Мнемозина: Документы и факты из истории отечественного театра XX века / Вып. 4. М.: Индрик, 2009.
Курт Пинтус. "Рычи, Китай!". Мейерхольд в Театре на Штреземаннштрассе
Berliner Tageblatt, 5. April 1930
<...> Перед нами не трагедия индивидуума, а трагедия народа: китайского портового пролетариата.
Как печальная идиллия представлен тяжкий труд кули. Китай, стонущий от жестокости европейцев-эксплуататоров. Простой репортажный случай: в споре из-за платы китаец-владелец джонки толкает за борт английского коммерсанта, тот погибает, капитан английской канонерки требует в отместку повесить двух кули. Их казнят тут же на глазах европейцев на сцене и в зале.
Финал спектакля носит пропагандистский характер: суеверный китайский священник изгоняет заклинаниями злых духов; именно в него попадает пуля белого офицера; студент призывает к революции во имя свободного Китая. <...> Эти события (одно на тысячу) становятся для Мейерхольда поводом для длинных и любовно выстроенных сценических картин, богатых на выдумку и вставные номера.
<...> Понятно, что требования советской литературы и сценического искусства таковы, что европейцы, будь то офицеры на корабле, будь то коммерсанты, будь то женщины, должны изображаться негодяями и идиотами. Это снижает воздействие спектакля, в котором главное -- агитация в пользу России. <...>
Сцены на борту для нас менее всего привлекательны. <...> Мы не понимаем, почему китаец-бой шмыгает туда-сюда в манере старинных опер, прежде чем повеситься из чувства протеста. Эти сцены не трогают и оставляют нас холодными благодаря их холодной концентрации.
Иначе обстоит дело со сценами кули в гавани. Режиссура Мейерхольда более всего сосредоточивается на изображении страждущих пролетариев. Но Мейерхольд, как и в "Ревизоре", столь основательный художник, что наши глаза едва выносят столь тщательную разработку изображения. Кино заострило наш взгляд. В фильме эту рабочую толчею и точные детали можно было бы изобразить с помощью пары панорамных съемок и ближних наездов, так что произвести должный эффект, показав пеструю жизнь гавани силами дюжины характерных актеров на узкой сценической площадке, сегодня невозможно. <...>
Актеры будто в скоростной киносъемке переходят от стиля к стилю, каждый в отдельности чудесен, трогателен в некоторых почти детских жестах и уводящей в мир грез игре <...>.
Но детальная реалистическая живопись и стилизованное групповое движение почти никогда не сливаются в единство. Слишком медленно поданные детали, слишком ясная конструкция тормозят развитие действия, мешают нарастанию увлеченности зрителя, не знающего русского языка. Цель спектакля -- побудить к внешнему или, по меньшей мере, к внутреннему бунту. Ритм и темп игры не способствуют этому эффекту.
С почтением вспомним о том, что Мейерхольд создал этот стиль перенасыщенности формой, который мы использовали, но уже преодолели ради более простого, стремительного, цельного игрового стиля. Можно было, глядя критическим берлинским глазом, множить упреки, но возражение заканчивается признанием: все-таки как страстно разработали материал Третьякова Мейерхольд, его помощник Федоров и их актеры. Так что в конце громко аплодировали и те, кто испытывал восторг не только из политических соображений.
Пинтус (Pinthus) Курт (1886 -- 1975) -- немецкий театральный обозреватель. После непродолжительной работы в литчасти у Рейнхардта стал руководителем отдела критики "8-Uhr-Abendzeitung". Писал рецензии также для "Tageblatt", "Neue SchaubЭhne", "Vogue". В 1933 г. подвергся "запрету на литературную деятельность"; эмигрировал в Нью-Йорк.