Толстой Алексей Николаевич
Однажды ночью

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:

Алексей Николаевич Толстой.
Однажды ночью

   Перед пылающим камином сидел в нижнем белье, подняв острые колени, Иван Балясный и для развлечения глядел на кончик утиного своего носа то правым глазом, закрыв левый, то наоборот.
   "А вот бы суметь расставить так глаза, -- подумал он, -- чтобы можно видеть то, что направо, и то, что налево, сразу. Во было бы забавно..."
   Вспомнив, что он не один в комнате, он нахмурил лоб и спросил сурово:
   -- Что ж ты молчишь, рассказывай...
   У двери стоял старый мельник, держа шапку у живота. Огонь камина, когда обрушивалось полено, освещал всю седую его бороду, глубокие морщины на лице и выцветшие глаза, умильно обращенные на барина.
   -- Да я уж сказывал, -- ответил мельник.
   -- Еще раз; да смотри, не ври. В эту ночь ты, стало быть, на мельнице был?
   -- Так и есть, -- сказал мельник. -- Марина, внучка моя, из-под венца ко мне забегала, больно уж плакала; а я спать лег.
   Голова у старика затряслась, и долго он не мог ее сдержать.
   -- Не к добру сон приснился: входит будто старый барин -- дядюшка ваш, и говорит: "Дай мне, мельник, мучки..." -- "Как же я вам, говорю, кормилец, дам -- мука у меня мужицкая..." А он наклонился над сусеком и вздыхает: "Мучки мне, мучки!" -- да как завоет, и кафтан на нем землей покрылся. Проснулся я и думаю: "К чему сон?" И так-то вышел на волю и слушаю. Не к добру, думаю, ветер в полыни свищет; поглядел я, а у мельницы крылья завертелись, завертелись, милый барин, сами собой... Вот в это время из темени на меня и налетел конь; я его отпрукал, а он на дыбки, да мимо меня и прыснул, и пропал.
   Мельник переступил с ноги на ногу и развел руками.
   -- Только его и видел... А барин хороший был, душевный барин, мы разве что...
   -- К чему же ты коня приплел? -- воскликнул Иван Балясный.
   -- А как же; к его хвосту барин наш за шею был привязан; очень я тогда усомнился...
   -- Ты смотри, старый черт, -- сказал Балясный, -- я знаю, что ты главный убийца.
   -- Мы не убийцы, -- ответил мельник, -- этим не занимаемся...
   -- Ну, ладно, позови Прова.
   Ушедший мельник шептался за дверью. Иван Балясный подумал:
   "Хотя и великий негодяй был мой почтенный дядюшка, но все-таки -- так не годится... А таинственно, черт возьми, пропал старый плут..."
   Вошел толстый и высокий мужик -- Пров, в чулках. На щеках росла у него рыжая бородища, за которую и дразнили его:
   
   Рыжий красного спросил:
   Где ты бороду красил?
   Я ни краской, ни замазкой,
   Я на солнышке лежал,
   Кверху бороду держал.
   
   -- Ты кучер? -- спросил Иван Балясный сурово. Пров поморгал веками и неожиданно тонким голосом ответил:
   -- Кучер я, с покойным барином ездил.
   -- А ты почему знаешь, что он -- покойный?.. -- быстро повернувшись, спросил Балясный. Но Пров только моргал. -- Я тебя спрашиваю, негодяй, -- почему ты уверен, что дядюшка умер, а?.. А где племенной жеребец, а?.. Это опять твое дело -- знать... Где жеребец?
   -- Виноват, -- сказал Пров, -- кто ее знает... И барин, царство ему небесное, пропал, и лошадь пропала...
   -- А вот я тебя высеку...
   -- Это -- как ваша милость будет...
   -- Мошенник ты, Пров, -- сказал Балясный, -- и мельник мошенник. Он, говорят, каждую ночь дядюшку видит во сне... Ну, а ты когда последний раз видел дядюшку?..
   Пров тоскливо поглядел барину на утиный нос и стал рассказывать.
   По ночам всегда посылал дядюшка Балясный за Провом, чтобы он играл песни; сам барин в это время сидел на кровати, слушал, пригорюнившись, и пил вино. "Голос у тебя очень жалобный", -- говаривал барин и, наслушавшись и напившись, посылал Прова узнать, нет ли на деревне молодухи.
   Так было заведено, что крестьянских девушек после венца отводили на первую ночь к барину, который любил, чтобы от чистого их девичьего тела пахло еще и церковным ладаном.
   -- Ага, это очень приятно, дядюшка был не глуп, -- прервал рассказ Иван Балясный и, щелкнув языком, поглядел налево в угол, где над кроватью висел портрет, изображавший старичка небольшого роста, молитвенно поднявшего мутные глаза, лицо было сухое и постное, с реденькой бородой.
   -- Марина, Мельникова внучка, барину приглянулась, -- продолжал Пров. -- Замучил он меня -- духовные стихи петь; я пою, а он усмехается: скорее бы, говорит, Пров, пост прошел, просватаем телочку. И просватали. А как от венца привез я ее ночью, она на пол упала, не хочу, кричит, старого, лучше умереть, и все на себе изорвала, ну просто ужасть... А барин, как селезень, около нее ходит. Ну, Марина поголосила, да куда же податься? Тут с ней и порешили.
   Пров не кончил и повалился в ноги...
   -- Отпустите меня, батюшка, мочи нет...
   -- А ты тут при чем?
   -- Муж я, Маринин-то...
   -- Муж! -- удивился Иван Балясный. -- Видишь ты... Ну, а куда же лошадь делась?..
   -- Не знаю; должно быть, барин ночью сами ее взяли; а у нас болота кругом, долго ли до греха.
   -- Тебе завтра покажут болото, -- сказал Иван Балясный, -- завтра суд приедет. Пошел вон!
   Оставшись один перед огнем, он глядел на угли, развлекаясь тем, что припоминал разные истории... Так, вспомнилось ему, что в прошлом году в Тамбове один офицер побился об заклад, что, не выходя из номера, выпьет бочонок рому... И что же, на третий день услыхали его рыканье и крики; по всей гостинице пошел смрад, а когда вбежали к нему -- от офицера не осталось ни зерна, только в стену воткнута была шпора, которой отлягивался он от змия... Много тогда дивились. Очевидно, что-то вроде этого случилось и с дядюшкой Балясным...
   Поднявшись, Иван Балясный подошел к постели, провел рукой по простыням, горячим от близости очага, и, посучив несколько ногами, крикнул:
   -- Эй, послать сюда девку! -- И, когда скрипнула Дверь, прибавил: -- Раздень меня и почеши спину.
   Но вошедшая девка остановилась, не двигаясь. Иван Балясный даже раскрыл рот, так она была красива.
   Бедра у нее были широкие, на высокой груди складками разбегалась рубаха, голые до локтей руки придерживали шелковую косынку, накинутую на плечи.
   А лицо! Глядя на него, пуще засучил он ногами: не лицо это было, -- весенняя поляна в цветах, только глаза потуплены, и в углах губ горькая складка.
   -- Как тебя зовут, девка?
   -- Марина, -- ответила она тихо, -- что прикажете.
   -- Так это ты дядюшку извела? -- спросил он весело и ущипнул Марину.
   -- Оставьте, -- сказала она тихо.
   -- Ну, нет, не отстану, -- и, охватив ее за круглые плечи, посадил на постель, -- все про тебя знаю, подлая; вот завтра приедет суд, засудят вас с Провом да с мельником; ноздри вырвут и на щечку каленое клеймо прижгут. Пойдете по Владимирке столбы считать... Нравится?
   Марина низко опустила голову.
   -- Невинна я...
   -- Все улики на тебя, не отвертишься.
   -- Что вам от меня нужно? -- спросила Марина. Она метнулась, в ужасе поглядев на барина; щеки ее покрылись белизной, губы открылись.
   -- Нельзя, барин, нехорошо здесь, -- ответила она. Но он, крепко обхватив Марину, стал целовать ее в рот.
   Марина вскрикнула и, склоняясь на подушку, схоронила голову.
   -- Маринушка, Маринушка, -- горячо зашептал он, и безусые губы его, желтые от табаку, вытягивались, как у утки. -- Я тебе, Маринушка, два рубля подарю, а утром со мной чай будешь пить, и обедать тебя позову.
   И казалось ему -- умирает Марина от страсти и страха, не в силах противиться.
   В это время стукнули в стекло, и, вскрикнув, вырвалась от него Марина, встала посреди комнаты, -- вся дрожала...
   -- Кто там? -- закричала она не своим голосом, глядя в темное стекло...
   Иван Балясный с головой залез под одеяло; но, услышав за окном кучеров голос, расхрабрился, даже вылез из постели и раскрыл раму, так что влетели ветер и дождь, и затопал ногами:
   -- Пошел на конюшню, Пров, прочь пошел, дурак... Не видишь -- я занят...
   Мокрый и сутулый Пров медленно повернулся и, отойдя несколько шагов, с воем упал в грязь. Балясный захлопнул окно...
   -- Долго ты будешь у меня кобениться, -- крикнул он и шлепнул Марину по щеке.
   Девушка только опустила глаза, легла, закрыла лицо косыночкой и больше не противилась...
   Долго еще тлели угли в камине, свет от них скользил по штукатуренным стенам. Глядя с тоскою перед собою, слушала Марина вой ветра. Рядом на подушке лежало спящее лицо молодого барина с утиным носом... И, думая, Марина, должно быть, проговорила вслух:
   -- Вот и тот так же лежал, ненавистный, хоть старый, а похожий... Одна порода, один конец...
   И вот глаза Ивана Балясного раскрылись, были они полны страха, потому что он прочел судьбу свою в ее взоре... Тогда она с пронзительным криком кинулась грудью ему на лицо, руками сжала его горло, всем телом легла на его тело и так лежала, застыв, пока в тощем теле под ней не кончились последние судороги, покуда не окостенели пальцы Ивана Балясного, впившиеся ей в бока...

Комментарии

   Впервые напечатан в "Общедоступном литературно-художественном альманахе", издание т-ва издательского дела "Студенческая жизнь", Москва, 1911, книга первая.
   При последующих публикациях рассказа автором указываются разные даты написания, и 1910 год и 1909 год. Более вероятна первая дата, судя по времени появления рассказа в печати.
   На источник сюжета "Однажды ночью" некоторое указание находим в описании степной дороги в село Марьевку из рассказа А. Толстого "Сватовство": "У перекрестка дорог, в ямах, росли кусты шиповника. Рассказывали, что здесь стояла когда-то усадьба, но помещика убил его же кучер. Привязал к конскому хвосту и пустил в степь...".
   Упомянутая в "Сватовстве" вскользь, эта история скорее всего была услышана А. Толстым еще в юности при очередной поездке из Сосновки в Марьевку и в какой-то мере натолкнула его на тему рассказа "Однажды ночью".
   С исправлениями автор включил рассказ в III том своего собрания сочинений, изданном "Книгоиздательством писателей в Москве", издание первое, 1913. Для собрания сочинений 1929 года (ГИЗ и изд-во "Недра") писатель провел вторую правку. В первом варианте мельник не говорил прямо, что видел барина привязанного к конскому хвосту. История убийства раскрывалась в словах Марины, вспоминавшей вслух происшедшее. Появление в финале призрака старого Балясного придавало рассказу мистический характер. Мистический налет снимался писателем последовательно двумя правками.
   Печатается по тексту I тома Собрания сочинений Гос. изд-ва "Художественная литература", Л. 1935.
   
   Источник текста: Толстой А. Н. Собрание сочинений в десяти томах. Том 1. -- Москва, Гослитиздат, 1958.
   
   
   
   
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru