Литературное наследие Толстого поистине бесценно. Во всем мире восхищаются его гениальными художественными творениями. Но в тени этой славы находятся другие произведения автора, которые сам Толстой ценил намного выше, чем "Войну и мир" и "Анну Каренину". Это статьи, сборники изречений, письма и дневники, написанные после духовного перелома, пережитого писателем во второй половине 70-х годов XIX века. Полушутя, Толстой говорил, что его художественные сочинения -- это рекламная вывеска для привлечения публики к его действительно важным произведениям. Из творчества позднего периода, пожалуй, наименее известными широкому кругу читателей остаются дневники писателя.
Дневники Толстого поражают своей глубиной, оригинальностью мышления и разнообразием затрагиваемых тем. Трудно найти сколько-нибудь важную сторону общественной или личной жизни, которая бы не волновала писателя и не нашла отражения на страницах его дневников. Однако больше всего Толстого интересовали религиозно-нравственные вопросы, потому что именно в религии, и вытекающем из нее нравственном поведении, он видел благо человеческой жизни. Мы можем соглашаться или не соглашаться с убеждениями, к которым пришел Толстой-мыслитель, но одно бесспорно: дневник Толстого до конца искренен.
Толстой незадолго до смерти так писал о своих дневниках последних лет:
" Дневники... могут иметь некоторое значение, хотя бы в тех отрывочных мыслях, которые изложены там. И потому издание их, если выпустить из них всё случайное, неясное и излишнее, может быть полезно людям".
Исполняя волю Толстого, выпустив "всё случайное, неясное и излишнее", данная книга предлагает читателю ознакомиться с религиозно-философскими размышлениями великого мыслителя из его дневников 1881-1910 гг.
1881-1883
5 мая 1881 г.
Семья -- это плоть. Бросить семью -- это 2-ое искушение -- убить себя. Семья -- одно тело. Но не поддавайся 3-му искушению -- служи не семье, но единому Богу. Семья указатель того места на экономической лестнице, которое должен занимать человек. Она -- плоть. Как для слабого желудка нужна легкая пища, так для слабой, избалованной семьи нужно больше, чем для привычной к лишениям.
6 мая 1881 г.
Не даром пословица: деньги -- ад. Ходил Спаситель с учениками. "Идите по дороге, придут кресты, налево не ходите -- там ад". Посмотрим, какой ад. Пошли. Куча золота лежит. "Вот сказал -- ад, а мы нашли клад". На себе не унесешь. Пошли добывать подводу. Разошлись и думают: делить надо. Один нож отточил, другой пышку с ядом спек. Сошлись, один пырнул ножом, убил, у него пышка выскочила -- он съел. Оба пропали.
15 мая 1881 г.
Государство. "Да мне всё равно, в какие игрушки вы играете, только чтобы из-за игры зла не было".
18 мая 1881 г.
Сережа говорит: учение Христа всё известно, но трудно. Я говорю: нельзя сказать "трудно" бежать из горящей комнаты в единственную дверь.
21 мая 1881 г.
Спор: "добро условно", т. е. нет добра -- одни инстинкты.
22 мая 1881 г.
Продолжение разговора об условности добра. Добро, про которое я говорю, есть то, которое считает хорошим для себя и для всех.
29 мая 1881 г.
-- Христианское учение неисполнимо.
-- Так оно глупости?
-- Нет, но неисполнимо.
-- Да вы пробовали ли исполнять?
-- Нет, но неисполнимо.
28 июня 1881 г.
Разговор о Боге. Они думают, что сказать: я не знаю этого, это нельзя доказать, это мне не нужно, что это признак ума и образования. Тогда как это-то признак невежества. "Я не знаю никаких планет, ни оси, на которой вертится земля, ни экликтик каких-то непонятных, и не хочу это брать на веру, а вижу ходит солнце, и звезды как-то ходят". Да ведь доказать вращение земли и путь ее, и мутацию, и предварение равноденствий очень трудно, и остается еще много неясного и, главное, трудно вообразимого, но преимущество то, что всё сведено к единству. Также и в области нравственной и духовной -- свести к единству вопросы: что делать, что знать, чего надеяться? Над сведением их к единству бьется всё человечество. И вдруг разъединить всё, сведенное к единству, представляется людям заслугой, которой они хвастают. Кто виноват? Учим их старательно обрядам и закону Божию, зная вперед, что это не выдержит зрелости, и множеству знаний, ничем не связанных. И остаются все без единства, с разрозненными знаниями и думают, что это приобретение.
