Толстой Лев Николаевич
Сочинения графа Л. Н. Толстого. Часть тринадцатая

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:

   Сочиненія графа Л. Н. Толстаго. Часть тринадцатая. Произведенія послѣднихъ годовъ. Москва, 1891 т. Книга эта вышла одновременно въ двухъ видахъ, какъ продолженіе прежнихъ двухъ изданій. Внѣшнее различіе заключается въ томъ, что на оберткѣ одного экземпляра значится: "изданіе первое", и самый томъ толще, ибо въ него вошли нѣкоторыя произведенія, не напечатанныя въ ранѣе вышедшихъ книжкахъ, таковы: Въ чемъ счастье! О переписи въ Москвѣ, Такъ что же намъ дѣлать? О томъ, въ чемъ правда въ искусствѣ. На совершенно такой же оберткѣ другаго экземпляра напечатано: "изданіе второе", и вышеназванныхъ сочиненій въ немъ нѣтъ, такъ какъ они помѣщены были въ двѣнадцатомъ томѣ втораго изданія. Затѣмъ въ обоихъ экземплярахъ напечатаны, подъ общимъ наименованіемъ: Новѣйшія произведенія, слѣдующія сочиненія: Ручной трудъ и умственная дѣятельность, Послѣднія главы изъ книги "О жизни", Праздникъ просвѣщенія 13 января, Трудолюбіе или торжество земледѣльца, Плоды просвѣщенія (комедія), Для чего люди одурманиваются, Крейцерова соната и Послѣсловіе (къ ней). Первое и второе изданія отпечатаны въ форматѣ 16-й доли листа; отмѣчаемъ мы это потому, что существуетъ еще изданіе, на оберткѣ его значится "пятое", большаго формата -- въ 8-ю долю листа, и въ дополненіе къ этому изданію (тоже въ 12 томахъ), т.-е. въ такомъ же форматѣ, тринадцатый томъ не былъ отпечатанъ. Такимъ образомъ, имѣющіе изданіе in 8о должны довольствоваться послѣднимъ томомъ, неподходящимъ къ ихъ книгамъ; пріобрѣтать же имъ слѣдуетъ 13 томъ "перваго изданія", заключающій въ себѣ такія произведенія, которыхъ нѣтъ въ "пятомъ" изданіи.
   Русское общество съ большимъ нетерпѣніемъ ожидало появленія этого тринадцатаго тома, несмотря на то, что вошедшія въ него произведенія давнымъ-давно всѣмъ извѣстны, прочитаны всею грамотною и отчасти малограмотною Россіей, обсуждались и критиковались въ печати, разбирались въ "духовныхъ" журналахъ и вызывали даже устныя возраженія съ церковныхъ и профессорскихъ каѳедръ. Факты эти весьма знаменательны и поучительны. Непоявленіе въ печати, но какимъ бы ни было причинамъ, сочиненія писателя, хотя бы и очень талантливаго, обрекаетъ произведеніе это полной неизвѣстности либо навсегда, либо до его напечатанія. Но есть произведенія, которымъ для ихъ распространенія въ обществѣ печатный станокъ совершенно не нуженъ и распространеніе которыхъ ничѣмъ не можетъ быть ни остановлено, ни даже задержано на время. Всякая попытка воспрепятствовать нѣкоторымъ произведеніямъ сдѣлаться извѣстными обществу ведетъ лишь къ вящему ихъ распространенію и прославленію, ибо такія попытки возбуждаютъ неудержимое любопытство общества и придаютъ иному сочиненію такое значеніе во мнѣніи этого общества, какого въ дѣйствительности оно, быть можетъ, и не имѣетъ. Самое же значеніе произведенія, ненапечатаннаго и, тѣмъ не менѣе, расходящагося во многихъ тысячахъ экземпляровъ, остается для огромнаго большинства читателей совершенно неопредѣленнымъ потому, что критика вынуждена молчать, ибо неудобно печатное обсужденіе ненапечатанного сочиненія. Но и въ этомъ отношеніи, какъ и въ способѣ распространенія, какъ и во многихъ другихъ, сочиненія графа Л. Н. Толстаго находятся въ положеніи совершенно исключительномъ. Подобно комедіи Горе отъ ума, "поэмѣ" Мертвыя души, многимъ стихотвореніямъ Пушкина и Лермонтова, всякое новое и ненапечатанное тотчасъ же произведеніе гр. Толстаго расходится во множествѣ списковъ и всяческихъ иныхъ репродукцій. Помимо этого и въ отличіе отъ вышеназванныхъ произведеній, сочиненія гр. Толстаго тотчасъ же переводятся на иностранные языки и появляются напечатанными въ чужихъ краяхъ на русскомъ языкѣ {Такъ было съ Крейцеровой сонатой и Послѣсловіемъ къ ней, которая напечатаны въ Берлинѣ съ поразительными искаженіями русскаго языка. На оберткѣ этого изданія напечатано, что оно пересмотрѣно и неправлено учителемъ русскаго языка при королевской военной академіи и присяжнымъ переводчикомъ при королевскомъ каммергерихтѣ въ Берлинѣ. Вся книжка сплошь -- образецъ безграмотности к непониманія русскаго языка. Въ ней на каждомъ шагу цѣлая фраза до того обезображена, что трудно, а иногда и совсѣмъ невозможно, доискаться ихъ смысла.}. Но и этого мало: въ нѣкоторыхъ спеціальныхъ изданіяхъ, мало распространенныхъ, впрочемъ, появляются и въ Россіи "изложенія@ ненапечатанныхъ его произведеній, съ обширными выписками изъ нихъ и съ критическими разборами съ точки зрѣнія той спеціальности, которой посвященъ журналъ. Только что сказанное нами отнюдь не противорѣчивъ высказанному выше объ отсутствіи критики, какъ потому, что "спеціальные" журналы читаются очень немногими, такъ и потому въ особенности, что критическая оцѣнка такихъ журналовъ не можетъ быть полною и, по существу своему, должна всегда быть одностороннею; а, слѣдовательно, она и оказывается недостаточно убѣдительною, для огромнаго же большинства читателей и совсѣмъ неизвѣстною, какъ бы несуществующею. Иное значеніе имѣютъ возраженія ex cathedra на ненапечатанныя произведенія литературы. Когда они дѣлаются съ академической каѳедры, то обращаются они къ очень небольшому кружку слушателей. Если же они раздаются съ каѳедры церковной, то выслушиваются множествомъ такихъ людей, которые объ опровергаемомъ сочиненіи никакого понятія не имѣютъ и никогда бы таковаго не получили безъ указаній оратора, опровергающаго нѣчто, для массы слушателей несуществующее. Въ томъ и въ другомъ случаѣ такъ же, какъ и при печатной критикѣ на неизданное сочиненіе, убѣдительность возраженій умаляется до крайности тѣмъ соображеніемъ, что оппонировать нѣтъ никакой возможности, что выслушивается только одна сторона, вопреки старому и основательному требованію: audiatur et altera pars. А вотъ это-та altera pars и можетъ подать свой голосъ только при полной свободѣ критики въ печати, что въ особенности важно и необходимо при теперешнемъ направленіи творчества гр. Л. Н. Толстаго.
   Мы не сторонники ученій гр. Толстаго, во всей ихъ послѣдовательности и полнотѣ, въ чемъ, кажется, никто усомниться не можетъ, но мы искренніе и горячіе почитатели его огромнаго таланта, возвышающагося иногда до геніальности. Мы искренніе и горячіе почитатели Льва Николаевича не за одинъ талантъ его, но и за то еще, что въ сочиненіяхъ своихъ онъ призываетъ людей ко взаимной любви, къ благожелательству, къ незлобивости, къ взаимопомощи и къ труду на пользу ближнихъ, къ житію нравственному и простому, къ трезвости и воздержанію отъ излишествъ, одинаково вредныхъ для тѣла и для духа, для самихъ насъ, для близкихъ намъ и для всего общества. Мы очень высоко ставимъ и чтимъ графа Толстаго, какъ писателя и моралиста; но мы, все-таки, не сторонники его, какъ учителя и проповѣдника. Потому мы не сторонники его, что въ ученіяхъ своихъ онъ не всегда умѣетъ самъ воздерживаться отъ излишествъ, отъ увлеченій, мы позволимъ себѣ сказать -- отъ опьяненія мыслью, заводящаго его нерѣдко туда, куда мы рѣшительно отказываемся слѣдовать за нимъ и куда, но глубокому убѣжденію нашему,-не послѣдуетъ за нимъ никто, ни одинъ человѣкъ, сохраняющій трезвость сознанія, не опьяненный духовно-одурманивающею силой его таланта. Мы очень опредѣленно различаемъ гр. Толстаго романиста съ гр. Толстымъ учителемъ. Еще Ив. Сер. Тургеневъ, незадолго до своей смерти, въ письмѣ къ гр. Л. Н. Толстому назвалъ его великимъ писателемъ земли Русской". И съ этимъ всѣ согласились. Такое возвеличеніе относилось къ автору Война и миръ, Анна Каренина и другихъ беллетристическихъ произведеній. Русскіе и иностранцы признали гр. Л. Н. Толстаго великимъ романистомъ. Но разница въ томъ, что въ чужихъ краяхъ нѣтъ особаго слова, соотвѣтствующаго исключительно понятію великій: le grand, der grose -- значатъ также большой, крупный. Большихъ или крупныхъ романистовъ много у французовъ и у нѣмцевъ, есть такіе и у насъ, и крупный писатель, большой романистъ стоитъ, все-таки, въ ряду себѣ равныхъ, хотя и впереди многихъ другихъ. Слово же "великій" имѣетъ иной смыслъ и возноситъ человѣка на высоту недосягаемую. Такое наименованіе, данное человѣку при жизни и имъ принятое, выдѣляетъ его отъ всѣхъ современниковъ, ставитъ его въ совершенно особливое положеніе. И тому человѣку необыкновенно тяжело, должно быть, жить подъ гнетомъ своего величія. Возвеличившее его наименованіе побуждаетъ его, почти обязываетъ создать нѣчто необычайное, нѣчто такое, чего никто другой не въ силахъ сдѣлать. Большой романистъ можетъ написать романъ или нѣсколько романовъ, которые возвысятъ и прославятъ его еще больше. Великому писателю дальше идти некуда, онъ стоитъ на вершинѣ и не можетъ иначе смотрѣть на всѣхъ и на все, какъ сверху внизъ, съ высоты своего величія, и не только на всѣхъ и на все, но и на себя самого, какимъ онъ былъ прежде, на свое прежнее творчество. Вмѣстѣ съ тѣмъ, не можетъ онъ и замереть въ своемъ величіи. Съ одной стороны, ему не позволяетъ этого живая сила творчества, непреодолимые порывы таланта, съ другой -- всѣ ждутъ отъ него еще чего-то, взываютъ къ нему, требуютъ настоятельно новыхъ "глаголовъ, жгущихъ сердца", отъ великаго писателя родной страны. Какіе же такіе "глаголы" скажетъ онъ въ романѣ или въ повѣсти, не умаляя своего величія, не рискуя спуститься до прежняго своего положенія и до рядовъ другихъ только крупныхъ или большихъ романистовъ? Передъ такимъ человѣкомъ открывается на выборъ или пренебречь величіемъ и снизойти на землю, или подняться еще въ высоты уже надземныя, послѣ титула "великаго писателя" стяжать новые титулы "величія": учителя, а потомъ... потомъ пророка... А потомъ что же еще? Великій писатель земли Русской, творецъ Мертвыхъ душъ, отказался отъ своихъ твореній и сжегъ ихъ, и отдался "учительству". Гр. Л. И. Толстой тоже отказался отъ своихъ твореній, не сжегъ ихъ, но всенародно призналъ недостойными себя "заблужденіями" и отдался "учительству", заведшему его далѣе того, чѣмъ онъ самъ предполагалъ.
   Мы уже сказали, что въ основѣ своей "ученіе" гр. Толстаго опирается на общія положенія, что жить слѣдуетъ "нравственно", "по-божески", въ чистотѣ душевной и тѣлесной, въ любви и незлобивое?". Все это и многое еще преподано намъ закономъ Божіимъ и философскими ученіями о нравственности, а, слѣдовательно, давно всѣмъ извѣстно. Но гр. Толстой не удовлетворяется извѣстнымъ и общепринятымъ христіанами и нехристіанами. Въ конечныхъ своихъ выводахъ онъ доходитъ до осужденія брака, до положительнаго воспрещенія его, какъ дѣла, противнаго нравственности. Призывая людей къ трудовой жизни, гр. Толстой признаетъ единственно полезнымъ, необходимымъ и "нравственнымъ" только "ручной трудъ", или, по его же выраженію, "хлѣбный трудъ", т.-е. трудъ земледѣльца. Гр. Толстой говоритъ: "Всѣ бѣдствія людей, за исключеніемъ прямаго насилія, происходятъ отъ голода, лишеній всякаго рода, отягченія въ работѣ -- и, рядомъ съ этимъ, отъ излишества, праздности и вызываемыхъ ими пороковъ". "Хлѣбный трудъ есть лѣкарство, спасающее человѣчество" отъ всѣхъ бѣдствій. Когда "всѣ люди признаютъ священный первородный законъ труда", тогда "всѣ будутъ работать и ѣсть хлѣбъ своихъ трудовъ, и хлѣбъ, и предметы первой необходимости не будутъ предметами купли и продажи"... Нужды, по мнѣнію гр. Толстаго, не будетъ: всѣ будутъ братски дѣлиться съ немощными, слабыми, неспособными къ труду. Про лѣнивыхъ умалчивается въ томъ предположеніи, конечно, что такихъ не будетъ, ибо "человѣкъ не будетъ имѣть соблазна необходимости хитростью или насиліемъ пріобрѣсти хлѣбъ. И, не имѣя этого соблазна, онъ не будетъ употреблять насилія или хитрости"'. Однако, тотчасъ же гр. Толстой оговаривается: "Если онъ употребить хитрость или насиліе, то ужъ только потому, что онъ любить хитрость и насиліе, а не потому, что они необходимы, какъ теперь". Прекрасна была бы идиллія труда, представленная гр. Толстымъ, когда бы не было вотъ этого "если", разрушающаго весь фундаментъ, на которомъ она строится. Если будутъ такіе, которые "любятъ хитрость и насиліе",-- а въ томъ, что такіе будутъ, никто не сомнѣвается, ни даже самъ гр. Толстой, иначе онъ о нихъ и не упомянулъ бы,-- тогда они хитростью и насиліемъ заставятъ другихъ работать на себя, отягчатъ "работающихъ хлѣбный трудъ", на нихъ возложатъ "лишенія всякаго рода", сами же воспользуются "излишествами", предадутся "праздности и вызываемымъ ею порокамъ".И ничего противъ этого не подѣлаютъ "работающіе хлѣбный трудъ", если не прибѣгнутъ къ "прямому насилію" надъ хитрецами и насильниками. Очевидно, произойдетъ борьба, которая вынудитъ "работающихъ" отдѣлить отъ себя часть работниковъ для огражденія трудящихся отъ насильниковъ и хитрецовъ. Отъ идилліи не останется и слѣда: опять потребуются полицейскіе, вооруженные стражи, судьи и всякіе смирители насильниковъ и хитрецовъ, понадобятся суды и остроги и все то, что предполагается отмѣнить и уничтожить установленіемъ всеобщей "хлѣбной работы". Еще Цицеронъ говорилъ, что земледѣльческій трудъ есть "самый благородный, возвышающій человѣка" и что онъ "даетъ человѣку свободу и счастье". Цитируемъ на память. То же самое повторяетъ теперь графъ Л. Н. Толстой. И оба они правы. Я, пишущій эти строки, знаю много людей, изнывающихъ подъ тяжестью труда "не хлѣбнаго", а нашего "городскаго" труда, чиновничьяго, учительскаго, журнальнаго, торговаго и т. д. Большинство такихъ тружениковъ, въ минуты большаго утомленія, отдаются мечтамъ о томъ, какъ хорошо было бы удалиться "въ келью подъ елью", садить картошку и капустку, выращивать яблоньку и вишенку, кормиться трудомъ рукъ своихъ и "опроститься". Но отъ мечты до ея осуществленія пространство непереходимое. "Опроститься" значитъ отказаться не "отъ праздности и излишествъ", которыхъ мы и не знаемъ даже,-- это значитъ перейти отъ тяжелаго и изнуряющаго труда къ болѣе легкому и здоровому отъ недостатковъ къ довольству, отъ тревогъ къ спокойствію, отъ рабства къ личной свободѣ; но, вмѣстѣ съ тѣмъ, это значитъ также, что мы должны отказаться отъ всего существеннаго нашей духовной жизни, чего сдѣлать мы не можемъ, не губя себя и не причиняя вреда ближнимъ, обществу. Правильно мы думаемъ или нѣтъ, но мы думаемъ такъ и убѣждены въ томъ, что мы трудимся для увеличенія количества и для улучшенія качества той умственной, духовной пищи, безъ которой человѣчество озвѣрѣло бы и перестало бы быть человѣчествомъ. Мы убѣждены, что "работающіе умственный и духовный трудъ" даютъ своимъ дѣтямъ и ближнимъ, и ихъ дѣтямъ, и внукамъ, я и своему народу, и всему человѣчеству нѣчто болѣе важное и необходимое, чѣмъ ржаной хлѣбъ, картошку и капусту, не говоря уже о яблокахъ и вишняхъ, которыя должно признать "излишествами", если быть послѣдовательнымъ ученикомъ гр. Толстаго. Передъ человѣкомъ, какъ и передъ всѣмъ человѣчествомъ, лежатъ два пути: одинъ ведетъ вверхъ, къ высотамъ, какъ еще невиднымъ,-- это путь прогресса, просвѣщенія и духовнаго совершенствованія; другой путь лежитъ внизъ, ведетъ къ "опрощиванію". "Опростившись" до всеобщаго "хлѣбнаго труда", мы не видимъ разумнаго основанія, почему бы намъ не опроститься еще -- до пастушеской жизни, еще болѣе независимой, свободной и якобы счастливой. Человѣчество или народъ не могутъ остановиться на мѣстѣ и замереть въ одномъ положеніи. Пошло на то, чтобы "опроститься", такъ неизбѣжно опроститься до послѣднихъ предѣловъ. А потомъ что? Конецъ? Звѣроподобіе? Это невозможно, это немыслимо. Если бы какая-нибудь группа людей пошла такимъ путемъ, то непремѣнно найдутся "хитрецы", которые съумѣютъ вернуть ее на путь, достойный людей, т.-е. на путь просвѣщенія и прогресса, со всѣми его бѣдствіями и со всѣми даваемыми имъ благами. Стремленіе "опроститься" -- очень, опасное стремленіе, и возникаетъ оно, главнымъ образомъ, изъ чисто-эгоистическихъ желаній личнаго покоя и собственнаго удобства. Я, такъ или иначе добывая трудомъ своимъ крупицу знанія или давая ничтожнѣйшій толчокъ мысли, знаю, что отъ труда многихъ мнѣ подобныхъ произойдетъ много крупицъ и мысль сколько-нибудь двинется. И это я и всѣ мы оставимъ въ наслѣдство болѣе молодымъ, которые будутъ продолжать нашу работу. Что же сдѣлаютъ "опростившіеся", ушедшіе "работать хлѣбный трудъ"? Будутъ вѣкъ свой жевать отъ плодовъ рукъ своихъ и дѣтямъ своимъ, и дѣтямъ дѣтей завѣщаютъ то же самое дѣлать. Въ простотѣ своей "опростившіеся", быть можетъ, проживутъ покойно и, по-своему, счастливо, а за ними -- и дѣти ихъ. А мы страдаемъ и гибнемъ и дѣтямъ въ наслѣдіе оставимъ страданія, зная, что и ихъ ждетъ такая же гибель. Но и страданія, и гибель для насъ не несчастья; какъ ни тяжелы они въ данный моментъ, отъ нихъ же мы получаемъ и высшія наслажденія, и величайшее счастье въ сознаніи, что мы работаемъ, страдаемъ и гибнемъ ради высшихъ цѣлей, идеальныхъ, ради блага человѣчества.
   Гр. Толстой говоритъ: "ложная наука", "ложное просвѣщеніе". Мы такихъ словъ не понимаемъ. Наука есть наука, и только, и никакихъ "ложныхъ" "лже-наукъ" не существуетъ, какъ не можетъ существовать лже-слово, лже-мысль. Слово можетъ быть лживымъ, мысль можетъ быть ошибочною, наука можетъ впадать въ заблужденіе. Но плохое и неумѣлое воздѣлываніе земли нельзя назвать ложное земледѣліемъ, хотя бы вмѣстѣ съ хлѣбомъ выросли сорныя травы и хотя бы эти травы грозили заглушить хлѣбъ. Прежде чѣмъ люди дошли до умѣнья воздѣлывать полезныя растенія и отличать полезныя отъ вредныхъ, они впадали въ большія и иногда гибельныя ошибки. Однако же, это никому не даетъ права, ни даже повода, сказать, что они занимались "ложнымъ земледѣліемъ* и что сами эти люди были "лже-земледѣльцы". Такъ же точно не существуетъ ни "лже-науки", ни "лже-знанія", хотя есть лже-ученые, т.-е. собственно самозванцы, а не ученые. Гр. Л. И. Толстой, несомнѣнно, мыслитель, и очень крупный мыслитель, и никакія его заблужденія въ области мысли не дадутъ никому права назвать его "лже-мыслителемъ*; не вправѣ и гр. Толстой несогласнымъ съ нимъ давать такое названіе.
   Въ статьѣ О жизни гр. Толстой говоритъ: "Умираетъ человѣкъ только тогда, когда это необходимо для его блага". "Не можетъ прекращаться начатое и неоконченное движеніе жизни человѣка въ этомъ мірѣ отъ того, что у него сдѣлается нарывъ или залетитъ бактерія, или въ него выстрѣлятъ изъ пистолета. Человѣкъ умираетъ только отъ того, что въ этомъ мірѣ благо его истинной жизни не можетъ уже увеличиться, а не отъ того, что у него болятъ легкія, или у него ракъ, или въ него выстрѣлили" (стр. 64 и 65). Далѣе, на стр. 67: "Проваливается отъ землетрясенія именно то мѣсто, на которомъ стоитъ Лиссабонъ или Вѣрный, и зарываются живыми въ землю и умираютъ въ страшныхъ страданіяхъ ничѣмъ неповинное люди". Почему такъ случилось? "Объясненія разсудочныя ничего не объясняютъ",-- отвѣчаетъ гр. Толстой.-- "Разсужденіе очевидно показываетъ мнѣ, что закона, по которому одинъ человѣкъ подвергается, а другой не подвергается этимъ случайностямъ, нѣтъ и быть не можетъ никакого, что подобныхъ случайностей безчисленное количество и что потому, что бы я ни дѣлалъ, моя жизнь всякую секунду подвержена всѣмъ безчисленнымъ случайностямъ самаго ужаснаго страданія". Противорѣчіе между первыми двумя положеніями и этимъ послѣднимъ очевидно. Люди умираютъ тысячами на войнѣ, отъ землетрясеній, наводненій, эпидемій (т.-е. микробовъ) и т. п., именно отъ того, что въ нихъ стрѣляютъ, что въ нихъ залетаютъ бактеріи, что подъ ними проваливается земля,-- умираютъ случайно, безъ отбора,-- или въ силу отбора, намъ невѣдомаго и разумѣнію нашему недоступнаго, а отнюдь не потому, что это "необходимо для ихъ блага" и что "въ этой жизни ихъ благо не можетъ уже увеличиться". Еще, на стр. 71, гр. Толстой говоритъ: "Что же, кромѣ того, чтобъ убѣгать и отбиваться отъ волковъ, долженъ дѣлать человѣкъ, разрываемый ими? То, что свойственно дѣлать человѣку, какъ разумному существу: сознавать тотъ грѣхъ, который произвелъ страданіе, каяться въ немъ и познавать истину". Какой же, однако, грѣхъ "произвелъ страданіе", причиненное человѣку напавшими на него волками? Въ Англіи волки на человѣка не могутъ напасть потому, что въ Англіи нѣтъ волковъ, англичане всѣхъ ихъ уничтожили, перебили и на заводъ не оставили. Стало быть, "грѣхъ" нашъ въ томъ, что мы волковъ не перебили, и въ этомъ мы должны каяться и познавать должны истину, что для безопасности людей надо перебить всѣхъ волковъ. Такъ же точно, и въ еще большей мѣрѣ, мы должны стремиться къ уничтоженію микробовъ и бактерій, дабы избѣжать грѣха и покаянія, когда уже поздно будетъ. А гр. Толстой насмѣхается надъ наукой и въ особенности надъ медициной, ведущей ожесточенную войну съ бактеріями и микробами. Гр. Толстой называетъ медицину "ложною наукой", презираетъ ее и ея служителей врачей. Мы думаемъ, что это нелогично и непослѣдовательно.
   Гр. Толстой презираетъ,-- или вводить людей въ заблужденіе, будто онъ презираетъ,-- "просвѣщеніе" и пишетъ комедію подъ заглавіемъ Плоды просвѣщенія. Въ комедіи оцъ осмѣиваетъ нѣсколькихъ бездѣльничающихъ свѣтскихъ людей, получившихъ свѣтское образованіе, но стоящихъ къ "просвѣщенію" въ такомъ же отношеніи, въ какомъ червивые и загнившіе плоды находятся къ произведшему ихъ дереву. Дерево не виновато въ томъ, что на немъ оказывается нѣсколько негодныхъ плодовъ, и садъ, въ которомъ ростетъ такое дерево, не виноватъ ни въ чемъ. Изъ того, что въ саду попадаются дрянные плоды, отнюдь не слѣдуетъ, что дерево надо срубить, садъ уничтожить и обратить это мѣсто въ пустырь, на которомъ станетъ производиться "хлѣбный трудъ". Вѣдь, и при "хлѣбномъ трудѣ" выростаютъ сорныя, вредныя и ядовитыя травы, и на хлѣбахъ появляются ядовитые плоды въ видѣ спорыньи и головни. Это не даетъ, однако, права кому-либо ставить въ укоръ земледѣлію, что оно производитъ пустоцвѣты, куколь, головню, спорынью. И "просвѣщеніе" не причемъ ровно въ тѣхъ сравнительно немногихъ случаяхъ, когда люди образованные или полуобразованные, или даже ученые оказываются глупыми, суевѣрными или же въ какихъ бы то ни было отношеніяхъ плохими и негодными.
   О Крейцеровой сонатѣ и Послѣсловіи мы говорить не будемъ потому, что въ настоящей книжкѣ помѣщена особая статья объ этихъ произведеніяхъ, надѣлавшихъ очень большаго шума задолго до появленія въ печати. Ни въ комедіи, ни въ Крейцеровой сонатѣ,-- въ произведеніяхъ беллетристическихъ,-- ни въ сочиненіяхъ чисто-"учительныхъ" гр. Л. Н. Толстой далеко еще не сказалъ своего послѣдняго слова. Для славы его, для славы Россіи мы пламенно желаемъ, чтобы скорѣе миновалъ періодъ "учительства", и не теряемъ надежды, что онъ минуетъ, и опять встанетъ передъ нами во всей своей силѣ "великій романистъ земли Русской".

"Русская Мысль", кн.VIII, 1891

   
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru