И. С. Тургенев Разговор Стихотворение ---------------------------------------------------------------------------- И. С. Тургенев. Полное собрание сочинений и писем в двадцати восьми томах. Сочинения в пятнадцати томах. М.,-Л., Издательство Академии Наук СССР, 1960 Том первый. Стихотворения, поэмы. Статьи и рецензии. Прозаические наброски (1834-1849) ---------------------------------------------------------------------------- * * * Один, перед немым и сумрачным дворцом, Бродил я вечером, исполненный раздумья; Блестящий пир утих; дремало всё кругом - И замер громкий смех веселого безумья. 5 Среди таинственной, великой тишины Березы гибкие шептали боязливо - И каменные львы гляделись молчаливо В стальное зеркало темнеющей волны. И спящий мир дышал бессмертной красотой... 10 Но глаз не подымал и проходил я мимо; О жизни думал я, об Истине святой, О всем, что на земле навек неразрешимо. Я небо вопрошал... и тяжко было мне - И вся душа моя пресытилась тоскою... 15 А звезды вечные спокойной чередою Торжественно неслись в туманной вышине. Июль 1844 I В пещере мрачной и сырой Отшельник бледный и худой Молился. Дряхлой головой 20 Он наклонялся до земли; И слезы медленно текли По сморщенным его щекам, Текли по трепетным губам На руки, сжатые крестом. 25 Таилась в голосе глухом Полуживого старика Непобежденная тоска... Тот голос... много зол и мук Смягчили прежний, гордый звук... 30 И после многих тайных битв, И после многих горьких слез Слова смиренные молитв Он, изнывая, произнес. Бывало, пламенная речь 35 Звенела, как булатный меч, Гремела, как набат, когда Во дни покорности, стыда Упругой меди тяжкий рев В народе будит ярый гнев 40 И мчатся граждане толпой На грозный, на последний бой. Теперь же - с бледных губ - едва, Беззвучно падают слова, Как поздней осенью с вершин 45 Нагих и трепетных осин На землю грустной чередой Ложится листьев легкий рой. II И встал старик... Кончался день; Темнела даль; густела тень; 50 И вот настал волшебный миг, Когда прозрачен, чист и тих Вечерний воздух... ночь близка... Заря пылает... облака Блестят и тают... спит река... 55 И смутный говор мелких волн Невыразимой неги полн - И так торжественны леса, Так бесконечны небеса... III И долго - бледный, как мертвец, 60 Стоял пустынник... наконец, Он вышел медленно на свет. И словно дружеский привет, Знакомый, любящий, родной, В вершине липы молодой 65 Внезапно перелетный шум Промчался... Сумрачен, угрюм, Стоял старик... но так светло Струилась речка..; так тепло Коснулся мягкий ветерок 70 Его волос... и так глубок И звучно тих и золотист Был пышный лес... и каждый лист Сверкал так радостно, что вдруг В безумце замер злой недуг - 75 И озарилися слегка Немые губы старика Под длинной белой бородой Улыбкой грустной, но живой. IV Но вот раздался шум шагов... 80 И быстро вышел из кустов Нежданный гость. Он иногда С отшельником - по вечерам - Сходился в прежние года... Его задумчивым речам 85 Он с детской жадностью внимал... С тех пор он вырос - возмужал - И начал жить... Прошли, как сон, За днями дни - за годом год... Завяла жизнь... И вспомнил он 90 Те встречи - молодость - и вот Стоит он с пасмурным лицом Пред изумленным стариком. V И назвал он себя... Узнал Его пустынник... быстро встал... 95 Дал гостю руку... Та рука Дрожала... Голос старика Погас... Но странник молодой Поник печально головой, Пожал болезненно плечом 100 И тихо вздрогнул... и потом Взглянул медлительно кругом. И говорили взоры те О безотрадной пустоте Души, погибшей, как и все: 105 Во всей, как водится, красе. VI Но понемногу в разговор Они вступили... Между тем Настала ночь. Высокий бор И спит и шепчет. Чуток - нем 110 Холодный мрак... окружена Туманом дымчатым луна... Старик - поникнув на ладонь - Сидел угрюмый, без речей... Лишь иногда сверкал огонь 115 Из-под густых его бровей... Казалось, он негодовал... Он так презрительно молчал... И не сходила до конца С его печального лица 120 Усмешка злая... Говорил Пришлец о том, как он любил, И как страдал, и как давно Ему томиться суждено... И как он пал... Такой рассказ 125 Слыхали многие не раз - И сожалели... нет - едва ль! Не новость на земле печаль. "Старик, и я, - так кончил он Рассказ, - ты видишь, побежден... 130 Как воды малого ручья, Иссякла молодость моя... Меня сгубил бесплодный жар Упорных, мелочных страстей... Беспечности (завидный дар!) 135 Не раз в тоске души моей Просил я... но коварный бог Пытливый дух во мне зажег - А силы... силы не дал он. Твой взор я понял... я смешон; 140 К чему волнуюсь я теперь? За мной навек закрыта дверь. В тот пестрый, равнодушный мир Возврата нет... Так пусть же там Кипит всё тот же наглый пир, 145 Всё тем же молятся богам, И, кровью праведной хмельна, Неправда царствует одна. Что мне до них! Большой ценой Купил я право никогда 150 Не вспоминать о жизни той. Но я люблю - любил всегда Ночного неба мирный блеск И темных волн ленивый плеск, Люблю я вечер золотой, 155 Лесов задумчивый покой И легкий рой румяных туч, Луны стыдливый, первый луч, И первый ропот соловья, И тишину полей... О! я 160 Готов остаться навсегда С тобою здесь..." Старик В твои года Любил я накануне битв Слова задумчивых молитв; Любил рассказы стариков 165 О том, как били мы врагов; Любил торжественный покой Заснувшей рати... За луной Уходят звезды... вот - восток Алеет... легкий ветерок 170 Играет клочьями знамен... Как птица спугнутая, сон Слетел с полей... седой туман Клубится тяжко над рекой. Грохочет глухо барабан - 175 Раздался выстрел вестовой - Проворно строятся полки - В кустах рассыпались стрелки... И сходят медленно с холмов Ряды волнистые врагов. 180 Любил я блеск и стук мечей, И лица гордые вождей, И дружный топот лошадей, Когда, волнуясь и гремя, Сверкала конница в дыму, 185 Визжали ядра... Полно! Я Старик. Но - помню - как тюрьму, Я ненавидел города; И надышаться в те года Не мог я воздухом лесов, 190 И был я силен и суров, И горделив - и, сколько мог, Я сердце вольное берег. Молодой человек Дивлюсь я, слушая тебя. Как? Неужели ж помнишь ты 195 Тревоги молодости? Старик Я Всё помню. Молодой человек Детские мечты? Восторги пламенные? Старик Да. Ребенок искренний, тогда Я был глупей тебя - глупей... 200 Я не шутил душой моей... И всё, над чем смеешься ты Так величаво, те "мечты" В меня вросли так глубоко, Что мне забыть их нелегко. 205 Но ты, бесстрастный человек, Ты успокоился навек. Молодой человек Кто? Я спокоен? Боже мой! Я гибну в медленном огне... Да ты смеешься надо мной, 210 Старик! Старик О нет! Но грустно мне. Кичливой ревностью горя, Расправив гордо паруса, Давно ль в далекие моря Под неродные небеса 215 Помчался ты? И что ж? о срам! Едва дохнула по волнам Гроза - к родимым берегам, Проворен, жалок, одинок, Бежит испуганный челнок. 220 В разгаре юношеских сил Ты, как старик, и вял и хил... Но боже! разве никогда Не знал ты жажду мыслей, дел, Тоску глубокого стыда, 225 И не рыдал и не бледнел? Любил ли ты кого-нибудь? Иль никогда немая грудь, Блаженства горького полна, Не трепетала, как струна? Молодой человек 230 А ты любил? И вдруг старик Умолк - и медленно лицом На руки дряхлые поник. Когда же голову дотом Он поднял - взор его потух... 235 Он бледен был, как будто дух Тревожный, плачущий, немой Промчался над его душой. "Я сознаюсь, - так начал он, - Твой неожиданный приход 240 Меня смутил. Я потрясен. Я ждал тебя так долго... вот Ты появился, наконец, Печальным гостем предо мной... Как сына слушает отец, 245 Тебя я слушал... И тоской Внезапно стал томиться я... И странно! прежняя моя Любовь - и всё, что так давно В моей груди схоронено, 250 Воскресло вдруг... пробуждены Живые звуки старины, И тени милые толпой Несутся тихо надо мной. Я знаю: стыдно старику 255 Лелеять праздную тоску; И, как осенняя гроза, Бесплодна поздняя слеза... Но близок смерти горький час; Но, может быть, в последний раз 260 Я с человеком говорю, Последним пламенем горю... О жизнь! О юность! О любовь! Любовь мучительная!.. Вновь Хочу - хочу предаться вам, 265 Хотя б на миг один... а там Погасну, вспыхнувши едва... . . . . . . . . . . . . . . Ты говоришь: любил ли я? Понятны мне слова твои... Так отвечайте ж за меня, 270 Вы, ночи дивные мои! Не ты ль сияла надо мной, Немая, пышная луна, Когда в саду, в тени густой Я ждал и думал: вот она! 275 И замирал, и каждый звук Ловил, и сердца мерный стук Припять, бывало, был готов За легкий шум ее шагов... И с той поры так много лет 280 Прошло; так много, много бед Я перенес... но до конца - В пустыне, посреди людей - Черты любимого лица Хранил я в памяти моей... 285 Я вижу, вижу пред собой Тот образ светлый, молодой... Воспоминаний жадный рой Теснится в душу... страстно я Им отдаюсь... в них ад и рай... 290 Что ты послушайся меня: До старых лет не доживай. Забуду ль я тот дивный час, Когда, внезапно, в первый раз Смущенный, стал я перед ней? 295 Огнем полуденных лучей Сверкало небо... Под окном, Полузакрытая плющом, Сидела девушка... слегка Пылала смуглая щека, 300 Касаясь мраморной руки... И вдоль зардевшейся щеки На пальцы тонкие волной Ложился локон золотой. И взор задумчивый едва 305 Блуждал... склонялась голова... Тревожной, страстной тишиной Дышали томные черты... Нет! ты не видывал такой Неотразимой красоты! 310 Я с ней сошелся... Я молчу... Я не могу, я не хочу Болтать о том, как я тогда Был счастлив... Знай же - никогда. Пока я не расстался с ней, 315 Не ведал я спокойных дней... Но страсть узнал я, злую страсть... Узнал томительную власть Души надменной, молодой Над пылкой, преданной душой. 320 Обнявшись дружно, целый год Стремились жадно мы вперед, Как облака перед грозой... Не признавали мы преград, И даже к радости былой 325 Не возвращались мы назад... Нет! торжествуя без конца, Мы сами жгли любовь и жизнь - И наши гордые сердца Не знали робких укоризн... 330 Но всё ж я был ее рабом - Ее щитом, ее мечом... Ее рабом я был! Она Была свободна, как волна. И мне казалось, что меня 335 Она не любит... О, как я Тогда страдал! Но вот идем Мы летним вечером - вдвоем Среди темнеющих полей... Идем мы... Клики журавлей 340 Внезапно падают с небес - И рдеет и трепещет лес... Мне так отрадно... так легко... Я счастлив... счастлив я вполне... И так блаженно-глубоко 345 Вздыхает грудь... И нет во мне Сомнений... оба мы полны Такой стыдливой тишины! Но дух ее был смел и жив И беспокойно горделив; 350 Взойдет, бывало, в древний храм И, наклонясь к немым плитам, Так страстно плачет... а потом Перед распятым божеством Надменно встанет - и тогда 355 Ее глаза таким огнем Горят, как будто никогда Их луч, и гордый и живой, Не отуманился слезой. Ах! та любовь, и страсть, и жар, 360 И светлой мысли дивный дар, И красота - и всё, что я Так обожал, - исчезло всё... Безмолвно приняла земля Дитя погибшее свое... 365 И ясен был спокойный лик Великой матери людей - И безответно замер крик Души растерзанной моей... Кругом - пленительна, пышна, 370 Сияла ранняя весна, Лучом играя золотым Над прахом милым и немым. В восторгах пламенной борьбы Ее застал последний час... 375 И без рыданий, без мольбы Свободный дух ее погас... А я! не умер я тогда! Мне были долгие года Судьбой лукавой суждены... 380 Сменили тягостные сны Тот первый, незабвенный сон... Как и другие, пощажен Я не был... дожил до седин... И вот живу теперь один... 385 Молюсь..." Молодой человек Как ты, любил и я... Но не могу я рассказать, Как ты, любовь свою... Меня Ты не захочешь понимать... Бывало, в мирный час, когда 390 Над бледным месяцем звезда Заблещет в ясной вышине, И в безмятежной тишине Журчит и плещет водопад, И тихо спит широкий сад, 395 И в наклоненных берегах Дремотно нежится река, - Сижу я с ней... в моих руках Лежит любимая рука, - И легкий трепет наших рук, 400 И нежной речи слабый звук, Ее доверчивый покой, И долгий взгляд, и вздох немой - Всё говорит мне: ты любим! И что ж! мучительно томим 405 Тоской безумной, я молчу... Иль головой к ее плечу Я наклонюсь... и горячо На обнаженное плечо Неистощимой чередой 410 Слеза струится за слезой... О чем, скажи мне, плакал я? Нет! жизнь отравлена моя! Едва желанное вино К моим губам поднесено - 415 И сам я, сам, махнув рукой, Роняю кубок дорогой. Когда ж настал прощальный миг - Я был и сумрачен и тих... Она рыдала... видит бог: 420 Я сам тогда понять не мог: Зачем я расставался с ней... Молчал я... в сердце стыла кровь - Молчал я... но в душе моей Была не жалость, а любовь. 425 Старик, поверь - я б не желал Прожить опять подобный час... Я беспощадно разрывал Всё, всё, чт_о_ связывало нас... Ее, себя терзал я... но 430 Мне было стыдно и смешно. Что столько лет я жил шутя, Любил забывчивый покой И забавлялся, как дитя, Своей причудливой мечтой... 435 Я с ней расстался навсегда - Бежал, не знаю сам куда... Следы горячих, горьких слез Я на губах моих унес, Я помнил всё: печальный взор 440 И недоконченный укор... Но всё ж на волю, на простор, И содрогаясь и спеша, Рвалась безумная душа. И для чего? Но я тогда 445 Не знал людей... Так иногда В степи широкой скачешь ты И топчешь весело цветы, И мчишься с радостной тоской, Как будто там, в дали немой, 450 Где, ярким пламенем горя, Сверкает пышная заря, Где тучки светлые легли Легко - на самый край земли, - Как будто там найдешь ты всё, 455 Чем сердце страстное твое Так безотчетно, так давно, Так безвозвратно пленено... И ты примчался... Степь кругом Всё так же спит ленивым сном... 460 Томя нетерпеливый взгляд, Несется тучек длинный ряд, Лепечет желтая трава Всё те же смутные слова... И та же н_а_ сердце печаль, 465 И так же пламенная даль Куда-то манит... и назад Поедешь, сам себе не рад. Но ты задумался? Старик Ты прав. Твой беспокойный, странный нрав 470 Мне непонятен. Создал бог Нас разно... Ты в любви не мог Найти покоя... но любовь Не благо высшее людей; Нетерпеливо пышет кровь 475 В сердцах немыслящих детей... Они лишь для себя живут; Когда ж минует та нора, Приличен мужу долгий труд На славном поприще Добра. 480 Ты жил, скиталец молодой; Ты жил; так стань же предо мной - На сердце руку положи И, не лукавствуя, скажи: Какой ты подвиг совершил? 485 Какому богу ты служил? Молодой человек Когда бы кто-нибудь другой Вопрос превыспренний такой Мне предложил - ему в ответ Я засмеялся бы... но нет! 490 Перед тобой раскрыта вся Душа печальная моя. Бывало, полный гордых дум, Руководимый божеством Каким-то, жизни вечный шум 495 Внимал я с тайным торжеством... Я думал: там, в толпе людей, Я волю дам душе моей; Среди друзей, среди врагов, Узнаю сам, кто я таков... 500 И за тобой, о мой народ, Пойду я радостно вперед - И загорится в сердце вновь Святая, братская любовь. Но что же! вдруг увидел я, 505 Что в целом мире для меня Нет места; что я людям чужд; Что нет у нас ни тех же нужд, Ни тех же радостей; что мне Они то страшны, то вполне 510 Непостижимы, то смешны... И, потрясен до глубины Души, взывал я к ним... но сам Не верил собственным словам. Я с ними сблизиться не мог...... 515 и вновь один, среди тревог Пустых, живу я с давних пор... Старик Ты произнес свой приговор. Ты, как дитя, самолюбив, Как женщина, нетерпелив, 520 И добродушно лишь собой Ты занят; нет любви прямой И нет возвышенных страстей В душе мечтательной твоей. Но вспомни: "там, в толпе людей", 525 Встречал ты юношей живых, Неговорливых и простых? Встречал ты старцев и мужей, Достойных, опытных вождей? И, примиренный, наконец, 530 С судьбой, ты видел в них залог Того, что ревностных сердец Не покидает правый бог? Молодой человек Встречал я "старцев молодых", Людей прекрасных - и пустых; 535 Встречал я слабых добряков И вздорных умников - толпой; Встречал любезных остряков, Довольных службой и судьбой, И государственных людей, 540 Довольных важностью своей. А вечный раб нужды, забот, Спешил бесмысленный народ На шумный, на постыдный торг... Мечтал неопытный в тиши; 545 Но глупенький его восторг Не веселил моей души; Разочарованного стон И бесполезен и смешон; Но вдохновенный взгляд детей 550 И ненавистней и смешней. И вот сограждане мои! Старик, - вот юноши твои! И всех пугает новизна, Им недоступна красота... 555 И даже доблестным страшна Насмешка праздного шута. Нет! юношей не видел я... Нет! нет! ты знаешь: жизнь моя Прошла, как безотрадный сон... Старик 560 Когда бы не был ты влюблен В игру бесплодную мечты, Когда бы в бога верил ты И страстной, пламенной душой, Неутомимой до конца, 565 Искал бы, как воды живой, Блаженной близости творца, - Тогда, быть может, на тебя, Твою настойчивую страсть, Твой дух ревнивый возлюбя, 570 Сошла б таинственная власть. Внезапным ужасом гоним И гневом праведным томим, Ты стал бы, сумрачный, немой, Пред легкомысленной толпой... 575 И первый крик души твоей Смутил бы суетных детей... Толпа не смеет не признать Великой силы благодать, И негодующий пророк 580 Карал бы слабость и порок - Гремели б страстные слова, И, как иссохшая трава, Пылали б от твоих речей Сердца холодные людей. 585 Но малодушный ты! Судьбе Ты покорился без стыда... Так что ж, скажи, могло тебе Дать право гордого суда Над миром? - Нет! не верю я; 590 Нет! оклеветана толпа Тобой... но если речь твоя Не ложь, достойная раба, - Тогда - господь отцов моих! Всесильный! посети же вновь 595 Детей забывчивых твоих... Напрасна кроткая любовь - Так посели ты в их сердцах И трепет и великий страх т- Промчись живительной грозой 600 Над грешной, суетной землей! Молодой человек Не поминай его, старик... Он так далек... Он так велик - А мы так малы... Да притом Он нас забыл давно... О нем 605 Твердили миру чудеса - Теперь безмолвны небеса... О, если бы пророк святой Сказал мне: встань! иди за мной! Клянусь, пошел бы я, томим 610 Великой радостью, за ним - За ним - на гибель, на позор... И пусть надменный приговор Толпы рабов, толпы слепой Гремит над ним и надо мной! 615 Но где пророки? О старик! Тебе противен слабый крик Души печальной и больной... Ты презираешь глубоко Мою тоску... Но, боже мой! 620 Ты думаешь, что так легко С надеждами расстался я? Что равнодушно сам себе Сказал я: гибнет жизнь моя! Что грудь усталая - к борьбе 625 Упрямо, долго не рвалась? Что за соломинки сто раз Я не хватался?.. Ах, о чем Хлопочем мы? Взгляни кругом: Спокойно, кротко спит земля; 630 Леса, широкие поля Озарены - обагрены Лучами влажными луны... И вот - мне чудится: ко мне, Подобно медленной волне, 635 Торжественно, как дальний звон Колоколов, со всех сторон, С недостижимых облаков И с гор, живущих сотый век, Несется плавно звучный зов: 640 Смирись, безумный человек! Старик И я тот голос неземной Не раз - пред утренней зарей Слыхал и тронутой душой Стремился трепетно к нему, 645 К живому богу моему. Но в тишине других ночей Звучал, бывало, громкий зов В груди встревоженной моей... И тех простых и гордых слов 650 Я не забыл: "Не унывай, Трудись и бога призывай; И людям верь, и верь уму - Не покоряйся никому, Живи для всех и знай: крепка 655 Твоя непраздная рука". Молодой человек А между тем не ты ли сам Покинул "бренный" мир? Старик Страстям Я предал молодость... оне Меня сгубили... но клянусь: 660 Того, что прежде было мне Святыней, - нет! я не стыжусь! Молодой человек Ты всех моложе нас, старик; Мне непонятен твой язык. Старик Так будь же проклят ты навек, 665 Больной, бессильный человек, - За то, что нагло, без стыда Ты погубил - и навсегда - Всё, чем жила душа моя В часы мучительной тоски, - 670 Мои надежды, всё, что я Любил, как любят старики! Зачем пришел ты? Без тебя, Надежды робкие тая В груди разбитой, но живой, 675 Я, грешник, здесь, один, в лесах Мечтал о жизни молодой, О новых, сильных племенах - Желал блаженных, ясных дней Земле возлюбленной своей; 680 Дерзал молиться в тихий миг Не за себя - но за других... Теперь же - страшной темнотой Весь мир покрылся; надо мной Гремит уныло близкий гром... 685 Один, в пыли перед лицом Твоим, карающий творец, Я каюсь, каюсь, наконец, - Измучен я... обманут я... Но сжалься - пощади меня - 690 Мне смерть страшна - я не готов Идти на твой могучий зов... А жить... нет! жить еще страшней В такой невыносимой мгле - И места нет душе моей 695 Ни в небесах, ни на земле! Молодой человек Старик, ты прав, но ты жесток. Послушай: каждый твой упрек Неотразим... душа моя Томится гневом и тоской 700 И замирает, как змея Под торжествующей пятой... И стыдно мне: мои глаза Сжигает едкая слеза... Но всё ж ты прав: я шут, я раб - 705 Я, как ребенок, вял и слаб; Мои мечты еще глупей Моих младенческих затей... И не далась мне тайна слов Живых - властительных речей; 710 Не долетает слабый зов До невнимающих ушей... Вокруг меня толпа шумит, Толпа не чувствует тоски - И недоверчиво глядит 715 На слезы глупые мои... Нет! полно! нет - перед тобой Клянусь я в этот страшный миг, Клянусь я небом и землей, Клянусь позором слез моих - 720 Я не снесу моих цепей, Родимый край, тебя, друзей, Без сожаленья, навсегда Покину... и пойду тогда, И безнадежен и суров, 725 Искать неведомых богов, Скитаться с жадностью немой Среди чужих, в земле чужой, Где никому не дорог я, Но где вольна душа моя, 730 Где я бестрепетно могу Ответить вызовом врагу - И, наконец, назло судьбе, Погибнуть в радостной борьбе! Старик Бежать ты хочешь? Но куда? 735 Зачем? К кому? Молодой человек Старик, когда Ты так усердно расточал Упреки - помнишь? я молчал; Теперь я спрашиваю вас, О, предки наши! что для нас 740 Вы сделали? Скажите нам: "Вот, нашим доблестным трудам Благодаря, - смотрите - вот Насколько вырос наш народ... Вот несомненный, яркий след 745 Великих, истинных побед!" Что ж? отвечайте нам!.. Увы! Как ваши внуки, на покой Бессмысленный спешили вы С работы трудной - но пустой... 750 И мы не лучше вас - о нет! Нам то же предстоит... Смотри: Над дальним лесом слабый свет, Предвестник утренней зари, Мерцает... близок ясный день - 755 Редеет сумрачная тень... Но не дождаться нам с тобой Денницы пышной, золотой, И в час, когда могучий луч Из-за громадных синих туч 760 Блеснет над радостной землей, - Великий, бесконечный крик Победы, жизни молодой Не долетит до нас, старик... Не пережив унылой тьмы, 765 С тобой в могилу ляжем мы - Замрет упорная тоска; Но будет нам земля тяжка... Нам даже слава не далась... И наш потомок - мимо нас 770 Пройдет с поднятой головой, Неблагодарный и немой. Он торопливо встал... Рукой Лицо закрыл старик седой; И, думой тягостной томим, 775 Сидит он грустно-недвижим... Но где же странник? Он исчез... Шумит сурово темный лес; И тучи ходят - и страшна Пустынной ночи тишина. ВАРИАНТЫ УСЛОВНЫЕ СОКРАЩЕНИЯ И ОБОЗНАЧЕНИЯ Основные принципы построения настоящего издания изложены в предисловии "От редакции" (стр. 5-8). Для облегчения пользования материалами в разделах "Варианты" (или "Другие редакции и варианты") и "Примечания" необходимо сделать несколько дополнительных пояснений. Варианты к основному тексту, извлекаемые из рукописей Тургенева, списков или печатных публикаций, печатаются по следующей системе. Варианты к прозаическим текстам печатаются вместе с теми отрывками (одним или несколькими словами, фразою, частью фразы), к которым относятся, с обозначением слева на поле номеров страниц и строк основного текста. Вслед за цифрой строки (или строк) печатается нужный отрывок основного текста, правее - после вертикальной черты - предшествующий ему вариант; ряд последовательных вариантов обозначается, от самого раннего к самому позднему, буквами а., б., в. и т. д. Если последний (незачеркнутый или окончательный для данного текста) вариант не совпадает с основным текстом, после варианта ставится знак * (звездочка). В случаях совпадения последнего варианта с основным текстом, этот последний вариант не приводится, но приводится лишь предпоследний вариант, без знака. Промежуточный вариант, совпадающий с основным текстом, не приводится и заменяется словами: Как в тексте. Если приводится большой отрывок основного текста или повторяется длинный вариантный текст, неварьирующие части отрывка опускаются и опущенная часть текста заменяется значком оз (тильда). Введенные в варианты (а также и в основные тексты, печатаемые с черновых рукописей) зачеркнутые слова в случаях, когда они заменены другими, а также в случаях, когда без них не получается связного текста, заключаются в прямые скобки [ ]; первоначальные варианты, отмеченные полностью, даются без скобок. Редакторские добавления недописанных или поврежденных слов, восстановленных по догадке (конъектуры), заключаются в ломаные скобки <>; недописанная часть слова, не поддающаяся раскрытию, обозначается <...>. Слова, чтение которых сомнительно, сопровождаются знаком . Неразобранные в автографе слова обозначаются: <нрзб.>; если не разобрано несколько слов, отмечается их число: например, <2 нрзб.> означает - два неразобранных слова. Слова, неудобные для печати, обозначаются тремя черточками (дефисами) в ломаных скобках, независимо от количества букв в слове или выражении. Рукописные и печатные источники вариантов обозначаются условными сокращениями, список которых см. ниже; если источников несколько, то для их обозначения применяются сиглы, т. е. максимально сокращенные формулы, принятые и объясненные в примечаниях для каждого конкретного случая особо. Шифры рукописных источников в комментариях даются полностью, а в вариантах, как правило, в сокращенном виде. Варианты к стихотворным произведениям даются по тем же правилам, с той, однако, разницей, что при цифре стиха основного текста самый этот стих не приводится, а приводятся только варианты к нему. В случаях, когда рукописный или первопечатный, цензурный и т. п. текст существенно отличается от окончательного (основного) и образует самостоятельную редакцию, последняя печатается целиком, с приведением в подстрочных сносках предшествующих вариантов. В примечаниях применяются те же сокращенные обозначения источников текстов, что и в вариантах, а также условные сокращения наиболее часто употребляемых названий журналов, сборников, литературоведческих работ, изданий классиков и проч. Список этих сокращений служит для всего издания, с необходимыми дополнениями к нему в соответствующих томах. СПИСОК ПРИНЯТЫХ СОКРАЩЕНИЙ Б Чт - "Библиотека для чтения" (журнал). Белинский, ПСС - В. Г. Белинский, Полное собрание сочинений, тт. I-XIII, изд. Академии наук СССР, М., 1953-1959. Былое - "Былое" (журнал). BE - "Вестник Европы" (журнал). Вольф, Хроника - А. И. Вольф. Хроника Петербургских театров, с конца 1826 до начала 1881 года, части I-III. СПб., 1877-1884. ГБЛ - Государственная библиотека СССР имени В. И. Ленина (Москва). Halp.-Kam., Viardot - Ivan Tourgueneff. Lettres a Madame Viardot, publiees et annotees par E. Halperine-Kaminsky. Paris, Bibliothиque Charpentier, 107. Перепечатано: то же, 1926. Герцен, ИАН - А. И. Герцен, Собрание сочинений в тридцати томах, тт. I-XX, изд. Академии наук СССР, М., 1954-1959. Издание продолжается. Г Мин - "Голос минувшего" (журнал). ГПБ - Государственная публичная библиотека имени M. E. Салтыкова-Щедрина (Ленинград). Звенья - "Звенья". Сборник материалов и документов но истории литературы, искусства и общественной мысли XIV- XX вв., под ред. В. Д. Бонч-Бруевича, А. В Луначарского и др., тт. I-IX, "Academia", M,-Л., 1932-1950. ИВ - "Исторический вестник" (журнал). ИРЛИ - Институт русской литературы (Пушкинский Дом) АН СССР (Ленинград). Корнилов, Годы странствий - А А Корнилов Годы странствий Михаила Бакунина. ГИЗ. Л.- М., 1925. Лит Арх - "Литературный архив". Материалы по истории литературы и общественного движения, тт. 1-4, изд. Академии наук СССР. М.-Л., 1938-1953 (Институт русской литературы - Пушкинский Дом). Лит.-Библиолог. сб - Литературно-библиологический сборник (Труды комиссии Русского библиологического общества по описанию журналов XIX века. Вып. 1). Под ред. Л. К. Ильинского. Пг., 1918 (Русское библиологическое общество). Лит Мысль - "Литературная мысль". Альманах, тт. I -III, изд. "Мысль", Пг., 1922, Л., 1925. Лит Наcл - "Литературное наследство", тт. 1-68, изд. Академии наук СССР, 1931-1960. Некрасов, ПСС и П. - Н. А. Некрасов, Полное собрание сочинений и писем, под общ. ред. В. Е. Евгеньева-Максимова, А. М. Еголина и К. И. Чуковского, тт. I-XII. Гослитиздат. М., 1948-1953. Н Мир - "Новый мир" (журнал). О Зап - "Отечественные записки" (журнал). Переписка Грота с Плетневым - Переписка Я. К. Грота с П. А. Плетневым, издание под ред. К. Я. Грота, тт. I-III. СПб., 1896. Петербургский сборник - "Петербургский сборник", изданный Н. Некрасовым. СПб., 1846. Письма к Герцену - Письма К. Дм. Кавелина и Ив. С. Тургенева к Ал. Ив. Герцену. С объяснит. прим. М. Драгоманова. Женева, 1892. ПСП - Первое собрание писем И. С. Тургенева 1840- 1883 гг., изд. Общества для пособия нуждающимся литераторам и ученым. СПб., 1884 (на обложке: 1885). Пушкин ПСС - Пушкин. Полное собрание сочинений. Тт. I-XVI. М., изд. Академии наук СССР. 1937-1949. Р Арх - "Русский архив" (журнал). Р Б - "Русское богатство" (журнал). Р Вед - "Русские ведомости" (газета). Р В - "Русский вестник" (журнал). Р Мысль - "Русская мысль" (журнал). Р Пропилеи - Русские Пропилеи. Материалы по истории русской мысли и литературы. Собрал и подготовил к печати М. О. Гершензон, т. 3, М., 1916. Р Сл - "Русское слово" (журнал). Р Ст - "Русская старина" (журнал). R Hebd - "Revue hebdomadaire" (журнал). Сев В - "Северный вестник" (журнал). Совр - "Современник" (журнал). СПб Вед - "С.-Петербургские ведомости" (газета). С Пчела - "Северная пчела" (газета). Станкевич, Переписка - Переписка Николая Владимировича Станкевича. 1830-1840. Ред. и изд. Алексея Станкевича. М., 1914 Стасюлевич - M. M. Стасюлевич и его современники в их переписке. Под ред. М. К. Лемке, тт. I-V. СПб., 1911-1913. Т и его время, - Тургенев и его время. Первый сборник под ред Н. Л. Бродского. ГИЗ. М., 1923. Т, ПСС, 1883 - Полное собрание сочинений И. С. Тургенева. Посмертное издание. Тт. 1-10. СПб., тип. Глазунова, 1883. Т, ПСС, 1897 - Полное собрание сочинений И. С. Тургенева, тт. 1-10, изд. 4-е, тип. Глазунова. СПб., 1897. Т, ПСС, 1898 ("Нива") - Полное собрание сочинений И. С. Тургенева в 12 томах, СПб., изд. А. Ф. Маркса, приложение к журналу "Нива", 1898. Повторено в издании литературно-издательского отдела Наркомпроса. Пг., 1919. Т, сб (Бродский) - И. С. Тургенев. Материалы и исследования. Сборник под ред. Н. Л. Бродского. Орел, 1940. Т сб (Пиксанов) - Тургеневский сборник. Изд. "Огни". Пг., 1915 (Тургеневский кружок под руков. Н. К. Пиксанова). Т, Соч, 1880 - Сочинения И. С. Тургенева, тт. 1-10. М., изд. наел. бр. Салаевых, 1880. Т, Сочинения - И. С. Тургенев, Сочинения, под ред. К. Халабаева и Б. Эйхенбаума, тт. I-XII, ГИХЛ. М.- Л., 1929-1934. Т, СС - И. С. Тургенев. Собрание сочинений в двенадцати томах. Тт. I-XII. М., Гослитиздат, 1953-1958. Т, СС ("Огонек") - И. С. Тургенев. Собрание сочинений. Под ред. Л. Л. Бродского, И. А. Новикова, А. А. Суркова, тт. I-XI. М., изд. "Правда", приложение к журналу "Огонек", 1949. Т, Стих, 1885 - Стихотворения И. С. Тургенева. СПб., 1885. Т, Стих, 1891 - Стихотворения И. С. Тургенева. Изд. 2-е. Просмотренное, исправленное и дополненное С. Н. Кривенко. СПб., 1891. ЦГИАЛ - Центральный государственный исторический архив, Ленинградское отделение (Ленинград). Центрархив, Документы - Документы по истории литературы и общественности, вып. 2. И. С. Тургенев, изд. Центрархив РСФСР, М.-Пг., 1923. Чернышевский, ПСС - Н. Г. Чернышевский, Полное собрание сочинений в 15 томах, ГИХЛ, М., 1939-1953. РАЗГОВОР Варианты Т, Стих, 1891 Перед текстом: Посвящено *. . . . .*. . . . .*. . . . . . . . 15-16 А звезды вечные высоко над землею Торжественно неслись в надменной тишине. 59-60 Вздохнул задумчиво монах... И, четки стиснувши в руках, 113 "В рукописи есть лишний стих: В его потупленных глазах" (примечание С. Н. Кривенко) 276 Молчал и жадно каждый звук 373 В начале пламенной борьбы 386 Но я не в силах рассказать 388 Старик, не можешь ты понять 496 Я думал: там, среди людей 626 Прекрасных, гордых и святых? 643 На шумный, на позорный торг 637 С полей, с темнеющих холмов 840 Начато: "Смирись, безумец!" Варианты автографа 385-388 Любил, как ты... любил и я... Но я не в силах рассказать, Как ты, любовь мою... меня, Старик, не можешь ты понять. 393 Стыдливо плещет водопад 399-400 И летней ночи дивный сон, И милой речи легкий звон - ПРИМЕЧАНИЯ Печатается по тексту первой публикации. Впервые опубликовано отдельным изданием: "Разговор. Стихотворение Ив. Тургенева (Т. Л.)", СПб., 1845, с цензурными пропусками в стихах: 36-41, 146-147, 353, 603-606. Полностью - в издании: Т, Стих, 1885, В настоящем издании цензурные пропуски восстанавливаются и варианты приводятся но изданию: Т, Стих, 1891, где поэма напечатана также полностью, без купюр. Отсутствие разночтений между изданиями 1885 и 1891 гг. заставляет предполагать, что в основе их лежал один и тот же автограф. Но в издании 1891 г. этот автограф воспроизведен полнее: вступлению к поэме здесь предшествует подзаголовок: "Посвящено ***", отсутствующий в других изданиях; в подстрочных сносках С. Н. Кривенко привел некоторые черновые варианты текста. В собрание сочинений впервые включено в издании: Т, ПСС, 1898 ("Нива"), т. IX, стр. 149-172. Автограф в настоящее время неизвестен. В примечаниях к поэме в Т, Стих, 1891 о нем сообщается: "Находящаяся у нас рукопись представляет, по всем вероятиям, черновик, потому что переполнена множеством помарок и поправок. Поправки эти существенного значения не имеют, но для людей, изучающих собственно процесс поэтического творчества, представляют некоторый интерес. Участвующий в разговоре старик везде называется монахом и отшельником и преобразился в старика, вероятно, исключительно в видах цензурных. На стр. 4, 9 и 14 зачеркнуто и отчеркнуто несколько стихов, с отметкою на полях: "выкинуть ради цензуры"; но все места эти, внушавшие автору опасения, не были вымараны цензурой. В начале рукописи написано рукою И. С: "Разговор. Стихотворение Ив. Тургенева (Т. Л.) 777 стихов", а в конце сделана пометка: 20 августа, 1844 г. С. Парголово""(Т, Стих, 1891, стр. 253; ср. Т. Сочинения, т. XI, стр. 621; Т, СС, т. X, стр. 612). Сохранился автограф отрывка (ст. 385-410) с пометой автора: "Петербург, 15-го мая 1844". (ИРЛИ, ф. 445, No 536). Отрывок записан на отдельном листе, беловым почерком, с подписью автора, и представляет собой, вероятно, подносной автограф для альбома. Текст автографа обработан так, чтобы ого можно было прочесть и понять независимо от предшествующего текста: первый стих отрывка, соответствующий ст. 385 поэмы, написан слитно, как начало монолога. Между тем в поэме ст. 385 разделен между двумя репликами диалога (ср. текст и варианты). Запись представляет собой отрывок поэмы в ее первоначальной редакции, совпадающей с черновыми вариантами, сообщенными С. Н. Кривенко. Поэма датируется (по последней помете) 20 августа 1844 г. Время создания поэмы определяется этой и предшествующими датами на автографе и в печатном тексте. Автограф ИРЛИ датирован 15 мая 1844 г. Очевидно, к этому времени была готова первая редакция, на которой выписан отрывок. Так как Тургенев лишь 5 мая ст. ст. вернулся в Петербург из Москвы, где прожил с февраля 1844 г., то можно предположить, что именно в Москве, в марте - апреле, он и работал над первой редакцией поэмы. В июле 1844 г., на даче в Парголове, он стал обрабатывать поэму для печати (вступление к ней помечено: "Июль 1844"), Переработка закончена к 20 августа 1844 г. (см. Т, Стих, 1891, стр. 253). Поэма отразила атмосферу идеологических споров в кругу московских и петербургских друзей Тургенева. Кто скрыт под тремя звездочками в посвящении, установить со всей определенностью трудно. Но есть основания предполагать, что поэма посвящена В. Г. Белинскому, с которым Тургенев особенно сблизился летом 1844 г. Познакомившись в начале 1843 г. и на протяжении всей зимы 1843-1844 гг. часто встречаясь в Петербурге, они вели многочасовые разговоры по вопросам общественным, философским, литературным (см. письмо Белинского к В. П. Боткину от 31 марта (3 апреля) 1843 г., Белинский, ПСС, т. XII, стр. 154; статьи Тургенева "Встреча моя с Белинским", 1860 и "Воспоминания о Белинском", 1869). Летом 1844 г. Тургенев, живя на даче в Парголове, ежедневно навещал Белинского, проводившего лето неподалеку от него в Лесном (см. Воспоминания А. В. Орловой в сборнике "Лепта Белинского", М., 1892, стр. 16-17). Стихотворение Тургенева "Толпа" (1843), очень близкое по проблематике к поэме и посвященное автором Белинскому, в журнале "Отечественные записки", где оно было напечатано, появилось без посвящения (подробнее об этом см. в примечании к стихотворению "Толпа", наст, том, стр. 517). Возможно, что Тургенев, огорченный судьбой этого посвящения, повторил его в поэме "Разговор", но в зашифрованном звездочками виде. В конце августа или в сентябре 1844 г. Тургенев обратился с письмом к А. В. Никитенко, которого просил процензуровать текст поэмы: "Пользуюсь Вашим позволением и прошу Вас убедительно немножко поспешить просмотрением прилагаемой при сем безделки; Краевскому она нужна в октябрьский No "Отечественных записок" и он меня просил подвергнуть ее сперва Вашему суждению; его пугает слово "Монах" - но Вы увидите, что монах у меня человек весьма почтенный; некоторые стихи я сам зачеркнул, потому что чувствовал их неуместность; а потому я и надеюсь, что Вы к остальным будете снисходительны. Белинский хотел у Вас быть послезавтра; могу ли я надеяться, что Вы ему дадите какой-нибудь ответ?.." (наст. изд., Письма, т. I, письмо 49). По свидетельству С. И. Кривенко, не все предложенные самим Тургеневым цензурные исправления и сокращения вошли в окончательный текст. Этим, по всей вероятности, и объясняется расхождение между количеством стихов, указанным автором в рукописи (777), и их фактическим количеством (779). Поэма "Разговор" не была напечатана в журнале. К концу 1844 г. относится переписка между Тургеневым и Белинским, отразившая последний этап работы писателя над текстом своего произведения. Тургенев писал: "Любезный Белинский, Вот Вам 2-я корректура "Разговора"... Всё, что Вы заметите, отметьте карандашом..." (см. наст. изд. Письма, т. I, письмо 50). На обратной стороне записки Тургенева Белинский отвечал: "И звезды вечные высоко над землею Торжественно неслись в надменной тишине. Что такое: надменная тишина? - Великодушный кисель? Насупленные, седые, густые брови - всё равно, но с одним из двух последних эпитетов стих ловчее и звучнее". Стр. 12, стих 4: птица вспугнанная; в русском языке нет глагола вспугать, а есть глагол спугнуть; поставьте: птица спугнутая. Стр. 20: обильной (?) матери людей; изысканно и темно" (Белинский, ЛСС, т. XII, стр. 247-248). Тургенев учел все замечания Белинского и исправил стихи 16, 115, 171, 366. Поэма "Разговор" вызвала в печати многочисленные и разноречивые отклики, что свидетельствовало о большой идейной значимости этого произведения. Голоса критиков разделились на две группы. Те, для кого была неприемлема или непонятна идейная проблематика поэмы, подвергли ее резкому осуждению прежде всего со стороны художественной. Так, "Библиотека для чтения" упрекала Тургенева за нарушение привычных поэтических норм, а также невыразительность языка (В Чт, 1845, т. LXVIII, отд. VI, стр. 21-28). "Метафизическим", далеким от действительности произведением была названа поэма "Разговор" в рецензии П. А Плетнева, напечатанной в журнале "Современник". Похвалив первые 16 стихов поэмы (вступление), рецензент критикует автора за то, что "мысли его сбивчивы, не полновесны, часто ложны; а в красках совершенно нет ни живости, ни верности" (Совр, 1845, т. XXXVII, No 3, отд. "Новые сочинения", стр. 308). Наиболее мотивированный отрицательный отзыв получила поэма в журнале "Москвитянин", где И. С. Аксаков выступил с критикой антиславянофильских тенденций в поэме Тургенева, отличающейся, по мнению критика, ложным отношением автора к "предкам" {О принадлежности этой рецензии И. С. Аксакову см. в статье М. О. Габель "Образ современника в раннем творчестве И. С. Тургенева", "Ученi записки Харькiвського Держ. Бiблiотечного Iнституту", вып. IV, Питання лiтератури, Харкiв, 1959, стр. 44 (ниже сокращенно - Габель).}. Полемика по идейной линии сопровождалась в статье уничтожающей характеристикой стиля поэмы, ее подражательности, зависимости от поэтики Лермонтова и т. д. ("Москвитянин", 1845, ч. I, No 2, Библиография, стр. 49-53). Противоположную позицию в оценке поэмы Тургенева заняла демократическая критика. Горячо поддержав писателя в его идейных устремлениях, выраженных в поэме "Разговор", критики этого лагеря высоко оценили художественные достоинства произведения, посвященного животрепещущим вопросам современности, "...автор дарит нас новым произведением, которое богатством своего содержания, своим поэтическим достоинством, сильною энергиею и глубокою мыслию не может не обратить на себя внимания людей просвещенных и мыслящих. Содержание нового произведения г. Тургенева составляет разговор между стариком и молодым человеком, из которых каждый является до некоторой степени представителем своего поколения с его мечтами, желаниями, с его любовью, страстями, требованиями и взглядом на жизнь,- писал В. Н. Майков ("Финский вестник", 1845, т. И. Библиограф, хроника, стр. 17-22). Еще более определенную точку зрения выразил в "Отечественных записках" Белинский. В обзоре "Русская литература" он писал: "Имя г. Тургенева, автора "Параши", еще ново в нашей литературе; однако ж уже замечено не только избранными ценителями искусства, но и публикою. Только истинный, неподдельный талант мог быть причиною такого быстрого и прочного успеха. И действительно, г. Тургенев - поэт в истинном и современном значении этого слова... Крепкий, энергический и простой стих, выработанный в школе Лермонтова, и в то же время стих роскошный и поэтический, составляет не единственное достоинство произведений г. Тургенева: в них всегда есть мысль, ознаменованная печатью действительности и современности и, как мысль даровитой натуры, всегда оригинальная". И далее: "...всякий, кто живет и, следовательно, чувствует себя постигнутым болезнию нашего века - апатиею чувства и воли, при пожирающей деятельности мысли, - всякий с глубоким вниманием прочтет прекрасный, поэтический "Разговор" г. Тургенева и, прочтя его, глубоко, глубоко задумается..." {О Ban, 1845, т. XXXVIII, No 2, отд. VI, стр. 47-50) Белинский неоднократно высказывался о поэме "Разговор" и каждый раз как о явлении значительном и ярком (см. статьи "Физиология Петербурга", "Русская литература в 1845 г." - Белинский, ПСС, т" IX, стр. 218 и 390, а также письмо Белинского к Тургеневу, там же, т. XII, стр. 248). Доведенную до совершенства поэтическую форму, соответствующую романтическому содержанию, увидела в поэме "Разговор" зарубежная критика. Процитировав несколько отрывков текста, немецкий рецензент этой поэмы писал: "Очевидно, что романтизм еще в полной мере процветает и что лунные ночи, могильные видения, тоска и стремление к призрачным целям все еще пользуются достаточным вниманием в русской литературе и критике. Приведенные отрывки, подчеркивающие разницу в любовных воспоминаниях старика и молодого человека, показывают отличие одного поколения от другого и, кроме того, имеют то преимущество, что со всей очевидностью обнаруживают простоту, плавность и гармонию языка обоих персонажей, особенно юноши" (Jahrhucher fur slavische Literatur, Kunst und Wissenschaft, hrsg. v. J. P. Jordan 1845, H. 4, S. 124). Злободневность произведения, встретившего такой широкий отклик в критике, заключалась в том, что Тургенев всем содержанием своей поэмы ставил наиболее актуальные для 40-х годов XIX в. общественные вопросы - об исторической преемственности освободительных идей, об активном деятеле, гражданине и борце, в котором больше всего нуждалась эпоха последекабрьской реакции. Действующие лица поэмы - старик и молодой человек - представляли два поколения: ушедшее уже с исторической сцены героическое поколение 10-20-х годов, выдвинувшее деятелей Отечественной войны и декабристов, и поколение современников Тургенева, "лишних людей", болезненно, но пассивно переживавших духовный и политический застой в России 30-40-х годов. Сама по себе тема двух поколений не была уже новой в русской литературе. Еще в 30-х годах с той же гражданской скорбью писал о бескрылости молодого племени Лермонтов в "Бородине", в "Думе", в романе "Герой нашего времени". Созвучные размышления Тургенева складывались из таких же высоких, как у Лермонтова, представлений об идеальной, свободной и сильной личности, об "истине святой", об очистительной силе общественных битв и гроз, о взаимоотношениях героя и толпы, писателя и народа (ср. стихотворения Тургенева "Когда я молюсь", "Толпа" - 1843 г., "Опять, опять один я" - 1844, "Исповедь" - 1845). Общность мотивов у Лермонтова и Тургенева определила во многом и общность поэтического языка, ритмики, интонаций, отдельных образов, на что неоднократно указывала критика (см. литературу вопроса у Габель, стр 47-48). Но не на все волновавшие обоих писателей вопросы они ответили одинаково. Есть в поэме "Разговор" знаменательные строки, относящиеся к старику. Молодой человек спрашивает его: насколько плодотворны были подвиги его поколения, какую пользу принесли они внукам, насколько вырос народ благодаря их доблестным трудам? (стихи 739-749). Молодой человек упрекает старика в том, что он покинул "бренный" мир (стихи 656-657) и вместе со своими сподвижниками поспешил, как и внуки, уйти "на покой бессмысленный", с работы "трудной - но пустой" (стихи 748-749). Идейное значение этого места поэмы весьма велико. Преклоняясь перед памятью людей, превыше всех личных интересов ставивших служение общественному долгу, перед красотой и цельностью героических натур прошлого, сохранив романтический пафос повествования, самый лексикон гражданской лирики 20-30 годов и образную символику революционного романтизма ("унылая тьма", "великая тишина", "утренняя заря", "живительная гроза" в применении к общественной жизни), Тургенев в то же время заговорил об исторической ограниченности вольнолюбивых идеалов предшествующих поколений, более широко поставив вопрос о народе, благосостояние которого является мерилом исторического прогресса. С новых позиций, с позиций народного осуждения пересматривался Тургеневым и вопрос о политической пассивности современного поколения - дворянской интеллигенции 40-х годов. В идейно связанном с поэмой "Разговор" и посвященном В. Г. Белинскому стихотворении "Толпа", где также идет речь о болезненной рефлексии и безвольных, бездеятельных страданиях лирического героя, в котором типизированы черты других - близких писателю современников, суд над этими современниками вершит народ или, по традиционной терминологии, толпа, которую автор называет "великой", "сильной", растущей "как море в час грозы". ("Страданий тех толпа не. признает... Болезнию считает своенравной И права ты, толпа!.."). Наконец, наследуя у Лермонтова романтический пафос борьбы и развивая идею "отрицания", Тургенев говорит не только о разрушительных, но и о созидательных силах отрицания, о борьбе со старым во имя нового, о символическом рассвете, который неизбежно следует за ночною тьмой и грозовыми тучами. В этих настроениях и выразилась близость Тургенева в тот период к революционно-демократическим кругам и в частности к Белинскому. Проблематика поэмы Тургенева так тесно была связана с "действительной жизнью", по выражению самого писателя, что неоднократно делались попытки связать и самый текст поэмы с конкретными событиями и лицами. В частности, судьба старика-отшельника - в поэме часто рассматривалась как намек на судьбу декабристов, а в целом всё содержание поэмы понималось как аллегорическая картина декабризма (см. соответствующие гипотезы и утверждения в работах: П. Н. Сакулин. "На грани двух культур". - "И. С. Тургенев", М., 1918, стр. 37; Н. Л. Бродский. "И. С. Тургенев", М., 1950, стр. 46; А. Островский. "Тургенев - поэт". - Стихотворения И. Тургенева", Л., 1950, стр. 29-31 и др.). М. О. Габель, оспаривая мысль о том, что Тургенев точно воспроизводил в своей поэме революционную действительность 20-х годов, в то же время ссылается на запись в дневнике Герцена от 7 (19) марта 1844 г. о смерти на повелении одного из главных членов Южного общества Юшневского и его друга Вадковского. По мнению исследовательницы, фигура старика в поэме связана с мыслями Тургенева об этих декабристах (Габель, стр. 50). Однако текст поэмы не дает оснований для такого конкретного толкования образа старика. Упоминание о "великих, истинных победах" едва ли может по смыслу относиться прямо к движению декабристов. Скорее всего, характеристику героического поколения прошлого надо понимать расширительно как относящуюся не только к декабристам, но - в большей мере - к героям Отечественной войны 1812 года.