1 июля 1881 г.
Разговор о том, что обидчиков простить надо. Читает Евангелие: и кто хочет взять у тебя рубаху... Смеется. Да что ж, это разве на смех сказано? - Ну, так и надо делать...
3 июля 1881 г.
Я с болезни не могу справиться. Слабость, лень и грусть. Необходима деятельность, цель -- просвещение, исправление и соединение. Просвещение я могу направлять на других. Исправление -- на себя. Соединение с просвещенными и исправляющимися.
10 июля 1881 г.
Тургенев боится имени Бога, а признает его. Наивно спокойный, в роскоши и праздности жизни.
5 октября 1881 г.
1) Прошел месяц -- самый мучительный в моей жизни. Переезд в Москву. Всё устраиваются. Когда же начнут жить? Всё не для того, чтобы жить, а для того, что так люди. Несчастные! И нет жизни. Вонь, камни, роскошь, нищета, разврат. Собрались злодеи, ограбившие народ, набрали солдат, судей, чтобы оберегать их оргию, и пируют. Народу больше нечего делать, как, пользуясь страстями этих людей, выманивать у них назад награбленное. Мужики на это ловчее. Бабы дома, мужики трут полы и тела в банях, возят извозчиками.
2) Соловьев бедный, не разобрав христианство, осудил его и хочет выдумать лучше. Болтовня, болтовня без конца.
22 декабря 1882 г.
Если любишь Бога, добро (кажется, я начинаю любить его), любишь, т. е. живешь им -- счастье в нем, жизнь в нем видишь, то видишь и то, что тело мешает добру истинному -- не добру самому, но тому, чтобы видеть его, плоды его. Станешь смотреть на плоды добра -- перестанешь его делать, мало того -- тем, что смотришь, портишь его, тщеславишься, унываешь. Только тогда то, что ты сделал, будет истинным добром, когда тебя не будет, чтобы портить его. Но заготовляй его больше. Сей, сей, зная, что не ты, человек, пожнешь. Один сеет, другой жнет. Ты, человек, Лев Николаевич, не сожнешь. Если станешь не только жать, но полоть -- испортишь пшеницу. Сей, сей. И если сеешь Божье, то не может быть сомненья, что оно вырастет. То, что прежде казалось жестоким, то, что мне не дано видеть плодов, теперь ясно, что не только не жестоко, но благо и разумно. Как бы я узнал истинное благо -- божие -- от неистинного, если б я, человек плотский, мог пользоваться его плодами?
Теперь же ясно; то, что ты делаешь, не видя награды, и делаешь любя, то наверно божие. Сей и сей, и Бог возрастит, и пожнешь не ты, человек, а то, что в тебе сеет.
1 января 1883 г.
1) Когда только проснусь, часто мне приходят мысли, уяснения того, что прежде было запутано, так что я радуюсь -- чувствую, что продвинулось.
Так на днях -- собственность. Я всё не мог себе уяснить, что она. Собственность, как она теперь -- зло. А собственность сама по себе -- радость на то, что тем, что я сделал, добро. И мне стало ясно. Не было ложки, было полено, я выдумал, потрудился и вырезал ложку. Какое же сомненье, что она моя? Как гнездо этой птицы ее гнездо. Она хочет им пользоваться, как хочет. Но собственность, ограждаемая насилием -- городовым с пистолетом -- это зло. Сделай ложку и ешь ею, но пока она другому не нужна. Это ясно. Вопрос трудный в том, что я сделал костыль для моего хромого, а пьяница берет костыль, чтобы ломать им двери. Просить пьяницу оставить костыль. Одно. Чем больше будет людей, которые будут просить, тем вернее костыль останется у того, кому нужнее.
2) Нынче Гудович умерла. Умерла совсем, а я и мы все умерли на год, на день, на час. Мы живем, значит мы умираем. Хорошо жить, значит хорошо умирать. Новый год! Желаю себе и всем хорошо умереть.
1884
Без даты
1) Китайские пословицы:
И из реки мышь не выпьет больше того, что в брюхо влезет (богатство).
Чего нельзя сказать, лучше не делать.
Бог не поможет, коли упустишь.
Когда пить захотелось, некогда колодца рыть.
Сладкие речи -- яд, горькие -- лекарство.
Яйцо всё крепко, а насидится, цыпленок вылупится.
Кто бьет на самое лучшее, добьется хорошего, а кто бьет только на хорошее, тот никогда не дойдет до него.
Останови руки, останови и рот.
Дегтярная бочка только на деготь.
Доброта завяжет крепче долга.
На чужие деньги жить -- время коротко, на других работать -- время долго.
Открой книгу, что-нибудь да узнаешь.
Настоящий человек всегда, как дитя.
Не тот судья, кто играет, а кто смотрит.
Счастье умному -- радость, а дураку -- горе.
Себя попрекай, в чем других попрекаешь, а других прощай, в чем себя прощаешь.
2) Из Лаоцы:
Когда человек родится, он гибок и слаб; когда он колян и крепок -- он умирает.
Когда деревья родятся, они гибки и нежны. Когда они сухи и жестки, они умирают. Крепость и сила спутники смерти. Гибкость и слабость спутники жизни. Поэтому то, что сильно, то не побеждает.
Когда дерево стало крепко, его срубают.
То, что сильно и велико, то ничтожно; то, что гибко и слабо, то важно.
3) Я сейчас перечел среднюю и новую историю по краткому учебнику.
Есть ли в мире более ужасное чтение? Есть ли книга, которая могла бы быть вреднее для чтения юношей? И ее-то учат. Я прочел и долго не мог очнуться от тоски. Убийства, мучения, обманы, грабежи, прелюбодеяния и больше ничего.
Говорят -- нужно, чтобы человек знал, откуда он вышел. Да разве каждый из нас вышел оттуда? То, откуда я и каждый из нас вышел с своим миросозерцанием, того нет в этой истории. И учить этому меня нечего.
Так же как я ношу в себе все физические черты всех моих предков, так я ношу в себе всю ту работу мысли (настоящую историю) всех моих предков. Я и каждый из нас всегда знает ее. Она вся во мне, через газ, телеграф, газету, спички, разговор, вид города и деревни. В сознание привести это знание? -- да, но для этого нужна история мысли -- независимая совсем от той истории. Та история есть грубое отражение настоящей. Реформация есть грубое, случайное отражение работы мысли, освобождающей человечество от мрака. Лютер со всеми войнами и Варфоломеевскими ночами не имеет никакого места между Эразмами, BoИtie, Rousseau и т. п.
4) Из Вед:
Будь они лошади, коровы, люди, слоны, всё, что живет, ходит, плавает и летает, всё, что даже не двигается, как деревья и травы, всё это глаза разума. Всё образовано разумом. Мир есть глаз разума, и разум его основа. Разум есть единое сущее. Человек, отдаваясь разуму и служению ему, спускается из этого мира явлений в мир блаженный и свободный и становится бессмертным.
5) Конфуций не упоминает о Шанг-ти -- личном Боге, а всегда только о небе.
А вот его отношение к миру духовному. Его спрашивают: как служить духам умерших? Он сказал: когда вы не умеете служить живым, как вы будете служить мертвым? Спросили о смерти: когда вы не знаете жизни, что вы спрашиваете о смерти? Спросили: знают ли мертвые о нашем служении им? Он сказал: если бы я сказал, что знают, я боюсь, что живые погубили бы свою жизнь, служа им. Если бы я сказал, что не знают, я боюсь, что совсем бы забыли о них. Вам незачем желать знать о том, что знают мертвые. Нет в этом нужды. Вы всё узнаете в свое время.
