Выступление Маяковского с чтением "газетных" стихов и докладов "Левее Лефа", вызвало повышенный интерес.
Этот "интерес" сам Маяковский определил так: "Бульдоги, шавки и болонки критики прибежали сюда для того, чтобы послушать, как я буду ругать своих товарищей. Этого делать я не буду. Наоборот - подтверждаю, что лефовцы были и остаются самой квалифицированной силой на культурном фронте".
Характеризуя общее состояние "фронтов" и "флангов", Маяковский объявил, что все литературно-художественные группировки, в том числе ВАПП и ЛЕФ, утратили свое значение, так как "сражаться более не с кем"...
Процитировав свои давние строки:
"Дралось некогда греков триста
Сразу с войском персидским всем.
Так и мы. Но нас, футуристов,
Всего, быть может, только семь.
Маяковский констатировал, что "персы, как водится", "обошли стороной", а "греки" остались около пустой "фермопильской щели".
Новые пришлые люди в искусстве тоже понастроили себе "щелей" против "воображаемых персов". Это - эстетические группировки послелефовской формации.
Не пытаясь более конкретно дать картину современных группировок, Маяковский указал, подчеркнув несколько раз, что "персов нет" и потому "щелей не нужно".
Единственным конкретным носителем зла оказался "А. М. Эф.", т. е. Абрам Маркович Эфрос, как олицетворение эстетизма. Выводом из отсутствия "персов" и присутствия на вражеской стороне одного "А. М. Эф." - явилось утверждение Маяковского о том, что никаких группировок теперь не нужно, и потому он прекращает Леф.
Отрицательное отношение Маяковского вообще к литературной партийности, очевидно, не требовало дальнейшего оправдания принципов. Он ограничился призывом к работе "вместе с хозяйственными учреждениями страны и на производствах".
Этот лефовский лозунг Маяковский провозгласил в связи с тем, что другие лефовские лозунги негативного характера - он считает устаревшими.
"Я амнистирую Рембрандта", "я говорю - нужна песня, поэма, а не только газета", "не всякий мальчик, щелкающий фотоаппаратом - лефовец" и т. д.
В заключение надо добавить следующее - так как Леф никогда не превращал в догмат таких вещей, как отрицание классиков, утверждение газеты, работы над фото, а мыслил их только в диалектическом плане, возможно, что аудитория многого в теоретической части беседы не доуяснила и вынесла ряд голых утверждений, давая им такое истолкование, которое в намерения Маяковского даже не входило.
Источник текста: Терентьев И. Маяковский "Левее Лефа" [cтатья] // Новый ЛЕФ. 1928. N 9. С.47-48.