Тимирязев Василий Аркадьевич
Байрон как политический деятель

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:

[]

БАЙРОНЪ КАКЪ ПОЛИТИЧЕСКІЙ ДѢЯТЕЛЬ.

   Чтобъ судить правильно о Байронѣ, мы должны смотрѣть на него съ широкой европейской, а не узкой, англійской точки зрѣнія. Его сила, прямота и соціальный энтузіазмъ возбуждаютъ удивленіе и уваженіе Европы, которая не смущается, какъ мы, тѣмъ, что у него иногда можно встрѣтить плохой стихъ. Для итальянцевъ онъ болѣе итальянскій, чѣмъ англійскій поэтъ, для грековъ онъ пророкъ ихъ патріотическихъ стремленій; во Франціи и Германіи его болѣе цѣнятъ и изучаютъ, чѣмъ въ современной Англіи, гдѣ вѣнчаютъ лаврами только звучную риѳму и утонченную смутность идей. Но когда пройдетъ господство литературнаго пуризма, Байронъ явится передъ нами, какъ поэтъ политическаго движенія, которое въ началѣ XIX столѣтія возбудило новую эпоху возрожденія.
   Этими словами одинъ изъ лучшихъ современныхъ англійскихъ публицистовъ, Гаррисонъ, въ только что изданномъ подъ его редакціей переводѣ "Календаря Конта" съ біографическими коментаріями, смѣло и безпристрастно характеризуетъ политическое значеніе великаго поэта; въ то же самое время итальянскій журналистъ Кіарини посвящаетъ двѣ замѣчательныя статьи въ "Nouva Autologia" уясненію политическаго вліянія Байрона на Европу въ началѣ настоящаго столѣтія. Задавъ себѣ вопросъ, почему творецъ "Чайльда Гарольда" имѣлъ такую чарующую силу въ глазахъ всей Европы, тогда какъ другіе современные ему поэты отличались, по общему приговору критиковъ, большими поэтическими достоинствами, Кіарини отвѣчаетъ, что этотъ, повидимому, непонятный фактъ очень просто объясняется: Байронъ былъ единственный выдающійся писатель, который открыто и краснорѣчиво протестовалъ противъ политической реакціи послѣ 1815 года. Ни Гёте, ни Шелли, не трогали такъ сердца читателей, какъ Байронъ, потому что ни одинъ изъ нихъ не выражалъ, какъ онъ, подавленныхъ радикальныхъ стремленій того времени. И къ тому же Байронъ не довольствовался однимъ литературнымъ протестомъ, а одинаково протестовалъ и словомъ и дѣломъ. Покинувъ Англію съ презрительнымъ отвращеніемъ къ ея лицемѣрію и узкой рутинности, онъ впродолженіе двухъ лѣтъ былъ дѣятельнымъ членомъ тайнаго общества карбонаріевъ въ Италіи, а затѣмъ отдался всецѣло борьбѣ за освобожденіе Греціи. Вотъ почему вся стремящаяся впередъ Европа смотрѣла на Байрона съ такимъ энтузіазмомъ: онъ вдохновлялъ Мадзини и въ славянскихъ странахъ онъ былъ первымъ англійскимъ поэтомъ, котораго восторженно изучали. Въ заключеніе, итальянскій критикъ, вполнѣ признавая литературные недостатки Байроновской поэзіи, доказываетъ, что онъ прямо, непосредственно содѣйствовалъ осуществленію двухъ великихъ идеаловъ своей жизни: освобожденію Италіи и независимости Греціи, а потому, по своему историческому значенію, онъ стоитъ гораздо выше болѣе безупречныхъ поэтовъ.
   Въ Германіи точно также стали топоръ признавать политическое значеніе Байрона, и въ появившемся на дняхъ въ Нюренбергѣ, первомъ томѣ сборника "Политическихъ рѣчей", его рѣчь, произнесенная въ палатѣ лордовъ въ 1812 году, помѣщена наравнѣ съ знаменитыми рѣчами Мирабо, Робеспьера, Маколея и современныхъ столбовъ политическаго краснорѣчія: Кастелара, Клемансо, Бебеля и немногихъ другихъ. Замѣчательно, что Кастеларъ, первый политическій ораторъ нашего времени, не только въ Испаніи, но и во всемъ свѣтѣ, тридцать лѣтъ тому назадъ, въ своей прекрасной, глубоко сочувственной біографіи Байрона, ужо указывалъ на его важную политическую роль, и въ самыхъ лестныхъ, даже поэтическихъ выраженіяхъ отзывался о тѣхъ парламентскихъ рѣчахъ великаго поэта, одна изъ которыхъ теперь является въ нѣмецкомъ сборникѣ рядомъ съ образцами его собственнаго вдохновеннаго краснорѣчія. "Лордъ Байронъ,-- писалъ Кастеларъ,-- вступилъ въ палату лордовъ и произнесъ три рѣчи. Въ каждой изъ нихъ онъ защищалъ великое правое дѣло -- дѣло угнетенныхъ. Никогда человѣческая рѣчь, величайшій изъ даровъ Провидѣнія, по можетъ быть посвящена болѣе славному предмету, чѣмъ служенію правдѣ и справедливости. Нѣтъ въ природѣ болѣе сладкой музыки, чѣмъ рѣчь, каждая фраза которой воплощаетъ въ себѣ идею, могущую быть зерномъ новаго міра. Никакая человѣческая слава не можетъ сравниться со славой оратора, который, не проливая ни капли крови, не омрачая своихъ лавровъ роковыми трофеями завоевателя, побѣждаетъ съ трибуны души своихъ слушателей и заставляетъ биться ихъ сердца въ унисонъ съ своимъ сердцемъ. Байронъ обладалъ всѣми необходимыми качествами для оратора: отзывчивостью, воображеніемъ, возвышенными идеями, гибкимъ голосомъ, выражавшимъ всѣ разнообразные оттѣнки мысли, и упорнымъ стремленіемъ къ правдѣ. Вмѣстѣ съ тѣмъ его удивительная внѣшность, красота его греческой головы, его громадный лобъ, его дугообразныя брови, глубина его глазъ, голубыхъ, какъ небо, въ минуты покоя и черныхъ, какъ бушующій океанъ, при малѣйшемъ волненіи, безупречныя очертанія его губъ, словно изваянныхъ для извлеченія звуковъ вѣчной гармоніи, его олимпійскіе жесты, его величественный видъ, смягченный цѣнностью, его блѣдный цвѣтъ лица, походившій на античный мраморъ, всѣ его черты, дышавшія геніемъ, все его существо -- ясно говорили, что природа, создавшая такой, вполнѣ совершенный сосудъ, не могла не наполнить его безсмертнымъ нектаромъ. И такого-то человѣка, созданнаго, чтобъ быть великимъ ораторомъ, выбросила изъ своей среды англійская палата пэровъ! Онъ произнесъ въ ней только три рѣчи, и хотя онѣ не представляютъ ничего необыкновеннаго, но нельзя не пожалѣть, что онъ вынужденъ былъ покинуть парламентскую трибуну прежде, чѣмъ его ораторскій талантъ вполнѣ развился. Свою первую рѣчь онъ произнесъ противъ проекта жестокаго закона, которымъ предлагалось карать рабочихъ, уничтожавшихъ съ отчаянія и голода новыя машины, лишавшія ихъ ручнаго труда. Вторая его рѣчь имѣла цѣлью поддержать предоставленье политическихъ правъ ирландскимъ католикамъ, тогда гонимымъ протестантской нетерпимостью. Третью рѣчь онъ посвятилъ защитѣ главы лиги парламентской реформы, Картрайта, котораго полиція подвергала преслѣдованію за его агитацію въ пользу всеобщей подачи голосовъ. Такимъ образомъ въ волновавшихъ такъ долго Англію вопросахъ о рабочемъ трудѣ, эманципаціи католиковъ и избирательной реформѣ, Байронъ оставилъ слѣды своего политическаго ума, благородной любви къ человѣчеству и постоянной защиты человѣческой свободы".
   Ровно восемьдесятъ лѣтъ покоилась въ пыли англійскаго парламентскаго архива рѣчь Байрона, напечатанная нынѣ въ нѣмецкомъ сборникѣ образцоваго политическаго краснорѣчія и, если мы не ошибаемся, ранѣе только однажды были напечатаны изъ нея отрывки въ анонимной статьѣ "Lord Byron as a politicum", помѣщенной въ первомъ номерѣ издававшагося въ 1883 году маленькаго лондонскаго журнала "То day". Но она оказывается замѣчательной во всѣхъ отношеніяхъ и какъ бы написана вчера. Это не только любопытный документъ для исторіи англійской и общеевропейской литературы, но краснорѣчивый, благородный откликъ прошедшаго на животрепещущіе вопросы настоящаго. Великій поэтъ какъ бы предвидѣлъ мрачныя заботы конца того вѣка, начало котораго онъ освѣтилъ блескомъ своего генія, и его вдохновенныя слова служатъ лучшимъ коментаріемъ къ современнымъ событіямъ. Знаменитое родовое жилище Байрона Ньюстэдъ-Аббэ находилось близь промышленнаго города Нотингама, гдѣ произошли въ началѣ 1812 года безпорядки среди рабочихъ, уничтожившихъ въ невѣжественномъ отчаяніи новые вязальные станки и машины, которые въ ихъ глазахъ уменьшали ихъ заработокъ, такъ какъ число рабочихъ по этому ремеслу значительно сократилось. Реакціонное англійское правительство того времени предложило парламенту принять новый законъ, увеличивавшій до смертной казни наказанія за подобные проступки, а Байронъ, лично видѣвшій то, что происходило въ Нотингамѣ, явился въ палату лордовъ, гдѣ онъ уже засѣдалъ нѣсколько времени, но молча, среди общаго холоднаго равнодушія, и произнесъ свою дѣвственную парламентскую рѣчь 27-го февраля, при второмъ чтеніи этого законопроекта.
   "Лорды,-- сказалъ двадцатичетырехлѣтній поэтъ:-- вопросъ, предложенный впервые на ваше разсмотрѣніе, хотя новъ для этой палаты, но не новъ онъ для страны. Я полагаю, что онъ составлялъ предметъ серьезнаго размышленія для многихъ задолго до того времени, какъ имъ занялась законодательная власть, вмѣшательство которой только можетъ оказать дѣйствительную пользу. Какъ человѣкъ, имѣющій нѣкоторое отношеніе къ страдающему въ настоящемъ случаѣ округу Англіи, я позволяю себѣ, хотя я совершенно чужой этой палатѣ и почти каждому изъ моихъ слушателей, просить снисходительнаго вниманія къ моимъ немногимъ замѣчаніямъ по предмету, который, признаюсь, меня глубоко интересуетъ. Излишне распространяться подробно о рабочихъ безпорядкахъ. Палатѣ уже извѣстно, что всякаго рода насильственныя дѣйствія, за исключеніемъ кровопролитія, совершены рабочими, и что собственники ненавистныхъ рабочимъ машинъ, а также всѣ лица, имѣющія какое либо къ нимъ отношеніе, подверглись оскорбленію словами и дѣйствіемъ. Вовремя моего недавняго пребыванія въ Нотингамширѣ не проходило дня, чтобъ не произошло новаго акта насилія, и въ то утро, когда я уѣхалъ оттуда, до меня дошло извѣстіе о разгромѣ сорока станковъ, безъ всякаго сопротивленія со стороны хозяевъ и безъ поимки виновныхъ. Но что было причиной такого ненормальнаго явленія? Очевидно, потеря работы многими рабочими вслѣдствіе введенія новыхъ машинъ. Отказанные хозяевами рабочіе, въ своемъ слѣпомъ невѣжествѣ, стали думать, что ихъ приносили въ жертву механическимъ улучшеніямъ, не понимая, что надо было радоваться этимъ улучшеніямъ, какъ приносящимъ великую пользу всему человѣчеству. Они воображали, что благосостояніе многихъ бѣдныхъ рабочихъ важнѣе обогащенія немногихъ уже богатыхъ людей, благодаря усовершенствованію орудій труда, которое лишало ихъ работы. Они были согласны копать землю, но всѣ лопаты находились въ другихъ рукахъ, они не стыдились бы просить милостыни, но никто не хотѣлъ имъ помочь; имъ были отрѣзаны всѣ средства къ жизни, и совершенныя ими насилія, какъ они ни достойны сожалѣнія и осужденія, едва ли могутъ кого нибудь удивить. Хотя мечъ самый дурной аргументъ, и къ нему можно прибѣгать только въ крайности, но въ этомъ случаѣ мечъ былъ первымъ средствомъ, которое употребило правительство, но по счастью мечъ до сихъ поръ не выходилъ изъ ноженъ. Предлагаемая нынѣ законодательная мѣра, однако, обнажитъ мечъ, а если-бъ въ началѣ этихъ безпорядковъ были созваны подобающіе митинги и были бы справедливо обсуждены причины недовольства какъ рабочихъ, такъ и хозяевъ, то я увѣренъ, что можно было бы принять мѣры къ возвращенію рабочимъ ихъ занятій и возстановленію спокойствія въ странѣ. Теперь Нотингамгаиръ страдаетъ отъ двойнаго зла: отъ голодающаго населенія и праздныхъ солдатъ. Такая странная апатія овладѣла нами, что только теперь впервые офиціально обращено вниманіе этой палаты на безпорядки, происходящіе въ 130 миляхъ отъ Лондона. Мы все это время спокойно наслаждались сознаніемъ своего величія и праздновали свои внѣшнія торжества, тогда какъ среди насъ происходили домашнія бѣдствія. Но всѣ взятые вами города, всѣ армія, обращенныя въ бѣгство вашими военачальниками,-- пустой предметъ самовосхваленія, если въ вашей странѣ одни граждане возстаютъ противъ другихъ, а вашихъ солдатъ и палачей приходится спустить на часть вашего населенія. Вы называете этихъ людей чернью, опасной, отчаянной, невѣжественной и полагаете, что единственное средство успокоить "bellua multorum capitum", снести нѣсколько излишнихъ головъ. Но даже чернь можно лучше образумить примиреніемъ и твердостью, чѣмъ возбужденіемъ страстей я усиленіемъ каръ. Сознаемъ ли мы наши обязанности относительно черни? Вѣдь эта самая чернь работаетъ на вашихъ поляхъ и служитъ въ вашихъ домахъ, она образуетъ вашу армію и вашъ флотъ; благодаря ей, вы могли вызвать на бой весь міръ, но и она можетъ вызвать васъ на бой, когда ваше прозрѣніе я непредусмотрительность доведутъ ее до отчаянія. Вы можете называть народъ чернью, но не забывайте, что чернь часто высказываетъ чувства народа. Здѣсь я кстати замѣчу, что вы съ удивительной поспѣшностью оказываете помощь союзникамъ въ бѣдственномъ положеніи, но предоставляете свое бѣдствующее населеніе на произволъ судьбы. Когда португальцы страдали отъ опустошительнаго отступленія французской арміи, то всѣ въ Англіи протянули имъ руку помощи; золото богачей и лепта вдовицы одинаково сыпались въ ихъ пользу, давая имъ возможность выстроить вновь свои жилища и наполнить зерномъ свои житницы. Въ настоящую минуту тысячи заблуждающихся, но несчастныхъ вашихъ соотечественниковъ терпятъ голодъ и всякаго рода бѣдствія, но ваша благотворительность, столь щедрая для чужихъ, не обращаетъ вниманія на своихъ. А гораздо меньшей суммы, чѣмъ та, которую вы пожертвовали Португаліи, было бы достаточно, чтобъ сдѣлать излишними нѣжныя попеченія штыковъ и висѣлицъ, если дѣйствительно нельзя возвратить рабочимъ ихъ прежнія занятія, чего я не могу признать до основательнаго изслѣдованія этого вопроса. Я посѣтилъ театръ войны на Пиренейскомъ полуостровѣ, я бывалъ въ самыхъ несчастныхъ провинціяхъ Турціи, но никогда я нигдѣ подъ самой деспотической властью невѣрующихъ правителей я не видѣлъ такого бѣдственнаго положенія, какое представилось моимъ глазамъ послѣ возвращенія на родину въ самомъ сердцѣ христіанской страны. Какія же средства вы принимаете? Послѣ мѣсяцевъ бездѣйствія и такихъ дѣйствій, которыя хуже всякаго бездѣйствія, вы, наконецъ, прибѣгаете къ великому средству всѣхъ государственныхъ врачей со временъ Дракона и до нашихъ дней. Пощупавъ пульсъ паціента и значительно покачавъ головой, вы прописываете кровопусканіе. Не говоря уже о несправедливости вашего законопроекта, прежде всего слѣдуетъ остановиться на томъ соображеніи, что въ вашихъ законахъ, кажется, уже достаточно случаевъ смертной казни. Неужели вашъ уголовный кодексъ не довольно проливаетъ крови, что вы находите нужнымъ еще увеличить это пролитіе крови, вопіющее къ небу на васъ? Подумайте также о томъ, какъ вы исполните этотъ законъ? Можете ли вы посадить въ тюрьму населеніе цѣлаго графства? Или вы поставите висѣлицу на каждомъ полѣ и будете вѣшать людей вмѣсто пугалъ, или вы объявите цѣлое графство на военномъ положеніи, обезлюдите его и, превративъ въ пустыню, возстановите Шервудскій лѣсъ, для королевской охоты и убѣжища разбойниковъ. Это ли средства для успокоенія голодающаго и доведеннаго до отчаянія населенія? Неужели вы думаете, что голодный бѣднякъ, не боявшійся вашихъ штыковъ, устрашится вашихъ висѣлицъ? Смерть для него единственное спасеніе, и вы, повидимому, не предоставляете ему другаго выбора, а потому ваши палачи не будутъ дѣйствовать успѣшнѣе вашихъ солдатъ. Если вы вздумаете вести дѣло судебнымъ порядкомъ, то гдѣ вы возьмете свидѣтелей? Люди, которые не хотѣли свидѣтельствовать противъ своихъ товарищей, когда законъ каралъ ихъ ссылкой, не перемѣнятъ своей рѣшимости отъ того, что ссылка замѣнится смертной казнью. При всемъ моемъ уваженіи къ лордамъ, сидящимъ противъ меня, я не могу не сказать, что по всей вѣроятности они перемѣнили бы свое мнѣніе, если-бъ произведено было предварительное изслѣдованіе вопроса. въ этомъ случаѣ любимая государственная мѣра, промедленіе, оказала бы пользу. Когда дѣло идетъ о какомъ нибудь законѣ, имѣющемъ цѣлью расширить свободу или пресѣчь зло, вы медлите и разсуждаете цѣлыми годами, а расширеніе смертной казни вы хотите постановить мгновенно, не обдумывая послѣдствій. На основаніи всего, что я видѣлъ и слышалъ на мѣстѣ, я могу утвердительно сказать, что, принявъ этотъ билъ безъ предварительнаго изслѣдованія вопроса и безъ основательнаго его обсужденія, вы совершите варварство и несправедливость. Но если этотъ законъ, написанный не чернилами, а кровью, будетъ принять, то каковъ будетъ его результатъ? Представьте себѣ, что одинъ изъ несчастныхъ, которыхъ я видѣлъ во множествѣ и жизнь котораго вы цѣните дешевле вязальнаго станка, блѣдный, исхудалый, голодный, отчаянный, оторванный отъ своей семьи, которую онъ не въ состояніи болѣе содержать по винѣ не своей, а обстоятельствъ, явится на скамьѣ подсудимыхъ въ силу вашего новаго закона, а такихъ жертвъ вы можете выбирать сколько хотите въ десяткѣ тысячъ бѣдняковъ; и что же, для обвиненія и постановленія приговора надъ, нимъ необходимы еще двѣнадцать мясниковъ, въ лицѣ присяжныхъ, и Джефрисъ, въ лицѣ судьи".
   Конечно, законопроектъ, который такъ смѣло и краснорѣчиво громилъ Байронъ, былъ принятъ палатой, но рѣчь его произвела большое впечатлѣніе, и не только одинъ изъ виговъ, лордъ Голандъ, поздравилъ молодаго представителя своей партіи съ талантливой дѣвственной рѣчью, но и враждебные ему пары единогласно признали, что изъ него можетъ выработаться великій государственный человѣкъ. Спустя два мѣсяца Байронъ произнесъ вторую свою рѣчь по поводу предложенія лорда Дономира о назначеніи коммиссіи по вопросу о предоставленіи католикамъ политическихъ правъ. Начиная свою пламенную защиту гонимыхъ протестантской нетерпимостью католиковъ, преимущественно въ Ирландіи, онъ подвергъ рѣзкой критикѣ главнѣйшіе аргументы противниковъ католической эманципаціи. "Говорятъ, что теперь не время заниматься этимъ вопросомъ,-- сказалъ онъ:-- я отчасти съ этимъ согласенъ, дѣйствительно, теперь не время разрѣшать этотъ вопросъ, потому что время для подобнаго разрѣшенія уже давно прошло, и лучше было бы для нашей страны, если-бъ католики теперь пользовались такими же правами, какъ другіе паши сограждане. Извнѣ намъ грозятъ враги, внутри бѣдность и голодъ, а мы препираемся насчетъ догматическихъ тонкостей религіозныхъ обрядовъ. Странно, что мы разсуждаемъ въ подобное смутное время о томъ, на сколько извѣстные обряды при поклоненіи общему Богу могутъ лишить нашихъ согражданъ права служить общему королю. Много говорятъ о церкви и государствѣ, но я полагаю, что подъ этими достойными уваженія словами не слѣдуетъ разумѣть нетерпимой церкви и деспотическаго государства. Сто лѣтъ тому назадъ въ этой самой палатѣ лордъ Питерборо сказалъ, что онъ стоитъ за парламентскаго короля и за парламентскую конституцію, но не за парламентскаго Бога и парламентскую религію. Его слова сохраняютъ силу до настоящей минуты, и пора намъ бросить игру въ религіозные и государственные софизмы. Враги католической эманципаціи увѣряютъ, что для католиковъ и для ирландцевъ уже слишкомъ много сдѣлано, и что они никогда не будутъ довольны, какъ ихъ ни благодѣтельствуй. Этотъ странный парадоксъ напоминаетъ мнѣ разсказъ объ одномъ солдатѣ, который былъ вынужденъ по приказанію начальства наказывать плетьми своего товарища; бѣднякъ просилъ его сѣчь то повыше, то пониже, то направо, то налѣво, но, не смотря на исполненіе всѣхъ его желаній, онъ продолжалъ кричать и жаловаться; наконецъ, выведенный изъ терпѣнія солдатъ воскликнулъ: "Чортъ тебя возьми, на тебя не угодишь, какъ тебя ни сѣки". Точно также вы сѣчете католиковъ и ирландцевъ повыше и пониже, направо и налѣво, всегда и вездѣ, удивляясь, что на нихъ не угодишь. Конечно, опытъ доказалъ вамъ всю низость подобнаго варварства и научилъ васъ сѣчь болѣе мягкой рукой, но, все-таки, вы продолжаете сѣчь и будете продолжать порку, по всей вѣроятности, до той минуты, пока вырвутъ изъ вашихъ рукъ плети и не станутъ подвергать васъ самихъ такой же поркѣ. Недавно въ этой палатѣ кто-то замѣтилъ, что если предоставить права католикамъ, то почему же не предоставить ихъ евреямъ? Если эти слова внушены состраданіемъ въ евреямъ, то они заслуживаютъ полнаго вниманія, но, конечно, они сказаны ради глумленія надъ католиками, хотя католики такіе же христіане, какъ мы". Въ концѣ своей рѣчи, упоминая о спеціальныхъ преслѣдованіяхъ католиковъ въ Ирландіи, молодой поэтъ характеристично замѣтилъ: "И все это дѣлается въ то время, когда нашимъ единственнымъ торжествомъ послѣ многихъ лѣтъ военныхъ катастрофъ на континентѣ мы обязаны ирландскому генералу; правда, онъ не католикъ, а то мы были бы лишены его услугъ; но я полагаю, что никто не станетъ доказывать, что католическая религія уменьшила бы его военные таланты и патріотизмъ, хотя ему тогда пришлось бы служить простымъ рядовымъ и онъ не имѣлъ бы права командовать арміей".
   Въ третій и послѣдній разъ Байронъ говорилъ въ палатѣ пэровъ, 1-го іюня 1813 года по вопросу о парламентской реформѣ. Онъ взялъ на себя представить благородному собранію петицію главы лиги въ пользу парламентской реформы, Картрайта, который подвергся насильственному аресту полиціи за собраніе публичныхъ митинговъ, на которыхъ онъ требовалъ ежегодныхъ парламентовъ и всеобщей подачи голосовъ. Конечно, лорды не приняли къ разсмотрѣнію этой петиціи, но Байронъ высказалъ по этому случаю свои смѣлые взгляды не только на парламентскую реформу, но и на неправильныя дѣйствія полиціи, которая, не давая одному изъ гражданъ свободно выразить свои мнѣнія, оскорбляла, по его убѣжденію, весь англійскій народъ.
   Значеніе парламентскихъ рѣчей Байрона можетъ быть вполнѣ понято, только принявъ въ соображеніе, что онѣ были произнесены въ эпоху наполеоновскихъ войнъ, пріучившихъ весь міръ смотрѣть съ пренебреженіемъ на кровопролитія и народныя бѣдствія, въ самую реакціонную эру европейской политики, когда народныя права и свобода всюду попирались. При этомъ не надо забывать, что защищаемыя молодымъ поэтомъ благородныя, передовыя идеи онъ высказывалъ не только въ законодательномъ собраніи, но въ своихъ частныхъ письмахъ и литературныхъ произведеніяхъ. Недавно въ лондонскомъ журналѣ "Murray's Magazine" напечатано письмо Байрона къ миссъ Фаншо, въ которомъ онъ блестяще описываетъ свое свиданіе съ г-жей Сталь въ Лондонѣ въ 1813 году и набрасываетъ поразительную картину тогдашняго политическаго положенія Англіи.
   Если мы перейдемъ къ литературнымъ произведеніямъ Байрона, то увидимъ, что политическая нота звучитъ въ нихъ съ первыхъ страницъ перваго сборника его стихотвореній е Часы праздности", изданнаго въ 1809 году, когда онъ находился въ Кембриджскомъ университетѣ. Тамъ, между прочимъ, юный девятнадцатилѣтній поэтъ оплакиваетъ смерть Фокса, гнѣвно возстаетъ противъ его клеветниковъ и въ пламенныхъ выраженіяхъ защищаетъ знаменитаго поборника конституціонной свободы, геній котораго, по его словамъ, одинаково признается и друзьями и врагами. Въ послѣдовавшей затѣмъ блестящей сатирѣ на англійскихъ поэтовъ и шотландскихъ критиковъ, которую вызвала злобная критика его первой книги, встрѣчаются политическіе намеки на неспособное, реакціонное правительство въ Англіи, на развратную аристократію, на голодающій народъ и т. д. Въ "Чайльдъ-Гарольдѣ" онъ воспѣвалъ борьбу Испаніи за свободу, во время которой "всѣ вели себя благородно, кромѣ такъ называемаго благороднаго класса, добывавшаго сковывавшія его цѣпи", клеймилъ древнихъ и современныхъ тирановъ Италіи и вообще поэтически высказывалъ свой культъ возвышенныхъ политическихъ идеаловъ. Но изъ всѣхъ его произведеній "Донъ-Жуанъ" наиболѣе пропитанъ политическимъ духомъ. Въ немъ онъ страстно высказывается противъ войны; саркатически смѣется надъ тогдашнимъ кумиромъ, Веллингтономъ; ставитъ выше всѣхъ завоевателей Вашингтона, "имя котораго означаетъ спасеніе страны, а но разореніе цѣлаго міра, и будетъ лозунгомъ для всего свѣта до окончательнаго его освобожденія"; называетъ Англію, "могущую быть благороднѣйшей изъ странъ, тюремщицей всѣхъ націй, которыя ее ненавидятъ за сковываніе связующихъ ихъ цѣпей"; гордо ссылается на свою вѣрность вигскимъ принципамъ Фокса среди "общаго ультра-юліанства"; гнѣвно упрекаетъ министра Кастльрэ, "этого умственнаго евнуха и хладнокровнаго негодяя за омраченіе своихъ рукъ кровью ирландскаго народа"; оплакиваетъ несчастную судьбу Греціи, издыхающей подъ турецкимъ игомъ; указываетъ на то, что "истинные повелители Европы -- еврей Ротшильдъ, его христіанскій товарищъ Берингъ и либеральный Лафитъ", и всегда кстати и не кстати обнаруживаетъ свои политическія убѣжденія, побудившія его, въ послѣдніе годы его жизни, принять живое участіе въ движеніи итальянскихъ карбонаріевъ и умереть въ борьбѣ за освобожденіе Греціи.
   Какъ въ своихъ парламентскихъ рѣпахъ, такъ и въ своей практической дѣятельности въ Греціи, Байронъ выказалъ задатки великаго государственнаго человѣка, но судьбѣ было угодно, чтобы преждевременная смерть не дала развиться его политическому значенію, хотя для его славы трудно придумать болѣе достойнаго конца, чѣмъ геройскій апоѳозъ въ Мисалонги. "Былъ мѣсяцъ апрѣль,-- говоритъ его краснорѣчивый біографъ Бастеларъ: -- природа воскресала, въ воздухѣ царила южная теплота; церковь праздновала Пасху. Подъ тяжестью борьбы съ реальными преградами и ядовитыми міазмами окружавшей его мѣстности, Байронъ умиралъ, завернувшись въ длинныя складки знамени свободы, какъ Брутъ или Катонъ. Ему было только тридцать шесть лѣтъ, и онъ палъ, словно дерево, отягченное богатой листвой и роскошными плодами. Въ своемъ бреду, онъ думалъ, что избирался на стѣны Лепанто, а въ сущности онъ переступалъ черезъ стѣну безсмертія. И что могъ сдѣлать Байронъ въ эпоху, когда Священный Союзъ заставлялъ молчать всю Европу, какъ не умереть за великую попранную тогда идею? Онъ былъ богатъ и отказался отъ своихъ сокровищъ; онъ любилъ и покинулъ ту, которая отвѣчала ему пламенной взаимностью; онъ былъ поэтъ и отложилъ въ сторону свою лиру -- онъ все оставилъ, все забылъ для борьбы за святое дѣло человѣчества. Вѣрь въ его скептицизмъ, страна торгашей, которая прокляла его и омрачила ореолъ его славы, по выраженію Сано Пано, отрыжкой съѣденныхъ бифстэковъ и выпитаго пива. Выбрось его изъ своей среды, какъ недостойнаго тебя, и онъ пойдетъ съ своимъ мечемъ и своей лирой умереть за Грецію, а вмѣсто неблагодарной родины у него будетъ новая лучшая родина -- все человѣчество!"
   Къ своему вѣчному позору, Англія и послѣ смерти одного изъ величайшихъ своихъ сыновъ отнеслась къ нему съ черной, тупой несправедливостью, и останки Байрона покоятся до сихъ поръ не въ Вестминстерскомъ аббатствѣ, а въ скромной церкви маленькаго провинціальнаго городка Гукналь-Торкарда, близь Ньюстсдъ-Аббэ; даже когда въ 1852 году вскрыли семейный склепъ, чтобъ похоронить тамъ его дочь, лэди Аду Ловлзсъ, и какая-то бѣдная маленькая дѣвочка, проникнувъ по узенькимъ ступенькамъ въ усыпальницу великаго поэта, вынесла кусокъ бархата съ его гроба, то это драгоцѣнное сокровище купилъ у нея цѣною золота не богатый, или знатный англичанинъ, а чужеземный изгнанникъ, Кошутъ. Только въ послѣднее время начали въ Англіи отдавать должную справедливость творцу "Чайльдъ-Гарольда", и въ лондонскихъ журналахъ прошедшаго года встрѣчается цѣлый рядъ статей о немъ: объ его школьныхъ годахъ въ Абердинской первоначальной школѣ, объ его пребываніи въ Италіи, о томъ, что онъ будто бы передъ смертью былъ склоненъ сдѣлаться методистомъ и т. д. Но, конечно, первое мѣсто среди этой покой байроновской литературы занимаетъ приведенный въ началѣ настоящей статьи отзывъ Гаррисона о политическомъ значеніи поэта, наиболѣе олицетворявшаго идеи и стремленія XIX вѣка.

В. Т.

"Историческій Вѣстникъ", No 6, 1892

  
  
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru