Lib.ru/Классика: Тихомиров В. А.. Сингапур

СИНГАПУРЪ

Очерки и воспоминанія кругосвѣтнаго плаванія.

Во время кругосвѣтнаго плаванія мнѣ, по особымъ условіямъ самаго путешествія, трижды пришлось побывать въ Сингапурѣ: въ мартѣ, маѣ и іюнѣ 1891 года.

Раннимъ утромъ, въ 7 ¹/₂ часовъ, старикъ "Djemnah", пароходъ общества "Messageries Maritimes", совершавшій свой послѣдній рейсъ на дальній востокъ, покинулъ, при отличной погодѣ и тихомъ морѣ, рейдъ Коломбо и направился въ ближайшій по пути своего слѣдованія портъ Сингапуръ. Несмотря на преклонный возрастъ (построенъ въ началѣ 60-хъ годовъ), трехмачтовый "Djemnah" -- хорошій ходокъ, какъ и всѣ его товарищи, французскіе почтовые пароходы, идущіе всегда скорѣе своихъ многочисленныхъ здѣсь, какъ и вездѣ, англійскихъ конкуррентовъ (на которыхъ, замѣтимъ кстати, каюты и столъ, послѣдній особенно, значительно хуже, а плата дороже), дѣлая въ часъ отъ 13 до 14 узловъ (узелъ -- морская миля -- равенъ 1 ³/₄ нашей версты) вмѣсто обязательныхъ 12-ти, добѣжалъ до Сингапура въ пять сутокъ только. Въ 8 ¹/₂ часовъ утра 18-го марта мы уже стояли на взморьѣ передъ первымъ по его значенію, всемірнымъ портомъ этого города.

Самое плаваніе отъ Коломбо до Сингапура началось при условіяхъ вполнѣ благопріятныхъ. Какъ уже упомянуто, мы вышли въ ясную погоду и при морѣ вполнѣ тихомъ. Подъ яркимъ синимъ небомъ горѣлъ своею ослѣпительной бѣлизною старый знакомый маякъ Коломбо. Лазурь Индійскаго океана была такъ же глубока, ярка и безмятежна, какъ опрокинувшійся къ нимъ небесный сводъ. На гладкой безбрежной водной равнинѣ океана справа ни одного "барашка", слѣва -- кокосовая роща, въ которой пріютился Galle-Fâèe-Hôtel -- послѣдняя окраина Коломбо, отель, служившій мнѣ постояннымъ жилищемъ на островѣ. Затѣмъ потянулись какъ бы рвущіяся на встрѣчу къ морю и склоняющіяся надъ нимъ сплошныя заросли кокосовыхъ плантацій; въ дымкѣ прозрачнаго тумана обрисовались далѣе, сначала неясно, а затѣмъ все рѣзче и рѣзче выступающія синеватыя очертанія ближайшей цѣпи горъ центральной возвышенности острова (мы шли постоянно вдоль берега), а въ два часа пополудни впереди снова виднѣлся уже другой маякъ, бѣлѣли прятавшіяся въ густой темной зелени разбросанныя тамъ и сямъ низкія постройки, и молочно-жемчужная пѣна могучаго прибоя (здѣсь постояннаго вслѣдствіе утесистости берега) выдѣлялись особенно рѣзво на общемъ зеленомъ фонѣ прибрежнаго лѣса: то была Punto-Gаla, передѣланная французами въ Point de Galle и подъ этимъ искаженіемъ сохранившаяся поднесь во всѣхъ учебникахъ географіи: Gala на языкѣ сингалезовъ значитъ: скала, Kandy -- утесъ; таково истинное происхожденіе названій двухъ старѣйшихъ и знаменитѣйшихъ городовъ Цейлона: его перваго порта и столицы, такъ долго послѣдовательно и упорно отстаивавшей свою независимость отъ Португаліи, Голландіи и, наконецъ, Англіи, ее покорившей.

Названіе Punto-Gala является сочетаніемъ сингалезскаго слова Gala, скала, съ португальскимъ Punto -- точка или мысъ, такъ какъ городъ расположенъ дѣйствительно на выдающемся далеко въ море утесистомъ мысѣ. Этотъ мысъ и охватывающіе его широкимъ кольцомъ коралловые рифы образуютъ превосходную, открытую лишь въ югу, обширную и безопасную гавань одного изъ безспорно лучшихъ въ мірѣ портовъ. Онъ былъ бы даже безукоризненнымъ вполнѣ, еслибы не пожалѣли средствъ и динамита, чтобы взорвать встрѣчающіеся кое-гдѣ внутри его коралловые утесы, могущіе быть опасными судамъ при недостаточномъ знакомствѣ съ топографіею порта.

Окружающіе городъ, съ центральной стороны острова, лѣса замыкаются, какъ уже упомянуто, на горизонтѣ горною цѣпью, тянущеюся параллельно берегу. Между синими вершинами послѣдней рѣзко выступаетъ своими высотою и причудливыми очертаніями "Хей-кокъ" (Hay-cock), названная такъ англичанами по сходству ея со стогомъ сѣна. Гора эта видна съ моря на далекое разстояніе и является для подходящихъ къ Punto-Gаla судовъ первымъ признакомъ близкой земли.

По своему выдающемуся выгодному положенію между Египтомъ и Аравіею съ одной стороны, Китаемъ, Малайскимъ архипелагомъ и Индіею съ другой, Punto-Gаla былъ съ древнѣйшихъ временъ величайшимъ торговымъ морскимъ центромъ отдаленнаго востока, и только искусственное возвеличеніе Коломбо на его счетъ, постройка въ гавани послѣдняго гигантскаго (стоившаго милліоны) искусственнаго мола для защиты судовъ въ открытомъ рейдѣ, отняли въ настоящее время у Пунто-Гала его первенствующее значеніе.

Онъ сохраняетъ его, впрочемъ, отчасти, какъ второе по важности послѣ Коломбо мѣсто вывоза важнѣйшаго туземнаго продукта острова -- кокосоваго масла, его сѣмянныхъ ядеръ (copra), выжимаемыхъ уже въ Европѣ, и волоконъ (coir). Извѣстно, что другіе важнѣйшіе продукты вывоза Цейлона: хинная корка, кофе, а теперь главнымъ образомъ чай, какао и въ послѣднее время мускатный орѣхъ -- продукты растеній, только нашедшихъ на Цейлонѣ свое второе отечество, но не туземныхъ. Было время, когда Цейлонъ вообще и Пунто-Гала въ особенности являлись центрами вывоза другого, весьма цѣннаго туземнаго продукта: цейлонской корицы, но это время давно прошло. Въ настоящее время цейлонская корица подавлена на міровомъ рынкѣ болѣе дешевою, хотя и болѣе грубою обыкновенною корицею китайскою.

Наблюдая неприглядное и вообще упадающее состояніе такъ называемыхъ коричныхъ садовъ, "Ginamon-Gardens", въ окрестностяхъ Коломбо и зная, что Пунто-Гала была издавна центромъ производства корицы, зная въ то же время, что этимъ важнымъ центромъ Цейлона мнѣ придется любоваться лишь съ борта парохода, я еще въ бытность свою въ Коломбо старался путемъ разспросовъ свѣдущихъ туземцевъ (производство корицы въ противоположность чайному находится почти исключительно въ рукахъ сингалезовъ) выяснить себѣ, въ какомъ положеніи находится теперь тамъ этотъ вопросъ. Наиболѣе обстоятельныя свѣденія были сообщены мнѣ въ этомъ отношеніи народнымъ врачемъ, сингалезомъ Hami-Widampati, первымъ практикомъ и медицинской знаменитостью "черной", т.-е. туземной части населенія города Коломбо. Этому почтенному собрату по профессіи обязавъ я многими пріобрѣтеніями и свѣденіями по части цейлонскихъ народныхъ лекарственныхъ средствъ, которыя были знакомы ему въ совершенствѣ.

Владѣя свободно санскритомъ и языкомъ пали, онъ представлялъ собою настоящаго туземнаго ученаго, прекрасно знакомаго съ древнею индійскою медициною, и не разъ приходилось жалѣть, что некомпетентность переводчика при передачѣ черезъ-чуръ спеціальныхъ темъ бесѣды часто лишала меня возможности пользоваться передаваемыми интересными свѣденіями.

Въ средѣ своей многочисленной практики Hami-Widampati пользовался величайшимъ авторитетомъ и уваженіемъ, между прочимъ, и какъ человѣкъ: за строгое соблюденіе національнаго образа жизни и одежды, а также и за антипатію къ англичанамъ, которыхъ туземное населеніе Цейлона (какъ и другихъ колоній) имѣетъ полное основаніе не очень любить...

Самая наружность моего новаго коллеги, въ особенности же это исполненное скромнаго достоинства умѣнье держать себя, дѣйствительно могли сразу расположить въ его пользу и внушить въ себѣ довѣріе: очень выразительное, строгое коричневое лицо 65-лѣтняго старика, правильнаго арійскаго типа, сѣдые, довольно густые еще волосы, заплетенные сзади въ косу и спереди украшенные двумя черепаховыми гребнями: однимъ полукруглымъ надъ лбомъ, обращеннымъ выгнутостью назадъ и другимъ на затылкѣ, съ очень высокою, по угламъ расходящеюся въ видѣ роговъ спинкою, снѣжно-бѣлая коленкоровая кофточка съ широкими рукавами, темная ситцевая юбка, вмѣсто нижняго платья, спускающаяся отъ пояса почти до земли, и ноги, обутыя въ сандаліи, сплетенныя изъ растительныхъ волоконъ -- таковъ былъ своеобразный и при всей простотѣ одежды исполненный строгаго достоинства и благообразія видъ моего цейлонскаго собрата, который сообщилъ по поводу корицы слѣдующія данныя: въ окрестностяхъ Коломбо и Пунто-Гала мелкіе собственники-крестьяне приготовляютъ для экспорта корицу въ апрѣлѣ и продаютъ ее, небольшими партіями въ 400--600 фунтовъ, особымъ скупщикамъ, имѣющимъ дѣло съ торговыми фирмами, занимающимся окончательною отправкою товара. Кромѣ того туземцами изготовляется также въ мѣстечкѣ Baddegàma, въ 4 миляхъ отъ Пунто-Гала, добываемое на мѣстѣ перегонкою съ водою, эѳирное масло корицы (наиболѣе цѣнный продуктъ ея).

Сколько можно было понять, перегонка эта совершается довольно первобытнымъ способомъ, влекущимъ за собою большія потери цѣннаго продукта,-- въ мѣдныхъ кубахъ и оловянныхъ пріемникахъ, при охлажденіи соединяющихъ кубъ и пріемникъ змѣевиковъ (металлическихъ проводныхъ трубокъ) водою.

Прежде Пунто-Гала славилась также торговлей драгоцѣнными камнями (алмазы, топазы, изумруды) и въ особенности жемчугомъ; въ настоящее время добыча ихъ на Цейлонѣ значительно уменьшилась, и эта отрасль промышленности утратила также свое прежнее значеніе.

Возвратимся къ нашему плаванію. Третій маякъ на южной оконечности Цейлона послалъ мнѣ въ 3 ¹/₂ часа пополудни свое послѣднее прости, а въ 4 часа круговая линія горизонта ограничивала уже одну только водную гладь: мы были теперь въ открытомъ океанѣ, тихомъ и спокойномъ, какъ прудъ.

На другой день, однако, океанъ этотъ оказался предателемъ въ полномъ смыслѣ слова: при наступившей пасмурной погодѣ, мелкомъ дождѣ и безпрестанно вспыхивающихъ на горизонтѣ молніяхъ, пароходъ попалъ въ полосу такъ называемой у моряковъ мертвой зыби.

Явленіе это состоитъ въ томъ, что подъ вліяніемъ теченій различной температуры, или какихъ-либо иныхъ совсѣмъ неизвѣстныхъ причинъ, при совершенно спокойной поверхности моря на нѣкоторой глубинѣ его появляется волненіе, которое передается пароходу и всему на немъ находящемуся. Тогда людямъ, подверженнымъ морской болѣзни, приходится не только плохо, но и обидно! Лежитъ себѣ такой будущій страдалецъ на палубѣ въ своемъ длинномъ плетеномъ креслѣ-кушеткѣ, нѣжась подъ плотнымъ тентомъ (натянутою надъ всею почти палубою въ видѣ крыши двойною парусиною), или сидитъ въ салонѣ подъ освѣжающими непрерывными размахами гигантскаго вѣера -- такъ называемая "панка" -- ряда широкихъ и плотныхъ полотняныхъ, спускающихся съ потолка сторъ, приводимыхъ въ движеніе электродинаномашинною силою или чаще, по старому обычаю, веревкою, которую непрерывно дергаетъ предназначенный исключительно для этой цѣли и сидящій за дверьми салона китаецъ -- эта необходимая живая принадлежность каждаго почтоваго парохода индокитайской линіи. Пассажиръ радуется, что море такъ смирно сегодня... Вдругъ пассажиру становится что-то не по себѣ. Не замѣчая никакой качки, онъ рѣшается посмотрѣть, кланяются ли поочередно носъ и корма морю; устанавливаетъ свое кресло ради этого по возможности у гротъ-мачты, т.-е. въ центрѣ судна, убѣждается, что все обстоитъ благополучно, и вдругъ... едва успѣваетъ, а подчасъ и не успѣваетъ добѣжать до своей каюты, чтобы тамъ, вдали отъ нескромныхъ и часто даже насмѣшливыхъ взоровъ скрыть внезапно предательски охватившій его недугъ, близости котораго онъ не допускалъ въ эти минуты: морскую болѣзнь.

Таковы бываютъ результаты мертвой зыби, которую пришлось пережить пассажирамъ нашего парохода между Цейлономъ и Стнгапуромъ въ субботу нашей масляницы, 14-го марта 1891 года.

Всякій человѣкъ, при извѣстной силѣ и спеціальныхъ свойствахъ того или другого случая качки, подлежитъ морской болѣзни неизбѣжно и платитъ ей роковую дань, но степень противодѣйствія того или другого человѣка самой болѣзни даже и въ каждомъ отдѣльномъ случаѣ весьѵа неодинакова. На мою долю выпала счастливая участь страдать ею значительно меньше другихъ, но именно при этомъ случаѣ мертвой зыби я наблюдалъ особенно рѣзко, какъ велика зависимость между проявленіемъ недуга и мозговою работою. Лежа въ своемъ креслѣ на палубѣ, я чувствовалъ себя вполнѣ здоровымъ, но стоило только взять книгу и начать читать, какъ почти тотчасъ давало себя знать то особое ощущеніе тяжести въ головѣ, которое является роковымъ предвѣстникомъ настоящаго приступа. Повторивъ опытъ нѣсколько разъ, я попробовалъ, у себя въ каютѣ, заняться срисовываніемъ заготовленнаго для этой цѣли ботаническаго матеріала: тяжесть головы перешла тотчасъ почти въ ощущеніе головокруженія уже настоящаго, сопровождаемаго тошнотою -- и вотъ, не желая далѣе искушать судьбу, я долженъ былъ въ теченіе почти цѣлаго дня, пока продолжалась мертвая зыбь, предаваться полному вынужденному бездѣйствію, тогда какъ многимъ пассажирамъ, какъ это можно было видѣть по отсутствію ихъ за обѣдомъ, день этотъ обошелся еще гораздо непріятнѣе и тяжелѣе.

На слѣдующій, третій день плаванія, въ воскресенье масляницы, мертвая зыбь прекратилась. Какъ блестящее зеркало разстилался, утратившій вполнѣ за ночь свои предательскія свойства, океанъ; всѣ страдальцы прошлаго дня, такъ сказать, воскресли, и за завтраками (раннимъ въ 8--10 часовъ брэкфестомъ и позднимъ въ 1--2 ч. тиффиномъ), въ особенности же за обѣдомъ (въ 6 ч. пополудни), спѣшили усердно наверстать недавнее невольное воздержаніе, съ тѣмъ аппетитомъ, который даетъ хорошее море, при освѣжающемъ, несмотря на 24° Реомюра, легкомъ вѣтеркѣ. Нѣкоторые изъ спутниковъ -- москвичей, вздыхали, однако, въ виду знаменательнаго дня, по блинамъ и зернистой икрѣ, такъ что на постоянно обычно-любезный вопросъ коммиссара (экономъ, завѣдующій хозяйствомъ парохода) довольны ли мы сегодня столомъ, представителямъ Россіи пришлось отвѣчать, что, конечно, все прекрасно, но недостаетъ... блиновъ.

Выяснивъ себѣ, что такое блины, совершенно неизвѣствые ему по существу, любезный коммиссаръ пытался утѣшить моихъ соотечественниковъ такимъ заключеніемъ: "Enfin, messieurs, èa ne doit pas être grande chose!" Посыпались, разумѣется, горячіе протесты, но масляница все-таки началась и кончилась въ этомъ году для россіянъ безъ блиновъ.

Дивная ночь смѣнила превосходный день. Несмотря на тѣ же 24° P. и близость экватора (сѣверной широты), на защищенной плотнымъ тентомъ палубѣ чувствовался вѣтерокъ, дававшій освѣжающую прохладу.

При быстро наступившей ночи, вслѣдствіе сильнаго свѣченія моря, огненный блескъ далеко предшествовалъ пароходу, тянулся вдоль борта его и оставлялъ за кормою слѣдъ не менѣе яркій и продолжительный. Море и небо были равно хороши: ярко, не по нашему, горѣли на послѣднемъ созвѣздія, между которыми виднѣлись типическіе представители противоположныхъ полушарій; низко-низко надъ горизонтомъ, какъ бы прощаясь съ нами, гиперборейцами, горѣла еще родная и великолѣпная Большая Медвѣдица, но три звѣзды хвоста ея, или дышла, если предпочесть болѣе популярное у многихъ народовъ названіе "колесницы", были обращены уже своею выпуклостью внизъ, а не вверхъ, какъ у насъ, исходя изъ нижняго, а не верхняго края ея характернаго четыреугольника остальныхъ звѣздъ.

Дискъ молодого мѣсяца, въ свою очередь, глядѣлъ также выгнутымъ краемъ своего серпа вверхъ, выпуклостью внизъ. Выше надъ горизонтомъ, со стороны противоположной, горѣлъ своимъ блѣднымъ, сравнительно съ Большою Медвѣдицею, свѣтомъ, широкій ромбъ Южнаго Креста съ его пятою меньшею и несимметрично помѣщенною звѣздою, и блисталъ гораздо болѣе привлекательный, чѣмъ первый, Центавръ.

Такое звѣздное небо возможно только вблизи экватора, и какъ хорошо оно тамъ!

На четвертый день плаванія, утромъ въ 9-мъ часу, 16 марта, справа въ туманѣ обрисовался сѣверо-восточный берегъ Суматры -- та часть ея, которая далѣе въ глубь острова извѣстна подъ названіемъ: Ачинъ. Этотъ Ачинъ -- больное мѣсто Голландіи, являющійся для нея тѣмъ, чѣмъ былъ для Россіи Кавказъ до плѣненія Шамиля. Здѣсь туземцы упорно не желаютъ до сихъ поръ, даже и номинально, подчиниться чужеземной власти. Англія, въ качествѣ доброй сосѣдки Голландіи, усердно и не безъ выгоды для себя, тайно снабжаетъ ачинцевъ скорострѣльными ружьями и патронами къ нимъ; ужасная "Béri-Béri", этотъ бичъ Малайскаго архипелага, вмѣстѣ съ тяжелыми дизентеріями и злокачественными лихорадками, являются, вдобавокъ, очень часто даже еще лучшими союзниками мѣстнаго населенія -- и въ результатѣ получается та хроническая, не закрывающаяся язва голландской Индіи, которой названіе -- ачинская война.

-- Когда же вы выгоните, наконецъ, англичанъ изъ Индіи? это, право, совсѣмъ будетъ не трудно! -- не разъ, съ наивнѣйшею, очевидно, глубокою въ душѣ враждою, спрашивали на Явѣ меня въ качествѣ русскаго, совершенно упуская изъ вида мою полную некомпетентность въ разрѣшеніи такого спеціальнаго вопроса.

Думаю, однако, что подавляющее большинство читателей настолько же не компетентны по отношенію къ Béri-Béri, какъ и я къ вопросу о возможности легкаго и удобнаго изгнанія изъ Индіи англичанъ; поэтому скажу о первой два слова. "Béri-Béri" есть невѣдомая у насъ, но весьма распространенная на крайнемъ востокѣ, отъ Цейлона до Японіи (тамъ она зовется уже какэ) включительно, болѣзнь, характеризующаяся глубокимъ пораженіемъ дѣятельности нервной и кровеносной системъ, равно поражающая, при извѣстныхъ неблагопріятныхъ условіяхъ (плохое питаніе, усиленная работа и въ особенности скученныя городскія помѣщенія: тюрьмы и казармы), какъ туземцевъ, такъ и европейцевъ; послѣднихъ, повидимому, даже сильнѣе, что и понятно, такъ какъ они -- неакклиматизированные пришельцы, легко заболѣвающіе въ этихъ широтахъ тропическимъ малокровіемъ, первою, повидимому, производящею причиною "Béri-Béri". Болѣзнь рѣдко протекаетъ бурно, оканчиваясь въ немного дней параличомъ сердца. Гораздо чаще теченіе ея медленное и хроническое, причемъ недугъ тянется мѣсяцы и даже годы. Первоначально наступаетъ -- и это очень характерно -- онѣмѣніе губъ (больной не ощущаетъ, напримѣръ, при питьѣ, края чашки или стакана), затѣмъ ручныхъ и ножныхъ пальцевъ. Далѣе является неполный, а впослѣдствіи и совершенный параличъ ногъ и рукъ, наступаетъ, при постоянно усиливающемся упадкѣ силъ, одышка, является общая водянка, сопровождаемая пораженіемъ почекъ, и послѣ долгихъ мучительныхъ страданій больной гибнетъ, наконецъ, неизбѣжно, если не будетъ въ качествѣ туземца возвращенъ въ естественныя условія сельской жизни или, какъ пришелецъ, отправленъ обратно въ Европу. Спеціальныхъ средствъ для борьбы съ этимъ своеобразнымъ злымъ недугомъ до сихъ поръ не найдено ни какихъ.

Нерѣдко цѣлые, вновь прибывшіе изъ Голландіи на Зондскіе острова, полки повально заболѣваютъ Béri-Béri и требуютъ безотлагательнаго возвращенія ихъ въ Европу. Легко понять, во что обходится при такихъ условіяхъ, съ доброю помощью Англіи, голландцамъ ея вѣчная "ачинская война"!

Въ самомъ началѣ шестого дня нашего плаванія отъ Коломбо (кстати, слово это происходить отъ сингалезскаго Kalamba, которое португальцы въ свое время передѣлали въ Colombo), именно въ 7 часовъ утра 18-го марта, Djemnah вошелъ въ Малаккскій проливъ, при чемъ справа потянулись, покрытые лѣсомъ, холмистые берега Суматры, а слѣва -- оконечность полуострова Малакки, и въ 8 ¹/₂ часовъ утра якорная цѣпъ уже гремѣла послѣ выстрѣла нашей единственной и скромной пушки, знаменовавшаго благополучное прибытіе парохода на рейдъ Сингапура.

Какъ уже упомянуто, мнѣ пришлось быть здѣсь три раза; поэтому все видѣнное и испытанное на Сингапурѣ я изложу въ порядкѣ моихъ въ немъ пребываній, предпославъ сначала общія невѣденія о возникновеніи Сингапура, его прошломъ и современномъ положеніи, которыя считаю необходимымъ возобновить въ памяти благосклоннаго читателя. Начнемъ съ названія: происхожденіе слова: Сингапуръ (измѣненное англичанами въ Singapore) объясняется двояко. Первое объясненіе, хотя и гораздо болѣе распространенное, чѣмъ второе, въ виду историческихъ и въ особенности этнографическихъ данныхъ, по-моему, менѣе вѣроятно. Его производятъ отъ санскритскихъ словъ: "Sincha" или "Sing" -- левъ и "Purá" -- городъ. Второе толкованіе, допуская заключительное санскритское "Purа", принимаеть для первой половины слова малайское "Singgah": глаголъ, значеніе котораго: посѣщать, касаться, приставать къ берегу {Сравy. De La Croix: Vocabulaire Franèais-Malais et Malais-Franèais, книгу принесшую мнѣ не мало практической пользы, такъ какъ малайскій языкъ является международнымъ для Малакки, Явы и вообще острововъ Малайскаго архипелага).}.

Малайская этимологія Сингапура -- ясный намекъ на прекрасный рейдъ, въ мѣстности, послужившей для основанія этого великолѣпнаго порта. Какъ извѣстно, современный Сингапуръ является несомнѣнно выдающимся міровымъ торговымъ центромъ, связующимъ и неизбѣжнымъ звеномъ между Европою (черезъ Суэцъ) съ одной, Австраліею (черезъ Коломбо) съ другой, Большими Зондскими Островами, Филиппинами, Китаемъ и Японіею съ третьей стороны. Топографическія преимущества его, усиливаемыя первенствующею организаторскою способностью и энергіею Англіи въ отношеніи колоніальномъ, не только подавляютъ въ настоящее время Батавію, не говоря уже о Самарангѣ и Сурабайѣ, но смѣло выдерживаютъ конкурренцію и съ такимъ несравненно болѣе опаснымъ для него соперникомъ, силы котораго отвлекаются, впрочемъ, частью Америки, какъ Гонгъ-Конгъ.

Припомнимъ теперь, что было на мѣстѣ современнаго Сингапура менѣе ста лѣтъ тому назадъ.

Какъ извѣстно, 9-го іюля 1810 года Голландія, захваченная Наполеономъ, перестала существовать какъ самостоятельное государство, а съ нею вмѣстѣ въ качествѣ голландской колоніи и Ява, въ предѣлахъ той части острова, которая принадлежала тогда Голландіи. Въ то доброе старое время вѣсти доходили не скоро изъ одного полушарія въ другое, и только случайно, въ декабрѣ того же года, черезъ одно американское купеческое судно, Батавія узнала, что она около полугода уже принадлежитъ Франціи, тогда какъ оффиціально это стало извѣстно лишь въ февралѣ 1811 года. Англія въ свою очередь не дремала; "британскіе интересы" тогда были такъ же всесторонни, какъ теперь, да еще съ добавленіемъ возбуждавшей ихъ континентальной системы Наполеона, и вотъ въ началѣ августа того же года громадная (около 100 судовъ) англійская эскадра, подойдя къ Батавіи, спустила, безъ всякаго сопротивленія, на яванскую почву 12.000 ч. дессанта, которому городъ сдался на капитуляцію. Послѣ неудачнаго кавалерійскаго дѣла, разбитая французская армія бѣжала въ Бейтензоргь (Boitenzorg), затѣмъ 17 сентября 1811 г. осажденный въ Самарангѣ генералъ Янсенсъ долженъ былъ капитулировать окончательно, и Ява, войдя въ составъ остъ-индской компаніи, оказалась принадлежащею Англіи, причемъ былъ назначенъ англійскій губернаторъ вновь пріобрѣтеннаго острова. Прошло, однако, немного лѣтъ и по низложеніи Наполеона послѣдовало вновь возстановленіе Голландіи какъ самостоятельнаго государства (въ 1814 году), причемъ въ великому прискорбію Англіи послѣдняя снова должна была уступить Голландіи только-что пріобрѣтенный лакомый кусочекъ -- Яву; оффиціальное возвращеніе послѣдней состоялось 19-го августа 1816 года.

Энергичный англійскій губернаторъ (Рафльсъ), которому, между прочимъ, наука навсегда останется обязанной, какъ починомъ археологической разработки скрытыхъ дотолѣ въ неприступныхъ дѣвственныхъ лѣсахъ Явы историческихъ памятниковъ браманизма и буддизма, такъ и организаціею въ глубь Суматры естественно-историческихъ экспедицій, давшихъ богатѣйшіе результаты, былъ слишкомъ хорошимъ сыномъ своего отечества, чтобы переносить сложа руки прискорбную утрату Явы. Перемѣщенный съ послѣдней губернаторомъ въ Бенкуленъ, на восточномъ берегу Суматры, онъ обратилъ особое вниманіе на дикій, заросшій непроходимымъ лѣсомъ острововъ Сингапуръ, лежащій почти у экватора подъ 1,30 градус. сѣверной широты, какъ разъ противъ южной оконечности полуострова Малакки, отдѣленный отъ послѣдней узкимъ проливомъ всего около двухъ километровъ шириною. Островокъ былъ необитаемъ и лишь изрѣдка посѣщался рыбаками и охотниками. Проницательный губернаторъ сразу оцѣнилъ по достоинству его великое будущее значеніе, и вотъ номинальный голландскій вассалъ противулежащей оконечности материка, раджа Джогора, продалъ въ 1819 году Англіи этотъ принадлежащій ему островокъ за выгодную, какъ тогда казалось, но совершенно ничтожную по современному значенію Сингапура, сумму, а Голландія заплатила тяжелую и непоправимую дань собственной непредусмотрительности, упустивъ навсегда изъ своихъ рукъ будущій важнѣйшій торговый центръ далекаго востока: менѣе чѣмъ десять лѣтъ послѣ основанія города Сингапура уже выяснилось вполнѣ его непрерывно возроставшее, въ настоящее время колоссальное торговое значеніе!

Въ мое первое посѣщеніе Сингапура я могъ пробыть тамъ всего нѣсколько часовъ, такъ какъ въ шестомъ часу пополудни пароходъ уже уходилъ далѣе, а я долженъ былъ спѣшить въ Китай, чтобы попасть въ апрѣлѣ ко времени приготовленія первосборнаго чая, завершающагося наступленіемъ такъ называемаго чайнаго сезона Ханькоу и выпадающаго на май, іюнь.

Немногіе бывшіе въ моемъ распоряженіи часы я употребилъ на посѣщеніе нашего консула A. M. B. и на бѣглый осмотръ ботаническаго сада.

Неизгладимыми чертами сохранятся навсегда въ моей благодарной памяти то безпредѣльное радушіе и гостепріимство, которыми я пользовался въ мое позднѣйшее двукратное пребываніе на Сингапурѣ въ столъ же роскошномъ, какъ и комфортабельно-изящномъ жилищѣ А. М. В -- а и его супруги Е -- ы С -- ы. На долю послѣдней выпало въ мое первое посѣщеніе Сингапура тяжелое испытаніе: представляясь, я подалъ Е. С -- нѣ собственноручное письмо ея отца, привезенное мною изъ Москвы послѣ того, какъ наканунѣ лишь въ русскомъ консульствѣ была получена телеграмма о его кончинѣ, что, понятно, мнѣ не могло еще быть извѣстно. Консулъ нашъ находился тогда въ Сіамѣ, по поводу посѣщенія послѣдняго Его Императорскимъ Высочествомъ Государемъ Наслѣдникомъ Цесаревичемъ.

Несмотря на тяжелое горе и глубокую душевную скорбь, еще болѣе обостренную доставленнымъ мною письмомъ, г-жа В -- а настояла на необходимости тотчасъ же отправиться сначала совмѣстно въ консульство, дѣлами котораго она завѣдывала въ настоящее время, чтобы исполнить всѣ формальности, обусловливавшія для меня необходимость обращенія къ содѣйствію нашего консула, а затѣмъ и въ ботаническій садъ, ради облегченія возможности болѣе подробнаго, чѣмъ это дозволяется публикѣ вообще, осмотра его. Нужно ли говорить, съ какою признательностью было принято такое великодушное предложеніе.

Богатымъ и цѣннымъ въ научномъ отношеніи матеріаломъ, собраннымъ невозбранно при этомъ первомъ посѣщеніи Ботаническаго сада города, обязанъ я именно временному русскому консулу Сингапура Е. С. В -- ой, за что и сохраню, конечно, навсегда глубочайшую признательность.

Познакомимся теперь поближе съ самимъ Сингапуромъ, городомъ. Первое, что останавливаетъ вниманіе, когда вы къ нему подходите со стороны ли Малаккскаго пролива (линія Цейлона), или со стороны Китайскаго южнаго моря (линія Гонгъ-Конга), это не самый городъ, малозамѣтный и частью разбросанный по холмамъ, частью сползающій къ ихъ подошвамъ, пересѣченный обширными пустырями и болотистыми низменностями и вездѣ подавляемый роскошной, мѣстами буквально его закрывающей, экваторіальной растительности, но обиліе и красота обширнѣйшаго, естественнаго и всегда очень оживленнаго рейда этого великаго порта.

Разнообразный флотъ его постоянно представленъ здѣсь судами чуть ли не всѣхъ націй и величинъ. Колоссальные часто, всегда сверкающіе ослѣпительно-бѣлою окраскою корпуса, обладающіе сравнительно невысокимъ рангоутомъ, длинныя и низкосидящія въ водѣ военныя паровыя суда Англіи; столь симпатичные, также весьма внушительные по размѣрамъ, безусловно первенствующіе по всей индо-китайской линіи почтовые пароходы Франціи, общества "Messageries Maritimes", съ его флагомъ: головою единорога, увѣнчанною характерною короною изъ зубчатой городской стѣны и шеею, оканчивающеюся двузубымъ якоремъ; громадные Tasse, но болѣе крутобокіе товаро-пассажирскіе пароходы, часто уже издалека рѣзво отличаемые своими свѣтло-синими трубами парусные трехъ и двухъ мачтовые "купцы"; нескладныя китайскія "джонки" съ ихъ высокимъ, срѣзаннымъ косвенно носомъ, украшеннымъ фантастическою рыбьею или драконовою головою съ двумя ярко выведенными и раскрашенными по бокамъ его глазами, съ не менѣе высокою, разсѣченною по срединѣ кормою, одною, двумя или даже тремя бамбуковыми мачтами и неуклюже тяжелымъ рогожнымъ парусомъ, смѣняются паровымъ катеромъ таможенной стражи и летящими изо всѣхъ силъ въ вамъ на встрѣчу малайскими открытыми, длинными и узкими "прау" (челнокъ, лодка) и такими же по очертаніямъ, но снабженными по срединѣ легкимъ навѣсомъ изъ пальмовыхъ листьевъ лодками темно-бурыхъ, почти черныхъ индійцевъ-тамиловъ. Всѣ эти китайцы, малайцы и индусы спеціально стерегли насъ въ качествѣ (если удастся) нашихъ будущихъ прачекъ, портныхъ, продавцовъ рыбы, морекихъ раковъ, плодовъ и такъ называемыхъ "рѣдкостей", здѣсь очень нерѣдкихъ: весьма разнообразныхъ, подчасъ очень цѣнныхъ и въ научномъ отношеніи, коралловъ и раковинъ, которыми такъ богаты прибрежья Малакки и Сингапура. Болѣе случайными, но все же весьма нерѣдкими являются продавцы обезьянъ, тигровыхъ шкуръ, попугаевъ или другихъ птицъ и проч.; предлагаются, наконецъ, коллекціи превосходныхъ плетеныхъ креселъ-кушетокъ, столь необходимыхъ при долгихъ плаваніяхъ по Индійскому океану, и знаменитый малаккскій тростникъ, извѣстный въ торговлѣ подъ неправильнымъ названіемъ "испанскихъ тростей", собственно стволы ползучихъ пальмъ-ліанъ (виды рода Calamus) извѣстныхъ подъ общимъ названіемъ "ротангъ".

Прибавимъ еще ко всей этой пестрой этнографической живой коллекціи смуглыхъ, съ ястребинымъ носомъ и жгучимъ проницательнымъ взглядомъ, "парси" (гебры-огнепоклонники, главнымъ образомъ изъ Бомбея), нерѣдко въ европейскомъ платьѣ, но всегда почти съ черною усѣченною фескою безъ кисти на головѣ, арабовъ изъ Адена въ неизмѣримо пышныхъ бѣлыхъ шальварахъ и кисейныхъ чалмахъ или парчевыхъ тупоконическихъ кокошникахъ (иначе я затрудняюсь назвать этотъ оригинальный головной уборъ) -- мѣнялъ по профессіи, ростовщиковъ по страсти, нерѣдко банкировъ по удачѣ, и не забудемъ присоединить ко всему этому еще золотисто-коричневаго сингалеза, нерѣдко съ весьма красивыхъ почти европейскимъ лицомъ въ бѣлой женской коленкоровой кофтѣ, ситцевой юбкѣ, безъ панталонъ, съ гребнемъ на лбу и косою, связанною въ узелъ на затылкѣ, въ сандаліяхъ,-- сингалеза, который тщетно и безуспѣшно продавалъ въ Orientel и Gale-Fâèe-Hotel Коломбо (ихъ тамъ только два и есть) свои стеклышки, выдавая ихъ за изумруды, топазы, алмазы и гранаты, а теперь пытаетъ счастье въ Сингапурѣ -- и списокъ претендентовъ на ваши карманы будетъ полнымъ, или почти полнымъ.

Нужно ли говорить, что когда пароходъ станетъ, наконецъ, на якорь и по окончаніи всѣхъ обычныхъ оффиціальныхъ посѣщеній таможенныхъ чиновниковъ, портоваго врача и такъ далѣе, вся эта пестрая, разноязычная, жаждущая наживы толпа хлынетъ по спущенному трапу на палубу, то огромному большинству, ее составляющему, придется возвратиться съ парохода все-таки ни съ чѣмъ. Наиболѣе обезпечены въ такихъ случаяхъ продавцы рыбы, плодовъ и вообще съѣстныхъ припасовъ: ихъ заберетъ непремѣнно коммиссаръ парохода для дальнѣйшаго плаванія; пассажиры охотнѣе всего пріобрѣтутъ плоды, раковины и кораллы, а также кресла-кушетки; все остальное будетъ дѣломъ одного случая! Раковины и кораллы, въ качествѣ вновь пріобрѣтенной собственности, особенно если пассажиръ слѣдуетъ дальше, обыкновенно скоро очень сильно его огорчать. Забравъ покупку къ себѣ въ каюту, любитель-пассажиръ, всего чаще полный дилеттантъ даже въ элементарномъ познаніи природы, вдругъ поражается сначала тяжелымъ, а затѣмъ просто нестерпимымъ запахомъ; онъ недоумѣваетъ, зоветъ лакея и тотъ объясняетъ, если любитель не догадается наконецъ самъ, что внутри раковинъ и коралловыхъ трубочекъ есть покойники: морскія дива были доставлены живьемъ, но быстро скончались и разложились въ жарѣ близкаго сосѣда-экватора. Конецъ исторіи тотъ, что дилеттантъ сразу освобождаетъ себя отъ пріобрѣтенной только-что коллекціи -- черезъ окно каюты, возвращая ее морю.

Итакъ, мы наконецъ на мѣстѣ. Попасть въ городъ не трудно. Рядъ одноконныхъ наемныхъ каретъ вытянулся вдоль набережной въ ожиданіи пассажировъ. Обладатели ихъ, индусы-тамилы, частью въ чалмахъ, частью съ длинными связанными на затылкѣ въ большой узелъ, частью свободно распущенными волосами, наперерывъ предлагаютъ вамъ свои услуги на ломаномъ англійскомъ языкѣ. Ослѣпительно сверкаютъ глаза и зубы на темномъ фонѣ оживленныхъ шоколадныхъ лицъ и гортанные звуки родного языка очень скоро подавляютъ собою вполнѣ весь малый запасъ заученныхъ кое-какъ англійскихъ фразъ. Тутъ же рядомъ къ вашимъ услугамъ, такъ сказать, извозчики-лошади: одновременно желто-бурые, губастые малайцы въ огромныхъ коническихъ, плетеныхъ изъ ротанга (пальмы-ліаны) шляпахъ, обнаженные до пояса; точнѣе, вся одежда ихъ состоитъ лишь изъ одной короткой ситцевой юбки (саронгъ) отъ пояса до колѣнъ. Вялые и апатичные, обыкновенно усердные курильщики опія, они рѣзво отличаются своимъ, очень напоминающимъ монголовъ, типомъ отъ стройныхъ индусовъ-арійцевъ, съ ихъ оживленными, нерѣдко столь же красивыми какъ и интеллигентными лицами европейскаго типа.

Эти извозчики-лошади повезутъ васъ лѣнивымъ бѣгомъ въ двуколесныхъ, легкихъ, разсчитанныхъ на одного сѣдока, колясочкахъ изящной англійской работы. Колясочка носятъ китайское названіе: инъ-рикъ-ша, буквальный переводъ словъ: человѣкъ-сила-коляска. Экипажи эти -- типическая принадлежность Японіи, гдѣ, насколько я могъ понять, какъ самъ возница, такъ и экипажъ его обозначаются однимъ и тѣмъ же словомъ: курума. Инрикши, или, какъ ихъ обыкновенно зовутъ, согласно англійскому произношенію, джинрикши, или просто рикши, изъ своего первоначальнаго источника, Японіи, распространились теперь по всему дальнему востоку: черезъ Шанхай, Гонгъ-Конгъ и Сингапуръ вплоть до Цейлона (Коломбо, Канди), такъ что въ оглобляхъ этого своеобразнаго экипажа бѣгаютъ японцы, китайцы, малайцы, тамилы и сингалезы. Лучшими по стойкости и скорости бѣга, по моимъ личнымъ наблюденіямъ, являются, безспорно, китайцы -- самый выносливый народъ. Очень рѣзвые сначала японцы скоро устаютъ (въ иныхъ случаяхъ завѣдомо притворно). Maлайцы вялы, сингалезы слабы вообще, тамилы (на Цейлонѣ) сильны, но лѣнивы. Теперь два слова о ѣздѣ на людяхъ. На первый разъ она не по себѣ свѣжему пришельцу изъ Европы: кажется очень неловкимъ ѣхать вмѣсто лошади на цвѣтномъ собратѣ. Для англичанъ это, конечно, легче: съ возмутительнымъ цинизмомъ доказываютъ они на каждомъ шагу, безъ всякой нужды даже, что неевропейцевъ они не считаютъ и за людей, окрестивъ ихъ, независимо отъ цвѣта кожи, будутъ ли это бурые тамилы, коричневые сингалезы или желтые малайцы, однимъ общимъ именемъ: черныхъ; но, говорю, другамъ представителямъ Европы это на первыхъ порахъ дѣйствительно не легко. Тѣмъ не менѣе, сознаніе оказываемаго туземцу пособія, о которомъ онъ очень хлопочетъ, иногда необходимость сама по себѣ, а затѣмъ привычка, конечно, быстро дѣлаютъ свое дѣло, и вы скоро разсуждаете уже свободно о тѣхъ или другихъ преимуществахъ вашихъ цвѣтныхъ собратій, которыхъ приходится оцѣнивать и сравнивать съ точки зрѣнія ихъ не человѣческихъ, а лошадиныхъ свойствъ!

Карета извозчиковъ Сингапура запряжена въ одну лошадь. Это -- маленькій безобразный и слабосильный пони. Ихъ доставляютъ сюда по преимуществу изъ Корси и Борнео, рѣже съ Тимора или Малыхъ Зондскихъ острововъ. Въ настоящее время кареты не отличаются своимъ типомъ отъ экипажей всего цивилизованнаго міра; лѣтъ тридцать назадъ онѣ были туземнаго производства, безъ рессоръ, кузовъ изъ досокъ, снаружи вмѣсто козелъ дощечка, на которой кучеръ-извозчикъ, однакоже, никогда не сидѣлъ,-- обыкновенно онъ все время бѣжалъ, ведя лошадь подъ уздцы. Теперь экипажи легче, улицы прекрасно шоссированы, но мелкіе пони такъ же слабосильны, а старыя традиціи кромѣ всего этого стойки и прочны по прежнему; вотъ почему извозчикъ только сначала, какъ и подобаетъ, сидитъ здѣсь на козлахъ: очень скоро онъ соскакиваетъ на землю и, держа возжи въ рукахъ, бѣжитъ рядомъ съ экипажемъ, у лѣваго окна кареты (въ колоніяхъ востока, какъ и въ западной Европѣ, вообще при встрѣчахъ разъѣзжаются обязательно слѣва, а не справа, какъ у насъ).

Отели Сингапура пользуются плохою репутаціею, въ особенности по отношенію удобства самыхъ нумеровъ и прислуги, что не мѣшаетъ имъ быть очень дорогими, какъ и все вообще здѣсь для европейцевъ. Монетная единица -- мексиканскій серебряный долларъ, стоимостью соотвѣтствующій нашимъ 1 ¹/₂ металлическимъ рублямъ (долларъ Соединенныхъ-Штатовъ, коротко называемый американскимъ, равняется, какъ извѣстно, нашимъ двумъ металлическимъ рублямъ).

Въ Сингапурѣ кончается уже царство индійско-цейлонской рупіи и вплоть до Японіи нераздѣльно и властно начинаетъ царить, какъ единственная размѣнная монета, мексиканскій долларъ (раздѣляемый на сто центовъ) -- живое доказательство того, какое значеніе имѣютъ на всемъ этомъ громадномъ протяженіи, въ качествѣ торговаго элемента, китайцы, не допускающіе и не признающіе въ своихъ коммерческихъ операціяхъ никакой денежной единицы, кромѣ названной. На первый разъ можетъ показаться страннымъ такое переселеніе монеты маленькой и ничтожной въ торговомъ отношеніи Мексики на восточную половину земного шара. Дѣло въ томъ, что китайцы, не имѣющіе, какъ извѣстно, размѣнной серебряной монеты (ихъ ланъ или ямбъ, слитокъ серебра стоимостью отъ 25 до 200 нашихъ рублей и отрубаемый кусками, обращается только въ оптовой туземной торговлѣ), при своихъ торговыхъ сношеніяхъ съ Испаніею на Филиппинахъ, когда Мексика принадлежала еще послѣдней, признали мексиканскій долларъ какъ серебряную единицу и стали его охотно принимать, и затѣмъ прошли годы, Мексика стала давнымъ-давно независимою, на востокѣ прежнее торговое значеніе Испаніи совершенно пало, но тамъ, гдѣ торгуетъ китаецъ, по прежнему властно царитъ мексиканскій долларъ, и съ ассигнаціями его всегда удобнѣе имѣть дѣло, чѣмъ съ бумажными фунтами стерлингами, или еще того хуже -- съ ними же въ качествѣ золота!

Городъ Сингапуръ, возникшій исключительно ради потребностей и цѣлей торговыхъ, узловая и притомъ крупнѣйшая станція морской большой дороги всего свѣта. По своему населенію онъ также является настоящимъ космополитомъ. Тонъ всему даютъ представители Англіи и Китая. Пришельцы индусы, тамилы по преимуществу, и коренные жители Малакки, малайцы, являются элементомъ лишь рабочимъ, подъ общимъ названіемъ кули -- синонимъ нашего чернорабочаго. Впрочемъ, весьма важное вообще значеніе очень многочисленныхъ здѣсь китайцевъ двояко: меньшая часть ихъ богатые, нерѣдко колоссально богатые купцы, въ рукахъ которыхъ сосредоточена столь важная вообще и для Сингапура въ особенности торговля перцемъ, сахаромъ, кофе, катэху (гамбиръ) и сѣменами (орѣхами) пальмы-арэка, служащими для жеванія такъ называемаго бэтля (о которомъ рѣчь впереди), не говоря о многомъ другомъ; тогда какъ несравненно большее количество сыновъ Небесной Имперіи прекрасно эксплуатирують своихъ эксплуататоровъ въ Китаѣ, европейцевъ, т.-е., собственно говоря, англичанъ. Эта эксплуатація заключается въ томъ, что никакое хозяйство для европейца безъ участія китайца въ Сингапурѣ немыслимо. Прежде всего китаецъ -- неизбѣжный поварь и портной, нерѣдко даже модистка, и во всякомъ случаѣ экономъ, дворецкій, камердинеръ, лакей, все то, что характеризуется въ англійскихъ колоніяхъ терминомъ: boy -- высшая категорія прислуги; низшая есть кули.

Характерною особенностью далекаго востока является неизбѣжная тамъ (съ точки зрѣнія коренного жителя Европы просто невозможная), даже обязательная многочисленность прислуги. Одинъ бой смотритъ за платьемъ, другой вѣдаетъ буфетъ, третій убираетъ комнаты, и если ихъ много, то лишь половину, и каждый въ отдѣльности, хотя бы онъ былъ и совсѣмъ свободенъ, мы за что не выйдетъ изъ предѣловъ своей спеціальности, чтобы исполнить за товарища ту или другую работу. При этомъ каждый изъ нихъ хозяйственные расходы по своей дѣятельности считаетъ личною добычею: только черезъ него, у торгующихъ китайцевъ, возможно пріобрѣсти хозяину что-либо необходимое для дома.

Нужно ли говорить, по какой цѣнѣ и какіе львиные барыши выпадаютъ при этомъ на долю этого замкнутаго круга: слугъ и продавцовъ китайцевъ!

Эта всеобщая постоянная стачка -- злой геній всѣхъ европейскихъ домохозяекъ въ Сингапурѣ, Гонгъ-Конгѣ, Шанхаѣ, Ханькоу и такъ далѣе; и чѣмъ опытнѣе, аккуратнѣе и больше понимаетъ она дѣло, тѣмъ неуловимѣе выскользаютъ у нея доллары и все-таки порядокъ вещей остается прежній. Итакъ, все и всюду высасывающій изъ туземца англичанинъ въ своемъ собственномъ хозяйствѣ является самъ мухою для домашняго паука -- китайца. Послѣдній ради достиженія такихъ цѣлей долженъ обладать однимъ качествомъ: умѣть говорить по-англійски, точнѣе, объясняться на такъ называемомъ "голубиномъ англійскомъ языкѣ" (pigeon english). Нарѣчіе это есть собраніе необходимѣйшихъ англійскихъ фразъ, исковерканныхъ и произносимыхъ сообразно характеру языка китайскаго, со включеніемъ какъ нѣкоторыхъ словъ, принадлежащихъ послѣднему, такъ и не принадлежащихъ даже никакому языку -- просто выдуманныхъ.

Перейдемъ теперь къ самому городу. Онъ разбросанъ по холмамъ и низменностямъ, какъ уже объ этомъ была рѣчь выше. Посреди города протекаетъ узкая и мутная, но довольно глубокая рѣчка,-- рѣкою ее все-таки не назовешь,-- служащая границею европейской и китайской частей города. Названіе рѣчки общее съ островомъ и городомъ: Сингапуръ. Городъ раздѣляется на участки европейскій, китайскій, малайскій и индусскій. Каждый имѣетъ свои характерныя особенности. Лучшая аристократическая частъ города -- такъ называемая "Эспланада". Длинною, довольно широкою, снабженною прекрасною мостовой, лентою вытянулась она по берегу моря вдоль громаднаго рейда. Отчетливо рисуются на немъ вплоть до самой линіи горизонта силуэты многочисленныхъ судовъ. Подобно гигантскимъ лебедямъ сверкаютъ вдали особою золотистою бѣлизною подходящіе на всѣхъ парусахъ "купцы"; рѣзкимъ контрастомъ послѣднимъ является тамъ и сямъ черный дымъ, длинными клубами тянущійся за пароходными трубами судовъ паровыхъ, тогда какъ на первомъ планѣ рисуются съ поразительною ясностью рангоуты стоящихъ на якорѣ судовъ съ ихъ убранными уже парусами. Особенно эффектенъ видъ рейда при солнечномъ закатѣ: горящій золотомъ западъ становится вдругъ кроваво-краснымъ и зарево быстро расширяется по направленію въ зениту, являя рѣзкій, невѣроятный даже для не привычнаго глаза контрастъ съ лазурью небеснаго свода; но вотъ дискъ солнца коснулся нижнимъ краемъ горизонта; свѣтло какъ днемъ. Проходитъ 1 ¹/₂ минуты, не болѣе, и сразу, безъ малѣйшаго смягченія, ослѣпительный дневной свѣтъ смѣняется, безъ тѣни чего-либо похожаго на нашу зарю, мракомъ глубокой ночи! Таковъ подъ экваторомъ весь годъ изо дня въ день: въ 6 часовъ вечера закатъ -- таковъ же (въ обратномъ порядкѣ явленій) и восходъ солнца въ 6 часовъ утра. Наши зари, наши сумерки здѣсь неизвѣстны.

Вдоль Эспланады, любимаго мѣста вечерней прогулки вывшаго общества Сингапура, расположены лучшія зданія города. Здѣсь красуется его готическій соборъ, здѣсь же и памятникъ-обелискъ основателю Сингапура, сэру Раффльсу. Домъ губернатора виднѣется вдали на вершинѣ холма. На высокомъ флагштокѣ, хорошо видимомъ съ разныхъ сторонъ города, перемѣна того или другого изъ многочисленныхъ флаговъ всѣхъ націй даетъ вѣсть о прибытіи того или другого очередного почтоваго парохода.

Дома европейской части города представляютъ общераспространенный типъ англійскихъ колоніальныхъ построекъ далекаго востока. Бѣлые, или вообще свѣтлые, обыкновенно двухъэтажные, съ глубокими, идущими вдоль всей стѣны врытыми балконами-верандами, всегда полутемными отъ далеко выдающагося навѣса крыши, съ окнами безъ стеколъ, со ставнями изъ взаимно-прикрывающихъ другъ друга подвижныхъ дощечекъ, окруженные роскошными деревьями и кустарниками и увитые ползучими растеніями, дома эти вообще уютны и относительно прохладны, нерѣдко весьма изящны.

Постоянная забота о сквозномъ вѣтрѣ, огражденіе отъ жгучихъ солнечныхъ лучей верандами, глубокими и очень высокими комнатами (во избѣжаніе духоты), при отсутствіи стеколъ въ окнахъ, замѣняемыхъ ставнями, между раздвинутыми дощечками которыхъ можетъ свободно циркулировать воздухъ (къ сожалѣнію, въ Сингапурѣ онъ все-таки постоянно почти неподвиженъ), замѣна дверей завѣсами изъ рѣдкихъ сквозныхъ бамбуковыхъ пластинокъ, изящно расписанныхъ японцами-художниками (привозятся изъ Іокогамы, Кобе, Нагасаки), вотъ мѣры борьбы съ постоянною бѣдою: душною, истощающею силы атмосферою почти экваторіальнаго Сингапура.

Въ общественныхъ зданіяхъ, гостинницахъ и клубахъ весьма могущественнымъ средствомъ для такой борьбы является перенесенная изъ Индіи и съ Цейлона "панка", гигантскій вѣеръ, состоящій изъ ряда висящихъ съ потолка тяжелыхъ полотняныхъ сторъ, шнуры которыхъ, соединенные въ одинъ общій, находятся въ рукахъ сидящаго въ сосѣдней комнатѣ китайца, который ихъ непрерывно дергаетъ.

Равномѣрные и постоянные размахи панки даютъ живительную прохладу, значеніе которой оцѣнитъ лишь тотъ, кому придется страдать за ея отсутствіе въ Батавіи; -- консервативные не въ мѣру голландцы почему-то упорно игнорируютъ до сихъ поръ благодѣтельную панку въ своихъ индійскихъ колоніяхъ.

Нѣтъ болѣе исполнительныхъ и аккуратныхъ слугъ, какъ китайцы вообще, однакоже и у нихъ иногда случается бѣда съ панкой: за обѣдомъ въ отелѣ, напримѣръ, случается, что ритмическіе размахи ея, постепенно ослабѣвая, вдругъ превращаются совсѣмъ, и вслѣдъ за этимъ наступаетъ, такъ сказать, домашній циклонъ,-- какъ бы подъ вліяніемъ быстро налетѣвшаго урагана панка начинаетъ махать неистово, наверстывая недавнее бездѣйствіе. Объясненіе въ томъ, что домашній аквилонъ-китаецъ не справился съ душною истомою, задремалъ и теперь, проснувшись, или пробужденный вездѣсущимъ хозяиномъ, въ испугѣ спѣшитъ исправитъ свою оплошность неистовымъ дерганіемъ шнура.

Таковы мѣры борьбы съ непрерывною, насыщенною даже и въ сухое время года водяными парами, духотою Сингапура. Мѣры эти, палліативныя вообще, парализуются еще въ значительной мѣрѣ другими неудобствами. Несмотря на близость моря, бичъ тропиковъ -- москиты -- одолѣваютъ Сингапуръ, благодаря въ особенности его болотистымъ низменностямъ.

Москиты -- ближайшіе родственники нашихъ комаровъ. На крайнемъ востокѣ они отличаются сравнительно гораздо меньшею величиною. Укушеніе крошечныхъ враговъ, мало или даже совсѣмъ не замѣчаемое на первыхъ порахъ, влечетъ за собою ограниченную, но относительно обширную припухлость, очень болѣзненную и сопровождаемую сильнымъ, иногда нестерпимымъ зудомъ, такъ что черезъ недѣлю, и даже еще дольше, лица, искусанныя москитами и обладающія раздражительною кожею, представляются какъ бы только-что перенесшими оспу; однимъ словомъ, москиты далеко не чета нашимъ часто все-таки несноснымъ комарамъ. Поэтому "москитная клѣтка" является неизбѣжною принадлежностью всякой спальни: на Цейлонѣ, Явѣ, Сингапурѣ и въ южномъ Китаѣ. Кровать помѣщается подъ рамою, на которой натянута бѣлая, особаго рода, мелкопетлистая ткань, въ родѣ рѣдкой кисеи. Куски этой же ткани спускаются со всѣхъ четырехъ сторонъ потолка рамки вплоть до полу. Полотнища эти подтыкаются очень тщательно и далеко вглубь со всѣхъ сторонъ подъ тюфякъ постели утромъ, тотчасъ послѣ ея уборки, и въ такомъ видѣ остаются цѣлый день до вечера.

Непосредственно передъ захожденіемъ солнца служитель, для того спеціально назначенный, является съ большимъ, не менѣе двухъ аршинъ длиною, пучкомъ связанныхъ у основанія, очень гибкихъ и тонкихъ бамбуковыхъ пластинокъ. Отворачиваются наружныя полы клѣтки съ одной стороны ея, служитель входитъ внутрь и становится у кровати; раздается рѣзкій характерный свистъ бамбука -- это производится усердное изгнаніе (иногда, при случайной удачѣ, даже и самое избіеніе) немногихъ, успѣвшихъ пробраться за день, несмотря на всѣ предосторожности, внутрь клѣтки крошечныхъ враговъ: вp3;дь одного москита съ избыткомъ достаточно, чтобы сдѣлать невозможною душную, особенно благодаря клѣткѣ, экваторіальную ночь, при наступленіи которой о какой-либо живительной свѣжести нѣтъ и помину, что всего краснорѣчивѣе доказывается термометромъ, нерѣдко не обнаруживающимъ паденія въ предѣлахъ даже лишь десятыхъ частей градуса.

Итакъ, ночи душны, а неизбѣжная москитная клѣтка еще значительно увеличиваетъ ихъ духоту. Какъ ни стараются помочь горю возможною высотою потолка клѣтки и гигантскими размѣрами кроватей, но близость экватора и клѣтка, вмѣстѣ взятыя, даютъ себя знать очень сильно, несмотря на то, что одиночныя, почти или совершенно квадратныя постели тропинокъ обладаютъ очень большими размѣрами.

Постель Сингапура и Явы отличается, притомъ, обязательнымъ отсутствіемъ одѣяла, или хотя бы только простыни, и обязательнымъ же присутствіемъ, кромѣ головныхъ подушекъ, еще иной: въ видѣ цилиндрическаго валика, въ половину человѣческаго роста длиною, при поперечникѣ нѣсколько меньшемъ, чѣмъ въ полъ-аршина. Подушка эта очень характерна для данныхъ мѣстностей. Она кладется постоянно вдоль кровати по срединѣ послѣдней. Назначеніе такой подушки, непонятное на первый взглядъ, выработано лучшимъ учителемъ -- житейскимъ опытомъ. Сонъ возможенъ тамъ только при полномъ обнаженія тѣла; но этого еще мало: соприкосновеніе частей собственнаго тѣла уже плохо переносится кожею,-- здѣсь-то и является кстати гигантская подушка-валикъ. Помѣщенная между ногами, она препятствуеть взаимному соприкосновенію кожи ихъ, устраняя такимъ путемъ тягостное ощущеніе жара, мѣшающее заснуть и въ безъ того душной клѣткѣ.

Есть затѣмъ мѣстности, гдѣ москиты настолько безпощадны, что не ограничиваются одними ночными нападеніями, но буквально дѣлаютъ жизнь невыносимою даже и днемъ. Таковы, между прочимъ, Сингапуръ и Ханькоу въ Китаѣ. Здѣсь приходится прибѣгать уже и къ такъ называемымъ "москитнымъ домикамъ". Это тѣ же москитныя клѣтки, болѣе значительныхъ размѣровъ и снабженныя очень плотно затворяющеюся дверью.

Стѣны такого домика обтянуты тою же сквозною бѣдою кисеею, какъ и клѣтки-постели. Дверь затворяется и отворяется возможно быстро и рѣдко, чтобы не впустить какъ-нибудь осаждающихъ ее постоянно извнѣ москитовъ, особенно обильныхъ, потому что обыкновенно москитная комнатка для достиженія большей прохлады устроивается на верандѣ дона.

Могущественнымъ союзникомъ въ борьбѣ съ москитами въ Сингапурѣ (какъ и на Цейлонѣ) являются домашнія, впрочемъ поселяющіяся въ жилищахъ самовольно, особаго рода ящерицы -- великіе истребители и ловцы москитовъ, муравьевъ и всякихъ иныхъ, отравляющихъ тамъ жизнь, насѣкомыхъ. Это оригинальныя, немного превышающія длину мизинца взрослаго человѣка, животныя -- неизбѣжная принадлежность всякаго дома Сингапура; встрѣчаются онѣ и на Цейлонѣ. Пока свѣтло, ихъ не видно; но только-что наступитъ ночной мракъ, на стѣнахъ, потолкахъ и даже зеркалахъ вдругъ десятками появляются эти ящерицы, не стѣсняясь искусственнымъ свѣтомъ лампъ. Подобно мухамъ, одарены онѣ способностью не только ползать, но даже быстро бѣгать годовою внизъ по потолкамъ и по стѣнамъ комнатъ.

Отъ времени до времени ящерицы эти издаютъ своеобразный, громкій для такого маленькаго животнаго, ритмически повторяющійся крикъ: "геко, геко", или: "чекъ, чекъ-чеко!" тогда какъ вдвое крупнѣйшія домашнія ящерицы Сіама, гораздо болѣе безобразныя на видъ, испускають звуки, всего удобнѣе передаваемые словами: "токэ, токэ". Туземцы такъ и зовутъ ихъ тамъ: токэ, подобно тому какъ звукъ іеко или геко послужилъ поводомъ къ научному обозначенію этихъ ящерицъ, причисленныхъ къ особому семейству геконидъ (Geckonida) общимъ названіемъ геко.

Разъ занявъ свои позиціи, ящерицы тотчасъ же предаются съ жаромъ охотѣ на москитовъ и другихъ насѣкомыхъ, во множествѣ привлекаемыхъ свѣтомъ лампъ черезъ открытыя двери и окна безъ стеколъ, при чемъ, не обращая никакого вниманія на людей и считая себя очевидно настоящими хозяевами, геко то прямо преслѣдуютъ свою добычу бѣгомъ, то подкрадываются къ ней и, вдругъ бросаясь впередъ, такъ сказать на лету, приклеиваютъ зазѣвавшагося муравья, москита или жучка къ своему быстро выдвигаемому впередъ липкому языку, который и препровождаетъ затѣмъ жертву прямо въ ротъ.

Наблюденіе такой охоты, вслѣдствіе привычки ящерицъ къ людямъ и обилія ихъ, очень легкое вообще, доставляетъ немалое удовольствіе. Нерѣдки при этомъ драматическіе эпизоды: то произойдетъ внезапно враждебное столкновеніе двухъ помѣшавшихъ другъ другу охотниковъ; то, несмотря на всю свою ловкость и способность къ бѣготнѣ по потолку, какой-нибудь геко, въ жару преслѣдованія, сорвется внизъ и свалится на кого-либо изъ присутствующихъ, или, ударившись о край стола, мебель, или прямо о полъ, даже оставить тамъ, въ видѣ печальнаго трофея, свой очень хрупкій хвостъ, имѣющій впрочемъ способность вновь отрости.

Совершенная безвредность этихъ домашнихъ ящерицъ, ихъ интересные нравы, польза, приносимая ими истребленіемъ докучливыхъ насѣкомыхъ -- все это заставляетъ считать геко тѣмъ, что онъ есть на самомъ дѣлѣ: другомъ человѣка. Къ сожалѣнію, однако, здѣсь, какъ и во многихъ другихъ случаяхъ, тупое невѣжество, недостатокъ естественно-историческаго образованія, неосмысленный страхъ, часто заставляютъ смотрѣть на полезныхъ геко какъ на враговъ -- до тѣхъ поръ, пока привычка не возьметъ наконецъ свое и не заставитъ относиться къ нимъ по крайней мѣрѣ равнодушно. Чуждые предразсудковъ, домохозяева Сингапура являются, напротивъ, друзьями и покровителями своихъ геко, и такъ какъ отдѣльныя семьи послѣднихъ, постепенно размножаясь, живутъ все-таки непремѣнно за тою или другою картиною, зеркаломъ или мебелью, за которыми поселились ихъ предки, то не удивительно, что Е. С. В -- а, указывая въ качествѣ доброй хозяйки на ту или другую изъ нихъ, на мой взглядъ ничѣмъ не отличавшуюся отъ ближайшей сосѣдки, говорила не разъ: "Вотъ эта живетъ за такою картиною, за такимъ-то шкафомъ и такъ далѣе; эту я называю такимъ-то именемъ, та родилась въ прошломъ году, а сегодня или завтра изъ двухъ яицъ, положенныхъ въ пустой ящикъ, стоящій тамъ, должны вылупиться новыя дѣти". И въ самомъ дѣлѣ, въ тотъ же денъ, въ нашемъ присутствіи, изъ бѣлаго яйца величиною въ воробьиное (но болѣе продолговатое) благополучно вышелъ на свѣтъ новый членъ колоніи ящерицъ, очень слабо державшійся еще на своихъ ножкахъ, пока только головою вверхъ. Новорожденный, со всѣми предосторожностями, которыя требовалъ его нѣжный возрасть, былъ посаженъ на потолокъ москитной комнатки веранды. Часовъ черезъ шесть его уже тамъ не оказалось: очевидно, онъ отправился къ своей семьѣ, на родину, т.-е. въ ту комнату, гдѣ явился на свѣтъ.

Прежде чѣмъ проститься съ гево Сингапура, принадлежащаго, насколько могу судить, къ виду Hemidactylus reticulatus, или формѣ, къ послѣдней у весьма близкой, остановимся нѣсколько на оригинальной способности этихъ ящерицъ бѣгать по стѣнамъ и потолкамъ такъ же легко и свободно, какъ это дѣлаютъ, напримѣръ, мухи. Очень недавно еще, всего какихъ-нибудь лѣтъ 25 тому назадъ, полагали ошибочно, что способность эта обусловливается свойствомъ пальцевъ геко выдѣлять на своей нижней поверхности особую вязкую жидкость, приклеивающую, такъ сказать, животное къ потолку или стѣнѣ. Все это вполнѣ невѣрно. Всякій, кто только имѣлъ случай видѣть, какъ легко и быстро перемѣщается геко, бѣгая по потолку или даже зеркалу, уже а priori долженъ отвергнуть это толкованіе. Прямое наблюденіе доказываетъ затѣмъ, но никакой жидкости здѣсь и не выдѣляется. Причина совсѣмъ иная: на каждомъ пальцѣ нижей стороны переднихъ и заднихъ конечностей ящерицы замѣчается двойной рядъ особыхъ пластинокъ, которыя въ спокойномъ состояніи плотно прикрываютъ одна другую, какъ черепица, но съ помощію особыхъ мышечныхъ пучковъ могутъ и приподниматься каждый самъ по себѣ въ видѣ свода. Плотно прижавъ сначала свои пластинки къ гладкой поверхности, геко поднимаетъ ихъ затѣмъ сводомъ, за исключеніемъ остающагося плотно прижатымъ края: возникаетъ такимъ образомъ рядъ безвоздушныхъ пространствъ -- и животное держится, вопреки закону тяжести, исключительно воздушнымъ давленіемъ на эти безвоздушныя пространства.

Перейдемъ теперь къ торговому кварталу европейской части Сингапура, центру города. Прежде всего здѣсь бросается въ глаза предпочтеніе, оказываемое почему-то домовладѣльцами яркому свѣтло-синему цвѣту, которымъ сплошь выкрашены зданія этой части города; такой цвѣтъ, благодаря вертикальнымъ лучамъ жгучаго солнца, особенно непроченъ: онъ скоро переходитъ въ очень неприглядный буро-желтоватый, такъ что синій Сингапуръ всегда являлся мнѣ болѣе чѣмъ на половину полинявшимъ.

Магазины, исключительно англійскіе, защищены по возможности глубокими наружными колоннадами крытыхъ галерей, образующихъ родъ непрерывно тянущихся верандъ, ограничивающихъ, насколько это достижимо, подавляющую силу солнечнаго свѣта и жара, который все-таки здѣсь именно, т.-е. въ торговой части города, даетъ себя чувствовать особенно сильно, въ виду скученія сильно накаляющихся каменныхъ зданій и меньшаго обилія той могучей и разнообразной растительности, которою такъ богаты остальныя, менѣе центральныя части города.

Здѣсь постоянно наблюдается сильное народное движеніе: индусы, китайцы, малайцы, сингалезы -- торговцы, парси и арабы -- ростовщики и мѣнялы, англичане -- въ качествѣ властныхъ и болѣе чѣмъ высокомѣрныхъ хозяевъ, а въ дни прихода почтовыхъ судовъ веселыя толпы отпущенныхъ "на землю" погулять матросовъ,-- все это сливается въ толпу столь же пеструю, какъ и шумно-многоязычную.

Разнообразіе средствъ передвиженія еще болѣе содѣйствуетъ пестротѣ картины. Джинрикши-малайцы, носильщики-китайцы и тамилы-двуногіе бѣгуны перемежаются здѣсь съ экипажами частныхъ владѣльцевъ: крупныхъ финансистовъ, купцовъ и консуловъ. Экипажи ихъ, обыкновенно парные, запряжены крупными, часто очень породистыми, вывезенными изъ Австраліи лошадьми, являющими рѣзкій контрастъ съ крошечными и безобразными пони наемныхъ извозчиковъ, тамиловъ. Не успѣетъ такой экипажъ остановиться, какъ уже грумъ (кучера и грумы -- тамилы или малайцы), соскочивъ съ козелъ, гдѣ онъ сидитъ рядомъ съ кучеромъ, держа подъ мышкою лѣвой руки укрѣпленный на короткой рукояткѣ пышный лошадиный хвостъ, начинаетъ тотчасъ непрерывно обмахивать имъ лошадей, отгоняя москитовъ, мухъ и оводовъ -- иначе самыя добронравныя лошади не выдерживали бы остановки. A вотъ и старые цейлонскіе знакомые, маленькіе горбатые и, если они типичны, чернаго цвѣта съ мелкими бѣлыми пятнами, бычки-бѣгуны, везущіе довольно скорою рысью, благодаря прекрасной мостовой, легкую двуколесную коляску съ двумя и даже (считая кучера) тремя сѣдоками.

Присутствіе горба у этихъ рогатыхъ рысаковъ указываетъ на принадлежность ихъ къ типу быка-зебу, характернаго вообще для востока, начиная съ Египта и кончая Японіей, гдѣ горбъ, однако, уже едва обозначается. Зато наибольшаго развитія достигаетъ онъ у встрѣчающихся здѣсь крупныхъ и очень сильныхъ зебу тяжеловозовъ, свѣтло-сѣрыхъ или бѣлыхъ. Въ противоположность короткорогимъ бѣгунамъ, они украшены длинными, нерѣдко прямыми, отклоненными назадъ, какъ у антилопъ, рогами. Запряженные въ громадныя двуколесныя, крытыя въ видѣ свода, сплетеннаго изъ кокосовыхъ листьевъ, фури (индійская "тонга"), мѣрно выступаютъ они, звеня и гремя мѣдными колокольчиками и круглыми бубенчиками своихъ ошейниковъ, тогда какъ на длинныхъ рогахъ красуются мѣдныя кольца и вѣнчающіе ихъ мѣдные же шарики. Эти своеобразныя украшенія придаютъ быкамъ особо характерный, н123;сколько фантастическій видъ, такъ хорошо гармонирующій съ типичными и затѣйливыми орнаментами браманскихъ и буддійскихъ храмовъ и вообще со всей остальною индійскою обстановкою города.

Эти терпѣливые и иногда прямо многострадальные труженики здѣсь все-таки счастливѣе, чѣмъ на Цейлонѣ. Тамъ весьма распространенъ варварскій обычай расписывать съ помощью раскаленнаго желѣза иногда священными знаками, чаще же просто различными фигурами всю шкуру несчастнаго быка, за исключеніемъ одной головы, равно какъ и отрубать имъ, ни съ того, ни съ сего, часть хвоста.

Цейлонъ, какъ извѣстно, есть религіозный центръ буддизма. Адамовъ Пикъ хранитъ на своей вершинѣ отпечатокъ гигантской стопы "всечтимаго" учителя Гуатамы-Будды, съ вершины этой горы вознесшагося на небо, какъ вѣруютъ послѣдователи его ученія. Для отдаленнаго Забайкалья, для Тибета, Китая и Японіи, не говоря уже о самой буддійской Индіи, Цейлонъ вообще и храмъ "Святого Зуба" въ Канди въ частности, есть то же, что Мекка для мусульманина -- и вотъ правовѣрные сингалезы, долженствующіе служить примѣромъ для всѣхъ остальныхъ буддистовъ, являются по отношенію въ своимъ зебу, просто вслѣдствіе варварскихъ личныхъ вкусовъ, нарушителями существеннѣйшаго догмата своей религіи: не только не убивать никакого животнаго, но даже и не причинять ему ни малѣйшаго вреда и страданія.

Они говорятъ, что, клеймя своихъ быковъ, дѣлаютъ это во славу Будды, руководствуясь тою же логикою, которою объясняютъ возможность употребленія въ пищу рыбы. "Какъ рѣшаетесь вы ѣсть рыбу? -- спросишь у сингалеза.-- Вѣдь и рыба животное, а вашъ великій учитель запретилъ убивать все живое. Поэтому, слѣдуя его ученію, вы правильно ѣдите лишь то яйцо, скорлупа котораго случайно треснула и цыпленокъ изъ него не можетъ уже развиться. Какъ же можно вамъ ѣсть рыбу?" -- "Да развѣ мы ее убиваемъ,-- отвѣтилъ онъ:-- мы бережно и осторожно только вынимаемъ ее изъ воды, а умираетъ уже она сама; грѣха тутъ нѣтъ!" Отвѣтъ не лишенный лицемѣрія, но во всякомъ случаѣ сингапурскіе зебу должны быть довольны, что такого рода аргументація въ нимъ не прилагается и здѣсь ихъ не клеймятъ такъ жестоко, какъ на Цейлонѣ, въ центрѣ чистѣйшаго ученія Гуатамы.

Типичными для города являются браманскій и буддійскій храмы. Входная, съуживающаяся постепенно кверху, башня перваго какъ бы стремится убѣжать въ небо своимъ остріемъ. Самъ храмъ помѣщается въ глуби пространнаго двора, обнесеннаго высокою каменною оградою. На дворѣ обширное зданіе, крыша котораго поддерживается толстыми колоннами въ четыре ряда; большой водоемъ и сложенный изъ бѣлыхъ камней жертвенникъ, гдѣ во славу и умилостивленіе индійской троицы вообще, или спеціально грознаго Сивы и его страшной супруги Дурги-Кал_и_, украшенной ожерельемъ изъ человѣческихъ череповъ, предаются закланію невинные козлята и ягнята. Самый храмъ украшенъ круглымъ бѣлымъ куполомъ. Въ глуби его залы -- ниша, гдѣ возсѣдаютъ на тронахъ главные представители браманскаго пантеона, окруженные второстепенными божествами. На жертвенныхъ столахъ цвѣты: священный индійскій лотосъ (Nelumbo speciosum), розовый и бѣлый, соцвѣтія пальмъ: арека (Areca Gatechu) и кокоса (Сосоs nucifera), зеленые цвѣтки и отдѣльные лепестки кананги (Cananga odorata), отличающейся упоительнымъ запахомъ: изъ нихъ, перегонкою, готовится эѳирное масло илангъ-илангъ, служащее для производства столь распространенныхъ духовъ того же имени, и цвѣтки не менѣе ароматной хампака (Michelia Champaca), такъ высоко почитаемой въ Индіи. Англичанамъ она извѣстна въ произношеніи "чемпэкъ". Понятно, что все это можно было созерцать лишь издали: входъ въ храмъ для нечестивцевъ, небраманитовъ, даже и безъ обуви, не допускается.

Храмы буддійскіе, куда можно войти безъ обуви и шляпы на Цейлонѣ, а у китайцевъ какъ угодно, особенно къ этой части города, утрачиваютъ свою типическую цейлонскую обстановку. Подчиненные полубоги слишкомъ выдвигаются на первый планъ въ ущербъ самому Сакіямуни. Украшенія и вся архитектура принимаютъ отчасти уже китайскій типъ. Только "дагоба" и священная неизбѣжная Bo-haga (святое дерево), священная смоковница:, Ficus religiosa, остаются во всей ихъ неприкосновенности.

Дагоба есть отдѣльное зданіе безъ оконъ и дверей, родъ гигантскаго, стоящаго на землѣ колокола: это "святая святыхъ" послѣдователей Будды; здѣсь всегда хранятся какія-либо реликвіи его,-- часть пояса, одежды упоминаются почти постоянно бонзами, рѣже говорится о зубѣ или какой-либо иной части самаго тѣла "Великаго". Все это, конечно, скрыто отъ взоровъ профановъ.

Подъ священною смоковницею Bo-haga, невизмѣнно осѣняющую дагобу, въ "великую ночь испытанія" послѣ многонедѣльнаго поста, бдѣнія и молитвъ, Будда побѣдилъ рой обворожительныхъ дѣвъ-демоновъ, "Ашпаръ", тщетно старавшихся, подъ предводительствомъ главы зла и сладострастія, могучаго "Кама", искусить его чарами женской красоты. Напрасно расточали ему красавицы свои обольстительныя ласки, тщетно Кама опустошалъ свой колчанъ, пуская въ подвижника пламенныя стрѣлы страсти съ тетивы своего золотого, обвитаго цвѣтами лука, Гуатама Будда остался непреклоненъ, посрамилъ демоновъ, принудилъ ихъ бѣжать и слился съ божествомъ во всезабвеніи Нирваны. Не легко, однако-же, далось ему это послѣднее испытаніе: онъ едва устоялъ самъ, когда обольститель Кама, видя полную безуспѣшность искушеній, вдругъ принялъ образъ страстно любимой жены царевича Будды, царевны Ясодгары, покинутой имъ ради созданія необходимости подавленія и полнаго устраненія всѣхъ земныхъ утѣхъ и радостей, когда онъ, еще какъ царевичъ Сидхарта, тайно бѣжалъ изъ родительскаго дворца, чтобы открыть людямъ "Путъ", т.-е. освободить ихъ отъ "Колеса судьбы", цѣпи непрерывныхъ страданій, смертей и возрожденій, опять для страданія, безъ надежды успокоиться когда-либо въ лонѣ всепрощающей и всепримиряющей Нирваны. Вотъ почему обязательная при каждомъ буддійскомъ храмѣ дагоба должна быть всегда осѣнена священною смоковницею: подъ послѣдней былъ доведемъ Буддою до конечной цѣли искомый имъ такъ страстно "путь" -- путь спасенія страждущаго человѣчества!

Переходя теперь къ китайскому кварталу Сингапура, мы встрѣтимъ въ немъ ту же обстановку, которая всюду и вездѣ вносится съ собою китайцами.

Тѣ же тѣсныя, крытыя, узкія улицы съ ихъ нечистотою и вонью, которая здѣсь, при удушающей жарѣ, конечно, еще ужаснѣе и невозможнѣе, чѣмъ въ самомъ Китаѣ; тѣ же характерныя вывѣски; типичная одежда, косы, походныя кухни, притоны для куренія опія. Уступка климатическимъ условіямъ состоитъ въ томъ, что работающіе на улицѣ и несущіе тяжести китайцы обыкновенно совсѣмъ обнажены до пояса. Ихъ лодочная жизнь на рѣкѣ Сингапура по обстановкѣ и условіямъ ничѣмъ не отличается отъ такой же въ Гонгъ-Конгѣ и другихъ портахъ южнаго Катая.

Малайцы и индійцы (по большей части тамилы) ютятся въ своихъ кварталахъ. Жилища первыхъ -- хижины, сохраняющія еще типъ свайныхъ построекъ. Полъ приподнятъ около метра надъ землею на деревянныхъ сваяхъ, оконъ и дверей нѣтъ, стѣны и крыши при бамбуковомъ остовѣ сплетены изъ сухихъ листьевъ кокоса, скрѣпленныхъ бамбуковыми пластинками.

Индійцы живутъ въ небольшихъ глиняныхъ мазанкахъ также весьма первобытнаго устройства. Многіе изъ нихъ -- поклонники Сивы и могутъ быть распознаны уже издали: безъ чалмы, въ одной юбкѣ выше колѣнъ, съ волосами коротко обстриженными или, наоборотъ, очень длинными, связанными на затылкѣ большимъ узломъ, они бросаются въ глаза тройными бѣлыми полосами масляной краски, которою расписаны ихъ грудь, руки и даже шея. Полосы эти выдаются особенно рѣзко на почти черномъ тѣлѣ, при необычайно яркомъ освѣщеніи экваторіальнаго солнца.

Привлекательною стороною городского рынка являются своеобразные плоды, своеобразные настолько, что большинство ботаниковъ Европы знакомы съ ними только теоретически, и врядъ ли найдется между ними много такихъ, которые по личному опыту знакомы со вкусомъ царя всѣхъ экваторіальныхъ плодовъ -- мангустана, затѣмъ рамбутана, мати, дуріана, папаи и пизанги, болѣе извѣстнаго подъ его распространеннымъ, американскимъ, названіемъ банана. Къ плодамъ, извѣстнымъ въ Европѣ, относятся ананасы, которыми Сингапуръ по справедливости особенно славится, затѣмъ арбузы, дыни и огурцы.

Наши обыкновенные плоды и ягоды, какъ извѣстно, совсѣмъ не могутъ рости или по крайней мѣрѣ вызрѣвать не только вблизи экватора, но даже и въ предѣлахъ тропическихъ широтъ.

Ананасы Сингапура своею величиною и вкусомъ превосходятъ цейлонскіе, но какъ здѣсь, такъ и тамъ существуетъ громадная разница между породами улучшенными, воспитываемыми спеціально для продажи по высшей цѣнѣ, сравнительно съ дешевыми ананасами, продаваемыми на рынкѣ какъ низшій сортъ. Послѣдніе являются продуктомъ тѣхъ ананасовъ, которые, благодаря шипамъ ихъ густыхъ колючихъ листьевъ, имѣютъ значеніе только въ качествѣ живой изгороди, защищающей огороди отъ домашняго скота. Арбузы здѣсь такъ же сухи и несладки, какъ кислы и вѣчно зелены (даже и во время полной зрѣлости) апельсины на Цейлонѣ. Кстати, на послѣднемъ туземцы ѣдятъ ананасы, предварительно посоливъ ихъ. Практическій опытъ научилъ сингалезовъ тому, что посоленный ананасъ лучше переносится желудкомъ. Насколько бананъ представляетъ собою здоровую и питательную пищу жаркаго пояса, настолько плохо переносится желудкомъ въ тропикахъ ананасъ. Ѣдкій и здѣсь особенно кислый сокъ его, при малѣйшей неосторожности жадно набрасывающихся на недоступное въ Европѣ лакомство матросовъ, часто бываетъ причиною сильнѣйшей оскомины, доходящей до воспалительнаго раздраженія десенъ, языка и глотки.

Первымъ между всѣми плодами является здѣсь мангустанъ (Garcinia Mangostana), у англичанъ -- "мангостэнъ". Родина его -- Малакка и Зондскіе острова; маегустанъ -- дитя экватора восточной половнеы земного полушарія; до сихъ поръ, несмотря на всѣ старанія, его неудается развести въ соотвѣтственномъ поясѣ Южной Америки. Дерево само по себѣ очень красиво: высокій, покрытый бѣловато-сѣрою корою, стволъ его обладаетъ развѣсистою вершиною, богатою крупными блестящими цѣльными темно-зелеными листьями, дающими густую тѣнь. Сами вѣтви гнутся подъ тяжестью множества плодовъ, красно-бурый цвѣтъ которыхъ мало выдѣляется, впрочемъ, на общемъ темно-зеленомъ фонѣ. Плодъ сферической формы, величиною съ небольшое яблоко, сверху украшенъ черною, 6--8-лопастною звѣздою, снизу четырьмя очень свѣтло-зелеными лопастями остающейся чашечки. Съѣдомою, какъ и почти у всѣхъ тропическихъ плодовъ, является лишь срединная сочная мякоть. Наружная оболочка плотная и кожистая, въ молодости ядовитая, въ зрѣломъ состояніи обладаетъ непріятнымъ сильно вяжущимъ, терпкимъ вкусомъ. Шесть или восемь лучисто расходящихся изъ центра перегородокъ заключаютъ въ себѣ каждая по одному большому очень горькому сѣмени; каждое сѣмя у зрѣлаго плода окружено снѣжно-бѣлою или слегка розоватою полужидкою мякотью. Послѣднюю только и ѣдятъ. Срѣзавъ верхнюю часть плода, ложечкою выбираютъ полужидкую мякоть, которая видомъ, превосходнымъ вкусомъ и плотностью напоминаетъ кисловато-сладкое мороженое. Мякоть эта обладаетъ слабымъ, но очень тонкимъ ароматическимъ запахомъ. Сходство съ мороженымъ увеличивается еще и тѣмъ, что плоды держатъ постоянно на льду, но и при такихъ условіяхъ они остаются годными не болѣе 48 часовъ. Итакъ, чтобы познакомиться со вкусомъ мангустана, необходимо лично побывать на Цейлонѣ, Явѣ, Сингапурѣ или Малаккѣ; въ другихъ мѣстностяхъ земного шара его найти невозможно. Однако и въ Сингапурѣ не легко встрѣтить такіе контрасты, какъ наши соленые рыжики и черный хлѣбъ, гречневая ваша и кремъ изъ мангустановъ въ качествѣ пирожнаго, артистически приготовленнаго, по всѣмъ правиламъ французской кухни, поваромъ-китайцемъ. Такимъ контрастомъ являлось, однако-же, menu одного изъ роскошныхъ завтраковъ нашего гостепріимнѣйшаго консула A. M. B -- а. Незачѣмъ прибавлять, что поименованныя типичныя произведенія далекаго отечества, пріобрѣтающія здѣсь особенное значеніе, какъ живыя воспоминанія далекой родины, были доставлены только-что побывавшимъ въ Сингапурѣ пароходомъ нашего добровольнаго флота, а мангустаны были изъ собственнаго сада.

Другой, лучшій изъ тропическихъ плодовъ -- мата или мангу (Mangifera indica), который недостаточно компетентными авторами и путешественниками часто смѣшивается совершенно ошибочно съ мангустаномъ. Различіе внѣшняго вида и строенія плода, вытекающее изъ систематическаго несходства производящихъ растеній (принадлежащихъ къ различнымъ естественнымъ семействамъ) мангустана и манги, такъ велико, что и неботаникъ, познакомившійся съ ними лично, никогда ихъ не смѣшаетъ.

Манга видомъ своимъ напоминаетъ желтую, нѣсколько сжатую съ боковъ сливу, величиною съ гусиное яйцо и даже значительно болѣе -- въ лучшихъ крупныхъ культурныхъ породахъ. Обремененное плодами дерево манги весьма красиво: густолиственная темно-зеленая развѣсистая вершина его украшена какъ бы связками золотистыхъ плодовъ, спускающихся на весьма удлиненныхъ ножкахъ (характерная особенность) съ вершинъ вѣтвей, которыя они граціозно пригибаютъ своею тяжестью. Красота и высокій ростъ дерева, богатая тѣнь, имъ доставляемая, вкусные плоды, всегда легко сбываемые на рынкѣ,-- все это дѣлаетъ дерево любимѣйшимъ матеріаломъ для городскихъ насажденій и бульваровъ Цейлона, Сиагапура и Сайгона; въ послѣднемъ всѣ бульвары города засажены (совмѣстно съ изящными тамариндами, Tamarindue indica) мангами, составляющими одну изъ статей городского дохода, такъ какъ плоды деревьевъ отдаются на откупъ.

Плодъ манги представляетъ, однако, несравненно меньшій съѣдобный матеріалъ, чѣмъ это можетъ казаться съ перваго раза: наружная, довольно толстая кожистая оболочка его, непріятнаго вяжущаго вкуса, въ дѣло нейдетъ. Вся срединная часть плода занята громадною косточкою, заключающею въ себѣ большое, очень горькое сѣмя. Промежутокъ между наружною оболочкою и косточкою выполненъ сочною оранжевою мякотью. Слой этотъ очень тонокъ: не превышая въ среднемъ выводѣ ¹/₂ сантиметра, онъ лишь кое-гдѣ бываетъ вдвое толще, причемъ встрѣчаются зато и участки только въ два, даже одинъ миллиметръ: очень много для глаза и мало для услажденія вкуса! Вкусъ породистаго плода зрѣлаго, хотя и безъ сравненія уступающій мангустану, все-таки очень хорошъ. Кисловато-сладкій, онъ имѣетъ своеобразный ароматъ, отдаленно напоминающій запахъ свѣжей малины. Самыя лучшія манги приходится однакоже ѣсть уже внѣ тропивовъ: въ Шанхаѣ, куда онѣ доставляются изъ Маниллы; Филиппины даютъ лучшіе плоды, хотя родиною дерева ботаники почитаютъ Индію, а древнія санскритскія сказанія -- Цейлонъ.

Исторія Ганумана, для всякаго правовѣрнаго индуса, священнѣйшей изъ священныхъ обезьянъ, тѣсно сплетается съ исторіею манги и занесена въ одну изъ древнѣйшихъ эпическихъ поэмъ Индіи, "Рамаяну". Царствовавшій на островѣ Ланка (Цейлонъ) великанъ Равана похитилъ у героя Рамы его прекрасную супругу Ситу. Тщетно пытался возвратить ее Рама собственными силами. Тогда ему на помощь явился царь обезьянъ, великій Гануманъ. Армія его перешла мостъ, соединявшій по преданію Цейлонъ съ материкомъ (слѣдами этого моста остались многочисленные острова въ проливѣ Палкъ, между Цейлономъ и Коромандельскимъ берегомъ передней Индіи), а самъ онъ счастливо похитилъ Ситу изъ дворца великана и благополучно доставилъ ее Ранѣ обратно, причемъ кстати укралъ изъ садовъ Раваны превосходный, неизвѣстный дотолѣ въ Индіи, плодъ "мангу", также имъ туда доставленный и съ тѣхъ поръ размножившійся повсемѣстно.

Желая затѣмъ еще болѣе наказать великана, онъ вернулся снова на Ланку, былъ взятъ въ плѣнъ и осужденъ на сожженіе. Обѣщая безропотно перенести свой ужасный жребій, Гануманъ молилъ только объ одномъ: дозволить раздѣлить съ нимъ горькую участь избраннымъ воинамъ-обезьянамъ, на что и получилъ согласіе. Передъ казнью всѣ обезьяны привязали къ своимъ хвостамъ тряпки и взошли съ Гануманомъ на костеръ, который тотчасъ и былъ зажженъ. Присущею ему божественною силою Гануманъ тотчасъ же погасилъ костеръ, а воины его, съ горящими на хвостахъ тряпками разсыпавшись по крышамъ столицы, мгновенно зажгли весь городъ, который и сгорѣлъ до тла, вмѣстѣ съ дворцомъ Раваны. Между тѣмъ Гануманъ, занятый тушеніемъ костра, неосторожно обжегъ себѣ руки, ноги и лицо, оставшіяся навсегда черными: съ тѣхъ поръ всѣ потомки великаго царя обезьянъ при желтовато-бѣломъ цвѣтѣ ихъ шерсти имѣють голыя лицо, руки и ноги черно-фіолетоваго цвѣта, въ память похищенія манги. Такъ гласитъ индійская легенда и таковъ на самомъ дѣлѣ внѣшній видъ священной въ Индіи обезьяны, извѣстной въ зоологіи подъ названіемъ Semnopithecus Entellus.

"Такъ ли было все это, какъ я вамъ разсказываю, Маршаль?" спросилъ я однажды своего проводника и переводчика на Цейлонѣ, сингалеза, очень хорошо говорившаго по-русски.-- "Такъ, совершенно такъ!* -- отвѣтилъ онъ, видимо довольный, въ качествѣ глубоко убѣжденнаго буддиста, моимъ знакомствомъ съ подвигами Ганумана, высокочтимаго не только браманитами, во и послѣдователями Будды. Сингалезъ, единственный на Цейлонѣ, хорошо говорящій по-русски -- явленіе столъ исключительное, что я нѣсколько остановлюсь на немъ. Сынъ домовладѣльца такъ назвваемаго "чернаго" квартала (Petha) Коломбо, Маршаль десятилѣтнимъ ребенкомъ (теперь ему около 25 лѣтъ) былъ увезенъ, по согласію отца, однимъ изъ нашихъ крупныхъ землевладѣльцевъ, офицеромъ флота, въ Европу и поселенъ въ имѣніи моряка, въ нижнедѣвицкомъ уѣздѣ воронежской губерніи,-- переходъ по географическимъ и бытовымъ условіямъ, конечно, довольно рѣзкій! Цѣлыхъ восемь лѣтъ прожилъ здѣсь Маршаль и уже 18-лѣтяютъ юношей возвратился обратно на Цейлонъ, по желанію отца, усвоивъ себѣ свободно русскую рѣчь, научившись писать, хотя и неправильно, но все-же понятно и сносно. Изъ своей новой жизни въ Россіи онъ вывезъ на Цейлонъ пристрастіе съ черному хлѣбу и сожалѣніе объ его отсутствіи на родинѣ; что же касается до убѣжденій религіозныхъ, то Маршаль остался тѣмъ же ревностнымъ послѣдователемъ Будды, какимъ прибилъ въ воронежскую губернію, несмотря на юный возрастъ. Не имѣя, подобно браманитамъ, глубокаго отвращенія къ какой-либо религіи кромѣ собственной, онъ относится въ христіанству, которое считаетъ выше всѣхъ другихъ вѣроученій, съ тѣмъ высокомѣрнымъ снисхожденіемъ, которое вообще типично для правовѣрнаго цейлонскаго буддиста. Впрочемъ, въ этомъ направленіи Маршаль идетъ и дальше. Онъ не чуждъ исканія новыхъ прозелитовъ во славу Гаутамы-Будды... Подчасъ старанія эти воплощались у него въ формѣ столь же своеобразной, какъ и наивной.

Особенно характернымъ изъ типичныхъ плодовъ Сингапура является рамбутанъ (Nephelium Lappaceum). Рамбутаны разводятся очень охотно какъ въ городѣ, такъ и на островѣ вообще. Это высокія, развѣсистыя деревья съ неравноперистыми листьями, мелкими, неказистыми цвѣтками и очень оригинальными плодами, при урожаѣ настолько обильными, что безъ подпоръ дерево не выдерживаетъ ихъ тяжести, несмотря на относительно незначительные размѣры самаго плода, достигающаго размѣровъ мелкаго яблока, удлиненно-яйцевидной формы. Названіе "рамбутанъ" весьма характерно и происходитъ отъ малайскихъ словъ: Rambut -- волосъ и An -- покрытый. Въ самомъ дѣлѣ, вся наружная кожистая красно-бурая оболочка рамбутана покрыта длинными, мягкими, кожистыми, загнутыми на концахъ сосочками, напоминающими очень утолщенный волосъ -- отсюда и названіе. Съѣдомою является бѣлая, сочная, сладкая масса мякоти плода, окружающая большое центральное горькое сѣмя, заключенное въ свѣтло-сѣрой оболочкѣ. Рамбутанъ имѣетъ весьма ограниченное распространеніе: Зондскіе острова, Малакка и Сингапуръ -- его родина; разводится онъ также на Цейлонѣ и островахъ Малайскаго Архипелага, а далѣе нейдетъ, и если, благодаря быстротѣ современныхъ морскихъ сообщеній, бананъ и манга получили извѣстность иногда далеко за предѣлами тропиковъ, то рамбутанъ, какъ и мангустанъ, благодаря особенной ихъ непрочности, доступны лишь для восточной половины экваторіальнаго пояса.

Папая, описываемая обыкновенно подъ названіемъ дыннаго дерева (Carica Рарауа), принадлежитъ также къ числу характерныхъ плодовъ Сингапура.

Величиною въ небольшую желтую дыню, чаще всего грушевидной формы, она съѣдается цѣликомъ, за исключеніемъ многочисленныхъ сѣмянъ, часто не доразвивающихся совсѣмъ у высшихъ породъ, что почитается большимъ достоинствомъ. Въ незрѣломъ состояніи плодъ ядовитъ; изъ надрѣзовъ его стѣнокъ обильно вытекаетъ въ это время густой, подобный молоку, сокъ, богатый особымъ веществомъ, папанотиномъ, который имѣетъ способность размягчать, а затѣмъ и растворять мясо и бѣлокъ круто свареннаго яйца, почему называется также иначе еще растительнымъ пепсиномъ, отъ котораго, впрочемъ, рѣзко отличается своимъ химическимъ характеромъ. Сокъ этотъ заключается въ системѣ особыхъ, микроскопически мелкихъ, образующихъ сплошную сѣть трубокъ, такъ называемыхъ млечныхъ сосудовъ (какъ и въ головкахъ мака, напримѣръ, сгущенный сокъ которыхъ даетъ опій). При созрѣваніи плода этотъ млечный сокъ исчезаетъ, сосуды спадаются, плодъ становится безвреднымъ, сладкимъ и у высшихъ культурныхъ сортовъ слегка ароматнымъ. Дерево, дающее эти плоды, замѣчательно также во многихъ отношеніяхъ: стволъ его, чаще простой и неразвѣтвленный, въ пять-шесть лѣтъ достигаетъ вышины 5--6 метровъ, оставаясь сочнымъ и настолько мягкимъ, что при небольшомъ усиліи можетъ быть срѣзанъ ножомъ; толщина его достигаетъ при этомъ размѣровъ поперечника руки взрослаго человѣка. Вершина голаго ствола украшена вѣнцомъ крупныхъ, глубоко вырѣзанныхъ семилопастныхъ, пальчатыхъ листьевъ, какъ бы въ видѣ гигантскихъ рукъ, протягивающихся во всѣ стороны на своихъ длинныхъ черешкахъ, а подъ самою вершиною ствола, въ видѣ мелкихъ дынь или гигантскихъ грушъ, висятъ, также на длинныхъ ножкахъ, многочисленные золотые плоды папаи.

Вообще растительность Сингапура поражаетъ своею мощью, развообразіемъ и богатствомъ чуждыхъ нашему сѣверному глазу формъ, и на нѣкоторыхъ изъ нихъ, наиболѣе типичныхъ, нельзя не остановиться, такъ какъ ими именно опредѣляется и самый характеръ города: какъ уже упомянуто, за исключеніемъ центральной торговой части, онъ тонетъ своими часто весьма разбросанными зданіями въ густой экваторіальной растительности, которая, впрочемъ, нерѣдко смѣняется очень неприглядными и, конечно, весьма вредными лужами стоячей болотной воды. За исключеніемъ такихъ неприглядныхъ мѣстъ, прекрасно шоссированные улицы пробѣгаютъ между нависшими густымъ сводомъ аллеями роскошныхъ деревьевъ, позади которыхъ, въ европейской, т.-е. англійской части города, тянутся вездѣ, прямыя какъ стрѣла зеленыя какъ изумрудъ, живыя ограды изъ низкорослаго стриженнаго щеткою бамбука, отдѣляющаго дома, расположенные въ глуби прилежащихъ въ дорогѣ садовъ, отъ улицы.

Матеріаломъ для аллей служитъ уже упомянутая священная смоковница (Ficus religiosa), хлѣбныя деревья: тару (Artocarpus incisa), съ его какъ бы лакированными, глубоковырѣзанными листьями, и другой, менѣе цѣнимый видъ: нанга (А. intergrifolia). Громадные плоды хлѣбныхъ деревьевъ, превышающіе, особенно у перваго, своими размѣрами вдвое и болѣе голову взрослаго человѣка, разрѣзанные на куски и испеченные въ золѣ, вкусомъ дѣйствительно напоминаютъ нѣсколько плохой пшеничный хлѣбъ и охотно употребляются въ пищу туземцами. Громадные, отливающіе серебромъ своей листвы при малѣйшемъ дуновеніи вѣтра, дуріаны, съ ихъ оригинальными плодами также невольно приковываютъ въ себѣ вниманіе путника-ботаника. Дуріанъ (Durio Libethinus), представитель семейства бавольниковыхъ, Bombaceae, близкихъ родственниковъ нашихъ мальвъ, Malvaceae, значитъ: покрытый иглами плодъ (Duri по-малайски остріе, шипъ, An -- покрытый). Диво ростетъ онъ обильно на Борнео и западѣ Суматры, на родинѣ орангъ-утана, Satyrus rufus, представляя собою, какъ показалъ Уоллесъ, въ незрѣломъ состояніи предпочтительную пищу этого антропоида. Суданезы Суматры и даяки Борнео убѣждены, что орангъ-утанъ -- убѣжавшій въ лѣсъ человѣкъ, притворяющійся нѣмымъ, чтобы его не заставили работать.

Дуріанъ -- большое, очень высокое дерево съ широкою, но не особо тѣнистою вершиною. Листья у него очередные, черешчатые, удлиненно-овальные, съуженные къ основанію и верхушкѣ, гладкіе, сверху темно-зеленые, снизу бѣловатые. Благодаря этой особенности, серебристо-сѣроватый оттѣнокъ листвы дуріана, преимущественно при вѣтрѣ, даетъ возможность легко отличать его уже издали между другими деревьями, даже и при отсутствіи весьма характерныхъ плодовъ, выростающихъ, какъ и нѣкоторые другіе (шоколадникъ, хлѣбныя деревья), не на вершинахъ вѣтвей, а изъ основанія ихъ, или даже изъ самаго ствола дерева, что и понятно: тяжесть плода исключаетъ возможность обычнаго развитія его въ области верхушки вѣтви.

Плоды дуріана, сферической или продолговатой формы въ зрѣломъ состояніи, смотря по различію культурныхъ породъ, желтовато-зеленые, сѣроватые или красноватые, усажены сплошь очень острыми и твердыми деревянистыми шипами, нерѣдко достигающими цѣлаго сантиметра длиною. Падая при созрѣваніи съ весьма значительной высоты, плоды эти нерѣдко наносятъ тяжелыя поврежденія домашнимъ животнымъ и людямъ. Извѣстны случаи самой смерти при ушибахъ и раненіяхъ имя головы и лица, что не мудрено при величинѣ плода, почти достигающаго размѣровъ головы взрослаго человѣка, его тяжести, высотѣ паденія и крайне тяжелыхъ послѣдствіяхъ раненія кожи подъ экваторомъ, особенно при отсутствіи раціональной врачебной помощи.

Деревянистая, толстая оболочка усаженнаго шипами плода такъ плотна, что послѣдній, благодаря густо торчащимъ во всѣ стороны шипамъ, нельзя взять въ руки и онъ можетъ быть вскрыть только крѣпкимъ большимъ ножомъ или маленькимъ туземнымъ топорикомъ, снабженнымъ тонкою и длинною характерною рукояткою. При внимательномъ наблюденіи можно замѣтить пятъ очень узкихъ линій, расходящихся отъ ножки плода и снова встрѣ;чающихся у его вершины. Здѣсь нѣтъ шиповъ, и линіи эти -- створки, по которымъ плодъ самъ раскрывается на пять частей во время его зрѣлости.

Только по этимъ линіямъ и можетъ быть вскрытъ онъ ножомъ или топорикомъ. При произвольномъ или искусственномъ вскрытіи плода распространяется тотчасъ же очень сильный и рѣзкій запахъ, весьма противный для непривыкшаго. Всего ближе подходитъ онъ къ запаху высшихъ сортовъ свѣжей индійской вонючей камеди (Asa foetida), доставляемой въ Бомбей изъ Кандагара подъ названіемъ Kandahari Hing и употребляемой въ Индіи богатыми туземцами-мусульманами (не на вашъ вкусъ, конечно) вмѣсто приправы въ мяснымъ кушаньямъ.

Многіе путешественники сравнивали и сравниваютъ запахъ дуріана съ запахомъ загнившаго лука или даже сѣро-водорода. Это несправедливо; дуріанъ напоминаетъ, конечно въ болѣе сильной степени, запахъ свѣжаго чеснока, представляющій немалое сходство съ запахомъ асафетиды вышеупомянутаго индійскаго сорта. Запахъ этотъ такъ силенъ, что онъ рѣзко обнаруживается въ воздухѣ еще висящими на большой высотѣ на деревьяхъ зрѣлыми и созрѣвающими плодами дуріана, какъ въ этомъ легко убѣдиться въ концѣ іюня, проѣзжая по улицамъ города между садами, въ которыхъ очень часто и обильно встрѣчаются весьма любимые въ Сингапурѣ, особенно малайцами и китайцами, дуріаны. Сѣроводородомъ пахнутъ лишь загнившіе, слѣдовательно уже болѣе несъѣдомые плоды. Благодаря своему сильному противному запаху, дуріаны безусловно лишены права гражданства на бортѣ почтовыхъ пароходовъ: какъ только злополучный плодъ обнаружить на немъ свое присутствіе своимъ предательскимъ запахомъ, онъ немедленно выбрасывается въ море, такъ какъ обстоятельство кто предусмотрѣно правилами. Познакомимся теперь съ нимъ поближе. Каждый изъ пяти вышеупомянутыхъ участковъ дуріана-плода представляется внутри въ видѣ какъ бы бѣлой или бѣло-розоватой лодочки, содержащей два-три крупныхъ бурыхъ, овальныхъ или почти сферическихъ сѣмени, величиною равняющихся сѣмени конскаго каштана. Сѣмена эти облечены особою сочною мясистою оболочкою, извѣстною у ботаниковъ подъ названіемъ кровельки (Arillus). Оболочка эта бѣлая, слегка красноватая или желтоватая, такъ сочна, что у плода вполнѣ зрѣлаго расплывается въ полужидкую массу, имѣющую плотность сметаны. Это единственная съѣдомая часть всего плода, которая какъ бы таетъ во рту, обнаруживая совершенно иной, дѣйствительно очень пріятный, слабый и тонкій ароматъ и слабо маслянистый, едва острый вкусъ. Послѣдній, какъ и запахъ съѣдомой мякоти, очень нѣженъ. Во всякомъ случаѣ эти пріятные вкусъ и запахъ не заглушаютъ противнаго запаха вонючей камеди (или чеснока), столь характернаго для дуріана. Для полноты знакомства со вкусовыми свойствами оригинальнаго плода должно отмѣтить, что достаточно очень немного насладиться дуріаномъ, чтобы получить весьма продолжительное, не менѣе 12 часовъ, воспоминаніе о такомъ наслажденіи путемъ послѣдовательной сильной отрыжки чеснокомъ.

Какъ уже упомянуто, туземцы и китайцы страстно любятъ дуріанъ. Европейцы къ этомъ отношеніи дѣлятся на два противуположные лагеря. Одни говорятъ, что это нѣчто прямо невозможное, другіе становятся столь же страстными поклонниками своеобразнаго плода, какъ и туземцы. Кто же правъ? Думаю, увлекаются и тѣ, и другіе. Нельзя, конечно, согласиться съ Уоллесомъ, почитающимъ дуріанъ первымъ изъ всѣхъ плодовъ экватора, могущимъ по своимъ качествамъ стать рядомъ съ лучшимъ апельсиномъ. Въ своемъ увлеченіи, знаменитый авторъ "Малайскаго Архипелага" упустилъ изъ виду даже мангустанъ, тогда какъ послѣднему несомнѣнно принадлежитъ пальма первенства между экваторіальными плодами.

Несомнѣнно, что крайне рѣзкій, большинству прямо противный, запахъ плода очень вредитъ и заглушаетъ пріятный, сладко-маслянистый и тонко ароматическій вкусъ его съѣдомой, почти совсѣмъ жидкой, мякоти. Вкусъ этотъ очень хорошъ по разнообразію вызываемыхъ имъ частностей самаго ощущенія, но описанію онъ не поддается. Это подтверждается всего нагляднѣе и лучше столь же подробнымъ, какъ и неудачнымъ, описаніемъ самого Уоллеса.

Зато вполнѣ поддаются описанію отрицательныя стороны этого вкуса, а именно очень сильный запахъ чеснока, и упорная отрыжка имъ въ теченіе цѣлаго дня, иногда и болѣе. По мѣрѣ того какъ вы привыкаете въ дуріану, противный запахъ его становится постепенно менѣе непріятнымъ. Страстные поклонники плода -- а такихъ встрѣчается не мало между колоніальными европейцами -- говорятъ, что запахъ этотъ становится подъ конецъ даже пріятнымъ. Это, конечно, уже дѣло вкуса! Въ маѣ и іюнѣ 1891 года, въ Сингапурѣ и на Явѣ, я не упускалъ случая, чтобы поскорѣе привыкнутъ въ дуріану, и говорю объ немъ теперь на основаніи нѣкоторой личной опытности. Къ дуріану можно привыкнуть до извѣстной степени, можно и должно отдавать справедливость его тонкому вкусу, но куда же дѣвать сильнѣйшій чесночный запахъ? Пусть обсудитъ читатель.

Между малайцами, китайцами, сунданезами и аванцами дуріанъ вдобавокъ ко всему слыветъ еще и какъ сильное aphrodisiacum, чего наука, по наблюденіямъ колоніальныхъ врачей, не подтверждаетъ. Мнѣніе это пользуется, однако-же, полною вѣрою между европейцами -- неврачами. Вслѣдствіе всего вышесказаннаго понятно, что въ виду какъ реальныхъ, такъ и фиктивныхъ свойствъ дуріана, плодъ этотъ многими колонистами-европейцами считается прямо неприличнымъ. Поэтому неудивительно, что въ индійскихъ колоніяхъ дуріанъ является нерѣдко не только яблокомъ раздора въ семьѣ, но даже и предметомъ различныхъ нескромныхъ сплетней въ обществѣ.

Возвратимся теперь въ аллеямъ и городскимъ насажденіямъ Сингапура: манги и рамбутаны, букеты гигантскихъ, часто граціозно склоняющихся въ разныя стороны, бамбуковъ, усыпанные крупными ярко-красными цвѣтками; большинству читателей хорошо знакомыя, такъ называемыя китайскія розы (Hibiscus Rosa sinensis) здѣсь уже не скромныя деревца внашихъ комнатъ, а очень большія деревья, представляющія такой контрастъ своею густою листвою, съ голымъ, т.-е. стоящимъ большую половину года безъ листьевъ, родственникомъ, нашимъ старымъ яванскимъ знакомымъ, называемымъ хлопчатобумажнымъ деревомъ (Kapok)-- таковъ обычный матеріалъ городскихъ аллей. Рѣзкимъ контрастомъ перечисленнымъ густолиственнымъ формамъ являются казуарины (Casuarina equisetifolia), высокія деревья, повислыя вѣтви которыхъ въ общемъ напоминаютъ наши плавучія березы, во этимъ сходство и ограничивается. Казуарины лишены того, что не ботаники признаютъ за листья: молодыя вѣтви ихъ напоминаютъ до извѣстной степени стебли хвощей, а самое названіе казуарина было дано дереву по сравненію съ гигантскимъ казуаромъ, птицею, какъ извѣстно, вмѣсто перьевъ покрытою волосами, подобно тому, какъ и это дерево лишено листьевъ въ обыкновенномъ смыслѣ слова.

Затѣмъ, неизбѣжные спутники человѣка на экваторѣ и въ тропикахъ восточнаго полушарія, пальмы: арека или по-малайски "пинанга" (Areca Catechu) и кокосъ, Klapa или Kelapa (Cocus nucifera), и также вѣчно разорванные въ клочки вѣтромъ, свѣтло-ярко-зеленые громадные листья пизанга (бананы), съ его конечными, пригибающими къ землѣ вершину сочнаго стебля, массами золотистыхъ плодовъ,-- дополняютъ картину выдающихся растительныхъ формъ Сингапура.

Особенно характерными являются затѣмъ также невозможныя и невѣдомыя въ нашихъ широтахъ, здѣсь же обычныя и неизбѣжныя, такъ называемыя растенія-эпифиты, часто неправильно причисляемыя неботаниками въ паразитамъ.

Эпифитами называются такія растенія, которыя нуждаются въ другихъ лишь въ качествѣ опоры и мѣста жительства. Проникая своимъ первичнымъ корнемъ въ ткани коры дерева, эпифитъ пользуется послѣднимъ лишь для своего прикрѣпленія. Питаніе почерпаетъ онъ помощью листьевъ и многочисленныхъ воздушныхъ корней, не изъ соковъ дерева жертвы, какъ настоящіе, здѣсь же тоже нерѣдкіе, паразиты, а изъ насыщенной водяными парами влажной атмосферы окружающаго его воздуха.

То, что мы наблюдаемъ въ миніатюрѣ въ нашихъ орхидейныхъ теплицахъ, даютъ намъ здѣсь условія самой природы. У насъ подвѣшенный подъ крышею теплицы на проволокѣ кусовъ обернутаго мхомъ дерева служитъ скромнымъ мѣстомъ прикрѣпленія свѣсившейся внизъ ярко цвѣтущей орхидеи жаркаго пояса, напримѣръ съ того же Сингапура; здѣсь же гигантскіе стволы деревьевъ сплошь покрыты, нерѣдко на высоту весьма значительную, эпифитными орхидеями и папоротниками, то блистающими яркою сочною зеленью своей изящно кружевной, мелко вырѣзной листвы, то поражающихъ причудливостью своихъ грубыхъ гигантскихъ листьевъ. Въ однихъ случаяхъ папоротники эти напоминаютъ собою громадныя птичьи гнѣзда, откуда и научное названіе нѣкоторыхъ (Asplenium Nidus); въ другихъ же часть удлиненныхъ кожистыхъ листьевъ, превышающихъ размѣры человѣческаго роста, поднимается параллельно стволу дерева, на которомъ поселился эпифитъ, прямо вверхъ, тогда какъ другая часть листьевъ, напоминающая очертаніями рога лося или сѣвернаго оленя, спускается по тому же стволу на землю съ высоты двухъ и даже болѣе метровъ (Platycerium grande). Аройники съ ихъ лопастными листьями (Phylodendron и проч.) и причудливыя ярко-цвѣтущія орхидеи еще болѣе разнообразятъ эту живую роскошную декорацію ствола служащаго имъ жилищемъ дерева, являя собою, вмѣстѣ съ папоротниками и нѣкоторыми другими эпифитными формами, неисчерпаемый источникъ живыхъ декорацій, которыми такъ неистощимо и разнообразно убираетъ здѣсь природа каждый стволъ и даже почти каждый деревянный древесный сукъ!

Изъ украшающихъ садовыхъ растеній Сингапура слѣдуетъ отмѣтить въ качествѣ выдающихся по ихъ красотѣ и оригинальности мадагаскарскую равеналу (Ravenala Madagascariensis), ближайшую родственницу пизанга или банана. Это гигантское сочное, травянистое растеніе, голый стволъ котораго, въ руку толщиною, при высотѣ 5 и болѣе даже метровъ, оканчивается вѣнцомъ двурядно расходящихся, также гигантскихъ, ярко-зеленыхъ и также всегда изорванныхъ вѣтромъ, какъ и у родственника пизанга, листьевъ. Длинные черенки ихъ оканчиваются расширеніями въ видѣ влагалищъ, охватывающихъ стволъ и образующихъ глубокіе желоба, въ которыхъ скопляется дождевая вода. Послѣднею пользуются для утоленія жажды туземцы Мадагаскара -- откуда и общераспространенное популярное названіе растенія "деревомъ путешественниковъ". Подъ нимъ именно извѣстно оно также и на Цейлонѣ, Явѣ, какъ и въ Сингапурѣ. Весьма любимы здѣсь также (какъ въ Коломбо и Батавіи) большія деревья съ мягко округленными густыми вершинами ихъ очень свѣтлыхъ, зеленовато-желтыхъ, въ вершинамъ вѣтвей почти бѣлыхъ, крупныхъ и сочныхъ листьевъ: это такъ называемое салатное дерево, Lettuce tree англичанъ (Pisonia morindifolia), кромѣ цвѣта листьевъ, съ нашимъ салатомъ латукомъ ничего общаго не имѣющее. Любимымъ и очень эффектнымъ ползучимъ растеніемъ, употребляемымъ для закрытія верандъ, стѣнъ домовъ, кіосковъ и оградъ, является Boagainvillea spectabilis, родомъ изъ Бразиліи, но здѣсь вполнѣ нашедшая свое второе отечество. Сплошной зеленый коверъ ея является испещреннымъ обильными массами ярко-фіолетовыхъ цвѣтковъ, какъ покажется на первый взглядъ. На самомъ дѣлѣ, однако-же, это не цвѣтки, а верхніе листья, такъ называемые прицвѣтники ботаниковъ, въ углахъ которыхъ помѣщаются мелкіе и неприглядные бѣловатые цвѣточки, издали совершенно подавляемые яркою окраскою и крупными размѣрами своихъ прицвѣтниковъ.

Ботаническій садъ Сингапура, расположенный на одной изъ окраинъ города, принадлежитъ въ числу выдающихся какъ по своимъ научнымъ, такъ и по декоративнымъ достоинствамъ. Прелестныя группы и одиночные экземпляры замѣчательнѣйшихъ по красотѣ, изяществу формъ и рѣдкости деревьевъ и кустарниковъ разбросаны здѣсь среди зеленыхъ газоновъ, содержимыхъ безукоризненно. Превосходно шоссированныя дороги и дорожки для экипажей, всадниковъ и пѣшеходовъ, обширный прудъ, охваченный кольцомъ роскошнѣйшей древесной чащи -- все это дѣлаетъ ботаническій садъ любимымъ мѣстомъ катанья и прогулокъ высшаго общества Сингапура въ тотъ краткій періодъ дня, который предшествуетъ солнечному закату, между 5 ¹/₂ и 6 часами пополудни.

Въ шесть часовъ день внезапно и сразу смѣняется уже глубокимъ мракомъ, такъ что экипажи, въѣхавшіе въ садъ при полномъ яркомъ блескѣ солнца, прежде чѣмъ оставить садъ, должны зажигать свои фонари, чтобы продолжать или окончить предшествующую обѣду прогулку въ темнотѣ охватившей ихъ внезапно ночи. Прибавимъ, что время визитовъ отводится здѣсь промежутку между 5--7 часами вечера. Было бы не только верхомъ неприличія, но даже и прямой невозможностью предпринять это раньше, такъ какъ послѣ второго завтрака, отъ 12 до 1 часа дня (первый рано утромъ), всѣ должны, свободные отъ оболочекъ и покрововъ, возлежать, если не спать, подъ знакомыми уже намъ "мустикерами", на своихъ широчайшихъ тропическихъ ложахъ, обыкновенно до 4 или даже 5 часовъ пополудни.

Прудъ сада также невольно приковываетъ къ себѣ вниманіе. На зеркальной поверхности его широко и привольно раскинулись, подобно плоскимъ чашамъ, ярко-зеленые, гигантскіе (до 2-хъ метровъ наибольшаго поперечника) листы царственной викторіи Южной Америки (Victoria regia), во время моего перваго посѣщенія Сингапура, въ 20-хъ числахъ марта, бывшей въ полномъ цвѣту. Снѣжно-бѣлые въ однихъ, ярко-розовые въ другихъ случаяхъ (смотря по возрасту), крупные цвѣтки ея возвышались между сегментами края листа и представляли великолѣпный видъ. Викторія, быть можетъ, самое аккуратное растеніе въ мірѣ. Цвѣточная почва ея поднимается по мѣрѣ своего развитія изъ воды постоянно такъ, что цвѣтовъ оказывается какъ разъ между двумя относительно короткими лопастями вырѣзки края листа. При расцвѣтаніи снѣжно-бѣлая цвѣточная почка остается полураспустившеюся и безъ дальнѣйшихъ измѣненій 24 часа, затѣмъ, распускаясь окончательно еще черезъ сутки, она становится уже бѣло-розовою, тогда какъ основанія многочисленныхъ лепестковъ цвѣтка принимаютъ теперь свѣтло-малиновую окраску и полосы. Рядомъ съ этою представительницею противоположной, западной половины жаркаго пояса красуются: изящный бѣлый и розовый египетскій (Nymphaea Lotus) и столь же священный въ Индіи, какъ первый былъ въ древнемъ Египтѣ, индійскія лотосы (Nelumbo speciosum), также бѣлый и розовый. Листья перваго, напоминающіе листья нашихъ кувшинокъ (обыкновенно и совершенно неправильно называемыхъ бѣлыми и желтыми водяными лиліями), плаваютъ на водѣ; у второго они возвышаются надъ нею и достигаютъ значительно большихъ размѣровъ. Лотосъ, неизбѣжная принадлежность браманскаго и буддійскаго богослуженія -- одинъ изъ священнѣйшихъ символовъ этихъ религій: согласно священнымъ преданіямъ браманитовъ (принимаемыхъ также и послѣдователями Будды), міръ произошелъ такъ. На волнахъ океана вѣчности появился цвѣтокъ лотоса. Тогда будущій творецъ боговъ и людей, великій Брама, заключилъ себя внутрь яйца, покоившагося на днѣ цвѣтка этого лотоса, и долго пребывалъ тамъ неподвижнымъ, пребывалъ до тѣхъ поръ, пока внутри его не созрѣло "желаніе", впослѣдствіи ставшее самостоятельнымъ подчиненнымъ божествомъ -- такъ явился на свѣтъ Кама, богъ любви, вожделѣній и страстей. Желаніе возбудило въ Брамѣ потребность освобожденія изъ яйца. Тогда силою божественной воли оно раскололось на двѣ равныя половины: нижняя, окруженная океаномъ, стала землею, на немъ плавающею; верхняя половина яйца превратилась въ опрокинутый надъ землею небесный сводъ. Затѣмъ создалъ Брама великихъ Вишну, охранителя, и грознаго Сиву, разрушителя, но въ то же время и жизнеподателя въ качествѣ представителя оплодотворяющей и возбуждающей къ новой жизни мужской силы. Этимъ божествамъ предоставилъ Брама управленіе вселенною. Согласно такимъ воззрѣніямъ, современные послѣдователи браманизма раздѣляются на поклонниковъ Сивы и Вишну: сивантовъ и вишнуитовъ, такъ какъ самъ верховный Брама слишкомъ великъ и недоступенъ для непосредственнаго участія въ судьбѣ и ничтожныхъ дѣлахъ созданныхъ имъ людей.

Таково значеніе лотоса въ космогоніи браманитовъ и буддистовъ. Религія послѣднихъ является (и въ этомъ залогъ ея успѣха и преобладанія надъ послужившимъ ей исходною точкою браманизмомъ) живымъ протестомъ противъ безучастно-высокомѣрнаго невмѣшательства верховнаго божества въ судьбу страждущаго человѣчества, рядомъ неизбѣжныхъ возрожденій, карательнаго характера (переходомъ души въ низшихъ и нечистыхъ животныхъ), привязаннаго къ роковому "колесу судьбы" и тяжелыхъ скорбей безъ указанія возможности успокоительнаго пути спасенія. Какъ ни мало даетъ буддизмъ самъ по себѣ, все-же при такихъ условіяхъ и это малое оказывается многимъ: онъ даетъ искомый путъ, цѣль котораго -- Нирвана, освобожденіе души отъ вѣчныхъ мытарствъ роковыхъ перерожденій, на которыя осуждаетъ ее браманизмъ.

Краткосрочностъ моего хотя и троекратнаго пребыванія въ Сингапурѣ не дала мнѣ возможности ступить на материкъ задней Индіи, во владѣнія султана Джогора, несмотря на полную готовностъ содѣйствія въ этомъ направленіи нашего консула, моего радушнѣйшаго и гостепріимнаго хозяина. Тѣмъ съ большимъ удовольствіемъ воспользовался я предложеніемъ А. М. В -- а посѣтить въ концѣ іюня одну изъ окрестныхъ плантацій города, принадлежавшей мѣстному старожилу, французу Chassairiaux. Этимъ путемъ была дана возможность хотя до нѣкоторой степени познакомиться съ условіями жизни на островѣ внѣ города.

Рано утромъ, въ щегольскомъ экипажѣ, запряженномъ парою породистыхъ, крупныхъ вороныхъ Австраліи, выступили мы въ походъ на плантацію, отстоявшую отъ города въ немногихъ миляхъ (около часа хорошей быстрой ѣзды). По прекрасному шоссе выѣхали мы изъ города; путь лежалъ между европейскими дачами, вскорѣ смѣнившимися малайскими хижинами и индійскими мазанками, терявшимися среди обступившихъ ихъ плантацій пизанговъ, окруженныхъ хлѣбными деревьями, папаями, дуріанами, зрѣлые плоды которыхъ, несмотря на высоту самыхъ деревьевъ, наполняли атмосферу своимъ характернымъ чесночнымъ запахомъ, мангустанами и рамбутанами, склонявшими свои вѣтви подъ тяжестью безчисленныхъ плодовъ. Высоко поднимались надъ этими деревьями прямые, какъ стрѣла, тонкіе и стройные, кольчатые стволы пальмы арека, оканчивающіеся короткими, какъ бы обстриженными, султанчиками своихъ пяти-шести темно-зеленыхъ листьевъ, тогда какъ, наоборотъ, молодые кокосы широко раскидывали въ стороны перистый свѣтло-зеленый вѣнецъ своихъ 12--15 листьевъ надъ невысокимъ, еще прямымъ, но уже несущимъ золотисто-коричневые орѣхи стволомъ. Кокосъ начинаетъ давать здѣсь плоды уже съ 7-го, даже 6-го года жизни, иногда и ранѣе. Жилище нашего хозяина, его бенгалоу (bungalow), представляло собою обычный типъ сельскаго дома англійскихъ плантаторовъ. Прежде чѣмъ отправиться показывать свое хозяйство, Chassairiaux, очень бодрый и энергичный старикъ, лѣтъ около 70-ти (по имѣющимся у меня сведеніямъ, онъ умеръ въ 1892 году въ Аденѣ, на пути въ Европу), угостилъ насъ превосходными мангустанами, которые мы съ удовольствіемъ запили прохладною "водою" только-что сорванныхъ кокосовыхъ орѣховъ.

Кто не читалъ о такъ называемомъ кокосовомъ молокѣ, этой необходимой принадлежности житейскаго обихода жаркаго пояса,-- и какъ мало однакоже между такими читателями лицъ, которыя знали бы, насколько невѣрно такое названіе! "Klapa-ayer", вода кокоса -- вотъ настоящее, соотвѣтствующее истинѣ, названіе этой жидкости. Сѣмянное ядро созрѣвающаго, но еще далеко не достигшаго зрѣлости, кокоса состоитъ изъ относительно тонкаго, снѣжно-бѣлаго, плотнаго наружнаго слоя, своимъ нѣжнымъ вкусомъ напоминающаго лучшій миндаль, и слоя внутренняго, рыхлаго и нѣжно-волокнистаго, на вкусъ сладковатаго. Этимъ внутреннимъ слоемъ ограничивается центральная, выполненная прозрачною безцвѣтною жидкостью, полость сѣмени. Жидкость эта и представляетъ собою то, что туземцы зовутъ "кокосовою водою"; ее они пьютъ, а два вышеописанные слоя сѣяннаго ядра ѣдятъ прямо или приготовляютъ изъ него различныя кушанья, которыя могутъ быть подчасъ такъ же мало привлекательны въ смыслѣ гастрономическомъ, какъ разнообразны численно.

Орѣхъ, достигшій предѣловъ своего нормальнаго роста, но еще не созрѣвшій, содержитъ въ себѣ болѣе двухъ большихъ стакановъ воды. Это -- прозрачная, едва опалесцирующая жидкость. Ее-то и называютъ неправильно кокосовымъ молокомъ, потому что въ орѣхахъ, давно сорванныхъ и долго лежавшихъ, она, становясь непрозрачною, дѣйствительно принимаетъ видъ молока, получая при этомъ непріятный запахъ и прогорклый вкусъ -- въ такомъ состояніи она, понятно, уже негодна болѣе къ употребленію и въ такомъ видѣ именно прибываютъ содержащіе ее орѣхи въ порты Европы, подтверждая ошибку самаго названія.

Только-что снятый съ дерева, надлежащаго возраста, кокосовый орѣхъ срѣзывается у своего верхняго заостреннаго полюса ножомъ,-- мягкость еще не одеревенѣвшей стѣнки его это дозволяетъ. Теперь остается только разлить по стаканамъ воду, и все готово! На первый разъ слегка сладковатая жидкость кажется нѣсколько приторною, но замѣчательная свѣжесть, дающая чувство пріятной и столь желательной при томящей жарѣ прохлады, быстро миритъ съ этимъ неудобствомъ, тѣмъ болѣе, что прибавка одной или двухъ чайныхъ ложекъ портвейна, хереса или коньяку совершенно устраняетъ приторный вкусъ кокосовой воды, которая по своему содержанію сахара и бѣлка представляетъ собой не только средство для утоленія жажды, но до извѣстной степени и питательный матеріалъ вообще.

Цѣль моего посѣщенія Chassairiaux была его плантація такъ называемаго либерія-кофе. Кофе обыкновенно получается отъ растенія, извѣстнаго въ наукѣ подъ названіемъ Coffea Arabica, хотя родина его -- Абиссинія. Паразитный микроскопическій грибокъ, Hemileia vastatrix, въ настоящее время уничтожившій значительную часть кофейныхъ плантацій Цейлона, проникшій на Яву и Сингапуръ, является страшнымъ бичомъ плантаторовъ. Болѣзнь выражается появленіемъ на листьяхъ пораженныхъ растеній желтыхъ, впослѣдствіи чернѣющихъ пятенъ, въ которыхъ микроскопъ обнаруживаетъ присутствіе оранжевыхъ тѣлецъ, такъ называемыхъ споръ, служащихъ для размноженія паразита и его грибныхъ нитей. Пораженный болѣзнью кустъ теряетъ листья, почти перестаетъ цвѣсти, ягоды его сохнутъ и отпадаютъ задолго до созрѣванія, кустъ гибнетъ, зараза быстро охватываетъ всю плантацію, неизбѣжная участь которой -- полная гибель. Вотъ почему характерное названіе "кофейной чумы", противъ которой до сихъ поръ не найдено никакихъ средствъ, вполнѣ соотвѣтствуетъ печальной дѣйствительности.

Либерія-кофе, родина котораго западная Африка, въ странѣ того же имени (Либерія, какъ извѣстно, лежитъ въ 5--6° сѣв. широты, между Сіерра-Леоне и страною Ашанти), отличается несравненно болѣе крупными размѣрами самаго дерева, его листьевъ, цвѣтковъ и ягодъ и, что особенно важно, страдаетъ относительно мало отъ кофейной чумы. Кромѣ того, либерія-кофе отличается своими высокими качествами, какъ я въ томъ лично могъ убѣдиться на Явѣ и въ Сингапурѣ, продается всегда по высокимъ цѣнамъ, и въ настоящее время распространеніе его на Цейлонѣ, Явѣ и Сингапурѣ является вопросомъ дня, тѣмъ болѣе, что сладкую, богатую сахаромъ мякоть красно-бурыхъ ягодъ, вдвое болѣе крупныхъ, чѣмъ у кофе обыкновеннаго, прежде пропадавшую безъ всякой пользы при очисткѣ такъ называемыхъ "кофейныхъ бобовъ", т.-е. сѣмянъ, изъ которыхъ состоитъ продажный товаръ, теперь начали утилизировать для полученія виннаго спирта, столь дорогого и плохого вообще въ жаркомъ поясѣ. Неудивительно поэтому, что я съ живѣйшимъ интересомъ собирался осмотрѣть обширную плантацію либерія-кофе на Сингапурѣ.

Въ 9 часовъ утра выступили мы въ походъ на плантацію, раскинувшуюся по сосѣднимъ холмамъ и занимавшую нѣсколько сотъ акровъ. Былъ поданъ очень своеобразный экипажъ, нѣчто въ родѣ нашей старинной линейки, очень низкій на ходу и запряженный весьма почтеннымъ ветераномъ: крупнымъ австралійскимъ воронымъ конемъ. Консулъ, я и хозяинъ усѣлись какъ могли удобнѣе; послѣдній взялъ возжи; малаецъ въ саронгѣ, подавшій экипажъ, пошелъ позади и шествіе торжественно и медленно тронулось со двора. Дорога поднималась исподволь, но постоянно въ гору, по ровному зеленому лугу.

Естественные луга, въ нашемъ смыслѣ слова, въ тропикахъ восточнаго полушарія такъ же невозможны, какъ у насъ пальмы на открытомъ воздухѣ. Тамъ нѣтъ общественныхъ растеній вообще и нашихъ невысокихъ злаковъ въ частности, представляющихъ собою неизбѣжныя условія существованія всякаго луга. Въ садахъ ровныя зеленыя лужайки -- продуктъ посѣва райграса и нѣкоторыхъ другихъ травъ Европы. Естественно, что меня заинтересовало знакомство съ лугомъ Сингапура, несомнѣнно самороднымъ; я сошелъ съ линейки и встрѣтился съ явленіемъ, уже достаточно знакомымъ по Цейлону и Явѣ. Лугъ состоялъ изъ сплошныхъ массъ стыдливой мимозы (Mimosa pudica), нѣжнаго травянистаго растеньица, не превышавшаго здѣсь 30--40 сантиметровъ, съ его двукратно-перистыми листочками и небольшими головками розовыхъ соцвѣтій, которыя не-ботаники такъ охотно сравниваютъ съ кругло обрѣзанными розовыми шолковыми кисточками. Стыдливая мимоза -- дочь Бразиліи и Гвіаны, но она одичала и вполнѣ акклиматизировалась на Цейлонѣ, Сингапурѣ и Явѣ, занимая сплошными массами всякую сколько-нибудь для нея подходящую почву, съ которой вытѣсняетъ другія растенія.

Какъ извѣстно, она отличается необычайною раздражительностью лтстьевъ,-- раздражительностью, которая прямо пропорціональна силѣ солнечнаго освѣщенія и тепла; короче, растеніе является здѣсь несравненно болѣе чувствительнымъ, чѣмъ даже лѣтомъ въ нашихъ оранжереяхъ.

При малѣйшемъ прикосновеніи, не говоря уже о прямомъ давленіи, листочки, смотрящіе горизонтально въ стороны, складываются другъ съ другомъ и ложатся вдоль своихъ вторичныхъ черешковъ, тогда какъ общій первичный черешокъ листа, до сихъ поръ отстоявшій отъ стебля горизонтально, также обвисаетъ безпомощно прямо внизъ. Такое состояніе листа продолжается тѣмъ долѣе, чѣмъ сильнѣе было раздраженіе растенія; затѣмъ онъ мало-по-малу возвращается въ своему первоначальному положенію. Здѣсь одиночный опытъ ботаническихъ лабораторій съ мимозою повторяется вами въ грандіозныхъ размѣрахъ невольно. По мѣрѣ того, какъ вы идете по лугу мимозы, раздраженіе растеній ногами, тростями и зонтиками предшествуетъ идущему и передается растеніямъ сосѣднимъ. Быстрое складываніе листочковъ и опусканіе самыхъ листьевъ вызываютъ особые волнообразные переливы оттѣнковъ зеленаго ковра мимозы, которые до извѣстной степени напоминаютъ переливы волнуемыхъ вѣтромъ нашихъ полей только-что выколосившагося ячменя, ржи или пшеницы, съ тою разницею, что здѣсь явленіе это наблюдается при полной неподвижности подавляющей своею духотою атмосферы.

Рядомъ съ луговинами мимозы попадались участки, сплошь заросшіе бичомъ Сингапура и Явы, высокимъ, достигающимъ мѣстами до двухъ метровъ, жесткимъ, грубымъ и ни на что негоднымъ злакомъ, извѣстнымъ подъ туземнымъ названіемъ "алангъ-алангъ". Злакъ этотъ, ближайшій родственникъ сахарнаго тростника, называется въ наукѣ Saccharum (Imperata) Koenigi. Свойственный горнымъ мѣстностямъ Явы и Малакки, онъ неизбѣжно завладѣваетъ всякою воздѣлываемою и затѣмъ брошенною землею, поселяясь также и на мѣстахъ выжигаемыхъ лѣсовъ.

Алангъ-алангъ -- одна изъ величайшихъ бѣдъ земледѣльца этихъ странъ. Систематическія выжиганія не приносятъ пользы, такъ какъ далеко и глубоко расползающіяся подъ землею корневища даютъ обильные отпрыски, а мельчайшіе, снабженные волосками, плоды разсѣиваются повсемѣстно и на далекія пространства. Насколько безотрадными являлись участки земли, заполоненные алангъ-алангомъ, настолько привлекательны и красивы были правильные ряды кустовъ самой кофейной плантаціи, съ ихъ большими кожистыми, какъ бы лакированными листьями, бѣлыми, крупными, видомъ и чуднымъ запахомъ напоминавшими жасминъ цвѣтками и многочисленными, созрѣвающими и уже созрѣвшими, красно-буроватыми крупными ягодами.

На обратномъ пути пришлось пережить не особенно пріятный, но на Сингапурѣ весьма обычный эпизодъ.

Подъ вліяніемъ возростающаго жара -- было уже около 11 часовъ утра -- мы медленно подвигались въ своемъ низкомъ, оригинальномъ экипажѣ обратно къ усадьбѣ; вдругъ Chassairiaux быстро остановилъ лошадь. Въ двухъ шагахъ отъ нея медленно и лѣниво переползала дорогу почти черная "кобра", темная разновидность столъ страшной своимъ безусловно смертельнымъ укушеніемъ сѣрой очковой змѣи (Naja tripudians): "Attention, messieurs! Voilà le cobra noire qui passe; il n'aime pas à se voir déranger en chemin. Place, place à monseigneur!"

И вотъ, какъ бы въ подтвержденіе только-что сказаннаго, змѣя остановилась на дорогѣ и, медленно приподнявъ голову, стала смотрѣть на насъ. Кобра не была для меня, конечно, новостью: представленія заклинателей змѣй, гдѣ фигурируетъ именно она, успѣли надоѣсть въ свое время въ Коломбо и Канди; случалось также видѣть не разъ и только-что убитыхъ кобръ въ знаменитомъ ботаническомъ саду Цейлона, "Пераденіи". Но гамъ дѣло обстояло иначе: мертвыя, конечно, въ счетъ не шли, а живыя были совершенно безвредны; заклинатель змѣй, отправляясь на практику, дразнитъ предварительно посаженную въ закрытую корзинку змѣю, заставляя ее долго кусать подставленный клубокъ шерсти. Истративъ весь запасъ накопившагося въ железахъ ея зубовъ яда, змѣя на извѣстное число часовъ становится вполнѣ безвредною. Заклинателю путемъ эмпирическаго опыта хорошо извѣстенъ тотъ періодъ времени, въ теченіе котораго онъ можетъ безнаказанно продѣлывать со страшною коброю свои штуки, обвивать ею свою шею, прятать за пазуху и такъ далѣе. Не то было здѣсь: наши ноги находились менѣе чѣмъ на полъ-аршина отъ земли; кобра, очевидно, вполнѣ свѣжая, была въ двухъ шагахъ. Моментъ во всякомъ случаѣ непріятный, но все обошлось благополучно. Змѣя лѣниво и какъ бы нехотя переползла дорогу. Мы поѣхали дальше, вернулись въ усадьбу, поблагодарили хозяина и безъ всякихъ дальнѣйшихъ приключеній возвратились въ городъ.

Описаніе послѣдняго заключало бы въ себѣ, однако, существенный пробѣлъ, если-бы я не упомянулъ о его временныхъ, но тѣмъ не менѣе не особо рѣдкихъ посѣтителяхъ -- тиграхъ.

Такой случай произошелъ именно, среди бѣлаго дня, во второмъ часу пополудни, 23 марта 1891 года, какъ свидѣтельствуютъ сохраняющіяся у меня вырѣзки мѣстныхъ газетъ. Дѣло въ томъ, что на самомъ островѣ постоянно держатся одинъ или иногда нѣсколько тигровъ, переплывающихъ проливъ, который отдѣляетъ островъ Сингапуръ отъ материка Малакки километра на два. Тигры эти, между прочимъ, охотятся на домашнихъ животныхъ, преслѣдуя въ особенности собакъ, составляющихъ ихъ любимѣйшее лакомство. Собаки, въ свою очередь, страшно боятся тигра, почуявъ котораго поднимаютъ отчаянный вой. Вторымъ любимымъ лакомствомъ для тигра являются одиночно работающіе на плантаціяхъ китайцы, тогда какъ на индусовъ и малайцевъ нападенія случаются рѣже. Бродя по острову, тигръ часто подходитъ въ окраинамъ города. Густо заросшіе пустыри между отдѣльными рѣдкими зданіями служатъ ему хорошимъ прикрытіемъ и убѣжищемъ, откуда по временамъ онъ дѣлаетъ и болѣе дерзкія вылазки.

Результатомъ послѣднихъ бываютъ облавы мѣстныхъ немвродовъ-англичанъ. Большіе сборы, торжественныя приготовленія и солидная выпивка являются обыкновенно началомъ и конечнымъ исходомъ такихъ охотъ, потому что тигръ всего чаще благополучно уходитъ лишь подальше отъ города, или, въ крайнемъ случаѣ, переплываетъ обратно на Малакку, чтобы вернуться снова на островъ, какъ только прекратится обезпокоившій его безвредый шумъ охотничьяго похода.

Случай 23 марта 1891 года произошелъ при такихъ условіяхъ. На одной изъ окраинъ города, въ домѣ, принадлежащемъ одному англичанину, въ половинѣ 2-го часа дня собаки вдругъ подняли на дворѣ отчаянный вой, привлекшій на себя вниманіе малайца-водоноса. Войдя въ кухню, помѣщавшуюся въ нижнемъ этажѣ, водоносъ нашелъ въ ней вмѣсто повара тигра, который преспокойно, съ большимъ кускомъ мяса въ пасти, чинно и важно послѣдовалъ въ дверь мимо его и исчезъ, унося весь матеріалъ, предназначавшійся для обѣда семьи домовладѣльца.

Такой дерзкій поступокъ произвелъ общую сенсацію: мужчины заговорили объ облавѣ, дамы волновались въ виду слишкомъ сильно затронутыхъ интересовъ экономическихъ и даже личной безопасности.

Бесѣдуя по этому случаю по своимъ поваромъ-китайцемъ о необходимости соблюденія извѣстныхъ мѣръ предосторожности и указывая ему на всю ихъ важность, такъ какъ домъ, посѣщенный тигромъ, находился очень недалеко отъ жилища нашего консула, Б. О. В -- а получила, однакоже, слѣдующій характерный отвѣтъ: "Я три года служилъ тамъ поваромъ и каждый годъ, одинъ разъ по крайней мѣрѣ, приходилъ туда тигръ: онъ привыкъ къ дому, вотъ и все; а въ намъ, не безпокойтесь, не пойдетъ, да и вы бы такъ объ этомъ не тревожились, если-бы подобныя извѣстія каждый разъ попадали въ газеты!"

Этимъ характернымъ эпизодомъ городской жизни закончу я мои воспоминанія о Сингапурѣ.

Владиміръ Тихомировъ.

Москва.

"Вѣстникъ Европы", No 8, 1894

http://az.lib.ru

OCR Бычков М. Н.

Оставить комментарий Тихомиров В. А. (bmn@lib.ru) Год: 1894 Обновлено: 12/04/2011. 130k. Статистика. Описание: Путешествия, Этнография Воспоминания из кругосветного плавания	Скачать FB2 Ваша оценка:
Аннотация: Очерки и воспоминания кругосветного плавания

Тихомиров В. А. Сингапур

Тихомиров В. А.
Сингапур