Туманова Зоя Алесксандровна
Что можно в земле выкопать

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:

Зоя Туманова.
Что можно в земле выкопать

   0x08 graphic
Постучали осторожно.
   Хозяин дома -- по профессии художник-реставратор, по душевной страсти коллекционер, Герлах, Тарас Федорович, завернул руку за спину, стал нашаривать очки, не нашел, разумеется. Со скрипом поднялся, прошмыгал шлепанцами к двери, открыл. Задранную с почти воинственным любопытством голову пришлось наклонить: за дверями был мальчик.
   -- Учительница не тут, напротив! -- предупредил Герлах неизбежный вопрос.
   -- Я к вам... -- не вполне уверенно произнес мальчик.
   Тарас Федорович сделал вальсовый оборот, высматривая, что бы такое отдать этому очередному макулатурщику, поклоннику "Королевы Марго". Газеты? Отдашь иной раз, а потом ищешь нужный номер, кусая кулаки. И тут вспомнилось, что очки-то в кармане. Живо оседлал ими нос, мир проявился, пояснел, как промытая живопись. Герлах увидел не мальчика вообще, а данного, определенного. Юный гость был весь крапчатый, словно прошелся под струей краскопульта, не то что нос, щеки, -- даже уши в густом набрызге веснушек; небольшие глазки, того же тона, сошли бы за пару веснушек покрупней.
   -- Крохмалев, -- констатировал Тарас Федорович, еще не веря в реальность явления.
   -- Вы говорили "приходи", вот я и пришел, -- пестренькую физиономию осветила настороженная, готовая спрыгнуть с губ, в случае чего, улыбка.
   -- Друг мой! -- со всем жаром чувства воскликнул Тарас Федорович. -- Прости, не узнал без очков! Я весьма рад... весьма! Сейчас я тебе все, все покажу! А первым делом -- ее! Вон, видишь, висит над дверью?
   -- Она? -- окрыленные изумленьем глазенки сходство с веснушками утеряли.
   -- О_н_а! -- торжествуя, подтвердил Тарас Федорович.
   
   Из-за н_е_е и свершилось это знакомство, для Тараса Федоровича вовсе не ординарное.
   После он думал: сняла, что ли, повязку с глаз капризная римская дама Фортуна да и решила наградить усерднейшего из своих почитателей?
   Ведь не вздумай он тогда, без всяких разумных оснований, свернуть с магистрали на боковую, кривоколенную, не затронутую еще сносом улочку, не развяжись в ту пору шнурок башмака, не поищи он глазами крылечка, пригодного, чтобы ногу поставить и тот шнурок завязать, так и проплыло бы мимо, пропало, потонуло во мраке безвестья -- сокровище.
   На равнодушный глаз оно, сокровище, было просто проволочным оскребышем для грязной обуви, что кладут перед ухоженными крылечками чистюли-хозяйки. Но глаз Герлаха был не равнодушный -- и разглядел под ошметьями глины, под рыжиной ржавчины клепаные на гвоздик кольца...
   Это была старинная кольчуга, бог знает, из какой дали времен и пространств, по каким зигзагам судьбы занесенная сюда вот, в еще не поновленный уголок Ташкента, занесенная -- и приспособленная к делу практичным нашим веком.
   Состояние души Тараса Федоровича было такое: в жилах -- борьба кипятка со льдом; острый, как бритва, порыв -- немедленно схватить и унести -- тотчас разбившийся о монолит убеждения о неприкосновенности чужого.
   Великолепная, спасительная мысль: он же может заплатить!
   Лишь бы хозяева были дома! Дергался палец, не попадал на кнопку звонка, потом звонок залился, пронзая слух, дверь недоверчиво приотворилась...
   -- Вам кого, гражданин?
   С первого взгляда на хозяйку дома, с первого ее слова он понял, что дело предстоит нелегкое. Если б кому-то понадобилось изваять аллегорическую фигуру Обывательницы-Себе на уме, не найти бы лучшей модели, чем это булкообразное, с изюминками глаз лицо, сивые волосы, стянутые узлом на затылке, чем эти тугие баллоны рук с пухлыми пальцами цвета сосисок, чем эта фигура, распространившая себя во весь проем двери. И голос -- густой, окрепший в базарно-трамвайных перепалках...
   Да, надежд мало, но Тарас Федорович отступать не привык. Да и куда тут отступишь?
   Постарался представить себе, что за этими упорными, буравящими зрачками живет же душа, пусть стиснутая житейщиной, заплывшая жиром. Надо только пробиться к ней, достучаться словом...
   Тщась убедить, он вздергивал брови, выкатывал глаза; говорил, сбиваясь:
   -- Уважаемая, видите ли, вещь эта, -- мгновенно согнувшись, он бережно, концами пальцев прикоснулся к бесценной вязи металла, -- есть основания полагать, очень старая вещь... Исторического, музейного значения, понимаете? Вы не могли бы уступить ее мне? Я заплачу. Я прилично заплачу... я...
   Он сбился окончательно, видя, как пухлое лицо, прямо на глазах, в один миг, налилось сердитой краснотой, словно томатным соком. Глаза почти исчезли -- в яростном прищуре. И слова полетели, будто камни, хотелось заслониться рукой:
   -- С утра уже лыка не вяжет! В бочке -- и то дно есть, а у них, пьяниц треклятых, нету!
   Тарас Федорович еще открывал рот, силясь оправдаться, объяснить, но хозяйку уже сменил на позиции друг дома -- пес, на все аргументы отвечающий выразительным "р...р-гав!"
   Надо было уходить -- не шли ноги, не подымались! Неужели все рухнуло -- из-за собственной глупости, безумной, непростительной торопливости?
   Завернув за угол, Герлах сел на крылечко, совсем такое же, не было лишь той вещи -- желанной, неповторимой редкости. Сидел, горестно перебирая иные, возможные варианты партии, разыгранной с хозяйкой, где получил он мат в два хода. Во всем превосходные, варианты эти обратной силы не имели...
   Вот тут и появился мальчик -- приехал на плавно развернувшейся створке старинных дощатых ворот: лицо как сорочье яйцо, уши лопушками. Спросил деловито, озабоченно:
   -- Дядя, вы чего сидите? Вам плохо? Может, воды принести?
   Тарас Федорович покачал головой убито и вдруг встрепенулся, вспомнив все, что читал когда-то о мальчишечьей предприимчивости и вездесущности, -- забрезжила надежда...
   Стараясь не спешить и говорить внятно, как тугоухому, объяснил дело. Мальчишка, назвавший себя Крохмалевым Артемом, уловил суть сразу.
   -- Знаю я эту тетку! Букатина! С ней не сговоришься, сядет на свою линию и сидит...
   Белесые его брови подскочили на лоб, выявляя усиленную работу мысли: с какой бы стороны тут ухватиться?
   Поднял на Тараса Федоровича карие, верткие глаза:
   -- Рубля вам не жалко?
   -- Хоть три! -- возопил Герлах со всем пылом души.
   -- Не надо! А то она смекнет, что дело нечисто -- откуда у меня три рубля? Вы, дядя, -- мальчик распорядился решительно, -- отойдите на тот край улицы. Чтоб она не подумала. А я попытаюсь...
   На "том крае" Тарас Федорович долго ждал, пылая. Потом стал пригасать, простился в мыслях и с рублем, и с надеждой. Но не уходил. Ноги не шли.
   И все же она появилась -- небольшая, плотная фигурка, перекошенная тяжестью -- с ведром в правой руке, а в ведре...
   -- Скорее, скорее, уходить надо, -- оглядываясь, говорил Артем, -- я ей сказал, что тележка приехала, металлолом скупают, она за рубль отдала сгоряча, а пришел я с ведром -- уже стоит, сомневается: может, скупщик больше дал? Ну, я железятину в ведро -- и чесать!
   Таща по очереди тяжелое ведро, они время от времени принимались хохотать, вспоминая, как кричала тетка Букатина Артему: "Чтоб тебе глаза повылазили! Руки из тебя повыдергаю, если обжулил!"
   Мальчишка проводил Тараса Федоровича до самого дома и был приглашен "зайти недели через две, посмотреть, какой о_н_а красавицей обернется".
   Вот он и зашел.
   ...Кольчугу Тарас Федорович две недели держал в керосине, в корыте. Проконсультировался у специалистов -- сказали, что железная эта рубаха с богатырского плеча -- работы местных мастеров; век, примерно, шестнадцатый. Дивились, ахали, завидовали удаче.
   И вот теперь взирал на нее широко раскрытыми глазами мальчик, Артем Крохмалев. Вопрос последовал неизбежно:
   -- Дядя, а зачем вам это?
   Непонятное -- следует уподоблять понятному.
   -- Ты марки собираешь?
   Конопатый носик сморщился пренебрежительно.
   -- Пробовал -- неинтересно. Это раньше собирали. Искали, менялись, с конвертов отклеивали. А теперь не собирательство, а покупательство. Дадут родители денег, идешь и берешь серию или блок. Прямо в магазине.
   -- Согласен, -- закивал Тарас Федорович, -- хотя не так все просто, настоящий филателист все же собирает, а не покупает, ну, вот и я собираю, только не марки, а предметы старины -- все, во что вложено уменье рук, что копилось в сокровищнице мастерства из века в век...
   -- А зачем? Для чего хранить все это?
   -- Да ты присмотрись, ну, хоть к нашей кольчуге! Дотронься, ощути тяжесть и холод металла -- в нем реальность сказок, легенд, древних книг! Разве нет у тебя чувства свидания с прошлым? А ведь оно не чужое -- прошлое народов, живших до нас! Глубоки корни культуры.
   Тарас Федорович мысленно одернул себя -- возраст собеседника подзабылся в увлечении. Стал говорить проще, показывать больше. Сердоликовые печатки-акики с надписями паутинной арабской вязью. Чеканные, гордо подбоченившиеся кувшины...
   -- И где это вы достаете -- такое старинное? Его ж нигде нет...
   -- Ох, милый! -- с чувством воскликнул Тарас Федорович. -- Знакомы ли тебе упорство, азарт поиска? Чердаки -- пыльные королевства пауков и мышей? Сырость и сумрак подвалов? И где-то ждет тебя дырявая корзина или чемодан с оторванной крышкой! Или прабабкин сундук! А там -- нечто, увернутое в тряпицу, уцелевшее от хищных зубов времени?
   Увидев, что мальчуган проникся и смотрит завороженно, Тарас Федорович не спеша повел его к картинам.
   -- Фотография, друг мой, лишь каталог черт лица. А портрет, живописный -- это отражение души. Не черты лица, а мысль, страсть человека постигал мастер и дарил ему бессмертие...
   Вот в этот момент и раздался бесцеремонный, всепроникающий стук, и голос Гликерии свел обоих на грешную землю:
   -- Сосед, а, сосед, не забыли, какой день сегодня?
   Тарас Федорович забыл -- и смутился, вспомнив. Сказал озабоченно:
   -- Извини, дружок, зовут дела, во дворе нынче весенний субботник; высадка цветов... Зван и я.
   -- Будете копать? -- вытаращился Артем.
   -- Нет, не копать, но без меня не обойдется.
   -- Можно, я с вами?

* * *

   О многом думал в тот день Артем Крохмалев, шагая по улице. Руки в карманы, плечи вздернуты, крапчатый нос сморщен улыбкой.
   Вот как, оказывается, можно...
   В старом дворе было -- у каждого свой палисадник, а там, за оградой, и курятник, и бочка для душа, и укропчик растет к столу... Переехали в новый микрорайон. Дома многоэтажные, простор. Ну, и что? Нижние жильцы, торопясь, уже огораживают участки под окнами -- штакетником, обрезками жести, проволокой. Сажают деревья, рыхлят землю -- каждый по себе, по своей нужде и соображеньям... Вразнобой. Здесь было совсем не так. Ходил, распоряжался чудной этот старик. В старый пень, выдолбленный, насыпали земли, тут, говорят, настурции посадим. Натащили булыжников, уложили повольнее, как в природе, устроили альпийскую горку. И еще придумана беседка, будут колыхаться на ветру ее висячие стены из хмеля, плюща, синецветной красавицы-ипомеи...
   И для ребят место оставили, для беготни. А у них в квартале, между корпусов, была асфальтовая площадка -- и сразу, откуда ни возьмись, повырастали, как грибы, гаражи-гаражики. "А вы, ребята, играйте в песочнице!" -- что им тут, детский сад? Как-то собрались, устроили в подъезде маленький шум, сразу дворник примчался, заорал, будто небо валится: "Не дурите!" Как же без дуренья обойтись, если делом заняться негде? Вот и пошли в ход ножики: перила исцарапаны, в лифте такое понаписали -- волосы дыбом встают!
   А тут все иначе. Как дружно работали! И взрослые, и ребята, даже с другой стороны улицы. Все слушались эту... Гликерию, вкалывали -- будь здоров!
   Ну, и он не отстал.
   Артем сощурился от удовольствия, вспомнив, как с хрустом врезалась лопата в сырую землю, прошитую корешками трав. Как трепыхался в синеве голубь, белый, белый, словно листок бумаги. Как раскачивала ива гибкие прутья, усаженные почками-пчелками, желто-пушистыми, пахучими...
   Все было хорошо, кроме одного вредного знакомства.
   Девчонку Артем заприметил сразу -- худая, словно из жердочек сколоченная, всех длинней, всех писклявей. Без конца к нему приставала, кто он такой -- родня Тарасу Федоровичу, или так просто, тимуровец прикрепленный. Фыркала: "Нам не нашего района не надо!" Командовала, где копать. А потом и говорит:
   -- Ты чего такой жадный?
   -- Чего это я жадный? -- завелся Артем, не ожидая подвоха.
   -- Конопушки со всего класса себе забрал!
   И залилась пронзительно. Все они хохотали, пока он искал достойный ответ.
   Нашел-таки, "Чапля болотная!" -- крикнул дрожащим голосом и так наподдал лопатой, что земля фонтаном брызнула.
   ...А сейчас зло почему-то прошло. И весело было на душе, и не хотелось домой, туда, где ребята все уже вроде знакомые, а еще не друзья, где командует этот, Длинный, со своими глазами-дырками и пакостными руками, которые так и тянутся дать ничего не подозревающему человеку шелобан, ущипнуть, дернуть...
   Вздохнул, посопел носом. Решил, что если уж очень будет туго, придет сюда еще. И Гликерия Львовна просила -- старику трудно одному с коллекцией справляться. Надо ж пыль вытирать, то, се...

0x01 graphic

-------------------------------------

   Туманова Зоя. Что можно в земле выкопать // Веточка из каменного сада. Рассказы. -- Т.: "Ёш гвардия", 1981. -- с.3-9
   
   Мечта об открытиях, о новых, неизведанных путях -- куда приведет она человека, стоящего на пороге юности? Устоишь ли ты, когда жизнь столкнет тебя с настоящим суровым испытанием? И сумеешь ли прийти на помощь тому, кто слабее, кто попал в беду?
   Эти вопросы встают перед героями сборника приключенческих рассказов Зои Тумановой "Веточка из каменного сада". Их ведет по дорогам жизни стремление к открытию тайн природы, справедливости, желание сделать добро. Они ведут научный поиск, сталкиваются с загадочными явлениями природы, человеческой психики, им приходится решать проблемы, связанные с формированием всесторонне развитой личности.
   
   Зоя Александровна Туманова
   
   Веточка из каменного сада
   Рассказы
   
   Редактор Р.Пылаева
   Художник А.Михайлов
   Худ.редактор Р.Зуфаров
   Техн.редактор Т.Ахмеджанова
   Корректор З. Нажатова
   
   ИБ 861
   
   OCR dauphin@ukr.net
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru