Борисов Иван Петрович
Письма к И. С. Тургеневу

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:


   
   Тургеневский сборник. Материалы к полному собранию сочинений и писем И. С. Тургенева
   Л., "НАУКА", 1967
   

И. П. БОРИСОВ

   Имя Ивана Петровича Борисова (1832--1871) известно всем, кто знаком с биографиями Л. Н. Толстого, Тургенева, Фета. Сосед по имениям, Борисов был частым и желанным гостем Ясной Поляны, Спасского и Степановки. С Фетом он состоял и в родственных отношениях -- был женат на его сестре, Надежде Афанасьевне Шеншиной (1832--1870).
   Судьба Борисова сложилась поистине трагически. Отец его за жестокость был убит собственными крепостными крестьянами. Из девяти детей выжили только двое -- И. П. Борисов и его сестра Анна. Остальные умерли в младенческом возрасте. Опекунство над детьми взял на себя их ближайший по имению сосед. А. Н. Шеншин, отец поэта. Это обстоятельство тоже сыграло большую роль в жизни Борисова. Еще в ранней юности он влюбился в дочь своего опекуна, с годами это чувство окрепло и превратилось в постояпную и преданную любовь, но не встретило ответа. "Он делал предложенье, ему отказали, он уехал служить на Кавказ <...> Через 10 лет он вернулся, ее отец умер; он опять сделал предложенье, но теперь она отказала, она любила другого. Он в тот же день выстрелил себе в голову, но пистолет осекся, и его спасли и уговорили жить и надеяться. Он опять уехал служить во время войны <...> Опять через 3 года он попробовал, и опять ему отказали. Но с девушкой в это время случилось несчастье, она сходила с ума и вылечилась, и доктора сказали, что ежели она не выйдет замуж, сумасшествие может возвратиться. Бог знает, просьбы ли родных, несчастная любовь или постоянство Борисова, но она согласилась неохотно, холодно", -- так писал Толстой о сердечной драме Борисова (письмо к А. А. Толстой от 12 (24) октября 1859 г.: Толстой, т. 60, стр. 311--312.-- По-видимому, Толстой допустил ошибку в хронологии).
   Борисов окончил Московский кадетский корпус, после чего служил сначала при штабе, а затем в действующей армии на Кавказе. Ко времени женитьбы он уже вышел в отставку и жил в своем родовом имении Фатьяново. Свадьба состоялась в январе 1858 г., и молодые переехали в имение Шеншиных Новоселки, юлученыое Надеждой Афанасьевной в приданое. Здесь Борисов и прожил всю спою жизнь, изредка выезжая в Москву и Петербург по семейным делам.
   По свидетельству Л. Н. Толстого, жена Борисова оценила и полюбила его, -- "это единственное счастливое супружество, которое я видел в жизни", -- писал он в том же письме. Но счастье их длилось очень недолго. Болезнь Надежды Афанасьевны несколько раз возобновлялась и приняла хроническую форму. Борисову пришлось поместить свою жену в больницу, сначала в Москве, а затем, в 1864 г., в Петербурге, где она и скончалась в 1870 г. Судьба пощадила Борисова только в одном: он не дожил до времени, когда заболел его единственный сын Петр (1858--1888), который, как и его мать, окончил жизнь в психиатрической лечебнице. Борисов умер от чахотки в мае 1871 г., не достигнув 40 лет.
   Все знавшие Борисова отбывались о ном с уважением и любовью.
   "Борисов -- одно из самых милых, нежных, любящих и симпатических <...> существ, которых я когда-либо встречал в жизни, -- писал Толстой в указанном выше письме,-- <...> везде, где пи был, его любили и уважали".
   "Далеко недюжинного ума, он не лишен был комического таланта и умел нравиться самым разнообразным людям, -- вспоминал Фет. -- <...> на жизненном горизонте Тургенева он был одним из крупных созвездий" (Фет, ч. I, стр. 14).
   Тургенев познакомился с Борисовым летом 1858 г., приехав к Фету, который жил тогда вместе с сестрой и се мужем в Новоселках. Знакомство перешло в дружбу, с годами окрепшую и развившуюся в их переписке, когда Тургенев жил за границей и особенно дорожил известиями с родины.
   Несмотря на тяжелую семенную драму, Борисов старался не обременять Тургенева своими горестями и сравнительно мало писал ему о болезни жены. Основными темами его писем были литература и политика.
   Тургеневу нравился литературный вкус Борисова, его склонность к иронии и скептицизму. Он с интересом прислушивался к его суждениям по самым различным вопросам, и зачастую их взгляды сходились. Так, например, при чтении "Преступления н наказания" они оба отрицательно отнеслись к творческой манере Достоевского, обоим им не понравился "Обрыв" Гончарова (см.: Письма, т. VI, стр. 109, и т. VIII, стр. 13). Отрицательно они встретили и роман Чернышевского "Что делать?", не признав за ним пи художественных достоинств, ни положительного воспитательного значения. Однако Борисов отметил в одном пз своих писем, что есть люди, которые "в восторге от "Что делать" и читают как "Верую"" (письмо от 10 июля ст. ст. 18G3 г.: ИРЛИ). Позднее Тургенев убедился, что новые веяния среди молодежи, заключающиеся в стремлении к полезному труду, к независимости, к сближению с простым народом и главным образом в женской эмансипации, являлись не просто модными увлечениями, а характерными приметами времени. Однако в переписке с Борисовым они оба подсмеивались над "швальнями", называя так мастерские, которые собирались открыть в Орле их знакомые барышни.
   В письмах Тургенева к Борисову заключены интереснейшие высказывания о ряде русских и иностранных писателей: Добролюбове, И. С. Аксакове, Фете, Достоевском.. Клюшпикове, Островском, Гончарове, Гюго, Вс. Крестовском, Салтыкове-Щедрине и многих других.
   Особое место в их переписке отведено Льву Толсто My. Ни одному из своих корреспондентов, кроме Борисова, Тургенев не давал таких подробных разборов слабых и сильных, с его точки зрения, сторон романа "Война и мир", ни с кем так восторженно не делился впечатлением от "Казаков", никому так откровенно не выражал своего отношения к Толстому. И Борисов подробно сообщал Тургеневу все, что он знал о Толстом, в свою очередь высказывая собственные суждения о нем и о его произведениях.
   Тургенев делился с Борисовым и своими собственными литературными делами, интересуясь его мнениями и оценками отдельных произведений: "Роман мой <"Дым"> печатается <...> Посмотрим, какое он на Вас произведет впечатление"; "...я Вам вышлю отдельный оттиск"; "В январской книжке "Русского вестника" прочтете Вы мою повесть <"Несчастная">: не знаю, как она понравится"; "Написал маленький рассказ "(Странная история"); "... я в нем <очерке "По поводу "Отцов и детей""> высказался с большою -- может быть -- лишнею искренностью"; "...религиозное настроение Софи <в "Странной истории"> -- Вы с свойственной Вам ясностью и верностью понимания тотчас учуяли как слабый пункт рассказа"; "Я окончил <...> большую повесть <"Степной король Лир">"; "...настрочил <...> рассказец иод заглавием "Стук, стук, стук"" (Письма, т. VI, стр. 191, 196, т. VII, стр. 279, т. VIII, стр. 90, 128, 153, 210, 285). И на все это Борисов отвечал обстоятельно и подробно.
   Тургенев ценил в Борисове понимание деревенской жизни, любовь к дорогим ему орловским местам, знание языка, обычаев и особенностей, присущих именно этим местам. И в переписке с ним писатель погружался в мир простых домашних дел, спрашивал и узнавал новости о соседях-помещиках, о событиях повседневной деревенской жизни, об охоте, вспоминал с детства знакомые и дорогие картины.
   Но главным, что интересовало Тургенева в письмах Борисова, были его описания новых форм жизни в России, связанных с крестьянской реформой 1861 г., -- как в области земельных отношений крестьян с помещиками, так и в области суда, управления, самоуправления и т. д.
   Оба они ждали реформу как великое благодеяние русскому народу, приняли ее с ликованием, но скоро поняли, что далеко не все идет гладко, что невозможно "устроить и союз дружбы и именины сердца помещиков с мужиками", -- как писал Борисов (см. письмо 8). С горечью наблюдал он, как зачастую реформа проводилась буквально насильственным путем, крестьян заставляли подписывать уставные грамоты, в то время как они ждали другую, настоящую волю. "Воровства по-старому", -- добавлял он в том же письме. "Для многих эта свобода кажется хуже неволи", -- писал он 19 февраля 1863 г., сообщая Тургеневу, как встречали в России второй год "освобождения".
   И в последующих письмах Борисова присутствует критика новых порядков. Борисову была дорога патриархальность русской деревни, и он со скорбью наблюдал, как рушатся привычные устои, как разоряются крестьянские хозяйства и все больше поднимают голову различные предприниматели и кулаки. И Тургеневу были понятны эти настроения. "Картина современного нашего быта, которую Вы рисовали, не много представляла утешительного; и, к сожаленью -- по всей вероятности -- она очень близка к правде", -- писал он Борисову 15 (27) марта 1870 г. (Письма, т. VIII, стр. 199).
   О том, как дорожил Тургенев перепиской с Борисовым, как высоко его ценил и что для него значили его письма, мы узнаем от самого писателя: "Благодарю Вас за это письмо: от него веет такой искренной и доброй приязнию, что я был. тронут. Оно возбудило во мне желание побывать опять в наших некрасивых и неудобных -- но почему-то привлекательных местах"; "Ваши большие, милые и умные письма всегда доставляют мне истинное удовольствие <...> -- от них веет таким родным -- орловски-степным воздухом, что мне здесь, на чужбине, остается только благодарить да дышать поглубже"; "От Ваших писем всегда так и веет мне нашим родным Орлом и Мценском -- а это мне здесь на чужбине -- как манна"; "Ваши письма для меня настоящая отрада"; "Вы не поверите, как я люблю получать от Вас письма <...> они составляют почти единственную мою связь с некоторою "сутью" русской жизни, которая с каждым днем слабеет и теряется для меня"; "Право, я ни от кого не получаю подобных писем и всегда с особенным удовольствием узнаю у себя на столе Вапш продолговатые пакетцы"; "О поездке Россию в нынешнем году и думать нечего. Тем отраднее будет для меня получать Ваши письма, которые составляют почти единственное звено, соединяющее меня с родиной"; "Все Ваши известия крайне занимательны -- и письма Ваши доставляют мне истинное наслаждение" (Письма, т. IV, стр. 315, т. V, стр. 105, 134, 287, 364, т. VI, стр. 59, 80, 335).
   Переписка Тургенева с Борисовым продолжалась в течение всего периода их знакомства. Сохранилось 65 писем Тургенева и 37 писем Борисова, хранящихся в ИРЛИ (5798.ХХХб.88 и ф. 7, No 148). Кроме того, многие из их писем до нас не дошли.
   Письма Тургенева напечатаны в соответствующих томах издания Полного собрания сочинений и писем И. С. Тургенева (см.: Письма, тт. III--IX).
   Первые тринадцать писем Борисова, за 1860--1862 гг., публикуются впервые в настоящем сборнике. Остальные будут напечатаны в последующих выпусках. Отдельные отрывки из писем Борисова приведены в комментариях к письмам Тургенева.
   

1

8 окт./60. Москва.

   Только сегодня, добрейший Иван Сергеевич, получил Вашу весточку, и нечего Вам говорить, как я обрадывался, читая и перечитывая милые Ваши строки.1 Одно только грустно, что долго еще ждать весны и Вашего возвращения. Давно уже не имея об Вас никакой вести и не зная наверное, где Вы,2 я подумывал, что зиму будете в П<етер>бурге, а может заглянете и в Москву с новейшим Вашим литературным чадом, которого от Вас все ожидают с нетерпением.3 Ведь Вы не закаивались, как Л. Толстой или Фет, не порождать ничего более.4 Вот я и думал, что Вы Вашего новорожденного непременно привезете в Москву и погрузите в "Вестник" (это уже потому вероятно, что мы только на него и подписаны).5 Вот мои ожидания и гадания об Вас все рассыпались. Дай-то бог, чтобы здоровьем-то Вы были молодец, каким Вас нарисовал Н. Толстой из Содена.6 Вы и представить себе не можете, милейший Иван Сергеевич, как мы грустно провели лето. Как будто все возможные условия, составляющие в жизни хорошее и отрадное, унеслись из виду от Новоселок. Вас, Толстого не было. Фет чумел и нас всех доводил до отчаяния отчаянными покушениями купить землю во что бы то ни стало, какую ни попало, где бы ни было. Николай Николаевич, Ваш дядя, принимал живейшее участие и написал целый трактат, чтобы не покупать у Ржевского. Марья Петровна проливала слезы ручьями.7 Я, истощив все убеждения, дошел до озлобления и начинал отчаиваться, что человек вот-вот изгадит себе всю свою независимую и обеспеченную жизнь, но случай помог, и слава богу, что попалось это имение, хотя далеко от нас, но с ним он справится и над ним отдохнет от мучительной праздной жизни.8 Едва уладилась эта покупка, как мы получили весть почти неожиданную от жены, что она здорова. В конце августа я с маленьким перебрался сюда, и будем здесь зимовать, -- Фет побыл с нами несколько дней и возвратился в Степановну, где предается с неутомимою деятельностью всем хозяйским истязаниям и благодарит судьбу, что спасла его от Ржевского. Переписка у нас ведется почти ежедневная, и он описывает свою жизнь так ярко, что как будто видим всю его обычную суету. Тут все кувыркается -- и стройка, и охота на вальдшнепов, и копанье прудов, и балы, на которые он врывается и отплясывает с прежнею уланскою удалью, и вольнонаемные работники -- народ хитростный, забирающий вперед денежки, и Ах! нету мебели. Но рояль из Сердобинки перевезена уже в Степановку, и Марья Петровна теперь верно разыгрывает сонаты Бетховена -- и домик их принимает уютный, жилой вид среди этой степи, которую мы проезжали вместе по пути в Поныры. Поселились мы не в Сердобиыкс -- там теперь грустно и пусто, слишком далеко от доктора и зимой холодно, и Феты будут в Москве всего два месяца. Не знаю, добрейший Иван Сергеевич, что Вам сказать про свое житье. Не могу выйти из страха. Не могу не ждать, что вдруг разлетится тот покойный уголок, который теперь устроился. Страшные прошлые минуты так еще свежи в памяти, что не скоро их забудешь. Здоровье жены совсем поправилось -- но прочно ли, бог знает. Она в восторге была от Вашего "Накануне" и поручила Вам за нее поклониться усердно. -- Что Вам сказать интересного -- разве то, что около нового года надеемся на решение крестьянского вопроса, и решение неутешительное тем, что не обходится без переходного состояния. Может, это и пустые слухи, но других нет. В лит<ературе> новостей не видно, разве только то, что Хомякову поставили помре.9 -- В "Р<усском> вестн<ике>" в 4 NoNo отпечаталась повесть или роман Крестовской "В ожидании лучшего".10 Действительно хорошая вещь из московского же общества, все лица живые, и правда даже дагерротипная и поэтому не разогревающая слишком, холодная, как реляция о действиях наших войск в Ада думском отряде.
   Про Толстых мы ничего не знаем, и Фет ни от кого не получал весточки, где они. Сергей11 хотя вернулся, но не удалось с ним видеться, он уехал охотиться в Курск. С Николаем были в переписке, но теперь куда ему адресовать, не знаем. Как жаль этого человека. Все не хочется еще верить, что он погибает.12 Но где Лев Ник.? Странный он человек.
   Про мою охоту напрасно и спрашиваете, я ружье решительно оставил-- не брал и в руки даже, чтобы взглянуть хотя, исправно ли? Тоже надо, кажется, и псовым сказать прощайте. Собак удалось дождаться на удивление охотника, а мне не удается вот уже третью осень взглянуть на их подвиги. Теперь с ними охотится Сухотин.13 Жду его рассказов и уничтожу это напрасное раздражение, и утешения нет, и скучно лежать на сене, самому не есть и смотреть, как едят другие. Такие утешения еще позволительны дряхлейшей старости.
   Не сердитесь за длинное, длинное письмо, так мне отрадно хотя мысленно поговорить с Вами. Жду Вашего проекта, и пустим его во все концы родной земли -- давайте.14
   Крепко Вас обнимаю, добрейший Иван Сергеевич. Дай бог Вам всего лучшего, как только умею Вам пожелать. Искренно

Вас любящий И. Борисов.

   Адрес мой
   в Москву: на Покровке, в б. Казенном переулке в д. Миллера.
   
   1 Письмо Тургенева, на которое отвечает Борисов, неизвестно (см.: Тургенев, Сб., вып. II, стр. 351).
   2 В это время Тургенев, после поездки к А. И. Герцену в Лондон и Вентнор (с 27 июля по 24 августа ст. ст. 1860 г.), находился в Париже.
   3 Таким "новейшим литературным чадом" оказался роман "Отцы и дети", замысел которого возник у Тургенева летом 1860 г.
   4 В 1859--1860 гг. Толстой не раз писал и говорил о своем отказе от литературной деятельности. В частности, Борисову он об этом писал 20 декабря ст. ст. 1859 г. (см.: Толстой, т. 60, стр. 316--319, 337). Летом 1860 г. Фет также принял решение оставить литературу и заняться только сельским хозяйством (см.: Фет, ч. I, стр. 334).
   5 Имеется в виду журнал "Русский вестник".
   6 Н. Н. Толстой (1823--1860) и М. И. Толстая (1830--1912) писали Борисову и Фету из Содена в июне--июле 1860 г.: "...мы застали Тургенева, который жив, здоров и здоров так, что сам признается, что он совершенно здоров" (Фет, ч. I, стр. 332).
   7 Николай Николаевич Тургенев (1795--1881), дядя писателя, в это время управлял его имениями (о нем см. выше, стр. 221). Владимир Константинович Ржевский (1811--1885) -- помещик Орловской губернии, но раз упоминаемый в письмах Тургенева, с 1858--1860 гг. -- член орловского губернского комитета по устройству быта крестьян, с 1861--1862 гг. -- мировой посредник 4-го участка Мцеиского уезда; однако возможно, что имеется в виду его брат Григорий Константинович, также орловский помещик. Марья Петровна Фет, урожденная Боткина (1828--1894) -- жена Фета.
   8 Речь идет о покупке Фотом имения Степановки, которое находилось в 70 верстах от Спасского и в 55 -- от Новоселок (см.: Фет, ч. I, стр. 340-348).
   9 Алексей Степанович Хомяков (1804--1860) -- поэт, крупный теоретик словянофильства. Умер в Москве 23 сентября ст. ст. 1860.
   10 Всеволод Крестовский -- псевдоним писательницы Надежды Дмитриевны Хвощинской, по мужу Зайопчковской (1825--1889). Ее роман "В ожидании лучшего" был напечатан в "Русском вестнике" за 1860 г. (NoNo 7--9).
   11 Сергей Николаевич Толстой (1826--1904) -- брат писателя, тульский помещик.
   12 Борисов не знал, что Н. Н. Толстой уже скончался 20 сентября ст. ст. 1860 г. О его смерти Тургенев писал Фету 3(15) октября 1860 г.: "Он умер, бедный <...> Лёв Николаевич был с ним -- и теперь еще в Гиере <...> Я знаю -- и Вы и Борисов не раз его помянете: золотой был человек" (Письма, т. IV, стр. 140).
   13 Сергей Михайлович Сухотин (1818--1886) -- крупный помещик Орловской губернии. Был женат на. сестре приятеля Толстого, М. А. Дьяковой, с которой развелся в 1868 г.
   14 Речь идет о проекте организации "Общества для распространения грамотности и первоначального обучения", задуманного Тургеневым и П. В. Анненковым. Ими же был составлен проект, начинающийся словами: "Есть факты, очевидная полезность которых до того несомненна, что не нуждается ни в каких доказательствах. К таким фактам принадлежит необходимость распространения грамотности и элементарных общеполезных сведений в России" (Сочинения, т. XV). В письме к Фету от 31 августа (12 сентября) 1860 г. Тургенев писал: "Я послал несколько копий этого проекта в Россию -- и буду продолжать посылать. Пошлю и Вам. Прочтите и скажите свое мнение" (Письма, т. IV, стр. 125). Проект не встретил одобрения правительства; по словам Анненкова, "программа но достигла и канцелярского утверждения, а заглохла и рассеялась сама собой..." (Анненков, стр. 454; Письма, т. IV, стр. 185).
   

2

26 нояб. <1860>. Москва.

   Не знаю, достигло ли Вас, добрейший Иван Сергеевич, мое письмо с Покровки, -- писал к Вам обо всем и обо всех.1 Нечего Вас уверять, что часто, часто вспоминаем Вас и ждем мая, но уже заранее чувствуется, что всем нам будет горько не досчитаться Николая Толстова. Я не могу вспомнить об нем без того, чтобы не воскресить перед собою его доброго, умного, мягкого взгляда, и слышу его голос, всегда спокойный, в самых задорных спорах. Мне он представляется, как тормозная мазь Льва Николаевича, которого он не любил, а обожал. Я до сих пор не могу свыкнуться с этой утратой и грущу об нем с безотчетными слезами юноши, и седая голова не помогает. Не знаете ли чего обо Льве Николаевиче и сестре их, где они и когда думают возвратиться.
   Мы живем здесь самою уединенною жизнью -- здоровье жены поправилось, но прочно ли? Знает один бог. Ждем в первых числах декабря Фетов, и ждем нетерпеливо -- переписка с ним не заменяет вполне его приезда. Его вальдшнеповый полет неизобразим тем более, что иногда он, когда бывает в хандре, тянет и дупелем. Так и хочется влепить в пего заряд.
   К марту "Р<усский> в<естник>" обещает новенькое Ваше, и мы уже ждем нетерпеливо. Только потому, что Вы пишете, я мирюсь, что Бы в Париже, а не здесь, в Москве или в Петербурге.2
   Не знаю почему, но уверен только, что Вы вдали от Ваших литературных приятелей, вдали от родины, которую Вы любите, Вы сильнее и чутче и зорче всё видите. Ваш проект о распростр<анении> грам<отности> достал у Маслова3 и жалею, что Ваше отсутствие лишает возможности немедленно ему осуществиться, а время потерянное только более и более будет охлаждать в обществе рвение, а с тем и успех этого дола.
   Доверия ко всяким предприятиям так же быстро падают теперь, как быстро поднялись в прошлые годы. Всё это чувствуется не выходя на улицу. Островский хотел к Вам писать.4 Он участник будет прочный, но много ли найдется людей, действительно способных напр. постоянно оставаться в Москве или П<етер>бурге и посвятить себя этому делу? Эта статья невольно стала вопросом сомнительным. И не рассчитывайте много на участие в народе, в жителях деревенских. Я об этом сужу только по нашему уголку Мценскому. -- Невероятно, до какой еще степени крепко веруют в старую жизнь. У знакомого моего купца Шмарова есть славный сынишка лет И. Я уговаривал, чтобы отдали его хоть в уездн<ое> училище или в Москву в коммерч<еское>. Отец его согласился, но дедушка отстоял от дьявольских искушений. Убеждать их в пользе просвещения было нечего, они с этим согласны -- да одно удерживает: мужиком родился -- мужиком и живи, а то какого же от него ждать нам почитания. И ради этого оставляют мальчика безграмотным -- зато передадут тысяч 100 капит<ала>. Вот какие еще понятия произрастают. Это редкость, скажете, -- правда, но правда и то, что дорога в школу, как будто судьба, у нас проложима через кабак, -- трахтир и другие веселые заведения и ассамблеи. -- Все сословия одно за другим проходят по тому же пути к просвещению, какой указал Петр. А новым духом еще только повеяло. Старым же всё еще крепко воняет повсюду.
   Представьте, со времени сражений с Вами мне не привелось ни с кем поиграть в шахматы, кроме Петруши, но зато с ним всякое утро строим из королей, королев и прочих и домики и комнатки.
   Жена поручает за нее поклониться Вам. Я Вам писал уже, что мы перечитывали вместе и "Первую любовь" и "Накануне", и ей в особенности понравилось "Накануне"..
   Скоро приедет Фет, и верно мы будем почаще иметь об Вас весточки. Обнимаю Вас крепко от всего сердца. Дай бог Вам всего лучшего.
   Ваш И. Борисов.
   Адрес наш ж к Фету тоже пишите: в Москву.
   
   1 Письмо 1.
   2 В это время Тургенев писал роман "Отцы и дети", думая опубликовать его в марте 1861 г. (см.: Письма, т. IV, стр. 169), но работа затянулась и роман был напечатан в "Русском вестнике" только в феврале 1862 г.
   3 Иван Ильич Маслов (1817--1891) -- приятель Тургенева, у которого, проезжая через Москву, писатель обычно останавливался.
   4 Это письмо А. Н. Островского (1823--1886) к Тургеневу не сохранилось или не было написано.
   

3

19 дек./60. Москва.

   Вчера получил, добрейший Иван Сергеевич, милые мне Ваши строки.1 Так и повеяло Весной,2 начал собираться уже в деревню, пора выбраться из тухлой Москвы на чистый воздух. Ждали, ждали мы приезда Фета, надеясь, что он оживит нашу жизнь, но вот они приехали. Не суетился, и дня два было хорошо, придет вечер -- и мы мирно мурлыкали о фермерстве, пчелах и всяких благополучиях, ожидаемых в будущем. Теперь же всё кончено -- хандра проснулась, и Фетушка бедный плачет, зачем они здесь (причина: Марья Петровна, всё для нее). В несколько дней он так благодетельно подействовал и на мою жену, что и она спешит из Москвы. Слава богу! авось мы в феврале будем в Новоселках. Без всякого дела и занятий здесь не то что скучно, а тяжело дышать.
   Там-то будем Вас ждать, как светлого праздника. Дай бог, чтоб были здоровы. Но с каким нетерпением ожидаю прочесть Ваше новое детище, Вы сами угадаете, когда представите себе ясно мое тихое наслаждение глядеть и слушать и жить в той жизни, какую Вы нам показываете, и уверен, чем сильней пройдет Ваша любовь по всем жилкам Вашего детеныша, тем он будет милейшим для всех и каждого из нас, искренно Вас любящих. Островскому я передал поручение Ваше за Олиньку его. Он был в восторге. "Спасибо ему, как я рад что Иван Сергеевич ее оценил" -- вот его слова. Одним словом Вы его усладивыйся.3 Но позвольте однако же скромно Вас спросить потихоньку -- за что же? Это ли можно ждать от Алекс<андра> Никол<аевича>. "Гроза" его совсем сбила с дороги, и он как будто зашел к брынским раскольникам и от умных бесед с ними вышел с каким-то тяжелым взглядом. Только разными житейными средствами у него живут лица и хлопочут посмешить, а в ролях женщин пересолено пошлостью. Три или четыре раза выбегают на сцену посплетничать и поругаться, не затрагивая ни в ком другого чувства, как отвращения и напрасного ожидания -- для чего же это? Так что сидишь, смотришь и не принимаешь ни в ком ни малейшего участия -- даже высшая, райская публика смотрит с верху совершенно равнодушно и ковыряет в носу как ни в чем не принимающая участия. Разве это хорошо. Всё это правда, но жизни нет, а только показывают для комедии.4
   Я Вам писал кажется, что здесь Сергей Толстой. Он болен и кажется недалек от струйки, которая так быстро унесла бедного его брата. От Л<ьва> Н<иколаевича> никаких вестей -- Фету он написал отчаянное письмо о смерти Николая.5 Он страшно поражен этой утратой, и думаю, что грустно отзовется на Льве Николаевиче эта потеря.
   Теперь спешу Вас успокоить насчет Основского6 -- до нас дошли слухи с закрытой стороны этой грязной истории. Я Ивана Васильевича Павлова еще прежде расспрашивал об "Мос<ковском> в<естнике>" по случаю неполучения мною их журнала, который так и пропал для нас. Вот что он мне сказал, что дела их расстроились от безденежья, т. е. потери подписчиков, и от множества хозяев, и ни словом не винил Основского.-- Но вот что я узнал от Островского, который был у них посредником в этом деле: Щепкин и К<етчер> успели мало-помалу рассорить Павлова с Основским и главное Плещеева, который и довел Основского до необходимости просить их выбрать посредника для суда между ними. Выбрали Гилярова-Платонова, Чижова и Островского.7 Конец был тот, что посредники единогласно были за Основского. Иван В<асильевич>, не ожидая конца их приговора, ушел, а Плещеев извинился перед Основским, который однако не захотел уже вести с ними дело журнала, а работает в своей типографии и ведет это дело отлично, и это-то именно и было причиною, что Щепкин ему старался нагадить. Ваши сочинения уже продаются 1 и 4 части, а 2 и 3 обещаны вскоре. -- Вся эта история выказала Основского человеком честнейшим, благородным и слишком добрым <к> врагам его. Вы можете вполне полагаться, что имеете дело с человеком честным и денежки не пропадут, потому что дело у него идет ладно и хорошо. -- К Павлову я на днях съезжу -- знаю его жилище, это на границах к Смоленской губернии, а мы живем к Владимирской, дистанция огромная, но забыл, как называется его приход и часть и квартал, и священник или дьякон, у кого он нанимает, а все это необходимо для московских адресов. Ивана Васильевича пощупаю еще и об Основском и запишу Вам адрес. Фетушка Вам сам пишет, то-то я думаю сочинит Вам из Москвы. Жена Вам кланяется, а я Вас, милейший Иван Сергеевич, крепко обнимаю. Дай бог Вам всего лучшего.

Крепко Вам преданный
И. Борисов.

   Я ничего не пишу Вам об бесчисленных новостях, возникающих большими и маленькими вопросами о нашем будущем, только увы -- ответов нет.
   
   1 Это письмо Тургенева неизвестно (см.: Тургенев, Сб., вып. II, стр. 352).
   2 Возможно, что Борисов перефразировал цитату из стихотворения Фета "Уж верба вся пушистая" (цикл "Весна", 1844). У Фета:
   
   Опять весна душистая
   Повеяла крылом.
   
   3 Речь идет о пьесе А. Н. Островского "Старый друг лучше новых двух" (1860). Очевидно, в не дошедшем до нас письме Тургенев высказывал свое удовлетворение образом главной героини пьесы, Оленьки.
   4 Тургенев отвечал Борисову и Фету 2 (14) января 1861 г.: "А в пиесе Островского <...> мне нравится только превосходно нарисованное лицо "Оленьки"; с остальными замечаниями я согласен" (Письма, т. IV, стр. 179).
   5 В этом письме к Фету от 17 (29) октября 1860 г. Толстой писал: "К чему всё, когда завтра начнутся муки смерти со всею мерзостью подлости, лжи, самообманывания, и кончатся ничтожеством, нулем для себя" (Толстой, т. 60, стр. 358).
   6 В письме от 17 (29) декабря 1860 г. Тургенев просил Фета выяснить, почему издатель его сочинений Пил Андреевич Основский (1819--1871) вовремя не выслал ему деньги за издание. Впоследствии эти деньги были получены, о чем Тургенев уведомил Фета и Борисова (см.: Письма, т. IV, стр. 172 и 179).
   7 Борисов упоминает сотрудника "Московского вестника" Ивана Васильевича Павлова (1823--1904), издателя Николая Михайловича Щепкина (1820--1886), врача, переводчика и литератора Николая Христофоровича Кетчера (1809--1886), поэта Алексея Николаевича Плещеева (1825--1893), публициста Никиту Петровича Гилярова-Платонова (1824--1887), издателя Федора Васильевича Чижова (1811--1877) и драматурга Александра Николаевича Островского. Речь идет о. конфликте, возникшем между издателем "Московского вестника" Н. А. Основским и его сотрудниками А. Н. Плещеевым и И. В. Павловым, которые обвинили Основского в жульнических махинациях (см.: Письма, т. IV, стр. 519, примеч. к письму 1005).
   

4

8 янв./61. Москва.

   Добрейший Иван Сергеевич, вчера прочел Ваше письмо к нам1 и, читая его, представлял себе Вас получившим уже телеграфическую депешу из Москвы от Фета. Вижу, как спокойное Ваше лицо мгновенно изобразило все признаки удивления, недоумения и горьких жалоб на судьбу -- да еще разгадаете ли загадку Фета, он уже сам сомневается, поймете ли Вы из депеши, в чем тут дело. Но боже мой, что с ним-то делает лихорадочный трепет, канальские треволнения (это болезнь кавказская,2 Завадовский от нее даже помре,3 опасная).
   Но падо описать Вам все толком, а то и я начинаю телеграфить.-- Дело было так. Получив Ваше письмо по делу Основского, он, т. е. Фетушка, не удоволь<ствовался> тем, что ему сообщил Островский, а поехал к Павлову прежде и, выслушав Ив<ана> В<асильевича>, которому вполне сочувствовал, готов был вести Основского на эшафот. Когда же Основский доказал ему фактами свою правоту и чистоту в этом деле, то весь гнев повернулся в другую сторону. В это время Плещеев напечатал в "Искре", что он, а не Основский, печатает 2-ю часть Ваших произведений.4 По просьбе Основского Фет в "Моск<овских> вед<омостях>" <поместил> объявление: что Плещеев не имеет права потому, что ни Вы, ни он (Фет), Ваш поверенный, этого ему не предоставляли.5 До сих пор всё хорошо. Мы торжествуем, но можете себе представить -- на следующий же день в "Московск<их> в<едомостях>" являются два письма к редактору: I) "В No 9 "Москов<ских> в<едомостей>" с удивлением прочел я объявление г. Фета, просящего считать недействительным мое извещение в 51 No "Искры" о том, что наблюдение над печатанием 2-й части последнего издания сочинений И. С. Тург<енева> принимаю на себя я сам, нижеподписавшийся, как владелец большей половины (5/8) всего издания. Честь имею уведомить и г. Фета и всю читающую публику, что 2 часть будет печататься под моим личным наблюдением, с согласия г. Основского, на что имею письменные доказательства, которые я напечатаю, буде г. Фет того пожелает. А. Плещ<еев>". II) "М<илостивый> г<осударь>, честь имею довести до всеобщего сведения, что я читал письмо Ив<ана> Сергеевича) Т<ургенева> г. Фету от 17/29 д<екабря> и что это письмо никоим образом не уполномачивает г. Фета на такое странное объявление, какое сделано им в No 9 "Московских> в<едомостей>". Прошу покорнейше И. С. Т<ургенева> подтвердить мои слова печатно. И. Павлов".6
   Сии-то два и привели нашего друга в несказанное негодование, и <он> не медля пустил к Вам телеграф.7 Я его убедил ничего не отвечать им до Вашего ответа. Но не знаю, как он переживет это время, -- желчь начинает работать, и Марья Петровна уже в отчаянии. Да и трудно в самом деле ему ждать Вашего ответа. Но что же делать-то. Пока мы стараемся его злить чем-нибудь другим, но всё Плещеев и Павлов являются ему неотмщенными. Как Вам нравится Павлов в этом деле, можно бы еще извинить как сумасшествие, но гнусно, что проявляется оно в подлости. Вот еще свежее и горькое доказательство непорядочности наших литераторов. Всё это Вас огорчит, но утешьтесь тем хотя, что впереди будет лучше, все это происходит еще в Накануне. Меткое Вы пустили слово Накануне. Недавно, т. е. 12 янв<аря>, на университетском акте, многими говорены были речи -- и Погодин и другие как будто невольно вспоминали этим словечком об Вас.8 Мы только что вернулись из театра. Ездили смотреть Садовского в Любиме Торцове. Не смею и сказать, как он был хорош.9 Вот за такую-то следовало бы Островскому 33 премии, а за "Грозу" даром.10 Помните Косицкую в "Грозе",11 какая она пошло несчастная там птичка. Сегодня она в роле вдовушки была безукоризненна, живое лицо -- удалая вдовушка. Публика гремела и вопила, это хорошо, но жаль, что не бы и Островского, он в П<етер>бурге, может быть еще таким путем он услышит истину, а она его выведет из самообманства. -- Знаете ли, Иван Сергеевич, что быть может Вы нас никогда не увидите более живыми, а найдете всю Москву обледенелым царством, -- несколько уже дней ртуть замерзла в термометре) и на дворе должно быть 140о, в комнатах же кажется еще холодней -- у нас в теплой квартире только +8. Видели ли Вы когда ворон, опушенных инеем, точно как мужик в дороге. Они теперь могут даже декламировать "С белыми бровей власами и седою бородой".12 У нас в комнатах 4-й день живет воробей, сам попросился погреться и кажется уже свыкся с нашей жизнью -- но прегордая птица, никому не хочет быть обязанным -- корма не принимает, а добывает сам крошки где попало, к ночи так спрячется, что до сих пор не откроем места его ночлега. Когда-то дождемся Вас. Мы же 30 янв<аря> -- на родину. Саратовский возок я уже приобрел и сбираюсь выехать Ноем -- всю семью с домочадцами, с новоприобретенным Амуром (сеттер превос<ходный>) и даже воробьем, если он сего пожелает. Жена Вам кланяется, а я крепко Вас обнимаю.

Ваш И. Борисов.

   1 Письмо к Фету и Борисову от 2 (14) января 1861 г. (Письма, т. IV, стр. 179--180).
   2 Подозревая Основского в нечестности, Тургенев 17 (29) декабря 1860 г. послал Фету доверенность на ведение своих издательских дел (см.: Письма, т. IV, стр. 171--173). Возникший между Фетом и Основским конфликт едва не привел их к дуэли, которую Борисов, вероятно, имея в виду воспоминания молодости, называет "болезнью кавказской".
   3 Очевидно, Борисов вспоминает нашумевшую в свое время (1817) дуэль между А. П. Завадовским и В. В. Шереметьевым, на которой, однако, был убит не Завадовский, а Шереметьев. Дуэль эта запомнилась и потому, что следствием ее в 1818 г. на Кавказе была дуэль между секундантами -- А. И. Якубовичем и А. С. Грибоедовым (см.: "А. С. Грибоедов в воспоминаниях современников". М., изд. "Федерация", 1929, стр. 58--64 и др.).
   4 См.: "Искра", 1860, 30 декабря ст. ст., No 51, стр. 599.
   5 "Московские ведомости", 1861, 12 января ст. ст., No 9.
   6 "Московские ведомости", 1861, 13 января ст. ст., No 10.
   7 Эта телеграмма Фета к Тургеневу неизвестна.
   8 12 января ст. ст., в "Татьянин день", ежегодно отмечалось основание Московского университета; в 1861 г. праздновалась 106-я годовщина его существования. На торжественном обеде в Москве, в зале Благородного собрания, М. П. Погодин в своем тосте сказал: "Мы теперь <...> накануне важнейших государственных преобразований и улучшений: улучшений крестьянского быта, гражданского судопроизводства, банковой системы, городского управления, путей сообщения и проч. и проч." ("Московские ведомости", 1861, 14 января ст. ст., No И). Очевидно, эти слова и имел в виду Борисов.
   9 Актер Малого театра Пров Михайлович Садовский (1818--1872) в посвященной ему пьесе Островского "Бедность не порок" (1853) исполнял роль Любима Торцова.
   10 В 1860 г. за драму "Гроза" Островский получил Уваровскую премию Академии наук.
   11 Артистка Малого театра Любовь Павловна Никулина-Косицкая (1829--1868) исполняла в пьесе Островского "Гроза" (1859) роль Катерины, а в пьесе "Бедность не порок" -- роль молодой вдовы Анны Ивановны.
   12 Перефразированная цитата из стихотворения Г. Р. Державина "На рождение в севере порфирородного отрока" (1779). У Державина:
   
   С белыми Борей власами
   И с седою бородой...
   
   О необыкновенных морозах в январе 1861 г. упоминает в своих воспоминаниях и Фет (см.: Фет, ч. I, стр. 357).
   

5

17 янв./61. Москва.

   С новым годом, добрейший Иван Сергеевич, Вас поздравляю и желаю всего лучшего, а оглянувшись на старый, не жалею, что в нынешнюю ночь он пропал без возврата, -- авось будем посчастливей в наступающем. Что же Вам хорошенького сказать, об родине нашей вспоминать нечего, а выдумать мудрено. Всё по-старому в Москве, даже ухабы, колыхавшие нас в прошлом году, опять воскресли, опять старики заговорили, что не запомнят таких снегов. К весне обещают Москве наводнение, но мы надеемся заблаговременно убраться за Зушу. В 1-х числах февраля устремляемся в Новоселки и там будем Вас поджидать. Фет горячо принялся по Вашему делу с Основским и сам Вам даст отчет во всем.
   Адрес Ивана Васильевича Павлова: на Плющихе в доме священника церкви Неопалимой Купины. Но адрес это ненадолго. Ив<ан> В<асильевич> покидает это жилище и ищет нового -- поэтому адресуйте ему через кого-либо из знакомых. Мы пожалуй и сами уедем, но вот Вам -- Сергей Мих<айлович> Сухотин, они же и приятели. Его адрес в Пресненской ч<асти> в Конюшках в собст<венном> доме. -- В прошлом письме1 я Вам во всей точности передал, что узнал от Островского, к этому прибавить только, Фет что узнал от Ив<ана> Васильевичах Сами сделаете истинный вывод -- кто тут прав, что же касается до финансов Ваших, то кажется Вы поручили надежному человеку, он выручит Вам всё до копеечки, разве уже Основский действительно нечестный человек -- и плутует? Чему пока не верю. Здесь теперь Владимир Ал<ександрович> Шеншин, в наших краях, говорит, всё хорошо и покойно.2 Ждем, ждем объявления новых положений, а слухи откладывают еще до октября.3 Не дай бог, чтобы это было справедливо.
   На днях я приобрел удивительно белого сеттера Амура от брата Петр<а> Аф<анасьевича>,4 который решительно предался разведению собак, у него было уже 8, и Фет их очень хвалит, так что я надеюсь примкнуть к Вам на тетеревей вполне егерем и буду уже так равняться по полесью, что у Вас, у старого Нимврода,5 закипит кровь молодым ключом. Дай только бог, чтобы всем собраться и не быть к тому времени исключенными. Начал уже запасаться сатанинскими снарядами и всё привожу в порядок.
   Ожидание от Вас новенького растет в публике еще более, чем перед "Накануне". Евгения Тур обещает Ваг. Катков тоже, и "Русск<ое> слово", и все, все по-прежнему, как-то Вы умудритесь всех оплодотворить.6 -- Афанасий Афан<асиевич> решительно ничего не пишет и стонет по Степановке. Недавно видел его у Боткиных таким Гафизом,7 каким в жизнь мою не видывал его, да и он сам не помнит, чтобы ему так когда-либо приходилось вдохновляться, даже синий нос его побелел, а голос до сих пор не поднимается, и Марья Петровна его не спасла, вот она старость-то, на которую Вы как-то так мило намекнули.
   Обнимаю Вас от всего сердца. Жена Вам низко кланяется. Когда-то дождемся Вас, боюсь, что в шахматы уже не гожусь совсем, нужно, чтобы Вы были очень слабы для моей удачи. Ваш искренний И. Борисов.
   
   1 Письмо 4.
   2 Владимир Александрович Шеншин (1814--1873) был мценским предводителем дворянства.
   3 "Положение о крестьянах, вышедших из крепостной зависимости" было подписано Александром II 19 февраля 1861 г. В воскресение 5 (17) марта оно читалось во всех церквах и было опубликовано 6 (18) марта 1861 г.
   4 Петр Афанасьевич Шеншин (1834--1881) -- младший брат Фета.
   5 Нимврод -- один из персонажей Библии, где он назван "звероловом" (см.: Бытие, гл. X, стих 9); его имя стало нарицательным для охотников.
   G Евгения Тур (псевдоним писательницы Елизаветы Васильевны Салиас де Турнемир. 1815--1892) в 1861 г. была издателем-редактором газеты "Русская речь". Михаил Никифорович Катков (1818--1887) -- издатель-редактор журнала "Русский вестник", в котором Тургенев к этому времени напечатал роман "Накануне" (1860), а позднее -- "Отцы и дети" (1862), "Дым" (1867) и повести "История лейтенанта Ергунова" (1868) и "Несчастная" (1869). "Русское слово" в 1861 г. издавалось гр. Г. А. Кушелевым-Безбородко при редакторе Г. Е. Благосветлове.
   7 Мохаммед Шемседдин Гафиз (1300--1389) -- персидский поэт. Осенью 1859 г. Фет работал над циклом стихотворений "Из Гафиза", переводя их с немецкого языка из подаренного ему Тургеневым сборника поэта Г.-Ф. Даумера: "Hafis. Eine Sammlung persischer Gedichte". Однако стихотворения Даумера были только написаны "в духе Гафиза", а не являлись его подлинными переводами (см.: Фет, ПСС, стр. 826--827). Стихотворный цикл Фета "Из Гафиза", снабженный небольшим предисловием, был опубликован в журнале "Русское слово" (1860, No 2, стр. 25--37). Об отношении Тургенева к переводам Фета см.: Письма, т. III, стр. 349.
   

6

27 февр./61. Новоселки.

   Вот уже месяц, как мы в деревне, и всё чаще и чаще вспоминаем Вас, добрейший Иван Сергеевич и еще березы не начинали ждать весны,1 но она уже близка. Вчерашний день повеяло таким югом и солнце светило таким теплом, что ни одна ворона, ни один баран не остались равнодушными, все было всполошились и зашумели, но в ночь подморозило, а сегодня с утра порошил снежок, и всё опять попритихло и опять подморозило. Так-то и 19 февр<аля> прошло. Ждали, ждали, Москва -- старая болтунья верными обещаниями еще более всех подзадорила, но 19-ое прошло без манифеста о крестьянском вопросе, и снова ждем и ждем уже отпечатанных обещаний, что постом вопрос этот кончится и огласится.2 Если Вы и к Святой будете в Спасском, то найдете нашу родину обновленною. Что Вам сказать об крае нашем. Помехи, т. е. мы и чиноначалие уездное, как будто смутились духом и приуныли. Симой3 тоже как-то стал рассказывать про Вольфа и Окена4 не с прежним азартом, а журчит тихим ручейком и так усыпительно, что и вздремнуть приятно. Успели мы повидаться с волковскими Шеншиными, они без перемены, только подвинулись ближе к вечности и Ник<олай> Ник<итич> и Елиз<авета> Дмитриевна. Она много, много вспоминала о Вас -- Вашем детстве, юности. Я впервые узнал, что Вы такой давний их знакомый. Девочки их прелесть, а сын кажется блокирует Моск<овский> уииверсит<ет> и едва ли таким способом возьмет, а может и внидет.5
   Ваших в Спасск<ом> я еще не наведывал, но непременно проберусь к ним.6 Всё поджидал Фета, но об нем ни слуху ни духу. С самого возвращения из Москвы ему удалось раз только заглянуть к нам из Степановки, и то на два дни, и исчез опять в своей степи. Вот на деле-то и видно, что 55 верст дистанция огромного размера, да и дороги нет в продолжение И месяцев, если не казниться но ухабам, зажорам, просовам, прососам, промоинам7 и прочим каторжным удовольствиям. К Вам переправили от него уже два письма, стало быть об нем Вы знаете. К маю мес<яцу> он надеется управиться, и дом будет готов, и Марья Петровна будет уже хозяйничать в Степановке. Авось-то Ваш приезд будет и его почаще выманивать к нам. Но когда дождемся Вас-то, дорогой Иван Сергеевич, -- хорошо бы, когда б успели быть в Спасском на вальдшнепов, хоть бы одно поле сделать с Вамп. Я уже вооружился, и хотелось бы представить Вам моего Принца молодого, подарок брата Петр<а> Аф<анасьевича> -- красавец собой и умен, не знаю, каково-то окажется чутье и справлюсь ли с бешеною горячностию.
   В Москве у Кантора (шорн<ик> на Петровке под м<агазином> Крумбюгеля) нашел такую пистонницу, что и Фет прельстился и заказал себе. Из сатанинских приборов только еще и остается ягдташ, но и этот к весне будет заменен таким удобным, что и Вы, надеюсь, одобрите.
   Вы верно и в Париже заметили "Русск<ий> вест<ник>" нынешнего года -- политическое обозр<ение> и "Лит<ературная> летопись" процветают.8 Помните ли Ваши мечты, проект журнала, какой бы Вы издавали.9 Катков как будто уловил Вашу мысль и хотя не вполне, но осуществляет, и часть литературная в 1-й книжке украсилась "Лихим человеком" Марко Вовчка.10 Такая повесть, что не стыдно было бы п Вам подписать Ваше имя. До сих пор ни одна наша барыня подобного не написала, хоть тут и по-русски вышло хорошо, а не то что про прежние ее говорил Громека -- читайте на малороссийском.11
   В 1 No "Современника" раздается такой свист, что верно и Вам слышно. Немножко и Вам посвистывают, но нежно, стишками.12 Я ожидал, что будет что-нибудь по случаю историй Основского издания -- но видно проглядели, а может берегут для будущих NoNo. Авось с прекращением откупов перестанут являться перед публикой с кабацкими-ругательствами наши журналисты, а до сих пор публика довольна такими олимпийцами, и у "Современника" подписчиков более. -- В деревне я веду жизнь самую деятельную -- подготовляю всё для вольного труда и дом почти весь перестраиваю, чтобы можно было в нем и зимовать, только бы не ездить в Москву. Всё здесь так хорошо, тихо и спокойно, и на душе тепло, и дышать легко, хотя от риги и расстилается соломенный дым по саду, но так тонко, что только со свежим чутьем уловишь, -- вкусно, захотелось даже шашлык вспомнить.
   Но какая невознаградимая утрата Н. Толстого. Про Льва Ник<олае-вича> ничего не знаем, а Сергей чуть ли не женился,13 обещал к нам приехать, но нет. Дай бог Вам. Иван Сергеевич, всего лучшего и поскорей к нам. Жена Вам кланяется, и я Вас крепко обнимаю. Ваш И. Борисов.
   
   1 Перефразировка стихотворения Фета "Еще майская ночь" (1857), в котором говорится о приближении весны:
   Березы ждут. Их лист полупрозрачный Застенчиво манит и нежит взор. Они дрожат. Так деве новобрачной И радостен и чужд ее убор.
   2 См. примеч. 3 к письму 5.
   3 Александр Андреевич Симон (ум. 1863) -- мценский аптекарь-гомеопат. О его смерти Борисов писал Л. Н. Толстому 14 мая ст. ст. 1864 г.: "Симон умер в ноябре" (Гос. музей Л. Н. Толстого, инв. No 138/23).
   4 Каспар Фридрих Вольф (1733--1794) -- знаменитый анатом и физиолог. Лоренс Окен (1779--1851) -- германский философ и естествоиспытатель.
   5 Николай Никитич (1816--1879) и Елизавета Дмитриевна (рожденная Карпова) Шеншины и их дети Екатерина, Мария и Дмитрий жили в имении Волково, в 12 верстах от Новоселок. Брат Н. Н. Шеншина, Александр Никитич, был женат на сестре Фета, Любови Афанасьевне Шеншиной.
   6 В Спасском в это время жил с семьей дядя Тургенева, Николай Николаевич.
   7 Эти названия означают: затор льда на реке во время ледохода; подснежная вода по дороге при таянии снега; отверстие, промытое водою и т. п. (см.: Толковый словарь русского языка, т. I. 1935, стлб. 935: т. III, 1939. стлб. 1004).
   8 "Русский вестник" с начала своего издания в 1856 г. имел большой раздел под названием "Современная летопись", где помещались известия о текущих событиях общественной жизни. Журнал выходил два раза в месяц, и обычно эти известия к выходу в свет уже теряли свою новизну. С 1861 г. Катков изменил структуру журнала и "Современная летопись" стала выпускаться отдельными еженедельными приложениями к журналу, который стал выходить один раз в месяц и пополнился новым разделом: "Литературное обозрение" (Борисов перепутал названия разделов). Об этих переменах Катков напечатал "Объявление" в декабрьской книжке журнала за 1860 г. и заметку "Несколько слов вместо современной летописи" в январской книжке за 1861 г.
   9 О проекте издания собственного журнала Тургенев, вероятно, только говорил Борисову. В сохранившихся письмах Тургенева об этом его намерении не упоминается.
   10 В январском номере "Русского вестника" за 1861 г. был напечатан рассказ Марко Вовчка (Мария Александровна Маркович, 1834--1907) "Лихой человек" (стр. 361--428).
   11 Степан Степанович Громека (1823--1877), приятель Фета, в конце 50-х годов служил начальником жандармского дивизиона Николаевской железной дороги (о нем см.: Фет, ч. I, стр. 193). В 60-х годах сотрудничал в "Отечественных записках", "СПб. ведомостях", "Современнике" и "Русском вестнике". Его замечание о Маркович связано с тем, что первый ее сборник "Народні оповідання" (1857) вышел на украинском языке.
   12 В "Свистке" (No 7, приложение к No 1 "Современника" за 1861 г.) было напечатано сатирическое стихотворение "Мысли журналиста, при чтении программы, обещающей не щадить литературных авторитетов", в котором Тургеневу посвящено четверостишие:
   
   Дорог ужасно Тургенев,
   Публики первый герой --
   Эта Елена, Берсенев,
   Этот Инсаров... ой-ой...
   
   13 С. Н. Толстой с 1850 г. состоял в гражданском браке с тульской цыганкой М. М. Шишкиной и обвенчался с ней в 1867 г.
   

7

12 окт./61. Новоселки.

   Счет потерял дням со времени Вашего отъезда, добрейший, милый Иван Сергеевич, и едва ли не всякий день, вспоминая об Вас, намеревался засесть и строчить Вам бесконечное послание. Вы уехали так нежданно -- хотя и предваряли о Вашем замысле заранее, но всё вышло как-то для меня врасплох, -- и грустно и жалко, и ждать Вас до весны долго; но спасибо Вам за эти строки обещания, в апреле к нам.1 Бог даст, к тому времени всё повеселеет, всё подвинется вперед и если не вылезем совсем на гору, то по крайней мере с самой кручи-то выберемся. Мы виделись последний раз на Мировом съезде, и Вы отчасти уже знакомы с этим ареопагом -- нужно ли Вам поведать, что мое дело и до сегодня не решено и разумеется никогда не решится, -- видел, что всё это состоит только в надувании, и с ослиным долготерпением отдавался на судилище -- пока осень не оторвала меня в поле за русаками и я всякий день, как только есть малейшая возможность, сажусь на коня, беру на свору Ведьму, Аргуна и иных и вдвоем с Максимом, страстным охотником, езжу по нашим окрестностям -- обглядишь все овражки и канавки, так и кажется, вот-вот тут лежит. Прохлопаешь -- нет, далее смотришь на зеленях -- нет, -- жнивье высокое, хлоп и лежит -- травлю уже не расскажешь.
   Поедемте когда-нибудь. -- На днях проезжал к Никольскому.2 Боже мой, какая безжизненная пустыня -- ни одной птички даже не вспугнули, а бедному Николаю Толстому и эти места были милы и он перед смертью вспоминал об них с любовью. -- Мы живем почти в совершенном уединении. -- Да, надо Вам рассказать про наш дом. Только 16 сент<ября> к вечеру мы перебрались в него, и я действительно после шестимесячной тормошни опочил от трудов. 17 справляли торжество из торжеств.3 На дворе была буря. Лил дождь, и потому многие обещавшие к нам не прибыли, в добавление всего в Синявский паром вцепилась купальня Фон-Дрелинга, которую сорвало водой, и чуть не потопила парома. Юный фермер4 был в отличном расположении и очаровывал всех. После обеда он толковал П. П. Новоси<льцеву>5 о плодопеременных хозяйствах -- засели и играли действительно в ералаш.
   Жалели мы, что нет Вас, милейший Иван Сергеевич, и Вы бы вспрыснули наше новоселье, но подождем весны, напитаю млеком тельца и уже теперь зову я Вас.
   У Ваших в Спасском давно не был -- постыдная охота мешает, и потом действительно я с каждым днем делаюсь грибом и это невольно всякий день, вечер, утро вишу, что надо быть дома без отсутствиях Вчера из Спасского возвратился садовник Фета, везет воз молодых кленков, ясенков и вечного деревца из Чаплыгина -- вот и степь порастет со временем. Я Фету дал совет назвать свой лесок Чаплыгин. Николаи Николаевич и все Ваши здоровы, как только немного подкует морозом, отправимся их проведать. Феты помышляют уже об Москве, чтоб по снежку в путь. Он уж не так сильно бранит Москву -- знать и в деревне скучно. Жена навещала их и нашла, что Степановка всё хорошеет. Марья Петровна делается отличною хозяйкой, всё у них идет хорошо и ладно. Он неутомимо сооружает себе поместье Степановку -- это его мысли, и это-то поддает всё новые п новые силы. По его письмам можно слышать, что там за шум и говор рабочий, и стройка, и молотьба, и копанье, а всё еще ему мало. -- Недавно в наших местах был Ник. В. Калачев,6 у него смежно с Фатьяновкой имение и остается десятин 300 превосходной земли; крестьян уже отделил уставной грам<отой> полюбовно. Это была первая порешенная Николаем Никит<ичем>.7 И это-то имение, в котор<ом> есть хороший дом, Калачев продает по 55 р. за д<есятину> -- почти в половину, что дали за Степановку, но главное от Новоселок 6 верст, а от Вас верст 20. Не досадно ли теперь на нетерпеливого Фета, всё его суета и что хуже, всё это наделала статья "Современника".8 С того дня, как прочел -- он бросился из литературы в фермерство, -- это истина верная. Не пишу Вам ничего о Варшаве, Петербур<ге> и Москве. Университеты закрыты.9 Всё это сильно тревожит и нас -- не хорошо. -- Никол<ай> Никитич, который теперь постоянно с помещиками и мужиками возится, говорит, что дух нехорош, немудрено, всегда припахивало, а как поворочали -- завоняло. Надо надеяться, что для будущего по крайней мере выйдет удобрение. Недаром мой Петруша всё поет веселые песни, может его сердечко маленькое чует в будущем светлую жизнь. -- Журнал "Ясная Поляна" отложен до 1-го января.10 Л<ев> Н<иколаевич> ни мне, ни Фету не пишет ни словечка -- только недавно прислал письмо Петру Ив<ановичу> Бор<исову>.11 Журналы ничего не дали порядочного. Одна Наденька учитывается всем, но и она уже понемногу удаляется. Зато "Большие ожидания" Диккенса всех нас усладили.12 Такая прелесть, такие лица Пип, Джо -- но Вы верно уже прочли. Вспомните мистера -Пикета -- это я. Так и поднимаю себя за волосы.13 Что за осень у нас -- божественная. Когда принимается ветер и заберемся в лес с обсыпавшимися листьями, то не нужно и лета. Вальдшнепов было мало, но они и до сегодня еще держатся. Милый, добрейший Иван Сергеевич, если б Вы знали, как порою жалеешь, что судьба так Вас мечет и нет у Вас корня. Когда Вас дождешься! Дай бог Вам всего лучшего, уладить дело на счастье и возвращаться к нам. Жена Вам кланяется, а я Вас крепко обнимаю. Ваш

И. Борисов.

   Адреса Вашего не знаю и Фет тоже и пишу poste restante.
   
   1 См. письмо Тургенева к Борисову от 28 августа (9 сентября) 1861 г.: Письма, т. IV, стр. 284.
   2 Никольское-Вяземское имение в Черненом уезде Тульской губернии, принадлежавшее Н. Н. Толстому (см.: Н. Пузин, С. Толстой. Никольское-Вяземское -- родовое имение Толстых. "Яснополянский сборник", Тула, 1965, стр. 157--171).
   3 17 сентября ст. ст. -- день именин Надежды Афанасьевны Борисовой.
   4 Тургенев и Борисов постоянно подсмеивались над увлечением Фета сельсхозяйственными преобразованиями
   5 Петр Петрович Новосильцев (1797--1869) -- крупный помещик Черненого уезда, Тульской губернии, камергер, действительный статский советник и рязанский губернатор. Был близким другом семьи Борисовых (см.: Фет, ч. I, стр. 222 и 281).
   6 Николай Васильевич Калачев (1819--1885) -- историк русского права, сосед Борисова по имению.
   7 Николай Никитич Шеншин был выбран в 1861 г. мировым посредником между помещиками и крестьянами по Мценскому уезду Орловской губернии.
   8 Речь идет о статье Д. Л. Михаловского "Шекспир в переводе г. Фета", напечатанной в No 6 "Современника" за 1859 г., за подписью "М. Лавренский".
   9 Об этом же писал Тургеневу П. В. Анненков 22 октября (3 ноября) 1861 г. (см.: Письма, т. IV, стр. 590).
   10 Первый номер журнала "Ясная Поляна" вышел 5 (17) февраля 1862 г.
   11 Письмо Л. Н. Толстого к Пете Борисову, которому тогда было три года, неизвестно.
   12 Русский перевод романа Чарльза Диккенса "Большие ожидания" печатался в "Русском вестнике" за 1861 г. (NoNo 2--8).
   13 Герой романа Диккенса, мистер Покет, когда был чем-нибудь обеспокоен, запускал "обе руки в свои растрепанные волосы и, казалось, делал самые странные усилия, чтобы приподнять себя" (гл. XXIII).
   

8

С Новым Годом поздравляем.

25 дек./61. Новоселки.

   Добрейший Иван Сергеевич, еще вчера, снаряжая елку Петруше, получил Вашу весточку и мысленно благодарил Вас за милые и дорогие мне Ваши строки.1 Вы как будто сами нас навестили, и я, развешивая по веткам разные несъедобные сласти, переносился к Вам, со всеми горькими и печальными переживаниями уединеннейшей нашей жизни. Недели две уже всё сбирался к Вам писать, да видно метели мешали. С самого праздника нашего Иеремии бури гудели и днем и ночью и еще сильней самого пророка наводили печальные ожидания от будущего.2 Действительно времена трудные. До сих пор всё идет дело разрушения. Старых идолов кувыркаем, а новых не придумали. Впрочем за 1000/л<ет> то же было, а вот прожили. Проживем и еще как-нибудь тысячку, и еще всадят памятник. Не знаю, откуда Фет узнал но уверял, что Шевченку тоже врезали на п<амятнике>3 Самые хитрые хохлы посмотрят -- будут спрашивать: чи это Тарас, чи это Пичппор. Какая это "нищетою богатая"4 бедность.
   Университетские беспорядки подняли преудивительные споры. Но Вы вероятно сами прочли -- развязки еще нет -- все ждут с замиранием.5
   Проектам несть конца.6 Жалобы на разные старые новые порядки печатью воют. О помещиках пишут уже с некот<орым> сожалением: ну что ж, в самом деле надо им, бедным, как-нибудь помочь. Первым наставником явился Щедрин. Но его поучения вызвали и возражения и ругательства, и сам он написал уже в "Соврем<еннике>" какую-то "Клевету" 7 и в ней-то хотя не сопит, как Р.,8 но злостно рыгает на всю публику. Добрые же советы помещикам застряли на том, что Бобчинский говорит Добч<инскому>: "нет, Петр Ив<анович>, это я сказал Э!"9 -- Непременно-таки хотят устроить и союз дружбы и именины сердца помещиков с мужиками. Несколько умилительнейших сочинений есть уже в "М<осковских> вед<омостях>". Неужели в настоящее время простительно заниматься подобной чепухой и кулаками выжимать слезы лжи. Зачем? и для кого? Скорей уж попадут такой пулей комару в правый глаз (как говаривал Фадеев на Кавказе), чем такими комедиями умилять сердца мирской сходке.10 Они себе не вылезут из круга своего (свиного настроения). Всё однако ж у нас и покойно и тихо. Воровство по-старому, тихонечко полегонечку, как выразился недавно старик Яков Мосин, когда его поймали, что вырубил наши березы из аллеи. Всё слава богу иод Амченском11 ползет по-прежнему. Дороги покрыты обозами без конца, и мимо нас тянутся беспрерывно днем и ночью. Часто в сильнейшие метели я всматривался, как клячонки вытягивались перед окнами на гору. Людей не видно, а собаки провожают. Всё хорошо. К Новому Году по обычаю с журналами прибыли кучи объявлений и обещаний, и съестных и литературных, и я люблю их созерцать, и тут прогресс: чайный торговец Орлов предлагает чай зеленый -- жемчужный златовидный. Это уже, согласитесь, более соблазнительно, чем и самый лучший Лян-синь Сио -- Фасон Нанджин. А вот объявление крупными строками, так и слышится голос ноздревского приглашения: ну, скотина, бери же Шло-цера переводы,12 давай деньги-то вперед. А есть и с тонким обращением: мы ничего никогда не обещали... Не могу, хотел было воздержаться, но нельзя Вам заранее не поведать о восхитительной статье Фета: "Жизнь Степановки или Лирическое хозяйство".13 Ничего не выдумано, все истинная правда. Но всё это передано неподражаемо, фетовски. Боюсь однако, что злодеи пожалуй скажут, что автор не бросается уже с 14 этажа, но летит еще выше, выше.14 Я был в восторге, слушая его. Вы же из его писем уже знаете, в каком оно духе. Скоро весь плач Иеремии прольется на страницы "Р<усского> в<естника>". Катков уже взял.
   Из Москвы мы получили еще только одно письмо, и оно обещает многое впереди. Он уже отыскивает моральные ресурсы для себя и бросается куда? К Энгельгардт. Поэтому представьте же себе, что такое для него Москва. Сестры Э<нгельгардт> обдают его свирепой ерундой и он вешает нос...15 Для начала недурно. Не знаю, милейший Иван Сергеевич, испытываете ли Вы то наслаждение, какое вот я двадцать лет от нашего натурального лирика. И чем плач его слышится сильнее, тем лучше для него. Без этого нет ему и жизни. Окружите его всевозможными довольствами и со всех сторон безмятежным покоем -- и он тотчас умрет и морально и физически. Посибаритничать он может только минуту где-нибудь в Спасском пли на охоте где-нибудь в лесу, но не долго -- нужно или в эскадрон пли в Степановку. Нынешним летом познакомился я с одним м<олодым> человеком механиком -- устраивал нам молотилку, скромный, тихий, неглупый и малограмотный, но с жаром о всяком столпотворении. В ноябре привозит он тетрадку: Стихотворения Розанова -- и открывается, что он поэт, -- представил его к А<фанасию> Афан<асьевичу> -- было чтение и строгий разбор, кончившийся хохотом там, где поэт Р<озанов> плачет. Но все-таки Афоня нашел в нем искру. Разгорится ли и будет ли что? Неизвестно.16 Но родился он на Зуше, в таких местах, где по Апол<лону> Григорьеву -- только и рождаться русс<ким> поэтам.17 -- Стал было читать "Молотова": в высланной нам книжке "Совр<еменника>" повесть эта без начала, но прочту.18 Об Вас по случаю повести ожидаемой было уже несколько звуков. А как мы ждали ее нетерпеливо, самих-то Вас -- милый Иван Сергеевич, до апреля <ждать> еще долго. Жена Вам <шлет> усерднейший поклон, а Петрушка Вас помнит и, когда играю с ним в шах<маты>, спрашивает, "а как Ив<ан> Серг<еевич> играет?" Обнимаю Вас крепко.

Ваш И. Борисов.19

   1 Письмо Тургенева к Борисову от 11 (23) декабря 1861 г. (Письма, т. IV, стр. 315).
   2 23 ноября ст. ст. -- день рождения Фета. За свойственные Фету мнительность и склонность к мрачным предчувствиям друзья в шутку называли его пророком Иеремией, которому в Библии принадлежит "Книга плача". 11 (23) декабря 1861 г. Тургенев писал Борисову: "Я получаю изредка письма от этого милого смертного; он в них плачет подобно Иеремии...".
   3 В это время шла подготовка к установлению в Новгороде на Кремлевской площади памятника "Тысячелетию России". В мае 1859 г. был проведен конкурс проектов, на котором первую премию в 4000 руб. получил скульптор М. О. Микешин. Строителем памятника был назначен инженер генерал-майор В. Д. Евреинов. Открытие состоялось в августе 1862 г. Подготовка проекта проводилась еще при жизни Т. Г. Шевченки, и поэтому Микешин первоначально не включил его имя в список группы писателей, барельефы которых должны были находиться на памятнике. Но после смерти великого украинского поэта (26 февраля ст. ст. 1861 г.) он поместил его имя в раздел "Писатели и художники". Это вызвало неудовольствие Александра II, и он приказал вычеркнуть имя Шевченки (см.: Е. Левинфиш. Тарас Шевченко в творчестве Микешина. "Искусство", 1954, No 2, стр. 51--54; А. Г. Захаренко. История сооружения памятника "Тысячелетию России" в Новгороде. "Ученые записки Новгородского пединститута", т. II, вып. 2, 1957, стр. 66--68). О намерении Микешина поместить на памятнике барельеф Шевченки стало известно из "Месяцеслова на 1862 год", изданного Академией наук. В Приложении к нему было помещено "Описание Памятника тысячелетию России", где в разделе "Писатели и художники" стояло имя Шевченки (стр. 73). Там же был напечатан некролог поэта, заканчивающийся словами: "Россия потеряла <...> гениального поэта, горячего патриота, даровитого художника и благородного человека, и он удостоился быть помещенным в барельефе памятника тысячелетию России, воздвигаемого в Новгороде" (стр. 150).
   4 Слова из молитвы Николаю Чудотворцу.
   5 Речь идет о закрытии Петербургского университета и увольнении всех учащихся в нем студентов "впредь до пересмотра университетского устава" ("Московские ведомости", 1861, 23 декабря ст. ст., No 282).
   6 Дискуссия о системе университетского преподавания была отражена в статье "Замечания о русских университетах" за подписью Н. Л. ("Московские ведомости", 1861, 21 и 22 декабря ст. ст., NoNo 280 и 281).
   7 Очерк M. E. Салтыкова-Щедрина (1826--1889) "Клевета. (Посвящается добрым моим приятелям)" напечатан в "Современнике" (1861, No 10, стр. 661--680).
   8 Возможно, что речь идет о статье "Русский врач", подписанной инициалами Р. В., в первой части которой Борисов мог усмотреть обидные намеки на Тургенева в связи с его частыми выездами за границу (см.: "Современник", 1861, No 10, стр. 575).
   9 Цитата из "Ревизора" (действие I, явление 3).
   10 В "Московских ведомостях" этого времени неоднократно приводились случаи полного непонимания крестьянами своих новых отношений с помещиками и недоверия к их предложениям. В некоторых случаях для получения согласия крестьян подписать уставную грамоту приходилось прибегать к помощи войска. Такой случай "добровольного" согласия мирской сходки после того, как начальник губернии двинул войска в окрестности села, Борисов мог прочитать в "Московских ведомостях" (1861, 23 ноября, No 257, и 24 декабря, No 283 и др.).
   11 Амченск -- простонародное название Мценска.
   12 Имеется в виду многотомная "Всемирная история" Ф.-К. Шлоссера (1776--1861). В 1862 г. вышли III--VI тт. русского перевода под редакцией И. Г. Чернышевского.
   13 Речь идет о статьях Фета "Заметки о вольнонаемном труде", впоследствии напечатанных в "Русском вестнике" (1862, NoNo 3 и 5).
   14 Борисов вспоминает слова Фета из статьи "О стихотворениях Ф. Тютчева": "Кто не в состоянии броситься с седьмого этажа вниз головой, с непоколебимой верой в то, что он воспарит по воздуху, тот не лирик" ("Русское слово", 1859, No 2, стр. 76).
   15 Вероятно, речь идет о писательнице Софии Владимировне Энгельгардт (1828--1891) и о ее сестре Екатерине Владимировне Новосильцевой (ум. 1885).
   16 Стал ли Розанов впоследствии поэтом, неизвестно.
   17 Мысль о зависимости талантов от местности, из которой происходят наделенные ими люди, Ап. Григорьев (1822--1864) высказал в статьях "И. С. Тургенев и его деятельность, по поводу романа "Дворянское гнездо"" и "Несколько слов о законах и терминах органической критики" (см.: "Русское слово", 1859, NoNo 3 и 5). Эту идею критик подтверждал разбором произведений Тургенева, Фета, Тютчева и Полонского.
   18 Повесть Н. Г. Помяловского "Молотов" напечатана полностью в No 10 "Современника" за 1861 г. (стр. 295--450). Очевидно, в экземпляре, полученном Борисовым, не хватало нескольких страниц.
   19 На это письмо Тургенев отвечал 19 февраля (3 марта) 1862 г. (Письма, т. IV, стр. 343--344).
   

9

Новоселки, 22 февр./62.

   Здравствуйте, добрейший, милый Иван Сергеевич.
   Фет уже возвратился и сиплым голосом рассказывает про Москву и всякие свои в ней похождения. На пути он дня три прогостил у Вас в Спасском и едва несколько деньков у нас в Новоселках. В Степановку! в Степановку! Но на счастье наше нужно было ему заняться окончанием своей статьи в "Р<усском> вестн<ике>",1 и статью кончил и нас усладил. Вот удовольствие жить за 60 верст -- почти не видимся. Он еще покруглел, брюшко поприбавилось, ножки потолстели, но халат всё тот же. На Святую обещали к нам, чтоб скорей с Вами свидеться, но бог весть как это исполнится. Весна начинает проявляться -- два дни шел дождь, и снегу остается мало, дунет теплый ветерок -- и зимняя дорога исчезнет. Тогда поневоле все останутся по дворянским гнездам. Спешите возвращаться, а то многого уже не застанете. В письме невозможно передать Вам, как мало-помалу тают с снегом старые заботы, и не бойтесь, уже необходимо "стать отцом и матерью". Все стали сами о себе хлопотать -- отсталых совсем не видно. Настоящее положение так для всех тягостно, что нельзя не желать лучшего. Дело крестьянск<ое> туго ползет. Уставных) грамот много не подано. У нас в Мценском более всех покончено у Никол<ая> Никит<ича>, но и у него за этот год кончено менее 1/3 и только одна по согласию.2 У Вас всё было готово, и вероятно гр<амоты> уже поданы. Я уже месяц тому как был у Ваших в Спасск<ом>. Они зимой все переболели. Без Вас мне всегда бывает как-то грустно и так развивается желание видеть Вас. Дай-то бог, чтоб Вам хорошо жилось в наших местах. С нетерпением ждем февр<альской> кн<ижки> "Вест<ика>".3 Фет говорил, что Вы многое переработали в романе. Теперь же прошу Вас прочесть, как оно было. Из новостей литерат<урных> ничего нет сочного. "Кузьма" Островск<ого> нисколько не прибавит ни ему славы, ни нам надежды в будущем от нашего Шекспира.4 По Кайданову5 более остается поэтической мглы от Минина, нежели из этих очерков, -- там уж знаешь, что "Рука Всевыш<него> Отечество спасла",6 и благо. В очерках более всего выясняется, чего нет в таланте Остр<овского> и чего одним умом не сочинишь. Он слишком натура русская, то есть многие почки его корня здорового не раскрылись, а может и совсем пропали от русского капустного духа, и ему -- как Бандышевуа итальянская музыка неодолима.7 А уж как веет ветерок отлично. Борис Годунов да Онегин не дадут жить Кузьме Сухоруку. -- Видно дело плохо, когда заговорят по божественному писанию, уж лучше -- "иль краги по весне".8 И какая безинтересная скучища в этой книжке. Мне досадно даже, я не того ожидал. Прочел No книжки "Ясной Поляны",9 вот тут совсем уже другое. Всё в ней, начиная с предисловия до последней (.) живой Л. Н. Толстой. Главная его мысль, что свобода должна быть основанием школьного обучения, доводит его до того, что он доказывает необходимость стулья ломать, потому что А<лександр> М<акедонский> был в<еликий> человек. Не знаю, что на это скажут присяжные педагоги. Но если ни у кого из народов до сего времени не было и нет ни школ, ни учителей, как он говорит, то при его системе, можно наверное сказать, еще менее можно создать таких людей. И несмотря на множество истинных, здоровых его мыслей, свободная его школа -- мечта. Прелестные поэтические его рассказы не помогают, как доказательства главной его мысли -- вывод всё один, у человека умного, отдавшего себя этому делу -- будет так, у другого же будет чепуха -- только вместо тишины крик и гам. Множество подмеченных им в детях тонких черточек он искусно вносит в свой рассказ. Вспомнить "Бежин луг", и там также живые дети. -- Отдайте их нашему дьячку дубинистому Григорию с полной свободой для них учиться или не учиться -- и наверное все останутся неучами и дикими пуще прежнего. Отдайте их хоть в Мценскую уездн<ую> шк<олу>, где в настоящее время истинный учит<ель>: порядочный человек, и хотя нет той свободы, какую непременно требует Л. Н., наверное чему-нибудь выучатся и кто поспособней, как его Федя,10 пойдет и далее. Словом Толстой желает идеальную школу, для которой -- кроме Ясной Поляны -- не может быть места на земле. С. М. Сухотин пишет мне восторженные клики об этой книжке -- это значит Москва открыла Америку в Ясной Поляне. Но пока сами не прочтете, не верьте мне, записываю Вам прямо те впечатления, как они остались над только что прочитанной книжкой. Если мысли Толстова осуществимы -- то мы действительно открыли Америку. -- Но когда мы Вас увидим, милейший Иван Сергеевич -- удастся ли Вам приехать до вальдшнепов. Две, три недели охоты может Вас поторопят, и какой охоты вернейшей в наших местах. Снегов мало и потому надо ждать, что высыпки будут кучные и не в его <нрзб.> земли. Фет уже готовится перебираться к нам, запасся новыми снарядами и сапоги привез, но еще не примерял. Мой Петька уже спрашивает: "а что Иван Сергеевич приехал?" По этому убедитесь, что мы Вас часто вспоминаем. Какие славные девочки выросли в ближней Волковой. Марья Никола<евна>11 совсем невеста и была первой звездой Мценских собраний. -- Не даром прошлое лето мы бедствовали, дом оказался теплым вполне и нет возможности угореть -- это не безделица. Теперь набивают парники -- а в теплице давно подготовлены и арбузы, и огурцы, и дыни, и разная зелень. Жду от Вагнера цвет<очных> сем<ян> и опять предамся цветоводствам, над которым Фет с Н. Толстым так подтрунивали. Но что у нас в сравнении с Степановкой -- там теперь, я думаю, Фет развел уже все пары и летит на всех парусах. Крепко жму Вашу руку. Жена Вам кланяется, и дай бог Вам здоровым поскорей к нам.

Сердцем Ваш И. Борисов.

   а Так в подлиннике, следует: Бантышеву
   1 Начало цикла статей Фета "Заметки о вольнонаемном труде" было напечатано в No 3 "Русского вестника" за 1862 г., окончание -- в No 5. Впоследствии Фет продолжал публиковать статьи на сельскохозяйственные темы, объединив их названием "Из деревни" ("Русский вестник", 1863, NoNo 1, 3, 1864, No 4).
   2 Н. Н. Шеншин был выбран мировым посредником по Мценскому уезду. Переход крестьян на новые отношения с помещиками проходил крайне затруднительно, все ждали "новую волю", и в газетах часто отмечались возникающие в связи с этим "беспорядки" (см., например, примеч. 10 к письму 8).
   3 В февральском номере "Русского вестника" напечатан роман "Отцы и дети".
   4 Драматическая хроника А. Н. Островского "Козьма Захарьич Минин, Сухорук" впервые напечатана в No 1 "Современника" за 1862 г. Пьеса не была разрешена к постановке на сцене (в другой редакции была поставлена 9 декабря 1866 г.): народный, противобоярский дух пьесы в условиях крестьянских волнений, вызванных реформой 1861 г., казался цензуре опасным. Суждения Борисова о пьесе совпадали с мнением Тургенева: "Вот и "Минин" не вытанцовался...", -- писал он Фету 5 (17) марта 1862 г. (Письма, т. IV, стр. 351).
   5 Иван Кузьмич Кайданов (1782--1843) -- профессор истории, автор учебников.
   6 Официозно-патриотическая пьеса Н. В. Кукольника (1834).
   7 Александр Олимпиевич Бантышев (1804--1860) -- оперный певец Большого театра. Лучшей его партией была роль Торопки из оперы А. Н. Верстовского "Аскольдова могила" (1835).
   8 Неточно приведенная строка из стихотворения Фета "Гимн Аполлону и Диане" (XXI ода Горация, 1856). У Фета:
   
   На Краге ль, по весне.
   
   Эта строка вызвала возмущение Тургенева (см.: Фет, ч. I, стр. 36).
   9 Речь идет о январском номере журнала "Ясная Поляна" за 1862 г.
   10 В статье "Ясно-полянская школа за ноябрь и декабрь месяцы" ("Ясная Поляна", 1862, No 1, стр. 35--86) под именем Феди Толстой вывел ученика школы Василия Степановича Морозова (1849--1914), о котором ость упоминание и в сентябрьском номере журнала, в статье "Кому у кого учиться писать, крестьянским ребятам у нас, или нам у крестьянских ребят?" (о Морозове gm.: Толстой, т. 8, стр. 541 и 624).
   11 Мария Николаевна Шеншина, младшая дочь Н. Н. и Е. Д. Шеншиных.
   

10

14 мар./62. Новоселки.

   Авось еще застанет Вас в Париже мое послание, добрейший Иван Сергеевич. -- Всё ждал вашего детеныша,1 и только вчера вечером полу чили и начали... но пока расскажу Вам о моих похождениях в эти дни. -- Во-первых, за Вашу весточку о себе дай Вам бог наилучшего здоровья. Я получил письмо Ваше через два дня, как послал свое, со всеми ответами и откликами на Ваши спросы. Необходимость по делам подняла меня из дому в Орел, и потому-то в ужаснейшую бурю по ухабам, зажорам, раскатам, колчаям, просовам2 и проч. пр. прилагательным существующих наших дорог пробрался я на Степановку в самую Фетовку. Дорогою пробовал считать версты -- невозможно, мука была убийственная. Спрашивал себя, что по доброй воле поехал ли бы я снова по этому пути за все деньжищи Фета? --Нет, даже и за весь его капитал не поехал бы. Но зато в Степановке, при виде всей внутренности их домика -- хлопочущей Марьи Петровны и самого Громовержца озабоченного новыми сооружениями, у меня взыграло сердце. Отогрелся и обсушился, словом свои дела и печали -- как с гуся вода. С умилением слушал, что всё у них: с приезда шло отлично, благоденствие и мирная тишина. Вдруг кучер новый, привезенный из Москвы, подрался с кем-то, и сумбур начался, и пошла катавасия. Тут-то я и прибыл -- пособить нечем. Рассказал им про свои мелочные несчастья и этим много успокоил страждущего, и он повеселел, и долго мы просидели ночью и чего-чего не перетолковали. Читал он мне два стихотвор<ения> новых -- "Ранняя Весна", посланное Вам,3 и "К Тютчеву".4 Оба мне понравились -- напоминают молодого Фета и Весну, просыпающуюся под снегом. Вспоминали Вас, милый, добрый Иван Сергеевич. Ждем Вас -- ждали и детеныша, но и Фет еще не получил "Р<усский> в<естник>". Посмотрел я и на Ваш портрет -- живей напоминать Вас невозможно. Молодцы люди -- изобретатели, т. е. французы, немцы и пр.5 Англичане да и мы уже сделали великое открытие, даже в газетах пропечатано -- кто-то из хохлов придумал Самокат? Новый двигатель, дешево и сердито. Не нужно пару, ни воды, ни дров -- от смеха катает. В П<етер>бурге делали опыты вполне удачны. -- В Орле был у губернатора, от передней до приемной и залы -- толпы просителей, убитые и злые лица -- в глазах желчь, в руках бумаги, -- а что в этих бумагах написано, о том гласность пока молчит. Только несколько чиновников с портфелями докладов равнодушно и весело шушукали между собою. Только им в настоящее время всё равно. Вечером просидел час у Кривцова7 и прислушивался, как в его нутре сипела вся утроба. Он отжил, и уже старый, запаленный конь, догорает. Звал меня в клуб, но не поехал -- и жалею теперь, быть может увидел бы там Павла Петровича, Аркадия (хоть Карпова)8 с Базаровым и Ситникова. И отцы и дети бывают в клубах, но грязь, дождь, усталость и покупки направили меня по разным мытарствам и наконец в постель Самсона.9 А утром вода грозила отрезать от Новоселок. Поскорей лошадей и в путь. Когда проезжали через мост, то перекидывали толстейший канат и арестанты готовились начинать ломку, только поджидая, чтобы поднявшийся лед начал сам эту работу. -- Теперь слава богу дома. Третьего дни был в Мценске, возвращался рекою и почти уже плыл, а сегодня вода поднялась с берегами. Конец разъездам, и мы в 30 верстах от города -- читаем вместе и наслаждаемся Вашим детищем, -- окончив, допишу и пущу к Вам на авось...
   15 марта, вечер, 10 ч. Часа два уже как "Отцы и дети" нами прочтены. Не знаю, что Вам и сказать еще. Это и времени слишком было мало, чтоб мысленно беспрерывно благодарить Вас, милый, добрый Иван Сергеевич, за глубочайшее наслаждение. Богатырские силы вырвали из живой жизни страницу, и эта наша жизнь прояснилась. Вот что пока скажу Вам за себя -- отдыхайте, отдыхайте, добрейший Иван Сергеевич, и скорей к нам. После этого можно вам долго не браться за перо. Но бог Вас ведает -- не ждать от Вас нельзя, а теперь кажется -- чего ждать-то далее, и этого хватит на долго, долго вперед. Героев, Героинь нет -- но все до единого существа на Ваших страницах Герои нашего времени -- и верно переживут многие поколения, как пара галок не эмансипируются в наших Е<вгениях> Турах.10 Пишу сегодня же и к Фету11 -- и хотел бы кажется обегать всех знакомых и каждому сказать: читай-читай. Боялся одного, узнав, что Вы перерабатывали, чтобы Вас не сбили советом, но вот оно теперь есть -- и нет слов хвалебных -- знания и истина во всем -- верность, ясность -- написалась не только живая природа, но люди-то живые до крови и до страшного мгновения вечности, в которую как бы искра освещает непроницаемый мрак. Отдыхайте, голубчик милый, я на Вас теперь смотрю глазами Арины Власьевны12 и мысленно Вас обнимаю.

И. Борисов.

   Если успеете, дайте весть, когда Вас ждать, -- Фет на Страстной, т. е. около 1-го нашего апреля, у нас, в Новоселках.
   
   1 "Отцы и дети".
   2 См. примеч. 7 к письму 6. -- Колчан -- кочки, в Толковом словаре В. И. Даля "колчеватый" объясняется как "кочковатый" (т. II, стр. 1-45).
   3 Среди известных нам произведений Фета стихотворения "Ранняя весна" нет. Вероятно, речь идет о первой редакции стихотворения "Какая грусть! Конец аллеи" (Фет, ПСС, стр. 692--693), посланной Фетом Тургеневу в марте 1862 г. Свое впечатление о стихах Тургенев высказал В. П. Боткину 14(26) марта 1862 г. (см.: Письма, т. IV, стр. 356).
   4 Стихотворение "Ф. И. Тютчеву", начинающееся словами "Мой обожаемый поэт!", на которое Тютчев ответил стихотворением "А. А. Фету" ("Тебе сердечный мой поклон..."), см.: Фет, ПСС, стр. 362 и 789.
   5 Еще в марте 1860 г. Тургенев, обещая Борисову и Фету прислать свою фотографию, писал: "... я нарочно для вас заказал у Деньера" (Письма, т. IV, стр. 54). В последующих письмах о присылке этой фотографии упоминаний нет. Возможно, что она была передана Фету во время приезда Тургенева в Россию летом 1861 г. и Борисов пишет именно о ней.
   6 "Духовой самокат" был изобретен Степаном Ивановичем Барановским. В начале 1862 г. "самокат" водил поезда по Николаевской железной дороге. Способ добывания "духовой силы", поступив в распоряжение Морского министерства, был забыт и затерян. О своих открытиях Барановский писал в "Морском сборнике" (1859, No 4, и 1862, No 7).
   7 Быть может, речь идет о Василии Николаевиче Кривцове, уездном мценском казначее.
   8 Аркадий Дмитриевич Карпов -- брат Елизаветы Дмитриевны Шеншиной. По словам Фета, "губернский умница и передовой" (Фет, ч. I, стр. 4). Об А. Д. Карпове и его брате Николае Дмитриевиче см.: Н.М. Чернов. Уездный прогрессист -- Н. Д. Карпов. -- Тургенев, Сб., вып. II, стр. 272--274, где на стр. 273 опечатка: <"Н. Д.> Карпов", вместо <"А. Д.> Карпов".
   9 Подразумевается гостиница в Орле.
   10 В XXVI гл. романа есть следующее место: "Прощай, брат! -- сказал он <Базаров> Аркадию <...> и, указав на пару галок <...> прибавил:-- Вот тебе! изучай!--Это что значит? -- спросил Аркадий. -- Как? Разве ты так плох в естественной истории или забыл, что галка самая почтенная, семейная птица? Тебе пример!..".
   11 В письме к Фету от 16 (28) марта 1862 г. Борисов писал об "Отцах и детях": "Дело сработано богатырскими силами -- умно, истинно верно, мастерски сшито -- словом прелесть. Нет, он не выдыхается. Эмансипированные женщины его зажалят, если только остались у них еще зубы, -- раздражил же он их. <...> Даже галки клюют глаза Турихам" (ИРЛИ, 20272.CXXXVIIб.5, лл. 29 об.--30).
   12 Арина Власьевна -- мать Базарова из романа "Отцы и дети".
   

11

<19 июня 1862. Новоселки>1
Вторник, только что пообедали.

   Получил вызов от Петра Афанасьевича ехать в Орел и немедленно отправляюсь. Оставляю эту записку на случай приезда Вашего посланного до моего возвращения, и если ее получите, то значит я застрял в Орле и не могу с Вами в Степановку. Если б Вы знали, что это такое за пытка: за обедом была окрошка. О! Зачем, зачем... Как бы хорошо было остаться дома или даже вчера еще уехать бы с Вами в Степановку.2
   Но авось до четверга или пятницы Вы не соберетесь, а я успею возвратиться, тогда уж с Вами в Степановку.

Ваш несчастнейший И. Борисов.

   

Воскресенье. 24 <июня 1862>.

   Изволите видеть, Иван Сергеевич, что и меня постигли подобные Вам препятствия. Брат Петр А<фанасиевич> вызвал меня в Орел по делам. Там пока делать было нечего, и мы вернулись в Новоселки. Ждем, когда уведомят, чтобы явились в Орел. Аф<анасий> Аф<анасиевич> проедет прямо к Вам. И мы, как только я возвращусь из Орла, будем у Вас. -- Слышали ли, что графы Ростовцевы замешаны в поджогах.3 Читали ли "М<осковские> в<едомости>" о запрещении газет "День", "Русское слово" и "Современника" тоже.4 По этому случаю Фет должен будет выставить для залпов три батареи. Ваши предчувствия оправдались. -- Вчера и всякий день я рыщу по делам и авось к середе буду свободным.5
   Жена и брат Вам усерднейше кланяются.

Преданный Вам И. Борисов

   1 Датируется по связи с письмом Тургенева к Фету от 22 июня (4 июля) 1862 г. (Письма, т. V, стр. 19).
   2 Тургенев, который в это время жил в Спасском, собирался ехать к Фету, но по разным домашним обстоятельствам откладывал свой отъезд.
   3 Речь идет о пожарах Апраксина и Щукина рынков в Петербурге 28--30 мая 1862 г. Причина пожаров осталась неизвестной, но многочисленные слухи Передавали вести о поджогах (см.: Письма, т. V, стр. 49(5, примеч. 4 к письму 1235).
   4 О прекращении издания газеты "День" и журналов "Современник" и "Русское слово" см.: "Московские ведомости", 1862, 21 июня, No 135. Тургенев писал Анненкову 12 (24) июля 1862 г.: "Мое старое литературное сердце дрогнуло, когда я прочел о прекращении "Современника". Вспомнилось его основание, Белинский и многое..." (Письма, т. V, стр. 25).
   5 29 июня в пятницу открывалась охота, в которой Борисов, Тургенев и Фет предполагали участвовать; очевидно, в среду 27 июня они все должны были съехаться в Спасском.
   

12

26 ок./62. Новоселки.

   Не раз уже меня потягивало на писание к Вам о множестве маленьких событий в наших краях, добрейший Иван Сергеевич, и до сегодня не удалось -- и месяца три прошло. Где, где я Вас не вспоминал -- и дома, и в Спасском, и в Фетовке, и в степях Воронежских, когда глядел на необозримые поля пшеницы, стоявшей тогда в бесчисленных тысячах копен. Что это не фраза, то судите по тому, что у Петра Афан<асьевича> слишком 4500 насчитано, а он что за богач. Потом с половины сентября, оставив всё -- и дом, и жену, и сына -- и пригласив старого Вашего Афанасия1 с гончими, пустился в отъезжие поля за волками. -- О боже! что это было за бедственное удовольствие. Выступили мы в поход как раз после какого-то праздника Спасского. У Вас в Спасском строго еще наблюдают Церковный календарь, а Афанасий ко мне прибыл таким Кутузовым, что кроме Бородина ничего и не надеялся, и действительно дней 10-ть прошли, что я стоял и умирал на лазах, ничего не видя и не слыша, кроме ветра. Погода убийственная, холод, чичер2 и буря. Охотился я вместе с Сухотиным С. М., мало-помалу все мы однако подавались вперед и забрались к Дьякову в Черемошню.3 Они Вас оба очень полюбили и, разумеется, узнав, что с нами Афанасий, Ваш неизменный спутник, познакомились с ним. В Черемошне были уже слухи, что Л. Н. Толстой будто женится. Дня через три Дьяков, заехав к нам, объявил, что получил восторженное письмо из Ясной Поляны, и они уже там, и вот Вам неожиданнейшая развязка Льва Николаевичах Он должен так перемениться, что никто его не узнает, и всё это к лучшему, его -- я в этом уверен -- пропадет это необъяснимое его беспокойство, переходившее на каждого к нему близкого. Жена его, говорят, прелесть, красавица и 17 лет! Но всё это может к Вам придет уже не новостью. -- Я уже недели две как снова исчезал и пропадал в полях и только вчера с морозами вернулся домой. Пришла зима, идет снег, вся наша округа поднимается в Москву и другие столицы. Феты 1-го ноября хотят выехать, и мы с ними не увидимся, потому что едут на Орел в почтовую карету. Шеншины тоже поднимаются. На днях Елиз<авета> Дмитр<иевна> с Марьей Ник<олаевной> заезжали к нам, в Москву, в Москву! А в Орле выборы, долой всех старых предводителей и испра<вников>. Хотят новых. -- Читали ли Вы в 8 No "Р<усского> вест<ника>" конец "Прошлого лета в деревне" Безыменного,4 не читайте, если не читали -- скучная правда, но прочтите занимательнейшие "Записки из Мертвого дома", рассказ каторги.5 Такой рассказ, что кажется, сам побывал в этом аду -- кандалы звякают, ы никакая уединенная тюрьма не сравнится с нашей каторгой. -- Поздравляю Вас с гласными судами, проститесь с исправниками, Цурикова6 не будет, как же мы будем жить без становых! Неужели я сегодня в последний раз видел станового -- приезжал получить, т. е. взыскать подати за дворовые души. С удовольствием отдал ему 25 р. 95 к., и это последняя дань душевая. У нас будет не жизнь, а блаженство, со временем только, т. е. лет через 50, но не прежде, в этом всякий день, всякий час убеждаюсь, и то слава богу, если будет так скоро. Дикие мы люди. Фету только простительно было устроить ферму. Он дитя, т. е. поэт, а потому и слышите вы постоянный его плач и крик иль "Краги по весне".7 Когда дождемся Вас в Новоселки, то Вы увидите много новенького -- насадил множество кустарников и деревьев -- пропасть груш-бессемянок -- разных слив. -- От Вагнера из Риги выписал такую клубнику, что только три ягоды уклад<ываются> на тарелку. -- Приезжайте смотреть, как Фет будет над нею сидеть с сверкающими очами. На землянику он тетерев и когтит ее, как ольшаный ястреб. -- Малины, смородины, крыжовники -- всё это исполинское и, должно быть, объядение -- и дыни, и арбузы новейшие, и цветы тоже, одним словом, приготовляюсь с яростью садоводствовать. Даже дорожки каменные перерабатываю по новому способу, и поэтому терпеливо буду переживать зиму в Новоселках, поджидая весны. Что-то Вы поделываете, милейший Иван Сергеевич, где Вы? Здоровы ли? Пишите ли что новенького. Дайте о себе хоть коротенькую весточку и оживите надеждой увидеть Вас весной. -- Говорили, что у нас нет Кукшиных,8 теперь же явились такие барыни, что Ваша Кукишна перед ними струсила бы, и это у нас в Мценске. Вот это прогресс. Жаль, что не могу Вам говорить, а пишу -- и потому и кончаю, крепко, крепко пожав Вам Вашу руку.

И. Борисов.

   Жена Вам кланяется. Она всё хворает, но Петька мой растет молодцом.
   Не забудьте запастись Вашим портретом, он давно мне обещан. Ваш дар -- плата моя, а то Вас разорим.9
   
   1 Афанасий Тимофеевич Алифанов -- неизменный спутник Тургенева по охоте, которого он изобразил в "Записках охотника" под именем Ермолая.
   2 Чичер -- резкий холодный осенний ветер с дождем, иногда со сне-гом^ Выражение встречается в тульской, орловской, тамбовской и рязанской губерниях <см.: В. Даль. Толковый словарь живого великорусского языка, т. IV, 1882 (1955), стр. 609>.
   3 Черемошня -- имение помещика Дмитрия Алексеевича Дьякова (1823--1891) в Новосильском уезде Тульской губернии.
   4 В "Русском вестнике" за 1862 г. (NoNo 2, 3, 5--7) печаталась хроника С. Безыменного "Прошлое лето в деревне". В No 8 помещено окончание этого произведения.
   5 Полностью "Записки из Мертвого дома" Ф. М. Достоевского были впервые напечатаны в журнале "Время" (1861, NoNo 4, 9--11, и 1862, NoNo 1--3, 5, 12). Ранее публиковались отдельные главы этого произведения в газете "Русский мир" (1860, 1 сентября, No 67, и 1861, 4 января, No 1, И января, No 3, 25 января, No 7).
   6 Павел Николаевич Цуриков -- исправник Мцеиского земского суда.
   7 См. примеч. 8 к письму 9.
   8 Кукшина -- сатирический образ эмансипированной дамы в романе "Отцы и дети".
   9 На это письмо Тургенев отвечал 3, 22 декабря ст. ст. 1862 г. (Письма, т. V, стр. 79--80).
   

13

   22 ноября <1862>. Новоселки.
   С месяц уже как написал Вам послание,1 добрейший Иван Сергеевич, не знаю, дошло ли оно до Вас или потонуло где -- да и Вы-то сами где существуете. Бывало и в "М<осковских> вед<омостях>" нет-нет да что-нибудь об Вас пропечатают, или Фет молвит, а теперь ни слуху ни вести, а в Спасское никак не попаду -- с тех пор как стала у нас зима, да какая еще. Реомюр совсем опустился от холода, и я начал усиленно прибегать к колдовствам Симона,2 принимаю его порошки, но плохо помогают. Я ли виноват или Симон, не знаю. Скверная вещь головные боли, но что же делать. Знаете ли, кого я на днях видел? Нового Толстого Л. Н., он с женою на несколько дней приезжал в Никольское.3 Она -- прелесть хороша собой вся. Здравоумна, проста и нехитроумна -- в ней должно быть и много характера, т. е. воля ее у нее в команде. Он в нее влюблен до Сириусов, и поэтому ему кажется, что уже совсем переродился, -- но всё это впереди, а пока он тот же. Правда, не такими глазами смотрит на мировых посредник<ов>, как год тому, но это ничего не значит.4 Только класса литераторов, писателей не терпит более прежнего -- за их пустейшие самолюбьишки -- и одному бы только дозволил быть писателем, и счастливец этот -- А. Ф<ет>, в которого Л. Н. более влюблен, чем когда-либо. -- Из всего этого видите лучше, есть ли какие перемены. "Кавказский роман" будет напечатан в "Русс<ком> вестн<ике>".5 -- В июльской книжке "Ясн<ой> Поляны" есть громовая статья против университетов наших вообще, и профессоров казнит без пощады. Правды много, но конец тот же, что и об школах, из огня попадешь в полымя.6 Впрочем нынешним годом и журналу коне г -- продолжать не будет.7 Школу же будет вести сам по прежнему пути. Нет, всё еще не успокоилась буря в его душе -- притихла с медовым месяцем, а там наверно понесутся еще ураганы и моря сердитого шум,8 как уверяет Фет. Бедный, бедный мученик. Вчера мы получили от него краткую записку о случайном несчастье, грозившем худшими последствиями. -- Сходя с лестницы в д. Боткиных, он оступился и сильно расшиб и вывихнул руку. Пишет сам, что л<евая> рука в каменной перчатке. Нас это просто напугало -- но что тут поделаешь.9 Я уверен, что если мне придется прожить еще столько же, сколько уже прожил, то буду проводить время исключительно в ожидании, что вот, вот кто-нибудь гремит с 14 этажа вниз головой из остатков дорогих сердцу. -- Про новости в проектах нечего Вам говорить, или уже знаете, или узнаете без меня, их много и, слава богу, всё хорошие. -- У нас всё помаленьку улаживается. Посредники действуют тем же языком, т. е. ммыд'а или мммми'е, только таким писанием могу выразить тонкость их, но Вы утверждали, что и это еще хорошо. Поэтому и наши делишки землевладельцев ползут потихоньку -- понемножку заявляют и о выкупах. Только вот что странно, в одних участках исключительно выкупа требуют владельцы обязательно -- с потерею 20 процент., а в других, напротив, крестьяне сами желают и доплачивают от себя эти 20 проц. После февраля надо ожидать, что все крестьянские дела пойдут гораздо лучше и быстрей, а то всё еще остается надежда на казенные межи и прочие аброкодабры. В Орле скоро откроют выборы, к ним уже подготовляются и партии хлопочут. Сердца предводительские стучат усиленно, все притворяются, хамелеонят -- словом жизнь губернская, уездная, деревенская оживилась. Аркадий Карпов, говорили мне, отчаянно болен -- чем-то вроде чахотки горловой, вот, извольте судить по наружности. Кривцов тоже, говорят, еле-еле дышит помощью какого-то пузырька с кислородом или хлороформа, не знаю. Нарышкина10 же господь милует -- сопит еще молодцом. Умен -- значит и ничто его не берет. -- В ближайшей нашей округе возникают громадные здания -- скоро, скоро Мценск закоптится от винокуренных заводов. Кто на 300/т. ведер, кто на 30/т., менее не знаю. Кабаков без числа заявлено -- все помещики, и пока самые набожные, не иначе начинают это дело как молебном. Должно полагать, что Апполон Гр<игорьев> скоро из Оренбурга перейдет в нашу сторону11 и де Кокорева притянет.12 То-то у Вас в Спасском будут справлять все Спасы, а Николай Николаевич что! Хочется мне взглянуть и на Вас, милейший Иван Сергеевич, в самую минутку высшего благополучия. Но всё это делается как-то полусознательно, на авоську. Когда же Вас-то ожидать. -- Зимы кажется не будет конца, и солнце не поворачивается, и еще будут снега, снега, крещенские морозы, а там уже прилетит Фет, начнется весна и полетят вальдшнепы. Тут, наконец, поеду в Спасское встречать Вас, долго еще осталось ждать. Крепко обнимаю, будьте здоровы, это главное, и дайте весточку, не пишете ли чего хорошенького. Ваш неизменный И. Борисов.13
   1 Письмо 12.
   2 См. примеч. 3 к письму 6.
   3 Об этом же Толстой писал Фету 9 (21) октября 1862 г.: "Я две недели женат и счастлив и новый, совсем новый человек" (Толстой, т. 60, стр. 454).
   4 16 (28) мая 1861 г. Толстой был назначен на должность мирового посредника от 4-го участка Крапивенского уезда Тульской губернии. 25 июня ст. ст. того же года он записал в своем дневнике: "Посредничество <...> поссорило меня со всеми помещиками окончательно и расстроило здоровье" (Толстой, т. 48--49, стр. 38).
   5 Речь идет о повести Толстого "Казаки", которая появилась в печатп в январском номере "Русского вестника" за 1863 г.
   6 Речь идет о статье Л. Н. Толстого "Воспитание п образование" ("Ясная Поляна", 1862, No 7, стр. 5--44; см. также: Толстой, т. 8 стр. 211-246).
   7 Последний, декабрьский номер "Ясной Поляны" за 1862 г. был разрешен цензурой только 22 марта 1863 г. 17 января 1863 г. в "Московских ведомостях" (No 13) Толстой поместил объявление "О прекращении издания педагогического журнала "Ясная Поляна"".
   8 Вторая строка стихотворения Фета "Буря на небе вечернем" (1842).
   9 Об этом см.: Фет, ч. I, стр. 358.
   10 Вероятно, речь идет об Алексее Ивановиче Нарышкине (1795--1868), соседе Борисова по имению, о котором он писал Тургеневу и позднее.
   11 Намек на чрезмерную склонность Ап. А. Григорьева к спиртным напиткам. В это время он находился в Оренбурге в качестве преподавателя русского языка и словесности в кадетском корпусе.
   12 Василий Александрович Кокорев (1817--1889) -- разбогатевший на винных откупах предприниматель. В 50--60-х годах выступал в печати как защитник винной монополии.
   13 На это письмо Тургенев отвечал 3, 22 декабря ст. ст. 1862 г. (Письма, т. V, стр. 79--80).

Е. М. Хмелевская

   
   Тургеневский сборник. Материалы к полному собранию сочинений и писем И. С. Тургенева
   Л., "НАУКА", 1968
   

И. П. БОРИСОВ*

* Продолжение. См.: Тургенев, Сб., вып. III, стр. 335--367.

14

11 янв./63. Новоселки.

   Вчера получил, добрейший Иван Сергеевич, письмо Ваше от 22 де-к<абря>1 и воскрес из дикого, хмарного состояния, в каком киснул с самого 1-го янв<аря>, -- так меня обрадовали милые Ваши строки. И май вдруг мелькнул передо мной теплым, ясным, покойным, ожидаю его и Вас с ним. Январь же едва не поглотил меня в бесконечную жизнь смерти, страшно был болен, простудился, конвоируя жену и сестру ее и еще одну M-lle в Мценское собрание. Они вздумали встречать там Новый год. Целую ночь провели в плясах и разъездах по Зуше да ухабам. Лихорадка, воспаление и рожа на половине лица. Надо было умереть, но Симон божественный волхв -- отколдовал.2 А Фет третьего дни прислал такое письмо, с такими ожесточениями, с такою фетовщиною, что мгновенно меня окислил.3 Надо ему убираться из Москвы и поскорей, а не то пропадет, и я думаю, что коварный друг по сердцу милый Редерер одолевает старого улана. Но авось с Нового года он перестанет, хоть ради того, что откуп кончился.4 Знаете ли, что это событие вызвало необыкновенную деятельность помещиков: все устраивают множество новых кабаков и этим надеются поправиться. Пьют сильней прежнего, и много на первые дни поокочурилось из достойнейших людей. Первым же (т. е. на 1 янв<аря>) погиб наш старый приятель Вася Немой, Фет его знал еще студентом.
   Дворянские выборы прошли благополучно -- по обыкновению шумели, по только с современными фразами. Не хотели выбирать ни Лпракс<ина> в губ<ернские>, ни Шеншина в уездные и выбрали опять и того, и другого.5 Миров<ые> посредники хотели было составить свой кружок и затеяли дать себе обед. Против этого тотчас же поднялась буря, и предложили другой обед: дворяне дворянам за исключением служащих по миров<ым> учрежд<ениям>. Оба обеда не состоялись, но по этому можете видеть взаимные отношения. Несмотря на все эти междуусобия, общее чувство унесли то, что дворянство отжило свой век как исключительное сословие. В начале дек<абря> я ездил в Рязань к сестре моей и на несколько часов заезжал в Я<сную> Поляну. С первого шагу заметно стало теплей в этом холодном каменном доме, и я пророчу, что молодая графиня переделает совершенно Л<ьва> Николаевичах6 Он весь теперь в ожидании себе потомка. Кротость и нежность пробиваются уже из его глаз. Но все еще и ерунда окружает их. К обеду пришли какие-то лохматые, грязные, дикие нигилисты, вроде Вашего Родионова7 -- одип из них в особенности мне понравился: белые сальные г,"; госы, какие в старину только видали на заспанных девках, беспрестанно сваливались в его тарелку щей. Губы свои он всё завивал в одну сторону и совал в нос, сипевший без устали во весь обед. Я не брюзга, но почувствовал, как гадко сидеть против такого естества, -- не утерпела и графиня и спросила его, почему это он был так особенно хорош. Школу предполагают всё еще продолжать -- только уродов отпустят. И журналу конец.8 В "Р<усском> в<естнике>" в самом скором времени будет напеч<атан> Кавказский ром<ан>.9 Об Вас он со мною ни слова, ну и я ни слова. Только от Татьяны Алекс<андровны>, его тетки,10 узнал, что в "Современною лет<описи>" есть статья о Ваших переводах Пушкина и про "Довольно".11 Вернувшись домой, всё это прочел и письмо Ваше о современничке и порадовался.12 -- Что же Фет!! Не по этому ли случаю он преображался в бедуина на маскараде Боткиных. -- Желали бы Вы взглянуть на него в костюме Абдель Кадера.13 Толстые тогда же сбирались в Москву на короткое время, а вчера я получил письмо от камергера Сухотина, что они уже там и он никуда не показывается, а ее видел, и хотя она не красавица, но в ней пропасть грации, прелести и доброты. Вот какого показалась она Москве, ибо С. М. Сухотин есть Москва, как Шамиль -- Кавказ.14 -- Сестра Толст<ых> 15 в Алжире, весной в Швейцарии, а к лету в России. Недели две тому был я у Вас в Спасском, ездил звать детей16 на елку, но большие все хворали и не могли приехать -- дорога же адская, снегу почти нет, ухабы же невообразимые и <без> снегу, а землю взвавилонили, ничего подобного не видывал. Старый Ваш дядя всё хворает и всё горюет, что нет от Вас вестей. Вообще он как-то приуныл и постарел за это время. Бубуль так разжирел, что едва прыгает, -- на все стороны висят подбородки. Правда Вы к вальдшнепам не поспеете, а на тетеревей он еще успеет подобраться. Афанасий еще живет.17 -- Ваш старый сад был весь покрыт инеем и казался серебряным непроницаемым царством. -- 3-го дек<абря> я подписался на "Моск<овские> в<едомости>" и "Русс<кий> вестник", и до сих пор ни одного NoNo. "Вестн<ик>" за ноябрь прошлого года еще не получали -- кто виноват: Катков 18 ли, почта ли, -- бог ведает, но мне-то не легче -- сижу и жду. Заглянул в календарь и утешился тем, что дни заметно прибывают, и солнце начинает греть, пора и Вам "на встречу солнцу и движенью" 19 подниматься из Rue de Rivoli20 в Вашу, такую милую, Спасскую обитель. -- Итак, Вас ждать в мае, а я было надеялся угощать Вас на Святой свежей клубникой и ухаживал за нею в тепличке, в которую уже с месяц вызвал весну. Что же делать, постараюсь быть долготерпеливым. А Вас, добрейший Иван Сергеевич, прошу быть многомилостивым, хоть изредка не забывать Вашими весточками. Известие об вас в "Современной) лет<описи>" про "Довольно" 21 всех взбудоражило, все ожидают от Вас нового слова. Ваше же письмо заставляет меня вспомнить из псалма, что Вы еще в той минуте, когда "отверзи уста моя и наполнися дух мой",22 а дальнейшего-то с нетерпением ожидаю.
   Жена моя <шлет> Вам усерднейший поклон. Здоровье ее постоянно покрыто мраком неизвестности, а наш детенок Вас хорошо помнит и с радостью подставил свою голову при исполнении над ним Вашего поручения.23 Обнимаю Вас крепко -- Ваш постоянный обожатель.

И. Борисов.

   1 Письмо Тургенева от 3 (15) декабря и 22 декабря 1862 г. (3 января 1863 г.) (см.: Письма, т. V, стр. 79--80).
   2 Александр Андреевич Симон (ум. 1863) -- мценский аптекарь-гомеопат (см.: Фет, ч. I, стр. 216; см. также примеч. 3 к письму 6: Тургенев, Сб., вып. III, стр. 350).
   3 Это письмо Фета неизвестно. Письма Фета к Борисову за 1849--1851 гг. хранятся в ИРЛИ (13598.LXXIIIб.12); частично напечатаны в "Литературной мысли" (1923, вып. I, стр. 211--228).
   4 Согласно "Положению о крестьянах, вышедших из крепостной зависимости", откуп крестьянами земельных наделов производился в продолжении двух лет, т. е. до 19 февраля 1863 г.
   5 Виктор Владимирович Апраксин (ум. 1898) -- губернский предводитель дворянства; Владимир Александрович Шеншин (1814--1872) -- уездный предводитель дворянства в Орловской губернии.
   6~ Свадьба Л. Н. Толстого и С. А. Берс состоялась в Москве 23 сентября (5 октября) 1862 г.
   7 Борисов вспоминает И. Р. Родионова, которого летом 1861 г. Тургенев привозил из Петербурга в Спасское, собираясь сделать его сельским учителем и переписчиком своих произведений. Но Родионов не оправдал оказанного доверия и уехал из Спасского, оставив по себе дурные воспоминания (см.: Фет, ч. I, стр. 272; Письма, т. IV, стр. 352 и 624).
   8 В "Московских ведомостях" от 17 (29) января 1863 г. (No 13) появилось объявление о прекращении издания журнала "Ясная Поляна"v
   9 В No 1 "Русского вестника" за 1863 г. были напечатаны "Казаки" с подзаголовком: "Кавказская повесть 1852 года. Графа Л. Н. Толстого".
   10 Ергольская Татьяна Александровна (1792--1874) -- троюродная тетка Толстого.
   11 Речь идет о статье Н. Щербаня "Из Парижа", посвященной главным образом Тургеневу: "Недавно в Париже вышел перевод драматических поэм Пушкина, принадлежащий перу гг. Тургенева и Виардо, -- и имел успех". О "Довольно" Щербань пишет следующее: "Замечу к слову, что Тургенев пишет теперь повесть "Довольно", с которою познакомятся в будущем году читатели "Русского вестника"" ("Современная летопись", приложение к "Русскому вестнику", 1862, ноябрь, No 48, стр. 8, 9).
   12 Так Борисов называет Фета. Тургенев писал в указанном письме о его падении с лестницы в доме Боткиных: "Каким образом эта беда с ним приключилась ... уж не замешался ли злодей Редерер? Во всяком случае я надеюсь, что дальнейших последствий не будет -- и он останется с обеими своими красивыми ручками" (Письма, т. V, стр. 79).
   13 Речь идет о маскараде у Д. П. Боткина по случаю новоселья (см.: Фет, ч. I, стр. 408--409; Письма, т. V, стр. 92). Абд-эль-Кадир (1808-- 1883) -- вождь алжирского народа в борьбе с французскими завоевателями в 1832--1847 гг.
   14 Сергей Михайлович Сухотин (1818--1886) -- крупный тульский помещик, проживавший в Москве, где служил в Московской дворцовой конторе. По словам П. И. Бартенева, опубликовавшего его записки, С. М. Сухотин принадлежал "к достопамятным людям нашей Москвы. В течение многих лет был он необходимою принадлежностью высшего и образованного общества" ("Русский архив", 1894, т. I, стр. 225). Шамиль (ок. 1798--1871) -- вождь освободительного движения горцев Дагестана и Чечни против царизма.
   15 Речь идет о Марии Николаевне Толстой (1830--1912).
   16 Имеются в виду дети Н. Н. Тургенева, дяди писателя (см. о нем: Р. Б. Заборова. Тургенев и его дядя Н. Н. Тургенев. Тургенев, Сб., вып. III, стр. 221--234).
   17 Афанасий Тимофеевич Алифанов -- охотник, прототип Ермолая из "Записок охотника".
   18 Михаил Никифорович Катков (1818--1887) -- редактор-издатель "Московских ведомостей" и "Русского вестника".
   19 Предпоследняя строка из стихотворения Ф. И. Тютчева "Как птичка, раннею зарей" (1836).
   20 В это время Тургенев жил в Париже но адресу: улица Гиволи, 210.
   21 Очерк "Довольно" появился в печати только в 1865 г. в издании: Сочинения И. С. Тургенева (1844--1864), изд. братьев Салаевых, т. V, Карлсруэ, 1865.
   22 Цитата из молитвы, восходит к псалму 50, стиху 17 (Библия, Псалтырь).
   23 Тургенев поручал в письмах поцеловать Петю Борисова в голову.
   

15

19-го февраля/63. Орел. Гост<иница> Самсона, No 2.

   Милый и дрожайший Иван Сергеевич, недели с три всё порывался к Вам и вот откуда повествую. На первых днях масляницы нежданно сам увидал ранним утром, как из-за березиика подвигалась почтовая повозка тройкой, и, рассматривая барахтанье тонувших в снегу пристяжных, по высунувшейся бороде узнал Фета. Но когда занес руки объять его, то испугался -- передо мною стояла тень прежнего -- восковое, прозрачное, бескровное тело -- мутный взгляд. Тяжело и грустно мне стало, и целый день, что он пробыл на перепутье, мы провели в каком-то раздумье нерадостном. И Марья Петровна приуныла.1 Московские его повести он, верно, сам Вам поведал. Третьего дни я был у него в Степановке и слава богу нашел его почти молодцом, и ноги стали с подходцем, и голос ожил, и нос зарумянился -- и письмо Ваше получил,2 а Вы знаете ли, как он Вас любит! а Вы его долго помучили. Прочел ои мне несколько глав своих записок -- мало сказать, что они интересны, -- в них фетовщина прелестная. Особенно хороша глава о литераторах.3 Вы так и видите, к кому он подбирается и какому воробью готовит камень, ну вероятно и они поклюют его поля, в этой статье или в Солдатенковском издании его сочинений.4 Хотя он строго себя цсизоровал, но "Бурю на море" 5 опять печатает. Не могу Вам не сказать, когда он мне прочел Ваше письмо к нему, то я невольно помыслил, что Вы на лето к нам не помышляете уже, -- что же это такое -- и обещания даже нет. -- Дай бог, чтоб моя проницательность ошиблась и ни болезни ни печали не помешали б Вам в мае быть в Спасском и послушать соловьев в Новоселках и Фета в Степановке. А новая жизнь-то уж разве Вас не выманит на родину? -- Сегодня 19 февр<аля>, и в Орле с утра меня разбудили колокола -- гудели точно как будто в Москве в Старой Басманной. Сегодня и дворовым день свободы -- стало быть последняя крепостная жизнь кончена.6 Народ был весь в церквах -- и верно многие помолились за царя и свободу, хотя и для многих эта свобода кажется хуже неволи. Бедность и залежалые поясники делают действительно тяжелым первый шаг. Человек 12 остаются еще и у нас в Новоселках -- получили и надел, и старую избу пожертвовал... а застряли. Сам посредник убеждал их подниматься, но так и зазимовали. Вот сегодня я мог распевать: "Я долго сидел неподвижно".7 Совсем позабыл, что день табельный и никаких дел в присутствиях нет, а меня сюда вызвали дела о межеваниях с однодворцами, и я часов семь умирал от чистой скуки. Завидовал Робинзону и прочим несчастным. Избави господи восною попасть в Орел в 2 No Самсона, только и спасся, что засел за письмо к Вам, а то утром, покончив закупки чернослива, оловянных солдат, немецких азбук и сказок и новую превосходную карту России и насмотрев<шись> на негодные пока нам земледельческие орудия, я не знал, что делать. Знакомых в Орле таких не оказалось, как бы хотелось взглянуть, -- Нарышкин например не соблазняет. Кривцова8 нет в городе, и единственное развлечение "Моск<овские> вед<омости>" прочлись скоро -- оставалось смотрен, в окно, что делается на улице. Вижу два входа, один в ресторацию, другой в новую распивную. Народу достаточно. Заметил, что в распивную попадают с разбега, а в ресторацию с прохвала. Значит там сила больше действует как порох, а тут как бы вниз по матушке но Волге. Долго стоял у ресторации седой старичишка без шапки и всем набожно кланялся, и ни один на него не глянул. Но вот идет паршивый извозчик. И ему старикашка согнулся, -- паршивый протянул ему руку, только что отсморканшую нос, и старикашка начал взасос ее целовать. Насладившись, паршивый из-за пазухи вытащил кошель и, распутывая его, с гордостью поглядывал кругом и наградил старикашку -- а тот, чуть не опрокинув его, шмыгнул в распивную. Отошел я от окна и уселся в кресло, да так стало тяжело, что не дай бог. -- Долго я сидел, пока заметил, что уселся я на кресло посреди комнаты, как гость, -- пустой диван, перед ним столик и еще пустых три кресла, как их обыкновенно ставят, и вот эта картина вдруг представила мне весь ужас -- потерять всех и жить одиноким гостем. Слава богу, что вспомнились Вы, добрейший, и вот я к Вам целый листок исписал -- и об чем хотел-то Вам говорить, и не сказал еще. Каковы паяцы! Из всей их истории, из всех моих встреч с разными личностями этой нации остался вкус прокислого шипучего, и на эту-то бутылку лепят ярлык Редерера и угощают всех. Но бог с ними. Дай бог только, чтобы поскорей с ними покончили. Да чтобы это не задержало наших начатых преобразований. Авось доживем до жизни человеческой. Теперь же от одного пьянства безобразие отвратительное. Крепко жму Вашу руку.

И. Борисов.

   Мценский уезд уничтожается. Нас присоединяют к Орловскому, а кто по ту сторону Оки -- к Волхову. Четыре железных дороги сходятся в Орле: от Калуги, Либавы, Курска и Ельца.
   
   1 Мария Петровна Фет, рожд. Боткина (1828--1894) -- жена А. А. Фета.
   2 Письмо Тургенева от 26 ян паря (7 февраля) 1863 г. (см.: Письма, т. V, стр. 92--93).
   3 Речь идет о цикле статей Фета "Из деревни", опубликованных в "Русском вестнике" (1863, NoNo 1, 3; 1864, No 4). Глава "Литератор" напечатана в No 1.
   4 Имеется в виду издание: Стихотворения А. А. Фета, чч. 1--2. Изд. К. Солдатенкова, М., 1863.
   5 Цитата из третьей строки стихотворения Фета "Буря на небе вечернем". Впервые оно было напечатано в "Москвитянине" (1842, ч. IV, No 8, стр. 235) и получило отрицательную оценку Н. А. Добролюбова и, что было для Фета особенно важно, Тургенева (см.: Письма, т. IV, стр. 83).
   0 По "Положению", "дворовые люди" еще два года после подписания манифеста 19 февраля 1861 г. оставались в крепостном состоянии.
   7 Борисов перефразирует первую строку из стихотворения Фета "Я долго стоял неподвижно" (1843).
   8 Возможно, речь идет об Алексее Ивановиче Нарышкине (1795--1868) и о Сергее Ивановиче Кривцове -- членах орловского губернского присутствия.
   

16

10 марта/63. Новоселки.

   Нежданно, но сильно меня обрадовало Ваше письмо от 22 ф<евраля>1 и дошло оно что-то неимоверно быстро -- на 9-й день получил в Новоселки -- прыть замечательная оказывается и в почтах. Мое п<исьмо>, верно, как раз на половине пути должно было встретиться с Вашим письмом, и Вы уже прочли, как проходило у нас 19-е и каким я видел его в Орле.2 Всё слава богу понемногу улаживается, и действительно дай бог всем, кто только как бы то ни было ни подвинул к нам дело освобождения крепостных, всем вечное спасибо. Еще этого нельзя вполне почувствовать, когда поедешь куда-нибудь, хотя бы в Орел или в Степановку. Невольно глазами натыкаешься на старые безобразия и новые машины, не налаженные к делу; но зато вот вернешься домой в свою комнатку и чувствуешь другой вольный воздух. И хоть в настоящее время всё идет в нашем маленьком хозяйстве далеко не блистательно, но я надеюсь, что еще доживу до того покоя, какого давно добивался, и хоть у себя дома буду иметь дело с настоящими людьми.
   Но виноват, что пустился в многословие, а хотел весь листок этот занять про "Казаков" Л<ьва> Николаевичах Верно уже и Вы их прочли, но наверно не были в том состоянии от них, в каком я до сих пор остаюсь. -- Вот уже несколько дней просыпаюсь и не верю, не хочется увериться, что в Новоселках, а не на Тереке, не в Воздвиженской проклятой, -- из которой, уезжая в последний раз, я не оборачиваясь швырнул камень назад в ворота, -- чтобы никогда в нее не возвращаться,3 а теперь я потягиваюсь снова в эти дивные страны. Толстой говорит, что подобных в здоров он никогда писать не станет, а мне кажется, что это есть лучшее из его писаний и что едва ли он когда-либо что напишет подобное. Оленин он сам, это всякий прочтет и увидит -- но как он мастерски верно до дна изобразил Лукашку, дядю Ерошку (т. е. Епишку) или его хозяина, ученого хорунжего, его семейную жизнь! -- а природу-то Терека в садах, в степи, в станицах -- воздух этот с гарью кизяков. Удивительная, непостижимая просто очевидность всего этого мира. Так я уверен, что Вы насладитесь этими "Казаками", что не буду больше и говорить.4 Это дивная повесть. Фет ее еще не прочел. Он сего дня с Петр<ом> Афан<асьевичем>5 уехал от нас в Степановку, пробыли два дни, и как я его ни искушал, но поехал читать домой -- оттого и не писал от нас к Вам, напишет из Степановки. Хоть лихорадка снова его трясла, но уже становится опять фермером, как следует. Вы не можете и представить себе эти два дни, как мы их проводили. Давно не видал я Фетушку таким милым и до слез уморительным. Представления его были самые разнообразные, но мы видели действительно тех людей, кого он только вызывал. Само собою Вы тут же были с нами как бы зрителем, и он беспрерывно обращался к Вам с вопросами и сам же за Вас отвечал. -- Недавно в "М<осковских> вед<омостях>" была статейка В. П. Боткина о Диккенсе, и в ней прелестно передано о мастерских чтениях Диккенса.6 Наш Фетушка вполне может состязаться с Диккенсом в местах, где тот вызывает смех. А как он нам спел новые цыганские романсы, безголосым горлом всё передал, что в них только есть, наслаждения цыганской страстной неги, и даже эта заноза, где ей быть, кольнет. Хотелось бы в эти минуты показать его Вам. Но бог милостив, дождемся Вас, я снова надеюсь -- и то нерадостное чутье, какое залезло было в меня от письма Вашего к Фету,7 прошло -- и я Вас жду. -- Вы угадали, что грачи уже у нас -- первого мне привелось увидеть уже недели две, три. Ехал я в Мценск, а он сидит на крыше постоялого двора Дрелинга и тяжело дышит с разинутым клювом -- только что, видно, опустился из дальнего перелета. Теперь же их уже много и жаворонки зазвонили. От нас виднеется Крицынское поле, совсем черное. Вода уже зажурчала, и повсюду вместо белых снегов, зимней нашей чистоты и опрятности, повсюду по дорогам насорился навоз, беда ступить на чистый снежок -- так и черпнешь калошей воду, а на деревьях еще ничего не заметно, все стоят еще по-зимнему, только сирень чуть-чуть надувается. Но все весна подошла. -- Посылали мы в Спасское -- и Анна Семеновна8 прислала грустные вести. Все у Вас там больны, и большие и малые, теперь и проехать к ним невозможно. "Через реченьку поедешь -- друг утонешь", так вот, как в песне поют. Вы, добрейший, все-таки когда уже поразочтете наверное то, когда быть Вам в Спасское -- возвестите. Оседлав кубанца моего, поскачу к Вам навстречу. Феты же по просухе переберутся к нам, следовательно, и он со мною будет на рысях отыскивать прямейший путь в Спасское. Мы уже сговаривались вместе выписывать Красное, а Редерер он еще разыскал в Москве какое-то очень выгодное, и поэтому увеличиваем количество выписываемых горлушек. -- О бедность, говорит моя жена на наши соображения, о мудрость -- думаю я. Обнимаю Вас крепко. Дай Вам бог здоровья.

Ваш И. Борисов.

   1 Письмо Тургенева от 22 февраля (6 марта) 1863 г. (см.: Письма, т. V, стр. 105--106).
   2 См. письмо 14.
   3 Полк, в котором служил Борисов, одно время квартировал в станице Воздвиженской Терской области. В письме от 30 декабря ст. ст. 1850 г. Фет писал ему: "Вчера только получил твою эстафету из Воздвиженской" ("Литературная мысль", 1923, I, стр. 227).
   4 Тургенев отвечал Борисову 7 (19) апреля 1863 г.: ""Казаков" я читал и пришел от них в восторг <...>. Одно лицо Оленина портит общее великолепное впечатление. Для контраста цивилизации с первобытной нетронутой природой не было никакой нужды снова выводить это возящееся с самим собою, скучное и болезненное существо" (Письма, т. V. стр. 113).
   5 Петр Афанасьевич Шеншин (1834--1881) -- брат Фета.
   6 Статья В. П. Боткина (1810--1869) "Публичные чтения Диккенса в Париже" напечатана в "Московских ведомостях" (1863,31 января, No 25).
   7 В письме к Фету от 26 января (7 февраля) 1863 г. Тургенев ничего не написал о том, что собирается приехать в Россию, и приглашал Фета на лето в Баден-Баден (см.: Письма, т. V, стр. 92--93).
   8 Анна Семеновна Белокопытова -- свояченица Н. И. Тургенева.
   

17

23 апр./1863. Новоселки.

   Ваше последнее письмо, добрейший Иван Сергеевич, с обещанием, что узрим Вас в июле, мигом подсекло все наши надежды и сборы в Спасское на 9 мая к Вам навстречу.1 Мы только что получили было от Фета весь маршрут, начиная от Степановки на Новоселки до Спасского, как и когда двигаться... что ж делать! Сегодня Ваше письмо поехало далее в Степановку, и верно Фета планы изменятся, и с горя начнет он сеять гречиху и нас забудет до июля. А какая весна в настоящее время, какие изумрудные зеленя -- сегодня в первый раз слушали кукушку -- целыми днями работаем в саду -- дорожки значительно усовершенствовались -- а цветы только ждут, чтобы миновался 40о-й мороз, и тотчас высадятся в клумбы. На нынешний год всего этого у нас изобилие, жаль, что не. придется Вам показать в самый жаркий цвет. Я с таким рвением предаюсь всем мирным занятиям, что не могу и подумать без содрогания о войне. Каждый раз, как получим почту и начнешь перечитывание "Моск<овских> ведом<остей>", то до невероятной степени ожесточаюсь не на поляков -- а на поджигателей их, англичан и французов. Кажется у нас никто не сомневается, что дело идет с запада вовсе не о восстановлении Польши, а боятся не опоздать дощипать Россию, пока она еще не оперилась после последних битв. Неужели мне старому придется еще ломать походы -- Фет хотел уже запасаться верховыми лошадьми, но я надеюсь, что нас не тронут и дело это только пошумит и уладится без драки -- разве уже очень нужно попробовать панцырные корабли под Кронштадтскими пушками. Не менее того, каждый вечер я встречаю уныло. Нет, ничего еще люди не выдумали хуже, злея войны.
   Крестьянский наш раздел улаживается довольно изрядно -- о беспорядках уже и слухов нет -- только разверстание подает<ся> медленно -- но и ожидать-то быстроты нелепо. Все помним прошлое межевание. Тридцать лет оно продолжается, и до сих пор конца не видно.
   Когда я видел последний раз Л. Н. Толстого, то он мне говорил, что "Казаки" его так, вздор, а вот у него есть дворовая повесть, так в ней есть толк. И вдруг мы прочли "Поликушку" -- разочарования даже не было -- это скорей статья полицейской газеты о происшествиях. Не сомневаюсь, и Вы и всякий другой, знающий Толстого, подивится на "Поликушку".2 Зато в 12-й книжке "Ясной Поляны" есть его статья -- ответ Маркову -- до ясности выказывающая, какие гончие гоняют под черепом Л<ьва> Николаевичах Не только согласиться, но и спорить с ним невозможно -- такая философия, что мудрено и понять.3
   Чем-то Вы нас подарите из Бадена. Не взирая на гнев "Современника" и Антоновичей4 -- Вы все остаетесь любимейшим автором и можете сами удостовериться, взглянув на нашу библиотеку, -- растрепанные NoNo это Ваши "Отцы и дети", "Дворянское гнездо" и пр., как будто и читали-то их в прикуску, смаковали. Много Вы знаете разных диковинок из нашей жизни, но едва ли нападали на такую, как вот я, вчера ехав в Мценск, узнал от Македона, бывшего дворового чел<овека> г. Зыбина,5 нашего соседа в Ядрене. Зыбин этот был толст, мягок и ничем не мог заниматься, потому что постоянно спал, но все-таки в своих владениях всем новорожденным дворовым придумал - хитрые имена. Как родится, так ион спрашивал, как прикажете назвать. Поэтому у них всё хитрые: Македои, Евпл, Иррих, а женские еще хитрей, и я не могу даже вспомнить, какие мне для примера назвал Македон. Такой чудак и в Англии был бы известен, а у нас об нем забыли бесследно.
   На днях был на мир<овом> съезде, он всё так же судит и многоглаголит. Странно, что все наши сходки и коллегиал<ьные> упр<авления> недалеко ушли от тех соборов, на которых подвизались Никиты Пустосвяты и Аввакумы. Любим поговорить, и Гоголь не напрасно пустил почтмейстера в рассказ о капитане Копейкине -- и кончил восклицанием -- "Эх телятина!"6 -- Ближняя Волкова процветает. Никол<ай> Никит<ич> молодеет с весною, а девочки их -- прелесть. Младшая красавица уже почти.7 Об Ваших Спасских давно нет слухов, на 9 поеду к ним.
   Дай-то бог, чтобы баденский воздух Вам помог и Вы к нам явились бы здоровяком, а не таким дряхлым, как Фет.
   Обнимаю Вас крепко, крепко, всем любящим Вас моим существом.

И. Борисов.

   1 Обычно Тургенев приезжал в Спасское к 9 мая, именинам своего дяди Николая Николаевича. В письме же к Борисову от 7 (19) апреля 1863 г. Тургенев написал о своем намерении приехать в Спасское только в июле. В действительности в 1863 г. он в Россию не возвращался (см.: Письма, т. V, стр. 112 и 702).
   2 Повесть "Поликушка" была напечатана в "Русском вестнике" (1863, No 2). На этот раз Тургенев не согласился с Борисовым в оценке повести и позднее, 25 января ст. ст. 1864 г., писал А. А. Фету: "Прочел я <...> "Поликушку" Толстого и удивился силе этого крупного таланта. Только материалу уж больно много потрачено -- да и сынишку он напрасно утопил. Уж очень страшно выходит. Но есть страницы поистине удивительные! Даже до холода в спинной кости пробирает -- а ведь у нас она уже и толстая, и грубая. Мастер, мастер!" (Письма, т. V, стр. 216).
   3 Евгений Львович Марков (1835--1903) -- писатель, был учителем в Тульской школе и резким противником Толстого в педагогических вопросах. В "Русском вестнике" (1862, No 5) Марков напечатал статью "Теория и практика Яснополянский школы", Толстой ответил ему статьей "Прогресс и определение образования" ("Ясная Поляна", 1862, No 12).
   4 Намек на статью М. А. Антоновича "Асмодей нашего времени" ("Современник", 1862, No 3) и на ряд выпадов журнала против Тургенева.
   5 Имена Софии Александровны Зыбиной и ее дочери Елизаветы Кирилловны встречаются в петербургских письмах Тургенева за 18(34 г. (см.: Письма, т. V, стр. 207 и 216).
   6 См.: "Мертвые души", т. I, гл. X.
   7 Речь идет о семье Николая Никитича и Елизаветы Дмитриевны Шеншиных и их дочерях Екатерине и Марии, живших в имении Волкове "ближней" -- в 12 верстах от Новоселок. В Волкове "дальней", на окраине Мценского уезда, жили Александр Никитич и Любовь Афанасьевна Шеншины (см.: Фет, ч. I, стр. 9).
   

18

10 июля/63. Новоселки.

   Все надежды увидать Вас, добрейший Иван Сергеевич, нынешним летом исчезли, часто-часто вспоминаю Вас и много раз порывался писать к Вам и от Вас ждал весточки с обещанием скорейшего появления Вашего в Спасское, и всё напрасно. Отчасти и не жалейте, что не заглянули в наши края. Лето еще не начиналось, -- дожди, ветер и холод хуже зимнего -- по утрам в июле +3 и +4о. Невыносимо скверно. Всё это было бы сносно как-нибудь, но вместе с этим я пережил снова такие душевные пытки, об которых не хочу вспоминать, да и не могу дать Вам понятие. Снова несчастная болезнь одолела жену -- надо было нам ехать в Москву к докторам. На этот раз болезненные припадки приходят так внезапно вслед за полнейшим здравым умом и сменяются так же быстро полным затмением, и снова одолевает разум, и память сохраняет всё с мельчайшими подробностями. Так всё это страшно и беспомощно, что многие минуты, часы проходили, что я делал над собою испытания -- жив ли мой-то смысл. Страшно становилось, когда, выслушав ее убеждения, я впадал в сомнение, что везу такого же здорового человека, как я сам, и везу как больного. Даже доктора не вдруг сняли с меня этот страх, гак трудно было им открыть болезнь в ней. А между тем, она сама умоляла везти ее лечиться и, отстаивая себя перед докторами, после сама же убеждала их, что больна. Но Саблер1 подает надежду на ее выздоровление -- и выздоровление прочное, только для этого нужно продолжительное леченье на руках опытного медика, и поэтому ведет переписку с доктором Риле в Копштадте в Виртенберге, куда и надеемся перевезти ее в сентябре. Понемногу я уже примиряюсь с этой безалаберщиной и буду жить и поджидать, что будет. Целый месяц мы с Петькой пространствовали. Два раза побывали в Степановке, а теперь уже прочно засели в Новоселках и опять наладили так день, что не видишь, как закатится солнце, а встаем в 5 часов. -- Слава богу, кажется и лето появляется, уже несколько дней нет дождей и солнце греет. -- Степановка процветает. Степановцы -- счастливцы. Михаила2 всякий день довершает таким обедом, что Василий Петр.3 говорит, что если б гр. Левашов4 знал только, что это такое, то всякий бы день обедал в Степановке. Фетушка, хотя и хвор всё еще, но чувствует себя гораздо благополучнейшим фермером, чем прежде, и хоть сено в нынешнем году дождями попорчено, зато было сильное утешение в землянике -- ее в Степан<овке> был такой урожай, что достало бы на всех тетеревей Калужской губ. Обирали мы ее сами, всей семьей и превеликие подносы уносили к Марьюшке на хранение -- чтобы мало-помалу исполинскими порциями поутру рано, ввечеру поздно, до и по, и во всякое время поглощать благодетельницу. Все бы кажется в Степановке на это время должно было притюсть полнейшее невозмутимое счастье, но есть и там терзания.
   Г<осподи>ну Чернышевскому, сидя, как говорят, в крепости, пришла охота сочинить роман "Что делать", и Афан<асий> Афан<асиевич> и Боткин принялись его читать. Чтение производил вслух Фет -- с карандашом в руке и с молнией в глазах. Роман длиннейший, много раз усиливался и я прослушать, но решительно не посчастливилось. Это такая галиматья, коммунистическая холерина, и мухи к тому же не давали уснуть, что уходил от них в Степановскую рощу, и потом мы спорили о том, что подобные произведения не стоят разбора, но -- статья писалась и теперь, вероятно, уже отправлена в "Р<усский> вест<ник>.5 -- Там-то предадут казни -- ужаснейшей, чем повешенье, -- сочинителя "Что делать?". Они правы, что пишут разбор свой, -- есть люди в восторге от "Что делать" и читают, как "Верую".
   Как бы Вам ни было хорошо в Бадене, но верно Вы часто сквозь тучи, сдвинувшиеся над Польшей, смотрите и на нас и вместе с нами подумываете, что будет? Доходят ли к Вам "Московск<ие> ведом<ости>", прочитываете ли Вы статьи Каткова -- если да, то могу Вам без преувеличения добавить, что в них только слегка выражается то, что в действительности) пробегает повсюду, -- и если будет война за Польшу, то это будет страшная народная война. Безграмотный наш народ -- с нетерпением читает, что делается на свете, и давно уже говорили о наборе. Вчера прочли манифест о нем, и теперь же готовят очередных, хотя срок назначен в ноябре,6 -- "хочь бы еще по десяточку, оно бы дружней отсадить было проклятых...". Теперь уж чуется, что любовь и страх за Россию выразится неизмеримым выражением любви и к государю всего народа. Сила будет страшная, а нужда выдвинет и людей. Но я и до настоящей минуты не верю, что возобновляются и оживают времена Минина и Пожарского. И неужели в самом деле мы так близко дожили до того, что сделались Пугачами для Европы и нас хотят пообрезать. -- Л мне все думается, что наша Россия -- совершенно то же, что вот я сам лично, т. е. существо, не желающее никому зла, ни ни ни малейшего -- и всеми силами улаживающее свое гнездо, свою жизнь, так, чтоб никому не мешать. Я даже с Николаем Никит<ичем>7 не воюю по отношениям с временно-обязанными, хотя сильно ощущаю невидимую его руку, латающую меня многих, многих земных благ. Экая досада, сколько места занял я рассудительствами, -- хотел с Вами говорить о многом другом, повеселей, об наших местах, и о степановцах, и об Волковой, и даже об Крыцине, что против нас за рекой, и там теперь жизнь кипит. -- Павлищевы возвратились из чужих краев и на днях пришли в наш сад погулять. 4 сестры, и одна из них, младшая, такая красавица, что я в одно время почувствовал желание быть 1) Рафаэлем -- написал бы ос Мадонною, 2) Фидием -- и Вы бы увидали статую в Новосельском партере с таким блеском красоты, что в Спасском не было бы более темных ночей -- а вечное сияние светилось бы, и 3) показать бы ее Вам и посмотрел бы, что Вы тут понаделали бы. Боже, мой, как она хороша! И увы, как я трижды уже состарился.
   Когда же Вас ждать милый, добрый Иван Сергеевич? Дайте хотя весточку и хотя отдаленную надежду Вас обнять. Не забудьте честного слова. Ваш портрет. Не забывайте и искренно Вас любящего.

И. Борисов.

   Два словечка еще: что Ваша работа?
   
   1 Василий Федорович Саблер (1797--1878), старший врач Преображенской больницы в Москве для душевнобольных.
   2 Михаила -- повар в Степановке.
   3 Василий Петрович Боткин (1810--1869) -- брат Марии Петровны Фет.
   4 Николай Васильевич Левашов, граф (1827--1888) -- орловский губернатор.
   5 Статья, направленная против романа "Что делать?", написанная А. А. Фетом и В. П. Боткиным, в то время напечатана не была. Впервые она была опубликована только в 1936 г. под названием "Неизданная статья À. А. Фета о романе Н. Г. Чернышевского "Что делать?"" (публикация и комментарии Г. Волкова, вступительная статья 10. Стеклова): Лит. насл., т. 25/26, стр. 477--544.
   6 Постановление о рекрутском наборе было опубликовано в "Московских ведомостях" 7 (19) июля 1863 г. (No 148).
   7 Н. Н. Шеншин был мировым посредником по Мценскому уезду.
   

19

14 сент./63. Новоселки.

   Часто и часто я вспоминаю Вас, добрейший Иван Сергеевич, и писал Вам, да уж давно я об Вас-то самих никаких и слухов не слышу. Правда, я почти всё лето прожил в уединенных Новоселках, во всё лето Фета видел два, три раза, забираясь в Степановку. Они сами в нашу сторону забирались только на встречу и проводы Василия П<етровича> Боткина, который всё лето прожил у них в Степановке и остался вполне довольным и всем и вся. Сбирались было они все к Вам за границу, да дела фермерские и другие соображения удержали Фета -- который действительно много хлопочет и трудится, и пишет, и плачется на бедность свою, а владения его между тем расширяются и капитал мало-помалу пухнет вместе с его брюшком. Про жизнь Степановки писать Вам нечего, верно Вы, вспоминая их, не раз рисовали себе картины из этой жизни, и всё это верно выходило. Михаила действительно мастер, и его обеды много придают приятного в сельской жизни, и воздух легче, и вода вкусней, и даже польские дела не возмущают желчи, и домашние события маленькие, мелкие, как например топтание полей, пьянство рабочих или падения жеребенка в колодезь, -- всё это гораздо переносится легче, когда желудок в удовольствии. Я потому больше говорю с Вами о Степановке, что мне тяжело и подумать о Новоселках. Несчастная болезнь жены отгоняет меня как-то совсем от людей и от участия и сожалений, и только отвожу душу на Фете. -- Дома же я живу единственно для охоты -- псовой и пр. Целые дни верхом проводил в полях -- пока лихорадка не лишала последних сил. Тут Симон начинал волховать. К осени же я уже непрерывно и поисках за волками и лисицами, в компании, как бы Вы думали, с Александр<ом> Никит<ичем>,1 а на днях вот прибудет и С. М. Сухотин. Мог бы Вам много рассказать интересного про мои травли, да щажу Ваше терпение. -- Редко, редко удается кого увидать, вот с месяц заезжает ко мне Сергей Толстой и от него узнаю, что Л<ьва> Никол<аевича> жена роди сына Сергея2 и он в восторге и счастьи. Что-то ожидает этого ребенка? Толстой так его не оставит и выдумает свое воспитание. "Московские в<едомостп>" прочитываются построчно, и Катков здраво умный, действительно уже говорит голосом России, так все теперь смотрят его глазами, и только некоторые передовые дамы, Вы их знаете, всё еще надеются, что раздастся умное слово из "Современника" и Чернышевский скажет Что нам делать. А роман его опозорил, и даже мягкий Карпов и сам Аркадий ни гугу.3 Фет с Боткиным написали разбор для "Рус<ского> ве<стника>", но кажется не будет напечатан. Я прослушивал их, и скучновато, а суть-то вот в чем: смотрите, это коммунист -- на виселицу его. -- Роман Писемского "Взбаламученное море" чрезвычайно всех интересует, и я в числе прочих. Прощают и неряшество.4
   В Спасском у Вас давно не был -- а отпускал Петрушу, и он всё рассказывал, как его там баловали, персики давали до завтрака, и вообще но его мнению Николай Николаевич большой баловник. Афанасий Ваш постарел, до последних возможностей -- был у нас, искал куропаток, нашел и не видал, а одну сбил-таки. От одной рюмочки совеет. Но какой он славный старик. Спросил меня об Вас, и когда я ему сказал, что в этом году и ждать нечего, -- махнул рукой. Ну! и вальдшнепов не будем стрелять. А между прочим, на них благодать -- пропасть летит, много и куропаток, есть и стрепеты, которых давно уже не бывало в наших местах. Афанасий одного убил, из-под Весны. Осень нынешняя невообразимо хороша, до сих пор еще не было мороза -- всё зеленеет вновь, как весной. Только одни клены зарумянило. Левкои по вечерам благоухают, и тепло по ночам -- правда сухо, давно нет дождей, зато дороги как чугунки. Хлеб дешев, а кажется целый западный край наш в хаосе, и войск там много -- денег ни у кого нет.
   Винокуренные заводы уже у многих готовы. Дролинг и в этом превзошел всех, его труба напоминает Симоновскую колокольню.5 Об этом Вы знаете, что железная дорога утверждена и пойдет она в 2 1/2 верстах от Новоселок. Дай-то бог.
   Если Вы желаете тишины и покоя, то приезжайте. Так можно здесь безмятежно зажить -- решительно забывая, что чуть не вся Европа подступила было на драку, что в целой стране еще режутся. Крестьянское дело окончательно успокоилось и вошло г. берега -- течет тихо, и уже всё толки о том, чтобы сократить мировых посредников, довольно и одного на уезд, а то они дорого стоят. -- Отзовитесь, милейший Иван Сергеевич, и порадуйте хотя обещанием, что к весне Вы будете в Спасское. Пора Вам окунуться и в родной воздух. Что у Вас написалось за это время. Все, все от Вас ждут новенького. Крепко Вас обнимаю, и дай Вам бог всего хорошего, а главное здоровья. Ваш И. Борисов.
   
   1 Александр Никитич Шеншин (1819--1872) -- брат Николая Никитича Шеншина.
   2 Речь идет о Сергее Николаевиче Толстом (1826--1904) -- старшем брате писателя -- и о Сергее Львовиче, родившемся 28 июня (10 июля) 1863 г. (ум. 1947).
   3 О братьях Карповых, Николае (1823--1873) и Аркадии (ум. 1864) Дмитриевичах, см.: Н. М. Чернов. Уездный прогрессист -- Н. Д. Карпов. Тургенев, Сб., вып. II, стр. 272--274.
   4 Роман "Взбаламученное море" А. Ф. Писемского был напечатан и "Русском вестнике" (1863, NoNo 3--8).
   5 Колокольня Симонова монастыря в Москве (XIV в.).
   

20

28 окт./63. Новоселки.

   День за днем прошли, этак с неделю уже, как я, получив дорогие мне от Вас весточки, добрейший Иван Сергеевич,1 всё не мог присесть к этому листку и хотя мысленно, но понаслаждаться, как будто уже я Вас вижу, пуститься в писание. Не мог потому, что осень исчезла, прощался с последними чернотропами, вдруг пороша! Теперь конец охоте -- сегодня пришла зима. С какой радостью прочел я Ваше милое письмецо, оно обрадовало меня сильней, чем Новоселки после трехнедельного отъезда по разным постоялым дворам Волховского, Орловского, Карачевского, Кромского и нашего Амченского уездов. Вот сколько поплутала наша псовая компания. Я Вам, кажется, писал о надежде поохотиться, и около 20 сент<ября> собрались: С. М. Сухотин, А<лександр> Никитич, С. Нарышкин, сын Алексея Ив.,2 и я четвертый. Из Новоселок мы пошли на Орел, потом к Карачеву, потом на Кромы и возвратились через Ивановское. Затравили: 9 волков молодых, 1 старого и более 20 лисиц -- этого бы довольно было и Киреевскому в былые времена.3 Приключений было много и печальных и торжественных, но, благодаря бога, всё оканчивалось благополучно. Вы знаете меня и потому смело могли бы поручиться за меня в обществе трезвости, что я выдержу...
   Но Семен Ильин (бывший слуга г. Веревкина) или Терентий доезжачий (кн. Голицына), да и Лукьян Сухотинский, несмотря на все наши условия и дружеские увещания, урезывали. Орел в особенности нас сокрушил, была дневка, праздник Покрова, народ гулял, и наши подгуляли и с кем-то даже дорогою дрались -- для полного удовольствия, разумеется. -- Какой в Орле соорудили театр славный, и труппа изрядная, есть и губернаторская ложа, с особенным комфортом, в ней мы видели и губернатора, и самого Владимира Александровича), достойного нашего предводителя. Поздравьте его -- Мариялш выходит замуж за Сологуба,4 нашего исправника, 6-го ноября будет свадьба. О! Что теперь должно происходить в ближней Волковой! Дальняя Волкова торжествует -- а им уже пели в ближней "Вечную память", так всё лето дальняя была совсем забыта и оставлена всеми поклонниками.
   Вас уж так давно нет в наших странах, Иван Сергеевич, что Вас и подобные события не трогают, но я по правде должен воскликнуть -- вот наша жизнь! а не та, что Тютчев ловит в тени дыма.5 Вы и представить себе не можете, до какой степени изменился воздух в общей жизни, -- старому Фету -- прежнему, не фермеру, и дохнуть бы теперь нечем было, не то что петь "на суку извилистом и чудном".6 Так крестьянский и польский вопросы невидимою силой своей заставляют каждого смотреть себе под ноги да и подумывать: что будет?
   Жду с величайшим нетерпением Вашей повести -- фантастической -- тем лучше.7 Роман Писемского "Взбаламученное море" такая фотографическая действительность, что верно все бы с радостью унеслись в фантастические приключения. -- Цинизм действительной жизни тяжел ужо всем, а фантазии Чернышевского в "Что делать" действительно могли довести Фета до ярости палача Бурнаила. -- Возвращаясь из отъезда, я но застал уже их в Степановке и ночью верхом проехал мимо их домика. Там и огонька не мелькнуло -- только Мужик, ого цепная собака, со своими потомками, верно причуяв чужих, неистово заливались и завывали разными голосами. -- От него я уже получил одно письмо из Москвы. Они поселились в доме Боткиных у Вас<илия> Петров<ича>. Что ему! Он может жить поживать и добро наживать припеваючи. Написал он прекрасную статью -- ответ "Современн<ику>", а разбора Чернышевского кажется так и не будет.8 Статьи Фета "Из деревни" 9 всех очень интересуют, а иных приводят в ярость даже. -- Аркадий Карпов в Соврем<енной> летописи", ратуя за губернское их присутствие, злобно боднул и Фета.10 Но что делать, все-таки Фет поет правду, и наши мировые учреждения на первое время уже отслужили -- пора им на упокой, -- а умирать-то никому не хочется, особенно кому дают хорошее жалованье.
   Узнав, что Вы будете и в Москве, я возрадовался, да потом и пригорюнился. Едва ли мне удастся попасть туда. Не умею Вам выразить, как мне тяжело даже мысленно глянуть на Москву. Последние годы переживал там такие тяжелые, страшные испытания, что спи не забываются и за светлые минуты. Авось-то Вы прокатитесь и в Спасское -- авось захотите взглянуть на Ваше родное гнездо, убеленное снегами, и Фетушка верно бы с Вами прокатился, и я бы Вас тогда наверное узрел. Но нет, об этом нечего и гадать. Морозы да ухабы заставят призадуматься н на пути к райской жизни. Но авось. Знаете ли, что Василий Петр<ович> Боткин и Ив<ан> И<льич> Маслов 11 ищут купить в наших краях землю. Вот если они поселятся -- то Вам на лето еще прибавится удовольствий жить в Спасском. Фету досталось от Петра Афанасьевича прелестное местечко по р. Тиму и он там хочет соорудить Залу и Кухню. А налимы там с молоками такие водятся, что стоит с ними покороче познакомиться. Место это на пути в болота курские и воронежские, в которых все еще водятся тьмы дупелей и бекасов. -- Пора Вам заняться отечественными произведениями. Оставьте заграничную дичь немцам. -- На-днях в Мценске виделся с Николаем Николаевичем, он опять молодцом, и все Ваши в Спасском здоровы. Афанасий Вас ждет и негодует на поляков -- не пропустили Ивана Сергеевича. Теперь только с Петей и буду Вас вспоминать, а то кто заходит? Крепко Вас обнимаю. Ваш И. Борисов,
   Где Вы остановитесь в П<етер>бурге, куда Вам писать?
   
   1 Это письмо Тургенева неизвестно.
   2 Сергей Алексеевич Нарышкин (1836--1878) -- помещик Орловской губернии. В молодости -- гусар и участник севастопольской обороны. Страстный охотник, изображен на картине В. Г. Перова "Охотники на привале". Об Алексее Ивановиче Нарышкине см. письмо 13, примеч. 10 (Тургенев, Сб., вып. III, стр. 366--367).
   3 Николай Васильевич Киреевский (1797--1870) -- богатый орловский помещик, известный охотник, автор книги "Сорок лет постоянной охоты" (см. о нем: В. А. Громов. Н. В. Киреевский -- знакомый Тургенева и Л. И. Толстого. Тургенев, Сб., вып. I, стр. 284--292).
   4 Речь идет о Владимире Александровиче Шеншине (1814--1873), его дочери Марианне (р. 1841) и ее будущем муже Степане Степановиче Соллогубе (ум. 1905).
   5 Борисов вспоминает стихотворение Ф. И. Тютчева (1848 или 1849):
   
   Как дымный столп светлеет в вышине! --
   Как тень внизу скользит, неуловима!..
   "Вот наша жизнь, -- промолвила ты мне, --
   Не светлый дым, блестящий при луне,
   А эта тень, бегущая от дыма...".
   
   6 Строка из стихотворения Фета "Мы одни; из сада в стекла окон..." (1850).
   7 Речь идет о "Призраках".
   8 Борисов имеет в виду статью А. А. Фета и В. П. Боткина, направленную против романа Н. Г. Чернышевского "Что делать?". Статья эта была заказана редактором "Русского вестника" M. Н. Катковым, но напечатана им не была (см. примеч. 5 к письму 18).
   9 См. примеч. 3 к письму 15.
   10 В статье "Старые знакомые" А. Д. Карпов писал: "Слишком часто в последнее время раздаются на все тоны и на все лады громкие восклицания об угнетаемых и несчастных помещиках и торжествующих крестьянах, начиная с писем "Из деревни" Фета и кончая жалобами г. Бланка в "Русском листке", и всё по милости мировых учреждений, которые будто бы не исполняют своего назначения" ("Современная летопись", 1863, сентябрь, No 32, стр. 11--13)..
   11 Иван Ильич Маслов (1817--1891) -- московский знакомый Тургенева, у которого он обыкновенно останавливался во время приездов в Москву.
   

21

11 февр./64. Новоселки.

   Только на днях узнал от Фета, куда к Вам писать, добрейший, милый Иван Сергеевич, а то бы уже давно навестил Вас письменно,1 но и боюсь предаться желанию поговорить с Вами. В П<етер>бурге представляетесь Вы мне не таким, как на Снавке, проваливающимся по пояс ради всякой дикой птицы, но тут я Вас вижу в тех местах, про которые Фет всякий год мечтает в день Петра и Павла. 30 пар тетеревей ежедневной добычи! Ну как же тут к Вам подойти с рассказами про такое мое житье, об котором и самому лучше не вспоминать. Всю зиму буквально пробыл дома, никуда и никого не видал. Изредка с ружьем побарахтаюсь в саду по следам зайцев. Вечера с Петькой читаем ясно-полянские сказки2 -- а уже потом, к ночи, с благоговением Каткова газету. Вы причуяли и подняли нашего зверя нигилиста -- он их загонял. Только там еще в П<етер>бурге они и держатся, а в наших местах почти перевелись. Возвращение Фета меня не то чтобы только обрадовало, но оживило. Явился он ночью -- слышу прежде собачью тревогу -- маленький Пузик и овчарка Полкан с Лохматкой далеко их встретили. Вдруг слышу -- осторожное постукивание в дверь -- как не угадать нежной его ручки. Возвратился он, враг-то 3 Ваш, молодцом, не таким, как в прошлом году. И за Вас радуюсь, что и Вы, по его словам, не изменились. Пробыли они недолго -- не дал порядком отдохнуть и Марье Петровне, спешил в Степановку на новые подвиги фермера. Вы знаете, с какой любовью и как! враг Ваш умеет Вас представить. -- Вот и я как будто побывал с Вами и на погребении Дружинина. -- В этом рассказе самое замечательное то, что Фет затылком увидал своего друга Некрасова и как тот шмыгал змееподобно. Ну и как Вы на него посмотрели.4 --
   Прошлой весной я чуял, что не увидим Вас летом в наших краях, и теперь по разным событиям думаю, что и на этот год нечего рассчитывать. Вы уже землевладелец баденский,5 у Вас там уже заводится своя Степановка. И не грешно ли Вам так забывать Спасское. Но что делать. В жизни каждого есть непременно такие струи, которые носят нас по миру.
   С каким нетерпением жду Ваши "Призраки",6 Фет меня еще больше раззадорил. У нас никто не выписывает "Эпохи", и рассчитываю на Вашу спасскую библиот<еку>. -- За что Вы не отдали Каткову, уж, верно, не финансовые расчеты. В прошлом году в "Русск<ом> вестн<ике>" была повесть "Неудавшийся роман". Я сильно подозреваю, что это Л<ев> Т<олстой>, а пущено инкогнито пощупать: угадает ли его публика.7 Но до сих пор еще не узнал наверное, а многие места выдают его.
   Милый Иван Сергеевич, сто лет я жду от Вас Вашего портрета, в последнее свидание обещание было закалено честнейшим словом.8 Осуществите же, а проторы и убытки я не хочу налагать на Вас -- внесу в Вашу кассу при свидании, и пересылать Вам не нужно чрез почту, а отошлите Ивану П. Новосильцеву9 в дом Павла Строганова, он мне и доставит.
   Не знаю, когда именно, но мне предстоит поездка в П<етер>бург, и я без содрогания не могу еще об этом и подумать. По письмам доктора состояние жены безнадежное, и он советует перевезти ее в П<етер>бургскую больницу. Не знаю, когда это будет, весною или летом. Точно как будто жду ампутации -- руку ли, ногу ли или голову отхватят.
   Боже храни Вас, милый, добрый Иван Сергеевич, здоровым и невредимым. А Вы не забывайте меня, Вас искренно любящего.

И. Борисов.

   1 В это время Тургенев находился в Петербурге (см.: Письма, т. V, стр. 702).
   2 Журнал "Ясная Поляна" выходил двумя сериями: "Школа Ясной Поляны", состоящая из педагогических статей, и "Книжки Ясной Поляны", содержащая материалы для детского чтения; эту вторую серию и имел в виду Борисов.
   3 Намек на частые литературные споры между Тургеневым и Фетом.
   4 Борисов вспоминает рассказ Фета о встрече его и Тургенева с Некрасовым на похоронах А. В. Дружинина 21 января (2 февраля) 1864 г. (см.: Фет, ч. II, стр. 6).
   5 Очевидно, Тургенев рассказал Фету о своем намерении купить в Баден-Бадене участок земли и построить дом. Об этом он позднее написал и Борисову (см.: Письма, т. V, стр. 262). Тургенев выполнил свой план и построил в Баден-Бадене дом (Тиргартенштрассе, 3), в котором жил с апреля 1868 г. по ноябрь 1871 г.
   6 Повесть "Призраки" была напечатана в No 1--2 "Эпохи" за 1864 г.
   7 "Неудавшийся роман" принадлежал однофамильцу Толстого -- графу Е. Н. Толстому. Напечатан в "Русском вестнике" (1863, NoNo 9, 10).
   8 Эта фотография неизвестна. Сохранилась более поздняя фотография Тургенева (работы К. И. Бергамаско), подаренная Борисову и датированная 1871 г. (см.: Письма, т. IX, фронтиспис).
   9 Иван Петрович Новосильцев (1827--1890) -- помещик Мценского уезда, друг Борисова, сын П. П. Новосильцева (см. примеч. 5 к письму 7: Тургенев, Сб., вып. III, стр. 353).
   

22

22 июня/64. Новоселки.

   Вчера мне выпал хороший день -- счастливый, если б Вы знали, милый, добрый Иван Сергеевич, какую благодать послали мне в этом уютном конвертике 1 -- два дни уже проходят, что не могу толком и поблагодарить Вас за всё, за каждую строчку и за прелестнейшую Вашу карточку2 и не знаю, удастся ли мне теперь описать всё, что хотелось бы Вам сказать. Ваши строки взбаламутили многое из прошлого моего тяжелого времени, и я до сих пор не могу его столкнуть в архив. Писать к Вам не мог -- много раз порывался. Я никого не вижу, месяца полтора не был за Зушей, а Фета не видал со Святой недели, но постойте, расскажу по порядку. -- Весна у нас началась очень рано. -- Получаю письма от докторов, что состояние Нади безнадежное и необходимо ее не медля перевезти в Петербург<скую> больницу Всех скорбящих.3 -- Свез Петьку в Ивановское 4 -- Степановку нашел в разрушении -- все было переломано и новые сооружения покрыты были опилками, чурками и стружками. В одной комнате Марья Петровна, и Фет, и рояль, и ящики с главнейшими сокровищами. За стенами же этой комнаты холод, а на дворе мороз и виют витры, но всё это не мешает хриплым и сиплым голосом Фету знакомить меня с романсом "На холмах Грузии".5 Меня это пронизывает бесконечно насквозь! Дух захватывает оттого, что шумит Арагва подо мною. В этом-то состоянии уезжаю в Новоселки, укладываюсь и, с ужасом подумывая о будущих днях, подъезжаю к станции в Черни, а другой тарантас навстречу, и в нем Л. Толстой. Он ехал к нам. Что ж делать -- просидели мы до вечера. Он счастлив так, что говорит: умирать бы не надо. Но он всё тот же -- жизнь в нем клокочет. "А я хотел прочесть у Вас "Эпоху"" -- были первые его сожаления неудачной нашей встречи. Я ему объявляю, что только что, уезжая, возвратил эту книгу Розанову, -- "ну всё равно, я завтра же пошлю к нему просить". Ваши "Призраки" не давали ему покою.6 Сказал я ему о "Призраках" всё мое наслаждение, какое оста"или во мне пронесшиеся картины, но и сколько же в них мучения -- какое-то обмирающее чувство -- держаться за эту телесную тень Элис. -- Толстого всё занимает, и хозяйство и охота -- тут же призывались люди какие-то и командировались в разные стороны набирать борзых -- школа брошена. Пишет он роман из 12 года большой -- "если долго поживу, то кончу".7 "Неудавшийся ром<ан>" это его однофамильца, но странно, там есть характер самого Л. Ник.8 -- Ехал он в нашу сторону на недельку, но узнав от меня, что и Фета нет в Степановке, он решил через два дни быть домой и дал мне записку к его жене. Таким счастливым я его и оставил. Но на станции Ясенки встретил за ним уже гонца -- его маленький сын опасно заболел, и доктора нет, и оставшаяся дамская компания в отчаянии и тревоге.9 -- Была уже ночь, я поехал в Тулу и там целую ночь разыскивал докторов, из трех ни один не поехал под разными подлыми предлогами. Слава богу двое из них немцы, а один кровный поляк, -- так я и уехал утром с мучительным страхом за него, да и о своем Пете прибавил разных ужасов. Москва, и беготня, и хлопоты, и неизвестность -- потом Петербург -- тут тоже, опять в Москву, и опять в Петербург с больною -- ее я и не видал -- отвез и похоронил в больницу Всех скорбящих на И версте по Петергофской дороге -- и там пришлось сдать ее доктору Лоренцу, старому знакомцу. Он 15 лет лечил ее мать, которая все эти годы была в сильнейшей меланхолии, -- вот где и разгадка несчастной болезни -- а мы никто этого вначале и не подозревали.
   Не понимаю, как я остался жив от этих И дней --что проездил -- ни одной ночи не заснул и даже не забылся на минуту. 15 лет я не был в П<етер>бурге и разумеется много нового увидал, встретил множество старых знакомых из разных концов, от финских скал до пламенной Колхиды.10 Как же все мы поизменились и как всё поседело. -- Входил в Исакия и ушел из этой гранитной горчишницы. Туда, чтобы видеть что, надо приносить с собой хоть солнце, что за монумент покойному государю! и Меня это поразило более, чем мои художественные картины видов Кавказа --где деревья и Вы приняли за цветную капусту. Но, слава богу, в 11-й день вернулся к Пете, и мы опять зажили в тишине Новоселок. Ему еще зимой достали в дядьки старикашку Ивана Ивановича, и вот мы так и живем. Но беды и тут бывают. С месяц тому я был в отчаянии схоронить и детенка своего. Он был страшно болен -- корь ужасная, но теперь и эта беда миновала. К Толстому я на обратном уже и не помышлял заехать -- вез гувернера Шеншину Ал. Ник. и главное скорей, скорей домой. -- Здесь я отдыхаю, никого не вижу, целый день в работе по саду -- поздно вечером всякий день часа два прокатаюсь на Бонке, молодой караковой кобыле, подготовляю ее к наступающей осени. Борзые мои здравствуют и тоже ждут поры. Стая гончих размножилась до 17. Недавно приходил их родоначальник, Ваш Афанасий. Он еще более пригнулся к земле, еще более убелилась всё еще кудрявая голова, и глаза ушли вглубь. Водочка его освежила. Ну мы дни два с ним вспоминали Вас -- уж как он шамкает, дряхлеет видимо. Но приходил пешком и, разумеется, с ружьем и сумочками. Покаялся он мне, что весной убил двух куропаток, самок -- нельзя! К Николину дню! Спрашивали Вы про "Марево". Следует прочесть Вам, это вещь замечательная, но надо читать скорей, пока не простыла, сегодня, а не завтра. Тут есть и замечательный женский характер, и много живых портретов, и в содержании от начала до конца постоянный интерес. Клюшников с талантом.12 Его картины яркие, теплые и более живые, чем "Взбаламученное море". И множество современных шишечек разбросано по роману. В одно время в "Русском вестнике" печатают много интересных вещей, и между всеми самое интересное -- записки Вигеля.13 Какой это оригинальный человек -- желчь неиссякаемая льется с пера его -- и видно, что жизнь бедного его была горькая. Кажется, если бы ему пришлось умирать на кресте, то не было бы надобности подавать на трости губку с желчью, в своих губах оставалось довольно. -- Читаю я только "Р<усский> вестн<ик>" и кое-что в "Эпохе", но зато "Моск<овские> ведо<мости>" не читать невозможно всё, и хотя у Каткова уже есть враги, но дай бог ему здравствовать. Фет из деревни продолжает,14 и круг его читателей и почитателей гораздо шире, чем у поэта. И Аполлон Григорьев начал описывать свои похождения в "Эпохе", и уж как же там прожигает жизнь. Повествовательная часть Аполлона пока не лжива, но он беспрерывно срывается на известные его веяния: Мочалова, Островского, и вслед за тем на прожигание жизни.15
   В П<етер>бурге нашел и семейство Филипсона. Он мне рассказал всю суть студентской истории,16 его это так огорчило, что едва в полгода успел размыкать по Европе -- и побывал везде, кроме Испании, Дании и Швеции, и пешком изучал Париж, Швейцарию и Лондон. Он поручил мне приискать ему к августу в нашем кружке именьице от 15 до 30 т., чтобы на лето жить. Вот нет ли у Вас продажных. У него куча детей, и какая прелесть его малютки -- просто это какое-то благословенное семейство. Филипсон теперь сенаторствует, и товарищи его не вытерпливают, чтобы как-нибудь не брыкнуть мимоходом. В то время в П<етер>бурге был и M. Н. Муравьев, а потому и два неприятельских лагеря.17 Трудно, невозможно иногда и разгадать, как там у кого под черепом мозги шевелятся. Мне приходилось слушать разных озлобленных на Муравьева, и всё за то, что с имений контрибу<ции> и нет доходов, -- всё это люди богачи и тузы козырные. Вот они-то и самые и суть либералы наши. Как Вы думаете, на чем отразилась во 1-х их бедность -- стали брать детей из пансиона, а серым рысакам и зерна не убавилось. Многих кавказских встречал -- там у них, говорят, ладится отлично -- давай бог. В Москве мне удалось пройти 1 мая в Сокольниках, -- было народу видимо-невидимо.18 Невообразимые тройки и четверки в наборных серебрах и златах и ямщики в таких шелках, что даже и прежде такого макового цвета не бывало. Купечество видимо осилило дворянскую половину цугами на кровных рысаках в ландо со стеклами. Одна молодая всех поражала. Он хорош, но она сама уже невообразима -- Цурикова.19 Манто и белая шляпка с огненными пианами -- когда она проезжала, то всё останавливалось, разинув рты и воззриваясь в набеленные и румянные щеки. Мне удалось подслушать невольно вылившееся восклицание у одного из молодых кутил купчиков. Он пропел так, что и она слышала: "Перва ягодка ма-ли -- -- -- нка!". -- Прелестен был старик, отставной солдат. -- Сидя на стульце перед самоварным столиком -- добродушнейшей фигуры трудно найти -- немножко навеселе импровизировал он беззубым ртом что-то про солдатское житье. Тысячи кругом его слушали и дрались, чтоб поближе пробраться. И когда он сам смеялся своему веселью, то всё стонало от хохота. В другом месте толпа, тоже большая, слушала песни дурацкие медвежатников татар, но эти собирали подаяние. -- Вижу, задыхается жирная половина пожилого 2-й или 3-й гильдии и тащит мужа к ним. -- "Ах, ты, никак Соколов -- это его голос"20 -- и когда разглядела, что это не Соколов, то заревела с яростию на сожителя своего -- "прочь, прочь -- это мужичье простое, прочь отсюда". И цыгане были, но не привелось послушать, еще не начинали, видно только, как у цыганок ноздри шевелились, почуивая поживу. -- Я никогда не кончу и вот уже сколько исписал. За приглашение к Вам с Петей -- рад пешком идти к Вам -- но он меня только спросил, есть ли у Вас кабаны -- так он готов, а то нельзя, надо на Кавказ. Крепко Вас обнимаю. Храни Вас господь, будьте здоровы и пишите когда.

И. Борисов.

   Про Фета узнал, что Боткин у них и они уехали все на мельницу и верно уху из налимов кушают. В июле съездим к ним на 22.21
   
   1 Письмо Тургенева от 5 (17) июня 1864 г. (см.: Письма, т. V, стр. 261--263).
   2 См. примеч. 8 к письму 21.
   3 Эта больница позднее называлась психиатрической больницей имени Фореля. Во время Великой Отечественной войны (в 1941 г.) она была разрушена немцами.
   * Ивановское -- имение А. Н. Шеншина, который был женат на сестре Н. А. Борисовой, Любови Афанасьевне Шеншиной.
   5 Речь идет о романсе Полины Виардо, вошедшем в альбом романсов иод заглавием: "12 стихотворений Пушкина, Фета и Тургенева, положенные на музыку Полиною Виардо-Гарсиа" (СПб., у Иогансена, 1864).
   6 В No 1--2 журнала "Эпоха" за 1864 г. была напечатана повесть Тургенева "Призраки", которую хотел прочитать Толстой.
   7 Речь идет о романе "Война и мир", к писанию которого Толстой приступил в феврале 1863 г. (см.: Толстой, т. 16, стр. 24).
   8 Героя романа, страстного и увлекающегося молодого человека, звали Львом Николае ничем, в этом, вероятно, Борисов и усмотрел его сходство с Толстым (см.: "Русский вестник", 1863, NoNo 9--10).
   9 В дневниках и письмах Толстого данный эпизод не вспоминается. О болезни сына Сергея Толсто!] писал 15 (27) мая 1864 г. M. Н. и С. Н. Толстым и 13 (25) июля 1864 г. А. А. Фету (см.: Толстой, т. 61, стр. 49--50).
   10 Неточная цитата из стихотворения А. С. Пушкина "Клеветникам России" (1831). У Пушкина:
   
   От финских хладных скал до пламенной Колхиды...
   
   11 Исаакиевский собор был построен в честь святого (Исаакия Далматского), который праздновался в день рождения Петра Великого -- 30 мая ст. ст. Работа по строительству собора продолжалась с 1819 по 1858 г. Очевидно, Борисову храм показался темным и мрачным.
   12 Антинигилистический роман В. П. Клюшникова (1841--1892) "Марево" был напечатан в NoNo 1--3 "Русского вестника" за 1864 г.
   13 "Воспоминания" Ф. Ф. Вигеля (1786--1856) печатались в "Русском вестнике" в течение всего 1864 г. и продолжались в 1865 г.
   14 Цикл статей Фета "Из деревни" печатался в "Русском вестнике" (см. примеч. 3 к письму 15).
   15 В NoNo 3 и 5 журнала "Эпоха" за 1864 г. Аполлон Александрович Григорьев (1822--1864) напечатал свои воспоминания: "Мои литературные и нравственные скитальчества". Павел Степанович Мочалов (1800--1848) -- трагический актер; Александр Николаевич Островский (1823--1886) -- драматург.
   16 Филипсои Григорий Иванович (1784--1883) -- генерал и сенатор. После 39 лет военной службы Филипсон принял пост попечителя С.-Петербургского учебного округа и после студенческих беспорядков в Петербурге в 1861 г. уволился от этой должности. В письме П. А. Каратыгина к Л. К. Шульгину от 1 октября 1861 г. рассказывается о столкновении Филипсона со студентами: "... начальство распорядилось закрыть университет. На следующее утро студенты собрались к университету и, видя запертые двери, в полном составе, около тысячи человек, пошли для объяснений к попечителю, генералу Филипсону, требуя, чтоб он приказал отворить университет. Филипсон живет у Владимирской <...> и оттуда-то студенты чуть не силою повели его на Васильевский остров" ("Русский вестник", 1880, No 9, стр. 175).
   17 Михаил Николаевич Муравьев (1796--1866) -- виленский генерал-губернатор. Своей жестокостью при подавлении польского восстания в 1863 г. получил прозвище "вешатель". Передовая часть русского общества возмущалась его действиями, но были люди, одобрявшие политику Муравьева.
   18 Первомайские гуляния до 1890 г. не носили политического характера.
   19 Вероятно, речь идет о родственнице орловского исправника земского суда П. Н. Цурикова.
   20 Фамилия Соколовых тесно связана с цыганскими хорами. В очерке "Цыгане" А. Плещеев, со слов Н. И. Шишкина, руководителя одного из таких хоров, записал: "Знаменитыми цыганскими хорами считались хоры братьев Ильи и Петра Соколовых, имевшие пребывание в Москве, но приезжавшие и в Петербург" ("Столица и усадьба", 1915, No 38--39, стр. 10). Илья Соколов умер в 1848 г., очевидно, тут речь идет об одном из позднейших представителей его семьи.
   21 22 июля -- день именин Марии Петровны Фет.
   

23

4 июля/64. Новоселки.

   Всё, что меня терзало, -- всё давно
             Великодушно прощено
             Иль равнодушно позабыто,
   И если б сердце не было разбито,
   Не ныло от усталости и ран, --
   Я б думал: всё мечта, всё призрак, всё обман.
   Надежды гибли, слезы высыхали --
             Как бури страсти налетали
             И разлетались, как туман, --
   И ты, которая, даря меня мечтами,
   Была отрадой для души больной,
   Унесена -- исчезла за горами,
   Как облачко с поднявшейся росой...
   
   Вот чего не мог не выписать для Вас, милейший Иван Сергеевич, из "Эпохи" 4 No1. Давно ничего подобного не читалось -- это Полонский. Мог бы и Пушкин; и Фет, пожалуй, тоже не отказался бы.
   Другая большая вещь Полонского же, "Разлад", тоже стоит Вашего внимания в этом же 4 No.2 Фетов всё еще нет, верно уха из налимов и земляника удерживают их на берегах Тима. И Боткин и он люди больные, слабые -- подкрепиться не худо. А потом, с толстеньким брюшком как-то легче живется. Я замечал, что и хандра приходит натощак.
   Недавно я Вам два листка исписал, а теперь виноват Полонский и "Всё, что меня терзало" -- постоянно передо мной. -- Если бы Вы знали, милый Иван Сергеевич, как мне грустно подумать, что быть может долго-долго не увижу Вас. Видно, много порвалось у Вас тех сил, которыми Вас тянуло в нашу Палестину, и гнездышко себе вьете в чужих краях. Неужели и в самом деле наша почва не дает уже свежих сил для Вашей жизни -- не понимаю. Правда, у нас и бури, и засухи, и ливни и после +38о падает на +6о, но Вы, милейший, не такой дуб, чтобы Вас это перевернуло. Из настоящего хаоса порой просвечивают и светлые лучи. Мне кажется, Вы слишком долго позволяете себе ту жизнь, которая вялит все Ваши богатырские силы. Зимой Вы были только в П<етер>бурге и погнушались Москвой, а если Вам всё так же дорога наша маленькая суть, то Вы и не считайте, что были в России, -- Вам надо до Орла. Подумайте, что скоро лишитесь и тех почтовых впечатлений, какие в прежние времена испытывали на этом пути. Прощай -- станционные смотрители с таблицами, прощай дарвалдая и тощие кровы и шоссейные заставы -- ведут чугунку: с 1-го июля начаты работы от Москвы до Серпухова, а с весны по всей линии до Орла. Между тем инженеры окончательно камушками отмет<или> ее линию -- вот как от Орла приблизительно она держится по старой дороге. Первая станция будет около Оптухи. Потом на Стрелецкой под Мценском -- Зушу переходя между Новоселками и Зыбинской Ядриной. По ним к Богуславу -- Чернь в шести верстах. Правее -- Тула и Серпухов. Всё это узнал я от инженеров. Они живут на Воине у Новосильц<евых>. Вчера я видел старое отжившее поколение в лице Петра Петровича -- избави боже самому дожить до таких пределов...3 Мне кажется, если бы меня теперь выбросили к эскимосам, ну что ж делать -- начал бы как-нибудь привыкать, дочесывать у себя за ухом прежде правой ногой, а потом, со временем, и левой насобачился бы... Но он, стараясь из всех сил, не может приладиться к своему кабинету и всё в нем по-старому. Так его поразило всё, что он видел, слышал от П<етер>бурга до деревни. Три года прожил в Ницце, и там у них старая Россия спасается. Только что нет князя Курбского, а то бы интересно было и к ним заглянуть, как они там дрожат и догорают. И жалко и смешно.4 Скоро и в Мценске начнутся выборы гласных и пр. новые земские кунштуки, но я останусь безгласным. Недостаток энергии с одной стороны, а сентябрь со всех сторон не допускает. Узнал наверное о четырех выводках волков поблизости Новоселок; да у Вас в Чаплыгине пятый -- стая готовится из 17 добрых собак, а этого не обещают даже и в царствии небесном праведникам. Как бы только успеть хорошенько распорядиться на эту осень. Жаль, что судьба Вас лишила по этой части наслаждений -- и, дав Вам Дианок, Бубулей, не допустила до Бушуя, Громишки -- даже не увидите Вы, как милая Леся будет кувыркаться с русаками. О если б только была в Вас искра и этой страсти, то я бы Вам подал голос и верно на целую осень разлюбили бы Баден-Баден. Если удастся побывать в Спасском, то опишу Вам всё об Вашем тихом, прохладном и отрадном родном гнездышке. Обегу и сад, пройду и к пруду. Как можно всё это покидать... Теперь уж наверное я Вас пресытил надолго. -- Дай бог Вам здоровья, да нас не забывать. Как можно вить гнездо в Германии, когда с одной стороны Наполеон недалеко, а немцы час от часу всё горячатся, попадетесь Вы под двадесят язык5 -- тогда спасайтесь к нам в нашу тишину. Крепко Вас обнимаю, добрейший Иван Сергеевич. Ваш И. Борисов.
   Костомарова перебирают по суставчикам и "Вестник" и в "Эпохе", и вообще хохлов потянули за чубы.6
   
   1 Это стихотворение Я. П. Полонского ("Эпоха", 1864, No 4, стр. 292) отвечало душевному состоянию Борисова, страдавшего от разлуки с женой.
   2 "Разлад. Сцены из последнего польского восстания" ("Эпоха", 1864, No 4, стр. 121--256) -- стихотворное произведение Я. П. Полонского, посвященное событиям польского восстания 1863 г., в трех частях.
   3 П. П. Новосильцеву в это время было всего 67 лет (см. о нем примеч. 5 к письму 7: Тургенев, Сб., вып. III, стр. 353). Очевидно, Борисов говорит не о его возрасте, а о его приверженности к старому укладу жизни.
   4 Борисов вспоминает князя Андрея Михайловича Курбского (1528-- 1583), покинувшего родину из-за политических разногласий с правительством. Последние слова -- перефразированная цитата из "Евгения Онегина" (гл. 5, строфа II). У Пушкина: "Ему и больно и смешно".
   5 В отличие от армии Наполеона I, называвшейся в народе "двунадесятию языками", войска Наполеона III (1808--1873) Борисов насмешливо именует "двадесятью язык".
   6 Речь идет о длительной полемике Н. И. Костомарова (1817--1885) с М. П. Погодиным и другими историками, обвинявшими его в антипатриотизме. Этому посвящены статьи Дм. Аверкиева в журнале "Эпоха" за 1864 г.: в No 3 -- "Г. Костомаров разбивает народные кумиры"; вNo 4 -- "Как отвечают гг. профессора" (ответ на статью Костомарова в No 124 "Голоса" за тот же год: "Апология за Дмитрия Донского гг. Аверкиева и Аскоченского").
   

24

23 сент./64. Глазуново.

   Обещал я Вам скорое послание вслед за пущенным месяц тому назад 1 -- но что делать, жизнь так закружила меня разными тормошнями, что вот до сегодня не удалось. А между прочим был я и в Спасском, провел несколько дней в Вашем тихом флигеле. Чистота и пустота строгие. Как будто нарочно и Захар был тут же.2 Невольно хотелось его спросить, где же Иван Сергеевич? Но Захар не давал времени сделать ему такой вопрос -- он как будто обрадовался случаю сам поговорить и сообщил мне свои повести самым литературным наречием. Он в настоящее время, вероятно, уже сделался чиновником по акцизному делу. Тревожился только, не возмутитесь ли Вы духом, что он, Захар, пошел такой дорогой? -- на это я его успокаивал, что и Вы ничего, что это не откуп, а совсем другое, даже благородное служение... и он успокоился.
   Как было хорошо мне в Спасском, об этом лучше и не говорить. Дни были ясные, теплые -- сад нежил, как только в него заглянешь. И хотя дяди Вашего не было дома, но порядок жил во всем. Персиков пропасть, дыни громадные лезли из парников и дозревали на солнышке. Я до них большой охотник и, проходя мимо, мысленно вкушал, но страх лихорадки и обильное поглощение иных прочих незапрещенных плодов помогли воздержанию. В Спасское я попал на истребление волков и завез с собой к Вам гостя -- Нарышкина -- сына Алекс<ея> Ив<ановича>,3 мы с ним дня три гонялись за волками, но неудачно -- поймали только двух молодых, и одного из них пристукнул Афанасий. Но боже мой, как же он постарел и едва ли уже будет в силах на прежние подвиги. Старик грустит по Вас, любит Вас, как охоту, а более-то что ему и любить, разве чарочку, и ей он верный, неизменный друг. Про Фета Вы верно знаете всё -- как он с Боткиным прожил всё лето в благополучии. Потом они вместе отправились в П<етер>бург и вернулся он благополучно. Мельница его не дает ему покою, как бывало не давал покою Некрасов. Процесс всё еще тянется и протянулся от Ливен до П<етер>бурга.4 В настоящее время, забрав Марью Петровну, уехал на Тим, чтобы там расстрелять всех вальдшнепов -- и верно проклинает свою судьбу, если только не замерз. Можете себе представить, что в ночь поднялась буря, метель и утром мы проснулись уже в зимних пределах -- всё побелело, метель продолжается, и авось, если бог милостив, завтра по пороше найдем и затравим волков, за которыми до сих пор гонялись так неудачно. Но виноват, добрейший Иван Сергеевич, я с такой быстротой схватился за перо и начал Вам описание, что, пожалуй, ничего не разберете, как и что. Вот как попал сюда, к гостеприимным из гостеприимных хозяев Александру Васи<льевичу> Шереметеву.5 Он давно меня звал, и так <как> около и вокруг его места превосходные, знакомые Вам отчасти по куропаткам, то вот весь наш союз охотничий, т. е. Сергей Мих<айлович> Сухотин и Алекс<андр> Никитич, третий день гостим у Шереметева. Сегодня должны были бы уйти, но "Буря на моря и хор возрастающих дум"6 не выпускают и хозяин еще не гонит. Как охотнику, Вам вполне понятно, что делается с человеком, когда долго всё неудачи и неудачи, ожидали и волков найти и несметное множество лисиц, но вот уже дня три ничего-ничего. Все приуныли, к этому присоединяются и разные немощи, от старости ли, а мы все не молодежь, или уж так с неудачи, только у меня правая нога расхромалась, у Шеншина -- кашель со свистом, только Сухотин бодрится, но и он заметно стал опускаться. Хозяин наш получает всевозможные журналы, и <за> целый день чтения, ну что же новенького узнал: в "Современною лет<описи>" No 33 прелюбопытные выписки из перебранок петербургских журналов, как образец, до какого цинизма, нахальства и пошлости дошли редакции "Современника", "Слова" и иных, -- действительно стоило указать на невообразимую картину.7 Особенного в литературе нет ничего. "Р<усский> вестн<ик>" печатает З<аписки> Вигеля, и это самое интересное.8 Проглядел несколько номер<ов> "Эпохи" -- и тут пусто -- только Аполлон Григорьев распространяется и протекает критическим потоком -- но из него не напьешься, дошел до бешеной пены.9
   

1 окт. Новоселки.

   Не удалось мне отправить, и вот, объехав еще Черемошню Дьякова 10 и Кочеты Сухотиных, я, измученный и полубольной, возвратился домой. Под конец было до отчаяния тяжело -- добычи нет, погода -- гадость, холод и ветер, и дождь и снег, -- зато как же я рад, что дома. Попка мой обрадовался до взвизгивания и прыганья, у нас тепло -- просто благополучие. Жена Дьякова мне говорила, что слышала новую Вашу повесть "Собака".11 Как бы это поскорей ее посмотреть. Скоро ли отпечатают Ваше издание, я его непременно приобрету 12 -- а то Вы у меня имеетесь только по всем журналам. Не могу помириться, что Вы бросили нас и задумываюсь -- увижу ли Вас когда, милейший из людей. Какая-то грустная мгла опустилась для меня на сторону Спасского, а прежде я туда смотрел как на светлый, теплый для меня уголок. Здесь же дома мне как-то и страшно, когда на миг заглянет счастливое оживление. Так много в этих стенах прожилось горя.
   Не помню, писал ли я Вам, что в августе у меня был Л. Толстой.13 Он не изменился, всё чудачит -- сегодня плавно, с чувством доказывает на всех струнах, что псовая охота суть злодейство, а на другой день покупает целую охоту псов, словом, он всё еще мечется по огням и полымям -- горит. Домашняя его жизнь приняла тоже его характер, его жене не удалось дать ей человеческий ход. Обещал он в октябре приехать, но едва ли. Его жена еще не разрешилась вторым произведением, и верно он теперь посидит дома. Зимой, если поеду в Рязань к сестре, то заеду к ним погостить. Недавно они проводи<ли> Бернса умирать за границу, так, говорят, он плох.14 А у нас в Орле Аркадий Карпов15 покончил жизнь -- ужасно. Говорят, целый месяц ежеминутно провел в ожидании. Попы убеждали его умереть христианином, а барыня влекла в свой мир, а он всё лежал неподвижно и куда переселился, один бог ведает. -- Орел так далеко уходит путем нигилизма, от всех слышу, что там уже Содомы и Гоморы, но, вероятно, всё то же, что и было, только посорвали старые занавески и "шопот, робкое дыханье" 16 дошло до завыванья.
   Если Вам придется еще писать повесть новую какую, то смело можете в ней воскресить былые времена, они возвратились, по крайней мере для романистов. Только в любовных романах прочтете, что произошло недели две, в двух верстах, именно в Зыбинской Ядрине. 16-летняя прелестная барышня и богатая невеста похищена из церкви или бежала сама с ним, еще дело нерешенное, -- за ними погоня, всадники -- крики "держи! держи!", и беглецы благополучно умчались в карете, спаслись в церковь, заперлись и повенчались или не повенчались, тоже еще неизвестно, а потом бежали далее в Россию куда-то, -- зачем и для чего всё это они сочинили -- бог их ведает, но только вся округа наша радостно оживилась этим событием. Похититель некто г. Кулешов.
   С тех пор как Фет переселился в Степановку, мы всё реже и реже с ним видимся, а теперь вот, как у них владения протянулись еще дальше на юг, то совсем они для нас пропали и бывают проездом в Москву да из Москвы. Каждое свидание оставляет во мне тяжелое по нем чувство -- он всё более и более болеет мнимой бедностью, и по мере увеличенья его материальных богатств -- увеличивается его беспокойство, чем жить? Тол ковать об этом уже нечего, всё только раздражает его. Будь Бы поближе, то, уверен, не дали бы ему питаться подобной пищею и он был бы молодцом. Зато, когда приходятся минуты веселые, он так мил, добр, что еще более жалеешь, что Степановна унесла его в гремящую даль.17
   Милейший Иван Сергеевич, дайте же о себе весточку. С тех пор как исчезла всякая надежда Вас увидать, Ваши грамотки остаются единственным утешением, что Вы нас не забыли. -- А к Вам в очаровательный Баден мне, как горе Магомета, не двинуться.18 Разве Петьку пошлю поклониться Вам, но до этого времени так еще далеко, что и Вы успеете до того состариться, что будете пожалуй благословлять юное поколей ne словами "Багров! Багров!", как Григорович рассказывает про Аксакова.19 Обнимаю Вас крепко, крепко, крепко.

Ваш И. Борисов.

   1 Очевидно, это письмо Борисова не сохранилось. Последнее было датировано 4 июля 1864 г. (см. письмо 23).
   2 Захар Федорович Балашов -- бывший камердинер Тургенева (см. о нем: Письма, т. II, стр. 652).
   3 Речь идет о С. А. Нарышкине (см. примеч. 2 к письму 20).
   4 О процессе Фета с Алексеем Кузьмичом Б-вым по поводу мельницы и о его недоразумениях с крестьянами из-за земли в новой тимской усадьбе, близ г. Ливны Орловской губернии см.: Фет, ч. II, стр. 22--40.
   5 Александр Васильевич Шереметев (1830--1890) -- крупный помещик Орловской губернии (см.: Письма, т. IX, стр. 647).
   6 Неточная цитата из стихотворения Фета "Буря на небе вечернем" (1842). У Фета:
   
   Буря на море и думы,
   Хор возрастающих дум...
   
   7 Имеется в виду статья Н. Васильева "Протест публики против литературного цинизма" ("Современная летопись", 1864, сентябрь, No 33, стр. 13--15), в которой горячо осуждаются брань и оскорбления, допускаемые петербургскими журналами ("Современник", "Русское слово", "Эпоха") во время литературных споров. В качестве примеров в статье приведены оскорбительные выражения по адресу Тургенева, Достоевского, Ап. Григорьева и других писателей, которые позволил себе "Современник".
   8 См. примеч. 13 к письму 22.
   9 См. примеч. 15 к письму 22.
   10 Дмитрий Алексеевич Дьяков (1823--1891) -- друг молодости Толстого; Дарья Александровна Дьякова (ум. 1867) -- его жена.
   11 Повесть Тургенева "Собака" была напечатана лишь в 1866 г. в "С.-Петербургских ведомостях" (31 марта (12 апреля), No 85). Еще до опубликования Тургенев читал или давал читать этот рассказ многим знакомым (см. его письмо к П. В. Анненкову от 12 (24) ноября 1864 г.: Письма, т. V, стр. 298).
   12 В это время готовилось издание "Сочинений И. С. Тургенева (1844--1864)" в пяти томах (изд. братьев Салаевых, Карлсруэ, 1865).
   13 О приезде Толстого в Новоселки см.: Толстой, т. 83, стр. 43--44.. No 16.
   14 Вероятно, речь идет об Андрее Евстафьевиче Берсе (1808--1868), не Вернее, как ошибочно пишет Борисов, -- отце С. А. Толстой, который в это время страдал болезнью горла; в октябре 1864 г. в Петербурге (а не за границей) ему была сделана операция (см.: Толстой, т. 61, стр. 56).
   15 Об А. Д. Карпове см. примеч. 3 к письму 19.
   16 Первая строка стихотворения Фета (1850).
   17 Перефразировка первой строки стихотворения Фета "Певице" (1857). У Фета:
   
   Уноси мое сердце в звенящую даль...
   
   18 Борисов отвечал на приглашение Тургенева в письме от 5 (17) июня 1864 г. (см.: Письма, т. V, стр. 262).
   19 Фамилия героя хроники С. Т. Аксакова "Детские годы Багрова!>нука" (1858).
   

25

6 дек./64. Новоселки.

   Здравствуйте, милый Иван Сергеевич, -- давно не писал к Вам, а много раз порывался. Как вспомню Вас, представлю себе Вашу жизнь, то и перо из рук. Зачем шуметь Вам об нашей больной ноябрьской скукитце. Два месяца я провел так, что не приведи Вас Господь -- один, один и один, никуда и никого. Холод пробегал до желудка, все поля черные, лихорадка всякий день напоминала прежние свои объятья. Беда. Принимал по старой памяти о Симоне гомеопатию,1 и так вот тянулись дни за днями. Словечка перемолвить не с кем. Только Петя выручал. Вдруг прогремели сани тройкой, и вот я ожил. -- Фет Вам уже написал свое послание,2 но что писать -- как подумаю, что вот если бы Вы хоть на один вечерок перенеслись к нам, когда обыкновенно после дневных забот -- чаев, завтраков, обеда -- приходит пора отпускать день в вечность и тут-то делается обозрение всего прошлого и настоящего и будущего. Жаль, жаль, что так Вы далеко. Я бы умолк и послушал бы Вас, что Вы нам об нас скажете. Фет везет в своей книжке довольно-таки векселей на получение от Каткова, и этот год ему урожайный.3 С годами он безвозвратно только теряет волосы, брюшко же всё более и более округляется, как и мысль его лирических колдований. Только Вас недостает ему, а то бы я назвал его счастливейшим из смертных. Всё, что ему нужно, всё есть. Степановка процветает, мельницу освободил. Захотелось в Москву, П<етер>бург -- едет. Захотелось рвать кишки себе -- стоит только подумать о родине. Много, много у нас с ним бывает споров, но вот в чем согласны. Отчего это как-то лучше, когда сидишь дома и никого не видишь и не слышишь, и отчего это в последнее время к кому ни взойдешь в дом -- читаешь на стенах: "Мани, факел, фарес".4 Разрушение ли или возрождение? Но только жизнь всех встормошилась. Осень я начинал с Спасского Вашего, объехал много дворянских гнезд, послушал много толков. Все на разные лады поют "Плыви мой челн".5 Но вот еще ни у кого челн не выплыл -- мы изнываем и живем всё еще по-старому. Только нользя же и не жаловаться, что хлеб у нас нипочем и денег добыть трудно. Ох! о-ох! как трудно. А впрочем, по правде говоря, у кого же когда кроме Фета во всей нашей стороне и бывали когда капиталы. Вы сами знаете всех, и себя и меня, и по Оке и по Зуше, и на Мецне и на Снежеду... Всё по-старому, милейший Иван Сергеевич, не бойтесь, что не узнаете чего на родных берегах. Только приезжайте подышать нашей весной, походить в июле по болотам, куда вот меня уже заманил Фет, уколотите в день 20 пар дупелей, утомитесь до наслаждения -- это Вам пора уже, а то Вы совсем разлюбите всё, над чем пронеслись 4U лет жизни Вашей. Я иногда даже жалею, что старость слишком быстро одевает меня в свои богатства, а то бы теперь-то и жить. А тут все кости болят и все суставы говорят.
   Не припомню, писал ли Вам, что осенью видел Л. Толст<ого>, он на денек заглянул из Никольского. Он счастлив до блаженства, но всё тот же во всем, даже еще сильней. Думал к нему попасть зимой, но верно всю зиму проведу, не выходя из дому. Как-то стал я плох на мороз. Зябну и в теплых наших комнатках, а на дворе всё --15, да --17, да 20. Земля вся черная, надо ждать весны. У Толстого уже другой сынишка явился.6 Не знаю, что он действительно над ними проделает в воспитании, но как он намерен это дело вести, то детям его будет трудновато подниматься. Весной он с женой обещал к Фету, заедет ко мне, и уж мы вместе в Сте-пановку, -- но это его планы -- а с ним скорей наверное не попадешь туда, куда метишь. Вот Фет зимой надеется Вас увидать. А мне надеяться ли хоть на весну, на лето -- буду ждать от Вас добрых строчек, пусть они будут теми талыми на снегу тенями, по которым угадываешь, что весна придет.
   В литературе нового ничего нет. Есть в "Р<усском> в<естнике>" Константиновича коротенькие рассказы: "Бурбон", "Капитан Бодров" и еще два.7 Хороши и очень. Из военного быта и так верны правде, как бывало Фет передает свои воспоминания, которые наконец и он начал записывать и везет Вам прочесть.8
   Из поэзии стихотворной ничего. Вот только Петька с чего-то, видно луч из дяди его поджег его, и вдруг начал стихотворить так: (Завтра впишу, теперь не помню, все спят, не у кого спросить, их записали).
   "Ездок со скачки возвращаясь, на доброй лошади своей хвать с права, с лева по бокам ее; но лошадь с ним не в шутку обратилась и понеслась чрез ров, через забор и бух в канаву. Ездок, ездок! зачем ты пьян был: зачем ты лошадь обижал! (Конец)". К этому есть уже и рисунок. С Новым Годом Вас обнимаю.

И. Борисов.

   1 В это время А. А. Симон уже умер (см. примеч. 3 к письму 6: Тургенев, Сб., вып. III, стр. 350).
   2 Речь идет о стихотворении Фета "И. С. Тургеневу", написанном осенью 1864 г. (см.: Письма, т. V, стр. 301) и впоследствии, в 1865 г., напечатанном в No 1 "Русского вестника".
   3 В 1864 г. в "Русском вестнике" были напечатаны два стихотворения Фета (NoNo 1 и 3) и продолжение его статей "Из деревни" (No 4).
   4 В Библии рассказывается, что на пиру нечестивого царя Валтасара накануне его убийства на стене дворца таинственная рука начертала слова "мене, текел, перес", что означало: "мене -- исчислил бог царство твое и положил конец ему; текел -- ты взвешен на весах и найден очень легким; перес -- разделено царство твое и дано мидянам и персам" (Книга пророка Даниила, гл. 5, ст. 26--28).
   5 Текст этой песни позднее был введен в либретто оперетты Р. План-кета "Корневильские колокола" (1877).
   6 О приезде Толстого см. в письме 24, примеч. 13. 4 (16) октября 1864 г. у Толстых родилась дочь Татьяна (ум. 1950).
   7 В No 9 "Русского вестника" за 1864 г. напечатаны рассказы Д. Константиновича "Капитан Бодров" и "Бурбон"; в No 10--"Мсье Белогорский" и "Прапорщик Муткин". Все рассказы объединены общим заголовком: "Записки военного".
   8 Мемуары Фета "Мои воспоминания, 1848--1889" полностью были напечатаны отдельным изданием в 1890 г. До этого времени небольшие отрывки из них появлялись в периодической печати (см.: В. С. Феди на. А. А. Фет. Материалы к характеристике. Пгр., 1915, стр. 26). В январе 1865 г. Фет с женой ездили в Петербург к В. П. Боткину, но с Тургеневым они тогда не встретились. Он приехал в Россию только в конце мая 1865 г.

Н. А. Хмелевская

   
   Тургеневский сборник. Материалы к полному собранию сочинений и писем И. С. Тургенева
   Л., "НАУКА", 1969
   

И. П. БОРИСОВ*

* Окончание. См.: Тургенев, Сб., вып. III, стр. 335--307; вып. IV, стр. 369--398.

26

10 янв./65. Новоселки.

   Недавно писал я Вам, добрейший Иван Сергеевич, вместе с Фетом, которого бури задержали недельки три в нашей тихой пристани 1 -- но он давно уже на всех парусах умчался в Москву и там празднует да изредка подает оттуда нерадостные вести нам о своих делах. Так и вообще "московские ведомости" и его и Каткова грустные. Но вот от Сухот<ина> 2 получил новость об Л. Толст<ом> болезненную. Толстой, где и как не пишет, сломал или вывихнул себе руку, и какую -- тоже не знаю, но только тульские бабки ему так справили, что он должен был обратиться к моск<овским> оператор<ам>, и те снова переправляли. Три недели он прострадал ужасно, но теперь, слава богу, справился.3 В Москве он читал отрывки из своего романа и, говорят, -- великолепно. Скоро надо ожидать, что и появится в печати.4
   Что же это давно замолкли Вы, милейший, и в какое же время, когда в год пролетают 10 лет. И что это значит, что новое Ваше издание б продают не всё разом, а два тома, отчего было не дождаться уже всех -- это в тысячу раз кажется хуже. Со времен Н. Полевого остается страх не получить последних томов по подпискам.6 Какой расчет -- не понимаю! Своп "Стихотворения" изд. Солдатенкова Фет нашел хранящимися во всей целости у честнейшего Кетчера. Ну вот, какая же может быть выгода поручать Аристидам такое дело -- Фемистокл скорей бы спустил.7 -- Знаете ли Вы, что Ап. Григорьев помре еще в сентябре -- а мы и не ведали и я на днях случайно открыл это в "Эпохе".8 О боже! Что это за "Эпоха". Попался No 10-й и ни-ни, ни даже ни крошки почитать, а обещают Вашу повесть поместить.9 Жаль, если Вы попадетесь в Сахару и пропутешествуете в Африке, -- а журнал это<т> напоминает сухую каменистую Аравию. Зато последние книжки "Р<усского> вестн<ика>" питательны. Рассказы кавказского> офиц<ера> интересны по своим на каждом шагу ужасам.10 Мне они представляются всё равно если бы кого-нибудь пустили проползти чрез клетки львов, тигров не ручных, а свеженьких, только что пойманных. Так и Путешествие Описателя. Записки Внгеля всё интереснее, переводы тоже.11 Только неисправность Каткова тоже страшная, до сих пор нет XII книжки. Говорят, что на него поднялись громы из П<етер>бурга и за газету, и за журнал, -- не понимаю. Вот и судебная реформа осуществляется. Читал, читал всё и гражданское и уголовное и нахожу, что это дело головоломное -- такой иной S попадет, что без справок у толковников невозможно понять.12 Темнота, язык подьяческий" аллилуйский! Но всё великое спасибо, что дожил и до сего события, а то у меня есть дельце о взыскании бесспорное, но двадцать девятый годок пошел как тянет<ся>.
   На днях начинается рекрутский набор у нас во Мценске. Вы бы не узнали родины по этой части. Что было и что вот теперь. В сущности он уже кончен, теперь только исполнить. Ни единой жалобы. Впрочем, за это спасибо Тимирязеву.13 Решительно оградил от всяких каверз, подкупов и т. п. Не тем будь помянут благородный друг наш Н<иколай> Никит<ич>, у него происходили другие порядки, грозные и по воспоминаниям. Они, т. е. ближняя Волкова 14 с октября в Орле, или, как говорят, в новом Содоме. О, чего-чего пересказывают, особенно про барышень -- бедные! Хотели будто открыть заведение: швальню и компанию уже набрали. Фирма "вольная благородная швальня". Как это заманчиво -- но зачем-то не состоялось, а то бы и мне следовало съездить в Орел заказать рубашечки Попке... Ну думали ли Вы, милейший, рисуя Кукшину, что пока они на сцене, то за кулисами уже стоят и готовы новые, молодые удалые феи или швеи, всё равно.. Фет из Москвы грозно называет меня оптимистом и мне, все-таки, взирая на всё, кажется, что мои надежды на будущее верней: чем более людей кинулось из 7-го этажа вниз головой, тем более есть надежды, что вылетит лириков. Это из его уж теории.16 Всё идет хорошо, одно скверно, хлеб нипочем -- и работа не окупается, но что же делать -- это тоже своего рода голод -- пройдет, а теперь плохо. Вот Вам образчик. Ал. Никит.17 нужно было до провались 1200 рублей, и для этого он выставил в Орел 1100 четверти ржи и овса. Извоз дорогой, а цены низкие.
   Ваших в Спасском давно не навещал и не видался. Всё сижу дома и дома -- дороги не было, потом и выпал снежок, вдруг оттепель, да какая. Реки разлились, взломали лед и, накуралесив с мостами и мельницами, снова установились, -- только вместо прежнего ледяного зеркала от нас до Мценска протянулся по Зуше как будто рукав Ледовитого океана, в котором только и можно разве отыскивать Франклина.18 Теперь опять земля голая, покрыта слегка только льдистой корой. Невозможно и с собаками выехать -- а есть волки -- вчера еду из Фатьяновой,19 и два переходят дорогу в 60 шагах. Это хуже, как если бы перед Вами протянула пара вальдшнепов по Schillerstrasse,20 когда вы возвращаетесь домой.
   О, как я Вас жду, милый, добрый Иван Сергеевич, и всё боюсь, как Вы довьете свое гнездышко, то Вас тогда и не дождешься.21 А годы, годы стучат маятником и отсчитали мне уже 40 веков. Пожалуй, скоро сделаюсь Фетисом, но не теми огнепоклонниками, а уверую в мрачную даль, видимую Фетом. И без того, когда вспомню своп молодые годы и что теперь вот я сам то как будто немножко скучновато.
   Но простите, если прискучил, вините себя, Вашу ко мне доброту. Когда придет минутка тихая, свободная, из уединения бегу к Вам мысленно.
   Дай Господи Вам всего, всего хорошего, а главное здоровья. -- Подарите же не меня, но всех Вас почитающих новейшим детищем.

Ваш И. Борисов.

   Обнимаю Вас крепко.
   
   1 Это письмо Фета и Борисова неизвестно.
   2 Сухотин Сергей Михайлович (1818--1886), крупный помещик.
   3 Отвечая на это письмо 28 января (9 февраля) 1865 г., Тургенев писал: "Очень меня опечалило известие о Толстом. Надеюсь, что он давным-давно справился и работает" (Письма, т. V, стр. 334).
   4 Речь идет о романе "Тысяча восемьсот пятый год". Впоследствии две первые части этого романа составили первый том "Войны и мира".
   5 Сочинения И. С. Тургенева, изд. бр. Салаевых, тт. 1--5, Карлсруэ, 1865.
   6 В 1829 г. Н. А. Полевой предпринял по подписке издание "Истории русского народа" в двенадцати томах. Но в действительности издание прекратилось в 1833 г. на шестом томе.
   7 Имена враждовавших между собой афинских политических деятелей.
   8 Ап. Григорьев умер 25 сентября 1864 г. В журнале "Эпоха" (1864, No 9) была напечатана статья Н. Страхова "Воспоминания об Аполлоне Александровиче Григорьеве", в которую вошла публикация писем критика. Статья сопровождена примечанием Ф. М. Достоевского.
   9 В Объявлении о подписке на 1865 г. среди авторов, произведения которых предполагалось печатать в новом году, названо имя Тургенева (см.: "Эпоха", 1864, No 9).
   10 "Воспоминания кавказского офицера" (подпись -- Т) печатались в "Русском вестнике" за 1864 г., NoNo 9--12.
   11 "Воспоминания" Ф. Ф. Вигеля публиковались в "Русском вестнике" в течение 1864--1865 гг. Начиная с No 10 за 1864 г. в журнале печатался перевод романа У. Коллинза "Армадель", в приложении к журналу, в течение 1864--1865 гг. -- перевод романа Ч. Диккенса "Наш общий друг".
   12 Борисов имеет в виду книгу "Судебные уставы 20 ноября 1864 года", состоящую из пяти разделов: "Указ Правительствующему сенату 20 ноября 1864 г.", подписанный Александром II; "Учреждение судебных установлений", "Устав уголовного судопроизводства", "Устав гражданского судопроизводства", "Устав о наказаниях, налагаемых мировыми судьями".
   13 Александр Аркадьевич Тимирязев был избран мировым посредником по Мценскому уезду после Н. Н. Шеншина.
   14 Николай Никитич Шеншин был мировым посредником по Мценскому уезду с 1861 г. Ближняя Волкова -- его имение, в 12 верстах от Новоселок.
   15 См. статью Н. M. Чернова ""Швальни"" в Орле": наст. вып., стр. 377.
   16 Борисов неоднократно иронизирует над словами Фета из статьи "О стихотворениях Ф. Тютчева": "Кто не в состоянии броситься с седьмого этажа вниз головой, с непоколебимой верой в то, что он воспарит по воздуху, тот не лирик" ("Русское слово", 1859, No 2, стр. 76). Ср. в письме 8, примеч. 14 (Тургеневу Сб., вып. III, стр. 354).
   17 Александр Никитич Шеншин, женатый на сестре Фета, Любови Афанасьевне, жил в имении Дальняя Волкова.
   18 Джон Франклин (1786--1847), английский полярный исследователь. Последняя возглавляемая им экспедиция, целью которой было отыскание морского пути из Европы в Азию, вдоль берегов Северной Америки, окончилась гибелью Франклина и его спутников.
   19 Деревня, принадлежавшая Борисову. Новоселки были даны Надежде Афанасьевне в приданое.
   20 Улица в Баден-Бадене, на которой Тургенев жил с конца апреля 1863 г. по март 1868 г.
   21 Тургенев предпринял в Баден-Бадене постройку собственного дома на Тиргартенштрассе (Thiergartenstrasse), куда переехал в первых числах апреля 1868 г.
   

27

8 февр./65. Новоселки.

   Целый день сегодня всё перечитываю письмо Ваше, милейший Иван Сергеевич, и мало-помалу поглощаю все разыгравшиеся надежды апреля.1 О Господи! Так много хорошего давно впереди не ждалось. Дай бог Вам здоровья, милый, добрый Вы человек. Теперь-то уже буду Вас ждать. Слава богу, что уладилось и дело свадьбы, столь много уже озабочивавшее Вас.2 Ведь это в свое ребро вдунуть жизнь. Но люди так свыклись с другими соображениями, что жизнь уже выходит "пустая и глупая шутка".3 А я Вас всем сердцем поздравляю, дай бог им счастья в бесконечность.
   У нас уже летит масленица и блины с зернистой икрой в 12 ч<асов> являются к завтраку. Но всё это не для меня, не для меня!4 Несколько дней уже как питаюсь только крупинками "симонопатии".5 Почти больной. И понять не могу, что это такое. Совершенное отсутствие аппетита и больше ничего. На прошлых днях, в страшные морозы притащился ко мне Ваш Афанасий6 с Бушуем, и мы с ним несколько дней таскались по сугробам в лесах за зайцами, еще одного старика лет за 70 вооружили, взяли еще старого Толкая и до заката прогуливались так, что собаки убегали от нас домой -- добыча была плохая, пять или шесть русаков убили. Но были и презабавные происшествия. Вижу я, что Афанасий заряжает свое ружье и ужасно сердится, -- что такое? -- "Ушел!! ударил его из правого -- промах, взял левым, верно взял -- чнк! тьфу! вот по дорожке и зачасал". Тут он сорвал с себя шапку и на всю вселенную начал "Аха-ха-ха-хааа", накликать и долго он вопил к Бушую и Толкаю, а сам возился над застрявшим шомполом. Явилась одна собака и начала метаться, и, наконец, он сам почувствовал, что стоит на русаке, убитом наповал. Старик уже плохо видит, но еще бодрится, и Ваш приезд его оживит.
   Жду Фетушку к 15 ф<евраля>. Проездом, верно, пробудет у Вас денек, не более. Вы еще не видали его, когда он спешит в Степановку после Москвы. Тут только и слышу от него: "Ты сам знаешь, можно ли мне куда отъехать?" и... и... и... тысячами сыпятся разные хозяйские заботы. Матки должны жеребиться, навоз не вывозят, -- лес, доски, камни, а корм, корм!! А тут еще статью Каткову кончить и уже, наверное, ломать и строить, и пруд копать. Я его ужасно люблю в эти минуты хаоса. Тут же и рассказы, что там и как, и почти все рассказы без начала, и конец им -- широкий взмах рукой в воздухе. Голос -- хриплый-сиплый, кашель, переходящий в непрерывный эх-хе-хе-хе, эти ХЕ всё. На это время я, как бы ни был сам болен, чувствую себя совершенно здоровым.
   Так вот теперь к чему я готовлюсь. Доставайте скорей 1-ю книжку "Р<усского> вестника", в ней ("1805 г.") Л. Толстого, я еще не читал и не получал. Там есть и И. С. Тур<геневу>, стихотв<орение> Фета превосходное.7 Не знаю, знаком ли Вам П. А. Ладыженский из нашей округи -- артист на гитаре замечательный. Когда-то богатый, но уже два-три состояния прожил и теперь бедняк, старик, жена и 9 детей. Вот он-то вчера давал концерт во Мценске. Что делать -- хотелось мне его послушать, да вдруг вспомнился мне Ахан, знаменитый свирепый медведь, на которого лет тридцать сбирали публику за рогожскую заставу -- был и я раз там. Слепой, беззубый, ощипанный, он трогательно исполнял свои обязанности 8 -- всё это мне вспомнилось, и я не поехал на Ладыженского -- говорят рублей 150 собрал и двинулся в Белев, чтоб и там дрожащими перстами ударить по струнам. Вот какой большею частью конец старого поколения. Покутили они, проживали по три состояния и нищими, но с министерской походкой уходят в вечность. Наше поколение смирное вышло -- "шопот, робкое дыханье, трели соловья и заря заря..." 9 На Бежнн луг полежать. Что даст юное поколение, еще не видно -- нельзя же считать за что-нибудь ту крапивную лихорадку, какую рассыпал было "Современник". Эти пятнушки почесались да и пропадают, это и не болезнь даже. -- Об Толстом мы с Вами еще потолкуем при свидании, и от него действительно будут "бури на море вечернем".10 Он не Островский, которому даже может пропеть песенку: "Не присваивай таланту -- талант свойствен музыканту -- дело не твое". А все это от невежества погибают наши Шекспиры.11 Даже Гоголя друзья придурили. Толстой не дался и уцелеет. Как же ему не хитрить, в этом его и сила и спасенье. Но кто же нам напишет картину нашей минуты -- с этой вечерней зарей, в которой действительно пропадают следы всего старого, и с этой утренней, в которой не разберешь еще, каков-то день будет. Если Вы не беретесь за перо, то, видно, так и умрем, ничего не дождавшись. Баден Вас нежит, нежит. Вы это любите, и жалко даже пожелать Вам Поныры. А Вы бы богатырски встряхнулись. Теперь буду Вас ждать и еще чаще мысленно переноситься к Вам, надо даже будет заглянуть в шахматную книжку, а то Вам придется разыгрывать партии с болваном -- до такой степени, кажется, я забыл, как и чем обороняться, буду вроде Никол<ая> Толст<ого>: 12 бывало он думает, думает и сходит вдруг, как Фет "О лопни!". Хотел было я дождаться его приезда, чтобы писать к Вам, да и не выждал -- не вытерпел, чтобы не сказать Вам, какую радость пролило на меня Ваше милое дружеское письмо. Теперь главное дай бог Вам здоровья и сил на дорогу, и мы Вас узрим.
   Крепко Вас обнимаю за себя и за Петю кланяюсь, боюсь, что будет, а то славный мальчуган.
   Искренне любящий Вас

И. Борисов.

   За обещание Вашего издания вперед б<ольшое> спасибо. У меня нет и основск<ого>, а как рвут книжки "Русского вестника", где есть только Ваше, -- сами увидите.
   
   1 Письмо Тургенева от 28 января (9 февраля) 1865 г., в котором он обещает весной приехать в Спасское (см.: Письма, т. V, стр. 333--335).
   2 Речь идет о свадьбе дочери Тургенева -- Полины с Гастоном Брюэром.
   3 Цитата из стихотворения М. Ю. Лермонтова "И скучно, и грустно" (1840).
   4 Рефрен популярного цыганского романса "Не для меня придет весна" (сборник "Среди цыган", No 19).
   6 Имеется в виду лекарство мценского аптекаря-гомеопата А. А. Симона (см.: Тургенев, Сб., вып. IV, стр. 371).
   6 Афанасий Тимофеевич Ллифанов (см.: Тургенев, Сб., вып. III, стр. 222, 364).
   7 Стихотворение Фета "И. С. Тургеневу" ("Из мачт и паруса, -- как честно он служил...") было опубликовано в No 1 "Русского вестника" за 1865 г.
   8 А. А. Фет также вспоминал о медведе Ахане: "В дни нашей юности в Москве, в газетах и отдельным объявлением сообщалось публике о предстоящей за Рогожскою заставой травле собаками привязанного медведя, носившего название Ахан" (Фет, ч. II, стр. 73--74).
   9 Две первые и заключительная строки известного стихотворения Фета "Шопот, робкое дыханье" (1850).
   10 Борисов неоднократно и не всегда точно цитирует стихотворение Фета "Буря на небе вечернем" (1842).
   11 Очевидно намек на восторженные отзывы об Островском Ап. Григорьева и других критиков "Москвитянина", которые, но мнению Борисова, отрицательно повлияли на драматурга.
   12 Николай Николаевич Толстой (1823--1860) был другом и соседом Борисова по имению.
   

28

26 февр./65. Новоселки.

   Третьего дни, при ясной, тихой погоде, -- 3о по Реомюру, в 9 часов утром -- владетель Степановки и иных выехал от нас по тракту на Федота. Пробыли у нас одни сутки, и то уже нетерпение поскорей восвояси мучило и суетило ЕГО, а Марье Петровне не худо было бы и отдохнуть поболее, но ОН повлек... Заезжали они в Ясную Поляну, и вот какие новости. В конце мая всё семейство Толстых переезжает в Никольское на три мес<яца>. Марья Николаевна овдовела и тоже будет жить летом в Покровском.1 Вы, вероятно, не ждали таких новостей, и наша покинутая сторонка оживится, но, верно, не будет уже того, что было, и мы все-таки вспомним милого, незаменимого Николая Толстого, даже за шахматами, помните, какое живое участие принимал в поражении. Его, видимо, радовало, когда мне удавалось у Вас выиграть и досадовал на проигрыш, -- потому что Вы сила! С Фетом простился ненадолго, в половине апреля они обещали к нам, и будем вместе поджидать Вас, добрейший Иван Сергеевич, -- и как только узнаем, что Вы уже близки к Спасскому, то и мы за Зушу, только бы переправы не задержали. Помните, что весной у нас делается. Помните паром в Мценске -- речка на 30 шагов, а переправа точно чрез Геллеспонт при Ксерксе.2 Да что бы и такую-то соорудить, всякий раз необходимо пустить эстафету к губернатору. Он наистрожайшей эстафетой же понудит строить. Тогда только-только славяне, двинувшись от кабаков, полезут в грязь и в воду и запоют известный гимн: "Эх, да чаво ты, Маша, плачешь... Эх, да подерни! подерни!.." Даже извозчики, дня три ждавшие уже на берегу, разинут рты от удовольствия этой песни.
   Прочли ли Вы "1805 г." Л. Толст<ого>? Не знаю, что именно лишает его всей силы впечатления, французские ли диалоги, или то скрытое презрение и какой-то свой личный, но неопределенный, порой равнодушный, порой с язвинкой взгляд на все выведенные лица. Хотя очевидно, что это только подготовления будущих происшествий. Толстой с ними капризничает и вместе скрывает это даже перед пером своим. Но зато каково представлены почти все эти личности и чего можно ждать впереди, когда начнется самая суть-то. Я ожидаю великолепных наслаждений. Фету как будто не совсем понравилось -- особенно действие в Москве. Но мне в Москве кажется лучшим, чем начало. Молодец Л. Н., и силы его еще всё развертываются. Будете ли Вы им довольны так же, как за "Казаков".3 Он же сам считает "Казаков" гораздо ниже своего последнего, но это, разумеется, только толстовский каприз.
   Я Вам расхвалил посвященное Вам стихотвор<ение> Афанасия Афан<асиевича>, а вот теперь, прочтя его печатно, говорю, что оступился, так себе. Другие его стих<отворения> действительно хороши. Но новые его рассказы из деревни -- прелесть.4 Истинны, умны и твердо спокойны без раздражения. Какая богатая 1-я книжка "Р<усского> в<естника>" -- и "Москов <ские> ведом<ости>" и "Совр<еменная> летопись". Всё у Каткова пошло занимательно. За что Вы как будто его обходите -- не понимаю.5 До сих пор он работал, кажется, непогрешимо честно. Досадно было прочесть объявления "Эпохи", что первая Ваша повесть -- им, т. е. в ерунду.6 Фет очень расхвалил новую ред<акцию> "Библиот<еки> для чтения",7 давай бог, а то П<етер>бургские совсем было загуляли -- слишком уж зажили по душе, как говаривал покойный Апол<лон> Григ<орьев> -- очень интересен его последний исповедальный лист, в котором он в хронологическ<ом> порядке отмечает, когда и за что его ругали и оплевывали.8 Жаль его бедного! Но, слава богу, что кончил жизнь. -- Выписал я себе последнее издание "Илиады" и наслаждаюсь всякий день, в тишине между завтраком и обедом. Издание не великолепно, но сносно и рисунки довольно удачны, с Флаксманом, однако, не обошлось без карикатуры -- у одной богини такая здоровенная ножища, что, кроме теплых сапогов, никакие не пригонишь. Гнедич бы этого не допустил.8 А Петя удивляется, что это у греков всё собачьи имена. У дяди Гектор, и у нас был Гектор.
   Надеюсь, что в настоящее время в Париже уже всё благополучно покончено, и Вы свободны, милейший Иван Сергеевич. Дай господи, чтобы всё это было так хорошо, как желаю Вам я. У Вас, разумеется, бурь по этому делу не было, но давно уже заботы гонялись за Вами -- теперь отдых.10 А лучше этого что же может быть! Когда я прочел Ваши строки -- "матушка середа" и "батюшка вторник", то всем сердцем был с Вами.11 Но я никак не обрету "матушки", а, кажется, всеми зависящими от меня средствами огораживаю жизнь свою, но и в теплом домике бывает жутко. Прожитые годы вспоминаются со всеми ужасами пережитых минут. Петя у меня постоянно на глазах, сходство его с матерью поразительное. Меня и это пугает по временам. Но, что бог даст. Много ли перемен найдете Вы, не в России, об этом нет вопроса, но в нашем уголке. Изменился ли и у нас так климат, как на юге России (статья "Русск<ого> вестн<ика>").12 Как будто и ничего. Молодое еще не доросло, а старики (т. е. мы с Фетом) сильно квохчем. -- Зима уже тягостна, но вот уже скоро. Скоро прилетят жаворонки и зазвенят весеннею песенкой. Не опоздайте захватить эти лучшие дни, чтоб хоть побрать жизни на остальной год и запастись силами до новой весны. С весны открываются работы чугунки до Орла. Ради этого в Москве запаситесь долготерпением и кротостию, а то шоссе Вас потрясет. В утешение же, как странствующий и путешествующий, вспоминайте, что мы об Вас "миром Господу помолимся". Крепко дружески Вас обнимаю.

И. Борисов.

   1 Муж М. Н. Толстой, Валерьян Петрович Толстой, умер 6 (18) января 1865 г.
   2 Персидский царь Ксеркс I, в 481 г. до н. э. повел на Грецию свои многочисленные войска, переправляя их через Геллеспонт (Дарданеллы).
   3 Первое впечатление от чтения "Тысяча восемьсот пятого года" было у Тургенева отрицательное, и повесть "Казаки" он ставил гораздо выше. Отвечая Борисову 16 (28) марта 1865 г., Тургенев писал: "К истинному своему огорчению, я должен признаться, что роман этот мне кажется положительно плох, скучен и неудачен <...>. И он < Толстого ставит этот несчастный продукт выше "Казаков"! Тем хуже для него, если это он говорит искренно" (Письма, т. V, стр. 364-365).
   4 См. примеч. 7 к письму 27. Продолжение цикла рассказов Фета "Из деревни" больше в печати не появлялось.
   5 Тургенев разошелся с Катковым по вопросу об отношении к Польскому восстанию в 1863 г.; не сочувствуя целям восстания (отделению Польши от России), писатель резко осуждал шовинистическую публицистику катковских изданий.
   6 См. примеч. 9 к письму 26.
   7 С января 1865 г. издателями-редакторами журнала были П. Д. Боборыкин и Н. Н. Воскобойников (до этого времени -- один Боборыкин). Журнал просуществовал до апреля 1865 г.
   8 Борисов имеет в виду составленный Ап. Григорьевым "Краткий послужной список на память моим старым и новым друзьям", опубликованный Н. Страховым в "Воспоминаниях об А. А. Григорьеве" ("Эпоха", 1864, No 9, стр. 45).
   9 Речь идет об издании: "Илиада Гомера, переведенная Н. Гнедичем. Изд. третье <...>. С 24 рисунками Флаксмана, превосходно изображающими отдаленные времена, повествуемые Гомером, и с виньеткой 7 портретов героев Илиады, превосходно выгравированными знаменитым нашим русским первым профессором гравирования, академиком Н. Утиным. Санкт-Петербург, 1861". Неудачной иллюстрацией Борисов, наверное, называет картину "Собрание богов" (песнь 4, стих 1), где у одной из богинь действительно очень большая нога. Н. И. Гнедич умер в 1833 г.
   10 Борисов подразумевает хлопоты Тургенева, связанные со свадьбой его дочери, которая состоялась в Париже 13 (25) февраля 1865 г.
   11 См. письмо Тургенева к Борисову от 28 января (9 февраля) 1865 г. (Письма, т. V, стр. 334).
   12 В No 12 "Русского вестника" за 1864 г. была напечатана статья И. Ю. Палимпсестова "Переменился ли климат на юге России?" (стр. 593--642).
   

29

14 июня/65. Новоселки.

Добрейший Иван Сергеевич,

   Здравствуйте. -- Чуть было я не попал в аид и думаю, что это меня Ф<ет> толкнул туда своей повестию. До половины второго мы проглаголали с ним, и я, заснув совершенно здоровым, проснулся расстрелянным. Но за то и быстро оправлюсь, и уже сильно желается к Вам. Вы всегда на меня действовали благотворно, а в этот Ваш приезд, замечаю что, всё Ваше хорошее и доброе сильнее пробилось, чем седина.1 Неужели за это спасибо Бадену. Фет от Вас вышел со словами "Мы не можем" и пытался сбить меня с толку. Но этого ему не удалось. Он лирик. Вы нашли ему задачу -- собирать деньги на зимнюю экспедицию к Вам в Баден и этим уже вывели из мрачных стихий...
   Завтра мы едем на Воин, а в пятницу надеюсь к Вам с А. Сухотин<ым>. Поэтому, если Вы в пятницу нас не хотите, то тисните словечко на почту в четверг утром -- а то явимся.2,

И. Борисов.

   1 В 1865 г. Тургенев приехал в Спасское 3 (15) июня.
   2 Воин -- имение Новосильцевых. Письма Тургенева, отменяющего поездку, не было.
   

30

25 июля/65. Новоселки.

   Давным бы давно пустился за Вами в погоню письменно,1 добрейший Иван Сергеевич, если бы поездка в Рязань 2 не была так каторжна мучит<ельна>, что и теперь об ней вспомнить жутко -- жара, пыль, духота и Венев доконали было нас с Попкой, но всё это по крайней мере не удивительно, а натурально. Возвратившись, послал Вам записку -- а получаю ответ Анны Семеновны: 3 "Укатил наш И. С". Ну, вот это меня удивило. Грустно было за себя и боялся за Вас, не случилось ли какого несчастья. Храни Вас Господи! и до сих пор не знаю, что Вас умчало. Петя мне всё говорил, что он знает, да не скажет, а сочинит. И сочинил:
   Лишь письмо к нему примчалось Так он всё переменил. На другой день лишь проснулся Так и в Баден укатил.
   Подписано это на подлинном: "Выдумал П. Борисов для Ивана Сергеевича". Песню эту он пел как-то дико торжественно.4
   Еще дорогой в Зарайск заезжали мы в Ясную П<оляну> и нашли всю переднюю заваленной разными пожитками, детская ванна на верху кучи. Толстой объяснил, что уже две недели они собираются и через два дни тронутся в Никольское. Об Вас он меня расспрашивал с самым дружеским участием, так что меня это удивляло... потом в Никольском тоже. Ваш отъезд он не шутя толкует, что не хотели его видеть, вот и сестра Мар<ья> Николаевна> там близко, ну он и уехал.5
   Так что и я уже отчасти разделяю его догадки. На днях Ваши все, кроме Анны Сем<еновны>, были у нас, и Л<ев> Н<иколаевич> от дяди Вашего был в восторженном удовольствии. "Вот человек-то!" "Вот они старики-то!" Другой старик был П. П. Новосиль<цев>. Он его тоже перенес во времена до рождества его -- рассказами про отца и мать -- сватовство и свадьбу их, на которой был посаженным отцом. Толстой много изменился к лучшему -- в семействе он счастлив до небесных высей, и ему тяжело покидать их на минуты. Жена его прелестнейшая женщина по формам, добра, проста, естественно хороша, и любит его, и здорова, и весела как птица в хорошую погоду. Хотя Фету и не нравится то, что у нее уже двое детей и она сама кормит. Но Афоня, кажется, окончательно сбит с человеческой почвы: Толстым, засухой, степановским хозяйством, смертью журналов и отъездом Боткина.6 Обыкновенно, пока Наполеоны идут на Россию, -- то у нас дело кипит, а как нет их, то ничего не поделаешь... А жить хочется и хочется непременно по-своему, ну поневоле и делаешь из мух -- слонов. Он до того привык исчислять будущие бедствия, что решительно не может остановиться на хорошей минуте настоящего. Авось-то отдохнет у Вас в Бадене, если это осуществится.7 Всё это время, не взирая на +35о в тени мы постоянно в разъездах и за зимнюю сиделку сторицей катаюсь. То у нас кто-нибудь, то мы на Воине, в Кочетах, в Никольском, словом, много подняли пыли по дорогам. А жара стоит без прохлады и ночью +22о.
   Хлеба разом пожелтели, копны в неделю построились по всем видимым пространствам -- и рожь и овес, и гречиха вдруг забурела. Люди покрылись пылью, перепали -- растрепались с большим отчаянием. Даже в глазах Федора Павловича, старосты нашего и богатыря, видна усталость, но вместе с нею несокрушимая решимость одолеть всё, это на меня действует в высшей степени успокоительно. Этакий же взгляд, бывало, подмечал у старых солдат, усталый и спокойный перед видимо-невидимо силой.
   Был недавно у нас Ник<олай> Никитич. У них хоры гостей -- женихов и всё хорошие, по его заверению.8 -- Николай мягкий9 у них же, и хотя все они нигилисты, но Вас читают, именно "Довольно"10 читалось в многолюдной компании, и все были услаждены -- а мне и до сих пор еще не удалось прочесть -- в половине августа надеюсь попаду в Спасское и там в Вашем жилище буду почитывать да пугивать волков в Чаплыгине. Едва ли Пегас в состоянии так взволновать Вашу горячую кровь, как меня будут умерщвлять Бушуй, Толкай и Докуки, как нападем на гнездо врагов и супостатов.
   Хотя из того, что вот целый лист написал я к Вам, милейший Иван Сергеевич, удостоверьтесь, что Вы для меня и вдали отраднейший человек, писать же теперь или просто ничего не делать -- невозможно -- жара душит, мухи съедают. О, от каких страданий бог Вас унес. Обнимаю Вас крепко. Будьте здоровы, счастливы, да меня когда вспомните строчкой. Когда Вас ждать?

Ваш И. Борисов.

   Толстой приготовил "1805 год" далее и читал Фету. Он хвалит. Его ужасно интересовало Ваше мнение -- и что я ему высказал, то он углубленно подтверждал: да, да, да.11
   
   1 Тургенев уехал из Спасского неожиданно 29 июня (11 июля) 1865 г. после получения письма, вероятно, от И. Виардо (см.: Письма, т. VI, стр. 17).
   2 В Рязани жила сестра Борисова -- Анна Петровна.
   3 А. С. Белокопытова -- свояченица дяди Тургенева Николая Николаевича.
   4 Тургенев на это ответил Пете Борисову стихами:
   
   Ай да Петя! Молодец!
   Хоть и мал он, как скворец, --
   Зато ум его орлиный,
   Взгляд же -- просто соколиный!
   Он один лишь угадал,
   Отчего я ускакал!
   
   5 Отношения Тургенева с Толстым были прерваны из-за их ссоры, происшедшей 27 мая (8 июня) 1861 г. (см.: Письма, т. IV, стр. 247). M. Н. Толстую и Тургенева одно время (1850-е годы) связывала большая дружба, перешедшая во взаимное увлечение, однако окончившееся их разъединением (см.: Н. П. Пузин. Тургенев и M. Н. Толстая. Тургенев, Сб., вып. II, стр. 248-258).
   6 С мая 1865 г. перестала издаваться "Библиотека для чтения", которую Фет очень ценил (см. письмо 28, примеч. 7). В. П. Боткин уехал за границу в первой половине июля 1865 г. (см.: Фет, ч. II, стр. 69).
   7 В 1865 г. Фет в Баден-Баден не приезжал.
   8 Н. Н. Шеншин. О его семье см.: Тургенев, Сб., вып. IV, стр. 378.
   9 Так называли Николая Дмитриевича Карпова (см. статью Н. M. Чернова "Уездный прогрессист -- Н. Д. Карпов": Тургенев, Сб., вып. II, стр. 272--274).
   10 "Довольно" было впервые напечатано в V томе Сочинений И. С. Тургенева (изд. братьев Салаевых, Карлсруэ, 1865).
   11 Первое впечатление Тургенева о романе было отрицательным: "Толстой зашел не в свой монастырь, -- писал он Борисову 16 (28) марта 1865 г., -- и все его недостатки так и выпятились наружу. Все эти мелкие штучки, хитро подмеченные и вычурно высказанные, мелкие психологические замечания, которые он, под предлогом "правды", выковыривает из-под мышек и других темных мест своих героев, -- как это всё мизерно на широком полотне исторического романа" (Письма, т. V, стр. 364). Однако вряд ли Борисов передал Толстому эти слова. Возможно, что во время приезда в Спасское, разговаривая с Борисовым, Тургенев высказывался о романе менее резко.
   

31

30 августа/65. Новоселки.

   Вот уже с неделю прочел Вашу весточку из Бадена, добрейший Иван Сергеевич, и Петя выслушал стишный Ваш ответ, был в восторге, просит только не напоминать о золотом замке, об этом как только напомню, так его коробит.1 О сколько у меня прошло разных разностей и приключений, и похождений, и бедствий. Всё бы это я Вам пересказал да всё это лезет разом, бормотней. Прежде всего хочу говорить с Вами о Толстом. Что я Вам писал, всё это была истина без прикрас, но все-таки я теперь вполне верю Фету, или тут такая чепуха, о которой ни слушать, ни говорить с Вами более не буду. На днях я и сам слышал уверения, что он Вас ненавидит и что Вы его тоже, словом, старая песня.2 Охотимся мы вместе, то из Новоселок, то в Никольском, а наконец, и в Воине Новосильцевых. Затравили уже двух волков и двух лисиц, но ему не пришлось еще ничего, и я замечаю, что скоро расстанемся.
   С ним ездит сестра его жены -- милая, мечтательная девушка3 -- это меня стесняет. Ну подумайте сами, на псовой охоте -- Амазонка! Тут иногда раздастся и бивуачное слово -- и я беспрестанно вспоминаю кавказского майора Пересветова, решавшегося за такое слово перед барышней себе пулю в лоб. Всё как-то неловко.
   В первых числах сент<ября> ожидаю Фетов и с ними, верно, проеду на 5-е в Спасское к Вашим,4 стараясь только об одном, чтобы не попадать в Мценск в какую-нибудь из партий ожидаемых выборов. Я мечтал из Вас сделать примирение ближней и дальней Волковой -- но судьба Вас спасла -- ожесточение их далеко разлилось из берегов Мецны -- охватило уже долины Зуши, Неруча, Алешки и Оки. Беда нейтральным. Надо за кого-нибудь -- поэтому я буду скрываться в отъездах. У Ник<олая> Ник<итича> 1-го сентября произойдет свадьба: Мария Ник<олаевна> уедет с мужем в Варшаву в тот же день -- что это выйдет из этой бедовой девушки.5 Мягкого я на днях видал на Воине, он постарел, но всё еще голосом старой шарманки наигрывает прежние свои песенки молоденьким девочкам -- бедняк не слышит, что многие дудки в его струменте уже не берут, и не замечает смехотворение кругом и детей и отцов. Во всей нашей округе падеж рогатого скота -- до сих пор мы были не тронуты, наконец счастье и на нас глянуло -- уже четыре штуки капут, и я поскорей продаю здоровых на убой, разумеется, за 1/2 цены. Впрочем, есть то утешение, что к в Англии, и в Голландии тоже, стало быть, по этой статье еще паров не выдумали. Досадно только, зачем беда эта приходит осенью, когда столько еще забот охотничьих. Стая гончих оказывается невообразимою. Волк, лисица, заяц ведутся без сбою, все в куче, только каждая секунда прибавляет неумолимого ожесточения. Трудно устоять в поле с борзыми, чтобы не взглянуть, что у них там за революции. Вот бы Вам разик выехать, то были бы навеки поклонником охоты с гончими. Вы помните голос Фета в минуты высочайших споров. Поднимите же еще выше и не один, а 14 Фетов, и вот это моя стая. Старый доезжачий говорит, что если так же будут, то уморят его на смерть. Хорошо до слез и смеха. Одному Пегасу Вашему не под силу произвести такие треволнения жизни, и если Вам встретится кто-либо искатель сильных ощущений и человек притом хороший, смело направляйте в Новоселки -- осенью.
   

3 сент.

   Не успел дописать и отправить, приехал Иван Новосильцев6 и двое суток провели с утра до вечера в полях дальних, съезжаясь с Л<ьвом> Н<иколаевичем>, а вчера выезжали и m-lle Вере и Дмитрий Дьяков.7 Много было скачек, травили лисиц, зайцев и даже мат<ерого> волка. Толст<ому> была опять неудача. Его английские соб<аки> оказываются в<есьма> плохи, и потому он был в усиленном увеселении себя.
   Неужели мне не приведется никогда Вас и увидать? Мне думается, как отстроите Ваш великолепный чертог и будет у Вас такое тепленькое местечко,8 то Вы и не покинете его ради холодных наших жаров. Сужу по себе -- до такой степени я с каждым днем трудней отрываюсь от нашего домика и так радуюсь, возвращаясь из поездок. Видно, для сильнейшей привязанности и к месту надо пережить в нем и счастье и горе... Представьте себе, до сих пор листья на деревьях еще свежи, только клены покраснели, а остальные, как летом, -- зеленые. В полях превосходные и рожь и пшеница, взошли до зернушка. Жаль даже смотреть, как лошадь ковыряет след. Только плохо, что цен еще нет, говорят, что будут-будут, а выше 3-х не двигаются. Что-то порасскажет Фетушка, давно с ним не видался и жду увидеть настоящим сентябрем. За Петю, за милые добрые Ваши строки, добрейший Иван Сергеевич, ежедневные Вам благодарения, -- вспоминаем Вас часто -- пожалуйста, не забывайте Вашими строчками. Они меня согревают больше, чем паше солнышко, которого вот дня три не видно было. Крепко Вас обнимаю. Душой Ваш

И. Борисов.

   1 В письме от 5 (17) августа 1865 г. Тургенев послал стихи Пете Борисову (см. примеч. 4 к письму 30) и закончил его фразой: "Обнимите за меня Петю (помнит ли он Золотой замок на амбаре)" (Письма, т. VI, стр. 18).
   2 Несмотря на разрыв в отношениях, Толстой с большим интересом и вниманием прислушивался к суждениям Тургенева.
   3 Татьяна Андреевна Берс (1846--1925).
   4 5 сентября ст. ст. -- день именин Елизаветы Семеновны Тургеневой, жены дяди Тургенева Николая Николаевича.
   5 Марья Николаевна Шеншина (р. 1845) вышла замуж за Ивана Матвеевича Лазаревского.
   6 Иван Петрович Новосильцев (1827--1890) -- сын П. П. Новосильцева (см.: Тургенев, Сб., вып. III, стр. 353).
   7 Дмитрий Алексеевич Дьяков (1823--1891), майор уланского полка в отставке, помещик, приятель Толстого. Владелец имения Черемошня.
   8 Следующий раз Тургенев приехал в Россию 25 февраля (9 марта) 1867 г., но до Спасского не доехал. В свой новый дом на Тиргартенштрассе Тургенев переехал в первых числах апреля 1868 г.
   

32

20 сент./65. Новоселки.

   Недавно к Вам писал, добрейший Иван Сергеевич,1 и теперь совсем не сбирался, потому что ничего хорошего не было поделить с Вами, но вот А. М. Сухотин 2 просит меня обратиться к Вам, а о чем, тому следуют пункты: 1) во сколько обойдется в год жизнь в Бадене, квартира со столом, освещением, прачкой и пр. 2) легко ли скоро найти такое жилище. -- Всё это он разузнает не для себя, а для Алексея Иван<овича> Нарышкина,3 который догорает уже к концу, но, по словам всегда утешительных докторов, через месяц или два будет в силах перебраться за границу и выздороветь снова. Об нем-то и хлопочут его дети и друзья, поместить его в Бадене, если это возможно будет по их средствам, а средства эти между 400 и 800 р. в год. -- Ответьте, милейший, на эти пунктики, тта Вас вся надежда помочь этому делу...4
   Теперь начну про свои неудачи... Я только что вернулся из отъезда в с. Теплое. -- О боже! Отправлялся туда с Л<ьвом> Н<иколаевичем> -- дорогой в наездку попалась только одна лисица. Начал ее травить Толстой, и, верно, версты три ловили ее его собаки, но она бежала и ушла бы, если б не подоспел мой охотник и его собака поймала.
   Вот и в эту минуту передо мной лицо Толстого, полное неизъяснимого отчаяния и досады.5 Но это только начало. -- Когда мы пришли в Теплое, то узнали, что, кроме нас, съехалось еще четыре охоты маленьких, с ружейниками н собаками -- что делать? Мой совет был уйти скорей домой, остановились у Пахома Ивановича. Купец он и кулак, и дворник, и всё. Ростом великан, круглое бревно от плеч до пяток, глаза спят, вообще похож на Александра Никит<ича>; хотел меня поместить в свои комнаты, но там такая зловонная теплота, что я в первые минуты был рад перебраться в вновь отделываемый верхний этаж без окон и дверей. Толстой на ночь вернулся домой, а я, напившись чаю, с "Рус<ским> вестн<иком>", статья о Ермолове,6 сбирался слать, как входит молодой человек, красавец, черные волосы и еще черней их -- глаза -- но бархатные, кроткие -- принимает меня за графа, я ему объявляюсь простым смертным, просит, чтобы позволить вместе поохотиться, что он здешний г. Букалов и что вот в этом-то лесе и волков выводки и лисиц пропасть... С самыми счастливыми надеждами я заснул, хотя и мешал Ермолов его язвительными письмами к товарищам подчиненным. Но Букалов окончательно прогнал Ермолова -- ни блохи, ни запах свежеоклеенных сырой бумагой стен, ни масляная краска, подготовленная в разбитом чугуне тут же в комнате, заснуть не помешали.
   Часов в 6 явился Толстой -- говорю ему о счастливых вестях Букалова -- восторг, и скорей, скорей. Ветер всю ночь был страшный и утром еще усилился. До 1-го часа пополудни я простоял на месте, ожидая волков, и хоть бы зайца видел! Букалов и не показался. Вот как и старых воробьев ловят на мякину.7 Толстой давно уже не выдержал и уехал домой -- жена именинница, -- отправился и я, но уже злодей Букалов с товарищами с утра прошли по вершинкам на нашем пути. -- Первое известие по приезде в Никольское было, что с нашим обозным Павлом Полуектовым случилось несчастье... лошадей моих и Толстого с фургоном и тарантасом какой-то мужик нашел в поле одних и привел в Никольское. Потом пришел и Полуектов, но без шапки и, как бы Вы думали, без чего еще? Наверное, не угадаете -- без НОСА. Буквально. Верно. Как это могло получиться, из произведенного мною следствия не могло разъясниться. Говорит, что пьян он не был, а вдруг ни с того, ни с сего кони шарахнулись и пошли трепать по полю. Далее он ничего не помнит. Но невозможность подобной картины опровергают две смиренные кобылы, бывшие в фургоне -- дряхлые и престарелые и привязанные за ними лошади Толстого с тарантасом. Всё в целости, не пропало ни единой вещи, не поломано и не поцарапано -- словом, всё в порядке, кроме носа. Наконец, по прибытию уже в Новоселки, Павел объяснил, что помнит, что точно на дорогу он выпил стаканчик, потом помнит, что ехал шагом, потом вспомнил, что вдруг он как будто провалился и носом зацепился за что-то, а потом достиг земли и проснулся, солнце стояло высоко, в голове шумело. Лошадей, шапки и носа как не бывало. -- А это один из трезвейших во всей округе, и потому нанят был мной в фургонщики.8 Да, не было еще моего чемодана, но его он не взял с квартиры, и поэтому я не мог явиться к дамам 17-го и мучительно просидел вечер в больших сапогах.9 Ночью привезли чемодан, утром рано уехал домой и теперь отдыхаю от душевных истязаний видеть эти безобразия. Ищу нового трезвого человека в фургонщики и попытаю счастья в Стрельниковой, авось там найду лисичек. Дома мой Петя разогнал всё горе -- он охотился удачней: в поле с лопатой и Пузиком выкопали и поймали хомяка, я впервые увидал этого зверька, очень красивый. Фет на Тиму и оттуда пишет, что к 25 возвратится в Степановку. Теперь у него уже новые процессы -- беда.
   Обнимаю Вас крепко.

И. Борисов

   Толстой пишет роман "Отъезжие поля" -- но всё рассудительствует, фетствует.10
   
   1 Это письмо Борисова неизвестно.
   2 Александр Михайлович Сухотин (1827--1905), мировой посредник.
   3 А. И. Нарышкин (1795--1868), орловский помещик, сосед Борисова и Тургенева. С 1861 г. член губернского присутствия, несмотря на болезнь, оставался в этой должности до самой смерти.
   4 Тургенев ответил письмом от 11 (23) октября 1865 г. (см.: Письма. т. VI, стр. 29).
   6 Ср. переживания на охоте Николая Ростова ("Война и мир", т. II, ч. 4, гл. V).
   6 И. Ходнев. Кавказские материалы для биографии А. П. Ермолова ("Русский вестник", 1865, No 6, стр. 542--584).
   7 Ср. рассказ Потугина в романе Тургенева "Дым": "Пробирался я в болото за бекасами; натолковали мне про это болото другие охотники. Гляжу, сидит на поляне перед избушкой купеческий приказчик, свежий и ядреный, как лущеный орех, сидит, ухмыляется, чему -- неизвестно. И спросил я его: "Где, мол, тут болото, и водятся ли в нем бекасы?" -- "Пожалуйте, пожалуйте, -- запел он немедленно и с таким выражением, словно я его рублем подарил, -- с нашим удовольствием-с, болото первый сорт; а что касательно до всякой дикой птицы -- и боже ты мой! -- в отличном изобилии имеется". Я отправился, но не только никакой дикой птицы не нашел, самое болото давно высохло. Ну скажите мне на милость, зачем врет русский человек?" (гл. XIV).
   8 Тургенев отвечал И (23) октября 1865 г.: "С смешанным чувством удовольствия и сожаления читал я Ваше, с большим юмором начертанное описание Вашей охотницкой Илиады. Хорош чернокудрявый прекрасный юноша, который оказывается мазуриком, и доверенный трезвый человек, бессознательно лишившийся носа..." (Письма, т. VI, стр. 29).
   9 17 сентября ст. ст. -- именины Софьи Андреевны Толстой.
   10 "Отъезжее поле" -- незаконченное произведение Толстого, замысел которого относится еще к 1856 г. Известны лишь три отрывка этого романа (см.: Толстой, т. 5, стр. 214--219).
   

33

29 ок./65. Новоселки.

   Быстро донеслось Ваше письмо от 11-го,1 я получил его в Мценске 22, à прибыло оно накануне, -- вот Вам, добрейший, милый Иван Сергеевич, какой мы достигли прыти, погодите, поживем -- еще и не то увидим. За сведения о Бадене -- нижайшее, только когда я сообщил А. Сухотину, он мне говорит, что поздно уже лечить А. И. Нарышкина. Его состояние -- неизлечимое размягчение мозга или паралич, только он в полоумии и без памяти, а недорого можно у Вас прожить добропорядочно. Право, если бы у меня была одна капля охоты жить где-либо вне Новоселок, уехал бы к Вам. Но странно, с каждым годом, с каждым горем чувствую, что я сильней и сильней ввинчиваюсь в Новосельскую почву, -- только мне хочется еще и еще обсадиться погуще деревьями, и хвойными и плодовыми, -- насеял две гряды кедров сибирских -- когда-то дождусь от них орехов. Голицын Н. Бор.2 на 18-й год уже собирает, это очень скоро. Но виноват, некогда толковать об этом, надо говорить Вам более Вам приличное...
   Во 1-х, только сегодня утром, чуть не со свечами уехал от нас Афанасий Фет Афанасьевич. Несколько деньков побыли вместе -- передал ему Ваше письмо,3 и он, верно, из Степановки пошлет Вам свои ведомости. Приезжал он с Марьей Петровной, намереваясь пробраться в Спасское, но, разузнав про дороги в Спасское, -- убоялись.
   27 октября во Мценске были выборы гласных из землевладельцев, вот мы туда с Фетугакой и отправились, и желал бы Вам написать голосом Садовского в Кречннск<ом> "Была игра!!"4 и то этого недостаточно. С 11 часов утра до 9 вечера не пили, не ели, а шумели, баллотировали, перебаллотировал и до 3 раз некоторых и выбрали-таки 18 гласных и 3 кандидатов.
   Все партии разбиты в мелкую дребезгу, все расчеты рухнулись. Упорство, невзирая на 10 часов мученья, было крепкое -- некоторых господ даже в третий раз забаллотировали -- именно стольких же шарами. В. А. Шенш<ина> едва выбрали в гласные (38), а он глава партии; всех его сотрудников уничтожили в прах. Александр Никит<ич> например два раза 3/4 неизбирательных. Другой глава, Никол <ай> Никитич, в первый раз забаллотирован -- его отчаяние и гнев были страшны; попросили вновь -- согласился и едва набрали 34 ш. (а всех шаров 68). Но на беду его и у другого господина тоже 34. Решали жребием -- судьба не за него, и он мог только попасть в кандидаты. Вот как его наказали за посредника.6 Еще партия была Неручьская, но из них только двое попали в гласные. Дело в том, что теперь разрушены все замыслы устроить будущую думу, как бы хотелось гг. предводителям партий, а устроится она, я думаю, как укажут надобности наши, тоже и мировые судья, словом, еще есть надежда на здравый смысл. Мы с Фетом нечаянно не попали в гласные, и он уже призадумывается, не служить ли ему в думе; я же на этот счет спокоен и с тем только баллотировался> гласным, что нигде служить не буду. Дядя Ваш приезжал посмотреть, и я его насмотрелся -- ну что это за молодецкое поколение стариков, он свеж, бодр, -- а Фет! посмотрели бы вы на него около 5-го часу, ну что это такое: глаза закатываются, нос как будто свесился в бороду, а борода задралась на две стороны, подойду к нему -- он сонно смеется. Я чувствовал усталость до глухоты, шум в ушах, голод до отвращения даже к обеду предложенному Никол<аем> Никитич<ем>: тут же, в какой-то конуре (дело наше происходило в воксале) гляжу -- А. Ф. уже одолевает кус кулебяки, полуаршинный кусочек. Часов в 9 было всё кончено, т. е. выбрано 18 глас<ных> и 3 кандидата, и нас распустили. Тут надо было в грязи, впотьмах отыскивать дорогу на постоялый двор Богатырева, где мы надеялись найти местечко переночевать. Часов до 12 в ожидании себе угла болтали сначала о происшествиях дня, потом, чтобы замять колкие споры, как-то заговорили про людей необыкновенной полноты, и странно, весь вечер до ночи как будто это всем было по душе -- только и говорили исчисляя толстяков, и Фет, и я, и Кутлер, и все, кто тут ни был, взапуски вспоминали своих знакомых толстых и толстяков с разными анекдотами. Было скучно, но хохотали и уйти было некуда.
   Вдруг доносятся голоса женские -- ноют или визжат какую-то песню. Узнаем, что это такое, говорят, что это девичник справляют в каком-то No. Значит, завтра будет и свадьба. Вот в этот-то No, когда кончился девичник, и пустили нас с Фетом ночевать. Не завидуйте. Несмотря на убийственное утомление -- одной дороги до Мценска -- и всего, всего, -- воздух номера нашего спиртуозно кислый, грязь, клопы и блохи, на которых нет на Руси мора, и Фет со свистами в груди и кашлями во всю ночь не дали мне заснуть. До света поднялся, дождались только починки тарантаса -- ось сломалась на улице -- и тихим шагом домой, по такой дороге, что у<жас>. Л Вы пишете, что санный путь установился, нет, и до сих пор с половины сентября всякий день дождь или мгла, и много хлеба еще гниет в полях. Про холеру пока только читаем в газетах, у нас же благополучно. Что же касается моров разных, -- то разве можно жить без них! В Новоселках мы уже два месяца без молочного, и не единого тельца не осталось, но лошади -- ничего, здоровы, кошки тоже здоровы. У Вас в Спасском, правда, Матроска помре, но ведь ему за 15, и он был Мафусаил6 в своем роде. Словом, в нашей стороне всё благополучно, и даже денег нет.
   На том листке я бы и кончил, т. е. Довольно,7 но хочу Вас, дорогой Иван Сергеевич, еще и еще благодарить за Ваши дружеские строки -- они меня всегда переносят хотя мысленно к Вам, и это мое самое отраднейшее наслаждение. Не знаю, когда дождусь Вас увидеть, но знаю, что всегда Вас жду.8 Неужели для Вас так всё перемерло на родине, что Вас уже перестает потягивать взглянуть даже на тишину нашу, после бурь, громов и всех преобразований, какие всё еще быстро несутся над нами одно за другим. В Вашем "Довольно" многое я прочитал с больным чувством за Вас. Вы как будто хотите так уйти от нас, как я вот из Воздвиженской, когда с оказией в последний раз уходил за Грозненские ворота. На Кавказе жить уже не хотелось, и я с полною покорностью последовал совету кунака моего Гобе: поднял камень и бросил его, не оглядываясь, назад -- это значило по его закону, что я уже Воздвиженской более не увижу,9 и действительно, не увидал, хотя пришлось вернуться на Кавказ и сам кн. Барятинский 10 повернул было меня в Воздвиженскую, но, видно, камень сильней и ЕГО. На родину мне так же хотелось возвратиться, как взобраться на корявую гору, -- без всякой цели впереди, кроме "ничего не знаю и не думаю, что буду делать"... просто напрасно пришло Довольно жить.11 Но тут хватила лихорадка -- год ей -- а потом уже Вы знаете, как моя жизнь протекает, и мне уже недовольно, и надо еще, еще пожить, пока скворец вылетит хоть из гнезда.12 Вас он вспоминает Вашими стихами -- мурлычит их себе; внушительно, без всякой скромности проповедует гласно всем: "... за то ум его орлиный, взгляд же просто соколиный", а про скворца он так, слегка... "Это не думайте, что мои стихи, -- это Ив. С. сам нашел в Бадене и сочинил на меня". Зато уж как получу Ваше письмо, то первый вопрос: "ну а мне-то есть стихи новые?" -- нет. Петушится на Вас ужасно. "Как же это, я ему еще послал, а он не хочет, ну и я больше не буду". Виноват же был я, кажется, забыл о его послании. Теперь это дело ему разъяснил, и он уже сам взялся за перо, спросил меня какой нынче октябрь или ноябрь, пишет, и что накаракулит, пошлю к Вам.
   Охота за грязью и пресыщением кончена. Не знаю, наберу ли к будущей осени настолько в себе охоты охотиться, а теперь мне кажется, что муки и скуки выходит более, чем удовольствия. И если бы подвернулся какой англичанин (чудак), я бы продал и стаю, и борзых. Не найдется ли у Вас в Бадене, адресуйте ко мне. Но, авось, искра моя не погаснет и к будущей осени разгорится. Жаль, что Вы уже не можете, пригнувшись на коне, промчаться с нами, -- стая вышла действительно занимательная, и русака, и лисицу, и волков гоняют без пощады.

1865 года 30 октября. Новоселки.

   Иван Сергеич, пишу вам мои стихи.
   
   Ето всё ведь хорошо да
   Скажу я кое-что
   Мне Хотелося бы знать
   Что вам в Бадене гулять
             Петр Борисов.*
   * От даты "1865 года 30 октября" до подписи "Петр Борисов" -- написано детским почерком.
   
   Не смею не послать и сего. Написал в один миг -- а после, говорит, напишу уже не стихами, а просто, чтобы попугать Ив. С, -- "что дядя (Фет) выбран гласным и в Баден не поедет, и не угодно ли ему самому к нам пожаловать, а дикие козы есть и в Орле". Но довольно. Довольно, -- боюсь Вам и наскучить, и уморить. Не помню, писал ли Вам, что у Дьякова в Чермошне гостит M-lle Берс -- сестра Толстой. Раз я ее слушал и хочется опять. Что это за голос! Не сила в нем, но поразительная, неизъяснимая чистота. Мы уговорились с Фетом съездить по снежку, но, кажется, не дождусь и его и поеду по грязи, просто и Серафимы и Херувимы.13 Но бедная она или в чахотке, или уж так угасает. Тут есть роман несчастный.14 О, что это за нелепая толстовщина, и Марья Николаевна Т<олстая>, говорят, впала в сплин и тоже погибает. Не хочет никого видеть, ни даже детей своих, и сидит одна. Л. Толст<ой> до 8 октября> оставался в Никольским>, а теперь в Ясной уже. Надо ждать продолжение его "1805" -- готово, но печатать не хотел в "Р<усском> в<естнике>" 15 -- ссора, и А. Ф. помог. Феты недель на 6 сбир<аются> в Москву -- получили 1000 р. нежданно от соседа своего Ал<ександра> Никит<ича> и на это кутнут Москвой. На поездку же к Вам у него припасено хлебища пропасть -- не продает два года. Но наконец умолкаю же. Обнимаю Вас дружески, милый Иван Сергеевич. Храни Вас Господь здрава и невредима.

Ваш И. Борисов.

   Чудеса! верба распустилась -- на березах почки готовы развернуться. Боимся, что зимы не будет, а завтра уже ноябрь.
   
   1 Письмо Тургенева от 11 (23) октября 1865 г. (см.: Письма, т. VI, стр. 29).
   2 Николай Борисович Голицын (1802--1870), гвардии поручик, потом коллежский советник. В 1840 г. предводитель дворянства в Новосильском уезде.
   3 Письмо Тургенева к Фету от 10 (22) октября 1865 г. было послано на адрес Борисова (см.: Письма, т. VI, стр. 27).
   4 Пров Михайлович Садовский (1818--1872), в пьесе А. В. Сухово-Кобылина "Свадьба Кречинского" исполнял роль Расплюева. Реплика из второго действия, явления второго.
   5 Николай Никитич Шеншин был мировым посредником и в этой должности оставил по себе плохую память (ср. с письмом 26).
   6 Мафусаил -- персонаж библии, проживший 969 лет. Его имя стало символом долголетия.
   7 Намек на название очерка Тургенева.
   8 Следующий раз Тургенев был в Спасском и Новоселках в нюне 1868 г. (см.: Письма, т. VII, стр. 571).
   9 Об этом же Борисов писал Тургеневу 10 (22) марта 1863 г. (см.: Тургенев, Сб., вып. IV, стр. 374).
   10 Князь Александр Иванович Барятинский (1814--1879), генерал-фельдмаршал.
   11 Борисов вспоминает свои тяжелые переживания в молодости, когда после отказа Надежды Афанасьевны выйти за него замуж, он пытался застрелиться, а потом опять вернулся на военную службу.
   12 Борисов имеет в виду сына.
   13 Т. А. Берс была очень дружна с Дьяковыми и неоднократно гостила у них в Черемошне. В своих воспоминаниях она описывает один из вечеров и Черемошне (см.: Кузминская, стр. 403--406).
   14 Борисов познакомился с Татьяной Андреевной после ее разрыва с С. Н. Толстым, с которым она была два года помолвлена. Их свадьба расстроилась из-за того, что Сергей Николаевич не смог порвать 15-летней связи с цыганкой Марьей Михайловной, от которой имел детей. После разрыва Т. А. Берс в порыве отчаяния пыталась отравиться и долго хворала после этого (см.: Кузминская, стр. 221--336 и др.).
   16 "Тысяча восемьсот пятый год" печатался в NoNo 1 и 2 "Русского вестника" за 1865 г.
   

34

6 дек./65. Новоселки.

   Вчера нам был праздник получения Вашего письма, добрейший Иван Сергеевич, -- право не знаю, не знаю, кому из нас довелось переживать более радости -- мне или Пете. Как только разрыл, что там есть стихи, то уступил ему первому его долю. Началось как будто с недоверием, потом с прелукавым равнодушием, но когда дочиталось до тю-тю -- раздался визг восторга, а после ананас -- восторги превратились в потоки долго неумолкаемой болтовни с кряхтеньем и мычаньем.1 Я видел, что его уже пробирает зависть двойная: и к стихам и к ананасу. Сильно его поразили, сильней золотого замка.2 Но последние строки успокоили, примирили и, хоть он знает уже наизусть, но нынче беспрестанно подходил и спрашивал у меня: "Дай-ка мне И. С. стихи, еще почитаю".
   С нетерпенья скорей Вас благодарить взялся я за перо, а то теперь не до писанья -- плохо приходится.
   Уже недели три "Дуют витры, дуют буйны, аж стены трясутся".3 Искоса поглядываю на окна, отыскивая незаледенелой щелочки -- посмотреть, что там делается. И днем и ночью гул и вблизи, и где-то вдали. Морозов сильных еще не было, градусов 15 не более, но вихри душат и засыпают уже не снегом, а сырым песком с пылью. Все поля ободраны, черные. Не то что 15 верст к добродетельной помещице, теперь не решились бы Вы и выглянуть. Вот когда настоящее убежище в халате, и, верно, Фет все эти дин лежит и блаженствует, не умываясь и не раздеваясь...
   Несколько диен я имел отрадное безумие ждать Фетушку по его обещанию. Готовили любимые его блюда, пирожки непременно к супу; но успели уже покончить целого тельца и несколько жирных индеек, а их нет, да и быть не могли -- кого теперь нелегкая выгонит из дому? Раз, однако, я встрепенулся, заслышав кто-то вошел, и вижу Дьякова, покрытого сибирской пылью. Едет в Орел закупать на елку. Здоровяк, хохочет, растопили жарко камин -- чай и целый день до глубокой ночи не говорили, а бормотали -- говорил он, что они получили уже романсы M-me Виардо, но только не идут на лад. Надо Фета туда свезть -- помнит, как он спел один из них. Да еще искалечил-то свой -- "Я принес к тебе две розы"... Но зато "На холмах Грузни" он хрипит божественно.4 От Дьякова узнал, что Толстой кончил свой "1805 г.", но печатать не хочет, пока еще не докончат несколько томов... т. е. этому делу его не будет конца. Здоровье его плохо, боится чахотки.5 Л бедная Марья Н<нколаевна> всё в хандре. До сих пор болезнь эту я не могу представить себе страшною иначе, как хандра Фета. Боже! как он невыносим. Еще когда проявляет злобу с яростью, можно сносить, но когда перейдет в едва живые звуки умирающего -- не советую Вам оставаться с ним под одной кровлей, и если он в Степановке -- спасайтесь в Баден. От одного воспоминания прихожу в содрогание.6
   Сбудется ли обещание Ваше на лето заглянуть к нам? Боюсь и верить... Замок Ваш к тому времени вырастет, будет уже под кровлей, в саду дозревают персики, виноград, ананасы. Чем тут Вас выманить из такого гнездышка?
   Повеление Ваше: секрет о Ваших началах романа свято исполню и никому ни гу-гу. Нечего Вам говорить, с какой радостью я прочел Ваши строки, что Вы пишете, значит Вы живете опять полною Вашею жизнью, переболели.7 И пока в Вас будет жизнь -- желаю Вам постоянной заботы: "еще окончить два сказанья..." 8 Без этого в самом деле Вы всё будете поглядывать и в Бадене на гору с иностранцами и в Спасскую часовню -- с содроганьем. Давно уже не был и я в Спасском. Зима там проявляется во всем могуществе. Сугробы такие вокруг дома, что едва виднеется крыша, но Ваша фаланстер 9 бывшая бойко посматривала всеми окнами. Хотя и жаль мне Вас, милейший Иван Сергеевич, но не прочь бы и от того удовольствия, чтобы перенесть Вас в теплые Ваши комнаты Спасского. Хоть на один месяц, зато написали бы русскую Одиссею. Вспомните стихи хитродумного многострадального: "Сладостней нет ничего нам отчизны и (сродников наших)" 10 -- заключаю в скобки. Уверен вполне, что и сам Одиссей сделал бы то же, когда бы ему сродни был, наприм<ер>, Полифем и Александр Никит<ич>. О сродники! А у Вас-то их сколько! Нужно же было Фету искать себе гнездо в стране Циклопов. Подлинно, что лирики кидаются с 14-го этажа.11
   В настоящую минуту всем наши столбовые в Орле выбирают губ<ернского> предв<одителя>. По слухам, город переполнен -- кого-то выберут?
   Апраксин что-то всем опротивел.12 Хотели нового -- но, может, принесет обильную жертву богам с возлиянием -- и Циклопы, наполнив утробы мясом и Редерером, взревут: Ура! Евпраксина! Но знаю, долго ли мне еще суждено сидеть в безвыходном положении, [пора бы угомониться бурям, хочется уже и людей посмотреть, и серого надо проехать, и русачка выследить, и волков попугать, а между тем ожидаю гостей из Рязани, Орла и Новосиля, да и Феты нас не минуют, а в Москву им неизбежно, так, может, и еще зиму проживу, не видав ни Мценска, ни Волковой. Со страхом ужо подумываю, что скоро придет время и мне выбираться из берлоги. Пете ужо 8-й год. готовить дома к универс<итету> немыслимо, придется переселиться за ним в школу -- куда? -- еще не знаю. А он ко мне привык, как Ваша Бубулька. Обоим нам будет тяжело. Хоть он до сих пор храбро готов ринуться на все науки, но черная доска с мелом и губкой еще ему неизвестна, а я помню, что иногда подходил к ним, как к гильотине.
   Недавно получил маленький запас от Лёве в полубутылках и самые лучшие экземпляры сберегу для Вашего приезда. Есть и белое, и красное, и искрометное, есть и такие бутылочки, к которым идет девиз: "Во мнозе правды крепость многа!" Хоть еще и не верю, но жду Вас, добрейший Иван Сергеевич, и крепко Вас обнимаю за нас обоих.

И. Борисов.

   Петя теперь весь поглощен в рисованье, состязание идет с Сверчковым, не до стихов, но не забывает и "тю-тю".
   
   <На отдельном листке>.
   Мороз, метель задерживают третий день посылку в город. Читать нечего, поневоле роешься в стареньком, вот и нашел -- в XI "Современнике", 1855, статья от редакции "... Что же касается до г. Тургенева, то для славы ему недостает только одного, чтоб явился какой-нибудь ожесточенный гонитель его произведений, разобрал бы их по косточкам и доказал бы до очевидности ясно, что они никуда не годятся. Но что прикажете делать! Нет и нет такого человека! Точно так, как нет и такого, который написал бы о них дельную статью, раскрыв публике, почему она так им сочувствует, и доказав, что сочувствие это вполне справедливо. -- Критика в апатии... Заключим наши заметки лит. нов. -- Недавно г. Тург.<енев> окончил и уже отдал нам... Рудина... "Современник" считает себя счастливым, что может начать свой следующий год таким произведением...".13
   Когда я читал эту находку, то мысленно был с Вами, добрейший Иван Сергеевич. Тут нельзя не пораздуматься о многом -- не нужно толкований, а только перепечатать бы теперь в "Современнике". Выписываю для Вас во всей точности буквально -- выкинул только менее интересное. Ровно через 10 лет "Соврем<енник>" нашел такого человека для Вашей славы, да, кажется, и не одного, и критика уже не в апатии!14
   С нетерпением жду Фета -- покажу ему находку и буду хохотать до сотрясения... Надеюсь, что и Вам эта выписка доставит хоть несколько увеселений и разъяснит, что ожесточенный гонитель работал на славу Вашу.
   
   1 Это письмо Тургенева к Борисову неизвестно (см. наст. вып., стр. 473), но текст стихов Тургенева, обращенных к Пете, записала Т. А. Берс и послала их Толстым в письме от 14 (26) декабря 1865 г.:
   
   У вас каждый день мороз,
   А я свой жалею нос.
   У вас скверные дороги,
   А я свои жалею ноги.
   У вас зайцы все тю-тю!
   А я их сотнями здесь бью.
   У вас черный хлеб да квас,
   Здесь -- Рейн-вейн да ананас!
   (Кузминская, стр. 391).
   
   2 О "золотом замке на амбаре" Тургенев писал еще 5 (17) августа 1865 г. (см.: Письма, т. VI, стр. 18).
   3 Перефразировка известной украинской песни: "Виют витры, виют буйны, аж деревья гнутся".
   4 Альбом романсов Полины Виардо на слова русских поэтов вышел под заглавием: "12 стихотворений Пушкина, Фета и Тургенева, переведенные Ф. Боденштедтом и положенные на музыку П. Виардо. СПб., у Иогансена, 1864", каждый романс напечатан отдельной тетрадкой, тексты на двух языках. В альбом вошли указанные в письме стихотворения Пушкина и Фета.
   5 В дневнике от 9 (21) ноября 1865 г. Толстой записал: "Написал предшествующее сражение и уяснил всё будущее. Нынче взял важное решение не печатать до окончания всего романа" (Толстой, т. 48--49, стр. 66). На нездоровье (простуду) Толстой жаловался в записях от 4 (16) и 7 (19) ноября 1865 г. (там же). После смерти от чахотки Д. Н. и Н. Н. Толстых в семье особенно велик был страх перед этой болезнью.
   6 Резкие переходы от кипучей энергии к полному упадку сил, приступы тоски и меланхолии, по временам мучившие Фета, очевидно, являлись признаками психического недуга, унаследованного им от больной матери (см. письмо 22: Тургенев, Сб., вып. IV, стр. 387).
   7 Вероятно, об этом было в не дошедшем до нас письме Тургенева (см. примеч. 1).
   8 Перефразировка строки из "Бориса Годунова" (Ночь. Келья в Чудовом монастыре). У Пушкина:
   
   Еще одно, последнее сказанье --
   И летопись окончена моя...
   
   9 Фаланстеры (от греческого фаланга) -- название дворцов, в которых по замыслу французского утописта Шарля Фурье должны были жить члены идеального социалистического общества.
   10 Цитата из "Одиссеи" Гомера в переводе В. А. Жуковского (Песнь девятая, стих 34).
   11 См. примеч. 16 к письму 26. Борисов сожалел о том, что Фет купил имение Степановку, находящуюся далеко от родных мест (70 верст от Спасского и 55 верст от Новоселок).
   12 Виктор Владимирович Апраксин (ум. 1898) многие годы был орловским губернским предводителем дворянства.
   13 Неполная цитата из редакторской статьи "Заметки о журналах за октябрь 1855 года" (В. Боград приписывает ее Н. А. Некрасову), напечатанной в журнале "Современник" (1855, т. 54, No 11, раздел "Современные заметки").
   14 В годы, последующие за 1855, в "Современнике" появился ряд критических статей на произведения Тургенева: Н. А. Добролюбова "Новая повесть г. Тургенева" ("Накануне") -- 1860, No 3, разд. "Современное обозрение", стр. 31--72; М. А. Антоновича "Асмодей нашего времени" ("Отцы и дети") -- 1862, No 3, разд. "Современное обозрение", стр. 65--114; М. А. Антоновича "Современные романы" ("Призраки") -- 1864, No 4, разд. "Современное обозрение", стр. 201--238.
   

35

31 дек./65. Новоселки.

   Скоро конец старому -- поздравляю Вас с Новым, добрейший, милый Иван Сергеевич, желаю Вам неизменно оставаться, каким Вы есть, отнюдь не стремиться так быстро в вечность, как я злосчастный.
   "Я долго сидел неподвижно"1 в Новоселках и сегодня вздумалось проветриться во Мценск и зашел в лавку Аристова купить синьки. Встретил там нового губерн<ского> предводителя нашего А.В. Шереметева 2 (уездным же остался наш прежний Баркос), разговариваем, -- подходит дрянной старикашка и просит у меня подаяния -- прежестоко я отказал ему. Тогда-то слышу он обращается к Шереметеву и умилительно молит его: "Ну молодой, хороший, старичок не дал, дай ты..." Вот до чего я дожил и за это пожертвовал сверстнику моему 10 к. Действительно, моя старость уже пришла и сознаю это всеми костями и помышлениями, не радуюсь и не горюю. Петя так подрос, что когда сижу и он подходит, ловко обнять его плечи. Надеяться можно, что мы с ним и еще посравняемся.3 Это меня занимает более всего.
   Недавно был у меня Афанасий -- пришел просить порошку. В Спасском, говорит, никого нет, все в Орле на выборах, скучно так стало -- собаки все побесились -- один Цыган остался. Беседа у нас шла дружеская, но когда он проглотил только одну рюмку Россеи, то поднял такой плач, с рыданиями и об Вас тут вспоминалось, и о крупе какой-то, и Бушуй, и Толкай, наконец стал просто шамкать. Я поскорей выпроводил его в сени и по тракту во Мценск. А третьего дни нежданно является другой Ваш Лепорелло -- Захар.4 Увы! В Харькове чиновничество ему не повезло -- сколько можно судить по виду, но не по рассказам его повести. Постигнуть невозможно, в чем суть, туманы такие, что даже у Фета нет ни одного такого стихотворения. -- "Там очень прекрасно было, Языков5 обещал, я могу, т. е. всё это знаю, а в Орле мне сказали, что Вы ищете человека, я прямо из Орла" и посмеивается. Вспомнилось мне письмо, Вами полученное от Дудышкина, где Захар действовал,6 ну да и вообще у Вас он пожил в раю довольно, даже Фет ему завидовал и хотел на его место к Вам -- куда же мне-то его пристроить. Вот я и дал ему рекомендательное к Шереметеву -- что может и в доме и в чиновниках служить, и сегодня получил обещание, что постарается ему о месте. Вы любите родину нашу, вот она и пришла сама сюда. Не хотите ли узнать самую последнюю философию мценскую, -- извольте. Третьего дни заезжает ко мне Ник<олай> Никит<ич> с бар. Дрейлингом,7 и уж я вижу, что они хотят завести о чем-то подслушанном и перемеленным; в Орле на выборах были... Нападение направляется на меня -- "Вы что? Эгоист! -- да-с, а первейшая обязанность человека это жить для общества, потом уже для семейства, а потом для себя. -- Сапожник, разве он шьет сапоги только себе? Нет, всем нам... Почему Вы не поехали на выборы. -- Вот и Иван Сергеевич тоже и знать пичего не хочет, а мог бы быть преполезным..." Отстаивал я от галиматьи и ерунды и Вас и себя -- и слушать не хотят. Только холодная индейка да хлеб, к счастью, был свежий и масло сливочное с горячим чаем помогли успокоить их, а сегодня слышу от Анны Сем<еновны> Шеншиной замогильном гласом: во 1-х общество, во 2<-х> семейство и потом уже мы сами, и Марианна Влад<имировна>8 уже дорассказала остальные подро<бности>. Ведь это какое-то непостижимое шаманство вдруг разлилось по всем мозгам мценскнм. И Монтеки и Капулети9 наши запели один гимн -- надо ожидать действительно чего-нибудь новенького. Мне уже думается, что не Мягкий ли это успел так подействовать и на ближнюю и на дальнюю Волкову и далее. Далее я думаю навестить его. Недаром они потребовали на чтение от меня "Взбаламученное море",10 которое было во дни оно забраковано. -- Ну представьте себе семейную картину в ближ<ней> Волковой. Вокруг благоговение и задыхающееся чтение Мягким "Взбаламученного моря"... Теперь наверное все нигилисты тю-тю... Во 1-х общество. Потом семейство и, наконец, мы.
   В Бадене у Вас живет К. Лобанов. Он приезжал на выборы и уехал -- его за это восхваляют. Что бы и Вам прокатиться -- на ура! бы подняли.
   Фет уже сбирается из Москвы, получил от него письмецо, по которому видно, что он суетится, как повар при запоздалом обеде -- скорей отпускать соусы с подливками и жаркие. В такое время беда попасть под руку, и я не осмеливаюсь его беспокоить. Здесь же его ждет горе непоправимое: цены упали значительно -- хлебище за два года остался еще непроданным. Представляю, заранее фигуру -- ограбили!!
   Известны ли Вам московские новости -- "День" сегодня кончается и и Ив. Аксаков скочетуется с Тютчевой -- воспитательницей.12 Каткову подносят великолепную -- драгоценную чернильницу дворяне. Вчера происходил какой-то небывалый праздник, устроенный Общ<еством> любителей художеств. Погодин издает сборник,13 по оглавлению видно, что это винегрет без подливки, а так всего понемножку -- и картофель, и огурец, и "заря, заря..."14 Себе я делаю подарок: Ваше последнее издание.15 Стыдно стало смотреть на малень<кую> мою библиотеку без Вашего имени. Вот Вы повелели держать в секрете о Ваших работах, а Марья Петровна новость эту привезла из Степановки 16 и узнала от Менщиковой, а эта барыня знает всё, даже черные шары на выборах угадывает -- беда!
   Не хотите ли хотя мало-мальски поучаствовать в наших выборах, хотя заочно. Вы владеете правом в Мировые судья. Откажитесь от жалования и будете Почетн<ым> мир<овым> судьей. А послужить можете летом, во время приездов. Хотя это дело еще вдали, но пишу Вам про случай. Петя, узнав что пишу Вам, поручает за него поклониться Вам. Целует Вас, а стихов, говорит, нет, потому что никак не наберет.
   Но, кажется, довольно набралось у меня. Теперь, кажется, надолго примолкну -- приближается время обмирания перед весной, усилятся морозы, надо еще крепче припереться думой.

Ваш Ив. Борисов.

   1 Перефразировка первой строки стихотворения Фета "Я долго стоял неподвижно" (1843).
   2 Александр Васильевич Шереметев -- орловский губернский предводитель дворянства с 1866 по 1874 г.
   3 И. П. Борисов был маленького роста. Вспоминая о нем, Т. А. Кузминская писала: "сам -- маленький, дом -- маленький, сын Петя -- маленький, чашки, шахматы, столовая -- всё маленькое, аккуратное и изящное" (Кузминская, стр. 387).
   4 Захар Федорович Балашов в молодости был камердинером Тургенева.
   5 Михаил Александрович Языков (1811 -- 1885), хороший знакомый и адресат Тургенева.
   6 В письме от 16 (28) июня 1865 г. С. С. Дудышкнн сообщил Тургеневу, что еще в 1860 г. Захар Балашов от его имени взял у редактора "Отечественных записок" А. А. Краевского 300 рублей (см.: ИРЛИ, 5805.ХХХб.95, лл. 7--8). Тургенев ответил ему письмом от 25 июня (7 июля) 1865 г., где возмущался бесцеремонностью Захара и обещал выплатить долг до конца года (см.: Письма, т. VI, стр. 12--13, в примеч. на стр. 447 ошибочно указано, что письмо Дудышкина неизвестно).
   7 Н. Н. Шеншин и барон Константин Иванович Дрейлинг (1829--1900), сосед по имению.
   8 А. С. Шеншина и ее дочь М. В. Шеншина (р. 1841), в замужестве Соллогуб.
   9 Персонажи трагедии В. Шекспира "Ромео и Джульетта", ставшие синонимом непримиримой вражды.
   10 О влиянии Н. Д. Карпова на местное общество см. статью Н. M. Чернова "Уездный прогрессист -- Н. Д. Карпов" (Тургенев, Сб., вып. II, стр. 272--274). "Взбаламученное море" -- антинигилистический роман А. Ф. Писемского (1863).
   11 "День" -- еженедельная газета, выходившая в 1862--1865 гг. под редакцией И. С. Аксакова.
   12 Иван Сергеевич Аксаков (1823--1886), в январе 1866 г. женился на Анне Федоровне Тютчевой (1829--1889), дочери поэта, которая до замужества была воспитательницей младших детей Александра II.
   13 "Утро, литературный и политический сборник, издаваемый М. Погодиным". Сборники выходили в Москве в 1859, 1865 и 1868 гг.
   14 Неоднократно цитируемое стихотворение Фета "Шопот, робкое дыханье" (1855).
   16 Сочинения И. С. Тургенева, изд. бр. Салаевых, тт. 1--5, Карлсруэ, 1865.
   16 М. П. Фет (Шеншина, рожд. Боткина). Речь идет о замысле романа "Дым".
   

36

28 янв./66. Новоселки.

   Нежданно сегодня выпал мне радостный денек. Проклятые нигилисты1 страшно стали мучить Петю, и я отправился в аптеку за цитварным семенем и зашел на почту, и вот оно, Ваше только что пришло от 19-го.2 Это, право, недурно на 9-й день, а бывало... Но бог с ним, с бывало.
   Вы, добрейший Иван Сергеевич, Вашими добрыми строчками меня всякий раз унесете из моего хмарного состояния в ту звенящую даль, которую когда-то видел Фет,3 ночи там нет, и благовонный миндаль, и всё хорошо.
   С неделю уже как я как-то по чью слышу стукотню над головой моей, по лестнице, -- встаю и вижу в передней самого Афанасия Афан<асиевича>, в руке держит подушку за угол, только что вытащенную Марьюшкой из повозки. Подпоясанная, без перехвата, впрочем, шуба скрывала еще все драгоценности и только одна борода вырвалась наружу, но вот и сизый нос, и сонные глаза, и улыбка, единственная, настоящая, Фетовская. На этот раз, слава богу Москва его не разрушила, ничего, даже Петя спросил его "Что это у тебя, дядя, на животике", до того этот животик лез из халата. Но все-таки диктора и Пикулин велели пить воды. С Катковым помирился и в Noябр. кн. "Вестника" есть уже стихотворение>.4 Но одно пошлет Вам, только что написанное -- "Тютчеву" -- каких давно уже не бывало.5 Нечего тут Вам рассказывать, он сам же Вам, верно, уже и написал свои разные новости. Только день пробыли они и скорей, скорей в Степановку. Привез он мне последнее Ваше издание, и я вот эти дни предаюсь свиданиям с давними знакомыми, перечитывал с тем же безотрывным наслаждением "Рудина" и "Двор<янское> гнездо", "Бреттера", "Постоялый двор", "Петушкова" и еще много остается. Но на каждой странице вспоминал, что все Ваши старания устранить опечатки в Карлсруэ, не увенчались -- их многое множество, часто затрудняют чтение. Но вот на одно слово в "Постоялом дворе" к Вам: на первой стран<ице>, 3-я стр<ока> снизу -- "Овес в подвале". В подвалах берегут жидкости, но не хлеб или муку.6 Так мне подумалось, но узнаю еще хорошенько, поверней.
   Третьего дни назвались ко мне на блины Никол<ай> Ник<итич> и фон Дрейлинг. Попалась бутылочка старого портвейна им по вкусу, ну и горькая желудочная, и зернистая икра была свежая и с зеленым лучком, и рябиновка тоже очень старая и даже коньячок, до которого Ник <олай> Ник <итич> большой охотн<ик> -- всё это общими силами гостей моих тронуло. Начали мы и спор за плохие времена настоящие, а ф<он> Др<ейлинг> стал уже вспоминать блаженные, когда и Адель Финк была и еще, еще -- и грустно так наигрывал свои фантазии на фортепиано Ник<олай> Ник<итич>, как вдруг грянул Камаринскую и прогремел ее так, что я Вам не умею и передать моего удивления -- я опьянел, как будто тоже выпил всех этих крепостей и коньяков. Не думаю, чтобы ему удалось когда так повторить. Много раз я слыхал его игру и всегда с удовольствием, но чтобы он мог так вспрянуть до мурашек по мозгам -- это, я думаю, набогатырило его силы мировое посредничество да плохие времена.
   К 19 февр<аля> жду Фета к нам -- назначено собрание гласных для выбора в Думу. Не знаю только, кого мы изберем -- желающих нет, да и все-то мы, как взглянешь на список, добре плохи, хотя и представляем собой отборный цвет уезда. Люди есть прекраснейшие, но к делу-то непригодны. Но все-таки я убежден, что хуже не будет и если не быстро полетим, то поползем мало-помалу к лучшему, а потому я совершенно спокоен и не разделяю страхов общих. К Толстому Фет не заезжал и слухов об нем давно нет. Знаю только, что они в ожидании третьего уже дитенка,7 сбирались в Москву на зиму, но у них сбираться куда -- значит верней в другую сторону.
   На днях жду Дьяковых,8 обещавших на возвратном пути из Ясной П<оляны> заехать к нам -- вот и узнаем, что поделывает Л. Н. Иногда мне он представляется несчастнейшим из несчастных. И знаете отчего: ему недостает воспитания и образования. Силищи много. И прёт и мечет во все стороны, и он сам это, наверно, знает, а потому-то и говорит всё это вздор и глупость, для меня ненужные и ни для кого не годные. И он проносится в этом общем вихре, который переживаем.
   Дух разрушения всё еще не угомонился, а творить еще не приладимся, да и не ведаешь что? Ну просто ничего не поделаешь. Право, стоит Вам выписывать только "Москов<ские> вед<омости>" с летоп<исью>,9 и Вы ясно будете видеть, что вот сбирается человек по 150 и ученые г.г. толкуют, толкуют полгода о удобрении положим, и наконец кончают что: вкруг носа мотается, а в руки не попадает и тоже все задачи такое решение. Тоже на выборах -- таже меледа10 всюду. Видно еще не пришло время творителей. Да откуда же им и было взяться. Везде они подготовляются в утробах еще. Ну что могла подготовить в своей утробе наша баба-барыня. Меня досадует только какая-то дикая, глупая наглость -- пора отрезвиться и зачем культяпому желать, чтобы ему дали скрипку Вьётана или виолончель Батта11 и даже турецкий барабан, когда я ни зги не смыслю в нотах и даже бухнуть с плеча не сумею кстати. Все голосят о разорении, а в Орле во время выборов один Ситников распродал 5 т<ысяч> бут<ылок> шамп<анского>! Наше несчастье то, что буря разрушения налетела, а силы творческие еще не рождались, но и они уже есть, даже я мог назвать нескольких. -- Помилуйте, да это дети подъячих! А что же за беда, хотя бы они были и с. дети. Я твердо надеюсь, что переживем все крушения и выбьемся из ухабов (по которым недавно Вам, милейший, хотелось полакомиться) 12 на чугунку, которую нам построит не Кокорев,13 как утверждал года 4 тому назад Фет (О лирики!), а Катков. Катает по всем направлениям.
   Третьего дни за письмом к Вам меня встормошили. Заехал какой-то маленький мужичонок и, задыхаясь, объявляет, что за рекой наехал на зверьёв. Так табуном и повалили в овраг. Вот и во мне всколыхнулась "Буря на море",14 скорей запрягать, снаряжаться. Забрали пять собак, в двух санях, а один верхом. Вам, верно, не случалось в розвальнях на соломе держать двух здоровеннейших псов -- они из всех сил рвутся соскочить, начинается грызня, руки замирают в ошейниках от усилия их удержать, а ноги беспрерывно просовываются и путаются в каких-то веревках -- до ходит до изнеможения. Но наконец улаживаемся и успокаиваемся, а между тем снег повалил шапками. Только что переехали Зушу, как заметили их над оврагом, начались совещания -- как подъехать. Волков 4. Придумали как только было возможно лучше и тронулись -- снегище, посыпалось гуще, ветер разыгрался, ничего уже не видно. Нам надо было всё держать большой новосильской дорогой, и верховой с двумя собаками должен был нагнать на нас. Долго мы мерзли, мокли и потеряли терпение и ни волков, ни охотника верхового не видали и, окружив верст 15, возвратились домой. Наконец возвратился и верховой -- что же он сделал? Он-то злодей и распорядился так неудачно и погнал не на нас, а от нас -- погорячился. Я и сегодня еще как без ног и руками плохо владею, -- как будто после гимнастики. Пора оставить псовые забавы -- силы плохи. А взяться за ружье опять тоже, кажется, не придется. Слишком ужо сделался меланхоликом.
   Редкий день я не похожу часа два и три и по следам и без следа и беру с собой старого Грачика. Умучаемся оба и ни с чем домой. Это бы ничего, я бы продолжал, но вот что досадно: как-то на днях иду потихоньку, изредка проваливаюсь по кустам -- слышу Грачик затявкал внизу, и вижу прямо на меня выбивается редкими взмахами русак и в 10 шагах навожу на его лоб. Когда целился, то лбище этот так расширился, как желтая беспредельная степь. Как же тут не попасть -- Бух!! Огромнейший прыжок, и русак исчезает в яме. Бросаюсь к нему в яму -- меня осыпает снежная пыль, и в пыли этой опять вижу уже порхнул он, как бекас. Быстро не целясь, и, кажется, вверх, бухнул из левого. И после этого-то выстрела приходит хладнокровие, и я вижу его опять в 10 шагах, как он, отвиливая задом и вправо и влево, осторожно покатил на опушку. Это уже не охота, а пытка, да и Грачик такая дрянь. Совсем не гонит по снегу и врет невообразимо упорно -- часа три тявкал между ямой и лёжкой. Теперь уже если и пойду, то один без него. Кажется, наконец, пришла и к нам зима. Третий день идет всё снег, и стало довольно тихо, авось-то прикроет наши голые поля.
   В "Русск<ом> вестн<ике>" доканчивается "Наш общий друг"15 и слава богу. К концу очень интересен, и много было мест увлекательных, но сколько же и протянулось и скучищи сплинной. Диккенс его приготовил, как будто какой маёнез, в котором вся середина начинена жеваным пудингом и фаршем. Но, может, англичане это-то и любят. Мне же кажется, что в нашей литер<атуре> при всей ее бедности такое блюдо непозволительно. Винегреты с коноплянкой Ольги N16 и пр. дам хоть и несъедомы, но зато постны и скорей уходят с глаз в одной книжке -- а тут тянули целый год. Хорошая вещь статья Герье в X и XI книжке.17 Для Пети выписал "Графиню Катю" (детский ром<ан> с английского) перевод Марьи Алекс<андровны> Сухотиной-жены Серг<ея> Михайловича>, и Петя не отрывался бы, -- но и я ему даю читать помалу, как нам Катков Диккенса. Дядя Фет велел ему послать Вам сочиненную прозу про Господина Тигра и Кошку, но сие произведение на немецком языке, и Фет для меня уже сделал им собственноручный перевод, но всё же весь смак в оригинале, а писать он по-немецк<и> еще не начинал, поэтому и оставили это до Вашего приезда. Стихи же у него что-то не вы-брыкиваются -- верно, муза отлетела к старому Гомеру... Зато карандаш в работе: и гусары, и казаки, и собаки, и хижины, и леса, и даже боги и богини засыпали мой стол. Но я живу более страхом, чем счастливыми помышлениями. Даже его невыразимая привязанность ко мне меня часто пугает.18 К музыке у него всегда было какое-то болезненное удаление, -- и, зная это, я запирал от него двери, когда случалось кто играл. Вечером, после игры Ник<олая> Никит<ича>, нежданно он обращается ко мне: "Что ты меня не учишь, ну хоть отдай меня к музыканту" -- и вот всякий день повторения. Может, это так, каприз, а может, выйдет со временем и в этот мир -- беспредельнаго и едва ли не высочайшего смысла доступного человеку -- и если про поэзию говорят "язык богов", то в музыке -- "глас божий". Немец наш г. Кауфман ездил покутить в Орел и привез немецкого чтения Пете с рисунками и, между прочим, "Der Baзar". Вдруг слышу: "Папа! посмотри Ивана Сергеевича!" Действительно, Вы и есть. Картина изображает концерт у M-me Виардо н какие тут знаменитости собрались и А. Рубинштейн, и Бисмарк и к. к. прусские19 и Ваши стеклушки намечены; видите ли, в какую глушь заносится листок, а всё моды разносят просвещение. Покажу Вас Фету, вот скоро и его увидим.
   

3/февр.

   Узнав, что Дьяковы уже дома, я сегодня съездил к ним, и вот Вам новости о Толст<ом>. Всё их семейство теперь в Москве -- ненадолго. Л. Н. мало того, что кончил "1805", да еще две штучки написал небольшие: "Три студента" и еще какую-то, но печатать в журналах не хотел и совсем издавать не хотел.20 Он весел и счастлив, как давно его таким не видали. Марья Ник<олаевна>, сестра его, поселилась в Туле -- для уроков детям. Она всё хандрит. В Тулу перевезен тот диван, на котором Вы когда-то любили возлежать после обеда (вероятно, в Покровском). Вот какие я Вам описываю фотографические подробности. Не перенесут ли они Вас хоть на минуту в нашу опустелую сторонку.
   Наговорился с Вами до света -- невмоготу. Усталый, полусонный умолкаю. Эх, старость моя! Видно, скоро доживу до рассказов про Коня Змея (Афон. Неофитов). Обнимаю Вас крепко.

И. Борисов.

   1 Так Борисов называет глистов.
   2 Письмо Тургенева от 19 (31) января 1866 г. (Письма, т. VI, стр. 44) -- ответ на письмо 35.
   3 См. стихотворение Фета "Певице" (1857).
   4 Стихотворение "Кому венец: богине-ль красоты..." ("Русский вестник", 1865, No 11, стр. 70).
   5 "Ф. И. Тютчеву". Первый стих: "Прошла весна -- темнеет лес..." (1866).
   6 Тургенев не принял во внимание это замечание. В "Постоялом дворе" осталось: "... обильным запасом хорошего овса в подвале".
   7 Третий ребенок -- Илья Львович родился 22 мая (3 июня) 1866 г. (ум. 1933).
   8 Дмитрия Алексеевича и Дарью Александровну Дьяковых.
   9 "Московские ведомости" выходили с прибавлениями "Современной летописи".
   10 Меледа -- работа без конца, из которой ничего путного не выходит (Даль. Толковый словарь, т. II, стр. 316).
   11 Анри Вьётан (1820--1881) -- знаменитый бельгийский скрипач. Александр Батта (1816--1902) -- известный бельгийский виолончелист.
   12 Об этом Тургенев, вероятно, писал в не дошедшем до нас письме от конца ноября 1865 г. (см.: наст. вып., стр. 473).
   13 Василий Александрович Кокорев (1817--1889) -- разбогатевший на винных откупах предприниматель.
   14 Неоднократно цитируемое стихотворение Фета "Буря на небе вечернем" (1842).
   15 Роман Ч. Диккенса печатался в "Русском вестнике" (1865, NoNo 1--12).
   16 Ольга N -- псевдоним писательницы Софии Влад. Энгельгардт (1828--1894). В мартовском номере "Русского вестника" за 1865 г. был опубликован ее рассказ "Три повести" (стр. 216).
   17 В. И. Герье. Очерк развития исторической науки. "Русский вестник", 1865, NoNo 10--11.
   18 По-видимому, еще в детстве характер Пети Борисова отличался странностями, пугавшими отца, а после его смерти удивлявшими Тургенева и Фета. Это, однако, не помешало Пете прекрасно учиться и после окончания Катковского лицея быть отправленным за счет министерства в Германию, в Иенский университет, для дальнейших занятий по филологии и изучению санскритского языка. Он был образованнейшим человеком, о котором в 1879 г. Толстой сказал: "Не знаю, чему ему надо еще учиться" (Толстой, т. 62, стр. 497).
   Вернувшись из-за границы, Петр Борисов поступил на военную службу, по странности его характера и поступков продолжались. В начале 1885 г. его здоровье настолько ухудшилось, что он был помещен в психиатрическую больницу, где находился до самой смерти. Он умер 25 марта ст. ст. 1888 г.
   19 Антон Григорьевич Рубинштейн (1829--1894); Отто Эдуард Бисмарк (1815--1898); король прусский (с 1861 г.) Вильгельм Гогенцоллерн и его жена королева Августа. Подобную фотографию см.: Тургенев, Сб., вып. I, между стр. 320--321.
   20 Эти произведения Толстого неизвестны.
   

37

24 февр./66. Новоселки.

   С горем пополам принимаюсь на этот раз за письмо к Вам, добрейший Иван Сергеевич, потому что вот 19-го начались наши уездные земские собрания и я всякий день отправляюсь в 11 часов в город и часов в 5 возвращаюсь домой усталый и морально, и физически.
   Нечего Вас спрашивать, наверно, Вам случалось и самому натыкаться на словопрения в компании, но как это тяжело, когда приведется два-три часа обязательно сидеть и выслушивать, а это случается нередко и у нас. Фет взялся быть секретарем заседаний и вести журнал и, утомленный, просил уже увольнения, но упросили остаться. Партий в смысле партий нет -- есть личности -- и поэтому-то и разные оттенки -- искренние, коварные, измена, судя по тому, куда или страсти, или расчеты втянут. Есть и прямые люди, но более таких: "Но умысел другой тут был".1 Какая-то необъяснимая страсть не идти дорогой прямо к цели, а пролезть окольными путями без всякой надобности -- разве уж для оправдания пословицы "Прямо дальше, в объезд ближе". Всё это безобразно выходит, как эти неизбежные тропинки, которые протаптывают обыкновенно по газону рядом с дорожкой -- они всегда грязны. Кстати о них -- не заметили ли Вы, что и немцы, и англичане, и французы их любят?
   В 1-й день собрания мы ничего не сотворили, кроме правил на следующие заседания, которые, разумеется, с следующего же заседания и нарушены.
   Во 2-й день после жарких прений, быть ли управе коллегиальной, или в руках одного, -- устроили ее коллегиальною из 1-го предс<едателя> и двух членов.
   В 3-й день определили содержание, это шло туго и не крестьяне, но купцы упирались, однако содержание назначили изрядное. Когда же на 3-й день приступили к избранию лиц в должности (самый затрудн.), то никого желающего служить не оказалось. Поэтому председат<ель> предложил подумать и потолковать, что это за притча? Просили все единодушно его принять эту должность, но он представил столько причин невозможности и домашних, и не упомню всего, что нечего и думать было беспокоить его. Но вот мы подумали и сначала робко, потом щекотливо -- пока один (Шереметев) уже прямо заявил, что оттого нет желающих, что вознаграждение недостаточно. Решили прибавить, а именно: председателю 1500, членам по 750 и кандидатам суточные по работе. Попробовали опять Владим<ира> Алекс<андровича> и -- согласился, его и выболтировали.2 Потом одного члена (посредника) и 2-й (купец) двух кандидат<ов> избрали из крестьян. Как видите из этого, что о сословной розне нет и помину и единственный раздавшийся голос в сословном разделении (купца Толкачева) единодушно был заглушён л крестьянами, н дворянами, и купцами.
   При избрании 6 гласных в Губернск<ое> собрание произошел маленький скандальчик -- председатель случайно не попал в гласные и поэтому отказался от председательства. Целый день споров и разными ухищрениями -- удалось уничтожить эту болтировку и набрать вновь гласных, и его в том числе (Фет пожертвовал себя из гласных).
   4-й и 5-й дни -- пустоболтание, споры, прения вроде, что лучше -- ждать и не дождаться или иметь и потерять -- всё это называют вопросами юридическими. Наконец сегодня, в 6-й день, при обсуждении подводной повинности вопросы и прения перешли в сословные интересы -- и произошло не одно заявление о сочувств<вии> крестьянам,3 всё это заявлялось сгоряча, но не к делу, всех разъединило, опечалило и поставило в безвыходное положение, т. е. мы пришли без всякой надобности, вместо прямой дороги, по тропинкам к Торпейской скале.4 Фет тотчас это заметил и выразил это так, что все вздрывали от хохота (вот что значит лирик и 4-й этаж!5). Но и это не помогло. Решено отдать на рассмотрение комиссии. Выбрали и комиссию и пригласили туда экспертов. В комиссии этой есть и крестьяне. Не знаю, что будет завтра, а между тем и у меня с одним гласным, очень хорошим человеком, происходили объяснения за мнения различные. Он обиделся, что я был против его. Вот оно что значит новая наша жизнь.
   На хорах постоянно бывают и дамы и слушают очень внимательно. Между гласными крестьянами два есть очень разумные человека, остальные глухонемые -- может, и между этими есть умные люди. Представители купечества наполовину так себе. Но наши -- более всех богом обижены, если взять в соображение весь запас приобретенных знаний, затраченные капиталы воспитания и даже успехи красноречия. Должно быть, и в этом мы страждем против всех недостаточностию практической жизни.
   27-е -- было последнее собрание и закончили его благодари<остью> государю за дарованные права. Множество вопросов, напр. раскладку повинностей, оценку имуществ, мосты, дороги, леса, по неимению точных сведений оставлены до будущего собрания в сентябре, а управе поручено собрать для этого все сведения. Прибавили еще двух членов в управу без жалования (миров, посреди. Тимирязева6 и Кутлера). Вот и всё. Фет до конца не усидел и накануне проскакал через Новоселки в Степановку, там ему нужно насыпать пшеницу, рожь продал, потом скачет в Орел еще получать денежки, где и мы увидимся с ним 3 марта на обеде с поднесением кубка Тимирязеву от нашего участка -- будем говорить спичи (у меня есть приготовленный, о чувствит<ельность>!). Жаль, что Вас нет. В эти немногие дни увидали бы многое разъясняющее наше настоящее положение. Что-то будет в мае на губернск. съезде. Вчера я обедал в Глазуновой у Шереметева. Он решительно отказывается от кормления губернии и ни балов, ни обедов проезжающим особам давать не будет, а живет по-прежнему в деревне. Вчера к ним заезжал из Бадена кн. Лобанов -- мне не удалось его видеть, чтобы поклониться Вам. Дядю Вашего Николая Никол<аевича> мы видели в 1-й день собр<ания>, обещал приезжать, но не появлялся. В 1-й книжке "Р<усского> в<естника>" есть Достоевского "Преступление л наказание", но это не роман, а просто записка уголовного следствия -- ужасная!! фотография!! 7 Фет "Из деревни" еще не послал Каткову -- очень интересная.8 Петя всё ждет от Вас больших стихов. Я Вас крепко обнимаю.

И. Борисов.

   1 Цитата из басни И. Л. Крылова "Музыканты" (1808. Книга первая).
   2 В. А. Шереметев, с 1866 г. орловский губернский предводитель дворянства, был на этом заседании выбран председателем Мценской уездной управы.
   3 Подвода -- зимняя или летняя повозка с лошадью, выставленная от земства (Даль, т. III, стр. 165). Эта повинность касалась только крестьян.
   4 С Тарпейской скалы в Древнем Риме сбрасывали осужденных на смерть.
   5 См. примеч. 16 к письму 26.
   6 Александр Аркадьевич Тимирязев в 1866 г. был мировым посредником по Мценскому уезду.
   7 В ответном письме от 9 (21) марта 1866 г. Тургенев соглашался с тем, что "Преступление и наказание" "действительно замечательная фотография" (Письма, т. VI, стр. 60).
   8 См. примеч. 4 к письму 28.
   
   Дальнейшие письма Борисова к Тургеневу пока неизвестны. На последнее сохранившееся письмо Борисова от 24 февраля ст. ст. 1866 г. (No 37) Тургенев ответил 9 (21) марта (см.: Письма, т. VI, стр. 59). В дальнейшем, до самой смерти Борисова в мае 1871 г., переписка их продолжалась, но нам известны только письма Тургенева. После получения последнего письма Борисова Тургенев послал ему еще 43 письма (см.: Письма, тт. VI--IX), причем в некоторых из них написано, что это ответ сразу на два или несколько писем Борисова (см.: Письма, т. VI, стр. 80 и 98; т. VII, стр. 59, 240, 341); следовательно, можно предположить, что Борисов послал Тургеневу, кроме опубликованных 37, еще около 40 писем.
   По содержанию писем Тургенева видно, что их дружба и взаимная симпатия не прекращались. Тургенев продолжал делиться с Борисовым своими литературными делами, сообщал политические новости, высказывал суждения о новых литературных произведениях, выходящих в России, давал советы о воспитании Пети, просил Борисова присматривать за делами в Спасском. Во время тяжбы с дядей (см. статью Р. Б. Заборовой "Тургенев и его дядя И. И. Тургенев": Тургенев, Сб., вып. III, стр. 231--233) Борисов выполнял поручения Тургенева, пытаясь сначала примирить его с дядей, а потом вынужден был известить о неблагоприятном окончании процесса, которое Тургенев назвал "кораблекрушением" (см.: Письма, т. VII, стр. 59).
   Пригласив в Спасское нового управляющего, Н.А. Кишинского, Тургенев просил Борисова поддержать его в общении с дядей, а при случае последить ("понаблюдайте одним глазком") и за самим Кишинским (который впоследствии также обманул доверие писателя).
   Из писем Тургенева видно, что Борисов продолжал сообщать ему новости с "берегов Зуши", писал о семейных делах соседей, о строительстве железной дороги, об общественных и политических событиях. Как и раньше, большое хместо в их переписке уделено охоте. Особое место занимают сообщения о Фете и Толстом.
   Зиму 1870/71 г. Борисов провел в Москве около сына, поступившего учиться в Катковский лицей. Будучи в Петербурге, Тургенев писал 22 февраля (6 марта) 1871 г. Полине Виардо, что Борисов ждет его в Москве и оттуда они, вероятно, вместе отправятся в деревню (см.: Письма, т. IX, стр. 25). По приезде в Москву 8 (20) марта 1871 г. Тургенев сразу же побывал у Борисова и в тот же день писал Виардо: "... в каком печальном состоянии бедный Борисов, которого я поспешил навестить тотчас но приезде! Худоба его ужасна... Выражение лица почти такое, какое бывает у умирающих; б лось, что ему не дотянуть и до лета -- его унесет весна, этот грозный бич чахоточных. Для меня это будет большая утрата, которую я буду долго и горько оплакивать" (Письма, т. IX, стр. 43). Обстоятельства у Тургенева переменились, и 21 марта (2 апреля) 1871 г. он уехал из Москвы не в деревню, а в Петербург для того, чтобы на следующий день выехать за границу.
   30 апреля (12 мая) 1871 г. Тургенев писал Фету из Лондона: "Ваши известия о Борисове очень и очень печальны. Я почти наверное знаю, что не увидеть мне его больше! Я получил от него письмо, написанное почти неузнаваемым почерком; он мне пишет в нем, что отправляется "вслед за Николаем Толстым"" (Письма, т. IX, стр. 89). Незадолго до смерти Борисов послал Тургеневу, уже из Новоселок, два продиктованных им письма, на которые Тургенев ответил 28 мая (9 июня), советуя ему приехать для поправления здоровья в Эмс, но это письмо, наверное, уже не застало Борисова в живых. 4 (16) июня Тургенев получил от Фета известие о смерти своего преданного друга.

И. А. Хмелевская

   

 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru