Туманова Зоя Алесксандровна
Алые снега

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Впервые был опубликован под названием "Кумуш-Тау -- алые снега".

Зоя Александровна Туманова.
Алые снега

0x01 graphic

   Ветер не унимался тридцатые сутки.
   Никто не обращал на него внимания, кроме Димки, конечно.
   Избыток воображения Димка старался прикрыть иронией:
   -- Наша халабуда должна выдерживать до сорока в секунду. Мы это знаем. А что, если ветер этого не знает?..
   Вопрос был неприличный до дикости, но Артем снизошел:
   -- Запомни, Димур, в эти стены, кроме дюраля и пенопласта, вложена конструкторская любовь. Штука прочная, не сомневайся.
   Все же он невольно наклонил голову, вслушиваясь.
   За стеной скрежетало так, будто кто-то драил наждаком помутневшее стекло неба. Ветер яростно и явственно погрозил: "У-у-убью-уу!" Всю эту катавасию перекрыл грохот. Свет в комнате точно вздохнул и погас.
   -- Проклятый ветряга! -- пробасил Олег.
   -- К анекдотам о "сверх", -- хихикнул в темноте Димка. -- Сверхвезенье зимовщиков -- нет связи, нет погоды, нет света...
   Его тенорок был перекрыт очередным Искандеровым взрывом:
   -- Обыкновенные трудности! А ты как хотел? Иллюминацию, да? Фестиваль на высоте три семьсот?
   Судя по звукам, он уже проник в кухню, разыскивал свечи, роняя все, что только могло стукнуть, брякнуть, покатиться со звоном.
   Олег сосредоточенно дышал в углу. Посвечивая фонариком, Артем добрался до него.
   -- Ну как, поколдовал тестером? В чем дело?
   -- Выходной трансформатор. Обмотка. Поручила долго жить.
   -- Запасного нет?
   -- Где там! Спаять надо и мотать заново. Для паука работенка -- виточек к виточку. День провожусь. От силы два.
   -- А ветряк? -- цеплялся Димка. -- Прощай, белый свет, да? Два дела сразу делать нельзя...
   -- Нельзя, но нужно, -- сказал Олег.
   -- А вот и свечи! -- перебил Артем. -- Садимся, ребята. Обобщаем результаты дневных наблюдений.
   -- Садимся. Обобщаем! -- Димка так вздернул плечи, так уткнулся в бумаги, что сразу было видно -- "подчинился грубой силе". Пепельный ершик на затылке топорщился протестующе.
   "А тебе поныть хотелось? -- в мыслях спорил Артем с этим ершистым затылком. -- Ну и ной про себя, пожалуйста..."
   В самом деле, не было ни малейших причин бить тревогу.
   Кухня -- на угле, запасы есть. Свечей хоть на десять новогодних елок. Рация дня два молчит, что ж, бывало и раньше. Все-таки зима. Все-таки три тысячи семьсот над уровнем моря. У ветряка лопасти разнесло -- Олег поставит запасные. Не зря же он "человек-находка".
   Артем посмотрел на Олега: уже что-то мастерит при свечке. Вот тянется рука потеребить бороду. Ох, эта борода! Выгорела на солнце до отчаянной рыжести. Примерзает к вороту, к треуху. Олег подолгу оттаивает ее над плитой. В широкую его спину летят шуточки:
   -- А не проще ли бородку -- топором?
   -- Она греет! -- серьезно отвечает Олег.
   От глаз его, младенчески синих, от вспыхнувшей улыбки, от выдубленного ветром лица исходит ощущение ясности, простоты, устойчивой силы...
   Искандер -- тот другой. Прямо горная река: забурлит, так уходи с дороги. "От легкой жизни заплесневеть можно" -- вот главное его убеждение.
   Димка? Отменный парень. Пять вершин хорошей квалификации на счету, не говоря уже о "пучинах учености", как именует Олег Димки-ну эрудицию. Только бы не растекался мыслию по древу вот как сейчас -- глаза смотрят сквозь стену неизвестно куда. И на языке, наверно, уже танцует очередное "А что, если..."
   -- Дим, напомни, -- интенсивность солнечной радиации в верховьях: сколько калорий на квадратный сантиметр?
   Димка, закинув голову, усмехнулся лениво.
   -- Двести тысяч приблизительно. Впрочем, ты это знаешь не хуже меня. Не надо чуткости, дорогой мой научный руководитель! Я не тоскую по дому. Слушаю метель. Подумай, сколько оттенков! Начинает таким контрабасным гудением. И вверх, в ультразвук, куда тебе Има Сумак!
   -- Разнообразие -- закон природы, -- продолжал Димка все так же отрешенно. -- А снег? Великое Одно и То же! И сколько ни делай вида, что его изучаешь, вода есть вода, хотя и замерзшая.
   Уши вяли -- слушать такую безответственную ересь,
   Артем вскочил, зашагал по комнатушке. "Снег! -- хотел он сказать. -- Что ты знаешь о силе снега? Снег уносит в тартарары зазевавшихся пижонов. Как бритвой, случалось, срезал селения на склонах гор. Останавливал поезда. Снег опасен? А попробуй без него! Снег -- пуховое одеяло земли, прародитель рек, залог урожая. В белизне его -- зеленый хруст огурца и бронза зерна".
   Но говорить все это было бы долго и как-то неловко, поэтому Артем сказал:
   -- Потенциал ледника зависит от накопления осадков. И мы будем изучать снег. Вот так.
   Димка фыркнул -- в точности, как горный козел на водопое.
   -- Вы -- те самые физики, братцы, в ком ни грана от лириков.

* * *

   Много в природе загадок, и вот одна из них: чья бы ни была очередь вставать первым и кричать остальным "Па-адъ-ем", получается одинаково противно.
   На подвесных в два яруса койках слышатся гулкие вздохи. Жаль расставаться с нежащим теплом. Димкин непроснувшийся голос спрашивает: "Метель или ясно?" -- "А ты выйди и нам скажешь!" -- отзывается Искандер.
   Дверь в домике -- явное архитектурное излишество: открывается только люк в потолке. Конечно, занесло. Сообщение: "Полтора метра снега выше крыши!" -- не вызывает энтузиазма. Добавочное известие: "А метели-то и след простыл!" -- встречается ликованием.
   -- Я сегодня дежурный наблюдатель, -- напоминает Димка. -- Вы копайте траншеи, а я...
   -- Он дежурный! -- выкрикивает Искандер. -- А мне ясная погода не нужна?! У меня теодолит, я без видимости ничто! Вчера двадцать километров зазря отсчитал! Земля и небо крутятся, где верх, где низ, не поймешь!..
   -- Не забывайте главный научный прибор! -- Олег торжественно вручает совковые лопаты, и все, ворча, выходят на аврал.
   И вот прорыта заново траншея в голубоватом просвечивающем снегу. Распределены маршруты.
   Обычное утро рабочего дня. Только небо, синее до черноты, и пылающий костер солнца, и сердце, вдруг толкнувшееся о ребра, напоминают: высота 3700 над уровнем моря.

* * *

   Вечер тоже начинался обычно.
   Первым, пыхтя, топоча и шлепая себя по замерзшим щекам, ввалился Искандер: "Товба! Совести нет у этого мороза -- как собака грызет!"
   Мнение единодушное. Подходит вскоре Артем: "Температура бешеная!" И сумрачный Димка: "Замерз до последнего атома!"
   Началось раздевание, именуемое "чисткой лука": одна за другой стягивается добрый десяток одежек, промерзших, гремящих, как жесть. Нудную эту процедуру скрашивали, гадая насчет обеда и поводя носом в сторону кухни.
   -- Пшено? Ну что ж? Поклюем. Искандер вдруг замер.
   -- Братцы! Курицей пахнет!
   -- Эй, метрдотель? Ты чего там устряпал?
   Олег захлопнул дверь перед любопытствующими носами.
   -- Не нарушайте творческий процесс!
   Один Димка не проявлял к еде никакого интереса.
   У него медно-жаркий загар и нетронутая белизна вокруг глаз, сбереженная очками-светофильтрами. Физиономия получилась необычная: не то лемур, не то марсианин. И смотрит как-то отрешенно. Замерз, что ли? Артем ринулся расшевелить парня:
   -- Не тоскуй, лирик! Если бородач двинет на нас свой макаронный клейстер, бастуем.
   Димка поглядел на него с видом человека, до которого никак не доходит самая соль анекдота. Но тут прозвучали могучие слова: "Обед на столе!" И кухня наполнилась голодным народом, оживленным говором и волшебной алюминиевой музыкой; вся прочая посуда на второй год зимовки превратилась в раритет.
   После первой же ложки Артем тихо ахнул:
   -- Что мы едим? Чудо!
   Олег сиял скромно и безудержно. Искандер, активно истребляя варево, объяснял взахлеб:
   -- Не чудо, а ворона! Мы на Муздаге сколько их поели!
   -- Ворон не едят, -- сказал Димка. -- Они живут триста лет.
   -- Ты! -- Искандер воззрился жаркими, как черный уголь, очами. -- Своих, русских пословиц не знаешь! "Попался, как ворона в суп!"
   Артем, плача от смеха, развивал мысль:
   -- И хорошо... если молодка... лет на сто пятьдесят... А то не уваришь!
   Просмеявшись, приступил всерьез:
   -- А все-таки, Олег, объясни, поскольку чудес не бывает!
   -- Не томитесь. Галка это альпийская. Жалко было стрелять. Но вас, чертей, жальче. Вы же не ученые, вы едоки! -- Олег щедро добавлял в миски.
   -- Галка? В это время года? На такой высоте? Противоречит всем данным!
   -- Пусть себе противоречит. Вкусно ведь?
   -- Решила пожертвовать собой, -- выдвинул версию Искандер. -- Примчалась, чтоб разнообразить рацион молодых героев науки...
   Шутки -- хорошо, но после обеда Артем ринулся к стеллажу поглядеть, что говорится в литературе. Остановил его странно возбужденный и словно надтреснутый голос Димки:
   -- Галка, галка! А я вот барса видел!

* * *

   Рассказывал он долго и путано, и не столько слова, сколько глуховато-напряженный голос и беспомощные жесты выдавали накал чувств...

0x01 graphic

   На Гульчинской лапе ледника, завершив очередную серию измерений, Димка готовился к следующей и отчего-то замешкался.
   Может, это была минута, знакомая каждому, -- оторвавшись от привычного дела, вдруг чувствуешь себя застигнутым торжественной красотой: ослепительные снежники врезаны в черно-синее небо, тишина огромна, как мир...
   Тогда и приметил Димкин отдыхающий от рабочего напряжения взгляд реденькую цепочку синеватых вмятин на нетронутой, сметан-но-белой целине. Он пошел туда, еще не веря, что это не причуда ветра, не игра света и тени. И увидел следы, отчетливые, как гравюра, запечатлевшая даже пушистость комковатой лапы.
   Глубокий и круглый, след мог принадлежать только снежному барсу. Но знал же Димка, что ирбису нечего делать на леднике в такую пору!
   Он остановился поглядеть, куда завернет след -- цепочка метрах в пятидесяти обрывалась. Заинтригованный Димка протер очки, всмотрелся: нечто принятое поначалу за мелко-крапчатую рябь ветра на снегу переместилось вперед. И, словно проступающий в проявителе снимок, четко обозначилась на белом большая кошка, мех ее отливал светлой сталью, хвост, окольцованный черным, был необыкновенно длинный ("Метра два!" -- показалось ошарашенному наблюдателю).
   Единственное, что могло сойти за оружие в Димкиных руках, -- была снегомерная рейка, но ему и в голову не пришло отступиться. Напротив, он ускорил шаги и помчался вперед, пока не понял, что по свежему снегу без лыж зверя не догнать, -- барс не шел, а словно скользил над сверкающей гладью. Тогда Димка остановился и во всю силу легких заорал: "Ого-го!" Что произошло дальше, он никак не мог объяснить вразумительно. "Как вольтова дуга!" -- повторял он растерянно.
   Видимо, ошеломленный криком, барс свился в кольцо и шестиметровыми прыжками начал уходить в нагромождения ледовых сбросов. Словом, через секунду его уже не было. Димка побрел обратно.
   Выслушав сумбурный рассказ, Артем резким ударом ладони выколотил пепел из погасшей трубки. Коротко и сильно выразил он свое мнение о людях, окликающих барсов со снегомерной рейкой в руках. Димка щурился виновато:
   -- Ты понимаешь, он был какой-то пришибленный. Волочил брюхо по снегу, прижимал уши. И вообще все слишком необычайно, я просто не сумел испугаться...
   Горы -- дом родной для снежного барса, бесшумной и стремительной кошки больших высот. И ничего странного не было бы в этой встрече, если б не зима. Прошлым летом, когда в солнечных проединах показались горбатые спины скал, на зимовке, как говорил склонный к гиперболам Искандер, "житья не стало от живности".
   Ветром наносило окоченелых бабочек, комаров-долгоножек, застекленевших на морозе. Стоило солнцу прижарить, как они оживали и хлопотливо улетали.
   В проталинах на южной стороне росли даже цветы, варварски пестрые и на очень коротеньких стебельках. Димка, орудуя пинцетом, умудрялся составлять букет высотой в три четверти спички.
   На мусорных кучах черными колышками торчали вороны, озирались по-разбойничьи: чего бы урвать? Однажды снежным шквалом занесло воробья. Олег взял над ним шефство. Воробей держался бодро и независимо, ел подчистую все, что давали. Через неделю его выпустили -- чирикнув изумленно, маленькая птаха потонула в сияющей синеве.
   По дороге на нижнюю зимовку -- туда ходили за почтой -- была поляна, именуемая "Зоосад". Тут, на тонкой снежной крупке, оставляли росчерки следов горностаи, реликтовый суслик, длинношерстный заяц-- толай. На дальних скальных островках маячили горные козлы -- теке. "Возможно, есть и барсы", -- говорил осторожный Артем.
   Но зима надвинулась, и все живое, не имевшее дюралевого домика, поспешило устроиться по-своему. Птицы улетели. Сурки и суслики залегли на спячку. Стада горных козлов откочевали ниже, туда, где снег не лежал двухметровыми сугробами, где можно было добыть корм. Барсы, по логике вещей, должны были переместиться в том же направлении.
   -- Чего ради принесло бы его сюда? -- раздражался Олег.
   Он не любил непонятных выкрутасов природы. (Когда под ним рухнул снежный мостик, по которому только что с шиком прошел Искандер, Олег воспринял это как личную обиду.)
   -- Да, странно. А впрочем... -- бормотал Артем, перешвыривая книги в шкафу. Выхватил, развернул черно-сине-белый томик. -- Вот! Альпинисты видели следы ирбиса на высоте свыше семи тысяч метров. Что его туда завело? Голод! Искал добычливых мест!
   -- Нет! -- замотал головой Димка. -- Мой не охотился. Он сам уходил. Вот только от кого? Или от чего? Этого я не знаю...

* * *

   -- А кто у нас дежурный наблюдатель? -- невинно спросил Искандер.
   -- Лицо неприкосновенное, -- подхватил Олег.
   -- На аврале сачковавшее, -- уточнил Артем.
   -- Ой, братцы! -- Димка оторвался от работы, вскинул голову. -- Мучаете вы меня своим остроумием двадцать четыре часа в сутки. Ну, я дежурный. Вот допишу страницу и устремлюсь за вашими метеоданными. Хотя совершенно непонятно -- зачем, в эфир-то мы выйти все еще не можем...
   -- Все еще! -- вознегодовал Олег. -- Ты бы тут попаял!
   -- Ему нельзя. -- Искандер выгнул бровь смычком. -- Он за барсом бегал. С ног валится, шибко уходился...
   -- Кстати, о барсе, -- вспомнил Артем. -- Возьми, Димур, на всякий случай ружье. Правда, написано, что барсы не нападают на человека. Но вдруг, как ты любишь говорить, именно этот литературы по данному вопросу не читал!
   -- А может, пойти с тобой? -- Искандер привстал.
   Димка поморщился.
   -- Не делайте из меня младенца. И ружье ваше с лета не чищено. Оно опаснее барса.
   Димка ушел.
   Метеобудки близко, рукой подать. И ночь спокойна до того, что давит на уши непривычная тишина. И светло там, снаружи, светлей, чем в домике, при свечах. И Димка не младенец.
   Все-таки, не прерывая работы, не говоря лишних слов, ждали. У Олега опять перегорела проволочка на спайке. Искандер разронял карандаши. Артем поднес к уху часы: "Не стоят ли?"
   ...В потолочный люк мешком свалился Димка.
   Встал шатаясь. Неживыми, словно у робота, пальцами рвал с головы заиндевелый малахай. Тыкал пальцем через плечо: "Там, там!"
   К нему кинулись.
   -- Барс?
   -- Ты ранен?
   -- Что случилось?
   Димка мотал головой. Он как будто онемел, только глаза кричали, расширенные на сером, как зола, лице. Движения его были замедленны, угловаты.
   Артем оттеснил других.
   -- Спокойно...
   Помог Димке стянуть штормовку, оглядел мгновенно всего: цел! Олег, поругиваясь, шарил в аптечке: "Валерьянку хоть бы догадались взять..." Искандер слетал на кухню.
   -- Глотни-ка кофе!
   Димка пробовал улыбнуться. Сказал осипшим голосом:
   -- Я в ажуре, братцы. Дело вот в чем: на Кумуш-Тау горели снега.
   Под его взглядом, восторженно-диким, один за другим опускали глаза.
   -- М-да, бывает, -- выдавил Олег и закашлялся.
   -- Очень даже часто! -- невпопад горячо согласился Искандер.
   -- Ты завтра нам все расскажешь, Димур, -- мягко посоветовал Артем. -- А сейчас поздно. Все мы умаялись. Спать надо...
   -- Да вы что? -- Димка привстал. -- Думаете, я того? -- он покрутил пальцем у виска и залился хохотом.

* * *

   Димкин рассказ вызвал такую бурю, что Артему пришлось вспомнить о своих правах начальника. По приказу, ворча, улеглись. И усталость взяла свое: утихло неровное дыхание, перестали скрипеть койки.
   Спят... Артем повернулся на спину. Было о чем подумать.
   Кумуш-Тау...
   Тремя параллельными грядами нависают над ледником горы по северной границе участка. Природа не ленилась и не повторяла себя: одна вершина вонзается в небо хрустальной пикой, другая оплывает сахарной головой. Среди вершин -- пятитысячник Агджи-Тау, похожий на цирковой купол, и шеститысячник Кумуш-Тау -- Серебряная гора: плоская, чуть скошенная ее верхушка напоминала наковальню.
   По утрам склоны, обращенные на восток, отливают сизым голубиным цветом; постепенно краски теплеют -- от малиновой до золотой; когда ослепительное солнце выпрыгивает из-за гор, глаза режет торжествующе-яркая белизна!
   Такая же цветовая феерия разыгрывалась не закате: горы превращались в груду раскаленных углей. Последней угасала Кумуш-Тау. Может, это и было причиной зрительной галлюцинации, потрясшей Димку?
   Димка рассказывал так:
   -- Показания приборов я снял. Повернулся идти домой. И вдруг ударило светом! Где что, не пойму. Сощурился, пригляделся -- Кумуш-Тау горит! Вершина -- кусок солнца! Нет, ярче. Не было сил смотреть, закрыл глаза. И сквозь веки бьет свет! Потом потускнело. Вершину одело облако, вроде снег начал испаряться. Так минуты две. И вдруг тьма! Ждал, повторится. Нет. Словно и не бывало.

0x01 graphic

   Никаких "показалось, бывает" Димка не принимал. Шуток он просто не слышал. Тогда посыпались гипотезы.
   "Тут что-то электрическое", -- Олег припомнил десятки историй о проказах атмосферного электричества на больших высотах: головы путников в сияющих ореолах, альпенштоки, словно факелы, рассыпающие искры, горы в огнях.
   -- И какого все это цвета? -- спросил Димка, заранее торжествуя.
   -- Электрического! Ну, голубого, что ли...
   -- Вот! А Кумуш-Тау была красная, отчаянно красная, как солнце через красное стекло.
   -- Какие-нибудь воздушные колебания, -- вмешался Искандер. -- Преломление света.
   -- Ну, словом, как в учебнике. Телячий у вас кругозор, братцы, -- констатировал Димка. -- Но простить можно, вы же не видали, насколько это... ну, не знаю, космическое, что ли. Я полагаю, -- голос его зазвучал торжеством, -- это были световые сигналы разумных обитателей Марса.
   -- Что ж так близко? -- лениво поинтересовался Олег. -- Может, с других галактик сигнализировали?
   -- Не исключено! -- вспыхнул Димка.
   Потом началось самое худшее. Для Димки вопрос решался с ослепительной ясностью -- он уже весь был в завтрашнем походе, разумеется к подножью Кумуш-Тау. Он доказывал, что явление должно еще раз повториться "час в час, секунда в секунду".
   Артему было о чем подумать.
   Да, что-то случилось. Масштаб события не преувеличен. Что обязан делать начальник зимовки, где всего четверо? Выйти в эфир, связаться с соседями, сообщить на Большую землю. А рация молчит.
   Ну, ладно. А если так: идти двоим? Но если двое, берем худшее, ну... задержатся? Зимовка будет сорвана, оставшимся не справиться с работой. А если явление обычное: что-то атмосферное, оптическое? Мало ли гор в этих местах прозывают Кон-Тау, Кровавая гора, за то, что вершины их долго алеют и после захода солнца... Конечно, время было чересчур позднее. И все же это вероятнее, чем Димкины сигналы с Марса.
   Артем невольно усмехнулся, вспомнив, как вскипал Димур, доказывая свое. То барс, то снега горят. И Димка почему-то уверен, что тут есть взаимосвязь. А может... ничего и не было. Привиделось. Что тут удивительного? Сорок дней бушевала метель. Жили, будто в кипящем молоке: белая муть, глазу не за что зацепиться. И вдруг бахнуло солнце! В небо не глянешь, под ноги тоже: снега блестят, как битое зеркало. Нервы на взводе, Димур как-никак впервые зимует. Вот и померещилось, что мир запылал. Димка сам утром будет смеяться.
   Начальник зимовки поднялся первым. В белой мгле рассвет медленно проявлял горы, кое-где очертания их были смазаны туманом. Морозный воздух до того свеж -- наберешь в легкие и выдохнуть жалко. Дойдя до места, где на жирафьих ногах разбежались метеобудки, Артем навел бинокль на Кумуш-Тау. Косая наковальня подлетела к глазам, сверкнула безупречной белизной.
   Артем с досадой осознал, что в глубине души он ждал иного... До чего же улыбается человеческому воображению чудесное! Ерунда! Ты сумей понять, что каждый твой день -- чудо, с этим изматывающим копаньем в снегу, с однообразным наблюдением, с вечной неподвижностью вокруг, под спудом которой таинственная жизнь ледника...
   Завтрак прошел в молчании. Как шпаги, скрещивались взгляды: весело-любопытный под играющей бровью -- Искандера, добродушно-насмешливый -- Олега, нетерпеливо-сверлящий -- Димки. Артем парировал их спокойной уверенностью; потом проговорил тоном начальника зимовки, не допускающим возражений:
   -- А теперь -- распорядок дня. Олегу -- налаживать рацию, если успеет, посмотреть ветряк. Дмитрию -- отдых после ночных наблюдений. Можно и на кухне помочь. Мы с Искандером -- по вчерашним маршрутам. Все.
   -- Как все? -- У Димки это вылетело даже с каким-то писком.
   Потом с неожиданной силой, обратив к Артему исковерканное злобой лицо, Димка закричал:
   -- Припадок перестраховки! Вот как это надо ква-ли-фи-цировать! Ты рассуждаешь как... как моллюск!
   Захлебываясь словами, он метался в тесном пространстве. Все трое жалостливо следили за ним. Зимовка не прогулка по аллее городского парка. И когда твой товарищ выкрикивает вовсе несообразные вещи, самое подходящее -- не слышать. Работы -- ворох, к горлу подступает. Переживания приходится сворачивать до лучших времен.

* * *

   Подышав на пальцы, Артем записал:
   "Снег -- зернистый, рыхлый. Ледяные зерна до трех миллиметров. Внешний вид: как сахарный песок. На глубине ста восьмидесяти сантиметров наблюдается усложнение кристаллов..."
   Разогнув занемевшую спину, огляделся.
   Снег, снег...
   Сегодня снег -- и завтра. Снова и снова...
   Что такое снежинка? Звук пустой, ничто. Десять снежинок весят меньше миллиграмма. Дохнул -- и нет ее! Но миллионами роятся снежинки в белом небе. В верховьях ледника каждый год скапливается до четырех метров снега. Хрупкий белый снег превращается в каменно-твердые напластования льда. И течет, течет неторопливая ледяная река...
   Как она течет? Задумайся -- и ты уже атакован вопросами.
   Скорость движения главного "тела" ледника и его притоков. Взаимодействие этой гигантской массы овеществленного холода с атмосферой. Направление и скорость ветров, зарождение облаков и туманов. Это входит в понятие "климат ледника". И главное -- его потенциал, его способность питать реки.
   Сюда, на отметку 3 700, они пришли, чтобы ответить на эти вопросы. А ледник нелюдим. Выведать его тайны непросто. Отдай ему бессонное кипение ума, и силу мускулов, и жар души. Только так!
   Почему же снова и снова отвлекается он, руководитель, от самого главного -- выполнения основной научной задачи?
   Всплыл воспоминанием округлый, уютный говорок профессора Дарницкого: "Го-убчик, только не фантази-овать! Один факт оттуда, -- энергичный жест, обозначающий "с высоты", -- дороже, чем десять домыслов здесь, -- и палец протыкает письменный стол. -- Научный подвиг, го-убчик, -- это точность, и ничто иное". И другой голос -- в свежей памяти: "Снег -- та же замерзшая вода..."
   Вот именно -- вода, Димур, дорогой мой!
   Моря пресной воды. Той воды, что поит хлопковое поле, и журчит в арычке у твоего дома на самой тенистой улице Ташкента, и брызжет медовым соком персиков.
   А если снега в горах выпадет меньше, чем всегда?
   ...Едва-едва, через силу, тащатся меж отмелей реки. Хлопчатник роняет наземь нерасцветшие бутоны. И в это же время вершины заламывают белые малахаи. Высокогорные ущелья -- как погреба, набитые снегом. Неторопливо, капля за каплай, истаивает лед в нижней зоне ледника.
   Разве нельзя перевернуть все это, ускорить таяние льда и снега в маловодные годы, напоить жаждущую землю?..
   Конечно, он знает: такие опыты ставились. Но Артем хочет своими руками, своей головой в здешних редкостно интересных условиях.
   Вот если наблюдения завершить до срока, тогда можно быстренько на лыжах навестить самый заветный участочек, о котором никто на зимовке не знает.
   Раздался звук, похожий на выстрел из детского пугача. Артем вскинул голову: где-то в стороне взлетела и огнями рассыпалась бледная в свете дня ракета. Ее догнала другая, сшиблась с третьей...
   Сигнал тревоги был дан на зимовке впервые. Артем стал на лыжи. Ветер свистнул в уши: "Быстрей!"
   На пологий склон, последний перед домом, они с Искандером выкатились почти одновременно -- справа и слева.
   -- Не знаешь, в чем дело?
   -- Нет!
   И -- весь разговор! Заскользили в затылок друг другу, "Быстрей, быстрей!" -- повизгивало под ногами.
   Олег стоял на высоком заструге -- бугре старого, плотного снега. Завидев товарищей, замахал руками: "Быстрей!"
   ...Записку читали все трое. Не верилось, что взрослый, разумный человек может нацарапать такое. Красным толстым карандашом: "Видел каменную куницу, ласку. Уверен: так же, как барса и галку, вспугнули явления на Кумуш-Тау. Пренебрегать и дальше считаю преступлением перед наукой. Всю ответственность беру на себя. Артему Васильевичу по принципу "Тише едешь" -- успешной карьеры!" И летящий росчерк: "Дим. Аникеев".
   Получилось все так. Олег корпел над трансформатором: треклятая проволочка пятый раз сгорала! Димка вызвался пойти за метеоданными. Пошел -- и пропал. Когда же Олег спохватился, на столе валялась только эта записка, и свежая лыжня бежала к низовьям ледника...
   Забрав в кулак бороду, Олег повторял:
   -- Ну, знать бы мне!.. Ну, догадаться!.. Я бы этому Анике-воину!..
   -- Пускай сходит с ума -- на свою ответственность! -- кричал Искандер. -- Но эти намеки насчет карьеры!..
   Артем предостерегающе поднял руку.
   -- Димур заболел. Это ясно. Мыто с вами кряжи, дубы. А он -- первый год. Мороз, ветер, никаких досугов, дни летят, словно камни с горы...
   -- Больной -- лежи, а не бежи! -- врезался Искандер.
   Голос Артема потвердел:
   -- Больной или сумасброд -- он сейчас идет один по неважным местам. Думаю, задача понятна: догнать, если надо -- помочь. Вернемся -- выясним отношения. Иду я, идет Ильхамов. А ты, Олег, -- рацию, рацию! Давай мне связь!

* * *

0x01 graphic

   Они шли по Димкиной упрямой лыжне.
   За извивом ледяной реки скрылась черная, округленная крыша домика, флагшток и мачта ветряка.
   Свежий снег, легкий, сухой, все прикрыл нежнейшим лебяжьим пухом. А под нарядным его покрывалом -- провалы, промоины, ледовые сбросы. И бесчисленные трещины -- акульи ощеренные пасти.
   Когда идут двое, они страхуют друг друга. А если один, да еще больной, распаленный, взбудораженный? Свалится, как топор, и крикнуть не успеет.
   -- Одет-то он хорошо, -- сказал Искандер. -- Унты, штормовка.
   -- И дорога хоженая.
   -- Да, дорога...
   Оба, не сговариваясь, набавляли темп: размашистей шаг, чаще дыхание. И сразу вспыхнула боль в груди: высота!
   Нельзя разговаривать. Дыши! Дыши!
   Шагай ровнее! Шагай ровнее!..
   "Вижж, вижж", -- крахмально похрустывает снежная белая скатерть на морозе.
   И вдруг, взвихрив снег, метнулась темная тень -- и в сторону. Заяц?
   Артем притормозил.
   -- Ты видел?
   -- Конечно, видел!
   Постояли, прислушались. Опять все тихо. Треснуло вдали -- где-то валится ледяной карниз в пропасть: звук привычный. Ветер молчит. Стынут горы, белыми клинками кромсают ослепительно-сумрачную синеву. От их вершин до твоих ботинок -- белизна. Голубеет одна Димкина лыжня, и чуть приметно станцевали на белом заячьи перепуганные лапки.
   Как ошпаренный, кинулся длинноухий вбок, в лощину. Зимой кормится он возле торчащего из-под сугробов кустарника. Грызет кору, тем и жив. Что ему делать здесь, где на километры ни былинки, ни веточки?
   И ему и всем остальным нежданным гостям?
   Тут есть какая-то загадка.
   Снег, снег...
   На склоне, открытом ветрам, -- уплотнен, утрамбован, как асфальт. На крутом спуске -- клубится за спиной лыжника белой тучей, ослепляет многогранным сверканьем, словно алмазная пыль
   Снег, снег...
   Каждый шаг болью отдается в груди. Вздох обжигает. Мороз сковывает пальцы.
   ...Шагай ровнее!..

* * *

   Отпылал закат.
   Горы -- матовые, фаянсовые -- вставали гряда за грядой. Где-то среди них Кумуш-Тау, не отличимая от других вершин в тусклом свете надвигающегося вечера. А за ней -- уступами -- спуск в урочище Агджи-Сай, в леса, где обитает зверье, неизвестно отчего стремящееся сейчас на безжизненные высоты.
   А Димкин след все петляет, огибая ненадежные наметы снега над трещинами, шарахаясь от коварно нависших ледовых сбросов, выбирая путь, который не простреливается лавинами.
   Искандер, вырвавшись вперед, встал поперек лыжни.
   -- Подожди! Смотри!
   Вдали, в темном провале среди нагромождений натечного льда, блистала тускло-фиолетово светящаяся полоска.
   -- Лавина! -- Артем чуть шевелил задеревеневшими на морозе губами.
   -- А почему свет?
   -- Обычное дело. Частицы снега движутся с большими скоростями, приобретают электрический заряд.
   -- Не это ли Димкино открытие? Артем пожал плечами. Летящая лавина светит слабо. А Димур, если судить по уверенной этой лыжне и еще по тому, что его до сих пор не нагнали, был недостаточно болен для ошибки таких масштабов."
   Значит, веря в свою правоту, взвесив значение слов, Димка пожелал Артему "успешной карьеры"?
   Карьера! У Артема четыре научные работы, а диплом все еще не защищен и снова отложен из-за этой вот зимовки, из-за возможности самому облазить ледник, а не перебалтывать чужие наблюдения.
   "Го-убчик, эта зимовочка, стало быть, немножечко повыше". Когда Дарницкий рекомендовал Артема начальником и научным руководителем высотной станции, профессор Суров кипел от возмущения: "Нонсенс, чепуха! Наука -- и человек с незаконченным образованием!"
   Подстегнутый горькими этими мыслями, Артем наддал ходу. Встречный воздух разрывал грудь. Сердце стояло где-то у горла.
   ...Словно шелест тысяч бумажных листов ворвался в уши. Грохот ударил в виски. Ветер сшиб дыхание. И весь мир закрыла белая мгла.

* * *

   Медленно возвращалось ощущение своего тела -- боль в подвернувшейся ноге, жгучая ссадина где-то возле уха, мокрый холод за воротником. Мысль ударила, подбросила: "Искандер!" Артем выгребся из сугроба, сел, вытирая залепленные белым очки.
   Туго натянутый, словно сдерживающий слезы, голос поразил слух:
   -- Живой! Вот уж остряк несчастный! Лежит себе, а мы тут...
   Голос был, несомненно, Димкин. И прямо над головой назойливо мельтешило что-то худое -- явно, Димур, а рядом стоял Искандер, живой и целый, только припудренный снегом, -- каждая жилочка в ладном его теле танцевала, весь он был взбаламучен пережитой опасностью, сверкал зубами, готов был гору своротить.
   -- Артем! Вставай! Если ушибло, на себе понесем, не бойся!
   Оба они, помогая Артему подняться и счистить налипший снег, выступали беспокойным дуэтом.
   ...Димка приметил двигающиеся позади него фигурки минут за пять, до того, как их заслонила белая, стена, -- соскользнула, ревя и рассыпаясь, с крутого склона.
   Измотанный, он едва шел, а тут, круто развернувшись, вмиг подлетел к завалу -- еще не успела осесть снежная пыль. Искандера Димка нашел сразу -- отброшенный ударом ветра, поднятого лавиной, он лежал в полубеспамятстве, но скоро очнулся. Артема откапывали уже вдвоем. Разумеется, основная масса лавинного снега пронеслась мимо, иначе...
   -- Иначе оборвалась бы многообещающая карьера, -- сказал Артем, пробуя ступить.
   Димка, подставивший ему плечо, споткнулся на полуфразе.
   -- Нет... ты не думай. Я еще раньше... Осознал, как пишут в сценариях. Похабный тип, конечно, -- склочник и демагог. Но дайте доказать!
   -- Хватит, Димур! Береги силы. До дому еще...
   -- Нет, погоди, должен же я объяснить... Когда я прошел один за другим все эти ледовые капканы, я понял: это не везенье, это ты меня учил ходить по леднику. А я мог... я мог...
   -- Ну, хватит, подвели черту...
   -- Бас! Койсангчи, шайтан разговорчивый! -- хлопнул Димку по спине Искандер. -- Смотри, луна выскочила, нам дорожку осветила!
   ...Прозрачное небе вылито из синего льда, поблескивают сугробы, синеют провалы и ямы.
   Кумуш-Тау -- как на ладони. Четко прорисована на густо-синем серебряная наковальня.
   -- Я, конечно, психопат, -- с неожиданной грустью сказал Димка. -- Притащиться по такой дороге!.. Просто бешено повезло. Нельзя было так -- очертя голову. И, наверно, оно больше никогда не повторится. А все-таки я видел, видел!
   -- Ладно, ладно, -- рассердился уже Искандер. -- Ты не один притащился, ты и нас за собой притащил. И сейчас главное -- скорее домой! Пошли!
   Артем боковым зрением засек светящиеся стрелки часов. Вчера Димур провалился в люк и поднял шум минут на двадцать пять позднее. Дождаться бы этого срока...
   -- Погодите, братцы. Что-то нога бастует!
   -- А ну, садись на сугроб, -- при-сунулся Искандер. -- Давай ее сюда! Так -- больно? А так?
   Артем, покорившись самодеятельному костоправу, добросовестно охал, стонал, кряхтел, успевая зацепить глазом циферблат.

0x01 graphic

   Застыли безмолвные горы. Застыли снега, ожидая то ли ветра, то ли звука голоса, -- иной раз достаточно тени упасть на склон, чтобы нарушилось капризное равновесие природы, чтобы ничтожная причина преодолела силу сцепления снеговой массы с подстилающей поверхностью -- и ринулась, все сокрушая, многотонная лавина... Вот как десять минут назад.
   Но нет ветра. Все оцепенело, молчит. Все недвижимо.
   И они, трое, почему-то молчали. Наконец Димка сказал мрачно:
   -- Ирреальная ночь. Слышно, как звезда с звездою гово...
   И осекся.
   Серебряную громадину Кумуш-Тау прорезала наискосок тончайшая игла интенсивно-красного цвета. Потанцевала на склонах, уперлась в наковальню-вершину.

0x01 graphic

   Вспыхнули и засияли снега.
   Алым пламенем.
   Не с чем было сравнить это сияние -- неистово, яростно, победно алый свет!
   Внезапно нестерпимый его жар затмили черно-багровые полосы, стремительно сбежавшие вниз по склонам. Раскаленную наковальню окутал пунцовый туман, -- казалось, что она взмыла в чебо, подхваченная бурно клубящимися облаками. Мрачный, торжественный отблеск упал на соседние вершины.
   И все погасло. Свинцово-серая луна чуть теплилась в черном провале неба.

* * *

   -- Нижняя зимовка, слышите меня? Перехожу на прием...
   Олег прирос к рации, ничего не видел, не слышал -- ловил голоса вновь ожившего, населенного и перенаселенного эфира. Искандер вел грубый нажим на блаженно отходящего в тепле от перенесенных тягот начальника зимовки:
   -- А я говорю: выпей еще чаю! Сам заварил, по-узбекски!
   -- А сладкий?
   -- Губа к губе прилипнет! Димка отсутствовал. То есть он был здесь, сидел на обычном месте, но по лицу его то и дело снова пробегало выражение полной отрешенности. На коленях у него лежала ефремовская "Туманность Андромеды".
   Свои мнения о возможности межгалактической связи он уже выложил -- книга служила ему щитом против самых ершистых реплик. Артем воздержался от гипотез и догадок. Искандер вопреки всякой логике уверял, что световые сигналы подали с Луны, даже конкретно: лунные альпинисты нашли в лунных горах советский вымпел и начали сигналить.
   Олег не участвовал в спорах -- неумолимо надвигалось время ночной радиосвязи с Большой землей.
   -- Прием! Прием! -- заклинал он с бесконечным упорством радиста, которое можно сравнить разве что с выдержкой йога. И вдруг скомандовал властным шепотом:
   -- Ти-хо!
   Все обернулись к нему.
   Сквозь хрипы взбаламученного эфира донесся голос, четко выговаривающий: "Высокогорной метеостанции, астропункту. Сообщите результаты визуальных наблюдений при вторичном испытании КГМ районе Кумуш-Тау... Повторяю: КГМ -- квантовый генератор конструкции Морозова... Просим указать диаметр освещенного круга... воздействие на вечные снега и льды, а также скалы, поведение животных и птиц. Повторяю: зимовщикам глациологических станций -- верхней и нижней..."
   -- Вот тебе и Луна! -- прошептал Искандер.

* * *

   Высотная станция бурлила.
   Димка вытряхивал резервы емкой своей памяти -- все, что читал когда-то и где-то о квантовых генераторах:
   -- Могучий источник света. Луч можно направить на Луну и осветить любой участок. Искандер разглядел бы даже фантастических лунных альпинистов... Новое, совершеннейшее средство связи -- сверхдальней, космической, -- нашего дорогого Олега Федоровича попрошу особо это заметить! Не перебивать: я еще не кончил! Еще -- может работать за гиперболоид инженера Гарина: световое лезвие, которое запросто срежет гору. Давление луча -- был опыт -- до шестисот атмосфер. Температура порядка восьми тысяч градусов...
   -- Слушай, а ты не из этой оперы? -- Олег повертел перед глазами "Туманность Андромеды". -- Я, например, еще в детстве не только романы, но и предисловия читал. Черным по белому печатали: идея гиперболоида научно несостоятельна!
   -- А моя бабушка читала в детстве, что не могут летать аппараты тяжелее воздуха! -- вспыхнул Димка. -- Это раз! И второе: не путай оптику с радиооптикой!
   -- Очень быстро время скачет, -- вздохнул Искандер. -- Мы тут два года снег пашем. Фантастику читаем. А может, там, на Большой, как говорится, земле, фантастика наша оседлана, взнуздана?
   -- Нет, вы погодите, -- пробормотал вдруг Артем. -- Ты сказал: световое лезвие? А если?..
   Артем не мог дохнуть, туго зажатый волнением. И вдруг, подхваченный сумасшедшей радостью, вскочил с места, по-медвежьи обхватил Дим-кины плечи:
   -- Эх, ты! Слона-то не приметил!
   -- Слон в данную минуту испытывает мою мускулатуру на скручивание, -- поморщился Димка, вырываясь из крепких рук. -- Но что с тобой, Артемище?
   -- Сейчас узнаешь... Слушали жадно, поглощенно....Изучать, измерять, накапливать факты надо, но хотелось большего. Подальше от обычных маршрутов, где добрым людям бродить без надобности, облюбовал Артем участок для опытов. Приплюсовал к своей нагрузке -- изучать законы таяния, овладевать ими.
   ("Один?" -- "Пока один". -- "Правильно это?" -- "Нет. но слушайте дальше...")
   Солнце больших высот яростно, как в тропиках. Однако большую часть солнечной энергии ледник отражает в мировое пространство.
   Белое -- отражает, черное -- поглощает.
   Уже в древности приметил это озабоченный глаз земледельца, установил нехитрую зависимость. Таджикские крестьяне посыпали золой свои поля, торопя зябкую горную весну. В иных масштабах повторено было в наше время: самолет распылял над ледниками угольную пыль.
   Артем начал с той же угольной пыли. Но одному за самолетом разве угнаться? В верховьях таяние снега шло скверно, лениво; и хоть воды на зачерненном участке прибавилось, она только ускоряла процесс превращения фирна в лед, цементировала его. А если и стекала -- быстро уносила пыль... Ведро за ведром подчищая угольный склад, оттаскивал Артем -- и без толку!
   Но только ли зачернение льда -- метод?
   А водяная пушка -- гидромонитор? А огневое бурение? Уже сконструированы портативные ручные термобуры. Вооружить ими отряд альпинистов... А если -- ведь будет же это когда-то! -- поставить на службу человеку укрощенную цепную реакцию?
   Если, если!.. Артем одергивал себя: все это фантастика, ближе, ближе к жизни!
   А фантастика сама пожаловала. Позвала властно: вот оно, новое, ищи, пробуй, испытывай! И Артем чуть не проглядел его, этот ни с чем не сравнимый по эффективности метод.
   -- По моей вине, -- сказал Димка. -- Надо было солидно, научно растолковать, что я наблюдая. В ключе Артема Васильевича.
   -- Ну, ладно, в ключе... Говорил мне один парень: "У тебя все хорошие качества есть, добавь еще одно -- и будет уже крен в другую сторону". Вот и приобрел качество -- не верить первой вспышке идеи: блеснула -- обманет. И вышел крен...
   -- А перехвалил тебя парень, -- хитро сощурился Олег. -- Кстати, я его знаю. Брюки он носит только на восхождениях...
   -- Вот именно, перехвалил, -- вмешался Димка. -- Сейчас я буду тебя бить на твоей же территории, -- сказал он мстительно. -- За индивидуализм. За попытку решить проблему, не привлекая специалистов других отраслей.
   -- Будто я тебя не привлекал! -- усмехнулся Артем. -- А когда "заводил" на разные темы? Ты все и выкладывал. Ты ж прирожденный лектор, член Общества по распространению!
   -- Снимаю этот пункт. А отрыв от своего здорового коллектива?
   -- Признаю, -- великан Артем, смутясь, даже как-то стал меньше. -- Но прошу учесть мотивы: боялся вас перегрузить и... языков боялся. Ведь сам делал, и сам себе скидку давал: ребячество, тыканье пальцем в воздух. Не тому, мол, тебя учили...
   -- Если не тому, значит, неправильно учили! -- Димка сжал кулаки. -- Знаешь, по-моему, с этого и начинается старость: если человек только "от и до".
   Глаза его светились, пылали раскаленные щеки.
   -- Знаете, братцы... Наука стала наукой, потому что без жалости отсекла от себя напластования вымысла. Но Земля, черт ее возьми, вертится! У нас на глазах потеснилась монополия фантастов. И сейчас ничего не поймешь в науке без самого смелого замаха. Сейчас наука -- это дерзать!
   Олег взял в кулак бороду, пряча усмешку.
   -- Только запомни, Димур, дерзать и дерзить -- не одно и то же!..
   Димка крутнулся к нему всем телом.
   -- А если забуду, шепни: Кумуш-Тау, Кумуш-Тау -- алые снега...
   
   
   
   
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru