Нет ничего неприятнее, как говорить о самом себе. Сам себе я никогда не нравился: может быть, это и было первым толчком к тому, чтобы я стал писателем. Когда выходит моя книга, я перелистываю ее как чужую, -- только тогда я ею удовлетворен. Если я читаю ее как свою, то это плохо, -- значит, в ней что-то не до конца выскреблено, мое "д" не до конца растворено в образах и идеях.
Рассказывать о самом себе трудно, потому что "я" не есть какая-то заданность. "Я" -- двигается, изменяется и растет (или гибнет, как видно это сейчас на Западе) вместе с человеческим обществом -- классом.
Лицо писательского "я" -- это судьба класса, для которого писатель пишет, чьими целями, удача-ми, бедствиями он живет.
С 1921 года я связал свое творчество с жизнью и судьбой советской России. Тысячу раз мне приходилось об'яснять, для чего я покинул Европу (тогда еще благоустроенную, полную надежд) для страны, разоренной войной. Меня привел сюда инстинкт художника, заставляющий отодвинуть от себя сытое блюдо, чтобы устремиться в неизведанную даль, манящую грандиозными возможностями.
Эта даль была вся вз'ерошена гражданской войной, вся в надеждах, проектах. Это была питательная почва, куда мое "я" пустило корни. Я вырос на гуманитарных идеях. Половина писательской жизни прошла до революции. И вот за эти десять лет советской России мне понадобились две свои собственные пятилетки, чтобы в новую эпоху стать новым писателем: в первую свою пятилетку перейти (не одним разумом, но художнически) из мира гуманитарных идей в мир идей диалектического материализма. это -- пусть никто на меня не обидится -- очень трудный переход, и не все еще до сих пор освободились от детских очков гуманитарного мироощущения. Эпигонский гуманизм будет тлеть до тех пор, покуда у нас еще живет и тлеет "серый помещик". Во вторую пятилетку, когда я почувствовал себя связанным всеми корнями с пролетариатом, -- пришлось уже без очков проделать сложный путь изучения, вбирания в себя жизни в процессе подведения материальной базы под социализм.
Я стал участником строительства новой жизни на земле. Я вижу задачи эпохи. Мне ясны мои задачи. Факел пролетарского искусства должен осветить мир. Искусство, литература -- это память эпохи. Люди, события, дела проходят. Время стирает все. Искусство берет быстро текущий отрезок эпохи и создает из него нетленный кристалл. Это -- культура. Из этих кристаллов строится великий дворец труда пролетариата. Материал для постройки должен быть высшей доброкачественности.