Что есть мудрость?
"Искренно отдаваться служению людям и держаться дальше от того, что называют духовным миром -- это мудрость".
"Управлять значит исправлять. Если вы ведете народ правильно, кто посмеет жить неправильно?"
Было много воров. Спросили: как от них избавиться?
"Если бы вы сами не были жадны, то вы бы деньги платили им, и они не стали бы воровать".
Спросили, хорошо ли для блага добрых убивать дурных?
"Зачем убивать? Пусть ваши желания будут добрые, и все будут добрые. Высшее всё равно как ветер, а низшее, как трава. Ветер дует, трава гнется".
Весь вопрос в том, что и кого считать высшим.
Считать высшим, поднимать, уважать доброе.
Считать низшим, спускать, презирать злое -- без сделок.
9 марта 1884 г.
Пришел Гуревич-эмигрант (еврей). Хочет найти общее соединительное евреев и русских. Оно давно найдено. Иногда я грущу, что дрова не горят. Точно если бы они загорелись при мне, это бы не было явным признаком, что горят не дрова, а поджожки, и они не занялись.
10 марта 1884 г.
1) Андрюша пролил чернила. Я стал упрекать. И верно у меня было злое лицо. Миша тотчас же ушел. Я стал звать его; но он не пошел и занялся тотчас же рисованием картинок. После я послал его в комнату Тани спросить о Маше. Таня сердито окрикнула его. Он тотчас же ушел. Я послал его еще раз. Он сказал: нет, я не хочу, я хочу с тобой быть. Где сердятся, там нехорошо. Он уходит оттуда, но сам не сердится, не огорчается. И его радости и занятия жизни не нарушаются этим. Вот чем надо быть. Как говорит Лаоцы -- как вода. Нет препятствий, она течет; плотина, она остановится. Прорвется плотина -- она потечет, четвероугольный сосуд -- она четвероугольна; круглый -- она круглая. От того-то она важнее всего и сильнее всего.
2) Что за глупое явление реформация Лютера. Вот торжество ограниченности и глупости. Спасение от первородного греха верою и тщета добрых дел стСят всех суеверий католичества. Учение (ужасное по нелепости) об отношениях церкви и государства могло только вытечь из глупости. Так оно и вытекло из лютеранства.
11 марта 1884 г.
Учение середины Конфуция удивительно. Всё то же, что и Лаоцы -- исполнение закона природы -- это мудрость, это сила, это жизнь. И исполнение этого закона не имеет звука и запаха. Оно тогда -- оно, когда оно просто, незаметно, без усилия, и тогда оно могущественно. Признак его есть искренность -- единство, не двойственность. Он говорит: небо всегда действует искренно.
Не знаю, что будет из этого моего занятия, но мне оно сделало много добра.
12 марта 1884 г.
Неопределенность желаний, и потому неискренность, и потому бессилие. Как удивительно ясно и сильно выражение Лаоцы, что небо производит всё, и могущественно, потому что оно всегда искренно.
14 марта 1884 г.
Читал Отечественные Записки. "Психические явления должны войти в круговорот жизни". Разумеется, но не через это они сделаются нам известны, только регулируемы они могут быть тем, что мы поймем их связь с круговоротом жизни. Они -- известное, самое известное, то известное, которое нам необходимо признавать известным для решения вопросов круговорота жизни. Всё круговорот -- правда. Но есть начало движения и начало косности. Глядя на мир, я должен признать силу и материю. Стараясь же определить и то, и другое, я прихожу к метафизическому представлению начала того и другого -- непостижимой начальной силы и непостижимого вещества. Я пришел к этой бессмыслице только потому, что я не признал известного себя, который есть начальная непостижимая сила и непостижимое вещество. Вещество и сила соприкасаются с непостижимым, но не где-то там, в бесконечном пространстве и времени, а во времени, а во мне самом. Я сознающая себя сила и сознающее себя вещество, и потому только и вижу круговорот силы и вещества.
15 марта 1884 г.
Мое хорошее нравственно состояние я приписываю чтению Конфуция и, главное, Лаоцы. Надо себе составить Круг чтения: Эпиктет, Марк Аврелий, Лаоцы, Будда, Паскаль, Евангелие. Это и для всех бы нужно. Это не молитва, а причащение.
16 марта 1884 г.
Читал статью Гуревича. Дурно написана. Тон эмигранта -- развязный и неясный. Интересно изменение миросозерцания еврея. Да, променять синагогу с Талмудом на гимназию с граматикой невыгодно. Кажущаяся выгода только в том, что в гимназии и университете ни во что не верят -- делаешься свободным от всего, но это не надолго приятно. Всё равно, как снять платье зимой. В первую минуту покажется легче.
18 марта 1884 г.
Принес письмо еврей. Читал письмо. Странно. Это 3-й еврей обращается ко мне. Одно общее во всех. Они чувствуют, что их вера, как ни изуродована -- вера, и лучше безверия прогресса. Этот кажется серьезнее всех. Но у всех какой-то спешный азарт. Вспыхивают, а не горят.
19 марта 1884 г.
1) Извозчик пьяный, сквернослов, здоровенный. Сейчас о похабстве... Что делать с этими? Их же имя легион. Это в лучшем случае Горации. Конфуций прав, только не насилие власти, а насилие убеждения -- искусства -- церкви, обряды жизни, веселья, нравы определенные, которым бы легко было им повиноваться. Но непременно повиноваться. Они сами не могут. В их числе все женщины.
2) Пришел Гуревич. Он писатель без своих мыслей. Лучшая поверка человека: уйдет он и нечего вспомнить.
22 марта 1884 г.
Я грущу, что мое дело не растет. Это всё равно, что грустить о том, что посеянное не всходит сейчас же, что зерен не видно. Правда, что поливки нету. Поливка была бы -- дела твердые, ясные, во имя учения. Их нет, потому что не хочет еще Бог.
23 марта 1884 г.
Сел за перевовод Урусова. Неровен. Часто очень нехорошо. Не знаю что�: текст или перевод? Вероятнее текст. Надо писать, т. е. выражать мысли так, чтобы было хорошо на всех языках. Таково Евангелие, Лаоцы, Сократ. Евангелие и Лаоцы лучше на других языках.
25 марта 1884 г.
Человек, делающий дурное, самое дурное -- не зол и часто бывает очень добр -- цари, солдаты. Но человек, делающий дурное и знающий, что это дурно, -- сомневающийся, вот кто зол, только эти злые и есть в мире.
29 марта 1884 г.
1) Читал Конфуция. Всё глубже и лучше. Без него и Лаоцы Евангелие не полно. И он ничего без Евангелия.
2) Письмо после обеда от Черткова. Он сердится за разумение вместо Бога. И я с досадой подумал: коли бы он знал весь труд и напряжение, и отчаяние, и восторги, из которых вышло то, что есть. Вот где нужно уважение. Но чтобы оно было, нужно его заслужить. А чтобы его заслужить, нужно его не желать.
3) Я боялся говорить и думать, что все 99/100 сумасшедшие. Но не только бояться нечего, но нельзя не говорить и не думать этого. Если люди действуют безумно (жизнь в городе, воспитание, роскошь, праздность), то наверно они будут говорить безумное. Так и ходишь между сумасшедшими, стараясь не раздражать их и вылечить, если можно.
4) Если точно я живу (отчасти) по воле Бога, то безумный, больной мир не может одобрять меня за это. И если бы они одобрили, я перестал бы жить по воле Бога, а стал бы жить по воле мира, я перестал бы видеть и искать волю Бога. Таково было твое благоволение.
30 мapтa 1884 г.
Читал Конфуция. Надо сделать это общим достоянием.
Не даром "церемония" -- propriety -- обращения с людьми есть целое учение: 1) этика -- основы нравственности и 2) приложение этих основ -- обращение с людьми.
Март 1884 г.
Читал Конфуция и записывал. Религиозное -- разумное объяснение власти и учение о нем китайское было для меня откровением. Если Богу угодно, я буду полезен людям, исполнив это. Во мне всё больше и больше уясняется то в этом, что было неясно. Власть может быть не насилие, когда она признается как нравственно и разумно высшее. Власть, как насилие, возникает только тогда, когда мы признаем высшим то, что не есть высшее по требованиям нашего сердца и разума. Как только человек подчинился тому -- будь то отец или царь, или законодательное собрание, -- что он не уважает вполне, так явилось насилие. Когда то, что я считаю высшим, стало не высшим, и я осуждаю его, то употребляются обыкновенно два способа: стать самому выше того, что было высшим -- подчинить его себе (ссоры сыновей с отцами, революции), или, несмотря на то, что высшее перестало быть высшим -- продолжать нарочно считать его высшим -- конфуцианство, славянофильство, Павел (несть власти не от Бога). Оба средства ужасные и самое ужасное последнее; оно доводит до первого. Выход же один: я не считаю того-то высоким, и потому и должен поступать так. Считаю то высоким и должен поступать так.
Власть истинная не может быть основана ни на предании, ни на насилии. Она может быть основана только на единстве признания высоты.
4 апреля 1884 г.
1) Очень тяжело в семье. Тяжело, что не могу сочувствовать им. Все их радости, экзамен, успехи света, музыка, обстановка, покупки, всё это считаю несчастьем и злом для них и не могу этого сказать им. Я могу, я и говорю, но мои слова не захватывают никого. Они как будто знают -- не смысл моих слов, а то, что я имею дурную привычку это говорить. В слабые минуты -- теперь такая -- я удивляюсь их безжалостности. Как они не видят, что я не то, что страдаю, а лишен жизни, вот уже 3 года. Мне придана роль ворчливого старика, и я не могу в их глазах выйти из нее: прими я участие в их жизни -- я отрекаюсь от истины, и они первые будут тыкать мне в глаза этим отречением. Смотри я, как теперь, грустно на их безумство -- я ворчливый старик, как все старики.
2) Если верить в то, что цель и обязанность человека есть служение ближнему, то надо и доходить до того, как служить ближнему. Надо выработать правила, как нам, в нашем положении, служить? А чтобы нам, в нашем положении, служить, надо прежде всего перестать требовать службы от ближних. Странно кажется, но первое, что нам надо делать -- это прежде всего служить себе. Топить печи, приносить воду, варить обед, мыть посуду и т. п. Мы этим начнем служить другим.
7 апреля 1884 г.
1) Толпы бегут к заутрене. Когда будут бегать хоть не так, но в 1/100 к делу жизни?!
2) С Страховым разговор о дарвинизме. Он -- бедный -- серьезно, разумно опровергает бред сумасшедших. Напрасно и бесконечная работа. Напрасно потому, что они безумны тем, что не верят разумным доводам, и бесконечная работа потому, что сумасшествиям нет конца.
3) Когда проскочет через машину колос, то он колос. Когда попадет в машину, то он зерно, потом мука, потом хлеб, потом кровь, потом нервы, потом мысль, и как только он мысль, то он всё, т. е. уже не колос, а то, из чего и рожь и хлеб, и свинья, и дерево, и добро, и всё, т. е. Бог. Попадет в корковое, мозг и оттуда может попасть в Бога, в источник всего. В человеке, в жизни его, в мозгу, в разуме источник всего. Не источник, а та часть, которая соединяется, сливается с началом всего. Всякое жизненное явление, впечатление, получаемое человеком, может пройти по человеку, как по проводнику, и может дойти до его сердцевины, и там слиться с его началом. Задача и счастье человека образовать из себя центр начальный, бесконечный, свободный, а не вторичный, ограниченный, подневольный проводник.
9 апреля 1884 г.
1) Поздно читал Страхова статью. Праздно, на все глупости не надоказываешься. А анализировать приемы науки не нужно, кто любит науку, тот их знает, как знает законы равновесия человек, который ходит.
2) Начал Менгце. Очень важно и хорошо. Менгце учил, как recover, найти потерянное сердце. Прелесть.
10 апреля 1884 г.
Деятельность революционеров воображаемая, внешняя -- книжками, прокламациями, которые не могут поднять. И деятельность законная. Если бы ей не препятствовали, в ней не было бы вреда. Им задержали эту деятельность -- явились бомбы.
11 апреля 1884 г.
Нельзя запрещать людям высказывать друг другу свои мысли о том, как лучше устроиться. А это одно, до бомб, делали наши революционеры. Мы так одурели, что это выражение своих мыслей нам кажется преступлением.
14 апреля 1884 г.
Неужели не может быть счастливой жизни? Я не знаю. Надо в несчастной быть счастливым. Надо это несчастье сделать целью своей. И я могу это, когда я силен духом. Надо быть сильным или спать.
16 апреля 1884 г.
1) Получил письмо Черткова с возмутительной запиской англичанина for their own dear saves. Все преступники -- сумасшедшие. Судья лечит. Зачем же он судит, а не свидетельствует? Зачем он наказывает?
2) Попытки не курить глупы. Бороться не надо. Надо очищать, освящать ум.
3) Всё бродит мысль о программе жизни. Не для загадывания будущего, которого нет и не может быть, а для того, чтобы показать, что возможна и человеческая жизнь.
18 апреля 1884 г.
Я сомневался, нужно ли помогать политическим заключенным. Мне не хотелось, но теперь я понял, что я не имею права отказывать. Рука протянута ко мне. "И в темнице посети".
21 апреля 1884 г.
Встретил Самарина. Дурная привычка ценить в шляпах и колясках дороже. Самарин для меня то же, меньше, чем Петр лакей. Петра лакея я не знаю, а Петра Самарина уже знаю.
23 апреля 1884 г.
Пошел к Урусовым. Племянница интеллигентная консерваторка. Как не противиться злу? Всё то же. Хочется знать истину и осуждать других, но делать ее не хочется.
25 апреля 1884 г.
Как люди, лишенные религиозного чувства, ненавидят проявление его и чутки. Им ненавистно упоминание, как о важном, о том, чего они не видят.
3 мая 1884 г.
Хороший разговор о городе и деревне. Можно говорить о выгодах города, как выгоды, но как только поставить вопрос, что нравственнее, так всё кончено.
13 мая 1884 г.
Читал Эмерсона. Глубок, смел, но часто капризен и спутан. Всё попытки сердиться.
14 мая 1884 г.
В лесу стоял. Стал гадать -- влияние огромное, большое, среднее, ни то, ни се, малое, очень малое, ничтожное. Два раза вышло очень малое. Я уже пережил гаданье -- привычка. Но очень малое заняло меня. Ведь это лучшее, что я могу желать. Самое огромное дело ведь всегда очень малое. Для Бога всякое дело очень малое. И оно-то дело. И целый ряд хороших мыслей о том, как хорошо желать и делать очень малое: приятное детям, Власу, жене, если бы можно было.
15 мая 1884 г.
Эмерсон сильный человек, но с дурью людей 40-х годов.
16 мая 1884 г.
1) Как много времени выигрываешь от отсутствия тщеславия и охоты к потехам.
2) Прелестная мысль Бугаева, что нравственный закон есть такой же, как физический, только он im Werden. Он больше, чем im Werden, он сознан. Скоро нельзя будет сажать в остроги, воевать, обжираться, отнимая у голодных, как нельзя теперь есть людей, торговать людьми. И какое счастье быть работником ясно определенного божьего дела!
19 мая 1884 г.
Надо только делать добро около себя, радовать людей вокруг себя -- без всякой цели и это великая цель.
22 мая 1884 г.
Говорил с детьми, как жить -- самим себе служить. Верочка говорит: Ну хорошо неделю, но ведь так нельзя жить. И мы доводим до этого детей!
27 мая 1884 г.
1) Много думал о том, что учение искупления Павла, Августина, Лютера, Редстока -- сознание своей слабости и отсутствие борьбы -- имеет великое значение. Борьба, надежда на свои силы, ослабляет силы. Не мучить себя, не натягивать струны и тем не ослаблять ее. А кормить себя пищей жизни. То же самое, что искупление. Очень интересно узнать будет ли меня теперь также мучить искушение с тех пор, как я не буду бороться с ним.
2) Жизнь наша есть исполнение возложенного на нас долга. И всё сделано для того, чтобы исполнение это было радостно. Всё залито радостью. Страдания, потери, смерть -- всё это добро. Страданья производят счастье и радость, как труд -- отдых, боль -- сознание здоровья, смерть близких -- сознание долга, потому что это одно утешение. Своя смерть -- успокоение. Но обратного нельзя сказать; отдых не производит усталости, здоровье -- боли, сознание долга -- смерти. Все радость, как только сознание долга. Жизнь человека, известная нам -- волна, одетая вся блеском и радостью.
2 июня 1884 г.
У Kingsley прекрасно философское объяснение "сына" -- идея человека -- праведного для себя, для Бога. А чтобы быть таким праведным, надо быть обруганным, измученным, повешенным, презираемым всеми и всё-таки праведным. К Христу это неверно, потому что у него были ученики, было признание его от людей. Неправильно и то, что "сын" вполне выражен Христом. Он выражается вечно и выразится только во всем человечестве.
3 июня 1884 г.
Пошел на суд. Заведение для порчи народа. И очень испорчен. Расчесывают болячки -- вот суд.
4 июня 1884 г.
1) Скептицизм ведет к несчастью, если человек живет в разладе с своими идеалами: чем дальше он пойдет по этому пути, тем тяжелее ему будет. И для него надо желать, чтобы жизнь его была хуже. Чем хуже, тем лучше.
2) Всем надо везти тяжесть, и все его рассуждения, как и многих других, -- отвиливания: "повезу, когда другие". "Повезу, когда оно тронется". "Оно само пойдет". Только бы не везти. Тогда он сказал: я не вижу, чтоб кто-нибудь вез. И про меня, что я не везу. Я только говорю.
9 июня 1884 г.
Одно средство для того, чтобы сделать что-нибудь, -- это приготовить орудия работы, завести порядок в работе и кормить. Накормить лошадь, запрячь ладно и не дергать, а ровно ехать, тогда довезет легко. То же с работой своей -- кормить, т. е. 1) питаться верой -- религией, мыслью о жизни общей и личной смерти, 2) чтоб было к чему прикладывать деятельность, 3) не рвать, не торопиться и не останавливаться. Это чтобы делать. А чтобы не делать, одно средство -- пустить воду, которая рвет плотину, по другим путям. Тоже в жизни -- похоть. Работать веселую, неостановную работу.
11 июня 1884 г.
Думал о своих неудачных попытках романа из народного быта. Что за нелепость?! Задаться мыслью написать сочинение, в котором первое место бы занимала любовь, а действующие лица были бы мужики, т. е. люди, у которых любовь занимает не только не первое место, но у которых и нет той похотливой любви, о которой требуется писать.
14 июня 1884 г.
Высшее счастье -- отдавать себя другим, и это подтверждается в работе продолжительно и в акте сосредоточенно. Да, это так, но для этого должна быть работа, соответственная потреблению. А если потребление выше работы, потребность эта будет преувеличена, так оно и есть. Стало быть, опять всё к работе. Главное несчастье наше -- это то, что мы потребляем больше, чем работаем, и потому путаемся в жизни. Работать больше, чем потреблять, не может быть вредно. Это высший закон.
24 июня 1884 г.
Перечитывал дневник тех дней, когда отыскивал причину соблазнов. Всё вздор, одна -- отсутствие физической напряженной работы. Я недостаточно ценю счастье свободы от соблазнов после работы. Это счастье дешево купить усталостью и болью мускулов.
27 июня 1884 г.
Нужда, т. е. нужная работа, учит, главное, мудрости жизни -- делать наибольшее дело с наименьшей тратой и чужих, и своих сил. Этому выучишься только в настоящем труде.
30 июня 1884 г.
Честолюбие и вообще vanite занимает пустое место, незанятое -- миросозерцанием. Полнеет содержание миросозерцания, уничтожается vanite.