятельность все-таки не бесславна; ты не служил, как С. Т. Аксаков, посмешищем, позорным именем вроде Орлова или Аскоченского 7. А потому -- мужайся и, стиснув зубы, иди, иди!
   Итак, жди фельетона -- и будь здоров и не рыдай ни явно, ни тайно. Это ни к чему не ведет.
   Дружески кланяюсь твоей супруге и жму тебе руку. Преданный тебе

Ив. Тургенев.

   ПСП, с. 165--167. Письма, т. VIII, с. 126--127.
   1 Отчаянием было проникнуто письмо Полонского, сетовавшего на совершенное отсутствие всякой критики (Звенья, т. 8, с. 163--165) и другие "великие несправедливости в литературной мире" (Письма, т. VIII, с. 468).
   2 В сентябре 1869 г. вышел журнал ОЗ, где была напечатана резко отрицательная рецензия на два вышедших тома сочинений Я. П. Полонского в изд. Вольфа (автор M. Е. Салтыков-Щедрин).
   3 В письме к редактору СПбВед (1870, No 8, от 8 января) писатель дал высокую оценку прозе Полонского, в частности роману "Признания Сергея Чалыгина" (печатался в "Литературной библиотеке", 1867, No 3--6, 8, 12), считая его достойным занять место вслед за биографической прозой Л. Н. Толстого.
   4 В романе "Дворянское гнездо" (гл. XXXVI) устами крепостного старика Антона высказывается схожая мысль: "Всяк человек, барин-батюшка, сам себе на съедение предав".
   5 Первый том романа "Дон-Кихот" вышел из печати в 1605 г., когда Сервантесу было 58 лет. Над вторым томом писатель работал вплоть до 1615 г.
   6 Прославившая С. Т. Аксакова "Семейная хроника" была напечатана в 1856 г., когда писателю было уже 65 лет,
   7 Имеются в виду А. А. Орлов, чье имя было скомпрометировано в литературе (см. статью Алексея Корнеева "Оправданный Александр Орлов" в сб.: Встречи с книгой, вып. 2. М., 1984, с. 241); В. И. Аскоченский -- редактор ретроградной "Домашней беседы", автор тенденциозной статьи "Блестки и изгарь" (1869) о романе Тургенева "Отцы и дети". Ханжество и обскурантизм Аскоченского стали среди современников понятием нарицательным. См., например: Герцен А. И, Богомокрицы и богосаранча,-- Герцен, т, XIV, с, 309-314,
   

Я. П. ПОЛОНСКИЙ -- ТУРГЕНЕВУ

25 ноября (7 декабря) 1869. Петербург

С.-Петербург. Исакиевская
площадь, дом Голенищева,
No 2, квартира Полякова.

Друг мой, Иван Сергеевич.

   Нынче, рано утром, при свечах еще, получил я второе, утешительное письмо твое. Как это странно! Когда я посылал к тебе мое отчаянное письмо, я думал: ну! теперь все кончено, конец нашей переписке и конец твоему дружескому ко мне расположению, думал, что ты мысленно назовешь меня "тряпкой, нюней", припишешь мое отчаяние к воплям непомерного самолюбия, подавленного громадностью моей бесхарактерности и бессилия, и скажешь: не буду отвечать ему -- черт с ним!
   Можешь же сам представить теперь, как неожиданно утешительны для меня твои добрые письма. Как я рад, что ты не только не разлюбил меня, но еще хочешь преломить за меня копье свое на литературном турнире 1.
   Недаром я бессовестнейшим образом приставал к тебе: прочти да прочти "Признанья Чалыгина"! Все мне казалось, что там есть кой-что хорошее, что недаром, когда я писал этот роман, все так живо и ярко рисовалось в моем воображении, все -- до мельчайших подробностей -- и недаром какой-то фельетонист "Голоса", упоминая о книжках "Литературной библиотеки", сказал, что Полонский пишет свою автобиографию (!!!)2.
   Не продолжал я писать моего романа по следующим причинам.
   1-я причина: "Литературная библиотека" вдруг приняла подлое направление и затем прекратилась 3.
   2. Никто, решительно никто не мог мне сказать: хороша ли первая часть и стоит ли продолжать роман. Уже девять лет с кончины Добролюбова (который еще снисходил ко мне) 4, кроме брани и насмешек, в литературном мире я ничего не слышу -- поневоле потеряешь всякое к себе доверие (ты положительно первый, который намерен вступиться за меня).
   3. За участие в "Литературной библиотеке" я изгнан Некрасовым из "Отечественных записок". Стихи мои перестали принимать, стало быть, на продолжение романа в других журналах нечего было и надеяться -- а трудиться ради самоуслаждения, не имея в виду материальной помощи для разных семейных и домашних потребностей, я не могу -- не могу по той простой причине, что бог не дал никакого состояния.
   Если я теперь продал и свое время, и свою свободу -- то ради только той надежды, что хотя под старость проживу независимо от службы и от благорасположения редакторов. Едва ли, впрочем, и эта надежда сбудется -- слишком здоровье мое расшаталось, проскриплю ли я до того времени...
   Теперь скажу о самом романе.
   Я предполагал написать не менее четырех частей и таким образом до конца проследить за судьбой действующих лиц, выведенных мной в достаточно большом количестве.
   Мысль, или, лучше сказать, план романа, объясняется в двух словах.
   Юный Чалыгин вдруг оказывается без бумаг и без всяких доказательств на свое законное происхождение. (Друг матери его, взятый под арест, забыл эти бумаги у себя в кармане, и они были отобраны следственной комиссией или жандармами.)
   Родные отца Чалыгина пользуются этим -- интригуют и расставляют сети, чтобы захватить в свои руки все имение его матери.
   Юношу не принимают в университет.
   Является подставной, ложный отец, который открывает ему тайну его рождения -- тайну вымышленную -- и повергает его в совершенное отчаяние (в первой части -- это то самое лицо, которое садится в погребальную карету и наблюдает за мальчиком). Является необходимость записаться в податное сословие. Юношу пугают рекрутством, палками, советуют бежать за границу с фальшивым паспортом -- и в то же время уговаривают поймать беглеца и засудить его.
   Все прежние мечты и надежды -- все гибнет, любовь изменяет. Отчаянные замыслы растут в голове, вдруг -- письмо из Сибири от друга его матери (представь себе, забыл его фамилию) -- извещает его о его документах и наводит его на следы, где их искать.
   Тайно от мнимого друга уезжает он в Питер хлопотать -- старые встречи и проч.
   Десять лет Чалыгин борется с людьми николаевского времени, с бюрократией, с полицией, с своими страстями и, когда достигает признания прав своих, чувствует, что уже устал для дела, что прошла его молодость, что нечего ожидать.
   Что значит в России человек без документов и как вся жизнь от них зависит -- вот что хотел я показать.
   И конец должен был быть такой же грустный, как начало романа, и заключать в себе грусть николаевского времени.
   Вот план романа в немногих словах. Судьба всех других лиц также мною была обдумана -- все должно было пройти перед глазами Сережи Чалыгина и задевать за его судьбу и отражаться на его характере.
   Видишь сам, что задача не маленькая -- и напиши ты мне письмо такое же, какое я получил нынче, тому назад год -- я бы немедленно принялся за продолжение, теперь не знаю, удастся ли мне это. Другого экземпляра у меня нет. Все я забыл (даже имена действующих лиц забыл!). Нужно не только перечитать первую часть,-- опять подстроить себя на эту тему, что трудно при моей теперешней обстановке.
   Не знаю, может быть, письмо твое в редакцию "Санкт-Петербургских ведомостей" подтолкнет меня на новые занятия, и я примусь за продолжение романа. Желаю исполнить совет твой и попытаюсь. Пойдет -- хорошо, не пойдет -- брошу 5. Надо будет к Юркевичу 6 обратиться с просьбой достать мне еще экземпляр "Литературной библиотеки", я слышал, что все экземпляры проданы на обертку -- и достать их почти невозможно. Разве ты, как-нибудь, воротишь мне экземпляр, находящийся в руках твоих.
   На днях постараюсь выслать тебе третью часть моих сочинений, в ней мои повести -- "Статуя весны", "Груня", "Дом в деревне", "Рассказ вдовы", "Как иные путешествуют", "Разлад" и комедия "Свет и его тени".
   Что еще сказать тебе?
   Если, пиша обо мне, ты не меня, а врагов моих будешь иметь в виду, то нечего тебе и говорить с ними об эстетических сторонах или о красивых стихах, которые тебе таковыми покажутся -- всего более напирай на смысл, на мысли, ибо все, что стараются они доказать, заключается в том, что у меня ни мысли, ни смысла -- ничего, кроме звучных и красивых стихов. Толковать с ними об искусстве -- то же, что воду толочь. Недавно, т. е. летом, кажется, в июньской книжке "Дела" кто-то написал критику на стихотворения Курочкина -- разумеется, расхвалил его до небес -- а в меня с братьей бросил ком грязи. Обо мне вот что сказано: "Полонский рассуждал только о том, о чем думают сосны". Этим определил критик всю мою деятельность 7.
   Но прощай -- прошлую ночь я спал не более 3-х часов, теперь спать хочется.
   Муж моей сестры выздоровел. Хотя очень слаб -- все кости болят. Он продолжает службу. Я его видел -- следа помешательства не заметно, только очень похудел. Сестра по-прежнему лежит и не встает с дивана. Оба кой-как перебиваются -- изредка, чем бог пошлет, я им помогаю 8.
   Но прощай, дружище Иван Сергеевич.
   Уведомь, нет ли слухов о Кублицком -- жив ли он или умер в Баден-Бадене. В сентябре его квартира в Москве была наглухо заперта. Что с ним? Это товарищ моего детства, рязанский сосед. Шумно прошла его юность -- но болезнь подкосила и загубила всю его жизнь. Грустно мне о нем думать".
   До свиданья.

Остаюсь твой друг Я. Полонский.

   1869. Ноября 25 дня ст. ст.
   
   Жена моя очень и очень тебе кланяется. Она у меня славная, добрая жена -- простая и любящая. Дай бог, чтоб теперешние отношения наши никогда не изменялись к худшему. Твои письма ко мне и твое участие ее сильно трогают.
   
   ЛН, т. 73, кв. 2, с. 220--222.
   1 Речь идет о намерении Тургенева написать полемическую статью о сочинениях Полонского в газету СПбВед.
   2 Библиографический обзор в газете "Голос" (1867, 15 июля).
   3 "Литературная библиотека", на страницах которой в 1867 г. печаталась первая часть романа Полонского "Признания Сергея Чалыгина", вызвала неудовольствие передовой и либерально настроенной интеллигенции антидемократическими выступлениями. В феврале 1868 г. она прекратила свое существование.
   4 Доброжелательная рецензия Добролюбова на "Стихотворения Я. П. Полонского. Дополнение к стихотворениям, изд. в 1855 г." (СПб., 1859); поэму "Кузнечик-музыкант" (СПб., 1855); "Рассказы Я. П, Полонского" (СПб., 1859) появилась в С, 1859, No 7, с. 79--91.
   5 Роман не был закончен Полонским. Первая часть его перепечатана в сборнике стихов и прозы Полонского "Снопы" (СПб., 1871).
   6 Так назван Полонским Ю. М. Богушевич -- редактор и издатель "Литературной библиотеки". Об этой ошибке см. ЛН, т. 73, кн. 2, с. 223.
   7 Имеется в виду статья Минаева "Старая и новая поэзия" (Дело, 1869, No 5).
   8 Речь идет о Н. Г. и А. П. Баршевых.
   9 M. E. Кублицкий умер в 1875 г., оставив Полонскому по завещанию большую библиотеку.
   

Я. П. ПОЛОНСКИЙ -- ТУРГЕНЕВУ

27 декабря 1869 (8 января 1870). Петербург

Исакиевская площадь, дом No 5,
графа Зубова (быв. Голенищева),
квартира Полякова.

Милейший друг Иван Сергеевич!

   Поздравляю тебя с наступившим уже для тебя новым годом. Дай бог тебе всего хорошего...
   Жду и я нового года, чтобы прочесть твою повесть (в "Голосе" я не читал ее) 1. Получил я посланный тобой экземпляр моего романа и очень пожалел о том, что я его от тебя вытребовал; ибо в одной книжной лавочке нашел полный экземпляр "Литературной библиотеки" за 1867 год и за полтора рубля купил его. Таким образом, у меня уже нашелся один экземпляр -- и с меня, конечно, этого довольно. Перечел я свое произведение, иначе сказать, мой "chef-d'œuvre" {"шедевр" (фр.).}, как ты полагаешь 2,-- нашел, что местами растянуто, местами язык не довольно обработан. Очерком же характеров сам остался доволен. Не знаю еще, насколько хватит у меня сил -- а главное, свободного времени, для того, чтоб продолжать мой роман. Попробую, пойдет -- хорошо, не пойдет -- делать нечего, брошу...
   С великим нетерпением ждал я твоего письма к редакции "Санкт-Петербургских ведомостей" -- и, веришь ли, несмотря на мое ожидание и веру в твое слово, я никак даже и представить себе не мог напечатанным письмо твое о моей литературной деятельности. Во-первых, потому что сам честнейший Корш будет в недоумении, сиречь в нерешительности, пустить его или не пустить в печать -- хвалить или даже просто симпатически относиться к стихотворной деятельности так как-то не современно -- до такой степени озадачить многих из числа его передовых сотрудников, что, чего доброго, они будут советовать Коршу если не отказаться совершенно, то погодить печатать, иначе сказать, отложить в долгий ящик.
   Во-вторых, я до такой степени убедился в несчастной судьбе моей литературной деятельности, что предчувствую, письма твоего не будет -- или потому что ты почему-нибудь его не кончишь -- явится такая случайность, которая тебе помешает, или оно пропадет на почте, или пьяный наборщик в типографии нечаянно разорвет его или зальет маслом. Одним словом, явится само собой какое-нибудь препятствие. Так, по крайней мере, было со мной постоянно. Только что хотели писать что-то обо мне в "Московском обозрении" -- журнал лопнул. Только что готовили статью о стихах моих в журнале "Время" -- журнал запретили. Стал печатать свою поэму "Братья" в "Женском вестнике" -- журнал обанкрутился и пал. Только что стал писать роман свой в "Литературной библиотеке" -- лопнула. Лучшие главы из моей поэмы "Братья" Катков не печатает, даже на письма мои не отвечает 3. Вот тебе еще пример: приехал из Парижа приятель мой, Виктор Владимирович Чуйко -- переводчик Тэна и парижский хроникер "Санкт-Петербургских ведомостей", и приехал ко мне как раз в то время, когда я наслаждался ругней "Отечественных записок", сиречь рецензией на мои сочинения, появившейся в свет за 2 месяца до появления моего издания 4. Чуйко пришел в негодование и как поклонник моей музы расхрабрился. "Хорошо же,-- говорит,-- вот я их! Пишу об вас большую статью в "Вестник Европы", а если там не напечатают, сам оттисну особенной брошюрой и пущу в продажу. Это какие-то болваны! мало того, какие-то варвары!!" Одним словом, загорелся Чуйко -- писать обо мне, да и только...
   Я тогда же сказал ему: "Вряд ли вы это сделаете". -- "Непременно,-- говорит -- честное слово, с завтрашнего дня начну, только велите Вольфу выдать мне книжки вашего издания". Я Вольфу написал записку, и Чуйко, получивший экземпляр, действительно принялся работать.
   Но с тех пор он сошелся с сотрудниками "Отечественных записок" -- с Елисеевым, с Скабичевским, Минаевым и проч. и проч. "Отечественные записки" обещали ему постоянную работу, и с порядочной платой -- и вот Чуйко в раздумье. Неделю тому назад говорит мне: "Мудрено мне так писать об вас, чтобы и правду сказать, и не сделать себе врагов в той партии, которая знать не хочет никакой поэзии и непременно оставит меня без работы и без куска хлеба, если я стану хвалить вас или смотреть на вас как на поэта серьезно, а не шутя. Что прикажете делать? Эта партия потому имеет такую силу, что таково все общество. Разве для русского общества в наше время поэт значит что-нибудь? Ничего не значит. Это ноль и больше ничего. Это варварство. Это невежество, все это так, но с волками жить, по-волчьи выть. Если я буду думать по-европейски, я в России умру с голоду -- мне не дадут работы".
   Вот в каком духе стал говорить мой приятель, и я, конечно, не мог не согласиться с ним. Из каких благ ему, ради меня, подвергать себя изгнанию из самых капитальных петербургских журналов. Похвала мне -- это диссонанс. Чтобы произвести этот диссонанс, надо быть совершенно независимым и материально и нравственно 5.
   Страхов H. H. в "Заре" также почему-то ни слова еще не сказал о моем издании, вероятно, уже совершенно по другой причине -- потому что я не славянофил и в "Заре" не участвовал и едва ли буду участвовать. Мое же стихотворение "Шиньон" было Кашпиревым, то есть редактором "Зари", отвергнуто с негодованием как стихотворение революционное 6 -- несмотря на то, что Страхов брал эти стихи под свое покровительство. Одним словом, со всех сторон для меня черные тучи -- каким образом твое письмо пробьется сквозь них, как некий солнечный луч?! не постигаю...
   И повторяю, что бы ты ни написал обо мне, много добра сделает мне твое письмо. Если не в литературе, то в частной моей жизни. Даже Поляков и тот посмотрит на меня иначе... 7
   Но прощай.
   Обнимаю тебя и целую. Вчера я был именинник в жалел, что в этот день не мог обнять тебя. Жена тебе кланяется. Остаюсь твой

Я. Полонский.

   ЛН, т. 73, кн. 2, с. 227--229.
   1 "Странная история" (BE, 1870, No 1; Голос, 1869, 10 декабря). Повесть без разрешения автора была перепечатана из октябрьского номера журнала "Der Salon" (Берлин) в обратном переводе на русский. Тургенев выразил возмущение по этому поводу в письме к Полонскому от 24 декабря 1869 г. (5 января 1870 г.) -- Письма, т. VIII, с. 158. Подлинный текст появился на русском языке впер вые в BE (1870, No l).
   2 "Шедевром" (ф р.) названы "Признания Сергея Чалыгина" в письме Тургенева к Полонскому от 21 ноября (3 декабря) 1869 г.-- Письма, т. VIII, с. 134.
   3 Сам Полонский не имел точных сведений о предполагавшейся статье ("хотели писать что-то обо мне") в "Московском обозрении" -- журнале, основанном в 1859 г. A. Лаксом (вышло в свет всего два номера этого журнала); в журнале братьев M. M. я Ф, М. Достоевских "Время" был напечатан анонимный обзор "Явления современной литературы, пропущенные нашей критикой" (1861, No 3), где подчеркивалось, что своеобразный талант Полонского заслуживает внимания критики. Но специальная и, очевидно, запланированная редакцией статья о поэте так и не появилась. В петербургском журнале "Женский вестник" (выходил с сентября 1866 но февраль 1863 г. под фактической редакцией В. А. Слепцова; издательница А. Б. Мессарош) были напечатаны только первые две главы поэмы Полонского "Братья". В PB печатались с 1867 но 1869 г. главы 3--8; от печатания последующих глав поэмы, которые не поправились Катнову "по тону", хвалебному в адрес Гарибальди, журнал отказался. Последние написанные главы (9 и 10) были напечатаны в BE (1870, No 4). О "Литературной библиотеке", где печаталась первая часть романа Полонского "Признания Сергея Чалыгина", см. в письме его Тургеневу от 25 ноября ст. ст. 1869 г. и в примеч. к нему.
   4 Имеется в виду критическая статья М. Е. Салтыкова-Щедрина. См. примеч. 2 к письму Тургенева от 9 (21) ноября 1869 г.
   5 Один из рядовых журналистов Владимир Викторович Чуйко (у Полонского в имени ошибка) с 1867 г. был парижским корреспондентом СПбВед. Устойчивостью взглядов не отличался. Поэзии Полонского посвятил раздел в книге "Современная русская поэзия в ее представителях" (СПб., 1885).
   6 Стихотворение "Шиньон", одобренное Тургеневым (см. письмо от 5 (17) мая 1869 г.) было напечатано лишь в 1871 г. в сборнике стихов и прозы Полонского "Снопы", с поправкой, предложенной Тургеневым).
   7 Полонский был воспитателем сына известного железнодорожного деятеля, миллионера С. С. Полякова.
   

Я. П. ПОЛОНСКИЙ -- ТУРГЕНЕВУ

21 января (2 февраля) 1870. Петербург

21 января ст. ст.
С.-Петербург. Исакиевская площадь,
дом No 5, квартира Полякова.

Милый мой, дорогой Иван Сергеевич.

   Письмо твое появилось в 8 No "Санкт-Петербургских ведомостей": для меня оно было ожидаемая неожиданность, для других -- неожиданность неожиданная.
   Друзья мои -- то есть много-много что пяток или шестерня приятелей -- ив том числе поклонники поззииј видимо, ему обрадовались. В доказательство посылаю тебе записку, в тот же день присланную мне П. М. Ковалевским 1.
   Редакция, видимо, напечатала твое письмо только потому, что ты -- никто другой, как Тургенев,-- и оговорилась2.
   Как приняли его враги мои (их же несть числа), не ведаю -- ибо не вижу их.
   Читая письмо твое, я чувствовал то же самое, что, вероятно, чувствует полувысохшее в зной растение в ту минуту, когда его поливают. Кое-что во мне посвежело.
   Но благодарность не исключает правды. Выскажу тебе откровенно, что заключение твое о Некрасове меня немножко покоробило. Ты скажешь мне, что это твое искреннее убеждение,-- но не всегда возможна и должна быть подобная искренность.
   Во-первых, все более или менее знают о твоих более чем холодных отношениях к Некрасову и слова твои сочтут за выражение личной мести.
   Во-вторых, к словам твоим легко придраться -- они на руку нигилистам и всей некрасовской партии. Вот что они скажут: у Некрасова, по мнению Тургенева, нет на грош поэзии -- и, несмотря на это, он всех увлек, в свое время был выразителем общественных дум и стремлений, имел и имеет сотни подражателей -- одним словом, влиял, пробуждал и пр. и проч. Стало быть, не ясно ли, что поэзия отжила свое время и поступила в число старых игрушек, потеряла всю свою власть и значение. Не правы ли мы, преследуя поэзию как чистое искусство? Если только прав Тургенев, то мы вдвойне правы.
   Вот что подумают, и вот какие выводы возникнут из твоего слишком резкого осуждения. Не значит ли это подать оружие в руки врагов своих?
   Я с тобой не спорю, но думаю, что одними стихами без поэзии Некрасов не мог бы влиять, не мог бы занять того места в литературе, какое занимал.
   Если бы ты сказал, что поэзия, служащая интересам дня, как газета, скоро забывается, что жизнь, выдвигая на сцену новые интересы, душит тех художников, которые служили толпе, не служа искусству,-- по моему крайнему разумению, ты был бы правее.
   Вот что, между прочим, говорил мне Буренин (Z) 3.
   Если бы Тургенев бил Некрасова с точки зрения какой-либо партии, он был бы прав -- в борьбе партий все позволительно. Но, становясь на почву беспристрастия и справедливости, Тургеневу не следовало бы прибегать к такой крайности, т. е. херить Некрасова и проч.
   По-видимому, письмо твое возбудило много толков -- недаром же Незнакомец назвал его появление миленьким событием 4.
   Вероятно, толки эти позднее отзовутся в литературе -- у одних усиленной против меня бранью, у других заступничеством.
   Что будет, не ведаю -- но что бы то ни было, я всеконечно тебе благодарен. Из письма твоего если узнают, что стихи мои изданы и продаются -- то и это уже великая помощь и благодеяние.
   Отзовись мне на мое письмо 5. Напиши, дойдет ли оно до тебя. Я нарочно медлил писать, чтоб дать тебе время усесться на одном месте.
   Читал ли в "Санкт-Петербургских ведомостях", где слегка осуждают тебя за то, что ты, несмотря на свою подагру, присутствовал на казни Тропмана и 7 часов был на воздухе. Автор Парижского письма тебя не оправдывает 6.
   Если это отзовется на твоем здоровье, то, признаюсь тебе, и я не стану тебя оправдывать.
   В следующем письме пришлю кой-какие стишки. Обнимаю тебя, целую и остаюсь тебе преданный друг

Я. Полонский.

   Г. Н. Данилевский опять собирается послать к тебе свои романы -- говорит, что жаждет услышать твое мнение, каково бы оно ни было 7.
   
   ЛН, т. 73, кн. 2, с. 292--233.
   1 Записка П. М. Ковалевского не сохранилась.
   2 Печатая письмо в СПбВед (текст его см.: ПСС, 1, т. XV, с. 154--160), редакция газеты сопроводила его "необходимыми оговорками" о том, что "личное мнение такого первоклассного писателя, каков г-н Тургенев", все же не вполне соответствует "верной критической оценке" творчества Полонского (СПбВед, 1870, No 8, 8 января).
   3 Литерой "Z" В. П. Бурении подписывал свои литературные обзоры в СПбВед.
   4 "Миленьким событием" А. С. Суворин (псевдоним -- "Незнакомец") назвал письмо Тургенева в обзоре "Недельные очерки и картинки" (СПбВед, 1870,, 11 января).
   5 Тургенев ответил Полонскому 29 января (10 февраля) 1870 г. и в письме повторил мотивы своего отрицательного отношения к поэзии Некрасова, но выразил и сожаление, что доставил неприятности адресату ("быть может, политика требовала, чтобы я не упоминал этого имени" -- Письма, т. VIII, с. 183).
   6 Речь идет о письме из Парижа от 12 (24) января 1870 г. П. Д. Боборыкина (СПбВед, 1870, 20 января). Автор не понял побудительных причин интереса писателя-гуманиста к "минуте репрессалии". Тема эта получила широкое общественно-политическое и психологическое- толкование в очерке Тургенева "Казнь Тропмана" (1870).
   7 Об отношении Тургенева к произведениям Г. П. Данилевского см.: ЛН, т. 73, кн. 2, с. 234--236, а также РЛ, 1980, No 1, с. 121-124.
   

ТУРГЕНЕВ -- Я. П. ПОЛОНСКОМУ

2(14) марта 1872. Париж

Париж.
48,
rue de Douai.
Четверг, 1412 марта 1872.

   Любезный друг Яков Петрович, как исправный корреспондент, отвечаю немедленно на твое письмо 1 -- и тоже по пунктам:
   1) Стихотворение "Утес" доставлено толстому приятелю Н. В. Ханыкову. Он процветает.
   2) По заведенной между нами привычке быть откровенным скажу тебе, что присланное тобою стихотворение "Блажен озлобленный поэт" не совсем мне нравится, хотя и носит печать твоей виртуозности. Оно как-то неловко колеблется между иронией и серьезом -- оно либо не довольно зло, либо не довольно восторженно -- и производит впечатление в одно и то же время и неясное и напряженное. Я не сомневаюсь в том, что Стасюлевич его не принял не из политики -- а просто потому, что оно ему не понравилось. Впрочем, я даже не понимаю его намека на того, на кого ты якобы намекал -- и если ты отгадал, о ком шла речь, то я только вложил в рот палец изумления! Я не говорю о первой половине -- тут несомненно фигюрирует Некрасов -- хотя ты и не допускаешь этого -- но кто во второй половине (которая гораздо слабее первой)? Ты сам? Нет, это все не вытанцовалось 2.
   3) Тем хуже для Фета, если он к тебе не заехал. Философия Льва Толстого и его собственная его совсем с толку сбили -- и он теперь иногда такую несет чушь, что поневоле вспоминаешь о двух сумасшедших братьях и сумасшедшей сестре этого некогда столь милого поэта. У него тоже мозг с пятнышком. А что Мещерский не понял его статей -- дело весьма естественное 3.
   4) Что же касается до "Гражданина" самого кн. Мещерского -- то это, без сомнения, самый зловонный журналец из всех ныне на Руси выходящих. Он мне его посылает. Предсказываю ему (журналу, не Мещерскому) скорое околение -- и не насильственной смертью.
   5) У твоих парижских знакомых был два раза и намерен их посетить еще на днях. Они очень добрые и хорошие люди 4.
   6) Чайковского я видел в Москве и слышал его музыку и находился с ним в переписке -- но лично с ним не познакомился. Он мне кажется человеком весьма симпатическим -- и талант у него несомненный, во всяком случае, гораздо более замечательный, чем у всех г.г. Кюи, Балакиревых и прочих бездарностей, которых (так же как и покойного Даргомыжского) стараются раздуть в гении. Увертюру, о которой ты пишешь, я не слышал?.
   7) Ты мне не говоришь ничего о своем здоровье. Как я должен это понимать? Вероятно, в хорошем смысле.
   8) О "Вешних водах" я -- как вообще о всех вещах поконченных и сданных в архив -- перестал думать. Я рад, что иные кушают да похваливают; а кто выплевывает -- это его дело. Пусть берется за другие яства. Quod scripsi -- scripsi 5.
   9) Отсюда я выезжаю 20-го/8-го апреля -- и потому, если никакой беды не приключится, на Святой неделе предстану перед тобою в виде белого яйца -- и похристосуюсь. А до тех пор будь здоров, работай, не хандри -- и поклонись от меня твоей милой жене.

Преданный тебе
Ив. Тургенев.

   P. S. Ты, злодей, опять не выставил своего адресса -- и я должен был с полчаса копаться в старых письмах, пока не отыскал его.
   
   Звенья, т. 8, с. 170--171. Письма, т. IX, с. 236--237.
   1 Письмо Полонского, написанное в конце февраля или в начале марта н. ст. 1872, см.-- Звенья, т. 8, с. 167--168.
   2 В стихотворении Полонского "Блажен озлобленный поэт" (первоначальное название "Мы и поэты") М. Стасюлевич, редактор BE, увидел намек на Некрасова, автора стихотворения "Блажен незлобивый поэт", и не захотел печатать его в журнале. Текст первой редакции см.: Полонский Я. П. Стихотворения. Л., 1954, с. 524--525. В переработанном виде оно напечатано в сборнике "Складчина" (СПб., 1874).
   3 В очерках Фета "Из деревни" (последний в "Заре", 1871, No 6) высказывались мысли, близкие Л. Н. Толстому (о "духе работы и тишины", об идеале "естественного человека"). Тургеневу был чужд "дух фермерства", пронизывающий деревенские очерки Фета. О социально-философском содержании очерков Фета "Из деревни" см. подробнее: Фет А. А. Соч. в 2-х томах, т. 2, с. 373--380. Тургенев имеет в виду в письме душевнобольных братьев Фета Василия и Петра Шеншиных, а также сестру Надежду Афанасьевну, в браке -- Борисову.
   4 Полонский просил посетить сестер его первой жены Е. В. Устюжской.
   5 Полонский писал об увертюре к "Юлии и Ромео" и оценивал музыку Чайковского "не ниже Бетховена". Об отношении Тургенева к этому композитору см.: Шольп А. "Евгений Онегин" Чайковского. Л., 1982, с. 58--117. Мнение Тургенева о творчестве композиторов, принадлежавших к "Могучей кучке", в дальнейшем частично изменилось: в 1874 г. он слушал в Петербурге в исполнении Мусоргского фрагменты оперы "Хованщина", а также его романсы и получил большое удовлетворение (письмо к Полине Виардо от 22 мая (3 июня) 1874 г.). Более других из русских композиторов после Глинки Тургенев ценил Чайковского, Римского-Корсакова, Серова, Бородина (см.: Крюков А. Тургенев и музыка. Л., 1963, с. 97-110).
   6 "В числе моих знакомых,-- писал Полонский,-- я знаю немало поклонников твоего нового произведения -- Тютчев, Маркевич, П. М. Ковалевский, и даже Гр. Данилевский, говоря о нем, глаза свои закрывает от восторга" (см. примеч. 1).
   7 Латинское "quod scripsi -- scripsi" (что написал -- написано) соответствует старославянскому "еже писах-писах!".
   

Я. П. ПОЛОНСКИЙ -- ТУРГЕНЕВУ

Конец сентября -- начало октября 1873. Петербург

С. Петербург. Обуховский
проспект. Дом Шольца,
No 7,
кв. No 6.

   Спасибо, милый друг Иван Сергеевич, за то, что скоро откликнулся -- очень рад, что здоровье твое поправилось. Надеюсь, что опять станем переписываться, ибо переписка с тобой для меня лишняя отрада в жизни.
   Вчера приятель мой Златковский занес мне фельетоны Буренина о моей несчастной Мими 1 и стал читать. Начинается как бы упреком Некрасову за то, что он, дурак, заплатил за нее якобы за стих по червонцу -- словом, начинается с сплетен. Я сказал, что дальше слышать ничего не хочу -- так и не читал и читать не стану. Знаю, что он меня грязнит, а как и чем грязнит, знать не хочу.
   Удивительное дело! Прежде чем что-нибудь решиться напечатать -- прочтешь и тому, и другому, и третьему -- и когда уже убедишься, что поэма нравится строгим ценителям и судьям, скрепя сердце решишься продать ее. Что же -- со всех сторон начинают плевать и языки высовывать.
   Я желчь Буренина своей поэмой вспенил, И завоняло так, что страх. Должно быть, у себя в Ведомостях Он что-нибудь да набуренил.
   Все-таки жаль, что Некрасов напечатал только одну половину, из которой ничего не видно, а главная мысль та, что женщины вроде Мими ни на какие нравственные, глубоко задушевные вопросы отвечать не могут. Моя поэма (или, лучше сказать комедия в форме поэмы) кончается тем,; что барон уступает ее молодому юноше -- да еще в придачу к ней дает свою виллу, а тот по молодости лет своих не берет. Убеждения торжествуют, ибо эта юность не успела настолько развратиться, чтобы продать себя.
   Я хотел быть на похоронах Сувориной 2, но уже в Мариинской больнице не застал выноса, ее повезли оттуда в 9 часов. Суворина я не видал, потому что Корш мне советовал к нему не ехать -- он в таком горе, что близок к помешательству. В "С.-Петербургских ведомостях", в том номере, где меня ругают, ты найдешь довольно подробный рассказ об этом происшествии, написанный, как кажется, самим Коршем.-- Меня это приключение так поразило, что я весь день ходил как в чаду, не мог ни читать, ни писать и окончил день мигренью, т. е. в постели.
   Черт знает, что делается на этой якобы святой Руси -- приезжай-ка, дружок, да поживи-ка с нами -- ты увидишь, вкусно ли? Особливо после заграничной жизни.
   Некрасов все еще на охоте в Чудове -- он на охоту ездит со своей Зинаидой Николаевной 3. Эта Зинаида очень милая и симпатичная блондинка, радушная, приветливая, без всяких ужимок,-- и, говорят, страстная охотница, т. е. ездит на охоту и хорошо стреляет.
   Изо всех двуногих существ, мною встреченных на земле, положительно я никого не знаю счастливее Некрасова. Все ему далось -- и слава, и деньги, и любовь, и труд, и свобода. Надоест Зинаида -- бросит и возьмет другую, а жаль, если бросит.
   Пожалуйста, уведомь, что Анненков. Мне будет очень грустно, если с ним случится что-нибудь недоброе.
   К Стасюлевичу думаю отправиться нынче -- и отнести ему кое-какие стишонки.
   Между ними есть и послание к Фету (ему не посланное), ну, это послание никто не напечатает, кроме "Русского вестника" 4 да "Гражданина" -- хотя в нем ничего нет ретроградного.
   Если будет время, стишонки тебе перепишу.

Целую тебя и обнимаю.
Твой Я. Полонский.

   Звенья, т. 8, с. 178--180.
   1 Поэма Полонского "Мими", напечатанная в ОЗ (1873, No 9 и 10), вызвала критический отклик Буренина (под псевдонимом "Z") в СПбВед (1873, 20 сентября).
   2 В газетах сообщалось об убийстве первой жены. А, С. Сувориа, детской писательницы А. И. Сувориной Т. П. Комаровым и о самоубийстве последнего "на почве неразделенной любви".
   3 Зинаида Николаевна, подлинное имя -- Фекла Анисимовна Викторова (1851--1915), друг Некрасова с начала 70-х годов. С 1877 г.-- его жена. Ей посвящена поэма "Дедушка" (1870). 12 февраля 1874 г. поэт сделал надпись на подаренном ей собрании своих стихотворений: "Милому единственному другу моему Зине".
   4 Послание Полонского "А. А. Фету" появилось в печати в PB лишь в 1888 г. Возможно, в письме идет речь о другом, не напечатанном послании Фету.
   

ТУРГЕНЕВ -- Я. П. ПОЛОНСКОМУ

24 октября (5 ноября) 1873. Париж

Париж. 48, rue de Douai.
Середа, 5-го нояб./27-го окт. 73.

   Милый друг Яков Петрович, твое большое письмо меня порадовало. Из него я могу заключить, что твое италиянское путешествие и лечение все-таки хотя некоторую пользу тебе принесло 1.
   Я прочел первую половину твоей поэмы в "Отечественных записках". Многое в ней мне понравилось, от нее веет искренностью, а местами поэзией -- но все же мне сдается, что ты в подобных больших произведениях словно не дома, не в своем тоне поешь. Ты по преимуществу лирик с неподдельной, более сказочной, чем фантастической, жилкой; а тут дело в анализе, в характерах, их столкновении и развитии... Это под руку прозаику. Твое крошечное стихотворение "Музыка", которое ты поместил в своем письме, мне почти больше нравится, чем вся "Мими". Впрочем, подождем вторую часть. А что Буренин лается -- это ему столь же свойственно, как Григоровичу лгать, как Некрасову надувать людей, и т. п. Ты называешь его удачником; быть может. Не желал бы я только быть в коже этого удачника.
   Анненков окончательно поселился на зиму в Ницце; наслаждается солнцем, морем, теплым воздухом и здоровьем. Даже кухарку нашел отличную. Ему хорошо.
   Мне очень жаль Суворина. Неужели он не оправится? Если ты его увидишь наконец, уверь его в моем искреннем сочувствии.
   Что я в ноябре не приеду -- это несомненно, и я уже написал в этом смысле Стасюлевичу. Я надеюсь приехать в начале января. Если же я и тогда не явлюсь, это будет значить, что я с литературой навсегда раскланялся.
   Физическое здоровье мое недурно -- и даже хандры я в себе не замечаю; меня сосет тайная тоска бездействия. Но и это может угомониться. И тогда я на полных парусах въеду в пристань старости.
   А ты работай, пока работается -- и не унывай. Если твоя лира не всегда звучит полным звуком -- то струны в ней не порваны.
   Кланяюсь твоей жене и обнимаю тебя.

Преданный тебе Ив. Тургенев.

   ПСП, с. 221--222. Письма, т. X, с. 164--165.
   1 По предложению Тургенева и с его материальной помощью Полонский ездил в мае 1873 г. лечиться соляными парами в пещере Монсуммано (Италия) (см. Письма, т, X, с. 83).
   

Я. П. ПОЛОНСКИЙ -- ТУРГЕНЕВУ

28--31 октября (9--12 ноября) 1873. Петербург

Обуховский проспект,
дом Шольца,
No 7, кв. No 6.

Милейший друг Иван Сергеевич!

   Сейчас только проснулся, видел во сне не тебя, а твой старый коричневый халат: будто бы я хочу надеть его и никак не могу попасть рукой в рукав -- по той причине, что уже рука в рукаве. Что бы сей глупый сон мог значить? Я снам не верю, но иногда они наводят меня на разные размышления. Халат -- это покой, это старость. Ты вчерашним своим письмом опять напомнил мне, что и я уже иду к той же пристани, и как бы заставил меня пожелать халата -- несмотря на добрые, бодрящие слова твои: "Не унывай, работай!"
   Волей-неволей я должен работать до конца дней, до тех пор, пока не опустятся руки или не пришибет нервный удар. Я должен не только работать, но и иметь сбыт в литературных лавочках, чтоб хоть по временам иметь отдых и покой -- ибо с двумя тысячами жалованья можно только кой-как кормиться, но не отдыхать.
   И я много-много тебе обязан за нравственную поддержку {Мне это нужнее, чем поддержка материальная/ (Примеч. Я. П. Полонского.)} -- мне кажется иногда, что не будь ты моим другом, я бы давно погиб. Никто бы не стал и в журналы брать стихов моих, если бы ты никогда не говорил об них (или о моем таланте) с разными редакторами, журналистами и пр. и пр.
   Будь ты в Питере, я бы не напечатал свою "Мими" до тех пор, пока бы не осталось в ней тех прозаических мест, о которых ты говоришь. Ты один яснее всех видишь мои промахи, потому что ты один яснее всех видишь и кой-какие мои достоинства.
   Буренин опять написал целый фельетон о моей "Мими", т. е. вынул из нее душу, мысль, связь, и логическую и психологическую,-- и в этом виде представил ее на позорище 1.
   Я знаю людей, которые ругательски ругают этого Буренина и подлецом, и пошлым дураком, и скотом -- одним словом, не щадя эпитетов. Я же просто думаю, что это великий эгоист и только -- эгоист, ни разу не заглянувший ни в чужое сердце, ни в чужую голову. Целая бездна страстей и ощущений для него -- абсурд, потому что этот человек сам никогда не испытал ничего подобного. Мне кажется, несмотря на то, что он сам пишет стихи, у него нет воображения и что когда он читает, ну положим хоть эти два стиха Козлова --
   
   "Увы! со мною был кинжал,
   И он в крови с коня упал"? --
   
   он, т. е. Буренин, невольно подумает -- какая же тут связь? -- достаточно ли иметь у себя кинжал (т. е. не вынуть его из ножон и не ударить), чтобы кто-нибудь упал в крови!-- абсурд!!
   Вот отчего ему и на роду написано лаять на всякого -- а особливо на того, кто ему не поклоняется -- уже два года, как моя нога не была у него -- этого он мне не простит, а на "Отечественные записки" он зол, потому что там не приняли и не напечатали его какой-то повести.
   Вот, Стасюлевич отказался напечатать у себя в журнале стихотворение "Музыка", которое я посылал к тебе,-- говорит, что оно чересчур уж лирическое. Что же это значит: чересчур лирическое? Это значит, говорит, что содержания никакого нет. А! понимаю!
   Взял назад свою "Музыку" -- и ругать Стасюлевича за это не стал бы, если бы и мог. Не дал бог лаю!.. Куда же я гожусь после этого! Просто надевай халат, да и только.
   Анненков -- это что-то легендарное -- одни уверяют, что он здесь, что он в Обществе вспомоществования литераторам читает статью под заглавием "Пушкин в деревне" 3, другой говорит -- да нет, он за границей, это какой-то другой, должно быть, Анненков. Я видел его на Невском -- т. е. видел его профиль с седой бородкой, немного à la Napoléon. Заехал к его доктору Трофиму Ивановичу узнать, где он остановился. "Его в Петербурге нет,-- говорит доктор.-- Кому же бы и знать, как не мне! Да помилуйте! Я был вчера у его брата Ивана Васильевича -- родной брат, и тот этого не знает -- он бы сказал мне".
   Гаевский уверял меня в том, что он здесь -- а ты пишешь, что он в Ницце наслаждается солнцем с кухаркой. Какой солнцем!-- у нас сырость, мгла и вечные сумерки.
   Очень рад, искренно, душевно рад, что твое здоровье поправляется и что ты не хандришь -- но тоска бездействия, о которой ты мне пишешь, мне в тебе не нравится, потому что в старости ничего нет убийственнее бездействия .
   Попробуй дать отставку старому, еще бодрому генералу или придворному, посади его на покой, и он не выдержит -- захиреет. Я много видел примеров. Пока князь Воронцов 70 лет ломал походы и по целым суткам не слезал в горах с лошади -- был здоров. А как заставила судьба отдохнуть, так и свалился 4.
   Мне кажется, что тот год, в который я не напишу ни строчки, ни одного стиха не состряпаю, будет последним годом в моей жизни.
   И потому дружбой моей заклинаю тебя, не предавайся покою бездействия -- тоска этого покоя та же отрава в старости. Лучше пиши плохо (если только это для тебя возможно), чем сиди сложа руки. Не хочешь повесть писать, пиши записки, воспоминания, характеристики, афоризмы, что хочешь -- только бы не было тоски бездействия.
   Я тоже, брат, чтоб не было этой тоски, пишу новую поэму -- "Келиот" 5. Эх! кабы ты был здесь!-- прочел бы тебе все, что написал. Проверил бы себя или свой труд, да оселка нет.
   Сыну моему Але легче, нынче он встал с постели -- а когда я писал к тебе последнее письмо, у меня дрожали руки от волнения и от усталости. Я думал, что он ночи не переживет, что его задушит, и до 2-х часов ночи искал доктора.
   Прочел ли ты 2-ю часть "Мими"? Она гораздо живее -- но ты прав, что зашел я как бы не в свою сферу. Анализ и поэзия -- это две вещи, которые, положенные рядом, друг друга разъедают.
   Но я утомил глаза твои письмом моим -- целую тебя и остаюсь неизменно тебе преданный друг

Я. Полонский.

   Жена моя свидетельствует тебе свое почтенье. Все желают на тебя взглянуть. Приезжай.
   
   ЛН. т. 73, кн. 2, с. 243--244.
   1 Буренин в своей рецензии назвал 2-ю часть поэмы Полонского "Мими", как и первую, "наивным стихоупражнением" (СПбВед, 1873, 27 октября) в обзоре "Журналистика".
   2 Стихи из поэмы И. И. Козлова "Чернец" (1824).
   3 Сведений о публичном чтении в Петербурге статьи Анненкова "Пушкин в деревне" нет, но в BE (1874, No 2) была напечатана глава из его книга "А. С. Пушкин в александровскую эпоху", посвященная жизни ссыльного поэта в Михайловском в 1824--1826 гг.
   4 Я. П. Полонский в 1844--1850 гг. служил в канцелярии главнокомандующего кавказских войск М. С. Воронцова, который умер вскоре после того, как ушел в отставку (в 1853 г.).
   5 О поэме "Келиот" см. в письме Полонского от 6 декабря н. ст. 1873 г.
   

Я. П. ПОЛОНСКИЙ -- ТУРГЕНЕВУ

Около 24 ноября (6 декабря) 1873. Петербург

С.-Петербург. Обуховский проспект, дом
Шольца, No 7, кв. No 6

Друг Иван Сергеевич!

   До такой степени тяжело отзывается на всем существе моем этот страшный мертвенный застой русского общества, с бездушными праздниками наверху и с скрежетом зубов где-то внизу. До такой степени томит меня это умственное и нравственное разложение всего нашего литературного общества, что я -- я иногда боюсь с ума сойти. Всю жизнь мою я чужд был какой бы то ни было зависти, всю жизнь радовался чужим успехам, и до сих пор, явись новый талант или кто-нибудь из прежних напиши что-нибудь замечательное,-- я возликую, ибо люблю вообще литературу, а свою личность никогда не поставлю выше интересов общего -- и что же -- я окружен только враждой, враждой и враждой.
   Некрасов, чего доброго, боится, не напишу ли я еще какую-нибудь поэму и не вздумаю ли опять продавать ее.
   Плещеев, с тех пор как занял у меня небольшую сумму денег, носу не кажет 1.
   Майков, которого я понукал работать и ободрял и утешал так, как никто,-- скрывает от меня то, что он делает, читает барыням свой перевод из Эсхила 2 -- и когда встречается со мной, ничего не говорит, даже просил не сказывать мне, что ищет место в комитете 3 или в комиссии для рассматривания книг, издающихся для народа, как будто я способен подставить ему ножку! или помешаю ему!
   Достоевский глядит на меня исподлобья, как на отщепенца или как на нигилиста. Маркевич, ближайшее лицо к министру народного просвещения 4, хотя со мной и на ты, по старой памяти, но смотрит вельможей екатерининских времен. Он у меня не бывает, да я и не прошу его к себе. Где нам, дуракам, чай пить, принимать таких великих людей!
   Корш как-то звал меня к себе обедать, но как я пойду к нему? Что за приятность встречаться с Бурениным? Ведь если он мне поклонится, я попрошу его язык мне высунуть.
   Общество Стасюлевича -- для меня чуждо и много-много что выносит меня -- т. е. меня как стихотворца, а не как человека.
   Что же и кто же остается?..
   Недаром ложный слух, что Анненков приехал, заставил меня высуня язык бегать и искать его, хоть Анненков тоже человек ко мне равнодушный; но -- какая же разница!-- это человек, который ни одному литератору в лицо не нахаркает, уж за одно за это я готов обнимать его.
   Да вот еще ты остаешься у меня, но ты далеко, стал редко писать ко мне.
   Все это время я с лихорадочным нетерпеньем ждал от тебя хоть строчки. Каждый звонок в передней волновал меня. Точно любовник любовницу, ждал я письма с французскими клеймами. И не дождался.
   Есть у меня еще теперь один приятель -- голубь, влетевший в форточку, ручной до невероятности, постоянно сидит у меня на плече или на спине. Спит на бюсте Пушкина, который я на ночь покрываю, чтобы он его не запакостил. И нигде, кроме этого бюста, спать не хочет. Музыку тоже, должно быть, любит: посадишь его на фортепьяно, заиграешь, начинает ворковать в такт -- точно маленькая собачонка воет. Жаль только, что глуп.
   Обещанный тебе оттиск "Мими" не посылаю -- совестно. Ведь стихи, которые не могут удовлетворить тебя, ты перечитывать не станешь, да и я сам их не возьму в руки. Не знаю, прочел ли ты вторую часть? Вероятно, прочел, и если прочел под влиянием буренинского фельетона в "Санкт-Петербургских ведомостях", то воображаю себе, как тебе все показалось 5.
   Я недавно ради шутки разобрал 1-е действие "Ромео и Джульетты" Шекспира à la Буренин -- вышло, что Шекспир бездарность первой руки, пошляк и человеческого сердца не знает.
   Меня спрашивают, когда ты приедешь. Почем я знаю? Про себя буду ждать тебя в январе.
   Пишу к тебе больной -- у меня катаральное состояние легких -- вся грудь хрипит, болело и горло, но прошло; нынче побаливает бок.
   Эх! с какою бы радостью умер, если бы не страшно было за жену и детей!
   Коли я не умею себе друзей нажить, где ж им? Жена моя дама не светская, связей делать не способна, а дети малы.
   Но неужели ты и на это письмо не откликнешься хоть строчкой?
   Ты спросишь, что я делаю?
   Пишу "Келиота". Келиот значит афонский монах, живущий в особенной келье. Действие происходит на одном из греческих островков Архипелага. Написал уже 22 главы, остается еще глав 9, по крайней мере.
   Если тоска не загрызет меня, если будничная жизнь не убьет вдохновенья -- то к праздникам надеюсь кончить.
   Если в минуты, когда я бываю внутренно способен на лирические картины, ничто мне не помешает, то "Келиот" выйдет одним из лучших моих произведений по изобилию картин и сильных страстей 6. Если же я должен буду его окончить ради денег -- то выйдет плохо.
   Но прощай.

Целую тебя и обнимаю.
Твой Я. Полонский.

   ЛН, т. 73, кн. 2, с. 246--247.
   1 См.: Письма А. Н. Плещеева к Я. П. Полонскому. Публикация Л. С. Пустильник и Г. М. Фридлендера.-- ЛА, т. 6, с. 346.
   2 Каесандра. Сцены из Эсхиловой трагедии "Агамемнон".-- PB, 1874, No 5.
   3 Речь вдет о Комитете иностранной цензуры, где служил Полонский.
   4 Б. М. Маркевич, с 1866 г.-- чиновник особых поручений при министерстве народного просвещения.
   5 См. примеч. 1 к предыдущему письму.
   6 Первая часть поэмы "Келиот" была напечатана в журнале "Дело" (1874, No 10); окончание под заглавием "Старая борьба" -- PB, 1877, No 8. Первоначальное намерение автора печатать поэму в ОЗ не осуществилось из-за отказа Некрасова.
   

ТУРГЕНЕВ -- Я. П. ПОЛОНСКОМУ

25 января (6 февраля) 1874. Париж

Париж. 25-го января 1874.

Любезный Яков Петрович!

   Желая внести свою лепту в "Складчину" и не имея ничего готового, ни даже начатого, стал я рыться в своих старых бумагах и отыскал прилагаемый отрывок из "Записок охотника", который прошу тебя препроводить по принадлежности 1. Всех их напечатано двадцать два; но заготовлено было около тридцати. Иные очерки остались недоконченными из опасения, что цензура их не пропустит; другие -- потому, что показались мне не довольно интересными или не идущими к делу. К числу последних принадлежит в набросок, озаглавленный "Живые мощи". Конечно, мне было бы приятнее прислать что-нибудь более значительное, но чем богат -- тем и рад. Да и, сверх того, указание на "долготерпение" нашего народа, быть может, не вполне неуместно в издании, подобном "Складчине".
   Кстати, позволь рассказать тебе анекдот, относящийся тоже к голодному времени у нас на Руси, ß 1841-м году, как известно, Тульская и смежные с ней губернии чуть не вымерли поголовно 2. Несколько лет спустя, проезжая с товарищем по этой самой Тульской губернии, ми остановились в деревенском трактире и стали пить чай. Товарищ мой принялся рассказывать не помню какой случай из своей жизни и упомянул о человеке, умиравшем с голоду и "худом, как скелет". "Позвольте, барин, доложить,-- вмешался старик хозяин, присутствовавший при нашей беседе,-- от голода не худеют -- а пухнут".-- "Как так?" -- "Да так же-с; человек пухнет, отекает весь -- как склянка (яблоко такое бывает). Вот и мы в 1841-м году все пухлые ходили".-- "А! В 1841-м году!-- подхватил я.-- Страшное было время?" -- "Да, батюшка, страшное".-- "Ну и что? -- спросил я,-- были тогда беспорядки, грабежи?" -- "Какие, батюшка, беспорядки? -- возразил с изумлением старик.-- Ты и так богом наказан; а тут ты еще грешить станешь?"
   Мне кажется, что помотать такому народу, когда его постигает несчастие, священный долг каждого из нас.

Иван Тургенев.

   Складчина. СПб., 1874, с. 65--66. Письма, т. X, с. 191.
   
   1 К письму был приложен рассказ "Живые мощи", опубликованный вместе с текстом настоящего письма в альманахе "Складчина. Литературный сборник, составленный на трудов русских литераторов в пользу пострадавших от голода в Самарской губернии".
   2 О страшном голоде в Орловской губернии В. П. Тургенева сообщала сыну в письме от 16 (28) июня 1840 г. (Письма, т. Х, с. 578).
   

Я. П. ПОЛОНСКИЙ -- ТУРГЕНЕВУ

20 февраля (4 марта) 1874. Петербург

С. Петербург 1874. 20 февр.
ст. ст. Обуховский пр., д. Шольца,
кв.
M 6.

   Все минуты мелочного горя,
   Все минуты счастья сочтены...
   Не было ни бурь в житейском море,
   Нет отрадной светлой тишины...
   Мне в лицо лишь резкий ветер веял,
   До костей прохватывал меня --
   Сквозь туман на снасти дождик сеял,
   И без качки я не помню дня 1.
   Были силы -- я вперед стремился.
   Не было -- боялся отставать.
   И не знаю, где б я очутился,
   Если б не умел лавировать.
   Вот опять туманы налетели --
   Знойный ветер начинает дуть --
   Где же цель? -- Я так далек от цели...
   Хоть бы пристань -- пристань где-нибудь...
   Хоть бы к ночи -- берег благодатный
   При луне, в серебряной пыли
   Темный сад и воздух ароматный...
   И огни... И музыка вдали...
   
   Написал тебе сей экспромт -- и самому противно.-- Во-первых, у меня в семействе опять семейное горе -- дочь моя Наташа заболела дифтеритом. Она лежит у меня в кабинете. Жена моя худеет, не спит по ночам и бьется, бьется над ней -- и мы не знаем, когда это кончится. Ни читать, ни писать не могу. А тут из Комитета насылают целые горы английских газет и журналов, в каждом какая-нибудь загвоздка по поводу знаменитой свадьбы 2. На лекарей и лекарства опять занял у Некрасова 50 руб. Думал, обрадует -- прочтет моего "Келиота". Вот уж третья неделя он лежит у него. Не читает, говорит, что завален редакционными работами. Я надеялся, что он у меня его купит, и лавировал, лавировал -- но, кажется, едва ли 3.
   Вот что он сказал мне три дня тому назад: "Я вас не обнадеживаю, может быть, не куплю.-- Я хоть и прочту, а все же должен посоветоваться с Салтыковым, что он скажет? Не могу же я идти против сотрудников". Все это хорошо, но чем жить? Как можно помогать семье своими трудами, если труды мои никому не нужны. Чем заплатить докторишке, платить за квартиру, когда жалованья не хватает на домашний обиход?
   ...А "Келиот" мой, положа руку на сердце, вещь недюжинная. И по идее нова -- и по форме не уступит стихам Некрасова. При чтении он производит сильное впечатление. Но как плыть по течению, когда противные ветры дуют, дуют и дуют.
   Хотел начать новую вещь -- хотел кончить своих "Собак" 4 -- просто руки опускаются. Салтыков хороший сатирик, беллетрист замечательный, но понимает ли он что-нибудь в лирических стихах или в поэмах? (Едва ли.) Если Некрасов лучше понимает -- зачем же он будет советоваться с Салтыковым? Не для того ли, чтобы найти предлог и не читать.
   Куда же деваться? Напрашиваться к Каткову? Но Катков захочет стихов об Афоне в духе отца Парфения или в духе писем Святогорца 5, а не в моем духе, и едва ли напечатает. Самому издать -- журналы поднимут лай и никто не купит. Что за выгода! Вот ты тут и лавируй! Твои поправки переданы Ефремову -- и он вписал их -- на память -- на обертке твоей рукописи 6.-- Великое тебе спасибо за карточку. Дорого бы дал, чтобы взглянуть на подлинник, чтобы отогреть себя чужою молодостью, чужим счастьем 7.
   Прощай, друг. Обнимаю тебя.

Твой Я. Полонский.

   Звенья, т. 8, с. 181--182.
   1 Ср. стихотворение Полонского "Качка в бурю" (1853).
   2 Речь идет о браке вел. кн. Марии Александровны с английским принцем Альфредом, герцогом Эдинбургским. Сообщения об этой свадьбе (11 января 1874 г.) проходили через Комитет иностранной цензуры, где служил Полонский.
   3 Поэма Полонского освещала эпизод борьбы греческих повстанцев против Турции. Выведенные в ней отрицательные типы монахов послужили причиной того, что "Келиот" не был принят к печати и в PB (см. Звенья, т. 8, с. 183).
   4 Сатирическая поэма Полонского, направленная против современной журналистики, была закончена и опубликована в журнале "Пчела" (1875, No 2, 3, 6).
   5 См. примеч. 3.
   6 Поправки, сделанные Тургеневым в рассказе "Живые мощи" по совету Полонского.
   7 Фотография дочери Виардо Клоди и ее жениха Ж. Шамеро (Письма, т. X, с. 196).
   

ТУРГЕНЕВ -- Я. П. ПОЛОНСКОМУ

14(26) октября 1874. Париж

Париж. 50, rue de Douai.
Понедельник, 26/14-го окт. 74.

   Милый Яков Петрович, пишу тебе не на излюбленной тобою серой бумаге -- та вся вышла -- но и эта, кажется, недурна.
   Вести о твоем здоровье меня огорчают; но зато я радуюсь тому, что ты принялся за работу -- хоть и прозаическую, т. е. за прозу 1. Почему-то мне кажется, что она тебе удастся.
   Мне очень лестно, что ты хочешь упомянуть об одном из моих первых произведений; но вот что я должен тебе заметить. "Андрей Колосов" явился в "Отечественных записках" в 1844-м году -- и прошел, разумеется, совершенно бесследно. Молодой человек, который в то время обратил бы внимание на эту повесть, был бы в своем роде феномен. Таких вещей молодые люди не читают: они не могут (да и, говоря по справедливости, не заслуживают этого) обратить на себя их внимания. А впрочем -- как знаешь.
   Мое здоровье все неудовлетворительно -- и я не такой молодец, как ты: не могу заставить свое тело работать, когда, душа немощна и хандрит.
   Прочел я книгу Аксакова о Ф. И. Тютчеве; 2 первая половина очень хороша и тонка; вторая, где пошла славянофильская политик", плоха и сбивчива. Да оно иначе и быть не могло.
   Не в моих привычках расточаться в уверениях; но ты знаешь, что ты во всяком случае на меня можешь рассчитывать.
   Кланяюсь всем твоим и обнимаю тебя.

Преданный тебе Ив. Тургенев.

   ПСП, с. 245--246. Письма, т. X, с. 312,
   1 Роман "Дешевый город", герой которого Елатомский прочел в "старом номере" журнала первую повесть Тургенева "Андрей Колосов" (ОЗ, 1844, No 11).
   2 Аксаков И. С Федор Иванович Тютчев" -- РА, 1874, No 10.
   

Я. П. ПОЛОНСКИЙ -- ТУРГЕНЕВУ

19 февраля (2 марта) 1876. Петербург

19 февр. ст. ст. Четверг.
СПб., Ивановская ул. No 9, Гуро,
кв.
No 16.

Милый друг Иван Сергеевич!

   Когда я жил в одном здании с нашим Комитетом 1 -- я обыкновенно посылал на почту комитетского сторожа (если нужно было послать какую-нибудь посылку). Давал я ему за это на водку -- он приносил мне с почты квитанцию, и я был покоен.
   Теперь не то -- сторожа у меня под рукою нет -- я никуда не выхожу (нота не пускает), жена каждое утро занята с детьми и тоже не всегда здорова. Горничная безграмотная, и послать на почту посылку оказывается весьма и весьма затруднительно. Что же делать?
   Нынче был у меня Гайдебуров. Я упросил его взять на себя и послать к тебе экземпляр моих "Озими", он взял, а я в благодарность за это взялся напомнить тебе твое обещание -- написать что-нибудь для "Недели" -- так как Гайдебурову весьма бы хотелось поместить что-нибудь твое в первые же NoNo "Недели" (а первый номер выйдет в свет 14 апреля нашего стиля, ровно 10 дней спустя 1-го дня Святой недели) 2.
   Итак, если посланному Гайдебурова удастся сдать на почту мою посылку, ты получишь разом обе части моих "Озими". Воображаю себе, как много, мното стихов и куплетов ты осудишь в этом сборнике. Если я недоволен чуть ли не половиною всего того, что мной теперь напечатано -- что ж ты? Заранее смущаюсь, краснею и глаза потупляю.
   На этот раз не посылаю тебе лишнего экземпляра для Ральстона. Совестно было обременять Павла Александровича Гайдебурова.
   По выздоровлении сам отвезу на почту столько экземпляров, сколько ты пожелаешь.
   В конце II части обрати внимание на стих "Слепой тапер". Я его сократил (воспользовался твоими замечаниями), и, по-моему, так лучше. Гайдебурову же более нравится первая редакция стихов, напечатанная в "Неделе" 3. Кто из нас прав -- реши.
   От тебя я опять давно не получал писем, здоров ли ты? Увижу ли я тебя в мае? Что ты делаешь? Прочел я "Часы" твои. Как досадно, что наши критиканы и литературщики даже не хотят понять мысли этого милого рассказа, мысли для нашего поколения весьма нравоучительной. В наше время никакой отрок или никакой юноша нисколько не сможет поручиться принять подарок или дар от какого хочешь подлеца и богатого негодяя -- то нравственное чувство, которое знает, что ему делать с часами, положительно никак не понять. Значит, все содержание для наших судей исчезло, и остался один рассказик, так, для шутки тобой написанный. Пожалуйста, не верь нашим судьям, не оправдывайся перед ними, а пиши все, что вздумается. Мои "Озими" 4, я уверен, будут обойдены всеми нашими с.-петербургскими журналами, толстыми и наиболее модными. Думаю даже, что и суворинское "Новое время" ничего об них не скажет.
   Ну, да мне все равно! Очень жаль, что издатель moi заплативший мне за право издания 200 руб., окажете в убытке.-- Прощай, до свиданья.

Обнимаю тебя и остаюсь твой Я. Полонский

   Звенья, т. 8, с. 191--192.
   1 Комитет иностранной цензуры находился в здании министерства внутренних дел в Петербурге, Обуховский пр., 7.
   2 Тургенев напечатал в "Неделе" (1874, No 1--2) рассказ "Наш послали!" (эпизод из июньских дней 1848 г. в Париже).
   3 В первоначальной редакции, напечатанной в "Неделе" (1876, No 2) стихотворение "Слепой тапер" состояло из 15 строф. Две из них, содержавшие, по определению Тургенева, "общие места Полонский сократил.
   4 Обе части сборника стихотворений Полонского "Озими" вышли в 1876 г. (СПб.). Тургенев поблагодарил Полонского за присылку "Озимей" письмом от 5 (17) апреля 1876 г., но мнения своего о сборнике не высказал "за недосугом" (Письма, т. XI, с. 247). Существенных отзывов в печати также не было. Так оправдалось название "Без отклика", которое первоначально намеревался дать этому сборнику Полонский.
   

ТУРГЕНЕВ -- Я. П. ПОЛОНСКОМУ

26 октября (7 ноября) 1876. Буживаль

Буживаль. 16, Rue de Mesme
Вторник, 7-го нояб./20-го окт.
71

   Милый друг Яков Петрович, мы послезавтра (в самый день моего рождения -- 58 лет!!) переезжаем обратно в город (Rue de Douai, 50) -- и я не хочу уехать отсюда, и отозвавшись хотя несколькими словами на твое хорошее и теплое письмо от 26-го сентября. То, что ты мне говорил тогда о восточном вопросе, не могло не видоизмениться вследствие последних событий, имевших результатом ненависть сербов к проливавшим за них кровь русским; не знаю, выдержит ли наш энтузиазм этот толчок -- но признаюсь, в возможность войны теперь я верю мало, да, если ее опять вести такому пошляку, каков Черняев 1, не стоит и жалеть о том, что ее не будет -- хотя и мир для нас куда как позорен. Во всяком случае теперь приходится ждать -- и помнить одно: Европа нас ненавидит -- вся Европа без исключения; мы одни -- и должны остаться одни 2.
   Мой роман переписан, кончен, отправлен на прочтение и суд к П. В. Анненкову 3 в Баден-Баден (кстати, ты, помнится, желал знать его адресс: Baden-Baden, Sop-hienstrasse, 4 -- а Ханыкова: Rue des Ecoles, 24, Paris) -- и, как только вернется оттуда, поедет в Петербург, где будет печататься в "Вестнике Европы", начиная с января, и где придется ему, вероятно, выслушать "суд глупца и смех толпы холодной..." 4
   Что из него вышло -- неизвестно; намерения были хорошие -- но каково исполнение? Все это я теперь скоро узнаю.
   Здоровье мое сносно, хотя сердце иногда пошаливает (в подагрическом смысле). Если что-нибудь особенное не приключится, я надеюсь в начале января прибыть в Петербург -- и, конечно, увижусь с тобою.
   Ханыков все лето очень страдал ревматизмами в колене и с трудом ходит. А растолстел необычайно и являет вид шара.
   Ты мне в последнем своем письме ничего не говоришь о своих пэйзажах; продолжаешь ты заниматься ими?
   У нас здесь погода все еще отличная; а у вас, говорят, уже снег выпал.
   Бедны мы до гадости в России -- вот что плохо; и потому же очень склонны к воровству. А как вести войну без денег, этого "нерва" войны? Одно разве: прикажут, так мы и без нерва. Но, я полагаю, такого приказа не выйдет.
   Видишь ли ты нашу любезную баронессу Вревскую?
   Поклонись твоей жене и всем твоим -- а тебе я крепко жму руку и остаюсь

душевно тебе преданный Ив. Тургенев.

   P. S. Крамской и Верещагин оба здесь -- т. е. в Париже. Первого я еще не видел -- а второго, вероятно, и не увижу вовсе -- так как он прячется это всех, исключая журналистов, пишущих о нем рекламы. Антокольский (скульптор) был здесь -- но уехал обратно в Рим, не нашедши подходящей студии. Харламов продолжает удивительно писать головки -- но все одни головки! У него совсем воображения нет.
   
   ПСП, с. 302--304, с пропусками. Письма, т. XI, с, 340--341.
   1 Речь идет о неудачах сербской армии в войне с Турцией и, в частности, о разгроме ее под Джуннсом 17 октября 1876 г. Русские офицеры, возглавлявшие командные посты, и в первую очередь главнокомандующий М. Г. Черняев, были отстранены и заменены сербами. Военное положение сербов оказалось к этому времени хуже, чем в начале войны.
   2 Балканская война затрагивала территориальные интересы многих европейских стран, которые рассчитыпали силами России потеснить Турцию с Черноморского побережья.
   3 Роман "Новь".
   4 Из стихотворения Пушкина "Поэту" ("Поэт, не дорожи любовию народной..."), 1830.
   

ТУРГЕНЕВ -- Я. П. ПОЛОНСКОМУ

11 (23) ноября 1876. Париж

50, rue de Douai.
Paris.
Четверг, 23/11-го нояб. 76.

   Большое письмо написал ты мне, дружище Яков Петрович! Отвечаю тебе если не так пространно -- то обстоятельно.
   Во-первых -- ты напрасно думаешь, что я не желаю войны: напротив, я не вижу другого исхода из нашего безобразного положения. Одни русские революционеры желают мира, так как они воображают, что это скомпрометирует государя в глазах народа 1. Во-вторых -- я вовсе не со слов западных журналистов и т. д. считаю Черняева пошляком -- тем более, что он вовсе не имеет здесь такой репутации. Все здесь, конечно, убеждены в его крайней военной неспособности -- да я полагаю, что на этот счет не может быть двух различных мнений: всё его командование было рядом грубейших ошибок 2 -- и старый <--- -- -->. Абдул-Керим-паша вертел им, как пешкой; но на Западе видят в нем хитрого интригана, Варвика, faiseur de rois;3 а он просто -- повторяю -- пошляк, Хлестаков, лубочная копия Гарибальди (вот этот настоящий герой!). "На чем ты основываешь свое мнение?" -- спросишь ты меня. Да на всем; на его до гадости лживых телеграммах (хуже французских в 1870-м году); на том, что он мог окружить себя такими заведомыми жуликами, как Комаров, Монтеверде (!!! этого пролазу я знаю лично) 4 и т. п.-- на всех его словах и действиях. Это -- один из самых дрянных русских типов. А что его в России приняли бы с восторгом -- поклонялись бы ему -- давали бы ему в честь обеды и т. д.-- это ровно ничего не доказывает. Поклоняются же русские люди простой доске, принимая ее за чудотворную икону. Дай срок: пройдет теперешнее опьянение -- и Черняев будет сидеть в Английском клубе и играть в вист -- и одни буфетчики будут знать, что это козыряет бывший сербский генералиссимус. Не в том, что его победили, упрекаю я его; мне кажется, он был бы еще противнее, если бы победил. Кн. Пожарского постоянно били; а он остался народным и симпатическим лицом... 5 а этот франт...
   Но к чему больше настаивать? Тебя теперь не переубедишь и ты будешь по-прежнему величать его "гигантом" и т. д. Хочу только тебя уверить, что я до суждения о Черняеве добрался, как Тяпкин-Ляпкин в "Ревизоре", собственным умом -- и французского (или другого) влияния тут нет и следа.
   Рукопись моего романа отправилась третьего дня в Петербург -- и, если не встретятся затруднения, явится в январском N-e "Вестника Европы". Никакого нет сомнения, что, если за "Отцов и детей" меня били палками, за "Новь" меня будут лупить бревнами -- и точно так же с обеих сторон. А не то, пожалуй, если война будет -- и совсем говорить не станут. Думаю, что все это с меня сойдет как с гуся вода.
   В январе увидимся непременно; а теперь я радуюсь, что твое здоровье словно поправилось -- могу сообщить тебе, что и мое не худо -- кланяюсь всем твоим и дружески жму тебе руку.

Преданный тебе Ив. Тургенев.

   ПСП, с. 304--305, с сокращением. Полностью -- Звенья, т. 8, с. 196--197. Письма, т. XI, с. 351--352.
   1 В эмигрантской русской печати политическая ситуация накануне русско-турецкой войны характеризовалась как ситуация, требовавшая не военного исхода, а прежде всего радикального изменения внутренних дел в России. Так, в 1876 и 1877 гг. в Женеве вышли брошюры М. П. Драгоманова "Турки внутренние и внешние", "Внутреннее рабство и борьба за освобождение", хорошо известные Тургеневу (см. в кн.: Письма к Герцену, с. 214).
   2 Резко отрицательное отношение Тургенева к бывшему главнокомандующему сербской армии М. Г. Черняеву высказано в ряде его писем к Полонскому, который разделял позицию газеты "Неделя", где он сотрудничал, и брал под защиту недавнего "героя", развенчанного уже к тому времени "перед судом русской печати" (см. об этом подробнее -- Письма, т. XI, с. 665--666).
   3 Именем Варвика (Ричарда Невилла Уорика), "делателя королей" (фр.), Тургенев называет Черняева потому, что ему принадлежала первая роль в попытке провозглашения князя Милана королем Сербии в сентябре 1876 г.
   4 Катастрофические потери славянской стороны в войне с Турцией, начиная с июля 1876 г., долгое время замалчивались прессой, и положение на фронтах освещалось на основании телеграмм с театра военных действий, содержащих сведения о потерях, понесенных турками, о неспособности турецкого командования и т. д. В дезинформации принимали участие начальник штаба Моравской армии генерал В. В. Комаров и его помощник П. А. Монтеверде.
   5 Подобного рода "сведения" возникали в длившейся несколько лет полемике вокруг статьи Н. И. Костомарова "Личности "смутного времени" -- Скопин, Пожарский, Минин и Сусанин" (BE, 1871, No 6).
   6 Имеется в виду реплика судьи ("Да ведь сам собою дошел, собственным умом") в 1-м явлении комедии "Ревизор" (в ответ на слова городничего: "Вы если начинаете говорить о сотворении мира, волосы дыбом поднимаются").
   

ТУРГЕНЕВ -- Я. П. ПОЛОНСКОМУ

30 декабря 1876 (11 января 1877). Париж

50, rue de Douai.
Paris.
Четверг, 11-го янв. 77/30-го дек 76

   Милый Яков Петрович, сделай ты мне одну божескую милость: не предполагай ты никогда, что я сержусь на тебя! (Я, кажется, тебе уже раз писал об этом.) За что я буду на тебя сердиться, помилуй! И что бы я был за человек, если б я мог сердиться за разность воззрений -- вообще за разность мнений!!! 1 Да еще на такого старого приятеля, каков ты!
   О г-не Черняеве я уже больше говорить не буду, тем более что он теперь, как сказано у Пушкина, "осужден последним приговором"2. Скажу только несколько слов о "военном вопросе".
   Ты пишешь -- в возражение мне -- разве Германия была слаба умственным развитием, когда душила войной французов? 3
   Душа моя -- вся штука в том, как мы смотрим на войну -- и чего от нее ожидаем? Вся Германия расхохоталась бы от Везера до Дуная -- если бы ей сказали, что она ведет войну для собственного нравственного очищения: она воевала с французами, чтобы округлиться, да объединиться, да отнять у них Эльзас и Лотарингию. А мы хотим войною вылечиться от нашего внутреннего худосочья! Вот где чепуха! Вот где вялость и недомыслие. Петр Сидорыч скучает и зевает; он не знает, куда свой вечер девать -- потому что он неуч: война за славян, излечи его, уничтожь его пустоту, наполни его содержаньем! Да поскорей, поскорей!.. А если не война -- ну, что-нибудь другое -- деревня, придуманная "Неделей" 4, или какой-нибудь герой, чудодей! Вот против чего я восставал -- и восставать не перестану.
   А что нам скверно и томно и бедно живется... этого уже переделать нельзя: это зарок, положенный пока на всю Россию.
   Ты жалуешься, что ты не видишь молодых людей... Любезный друг, они сами себя не видят -- и бродят ощупью в темноте. Но я не отчаиваюсь: они выберутся... хотя и им не предстоит срывать розы и нежиться.
   Когда ты получишь это письмо -- "Вестник Европы" уже будет в твоих руках. Я бы очень желал знать твое мнение насчет "Нови" -- хотя полного впечатления мой роман, вследствие его раздробления 5, произвести не может; напр., в этой первой части Соломин -- главное лицо, едва очерчен. Но уж этому горю помочь нельзя. Не сомневаюсь в том, что меня, как говорится, отщелкают на обе корки; но интересно знать -- какое будет окончательное мнение публики 6. А впрочем, тоже, как говорится: отзвонил -- и с колокольни долой!
   Скажи мне правду: "Кузнец Вакула" имеет успех -- или нет? Здесь ходят разноречивые толки 7.
   Полагаю, что Чайковский преувеличивает насчет Л. Толстого; но как не пожалеть о том, что этот человек, столь необычайно одаренный, словно вследствие пари делает именно то, что ему не следует делать?! 8
   Засим поздравляю тебя и всех твоих с Новым годом и остаюсь

искренне тебя любящий Ив. Тургенев.

   P. S. Прочел я статьи Маркова обо мне в "Голосе". Каким я у него являюсь <-- -- --> -- даже сказать нельзя! А он полагает, что хвалит меня. Все мои произведения являются каким-то наcтоем липового цвета с примесью лоделавану 9. Неужели же я такой?
   
   ПСП, с. 308--310. Письма, т. XII, кн. 1, с. 51--52.
   1 Тургенев и Полонский с разных позиций оценивали ход Балканской войны: ряд грубейших ошибок русского командования привел Тургенева к мысли о неготовности России к продолжению военных действий; Полонский же продолжал верить в святую миссию освобождения братьев славян от владычества турок и высоко ценил талант главнокомандующего Черняева.
   2 О Черняеве см. предшествующее письмо Тургенева к Полонскому. Цитата из стихотворения Пушкина "Коварность" (1824).
   3 Речь идет о франко-прусской войне 1870--1871 гг. (см. о позиции Тургенева в ТС6, Л., 1982, с. 99--107).
   4 В газете "Неделя" (1876, No 48--50) обсуждалась проблема благосостояния деревни, поставленная в связь с банковыми кредитами для крестьян, желавших увеличить земельные наделы.
   5 "Новь" была напечатана в двух номерах BE за 1877 г. (No 1 и 2),
   6 Первоначальный неуспех "Нови" в современной журналистике постепенно сменялся более благожелательной и глубокой критикой. Среди литераторов только Огарев и Лесков дали безоговорочно положительные оценки роману. Обзор полемики вокруг этого произведения см. ПСС, 2, т. 9, с. 519--538.
   7 Опера П. И. Чайковского "Кузнец Вакула" (либретто Я. П. Полонского) получила сдержанные и отрицательные отклики в прессе (Голос, No 76, 2 декабря; Пчела, 1876, 5 декабря). В дальнейшем опера была переделана композитором и получила новое название -- "Черевички". В либретто автором были введены новые сцены.
   8 Чайковский отказался рекомендовать для печати сделанные Л. Н. Толстым записи народных песен и былин (см.: Чайковский П. И. Полн. собр. соч., т. 6. М., 1961, с. 100, 101).
   7 Четыре статьи Е. Л. Маркова (Голос, 1876, 15, 16, 20, 23 декабря) характеризовали творчество Тургенева как устаревшее, безотрадное, хотя и поэтичное явление,
   

ТУРГЕНЕВ -- Я. П. ПОЛОНСКОМУ

7(19) апреля 1877. Париж

50, rue de Douai.
Paris.
Четверг, 19/7-го апр. 77.

Милый друг Яков Петрович,

   Твое стихотворение (в котором есть удивительные стихи, как, напр.:
   
   "В окно глядит и лезет в очи
   Сырая мгла плаксивой ночи" 1)
   
   возбудило во мне глубокую унылость; а для того, чтобы ты знал -- почему? -- выписываю тебе несколько строк из моего дневника:
   "17/5-го марта. Полночь. Сижу я опять за своим столом, внизу "бедная моя приятельница что-то поет своем совершенно разбитым голосом; 2 а у меня на душе темнее темной ночи... Могила словно торопится проглотить меня: как миг какой, пролетает день, пустой, бесцельный, бесцветный. Смотришь: опять вались в постель. Ни права жить, ни охоты лет; делать больше нечего, нечего ожидать, нечего даже желать..."
   Не выписываю дальше: очень уже уныло. Ты забываешь, что мне 50-ый, а ей 56-ой год; не только она не может петь -- но при открытии того театра, который ты так красиво описываешь, ей, той девице, которая некогда создала Фидес в "Пророке", даже места не прислали: к чему? Ведь от нее уже давно ждать нечего... А ты говоришь о "лучах славы", о "чарах пения"... Душа моя, мы оба -- два черепка давно разбитого сосуда. Я, по крайней мере, чувствую себя урыльником в отставке...
   Ты можешь теперь понять, как на меня подействовали твои стихи. (Прошу тебя, однако, истребить это письмо.)
   Во всем этом мне приятно одно, хотя ты об этом не пишешь: лихая болезнь твою, вероятно, прошла -- и ты остался только с старыми недугами, которые вернее друзей и не покидают человека.
   Близость войны также не способствует к тому, чтобы я чувствовал себя веселым. Но обо всем этом мы скоро потолкуем лично. Мы через две недели увидимся -- так как я скоро отсюда выезжаю -- а до тех пор крепко тебя обнимаю и остаюсь

преданный тебе Ив. Тургенев.

   ПСС, с. 315--316, с пропусками; полностью: Звенья, т. 8, с. 208--209. Письма, т. XII, кн. 1, с. 134--135.
   1 Из послания Полонского "И. С. Тургеневу" (под заглавием "Старое послание" опубликовано было в журнале "Огонек", 1879, No 24.)
   2 Полина Виардо.
   

ТУРГЕНЕВ -- Я. П. ПОЛОНСКОМУ

17(29) апреля 1878. Париж

50, rue de Douai.
Paris.
Понедельник, 29/17-го апр. 1878.

Милый Яков Петрович,

   Сегодня получил твое письмо -- и сегодня же отвечаю: видишь, какой я аккуратный. И для вящей аккуратности буду писать по пунктам.
   1) Пишу тебе лежа в постели. Вот уже 12-й день, как меня свалил сильнейший припадок подагры в обоих коленях -- и, сколько еще придется пролежать, неизвестно. Жаль, что только с этой стороны я становлюсь похожим на Гейне 1.
   2) Твои пени насчет моего литературного молчания очень дружественны и милы -- но сущность дела не меняют. Чтобы писать -- особенно теперь -- надо жить в России, жить я там постоянно не могу; ergo: писать не следует. А что теперь слышатся голоса, которые об этом якобы сожалеют -- это тоже ничего не значит: попробуй я черкнуть строку -- те же самые голоса завопят: "Вишь, старый фразер, не выдержал!" Вообще мне следует теперь держаться подальше от литературы -- вон, говорят, сыновья Пушкина собираются ехать в Париж бить меня за напечатание писем их отца. Пускай они по крайней мере начнут с собственной сестры, которая мне это разрешила 2.
   3) Хотя я вовсе не разоренный человек, однако делишки мои настолько крякнули, что я действительно вынужден был продать свою галерею3. Я это совершил и потерпел поражение вроде Седана: 4 полагал потерять на них 6 000 фр. -- а потерял целых 12 000. Время было выбрано плохое -- да к тому же и приятели -- особенно русские -- до щегольства дружно не поддержали меня.
   Черт с ними и с картинами! (Руссо своего я, однако, не продал.) Но, что до тебя касается, милый Яков Петрович, я почту за особенное счастье быть твоим кредитором до конца дней моих -- и, следовательно, тебе беспокоиться нечего; да и до бедности мне еще далеко.
   4) Я сам ежедневно с особым чувством скорби и жалости вспоминаю о бедной баронессе Вревской -- и твое стихотворение в "Новом времени" вызвало слезы на мои глаза. Чудесное было существо -- и столь же глубоко несчастное! 5
   5) Ты напрасно думаешь, что я твоего романа не читаю. Как только является желтая книжка прибавлений к "Неделе" -- я первым делом проглатываю "Нечаянно" -- и очень им доволен, несмотря на критику Гайдебурова 6.
   6) О Черняеве мы с тобой условились не говорить.
   7) Чуйко приму с подобающим радушием. Венгеров хлыщ, но не без чутья.
   8) Мой бюст (лепки Забелло) не мог тебе понравиться -- ибо он есть (это между нами!) <-- -- -->.
   9) Как только я стану на ноги, я уеду в Карлсбад -- а дальше ничего не знаю.
   Кланяюсь всем твоим и обнимаю тебя.

Ив. Тургенев.

   ПСП, с. 329--331. Письма, т. XII, кн. 1, с. 309--310.
   1 Генрих Гейне (1797--1856) десять последних лет был прикован к постели параличом.
   2 По разрешению дочери Пушкина Н. А. Меренберг его письма к жене были напечатаны в BE (1878, No 1 и 3) с предисловием и под редакцией Тургенева.
   3 Тургенев с начала 70-х годов собирал произведения старой голландской и современной французской живописи. 8 (20) апреля 1878 года коллекция была продана с аукциона. Каталог картин см, в изд.: ПД, Описание, с. 217--224.
   4 Разгром французской армии под Седаном 1--2 сентября 1870 г.
   5 О трагической смерти Ю. П. Вревской, работавшей сестрой милосердия на фронтах русско-турецкой войны, см. в письме Тургенева к П. В. Анненкову от 11 (23) февраля 1878 г. и примечаниях к нему. Полонский посвятил ей стихотворение "Под красным крестом" (HB, 1878, 26 марта).
   6 В приложениях ("Повести и рассказы") к "Иллюстрированной неделе" (1878, No 1--7) печатался рассказ Полонского "Нечаянно". Автор передавал Тургеневу, по-видимому, устный отзыв редактора "Недели" П. А. Гайдебурова.
   

ТУРГЕНЕВ.-- Я. П. ПОЛОНСКОМУ

23 декабря 1879 (4 января 1880). Париж

50, Rue de Douai.
Paris.
4-го янв. 1880/21-го* дек. 1879.

Любезиюй Яков Петрович,

   Спешу известить, тебя, что 6 экз. "Войны и мира" наконец мною получены -- и я уже приступил к надлежащим мероприятиям. Доведи это до сведения кн. Паскевич 1.
   В Петербург я не приеду только тогда, когда мне не можно будет это сделать. Но до сих пор ничего подобного не предвидится; хотя тут разные мерзости выползают на свет божий, вроде подлой, статьи подлого Маркевича 2.
   Если вы меня долго ждали -- теперь дождетесь скоро.
   Дружески, тебя обнимаю и кланяюсь всем твоим.

Ив. Тургенев.

   ПСП, с. 351, с сокращениями. Полностью: Звенья, т. 8, с. 217--218. Письма, т. XII, кн. 2, с. 194--195.
   1 Речь идет о французском переводе "Войны и мири" Толстого, выполненном приятельницей Полонского кн. И. И. Паскевич и напечатанном при содействии Тургенева в Париже издательством "Ашетт" (1879).
   2 Б. М. Маркевич выступил под псевдонимом "Иногородний обыватель" со статьей "С берегов Невы" в газете МВед (1879, 9 декабря). Статья, изобиловавшая оскорбительными характеристиками личности Тургенева, имела характер политического доноса. В ней разбиралось предисловие писателя к автобиографическим очеркам И. Я. Павловского "En cellule. Impressions d'un nihiliste" ("В одиночном заключении. Впечатления нигилиста"). Ответное письмо Тургенева было опубликовано в "Молве" (1879; 29 декабря) и BE (1880, No 2). См. об этом: ПСС, 1, т. XV, с. 184, 387).
   3 Так в подлиннике.
   

ТУРГЕНЕВ -- Я. П. ПОЛОНСКОМУ

+(18) июня 1882. Буживаль

(Seine-et-Oise). Bougival Les Fnênes.
Воскресение, 18/6-го июня 82.

   Любезнейший Яков Петрович, сейчас получил письмо от твоей жены с приятным для меня известием, что она вместе с детьми отправляется в Спасское. Я уже написал ей туда. Я прошу ее там хорошенько хозяйничать -- по словам Щепкина, садовник у меня теперь хороший и сад в полном блеске. Ты, может быть, не знаешь, что Щепкин скоро меня покидает -- ему отец купил небольшое имение в Ефремовском уезде -- однако до осени остается в Спасском. Твоя жена может мне быть там очень полезна; я ее просил часто ко мне писать 1.
   Что касается до моего здоровья -- то оно, как тебе известно, значительно ухудшилось со времени моего переезда сюда и не подает пока еще никакого знака улучшения. Белоголовый советует мне взять другого врача. Но я полагаю, что все это едино: с этой болезнью я уже более не расстанусь. Я утешаю себя тем, что я мог бы ослепнуть, что было бы еще хуже.
   Обнимаю тебя и остаюсь

преданный тебе Ив. Тургенев.

   ПСП, с. 440--441, Письма, т. XIII, кн. 1, с. 277.
   1 Ответные письма Ж. А. Полонской в Я. И. Полонского к Тургеневу, как и его последние письма к ним (в том числе конфликтное письмо от 26 июня (8 июля) 1883 г., рукой П. Виардо), см.: Звенья, I. 8, с. 229--256.
   

 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru