Тимирязев Василий Аркадьевич
Повести и рассказы Бьернсона

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:

   

ПОВѢСТИ И РАЗСКАЗЫ БЬЕРНСОНА.

   Познакомивъ читателя съ Бьернсономъ, какъ съ поэтомъ, драматургомъ и политическимъ дѣятелемъ, а также съ его тремя романами: "Синнове Солбакенъ", "Рыбачьей дочерью" и "Магигильдой" {"Отечественныя Записки", 1883 г., NoNo 7 и 8.}, бросимъ бѣглый взглядъ на повѣсти и разсказы этого замѣчательнаго норвежскаго писателя, который представляетъ одинъ изъ немногихъ цвѣтущихъ оазисовъ среди безплодной пустыни современной изящной литературы.
   За исключеніемъ двухъ послѣднихъ разсказовъ Бьернсона: "Капитанъ Мансана" и "Пыль", всѣ остальныя мелкія его сочиненія, представляютъ живыя, вѣрныя картины сельской жизни въ Норвегіи. Наибольшей популярностью на его родинѣ пользуются двѣ повѣсти перваго періода его литературной дѣятельности: "Арнъ" и "Счастливый Юноша". Это легко объяснить тѣмъ, что, отличаясь удивительной простотой, онѣ естественно пришлись по сердцу простому и безхитростному народу.
   Незаконный сынъ дочери довольно состоятельнаго фермера, Маргитъ Камненъ, и веселаго разгульнаго Нильса, по ремеслу портного, а по призванію скрипача и риѳмоплета, Арнъ воспитывался сначала матерью, а потомъ отцомъ, который, послѣ смерти родителей Маргитъ и своей продолжительной болѣзни, сдѣлавшей его неспособнымъ къ работѣ, женился на обезчещенной имъ дѣвушкѣ. Мать учила Арна читать и давала ему добрые совѣты, а етецъ училъ его играть на скрипкѣ и пѣть разгульныя пѣсни. Онъ водилу его съ собою на сельскіе праздники и свадьбы, откуда всегда возвращался пьяный. Матери очень не нравилось, что мальчикъ привыкалъ съ раннихъ лѣтъ видѣть грубый разгулъ и она всячески старалась противодѣйствовать дурному вліянію отца. Пятнадцати лѣтъ, Арнъ началъ пасти скотъ на горныхъ откосахъ и проводилъ цѣлые дни, читая книги, думая и распѣвая пѣсни. Особенно онъ любилъ мечтать объ отдаленныхъ странахъ, и въ этомъ поддерживалъ его товарищъ но школѣ, которую онъ посѣщалъ зимою, Христіанъ, сынъ капитана. Онъ былъ на нѣсколько лѣтъ старше Арна, тоже бредилъ путешествіями и давалъ Арну читать новыя книги. Послѣ конфирмаціи, Христіанъ поступилъ въ морскую службу и ушелъ въ море. Стремленія Арна принимали все болѣе и болѣе опредѣленный характеръ. Онъ жаждалъ отправиться вслѣдъ за Христіаномъ, и обычная сельская жизнь казалась ему скучной, безцѣльной. Тревожныя впечатлѣнія его высказывались, по временамъ, въ стихахъ, которые онъ распѣвалъ, лежа подъ деревьями на зеленой муравѣ. Только мысль о матери удерживала его дома, особливо съ тѣхъ поръ, какъ Нильсъ умеръ отъ удара, и она, оставшись вдовою, умоляла сына никогда не покидать ее. Борьба жажды впечатлѣній съ чувствомъ долга къ матери, а потомъ съ любовью къ красивой Эли, дочери фермера. Баарда Бана, составляетъ сюжетъ романа, въ который вставлено много стихотвореній, выражающихъ чувства поэта. Любовь Арна спокойно, тихо развивается, безъ всякихъ перипетій, среди событій ежедневной жизни: сельскихъ работъ, сбора орѣховъ, болѣзни Эли и пр. Оканчивается романъ вполнѣ благополучно свадебнымъ пиромъ, такимъ образомъ, чувство долга къ матери и любовь къ женѣ одерживаютъ побѣду надъ тревожными стремленіями поэтической души Арна, и онъ впослѣдствіи воспѣваетъ лишь прелести семейнаго очага.
   Нота спокойнаго довольства, которая звучитъ въ послѣднихъ страницахъ "Арна", слышится съ начала до конца въ "Счастливомъ Юношѣ". Эта мирная идиллія начинается прелестной сценой дѣтской ссоры изъ-за ягненка между героемъ и героиней романа Ойвиндомъ и Маритъ, которая кончается тѣмъ, что счастливый мальчикъ удерживаетъ за собой ягненка, котораго онъ продалъ дѣвочкѣ за пирожокъ, и вмѣстѣ съ тѣмъ съѣдаетъ пирожокъ. Затѣмъ онъ счастливъ и дома у своихъ бѣдныхъ, но добрыхъ родителей, и въ школѣ, гдѣ онъ воспитывается вмѣстѣ съ Маритъ, и быстро дѣлается любимцемъ учителя, педагогическая система котораго вся основана на любви къ дѣтямъ. Сдѣлавшись взрослымъ юношей, онъ какъ будто перестаетъ быть счастливымъ, потому что дѣдъ Маритъ, богатый фермеръ, не хочетъ и слышать о бракѣ своей внучки, первой невѣсты въ приходѣ, съ сыномъ бѣднаго поселянина. Но Ойвиндъ рѣшается силой завоевать себѣ счастіе, на которое, повидимому, взялъ привилегію, и поступаетъ въ земледѣльческій институтъ. Окончивъ курсъ съ отличіемъ, счастливый возвращается домой, получаетъ мѣсто приходскаго агронома съ хорошимъ содержаніемъ и нетолько оказываетъ помощь сосѣдямъ, научая ихъ новымъ, лучшимъ методамъ земледѣлія, но и отцовскую землю превращаетъ въ образцовую "игрушку-ферму". Дѣдъ Маритъ смотритъ съ завистью на благосостояніе сосѣдей, тогда какъ его ферма приходитъ въ упадокъ, и, послѣ нѣсколькихъ лѣтъ терпѣливаго ожиданія со стороны возлюбленной парочки, соглашается, на ихъ свадьбу. Счастливый юноша становится окончательно счастливымъ.
   "Брачный Маршъ" -- послѣдняя повѣсть изъ крестьянскаго быта, написанная Бьернсономъ. Конечно, въ ней также играетъ главную роль идиллическая любовь, но это любовь уже болѣе страстная выказывающая достаточно силы, чтобы спасти цѣлую семью отъ тяготѣющаго надъ нею злого рока.
   Въ прошломъ столѣтіи жилъ въ одной изъ большихъ норвежскихъ долинъ, Оле Хаугенъ, бѣдный поселянинъ, но геніальный музыкантъ, игравшій на скрипкѣ и сочинявшій пѣсни и танцы. О немъ ходитъ въ народѣ много преданій, изъ которыхъ наибольшей популярностью пользуется легенда о "Брачномъ Маршѣ". У Оле Хаугена была дочь, Аслаугъ, красивая, даровитая молодая дѣвушка. Въ нее влюбился сынъ богатаго фермера Тингвольда и, послѣ долгой борьбы съ родителями, женился на Аслаугъ, которая, въ свою очередь, пламенно его любила. Для ихъ свадьбы Оле Хаугенъ написалъ великолѣпный свадебный маршъ, и, какъ говоритъ преданіе, сказалъ, что горе той невѣстѣ, которая пойдетъ въ церковь подъ звуки этого марша, не любя своего жениха. Первая чета, вернувшаяся домой подъ звуки этого прекраснаго, веселаго марша, вела самую счастливую жизнь. То же можно сказать и о дочери Аслаугъ, Астридѣ, которая сама избрала себѣ мужемъ Кнуда, смышленнаго парня, хотя безъ рода и илемени. Родители, конечно, выказали сопротивленіе, но въ концѣ-концовъ согласились, и снова веселые звуки свадебнаго марша освятили счастливый бракъ. Кнудъ привелъ обширную тингвольдскую ферму въ такое цвѣтущее положеніе, въ какомъ она никогда не была, и пользовался общимъ уваженіемъ всего околодка. Астрида гордилась своимъ выборомъ, и свадебный маршъ, сдѣлавшійся любимымъ семейнымъ мотивомъ, напѣвался и насвистывался въ фермѣ съ утра до ночи. Старшій сынъ этихъ почтенныхъ родителей, Эндридъ, получилъ хорошее воспитаніе въ земледѣльческомъ институтѣ и въ высшихъ учебныхъ заведеніяхъ столицы. Это былъ скромный, не блестящій юноша, хотя очень хорошо велъ дѣла фермы, которую отецъ передалъ въ его завѣдываніе. Эндридъ любилъ уединеніе и долгое время не обращалъ никакого вниманія на молодыхъ дѣвушекъ; наконецъ, когда ему было уже тридцать одинъ годъ, онъ сдѣлалъ предложеніе семнадцати-лѣтней Рандѣ, дочери бѣдныхъ родителей. Она согласилась, хотя не любила его, и весь приходъ сталъ говорить, что она продала себя. При этомъ вспоминали легенду о свадебномъ маршѣ и не предсказывали ничего хорошаго новобрачнымъ. Свадьба произошла при самыхъ неблагопріятныхъ условіяхъ. Дождь лилъ ливнемъ; скрипачи не могли играть свадебнаго марша, а если, по временамъ, и затягивали его веселый мотивъ, то онъ казался какимъ-то страннымъ, заунывнымъ. Всѣ гости были мрачны и громко вспоминали легенду. Невѣста много плакала передъ вѣнцомъ; но все-таки превозмогла себя и пошла въ церковь, хотя просила прекратить музыку. Проходя мимо могилы Оле Хаугена, находившейся подлѣ самой церкви, она задрожала, какъ въ лихорадкѣ, и подошла къ алтарю, громко рыдая. Свадебный пиръ былъ самый печальный и былъ прерванъ болѣзнью молодой.
   Проклятіе стараго музыканта какъ бы преслѣдовало бѣдную женщину. Она осталась на всю жизнь болѣзненной и первыя двое дѣтей ея умерли въ раннемъ возрастѣ. Затѣмъ она родила дочь Мильдредъ, не родители не смѣли ее ласкать, изъ боязни, чтобъ небо не взяло ее, какъ первыхъ дѣтей, въ которыхъ они души не чаяли. Поэтому, дѣвочка росла на попеченіи дѣда и бабушки, а родители ея вели уединенную, мрачную, набожную жизнь, ни съ кѣмъ не знаясь и считая себя какъ бы отверженцами. Особенно они чуждались своихъ родственниковъ Хаугенъ, потомковъ Оле, и даже ихъ имя никогда не произносилось на фермѣ. Такому же остракизму подвергся и брачный маршъ. Но Мильдредъ съ дѣтства научилась ему отъ бабушки, которая ей разсказала и связанную съ нимъ легенду. Это произвело большое впечатлѣніе на нее и съ годами она стала часто спрашивать себя, сыграютъ ли для нея свадебный маршъ. Когда ей минуло шестнадцать лѣтъ, она случайно встрѣтила близь сэтера, гдѣ работала въ лѣтніе мѣсяцы съ сестрою -- красиваго молодого человѣка, который оказался внукомъ Оле, Гансомъ Хаугеномъ. Молодые люди съ перваго взгляда полюбили другъ друга и ихъ любовь была такъ пламенна, что послѣ двухъ свиданій они рѣшились открыть свою любовь Эндриду и Рандѣ, хотя и предчувствовали оппозицію. Мильдредъ прямо объявила, что уже помолвлена, и ея родители пришли въ ужасъ, узнавъ объ имени жениха; но любовь къ дочери взяла верхъ надъ предразсудкомъ и, познакомившись съ Гансомъ, который былъ примѣрнымъ и способнымъ юношей, они дали согласіе. При этомъ Гансъ настоялъ, чтобъ Мильдредъ жила на его бѣдной фермѣ, такъ какъ онъ женился на ней, а не на ея богатствѣ. Снова раздались звуки веселаго свадебнаго марша на свадьбѣ молодыхъ людей и, выходя изъ церкви, они зашли помолиться на могилу стараго Оле. И нетолько они лично были счастливы, но и сама Ранда преобразилась, какъ будто дочь искупила ея вину, выйдя замужъ по любви.
   Прочіе мелкіе разсказы Бьернсона составляютъ бытовые очерки и эпизоды изъ деревенской жизни.
   Въ первомъ разсказѣ, "Трондъ", выведенъ мальчикъ, умъ котораго пропитанъ норвежскими миѳами и потому всѣ обыкновенныя обстоятельства жизни принимаютъ въ его глазахъ сверхъестественный характеръ. Въ "Опасномъ ухаживаніи" содержаніе посвящено жаждѣ къ приключеніямъ. Старикъ Кнутъ старательно охранялъ отъ поклонниковъ свою внучку, къ которой должна была перейти его обширная ферма, и безжалостно билъ всѣхъ юношей, являющихся къ ней на сэтеръ. Той же участи подвергся молодой поселянинъ Торъ Нассетъ, но онъ не впалъ въ отчаяніе, а рѣшился достигнуть другимъ путемъ убѣжища, въ которомъ скрывалъ свою внучку жестокій Кнудъ. Онъ влѣзъ со стороны моря по крутому утесу на ту вершину, гдѣ находился сэтеръ его возлюбленной, и старый Кнудъ, сторожившій большую дорогу, воскликнулъ: "Изъ этого мальчишки будетъ толкъ; пусть его беретъ мою внучку". Совершенный контрастъ этому представляетъ "Орлиное гнѣздо". Тамъ также подвигъ силы и ловкости, но съ инымъ результатомъ. Въ одной горной долинѣ, на высокомъ утесѣ, свили себѣ гнѣздо орлы, бывшіе пугаломъ всего околодка, такъ какъ они похищали то ягненка, то барана, а однажды унесли ребенка. Всѣ въ приходѣ боялись орловъ, но никто не рѣшался взлѣсть на утесъ и раззорить гнѣздо. Наконецъ, за это дѣло взялся смѣлый юноша, но имени Лейфъ. Онъ полѣзъ на утесъ при всѣхъ и почти достигъ гнѣзда, но оборвался и упалъ мертвый въ бездну. "Жаль, очень жаль, говорили старики:-- но хорошо, что есть на свѣтѣ нѣчто, до чего не долѣзть никому". "Блаккенъ" и "Преданность" -- страницы изъ личныхъ воспоминаній автора объ его дѣтствѣ. "Блаккенъ" -- это лошадь его отца, чрезвычайно сильная и умная, которая не разъ дралась съ медвѣдями. "Преданностью" озаглавленъ разсказъ о четырехъ сыновьяхъ одной фермерши, которые жили близь пасторскаго дома, въ которомъ родился Бьернсонъ. Они такъ были преданы матери, что одинъ изъ нихъ шестнадцать лѣтъ ждалъ ея смерти, чтобъ жениться на любимой дѣвушкѣ, потому что мать была стара и нуждалась въ постоянныхъ попеченіяхъ его невѣсты. "Медвѣжій охотникъ", вѣроятно, также эпизодъ изъ юности автора, который очень живо описываетъ, какъ цѣлая школа мальчиковъ и дѣвочекъ взбунтовалась и побѣжала смотрѣть на охотника, убившаго медвѣдя. "Отецъ" -- не просто бытовая картина, какъ другіе разсказы Бьернсона, но выражаетъ опредѣленную философскую или религіозную идею о благотворномъ дѣйствіи горя на человѣка. Тордъ съ гордостью приходитъ къ пастору три раза: по случаю крестинъ, его конфирмаціи и свадьбы; въ четвертый же разъ онъ является смиренный, послѣ смерти сына, за нѣсколько дней до свадьбы, и жертвуетъ все свое состояніе на бѣдныхъ. "Наконецъ-то вы нашли счастіе въ сынѣ", замѣтилъ пасторъ, и Тордъ съ нимъ вполнѣ согласился.
   Изъ всѣхъ сельскихъ разсказовъ Бьернсона наиболѣе интересенъ "Желѣзная дорога и Кладбище", который знакомитъ насъ съ той стороной народной жизни, до которой онъ не касается въ другихъ своихъ произведеніяхъ, именно, съ общественной дѣятельностью выборныхъ приходскихъ совѣтовъ, завѣдывающихъ мѣстными дѣлами сельскихъ общинъ. Разсказъ этотъ относится къ первому періоду литературной дѣятельности Бьернсона и потому онъ совершенно объективно описываетъ борьбу между двумя передовыми людьми въ приходскомъ совѣтѣ. Оба они были фермеры, люди образованные, умные и приверженцы прогресса; одинъ изъ нихъ, Кнудъ, былъ другъ знаменитаго норвежскаго патріота Вергеланда; будучи предсѣдателемъ приходскаго совѣта, онъ завелъ школы, библіотеки, земледѣльческій институтъ и клубъ для обсужденія конституціи. Другой, Ларсъ Хогстадъ, былъ нѣсколько моложе и умственно развился, благодаря Кнуду, но, усвоивъ себѣ его идеи, сталъ въ свою очередь давать ему разумные совѣты, такъ что каждая благодѣтельная мѣра, проведенная Кнудомъ, была первоначально обдумана обоими друзьями, которыхъ всѣ сосѣди считали неразлучными. Но Ларсъ, хотя и былъ членомъ приходскаго совѣта, никогда не говорилъ въ его засѣданіяхъ. Впервые товарищи услышали его голосъ по вопросу о предложеніи продать приходскій хлѣбный магазинъ и основать на вырученныя деньги сберегательную кассу. Кнудъ, дѣдъ котораго пожертвовалъ хлѣбный магазинъ приходу, счелъ этотъ проэктъ для себя оскорбительнымъ и, не сказавъ ни слова объ этомъ Ларсу, предложилъ совѣту даже не входить въ его разсмотрѣніе. Ларсъ, къ общему изумленію, возсталъ противъ своего друга, и происшедшая между ними бурная сцена послужила началомъ долголѣтней борьбы. Эта сцена разсказана такъ мастерски и составляетъ такую живую, бытовую картину, что мы приведемъ ее цѣликомъ:
   "Ларсъ говорилъ дрожащимъ голосомъ, неизвѣстно отчего, отъ сожалѣнія ли, что вынужденъ противорѣчить своему другу, или изъ опасенія, что останется въ меньшинствѣ; но аргументы его были ясные и отличались такой логикой, какую рѣдко слыхали на засѣданіяхъ приходскаго совѣта. Опровергнувъ всѣ доводы Кнуда, онъ произнесъ въ заключеніе:
   "-- Какое намъ дѣло, что это предложеніе вноситъ представитель правительства? Это такъ же мало вліяетъ на сущность вопроса, какъ то соображеніе, кто выстроилъ это зданіе, и какимъ образомъ оно попало въ руки общины.
   "Кнудъ покраснѣлъ, но все-таки отвѣчалъ тихо, сдержанно. По его мнѣнію, въ околодкѣ было много сберегательныхъ кассъ, даже слишкомъ много; но если община желала завести свою кассу, то, конечно, можно было сдѣлать это, не оскорбляя памяти мертвыхъ и не ссорясь съ живыми. Потомъ онъ перешелъ къ хлѣбному магазину и распространился объ его пользѣ. Ларсъ отвѣчалъ подробно на послѣднюю часть его рѣчи и прибавилъ:
   "-- Прежде всего, надо разрѣшить вопросъ, управляется ли нашъ приходъ въ интересахъ живыхъ или мертвыхъ и чѣмъ намъ слѣдуетъ руководствоваться, пользой всего прихода, или привязанностями и предразсудками одного семейства.
   "-- Я не знаю, есть ли на свѣтѣ человѣкъ, который болѣе облагодѣтельствованъ этой семьей, чѣмъ предъидущій ораторъ! воскликнулъ Кнудъ.
   "Эти слова относились до всѣмъ извѣстнаго факта, что могущественный дѣдъ Кнуда сохранилъ въ цѣлости ферму дѣда Ларса въ то время, когда онъ сидѣлъ въ тюрьмѣ, по какому-то уголовному дѣлу.
   "Но Кнудъ все-таки долженъ былъ сознаться въ глубинѣ своего сердца, что онъ никогда не смотрѣлъ на дѣло съ такой широкой и возвышенной точки зрѣнія. Невольно взглянулъ онъ на стоявшую передъ нимъ высокую, тяжелую фигуру Ларса. Его могучій лобъ и глубокіе глаза обнаруживали напряженную работу. Онъ вытянулся во весь ростъ, заложилъ руки за спину и голосъ его раздавался громко, но глухо, словно выходилъ изъ нѣдръ земли. Впервые Кнудъ понялъ, что это былъ за человѣкъ, и на него напалъ страхъ. Этотъ человѣкъ былъ выше его на цѣлую голову. Онъ извлекъ изъ Кнуда все, что было можно, позаимствовалъ все, что Кнудъ зналъ и, отобравъ отъ плевелъ добрыя сѣмена, незамѣтно ихъ выростилъ. Кнудъ любилъ его и лелѣялъ, а теперь, сдѣлавшись гигантомъ, Ларсъ возсталъ на него. Почему это случилось, Кнудъ не могъ самъ себѣ объяснить, но, смотря на Ларса, онъ чувствовалъ, что это его антагонистъ.
   "-- Ларсъ! Ларсъ! воскликнулъ онъ, вскакивая:-- что съ тобой случилось? Ты, котораго я... ты, который...
   "Онъ не могъ произнести болѣе ни слова, а внѣ себя отъ волненія, опустился на свое мѣсто. При этомъ онъ изо всей силы ударилъ кулакомъ по столу, и глаза его гнѣвно заблистали.
   "Ларсъ не выразилъ ни малѣйшаго смущенія, но спокойно произнесъ:
   "-- Если этотъ ударъ рѣшаетъ вопросъ, то намъ нечего болѣе и разсуждать.
   "Кнудъ не могъ вынесть такого хладнокровія.
   "-- Что съ нами? воскликнулъ онъ:-- до сихъ поръ мы руководились только любовью и преданностью къ общему дѣлу, а теперь насъ словно обуялъ духъ вражды.
   "И онъ бросилъ гнѣвный взглядъ на Ларса, который тотчасъ отвѣтилъ:
   "-- Вѣроятно, ты, Кнудъ, внесъ этотъ духъ въ наше собраніе, потому что я строго придерживался обсужденія стоящаго на очереди вопроса. Но ты никогда не хочешь допустить, чтобъ какое-нибудь дѣло могло быть полезнымъ для всѣхъ, если оно противорѣчитъ твоимъ личнымъ интересамъ; мы увидимъ, какъ ты любишь и преданъ общему дѣлу, когда рѣшимъ это дѣло, какъ мы хотимъ, а не какъ ты хочешь.
   "-- Такъ я дурно служилъ приходу? воскликнулъ Кнудъ.
   "Никто не отвѣчалъ, и Кнудъ грустно поникъ головою.
   "-- Я думалъ, произнесъ онъ:-- что сдѣлалъ кое-что полезное для прихода, но можетъ быть я ошибался.
   "Онъ снова умолкъ, обуреваемый своей пылкой натурой и боясь сказать слишкомъ много.
   "-- Я знаю, отвѣчалъ Ларсъ: -- что ты приписываешь себѣ честь всего, что сдѣлано въ приходѣ, и если судить по количеству словъ, произнесенныхъ на этихъ собраніяхъ, то, конечно, ты сдѣлалъ болѣе всѣхъ.
   "-- А! вотъ что! рѣзко произнесъ Кнудъ: -- значитъ, тебѣ принадлежитъ вся честь этихъ полезныхъ мѣръ?
   "-- Если ужь намъ приходится говорить о себѣ, отвѣчалъ Ларсъ:-- то я не могу не сказать, что каждая изъ этихъ мѣрь была обстоятельно обсуждена нами обоими прежде, чѣмъ ты предлагалъ ее совѣту.
   "-- Пусть за тобой остается вся честь, воскликнулъ Кнудъ:-- я могу обойтись и безъ нея. Есть потери гораздо тяжелѣе.
   "-- Говоря по совѣсти, продолжалъ Ларсъ, не обращая вниманія на слова своего друга:-- не великую честь дѣлаютъ всѣ эти мѣры. Конечно, пасторъ и школьный учитель очень довольны тѣмъ, что сдѣлано на ихъ пользу, но поселяне громко говорятъ, что приходскіе налоги растутъ съ каждымъ годомъ и становятся все тяжелѣе.
   "Между членами совѣта и посторонними слушателями пробѣжалъ ропотъ одобренія.
   "-- Наконецъ, прибавилъ Ларсъ:-- намъ предлагаютъ мѣру, которая хоть сколько-нибудь вознаградила бы приходъ за понесенные убытки, и она встрѣчаетъ энергичную оппозицію. Этотъ вопросъ касается прихода; нашъ прямой долгъ думать только о пользѣ прихода, и не допускать, чтобъ вопросъ сдѣлался личнымъ, или семейнымъ.
   "Всѣ присутствующіе начали переглядываться и шушукаться; одинъ изъ членовъ совѣта шепотомъ замѣтилъ, что уже много лѣтъ въ этомъ собраніи никто не говорилъ такой правды. Всѣ встали и разговоръ сдѣлался общимъ. Кнудъ одинъ остался на своемъ предсѣдательскомъ мѣстѣ. Онъ чувствовалъ, что все пропало, пропало навѣки, и даже не старался спасти себя. Спустя нѣсколько минутъ, онъ молча всталъ, передалъ предсѣдательство своему товарищу и вышелъ изъ комнаты.
   "Кнудъ пріѣхалъ на собраніе въ тележкѣ Ларса, но теперь онъ пошелъ домой пѣшкомъ, хотя идти было очень далеко. День былъ холодный, осенній, лѣсъ стоялъ обнаженный, сѣрозеленая трава носила слѣды первыхъ морозовъ. Кнудъ шелъ мрачный, убитый. Онъ сердился на себя, что сразу поставилъ все на карту, но изумленіе, горе, негодованіе взяли верхъ надъ всѣми другими чувствами. Онъ и теперь былъ внѣ себя отъ злобы. Вдругъ онъ услыхалъ за собою шумъ колесъ. Это былъ Ларсъ. Онъ быстро проѣхалъ мимо, на своей прекрасной лошади, копыты которой громко стучали о каменную дорогу. Кнудъ посмотрѣлъ ему въ слѣдъ. Онъ величественно сидѣлъ на тележкѣ и почти не правилъ лошадью. Она сама бѣжала куда слѣдовало. Это было картинное изображеніе его силы: онъ спокойно, величественно достигалъ своей цѣли".
   Избранный въ предсѣдатели, Ларсъ вскорѣ доказалъ свои необыкновенныя способности, и дѣла въ приходѣ пошли съ такимъ успѣхомъ, что всѣ стали указывать на него, какъ на образцовый во всей странѣ. И Ларсъ былъ избранъ благодарными согражданами въ члены Стортинга. Его самолюбіе было настолько удовлетворено оказываемыми ему повсюду печестями, что онъ даже, мало-по малу, забылъ свою ссору съ Кнудомъ и хотя между ними не было прежней дружбы, но онъ открыто признавалъ, что многимъ былъ ему обязанъ относительно своего умственнаго развитія. Онъ даже помогъ новому избранію Кнуда въ предсѣдатели приходскаго совѣта. Но въ этомъ онъ вскорѣ раскаялся. Кнудъ сталъ въ главѣ оппозиціи, образовавшейся противъ Ларса, изъ боязни, что возбужденная имъ въ приходѣ лихорадочная коммерческая дѣятельность поведетъ къ раззоренію многихъ. Чтобъ дать исходъ этой жаждѣ къ наживѣ, Ларсъ задумалъ провести желѣзную дорогу черезъ приходъ, что, конечно, послужило бы источникомъ нескончаемыхъ благодѣяній для всѣхъ жителей и упрочило бы навсегда его славу. Но оказалось, что полотно желѣзной дороги надо было провести черезъ старое кладбище и Ларсъ предложилъ перенести могилы, въ томъ числѣ могилы своего дѣда и дѣда Кнуда въ новое кладбище, которое онъ уже прежде устроилъ вокругъ покой, воздвигнутой имъ же церкви. Снова возникъ прежній споръ между старыми друзьями и теперешними соперниками; Кнудъ отстаивалъ святость памяти умершихъ, а Ларсъ -- современные интересы общины. Но на этотъ разъ Кнудъ одержалъ верхъ; узкіе, полные предразсудковъ умы поселянъ, побуждаемыхъ рыданіями женъ и матерей, пришли въ ужасъ отъ святотатственной мысли нарушить покой мертвецовъ изъ-за денежной прибыли. Видя, что всѣ его доводы ни къ чему не ведутъ, Ларсъ осыпалъ укоризнами членовъ совѣта за ихъ черную неблагодарность и отказался отъ всякаго дальнѣйшаго участія въ общественныхъ дѣлахъ. Кнудъ торжествовалъ, но не надолго; несмотря на отклоненіе приходскимъ совѣтомъ проэкта желѣзной дороги, онъ былъ принятъ въ высшихъ сферахъ, благодаря энергичной дѣятельности Ларса, и черезъ нѣсколько лѣтъ, первый паровозъ пробѣжалъ черезъ старое клаобище мимо самаго дома Ларса, передъ которымъ опять сталъ преклоняться весь приходъ, удивляясь его уму, упорству, вліянію и смѣлости. Но Ларсу не пришлось торжествовать своей побѣды; мертвые, сонъ которыхъ онъ нарушилъ, какъ будто составили заговоръ противъ него и искры перваго локомотива подожгли его домъ. Вся его ферма сгорѣла и онъ самъ былъ вынесенъ еле живой изъ огня. Его спасъ Кнудъ и это несчастіе примирило соперниковъ. Они стали друзьями болѣе, чѣмъ когда-либо; приходскій совѣтъ, цѣня великія заслуги, оказанныя всему околодку Ларсомъ, снова выбралъ его предсѣдателемъ и выстроилъ ему ферму на общественный счетъ. Съ тѣхъ поръ дѣла въ приходѣ стали еще болѣе процвѣтать, но Ларсъ ничего не дѣлалъ безъ совѣта Кнуда, выбраннаго ему въ помощники.
   Этотъ любопытный разсказъ, какъ мы уже сказали, изложенъ авторомъ такъ объективно, что трудно сказать, на чьей онъ стоитъ сторонѣ. То, кажется, онъ стоитъ за энергичную, полезную дѣятельность Ларса, то какъ будто не одобряетъ возбужденной имъ въ приходѣ коммерческими предпріятіями жажды къ наживѣ; повидимому, онъ въ одно и тоже время сочувствуетъ уваженію Кнуда къ памяти предковъ, и торжествуетъ побѣду современнаго прогресса, въ видѣ перваго локомотива, будящаго своимъ свисткомъ дремлющую страну.
   Совершенно инымъ характеромъ отличаются два послѣднія произведенія Бьернсона; въ "Капитанѣ Монсана" и особенно въ "Пыли" онъ является смѣлымъ, краснорѣчивымъ защитникомъ новыхъ идей. "Капитанъ Монсана", единственная повѣсть Бьернсона, въ которой дѣйствіе происходитъ не въ Норвегіи и дѣйствующія лица не норвежцы. Это плодъ его пребыванія въ Италіи и, согласно его собственнымъ словамъ, разсказанный имъ эпизодъ изъ современной итальянской жизни -- дѣйствительное событіе, и его герои -- живые люди. Въ особенности капитанъ Монсана списанъ съ натуры и всѣ подробности его приключеній исторически вѣрны. Психологическое развитіе характера Монсаны представляетъ первую попытку Бьернсона въ этомъ родѣ и онъ совершенно правъ, говоря, что его Монсана въ своихъ отношеніяхъ къ женщинамъ походитъ на Лассаля. "Конечно, замѣчаетъ Бьернсонъ въ своемъ предисловіи:-- богатыя умственныя силы Лассаля, его могучая индивидуальность и великая дѣятельность возбуждаютъ болѣе интереса; но психологическое явленіе тоже самое и меня очень поразило то обстоятельство, что я и Брандесъ, въ его, мастерской характеристикѣ Лассаля, обратили свое вниманіе на одинъ и тотъ же предметъ, въ одно и тоже время".
   Въ первой главѣ своего разсказа Бьернсонъ очень сочувственно описываетъ торжественное перенесеніе бренныхъ останковъ Монсаны, одного изъ мучениковъ итальянской свободы, изъ Рима въ его родной городъ, который въ одинъ день хоронилъ своего знаменитаго патріота, и ставилъ ему памятникъ. Одинъ изъ сыновей этого патріота, капитанъ берсальеровъ, Джіузеппе Монсана, герой разсказа, въ молодости прославился своей храбростью; еще мальчикомъ, онъ сражался въ рядахъ гарибальдійцевъ, а потомъ поступилъ въ регулярную армію. Не было конца анекдотамъ объ его отважныхъ подвигахъ и смѣлыхъ приключеніяхъ. Однажды, онъ спасъ цѣлый отрядъ отъ разставленной ему непріятелемъ ловушки, поймавъ переодѣтыхъ шпіоновъ; въ другой разъ онъ тайкомъ пробрался въ Римъ, тогда еще во власти папы, и вызвавъ на дуэль швейцарскаго офицера, презрительно отзывавшагося объ итальянской арміи, убилъ его на повалъ; въ третій -- онъ съ двумя товарищами въ маленькой рыбачьей лодкѣ догналъ въ открытомъ морѣ контрабандистское судно и взялъ его въ плѣнъ, хотя на немъ было шестнадцать человѣкъ экипажа. Вообще, эта была натура пламенная, могучая, но увлекающаяся, нервная, поддающаяся минутнымъ впечатлѣніямъ. Въ то самое время, когда онъ присутствовалъ при позднемъ апоѳозѣ героя-отца, въ душѣ его происходила жгучая борьба съ любовью, овладѣвшей всѣмъ его существомъ. Его полкъ стоялъ въ Анконѣ, и онъ часто видалъ на Корсо гордую красавицу, принцессу Терезу Ленэй, дочь австрійскаго генерала и одной изъ мѣстныхъ аристократокъ, которой Анкона никакъ не могла простить ея бракъ съ врагомъ отечества. Наслѣдовавъ отъ матери красоту, высокомѣріе и ненависть къ презиравшимъ ее соотечественникамъ, Тереза губила сотни сердецъ, сначала опьяняя ихъ надеждами, а потомъ сводя съума отъ отчаянія. Зимой она блистала въ аристократическихъ кружкахъ Рима, а лѣтомъ проводила нѣсколько времени въ своемъ родномъ городѣ, но не удостаивала мѣстное общество участіемъ въ его удовольствіяхъ, а только бѣшенно каталась по вечерамъ по Корсо, нарочно направляя своихъ кровныхъ лошадей на группы разговаривающихъ, которые со страхомъ разбѣгались. Монсана, съ своей смѣлой отвагой, рѣшился наказать гордую красавицу. Подкарауливъ, когда принцесса, въ одинъ прекрасный вечеръ, поила лошадей за городомъ, передъ своимъ побѣдоноснымъ появленіемъ на Корсо, онъ бросился неожиданно къ лошадямъ и ударилъ ихъ бичомъ изо всей силы. Они понесли: два лакея, сидѣвшіе за кабріолетомъ, свалились на землю, компаньонка принцессы упала въ обморокъ. Тереза схватила возжи и старалась остановить лошадей. Но Монсана бѣжалъ за ними, и какъ только лошади уменьшали свою скорость, ударялъ ихъ снова бичомъ. Тереза сначала подумала, что это разбойникъ, но потомъ узнала молодого офицера и поняла, что онъ хочетъ прогнать ее такимъ образомъ вдоль Корсо. "Нѣтъ, нѣтъ, не туда"! воскликнула она, предвкушая весь ужасъ такого униженія. Отчаянная скачка продолжалась; сердце Терезы болѣзненно сжалось. "Пожалѣйте себя, воскликнула она:-- я побѣждена". Онъ съ трудомъ перевелъ дыханіе, и какъ только показалось Корсо, повернулъ въ сосѣднюю улицу.
   Принцесса не выходила нѣсколько дней изъ дома, боясь сдѣлаться предметомъ общихъ насмѣшекъ, но, къ величайшему удивленію, она узнала, что никому въ городѣ неизвѣстно о случившемся, и всѣ думали, что ея лошади понесли. Сердце ея сильно забилось. "Вотъ человѣкъ! сказала она себѣ: -- какой мужественный и какой благородный!" Въ тотъ же вечеръ она появилась снова на Корсо, но уже пѣшкомъ, сіяя обворожительной улыбкой и кокетливымъ туалетомъ. Она любезно подходила къ старымъ знакомымъ своей семьи, привѣтливо со всѣми разговаривала и въ этотъ вечеръ аристократическое общество Анконы помирилось съ своей первой красавицей. Встрѣтившись съ Монсаной, она бросила на него безмолвный, но такой краснорѣчивый взглядъ, что въ его сердцѣ закипѣло пламя страсти. Они познакомились, но Монсана избѣгалъ ея. Онъ видѣлъ, какая бездна ихъ раздѣляла и чѣмъ болѣе росла его любовь, тѣмъ болѣе увеличивалось его отчаяніе. Наконецъ, онъ рѣшился покончить съ этой любовью. Однажды принцесса пригласила его попробовать новыхъ лошадей, приведенныхъ ей изъ Венгріи. Монсана поѣхалъ съ ней въ кабріолетѣ и, видя, что лошади дикія, не объѣзженныя, онъ задумалъ повторить бѣшеную скачку, но въ иномъ видѣ. Цѣлью его было теперь не наказаніе гордой красавицы, а смерть вмѣстѣ съ нею. Онъ до того хлопалъ бичемъ и дергалъ лошадей, что онѣ понесли. Остановить ихъ было невозможно; смерть была вѣрная. Онъ сіялъ счастіемъ. Тереза поняла все, поняла, что его гордая любовь жаждала смерти, лишь бы умереть вмѣстѣ съ нею. Она вскрикнула: "Монсана"!-- но въ этомъ крикѣ слышался не страхъ, не укоръ, а жгучая радость. Онъ повернулся. Она стояла въ кабріолетѣ во весь ростъ и простирала къ нему руки. Онъ бросилъ бичъ и сталъ съ сверхъестественными усиліями удерживать лошадей. Онъ хотѣлъ теперь жить, жить съ ней. Бѣшеная скачка кончилась нескоро. Экипажъ былъ сломанъ, Монсана раненъ въ руку и забрызганъ кровью, но лошади были остановлены и принцесса невредима. Она бросилась въ объятія Монсаны и черезъ нѣсколько дней, вся Анкона праздновала ихъ обрученіе. Но не долго продолжалось блаженство Монсаны; въ его впечатлительной душѣ быстро произошла реакція; послѣ напряженнаго чувства упоенія, наступило пресыщеніе. Онъ сталъ задумываться, хандрить. Тереза, видя эту странную перемѣну въ любимомъ человѣкѣ, подумала, что онъ просто утомился отъ длиннаго ряда празднествъ, и посовѣтовала ему отдохнуть въ уединеніи, въ горахъ, а сама уѣхала въ Венгрію, въ свое помѣстье, для необходимыхъ приготовленій къ свадьбѣ.
   Оставшись одинъ, Монсана впалъ въ мрачную апатію. Все, что произошло между нимъ и Терезой, казалось ему страннымъ сномъ. Онъ увѣрялъ себя, что вовсе не любитъ Терезы и что бракъ съ нею былъ бы позоромъ, такъ какъ свѣтъ скажетъ, что онъ женится изъ-за денегъ. Въ этомъ напряженномъ состояніи нервовъ, очерченномъ у Бьернсона съ замѣчательнымъ психологическимъ чутьемъ Монсана встрѣчаетъ молодую шестнадцатилѣтнюю дѣвушку, за которой ухаживаетъ ея двоюродный братъ, офицеръ. Невинное, юное существо магически дѣйствуетъ на утомленное въ борьбѣ сердце Монсаны. Онъ чувствуетъ къ ней какое-то инстинктивное влеченіе, а когда замѣчаетъ, что офицеръ перемигивается и перешептывается съ нею, то начинаетъ ихъ преслѣдовать и вызываетъ на дуэль офицера, съ которымъ, однако, мирится, почувствовавъ все неприличіе своего поведенія. Отецъ молодой дѣвушки увозитъ ее, изъ боязни Монсаны, котораго онъ принимаетъ за сумасшедшаго, но Монсана отправляется за ними въ погоню и приходитъ въ такое ненормальное волненіе, умственное и физическое, что готовъ жениться на этой дѣвушкѣ, чтобъ только отнять ее у офицера и доказать міру, что онъ въ женитьбѣ не ищетъ богатства и знатныхъ связей. Отъ этого шага его спасаетъ Тереза, которую выписываетъ одинъ изъ его пріятелей. Монсана кончаетъ лучше Лассаля; онъ женится на Терезѣ и становится, по словамъ этой пламенно любящей его женщины въ письмѣ къ матери Монсаны, которымъ оканчивается разсказъ, "самымъ добрымъ повелителемъ, самымъ внимательнымъ слугой, самымъ влюбленнымъ и преданнымъ мужемъ". "Онъ занимается хозяйствомъ и намѣренъ подать въ отставку, прибавляетъ Тереза:-- но еслибъ Италія была когда-нибудь въ опасности, то онъ будетъ первымъ... первымъ во всемъ".
   Если "Капитанъ Монсана" представляетъ первый психологическій опытъ Бьернсона, то послѣдній его разсказъ "Пыль", появившійся въ прошедшемъ году, составляетъ философскій очеркъ. Это, въ сущности, не разсказъ, а страница великой книги человѣческой жизни, освѣщенная лучами современныхъ идей. Нигдѣ, быть можетъ, талантъ Бьернсона не выказывался въ такой силѣ, какъ въ этомъ простомъ, художественномъ и вмѣстѣ съ тѣмъ въ высшей степени патетическомъ разсказѣ. Поэтому, мы передадимъ его съ большей подробностью, и приведемъ цѣликомъ лучшія его страницы.
   Героями "Пыли" являются не поселяне, какъ почти во всѣхъ произведеніяхъ Бьернсона, но зажиточный фермеръ и лѣсопромышленникъ Атлунгъ, человѣкъ образованный, передовой, горячій поклонникъ Спенсера, Бана и другихъ новѣйшихъ мыслителей, и жена его, дочь пастора, наслѣдовавшая отъ отца самыя узкія, мистическія религіозныя убѣжденія. Эту чету, повидимому, очень счастливую, но не имѣющую ничего общаго между собою въ идеяхъ и стремленіяхъ, посѣщаетъ ихъ пріятель, отъ имени котораго ведется разсказъ. Съ самаго перваго шага въ домъ Атлунга, славившійся во всей Норвегіи своей громадностью, живописнымъ мѣстоположеніемъ, и обширнымъ паркомъ, онъ былъ изумленъ страннымъ зрѣлищемъ. Не найдя никого въ передней и войдя въ гостинную, отличавшуюся всѣми прихотями современнаго комфорта, онъ увидѣлъ передъ собою двухъ мальчиковъ, шести и семи лѣтъ, которые, стоя у окна, пѣли одинъ изъ заунывныхъ гимновъ Модда и Санки. Имъ тихо подтягивала бѣлокурая молодая женщина, двѣ капли воды похожая на Мадонну Карло Дольчи, которая, такъ же, какъ и пѣніе жалобной элегіи, представляла какой-то странный контрастъ съ веселой, роскошной обстановкой комнаты. Объявивъ, что хозяинъ на лѣсопильномъ заводѣ, а хозяйка пошла въ деревню навѣстить умирающаго, но оба вернутся къ обѣду, молодая женщина ушла изъ комнаты тихими, неслышными шагами. Гость остался съ дѣтьми и они тотчасъ съ нимъ разговорились. Послѣ небольшого вступленія, въ которомъ младшій братъ разсказалъ, что старшій отлично ходитъ на рукахъ, а старшій, что младшаго утромъ высѣкли за дурное поведеніе, они перешли къ разсказу о томъ, что, очевидно, наполняло ихъ маленькія головки. "По сосѣдству, въ хижинѣ одного поселянина, жилъ маленькій Гансъ, съ которымъ они часто играли. Но недѣли двѣ тому назадъ, въ сумеркахъ, идя домой по парку, онъ вздумалъ перейти черезъ замерзшій прудъ -- дѣло было зимою -- и, не замѣтивъ проруби, сдѣланной для ловли рыбы, упалъ въ воду. На его крики сбѣжался народъ и съ трудомъ его вытащили; но дѣтямъ его не показали, а только позволили присутствовать на его похоронахъ. Ганса похоронили на кладбищѣ и всѣ школьные ученицы и ученики проводили его. О, какъ хорошо тамъ пѣли! Ганса везла старая, гнѣдая лошадь; онъ лежалъ въ бѣломъ гробѣ, который отецъ Антона и Сторма купилъ въ городѣ, а мать и Стина -- такъ звали молодую женщину, походившую на мадонну Карло Дольчи -- убрали гробъ гирляндами изъ живыхъ цвѣтовъ. Всѣмъ дѣтямъ дали на дорогу вина и пирожковъ. Гансъ былъ очень бѣденъ, но теперь онъ ни въ чемъ не нуждается; онъ у Бога. Только гробъ опустили въ землю. Въ немъ не былъ настоящій Гансъ, потому что Гансъ сталъ совершенно новымъ существомъ. Ангелы пришли къ нему въ прорубь и принесли ему новую одежду, чтобъ ему не было тамъ холодно, а потомъ ангелы его снесли на небо. Всѣ дѣти, которыя умирали, шли къ Богу и тамъ жили съ милліонами маленькихъ ангеловъ. Эти ангелы, и вмѣстѣ съ ними Гансъ, летаютъ на землѣ вокругъ людей; люди ихъ не видятъ, но ангелы очень добры къ нимъ, особливо къ дѣтямъ, и всегда берутъ къ себѣ несчастныхъ дѣтей. На небѣ гораздо лучше, чѣмъ на землѣ. Стина всегда это говорила и предпочла бы пойти къ ангеламъ, но остается на землѣ только потому, что не хочетъ оставить маму одну. Теперь отецъ Ганса также боленъ и въ этотъ самый вечеръ пойдетъ на небо къ Богу. Имъ бы хотѣлось очень посмотрѣть, какъ ангелы принесутъ отцу Ганса крылья и какъ онъ полетитъ, но мама ихъ не пускаетъ".
   Этотъ странный разговоръ дѣтей такъ поразилъ гостя, что когда вышла къ нему хозяйка дома, онъ, послѣ обычныхъ привѣтствій, осторожно навелъ разговоръ на воспитаніе и спросилъ, одобряетъ ли она тѣ мистическія сантиментальности, которыми Стина наполняла юныя головки ея дѣтей.
   -- Дѣтямъ надо говорить то, что вліяетъ на ихъ воображеніе, отвѣчала добрая женщина.
   -- Но вѣдь это мѣшаетъ имъ видѣть реальный міръ, мѣшаетъ правильному развитію ихъ способностей.
   -- Т. е. дѣлаетъ ихъ глупыми, вы хотите сказать?
   -- Если не дѣлаетъ совершенно глупыми, то во всякомъ случаѣ притупляетъ ихъ способности.
   -- Я васъ не понимаю.
   -- Если вы учите дѣтей, что жизнь на землѣ ничто въ сравненіи съ жизнью на небѣ, что все невидимое лучше видимаго, что смерть предпочтительнѣе жизни, то неужели вы думаете, что этимъ путемъ вы научите ихъ вѣрно смотрѣть на жизнь, любить ее, мужественно бороться съ преградами, энергично работать, быть хорошими людьми, хорошими гражданами.
   -- О! нашъ долгъ научить ихъ этому впослѣдствіи.
   -- Впослѣдствіи? Когда на ихъ юныя души уже насядетъ пыль?
   -- Что вы разумѣете подъ пылью?
   -- То, что было, но теперь разложилось, носится въ воздухѣ и осаждается въ каждой пустотѣ.
   -- Я слыхала, что пыль разноситъ сѣмена заразы отъ гніющихъ предметовъ. Вы говорите не объ этой пыли?
   -- Это зависитъ отъ того, на что именно падаетъ пыль; здоровымъ людямъ она только затемняетъ зрѣніе туманной дымкой и мѣшаетъ ясно видѣть; но если пыль попадаетъ на чахлый организмъ, напоминающій стоячую воду, то организмъ перестаетъ работать.
   Она задумалась и долго молчала. Только по временамъ ея губы шевелились и едва слышно произносили: "Однако, у бабочки на крыльяхъ прелестная пыль".
   Потомъ она вдругъ спросила, не смотря на своего собесѣдника:
   -- А вы вѣрите въ безсмертіе?
   Гость былъ озадаченъ этимъ вопросомъ и отвѣчалъ уклончиво:
   -- А какого мнѣнія вашъ мужъ объ этомъ предметѣ?
   -- Онъ не вѣритъ въ безсмертіе индивидуума. Мы увѣковѣчиваемъ себя въ своихъ дѣлахъ и главное, въ своихъ дѣтяхъ, и этого безсмертія, по мнѣнію мужа, достаточно.
   Она говорила просто, спокойно, безъ малѣйшаго упрека, но глаза ея были полны слезъ.
   -- Однако, почему вы напали на мысль о пыли? вдругъ спросила она:-- неужели потому, что вы видите здѣсь столько пыли?
   Гость согласился, что онъ замѣтилъ много пыли и просилъ извиненія, если своими замѣчаніями непріятно затронулъ ея чувства.
   -- Трудно непріятно затронуть мои чувства послѣ того, какъ я прожила девять лѣтъ съ Альбертомъ, наивно отвѣчала она.
   Очевидно, разладъ между мужемъ и женой былъ полный, по крайней мѣрѣ, въ области вѣрованій и идей. Но внѣшняя семейная ихъ жизнь отличалась самымъ невозмутимымъ, даже идилическимъ счастіемъ. Какъ только возвратился домой Атлунгъ, онъ съ любовью обнялъ жену, напомнилъ ей объ ихъ медовомъ мѣсяцѣ въ Друденѣ, когда она познакомилась съ своимъ гостемъ, и послѣ веселаго, оживленнаго разговора, предложилъ спѣть что-нибудь. Она съ улыбкой согласилась. Они помѣстились у фортепьяно и начали пѣть одинъ романсъ за другимъ. Всякій, кто за минуту передъ тѣмъ могъ бы спросить себя съ изумленіемъ, какъ соединились эти два столь разнородныя существа, теперь не предавался бы сомнѣнію. Имъ обоимъ было свойственно лирическое упоеніе чувствомъ, и если въ этомъ чувствѣ было какое-нибудь различіе, то они не обращали на это вниманія. Они наслаждались своимъ пѣніемъ, какъ дѣти, забывая обѣдъ, гостя и все прочее. Ея нѣжное, хотя нѣсколько глухое сопрано, пріятно сливалось съ его богатымъ баритономъ, а въ глазахъ ея уже не виднѣлось ни сомнѣнія, ни тревоги: они блестѣли радостью, счастіемъ.
   Наконецъ, пѣніе кончилось и Атлунгъ пригласилъ гостя въ столовую. Онъ молча, съ какой-то необыкновенной жадностью съѣлъ супъ и только, разрѣзывая мясо, спросилъ, гдѣ дѣти. Оказалось, что они уже отобѣдали.
   -- Вы ихъ видѣли? спросилъ онъ у гостя.
   -- Да, отвѣчалъ тотъ и прибавилъ, что они поразили его своей наивностью.
   -- Очень жаль, что у мальчиковъ слишкомъ много воображенія; они унаслѣдовали это отъ своихъ предковъ, какъ со стороны отца, такъ и со стороны матери. Это вредный элементъ слабости. Недѣли двѣ тому назадъ, ихъ товарищъ потонулъ въ прудѣ. Трудно себѣ представить, что мальчики сдѣлали изъ этого случая, конечно, съ помощью Стины. Я ничего не говорилъ; ихъ болтовня была очень забавна и я не хотѣлъ ссориться съ Стиной. Но это слишкомъ нелѣпо. Право, Амалія, ихъ надо отдать въ школу.
   Жена не отвѣтила ни слова, а гость, желая перемѣнить разговоръ, спросилъ, читаетъ ли Атлунгъ Спенсера.
   Онъ неожиданно оживился, забылъ ѣду, лежавшую на его тарелкѣ, и болѣе часа развивалъ педагогическія теоріи Спенсера; при этомъ онъ выразилъ, что не всякій можетъ воспитывать дѣтей, что на это надо особый талантъ и что онъ рѣшился отдать своихъ дѣтей, какъ только они подростутъ, къ знакомой дамѣ, пламенной поклонницѣ Спенсера и отлично знавшей педагогію. Жена слушала его безъ малѣйшаго удивленія, словно это былъ уже давно порѣшенный вопросъ.
   Въ концѣ обѣда, Атлунгъ вдругъ вспомнилъ, что кто-то ждалъ его въ сосѣднемъ городѣ по важному дѣлу и, обѣщая вскорѣ вернуться, поспѣшно выбѣжалъ изъ комнаты. Черезъ нѣсколько минутъ, голосъ его раздался во дворѣ. Онъ бранилъ дѣтей за какія-то неприличныя слова, которыя они безсознательно произносили, и пригрозилъ ихъ высѣчь по возвращеніи домой. Плачъ дѣтей былъ покрытъ шумомъ выѣзжавшей со двора тележки. Потомъ все стихло.
   Возвратясь въ гостинную, г-жа Атлунгъ спросила спокойно у гостя:
   -- А что вы думаете о педагогической теоріи Спенсера? Какъ вы полагаете, можемъ мы ее примѣнить на практикѣ?
   -- Во всякомъ случаѣ практика вашего мужа не соотвѣтствуетъ теоріи Спенсера, отвѣчалъ гость.
   -- Практика мужа! Да у него нѣтъ никакой, произнесла она съ улыбкой.
   -- Вы хотите сказать, что онъ не интересуется своими дѣтьми?
   -- Нѣтъ, онъ, какъ всѣ мужчины, иногда забавляется съ дѣтьми, иногда сѣчетъ ихъ, когда они ему надоѣдаютъ -- вотъ и все.
   -- Повидимому, отецъ и мать должны нести одинаковую отвѣтственность въ дѣлѣ воспитанія.
   -- Конечно; но даже въ этомъ отношеніи мужчины все устроили въ свою пользу. И вы еще хотите отнять у насъ вѣру въ безсмертіе души и все прочее, прибавила она неожиданно, но не поясняя, что разумѣла подъ прочимъ.-- Возвращаясь домой изъ деревни отъ умирающаго поселянина, я думала, что снѣгъ, покрывающій обнаженныя деревья и землю, лучшая эмблема безсмертія. Онъ такой бѣлый и ниспосланъ намъ съ неба.
   -- Вы думаете, что снѣгъ падаетъ съ неба?
   -- Во всякомъ случаѣ, онъ падаетъ на землю.
   -- Да, но онъ и создается землей.
   Она не обратила вниманія на эти слова и прибавила:
   -- Вы недавно говорили о пыли. Но эта бѣлая пыль на мерзлыхъ сучьяхъ и сѣрой землѣ -- это поэтическое представленіе безсмертія; по крайней мѣрѣ, мнѣ такъ кажется.
   -- А кто авторъ этой поэзіи?
   -- Каждое человѣческое существо это чувствуетъ въ своемъ сердцѣ, отвѣчала она, и въ глазахъ ея свѣтилась спокойная, непоколебимая вѣра.
   Потомъ, перемѣнивъ разговоръ, г-жа Атлунгъ снова вернулась къ вопросу о воспитаніи, и стала просить гостя, чтобъ онъ переговорилъ съ ея мужемъ, но она не успѣла высказать, въ чемъ именно заключалось ея желаніе, какъ неожиданно вернулся ея мужъ. Онъ встрѣтилъ на дорогѣ человѣка, котораго ему надо было видѣть, и не поѣхалъ въ городъ. Онъ былъ не въ духѣ и, разсказавъ женѣ неприличную выходку дѣтей передъ его отъѣздомъ, воскликнулъ:
   -- Я обѣщалъ ихъ высѣчь, но тутъ необходима мѣра поэнергичнѣе. Мальчиковъ надо завтра же отправить въ школу. Ты, Амалія, довольно ихъ любишь, чтобъ, наконецъ, на это согласиться. Я до сихъ поръ тебѣ уступалъ, но ты видишь къ чему это ведетъ.
   Слыша эти страшныя для нея слова, бѣдная женщина упала на диванъ. Теперь было очевидно, чего она желала, для чего просила помощи постороннихъ. Она закрыла лицо руками, но не плакала, а, по всей вѣроятности, молилась.
   Вдругъ въ комнату вбѣжала Стина, внѣ себя отъ испуга, и объявила, что дѣти пропали, что ихъ не было ни на фабрикѣ, ни въ хижинахъ поселянъ. Въ послѣдній разъ ихъ видѣли, когда они бѣжали въ паркъ, оглашая воздухъ рыданіями послѣ угрозы отца ихъ высѣчь.
   -- Прудъ! сорвалось съ языка гостя, и это одно слово подѣйствовало на всѣхъ, словно надъ головами ихъ раздался громъ.
   -- Стина! воскликнулъ Атлугъ, но въ голосѣ его не слышалось упрека, а безутѣшное, отчаянное горе.
   Онъ выбѣжалъ изъ комнаты. За нимъ послѣдовали остальные. Начались поиски въ паркѣ съ фонарями.
   Было не холодно, но шелъ снѣгъ. Дѣти могли пойти на прудъ въ надеждѣ найти тамъ Бога, ангеловъ и новую одежду, но чтобъ они оба прыгнули въ холодную воду -- было невѣроятно и неестественно. Дѣйствительно, на прудѣ не оказалось ни одной трещины во льду. Но если дѣти не утонули, то они могли ждать гдѣ-нибудь подъ деревомъ ангеловъ и въ этомъ случаѣ могли замерзнуть, такъ какъ выбѣжали изъ дома безъ шапокъ и теплой одежды. Народу собралось много и всѣ бѣгали по парку, всѣ искали. Атлунгъ быстро шагалъ и его громкій голосъ раздавался въ тишинѣ:
   -- Антонъ и Стормъ! вернитесь домой! Папа болѣе не сердится!
   Жена слѣдовала за нимъ; повременамъ они останавливались и она со слезами бросалась къ нему на шею; потомъ, они снова продолжали свой путь. Стина громко молилась и всѣхъ просила слѣдовать ея примѣру.
   -- О чемъ молиться? сказалъ ей вполголоса гость:-- о томъ, чтобы дѣти умерли, пошли на небо и стали бы ангелами?
   Она взглянула на него съ ужасомъ и не промолвила ни слова. Ему стало жаль ея.
   -- Вотъ то-то, прибавилъ онъ:-- мы толкуемъ о безсмертіи, а какъ только дорогому для насъ существу грозитъ безсмертіе, мы мечемся въ горѣ и отчаяніи.
   -- Это правда! Это правда! произнесла Стина, совершенно растерявшись.
   -- Вы научили дѣтей, что на небѣ лучше, чѣмъ на землѣ, и что ангелы уносятъ несчастныхъ дѣтей.
   -- Довольно, довольно!
   -- Развѣ вы не вѣрите въ это?
   -- Вѣрю... Но вы меня смущаете. У меня голова слабая.
   Поиски продолжались. Грустный крикъ Атлунга, повторявшаго все тѣ же слова, уныло раздавался по лѣсу. Снѣгъ шелъ попрежнему, покрывая все бѣлой пеленой. Вдругъ послышался голосъ, но не Атлунга: "Я слышалъ ихъ плачъ!" Это былъ голосъ женщины. Всѣ притаили дыханіе и поспѣшили на этотъ звукъ. "Стойте!" воскликнула какая-то молодая служанка, останавливаясь, и всѣ остановились. Дѣйствительно, въ дали слышались дѣтскія рыданія. Отецъ и мать бросились впередъ и когда остальные достигли того мѣста, откуда неслись рыданія, то уже отецъ и мать, стоя на колѣняхъ, безумно обнимали найденныхъ дѣтей. При свѣтѣ фонарей они казались синими, замерзшими; они не могли стоять на ногахъ и не отвѣчали ни слова на всѣ вопросы родителей. Они только плакали. Кругомъ раздавались также рыданія. Наконецъ, Атлунгъ всталъ и взялъ на руки старшаго сына. Жена его взяла меньшого и молча пошла по снѣгу, тихо утѣшая и цѣлуя его. Но не сдѣлала она и нѣсколькихъ шаговъ, какъ упала и выронила ребенка. Она приподнялась, подняла ребенка и пошла далѣе. Потомъ опять упала и опять встала, но все-таки никому не хотѣла отдать ребенка.
   Гость слѣдовалъ за ними. Тяжелыя мысли смѣняли одну другую въ головѣ его. Всему виной пыль! Эта пыль, заволакивала прошедшія поколѣніи такими облаками, что они не узнавали другъ друга, и вотъ почему они воевали, вотъ почему убивали другъ друга милліонами. Ихъ постоянно засыпали пылью и между сыплющими пыль были люди добрые, возвышенные, полагавшіе, что они этимъ оказываютъ величайшую услугу человѣчеству. Если посмотрѣть поближе, то всѣ отношенія въ жизни, даже самыя здравыя и нормальныя, еще доселѣ засыпаны пылью, и попытка стряхнуть эту пыль будетъ величайшимъ переворотомъ, который потрясетъ въ корнѣ эти самыя отношенія. Къ счастію, дымка, застилающая свѣтъ, съ незапамятныхъ доисторическихъ временъ постоянно перемѣняетъ свою форму и при каждомъ видоизмѣненіи становится тоньше, скрываетъ меньше дѣйствительность, оставляетъ все большія и большія отдушины, пока, наконецъ, не разсѣется совершенно. Но когда это будетъ?"
   Спустя два мѣсяца, свидѣтель этой патетической сцены вернулся въ Скогетадъ и узналъ отъ Атлунга ея трагическую развязку. Дѣти серьёзно занемогли и мать ухаживала за ними, спокойная, счастливая; она была увѣрена, что все это произошло по волѣ Бога, услышавшаго ея молитву. Она желала только одного и молилась только объ одномъ, чтобы дѣти остались при ней; еще въ лѣсу Атлунгъ далъ, ей слово, что если дѣти найдутся, то онъ никогда не отдастъ ихъ въ школу. Поэтому она и Стина видѣли во всемъ, что произошло, прямое вмѣшательство Провидѣнія и были убѣждены, что дѣти выздоровѣютъ. Ихъ надежда исполнилась: дѣти выздоровѣли. Но мать занемогла отъ истощенія силъ, душевныхъ мукъ и простуды, которую она схватила во время поисковъ въ лѣсу. Неумолимая смерть унесла ее, и бѣдный Атлунгъ остался безутѣшнымъ вдовцомъ съ двумя дѣтьми. Сначала онъ совершенно поддался горю. Его терзало сознаніе, что онъ былъ во всемъ виноватъ. Онъ долженъ былъ развить слабый, забитый предразсудками умъ жены, а не дозволять ей вести свою мечтательную, мистическую жизнь. Онъ забавлялся ею, какъ игрушкой, и не сдѣлалъ ни малѣйшей попытки, чтобы понудить ее къ общему умственному труду. Эти мысли долго мучили его. Но потомъ онъ мало-по-малу успокоился. Отказалась ли бы она отъ убѣжденій своего дѣтства и приняла ли бы его идеи? Не были ли они наслѣдіемъ цѣлыхъ поколѣній, такъ глубоко вкоренившится въ ней, что нельзя было бы вырвать ихъ, не сдѣлавъ ее навѣки несчастной? Какъ бы то ни было, отъ этой тяжелой нравственной борьбы онъ постарѣлъ и посѣдѣлъ въ нѣсколько недѣль. Онъ старался замѣнить бѣднымъ сиротамъ ихъ мать; но его попытки еще не удавались. Однако, онъ не унывалъ и былъ убѣжденъ, что со временемъ научится исполнять свой долгъ.

<Тимирязев В. А.>

"Отечественныя Записки", No 12, 1883

   
   
   
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru